Кто-то объяснил Ксапе, что ее имя значит. На меня дуется. Но я-то тут причем? Сама же не захотела Ом-Ксаной зваться. Сама на Ксапу отзываться начала. Так ей и говорю.
— Да что я тогда в вашем языке понимала? Ты должен был отстоять мою девичью честь. Постой! — замирает вдруг моя ЛЮБИМАЯ. — Это Верный Глаз придумал?
Что остается делать? Я киваю.
— Ну все!!! На этот раз он ДОИГРАЛСЯ! — подхватывается Ксапа. — Где ты, волчий ребенок?!! Как ты смел меня хулиганкой окрестить?! Я тебе уши оторву — и скажу, что так и было!
И начинаются тут ГОНКИ ПО ПЕРЕСЕЧЕННОЙ МЕСТНОСТИ. Общество в лежку лежит. Верный Глаз зигзагами по хызу носится, Ксапа — за ним. Охотники гадают, догонит, не догонит, советы дают.
— Стой, ботан недоделанный! Все равно догоню! — кричит Ксапа. Загоняет Верного Глаза в угол. Тот ладошки перед собой выставляет — как Ксапа, когда провинится. Ксапа кулаки в бедра упирает, много чего ему говорит, пару раз замахивается, будто подзатыльник хочет дать. Верный Глаз
пригибается, словно боится. Дурачатся, народ веселят. В общем, успокоился я за них. Помирились. А то все боялся, что встретит Ксапа его в лесу — и карачун парнишке устроит.
Дни совсем короткие становятся. Холода подобрались. Кто раньше у окон место выбрал, теперь жалеют. Холодно у окон, несмотря на ДВОЙНЫЕ РАМЫ. Сильные постепенно сгоняют тех, кто послабее из темных, но теплых углов. Бывает, до драк доходит. Я Ксапе говорю, чтоб не вмешивалась. Потому что это порядок. Кто сильнее, того слушаться должны. Ксапа обещает… Но когда бабу с ребенком кто-то прогнать хочет, все равно вступается. Якобы, за ребенка. Охотники отступают. С одной стороны, Ксапа как бы и права. С другой — все видели, какова она в ярости. Если медведица медвежонка защищает — ее лучше стороной обойти. Да и много ли чести — с бабой драться?
А Ксапа даже не смотрит, сколько у бабы полосок. Что одна, что три — ей без разницы. Прав был Головач, что нашу жизнь перевернет. Старики не помнят такой зимы. Чтоб тепло, чтоб сытно, чтоб три охотника общество прокормить могли, и все по вечерам детские сказки слушали.
Кто сказки рассказывает? А сами догадайтесь. Но в этих сказках много-много незнакомых слов. Ксапа их по несколько раз объясняет. Малышня на лету схватывает, бабы у детей переспрашивают. Охотникам хуже всех. Но в разговорах уже половина слов — от чудиков. А когда Ксапа заканчивает
сказку, вся малышня В ЭКСТАЗЕ. Но Ксапа неумолима: «Завтра, мои хорошие. Наступила ночь, и Шахерезада прекратила дозволенные речи. А сейчас — спать.
А с другой стороны, что сытно живем, в этом ксапиной заслуги нет. И неизвестно еще, что через пару лет будет. Что тепло — это да. Это ее придумка. Но и раньше от холода не умирали. Пока голод не начинался… Истории старики тоже любят рассказывать. У некоторых так же складно, как у нее получается. Правда, никто не знает столько историй, сколько Ксапа.
Зато теперь я знаю, какой это труд — сочинять истории. Ксапа полночи СЮЖЕТ АДАПТИРУЕТ. Бормочет что-то, сердится, потом меня тормошит и рассказывает ЧЕРНОВОЙ ВАРИАНТ. Я о непонятном спрашиваю, Ксапа объясняет
и РЕДАКТИРУЕТ историю. После этого засыпает. Зато я ворочаться начинаю. Пытаюсь представить, во что эта сказка завтра переродится.
Коротки дни зимой. Кто оружие правит, кто одежду чинит. А и то не хватает дел занять себя на весь день. Только у Ксапы работ невпроворот. Со старухами нам, охотникам косточки перемыть. Молодых девок обучить МАССАЖ делать. С Мудром о чем-то пошушукаться. Беременных баб навестить. С малышами в РАЗВИВАЮЩИЕ игры поиграть. Мне на жизнь пожаловаться. Деревяшки какие-то постругать. Пошушукаться с девками, которые к ней за советами бегают. Опять мне на жизнь пожаловаться. А когда темнеть начинает, «спокойной ночи, малыши» ЭКРАНИЗИРОВАТЬ.
