Лето как-то внезапно наступило. Целую неделю хмурая погода стояла, дождик моросил мелкий, холодный, как осенью. А потом вдруг тучи разошлись — и уже лето! Тепло, листья на деревьях, трава новая, зеленая, а не пожухлая, прошлогодняя. Ксапа вновь повеселела. Ребятня опять за ней хвостом бегает. То и дело откуда-то доносится; «За мной, БАНДАРЛОГИ!»
И счастливый детский визг. А сама Ксапа уже ничем от наших женщин не отличается. Одежка такая же, волосы так же перевязывает. Только ходит красиво, спину держит красиво, голову держит красиво, под ноги не смотрит, вдаль смотрит. Зато спотыкается часто. Наши женщины так гордо не ходят.
под ноги смотрят. А Ксапа — только вперед, по другому не умеет.
Я удивительное подмечаю. Ребятишки на странном языке говорят. Слова, вроде, наши, но они к словам концы из языка чудиков приделывают. Я их легко понимаю, сам так говорю, а старики ругаются. Ксапе говорю — носик морщит:
— В вашем языке времен нет. Одно настоящее, — говорит. — Не того я хотела. Но все лучше, чем ничего.
Охотники за перевал идут, горелый лес проверяют. По гарям трава расти начинает. Но зверья еще мало. Заречные говорят: «Мы на вашу землю не ходим. Зачем нам по вашей земле ходить, все равно зверя нет.» Говорят, в этом году девками со степняками меняться будут. Им со степняками теперь дружно жить надо. Мы далеко, а без нашей помощи от них трудно отбиться. Лучше мирно жить. Степняки тоже хотят с Заречными мирно жить, им чубары докучают.
Охотникам опять нужно через день на охоту ходить. Зимой раз в неделю ходили. Привыкли за зиму к холодильнику. К хорошему быстро привыкаешь… Уважаемые люди ГРАФИК составили. Ксапа его на стенке нацарапала. Теперь охотники к ней ходят, спрашивают, кто когда. Некоторые сами разобрались, пальцем по стенке поводят — и знают, когда их очередь. Ксапа показала, где закорючками мое имя нарисовано, я рядом клык нарисовал. Тоже знаю, когда нам с Ксапой идти.
— … А-а-а! — негромко, но с отчаянием кричит вдруг Ксапа. Я резко разворачиваюсь, перехватывая копье. Прижав кулачки к вискам, Ксапа смотрит в небо над моей головой и кричит. Жалобно и тихонько. Я опять разворачиваюсь. Так резко, что даже шея заболела. В небе летит волокуша.
— Догоним? — спрашивает Фантазер. Ворчун ничего не говорит. Только стучит костяшками пальцев сначала по древку копья, потом себя по лбу.
— Без шансов, — обреченно произносит Ксапа. — Южный склон они уже проверили, а я их пропустила. Теперь снимут северо-восточный склон, там должны быть выходы полиметаллических руд — и уйдут… На годы!..
— Я догоню.
— Клык, им двух часов хватит, а тебе полдня хода.
Но я уже не слушаю. Сбрасываю тушу оленя, все лишнее бросаю, куртку бросаю, одно копье оставляю — и бегу. Сначала спокойно, чтоб втянуться. Но постепенно набираю скорость. Что такое час, Ксапа объясняла. Но сколько это на самом деле, я представляю плохо. Зато помню, сколько мы пережидали
чудиков у перевала в прошлый раз. Не так и много, если прикинуть, куда мне бежать… Ритм. Главное — ритм! Войти в ритм — и можно гнать стадо весь день… Как волки. Пока старые и слабые животные не начнут отставать. Размеренно и равномерно… Какое, гнилой корень, равномерно, когда на
сопку надо карабкаться!!! Да и нету у меня дня. Два часа всего, сколько бы это ни было… Мох камни покрывает. В таком мху оступиться и ногу сломать — как нечего делать… А главное, зачем бегу? Догоню чудиков, Ксапа с ними уйдет — с кем останусь? Со старой брюхатой Жамах? Дурак я, ой дурак… МИКРОЦЕФАЛ, умом ущербный…
— Акаайо, — потребовала заглянувшая в дверь женщина. Он встал, склонил голову. Прошел за ней по коридору в пустую комнату, сел на предложенный стул. Выдержал долгий взгляд в глаза, пока женщина сама не отвернулась. Задумчиво выбила сложный ритм на отозвавшемся дребезжанием столе. Акайо чуть склонил голову к плечу, не понимая: она специально показывает, что ей неловко или это тоже некомпетентно?
— Меня зовут Ваарта К’Тар, старший агент СКЧ, — наконец представилась женщина. — Так как вы покидаете границы Эндаалора, я должна задать вам несколько вопросов.
Акайо кивнул. Назвал своё имя и возраст, когда и почему оказался в Эндаалоре, когда был продан Таари, для чего возвращается в Кайн, подтвердил, что осознает риски. Говорил об этом спокойно, словно на ежегодной переписи, когда армия чиновников смешивается с армией солдат и расспрашивает, расспрашивает, расспрашивает…
«Верным слугам Императора нечего бояться» — говорил командир, а потом повторял сам Акайо. Но многие всё равно боялись.
Женщина отложила планшет, вздохнула, глядя на него, словно ждала чего-то. Сказала:
— Мы подозреваем, что ваша хозяйка злоупотребляет своим положением.
Помолчала, давая ему время. Акайо смотрел на неё, даже не пытаясь изобразить удивление — должны они, дыра их возьми, разбираться в том, что для кайнов бесстрастное выражение лица является нормой?
Не дождавшись ответа, Ваарта продолжила раздраженно:
— Она когда-либо принуждала вас к чему-то против вашей воли?
Акайо моргнул, судорожным усилием удерживая маску, не позволяя глазам изумлённо округлиться. Свиток, когда-то и без того разнесший в клочки его мироустройство, разворачивался в голове, записи смешивались, распадались на буквы, как бывает, когда что-то перестает работать в планшете.
Что вообще значило рабство, если их даже принуждать нельзя было ни к чему?..
От него ждали ответ. Определенно не этот.
— Нет, — он сглотнул, пересохшее горло больно царапнуло. В груди поднималась детская, неразумная обида — почему он этого не знал? Почему повседневная жизнь в Кайне такая, что до сих пор один-единственный вопрос может перевернуть всё в нем с ног на голову?
Ему протянули стакан воды, Акайо отпил несколько глотков. Ваарта смотрела на него недовольно.
— Вы влюблены в свою хозяйку?
Он помедлил. Поднял на неё взгляд:
— Это имеет отношение к цели допроса?
— Если вы правда испытываете к госпоже Н’Дит сильные чувства, она могла злоупотребить вашей привязанностью, — удивительно казенным, словно императорские чиновники, языком, сообщила Ваарта.
— Она этого не делала, — Акайо снова опустил голову. Сложил руки на коленях, незаметно успокаиваясь.
— Она подарила вам одного из своих рабов, верно?
— Да.
— Как это случилось?
Акайо помедлил. Судя по всему, рассказывать правду не стоило, она могла навредить и Таари, и, даже в большей степени, Джиро. Однако лгать, не подготовившись, было опасно — их версии наверняка разойдутся.
— Я могу не отвечать?
Ваарта недовольно кивнула, порывисто села на корточки рядом, взяла за руки, заглядывая в глаза снизу вверх.
— Пойми, Акаайо, служба контроля человечности создана для вашего блага. Мы заботимся о том, чтобы права каждой личности, вне зависимости от её статуса, соблюдались в должной мере, чтобы хозяева не превышали прописанных в договоре полномочий. У нас уже были сомнения насчет вашей хозяйки, когда ошейники, в том числе твой, подавали двойственные сигналы. Однако нас убедили, что всё в порядке, просто ты и ныне принадлежащий тебе раб немного увлеклись.
Сохранить спокойное лицо было сложно. Поэтому он просто сказал:
— Акайо, — посмотрел в недоумевающее лицо, пояснил: — Меня зовут Акайо. Удвоенная гласная — ошибка в документах. И отпустите мои руки, пожалуйста.
Ваарта только разочарованно покачала головой, встала. Переспросила безнадежно:
— И в Кайн ты едешь добровольно?
Он кивнул. Помедлил. Спросил, не дождавшись следующего вопроса:
— Я могу идти?
Она разрешила.
Коридор встретил его белыми стенами, мигнула лампа под потолком. Наверное, она застала их поражение в бою.
Но теперь она видела и его победу.
В дверях он разминулся с Джиро, скользнул развернутой ладонью по руке. Тот прошел мимо, подняв голову даже выше, чем обычно. Акайо сел рядом с Таари, вспоминая глупый детский жест — скрестить пальцы, чтобы всё прошло хорошо. Он не сомневался, что Джиро не станет специально вредить им, но он мог ошибиться, особенно если Ваарта спросит про тот раз.
«Переборщили». Такой оригинальной формы почти правды никто из них не смог бы придумать.
Однако вопреки всем опасениям, Джиро вернулся со спокойным лицом, а следом за ним зримым подтверждением успеха вошла недовольная Ваарта. Вопросительно уставилась на Маала, тот ответил вслух:
— Всё законно. Договоры подписаны, а до сегодняшнего дня их действия укладывались в права посредника и добровольное сотрудничество.
— Ясно, — отрывисто сказала Ваарта. Очень официально обратились к Таари: — Приносим свои извинения за задержку, однако таков порядок.
Та зубасто улыбнулась:
— СКЧ всегда на посту, я даже не сомневалась.
Встала стремительно, будто сорвавшийся с нити воздушный змей, велела:
— Идёмте. Разгружаем машину и выходим к границе.