— Зачем ты на старух время тратишь? — спрашиваю я. — Все равно ведь по-своему делаешь.
— Это ПОЛИТИКА, — отвечает Ксапа. — Я ведь у вас пришлая. Мне нужны авторитет и поддержка МАСС. Они и есть эти самые МАССЫ. Когда я с ними советуюсь, получается, что я их уважаю. За это они меня уважают. Другие видят, что я с ними советуюсь, и то, что я делаю, как бы с разрешения всех мудрых женщин исходит. ПОЛИТИКА…
— Из них мудрая только Старая. Остальные сварливые да крикливые.
— Сварливые… — соглашается Ксапа. — Зато, когда я запретила гадить в хызе, все меня поддержали! Давай, я тебе спинку помассирую.
А сама ЗАНАВЕСКИ из шкур задвигает.
— Давай! — соглашаюсь я, скидывая ДУБЛЕНКУ. И как только она начинает массаж, резко переворачиваюсь, хватаю ее за ТАЛИЮ и бросаю на шкуры. Ксапа повизгивает, а я расстегиваю на ней ПУГОВИЦЫ. Каюсь, неправ был.
ПУГОВИЦЫ — очень полезное ИЗОБРЕТЕНИЕ.
— Молодой ЧЕЛОВЕК, что вы делаете? — визжит Ксапа.
— Моя твоя не понимать. Моя делать массаж.
— Ах, вы умеете делать массаж?
— Моя не уметь, моя только учится.
— Ой! Но, молодой человек, массаж делают руками…
И тут нас прерывают. Убить за такое мало!!!
Но суматоха в хызе поднимается изрядная. Натягиваем одежки, сдвигаем ЗАНАВЕСКИ.
— Что случилось? — спрашиваю я.
— Охотники степнячку привели, — объясняет Мечталка.
— Откуда здесь степнячка?
— С перевала.
Ну да, откуда же еще?
Ксапа расталкивает столпившихся, командует зычным голосом:
— Лава, Туна, сюда!
Две степнячки из наших пробиваются к ней, помогают тащить гостью на лежак. Гостья, как в хыз вошла, в ОСАДОК выпала. То ли жива, то ли уже не совсем. Ксапа укладывает ее на теплый лежак, вытряхивает из одежек, растирает замерзшие руки-ноги. Любопытные охотники толпятся вокруг,
советы дают, бабу обсуждают. Ксапа рычит на них.
А что, неплохая баба к нам забрела. Сильная, широкой кости. Ростом, может, лишь на чуть Ксапе уступает. А может, и нет. Исхудала только страшно. И сиськи с ксапиными не сравнить. У Ксапы тугие, упругие. А у этой — болтаются туда-сюда.
Старая охотников расталкивает, за ней Мечталка с горшком горячего бульона. Прислоняют бабу спиной к печке, в шкуры закутывают, бульоном отпаивают. Степнячка то и дело кашлем заходится.
Напоили, расспрашивать начали. Выяснилось, что никто ее языка не знает. Я еще замечаю, что наши степнячки, как ее говор услышали, мрачнеют, в угол забиваются шушукаются между собой. Наши все мелкие, а эта рослая, в плечах широкая. Догадаться можно, что она издалека к нам попала.
Ксапа из шкур и жердей у печки теплый шалашик сооружает и новыми словами ругается. Только и слышно — ОЭРЗЭ да ПНЕВМОНИЯ. Бабы ей помогают. Охотники расходятся. Те, что степнячку привели, вновь на охоту уходят. Старые женщины лечебные травы в кипятке заваривают. Я хочу со степнячкой
поговорить, зову Лаву. Лава мне неприличные слова говорит. Баламут это слышит, оплеухой ее с ног сбивает. Хватает за волосы, швыряет мне под ноги. Зарвалась девка. Три полоски — а на охотника рычит.
Волоку Лаву за шкирку к шалашику, что Ксапа соорудила. В нем очень тепло, но душновато и темно. Степнячка лежит, шкурами укутана, Ксапа ей лоб щупает. Объясняю, зачем пришли.
— Боже мой! У нее ТЕМПЕРАТУРА ЗА СОРОК. Завтра приходи, — сердится Ксапа. Да я и сам вижу, что степнячке не до разговоров.