***
Уже в лифте Таари вдруг изменилась в лице, зажмурилась. Казалось, она стремительно решает какую-то неизвестную проблему. Они проехали пару этажей, прежде чем она кивнула самой себе, велела:
— Начнете разгрузку сами. Я выясню, где здесь парикмахерская.
В самом деле, они же должны были подстричься. Хорошо, что лаборатория в самом деле была похожа на крепость, обеспечивая работников самым необходимым.
Они решили начать с паланкина, но процесс сборки быстро застопорился. Разложенные на темном полу части выглядели так, словно к одной балке почему-то предполагалось крепить сразу две корзины. Первым осенило Рюу:
— Да он двойной! Давайте сначала соберем маленький, вокруг него большой, а потом балку приделаем.
Стоило начать, и тут же нашлись кажущиеся до того случайными завязки, позволявшие крепить стены друг к другу, сошлись идеально подогнанные опоры. Теперь Акайо понял, где Таари собиралась спрятать всю технику, которую должна была взять с собой — в простенках.
Они как раз заканчивали, когда Таари вернулась.
— У них затянувшийся отпуск, внутренние аллеи ещё ремонтируют. Так что, — она помахала чем-то похожим на короткую красную палку, — стричь я вас буду самостоятельно.
Акайо наконец понял, что было у неё в руках — такая же машинка, какими пользовались в парикмахерской, куда они заезжали перед защитой. Тогда он отстоял свое право на длинные волосы. Сейчас…
Таари бросила взгляд на Иолу, чья недавно лысая макушка уже покрылась коротким пухом, что-то подкрутила на машинке. Позвала:
— Акайо, ты первый.
Он подошел. Сел на пол. Над головой зажужжало это издевательство над искусством цирюльников, холодная полоса прижалась к затылку. Скользнула вверх. Акайо почувствовал, как сыплются за шиворот остриженные пряди, потянулся коснуться головы. Волосы, такие короткие, что больше напоминали шерсть зверя, щекотали ладонь.
Когда-то это ощущение пугало, говорило о том, что все кончено, что его жизнь должна была прерваться, но вместо этого продолжилась иным, совершенно невероятным образом.
Теперь он знал — они отрастут. Это было так же очевидно, как то, что солнце встает на востоке. Сколько бы раз их не срезали, волосы отрастут. А жизнь лучше смерти. А поражение не значит бесчестия и иногда даже не значит проигрыш. Иногда поражение это и есть победа.
Таари закончила его стрижку, принялась за Наоки. Акайо встал, вернулся к рюкзакам. Поймал недоверчивый взгляд Джиро, улыбнулся ему, но не нашел слов. Это было не то понимание, которым можно поделиться с другими.
***
Вскоре длинноволосыми осталась только сама Таари и Тэкэра. Вещи разобрали, перепаковывали рюкзаки так, чтобы ничего твердого не кололо спины, когда Таари, настроив спрятанные между стенами паланкина батареи, выпрямилась.
— Подойдите ко мне все.
Едва заметно улыбаясь, дождалась, пока они отвлекутся и окружат ее полукругом. Шагнула к Тетсуи, протягивая руки к его горлу. Тот инстинктивно отшатнулся, вжимая голову в плечи, но тут же замер. Позволил осторожно обхватить себя за шею. Видно было, как прокатился под длинными пальцами кадык, Таари чуть прищурилась, блеснули глаза… Но тут же прикрылись веками. Она отступила к машине, бросила на заднее сидение тонкий ремешок.
— Следующий.
Тетсуи растерянно потирал кожу, где на месте ошейника едва заметно белела незагоревшая полоса. Рюу поспешно бросился к Таари, она улыбнулась, нарочито медленно положила руки ему на горло. Он, кажется, вовсе не дышал, пока её пальцы скользили по ошейнику, расстегивая замок.
Кольцо медленно стянулось в очередь, замешкавшийся Акайо оказался последним. Смотрел, как замирают под дарующими свободу руками Кеншин, Иола, Наоки. Как Таари смеется и тянет за ухо Джиро, требуя наклониться к ней, как он подчиняется, вынужденный перестать гордо держать спину, и вдруг начинает мелко дрожать, когда её пальцы смыкаются на его шее.
Наконец, шагнул к ней сам. Порывом опустился на колени, скорее почувствовал, чем услышал её вздох. Прохладные ладони скользнули по коже, плотно сомкнулись на горле. Чуть сжали на миг, не перекрывая дыхания, но давая почувствовать беспомощность. Отпустили. Ошейник, ставший привычным настолько, что ощущался частью собственного тела, висел теперь меж её пальцев, похожий на погибшее живое существо.
Акайо невольно коснулся освобожденной шеи, поднял взгляд. Встал, не отводя глаз от безмятежно спокойного лица Таари, низко поклонился.
Отсутствие ошейника ничего не меняло. Это было даже странно — словно они уже оказались по ту сторону границы, в Кайне, где данное слово надежней любых кандалов.
— Вот и все. Осталось переодеться, и мы станем идеальными кайнами.
Таари нырнула в салон, захлопнув за собой дверь. Акайо усилием воли отогнал видение того, как она сейчас расстегивает блузку, снимает тонкие колготки, смотрит недовольно на разложенное на сидениях кимоно…
Отогнал ещё раз. Обернулся к своей одежде, взялся переодеваться. К собственному удивлению не запутался в ставших неудобными широких штанинах, запахнул короткую верхнюю рубашку, привычно затянул пояс. Тут же, тихо помянув предков, взялся распутывать сложный узел — генеральский, указывающий на высокое положение в армии едва ли не верней нашивки.
Щелкнул замок двери, Акайо обернулся и замер, забыв, как дышать.
У женщины, раздраженно одергивающей простое серое кимоно, была прозрачная кожа гейши, длинные ладони ученого и ступни воина. Он привык думать, что она совсем непохожа на имперских женщин, он знал, что таких в империи просто не бывает, а сейчас видел, насколько ошибался. Как много решало даже не поведение — всего лишь одежда. Широкий воротник и высоко поднятые волосы вдруг подчеркнули округлость лица, форму глаз и губ. Во всем этом сквозило нечто чуждое, беспокоящее, словно дрожь листвы на краю зрения, но в то же время очевидно было — никто не заподозрит в ней жительницу вражеской страны.
Прежде похожесть отступала на второй план за манерами, одеждой, ростом и коричнево-рыжим цветом волос, но Акайо вдруг понял, что всегда видел её. Просто не верил, не знал, куда смотрел. Раньше в глаза бросалась инакость, теперь напротив, но при этом Таари всегда была и тем и другим. Женщиной, которая могла бы стать матерью обеих стран.
Почти все киборги собрались в кабинете (Грета лежала под капельницей), кто-то сел за стол, остальные на диван, Василий нарезал торт и разделил на всех пироги, Рина почему-то была не настолько радостна, как хотелось бы, но пирог съела и чаю выпила. Когда Лида убрала со стола, Рина спросила:
— И часто здесь… такие застолья? С киборгами и пирогами?
— Реже, чем хотелось бы. Примерно раз в месяц. Но, если ты не хочешь работать с киборгами, ОЗРК готово выкупить у музея Аслана и Грету. Но с кем останешься? Придётся нанимать вместо двух DEX’ов человек восемь охранников… именно столько, охрана круглосуточная… и двоих или троих пенсионерок. Потому, что для не-пенсионера слишком мала зарплата, а по инструкции лаборантка не должна делать уборку, а уборщица не должна касаться предметов. И ты вынуждена будешь слушать их болтовню вместо работы и отвечать на бесконечные расспросы о семье. И не факт, что они не будут рассказывать всем знакомым о тебе и о том, что-где-как хранится в хранилище. И будешь знать все идущие сериалы. Меня, например, абсолютно не интересует, что сказала Луиза-Фернанда Карлосу или Санчесу. Киборги в этом плане намного лучше. И не болтают лишнего, и на работе круглые сутки. Попытайся это понять и обращайся с ними по-человечески… я буду проверять, как сотрудник ОЗРК я имею на это право.
— Если бы точно знать, что они разумные… было бы проще… — замялась Рина и попыталась объяснить, — в нашем отделе разумных нет…
— Проще? Если только в плане общения. Это да. Пойми одно. Киборгов делают сразу взрослыми и сразу бросают в жизнь в качестве рабов. Идеальные солдаты, идеальные любовники… идеальные рабы. Процессор и импланты. Любое развитие мозга пресекается при тестировании… и киборгов, проваливающих тесты, просто уничтожают до продажи… если только не делают их разумными заведомо. Да, делают… «живых» киборгов покупают на пытки. И ОЗРК с этим борется всеми силами. Разум просыпается у киборгов не одинаково и не одновременно… если интересно, заходи в офис, пообщаешься с ребятами. Офис открыт круглосуточно. И ещё запомни… если оставишь здесь киборгов, дай им возможность учиться и развиваться. Пусть смотрят мультфильмы или играют… хуже от этого не будет. Детство надо отыгрывать… хоть так. А разумные в научном отделе… были. Триша разумен, но теперь далеко… и Динара разумна, и тоже далеко. А теперь немного поработаем.
Нина открыла на терминале папку с описями. Вообще-то Опись одна. Но она такая огромная, что для удобства пользования сделана копия и поделена по видам предметов по материалу (глина, дерево, кость, пластик и т.д.), месту изготовления, времени изготовления и – если есть информация – по мастерам.
— Это Лиза сделала из копии основной Описи несколько небольших описей по разным видам предметов и по мастерам, эти предметы изготовившим, с полной информацией о каждом предмете, — объясняла она Рине особенности ведения фондовой документации, — кроме этого, информация по каждому предмету заносится в КАМИС…
В конце рабочего дня Нина проверила состояние Греты – регенерация шла полным ходом, но, хотя до полного выздоровления было далековато, Лида заверила, что и при тринадцати процентах функциональности охранять кабинет Грета в состоянии – и потому разрешила Василию лететь с Грантом в снятую для них квартиру.