И ЧАСА не проходит, как охотники вновь возвращаются. Опять без добычи, но с ними трое заречных охотников. Суета начинается. В оба камина дров подбрасываем, чтоб светлее было. Уважаемые в круг усаживаются, гостей усаживают, по большому куску вареного мяса в глиняных мисках дают. В кружки травяного отвара наливают. Всем любопытно и тревожно. Но сначала гостей накормить полагается, разговоры потом.
Да и гости не простые. Медведь — второй человек в Заречном обществе. С ним двое лучших следопытов. Очень сильные охотники, если зимой, по глубокому снегу перевал прошли.
Охотники съедают мясо, съедают добавку, от второй добавки отказываются, сытно рыгают и приступают к делу.
— Осенью, когда вы уже из горелого леса ушли, — начинает Медведь, — к нам степняки заглянули. Девок на шкуры и мясо меняли. Девки не ихние, пришлые. Хорошие девки, но очень строптивые. Степняки говорят, чужие племена с восхода солнца идут, их земли занять хотят. Вот степняки у них девок и отбили. Много девок, девки сильные, непокорные. Степняки жалуются, им столько не удержать. Бегут при первой возможности, стоит на миг глаза отвести — бегут… Вот они и решили, пока все не разбежались, на мясо и
шкуры их обменять.
А у нас, вы знаете, три зимы назад голод был.
Мудр кивает. По рядам слушателей шумок проходит. Все тот голод помнят. Заречные тогда своих девок, совсем юных, всем предлагали. Только бы с голоду не померли. И степнячек всех раздали. С той зимы в нашем обществе у каждого охотника, считай, по две бабы. И это несмотря на то, что наши девки к Заречным уходят. И половина их баб весной, когда голод
спал, к своим вернулась. Мы держать не стали. Но все равно, у Заречных баб меньше, чем охотников. Хотя у степняков баб еще меньше.
— Три ночи назад, — продолжает Медведь, — лучшая баба сбежала. Я за нее лося степнякам отдал, сыновьям бабу дал, чтоб у них сильные, здоровые дети были. А они молодые, недоглядели… Три дня мы по следам за ней идем.
— Что вы хотите с ней сделать? — неторопливо спрашивает Мудр. Медведь переглядывается со своими следопытами.
— Да ничего такого… Проучим, чтоб неповадно бегать было, и в общество вернем. Очень уж баба статная. Я же говорю, хочу, чтоб сыновьям детей рожала.
В тяжелое положение попадает Мудр. Что бы ни сказал, то ли бабы, то ли охотники недовольны будут. Но тут в центр круга Ксапа пробивается. Я со стоном и за голову хватаюсь.
— Уважаемые охотники, — начинает Ксапа, — вы три дня и три ночи шли по нашей земле.
— Мы шли по вашей земле, но мы не охотились на вашу дичь, — вставил Медведь.
— Вы долго шли сквозь зимний холод, устали и проголодались, — продолжает Ксапа. — Мы встретили вас теплом и сытной едой. Пока вы наши гости, мы будем защищать вас от любых врагов. Так велят законы
гостеприимства той страны, откуда я родом.
Охотники насторожились. Вроде, Ксапа все правильно говорит. В чем подвох?
— Степнячка три дня сквозь снег и ветер пробивалась. Мы встретили ее теплом и сытной едой. Так же, как и вас. Вы долго шли, но опоздали. Вы не смогли ее догнать. Она пришла первой. Сейчас она под нашей защитой. Я сказала.
Тишина наступает. Нехорошая такая тишина. Никто не хочет ссориться с Заречными из-за степнячки. Но что делать после слов Ксапы?
Заречные тоже не знают. Руки оружие нащупывают. Чувствую, еще немного — и до смертоубийства дойдет.
— Охотники, — говорю, — сегодня степнячка под нашей защитой. Но подождите три-четыре дня. Она помрет, и мы отдадим вам ее тушку. Делайте с ней что хотите.
Таких круглых глаз я ни у кого еще не видел.
— Что ты сказал? — медленно поднимаясь, спрашивает Медведь.
— Да болеет степнячка ваша. Умрет скоро. Если попрощаться хотите, то сейчас самое время.
Я все верно смозговал. Степнячка, может, на самом деле сознания лишилась, а может, спит без задних ног. Но добудиться ее заречные не смогли.