Василий узнал от Зои о состоянии Тамары Елизаровны – не инфаркт, но очень близко к нему, и она написала заявление на увольнение по состоянию здоровья. И оно пока не подписано директором.
***
В середине апреля началась подвижка льда на малых речках и потому по просьбе местного отделения МЧС киборги на островах возобновили наблюдение за акваторией озёр и протоков. Лёд становился тоньше и опаснее, но рыбаков это не останавливало. Влад и Злата патрулировали по очереди, но поскольку в обязанности Златы входила и охрана дома с Irien’ами, она выходила на охрану акватории только на три или пять часов в сутки, пока Влад спал.
На Жемчужный остров снова привезли два глиссера и киборги под руководством волхва осматривали местность круглосуточно бригадами по двое или трое. Велимысл в свой модуль приходил только поесть и уходил снова. Волчок и Микс охраняли не только остров с фундаментом дома, но и участок озера вокруг него.
Восемнадцатого апреля на рассвете Волчок заметил над озером, как с пролетающего флайера сбросили в воду длинный узкий мешок, поспешил к месту сброса и не раздеваясь стал нырять за мешком. Он смог достать мешок только с третьего нырка, промок и промёрз — было очень глубоко и мокрый мешок был очень тяжелым. Вызванный им по внутренней связи Микс тоже нырнул и помог вытащить мешок на лёд и разрезать его.
Внутри мешка оказался еле живой киборг Mary. Волчок связался с волхвом и Саней и вскоре оба были в медпункте модуля, а Велимысл звонил Нине. Этот Mary волхву был незнаком и говорить, чей он, отказался, а так как кража киборга считается преступлением и неизвестно, хозяин выбросил киборга или киборг был украден теми, кто его выбросил, то волхв сообщил о находке не только Нине, но и участковому.
Полицейский явился в дом волхва через полчаса, переподчинил киборга и узнал, что этот Mary был выброшен как раз хозяином – в жертву водяному перед ледоходом. Петрович так долго и нудно орал на этого мужика, называя его дремучим остолопом, что Велимысл взял его видеофон и сообщил бывшему хозяину киборга, что он забрал у водяного жертву и отругал за фанатизм:
— У нас запрещены человеческие жертвоприношения, на дворе не первобытные времена, люди в космосе как дома, а для усмирения водяного есть МЧС… можешь флайер свой утопить, если так уж прижало дать жертву. Киборгов жертвовать запрещаю!
После снятия показаний и разговора с мужиком участковый переподчинил киборга Велимыслу и улетел.
Так у волхва в модуле появился ещё один Mary.
***
Двадцатого апреля, когда предметы в выставках были сверены и были сверены и переданы акты выдачи и возврата предметов, Нина повела Рину в хранилище и начала с того, что объяснила, как ведутся топографические описи, в которых указано, что на каждой полке в каждом шкафу хранится.
Хранилище коллекции «ДПИ» — два больших зала на первом этаже, разделенные на секции трёхметровыми шкафами, и в подвальном по большой секции на каждом минус-этаже. Каждая подвальная секция разделена на два десятка небольших – примерно три на четыре метра – комнат по обе стороны широкого коридора. Вероятно, в замке на Земле в таких камерах содержали заключенных.
Нина скинула копию основной описи и поуровневые описи на планшет Рине – теперь она в этой описи отметки должна делать будет – и пошли с Лидой, Петей и Асланом сначала на первый этаж. Вася был оставлен в кабинете для охраны. Аслан был тих и послушен, и так буквально выполнял приказы, что Нине приходило в голову, что не просто так его продали – явно разумный (по словам Платона) киборг так старательно изображал машину, что хотелось его слегка придушить.
Залы первого этажа проходили очень медленно. Нина думала, что с Лизой было бы намного быстрее – она сразу могла сказать, какие предметы на месте, а каких и по какой причине не хватает, а на Лиду такой надежды пока не было, к тому же Аслану требовался приказ на каждое действие и это жутко раздражало. За полдня сверили всего полсотни предметов в одном стеллаже, а чисто теоретически могли бы втрое больше.
После окончания работы Петя подключил сигнализацию, Нина попрощалась с Риной и с оставшимися ребятами до завтра — и с Платоном пошла на стоянку флайеров. Василий на скутере полетел к главному корпусу за Грантом, а Платон включил программу телохранителя и плавно двинулся чуть сзади и чуть сбоку Нины. «С ним так спокойно и надёжно – почти как с DEX’ом» — думала Нина, садясь на переднее пассажирское место, — «И флайер он водит так осторожно… просто ангел-хранитель…»
Рина, глядя на Нину с Irien’ом, ничего не сказала на тему: «Кто же со своими киборгами на работу летает?» — подумала только, что действительно стоит своего киборга купить… или не купить, а оформить под опеку в ОЗРК… и с ним летать на работу. С киборгом действительно надёжнее.
***
Нина вошла в дом и успокоилась: всё спокойно, всё нормально, «комбинат» по изготовлению бижутерии работает, Радж закончил обжиг и завтра можно сдать на продажу очередную коробку свистулек… и Кузя сразу выдал отчёт, кто что за день сделал, а на диване в гостиной обнаружились две коробки с готовыми изделиями.
— Какие же вы у меня молодцы… спасибо! А теперь ужинать и можно отдыхать.
Ближе к ночи позвонил Борис – и Нина приняла звонок в спальне, махнув Платону, чтобы не попал в угол обзора камеры. Борис был на кухне в своей квартире и уже в пижаме:
— День добрый… уже вечер, прости, но… есть три пойманных DEX’а, их только что доставили ловцы… да, ловцы работают, я их не уволил… летали в Серебрянку по вызову на срыв, привезли троих. Берёшь? Тогда прикажу накормить и переодеть, утром доставят.
— Я возьму всех. Но отправляй в офис, я предупрежу дежурных. И можно сразу, и не тянуть до утра… — Нина всерьёз опасалась, что без присмотра Бориса лаборанты могут поставить на этих киборгах пару-тройку ненужных опытов. Борис подключил в звонок лабораторию, и на вирт-экране, расширенном до упора, Нина увидела трёх киборгов – парня и двух девушек – стоящих в стендах.
— Почему они в стендах? Ты же сказал, что только что привезли! Вези в ОЗРК прямо сейчас, пока твои лаборанты с ними чего-нибудь не сделали… они и так все синюшные и обожжённые.
— Я правильно расслышал? Всех? Это сорванные DEX’ы, привезенные на утилизацию…
— Ты правильно расслышал. Я возьму всех. Отправляй.
— Через три часа встречай, доставка на дом… не смотри так, аж страшно. Они в лаборатории на спутнике. Пока.
— Пока.
Вот и поговорили… смесь обиды и досады душила Нину – ведь он обещал сразу отправлять в ОЗРК пойманных или найденных киборгов, а они стоят в стендах и что с ними успели сделать лаборанты – неизвестно. Привезли ли их уже избитыми или так отделали в лаборатории? Шанс выжить должен быть и у них. Борис сказал, что отправит на дом… надо вызывать и Эву, и Карину, и Бернарда… а если эти DEX’ы – действительно сорванные и успели кого-то убить? К обиде и досаде добавился страх – и Платон, почувствовав это, подал таблетку и бутылку воды.
— Позвони Карине и Эве… и Бернарду. Ты записывал разговор? – дождавшись кивка Платона, продолжила, — передай им запись. И готовь места для троих лежачих… и пополни аптечку, закажи доставку дроном. Куда же их девать-то?
— Передал, сообщил. А куда девать… ты в «Ладу» так и не сходила? – Платон был так заботлив, что она пропустила его «ты» и ответила:
— Собиралась… завтра же узнай, где они находятся и часы работы. Сходим… может, хоть кого-нибудь пристроить сможем. У нас кормосмесь в доме есть? Позвони в офис, пусть привезут… или каши сваришь?
— Сообщил, позвонил-передал-привезут… связался с Оскаром, DEX’ов везёт Леонид. Он привезёт и кормосмесь.
***
Флайер с киборгами прилетел почти в четыре утра – Нина вся извелась от мыслей и была на взводе. В её доме ждали Эва и Бернард, готовые проводить операции привезённым, и Карина с Леоном, но Лёня обрадовал:
— Уже проперировали… у парня были разрывы на кишечнике и печени, долго зашивали, девчонкам скрепили переломы и достали осколки стекла… оттуда. Борис Арсенович приказал… и пригрозил лаборантам, что уволит к чертям, если они ещё будут… — замялся, подбирая слово, Лёня, и Нина сказала за него:
— Издеваться над киборгами? Ты это хотел сказать? Ладно, заноси в дом, места для них готовы.
Лёня приказал Оскару заносить киборгов в дом, и Нина отправила Дамира ему в помощь. Платон показал на приготовленные два нижних места в первой киборгской комнате и одно нижнее во второй, и Оскар перенёс на руках по одному всех троих DEX’ов на эти места, затем принес упаковку кормосмеси и уже после этого Лёня передал Нине и Эве права управления и документы.
Первым делом Нина спросила отчёты о состоянии — и они ей очень не понравились. Кроме прооперированных кишечника и печени, у парня были множественные переломы, а у девушек на спинах были свежие шрамы от кнута и ожоги.
Варя с Раджем дали привезенным больным по две банки кормосмеси с тем, чтобы по одной они выпили сразу и ещё по одной через час. Нина приказала включить регенерацию и придумать себе имена, если их нет. Помощь психолога пока не требовалась — и Карина с Леоном улетела, вскоре ушла Эва, а Бернард остался. Всё-таки это DEX’ы — и они могут быть опасны и при семи процентах функциональности. В полшестого прилетел Родион и стал подключаться к новичкам по очереди, удаляя лишние файлы и ставя нужные программы.
Пока он работал, Платон снова включил чайник и стал готовить завтрак для хозяйки, так как не спавшая Нина ложиться не стала — это уже не имело смысла. Подскочило давление от волнения, потому на прогулку не пошла, а за продуктами отправила Варю и Раджа. Бернард слетал в офис за ещё одной упаковкой кормосмеси и за комбинезонами для новичков и к моменту выхода Нины из дома вернулся.
В музей Нина полетела с больной головой, несмотря на уговоры Платона пересидеть день дома, оставив Дамира, Раджа и Бернарда охранять больных.
– Что, страшно? Это потому, что вы, веруны, больше всего правды боитесь. Пёс-демон ей не угодил! В преисподнюю его! Именем Господним! – Человек снова смеётся. – Что-то не выходит у тебя его в преисподнюю отправить – наверное, надо побольше молиться да построже посты соблюдать, верное средство против всех напастей. Или, может, подвиг какой совершить? Не мыться там неделю… Не, ну с псом Бог тебя услышал, конечно, – он послал тебе меня. Не пойму только, почему тебя от этого так крючит. Вот Танька сразу сообразила, что тут я рулю и со мной надо дружить.
– И ныне, и присно, и во веки веков! – Голос женщины поднимается от шепота к звону и снова падает последним тихим словом: – Аминь…
Она вскидывает голову и шагает вперед, выставляя перед собой тяжёлый крест.
– Именем Господним!
Человек хохочет, согнувшись и смахивая слезу с глаз.
– Не, ну не дура? Не действует на меня, не действует. Но я серьёзно тебе говорю: не злоупотребляй, а то в самом деле сработает.
Он легко поднимается на ноги, знаком зовет зверя и идет прочь по кромке воды – в темноту под мостом.
* * *
К утру наспех заклеенная пластырем ранка разболелась так, что Ковалев проснулся на час раньше времени. Вечером он нашел лишь засаленный рулончик пластыря – тот валялся среди отверток и плоскогубцев, применялся как изолента и для медицинских целей явно не предназначался. За ночь пластырь пропитался желто-зелёной сукровицей, ранка покрылась нехорошим налётом, а вокруг руки расползся черно-синий кровоподтёк – от удара звериных челюстей. Ковалев обшарил все выдвижные ящики в доме, пока не отыскал сложенные в жестяную коробку из-под печенья бинт, вату и марлевые салфетки. В холодильнике хранился йод и початая бутылочка с перекисью – срок хранения обоих вышел лет десять назад, но выбирать не приходилось.
Перевязка принесла облегчение не сразу, и Ковалев подумывал даже, что надо бы обратиться к врачу, но повод показался ему несерьезным. Бабушка когда-то готова была тащить его в травму из-за любой царапины, но дед в таких случаях говорил, что её прямо из травмы отвезут в сумасшедший дом, а ребёнка засмеют, и правильно сделают.
Утро было ледяным и кромешно тёмным. «Настоящее динго» Ковалев увидел по дороге в санаторий – пёс сидел далеко впереди на железнодорожной насыпи, в синем свете семафора. Будто нарочно выбрал такое место, где его будет хорошо видно. И, показалось, пристально смотрел на Ковалева – то ли с укором, то ли со злобой, то ли с угрозой.
Лопата стояла рядом с дверью, прислонённая к стене.
Инны за завтраком не было, и Ковалев не сразу вспомнил, что по понедельникам у неё выходной. Беседовать с Зоей Романовной ему не хотелось, и для разговора о незапертой на ночь двери он выбрал Татьяну Алексеевну.
Та приняла его в своем кабинете радушно, с широкой улыбкой.
– Заходите, садитесь! Как Владе Всеволодовне у нас понравилось?
– Спасибо, она осталась довольна. Я хотел поговорить о другом.
– Я вас внимательно слушаю. – Татьяна улыбнулась еще шире.
Ковалев заранее обдумал, как не выставить себя чокнутым в этой истории, и нагло соврал:
– Аня пожаловалась мне, что ночью по коридору санатория ходит собака. Я ей не поверил, конечно… Но дело в том, что я не раз встречал большую злую собаку вечером около санатория, она даже пробовала на меня броситься. Говорят, в поселке много бродячих псов, и я подумал, что здесь пёс может искать себе пропитание…
Лицо Татьяны Алексеевны менялось на глазах – улыбка застывала уродливой кривой гримасой и нервно подергивались уголки рта.
– Нет, ну это же совершенно невозможно… – тихо, почти шепотом, выговорила она. – Бродячая собака в детском лечебном учреждении…
– Я тоже так считал, но решил на всякий случай проверить. Дети могли выдумать собаку в коридоре, увидев её под окном, например.
– И… что?..
– Я встретил собаку возле котельной, это было незадолго до полуночи. Она меня увидела и убежала, конечно. Но дело в том, что задняя дверь была не заперта, собаке ничего не стоило её толкнуть и войти в корпус.
– О господи… – пролепетала Татьяна. – Мы никогда не запираем эту дверь, повара приходят, когда все ещё спят… Я даже не знаю, где может быть ключ…
Её испуг не вязался с её словами. Она сразу поверила, что собака может бродить ночью по корпусу, – Ковалев и сейчас сильно в этом сомневался. Уличные собаки обычно не столь отважны… Верующие, может, и боятся нечистой силы, но как-то иначе – с праведной брезгливостью.
– Надо, наверное, врезать новый замок… – продолжала мямлить главврач.
– Я рад, что с бродячими собаками вы не собираетесь бороться при помощи святой воды, – кивнул ей Ковалев.
Её лицо стало белей потолка, и она замотала головой – будто Ковалев был строгим учителем, а она маленькой девочкой.
– Нет-нет-нет! Никакой святой воды!
Он даже усомнился в искренности её веры.
Татьяна налила себе воды из графина, сделала глоток и поперхнулась.
– Извините… – хрипло сказала она, прокашлявшись.
Ковалев раздумывал, говорить ли с ней о крещении Павлика, но её страх и замешательство развеяли сомнения.
– Я хотел сказать… Не подумайте, что я пугаю или угрожаю, я просто ставлю вас в известность. Если вы снова соберетесь крестить Павлика Лазаренко, я напишу заявление в областные органы опеки. Простите, но это средневековая дикость – тащить ребёнка в молельную комнату, где у него непременно случится приступ удушья.
Он считал, что Татьяна разозлится. Может, даже попытается выгнать его из санатория. Может, даже вместе с Аней. Но она будто ожидала этих слов. Лицо её стало холодным – нарочито холодным, на нем отразился напряженный поиск решения проблемы, но она не долго тянула с ответом.
– Я не стану убеждать вас в том, что крещение пойдет Павлику на пользу, – моих аргументов вы не услышите. Но я подумаю над вашими словами. И, возможно, с ними соглашусь.
Татьяна снова приветливо и открыто улыбнулась. Пожалуй, она нравилась Ковалеву больше остальных верующих в этом санатории – невзирая на её навязчивые попытки его к себе расположить.
Когда Ковалев после полдника уводил Аню гулять, Рашид из котельной ставил на заднюю дверь новый замок.
Аня была почему-то задумчива, не бегала, как обычно, и не улыбалась. И Ковалев сразу же вспомнил разговор с Инной о Тамаре, которая ненавидит детей, – сегодня была её смена. Юлия Михайловна понравилась Ковалеву гораздо больше.
– Что-то ты невеселая… – начал он разговор с Аней.
Дочь подняла на него печальные глаза и смотрела долго и пристально. Потом вздохнула и пошла дальше.
– Ань, чего случилось-то?
– Ничего, – сказала она многозначительно.
– Совсем?
Она засопела, раздумывая.
– Понимаешь, я не могу тебе сказать. Иначе я буду ябеда.
– Тебя кто-то обидел?
– Я же говорю: я не могу тебе пожаловаться! Как ты не понимаешь?
– Пожаловаться – это одно, а рассказать – совсем другое. Жалуются, когда хотят, чтобы взрослые кого-то наказали. Ты можешь не жаловаться, а посоветоваться, например.
– Да? И если посоветоваться, то я ябедой не буду? – заметно приободрилась Аня.
– Ну, если бы я побежал кого-то наказывать, то другие дети могли бы посчитать, что ты ябеда. Но я не побегу.
Если бы у них с Владой родился парень, Ковалев бы и слушать не стал о его обидах на других детей – сам он никогда ни на кого не жаловался, даже на ребят постарше. Как раз потому, что опасался: вдруг бабушка побежит в сад или в школу, чтобы его защитить? Больший позор и представить было трудно. Дед бы не побежал – но ему Ковалев не жаловался тоже, дед бы его засмеял.
Однако Аня – не парень, и в детский сад она никогда не ходила, у нее нет опыта.
– Понимаешь, у нас в группе есть две девочки, Алла и Кристина. Их все другие девочки слушают. Потому что они самые хорошие.
– Это как «самые хорошие»? – удивился Ковалев.
– Ну, они всегда слушаются. Хорошо едят. Чистенькие всегда и не разбрасывают игрушки. И на занятиях тоже всё хорошо делают.
Надо же! Мальчик с такими положительными качествами вряд ли имел бы авторитет у ровесников…
– И все мальчики их не обижают, – продолжала Аня. – Но они с мальчиками не дружат. Вот Анжелика дружит с двумя мальчиками, и Алла с Кристиной её за это не любят. И меня они тоже не любят и другим девочкам говорят, чтобы они со мной не играли.
– А тебя за что?
– Я не знаю. Они спорят все время со мной. Ну вот про попа и купца. Про тебя ещё раньше спорили, что ты уедешь. И про маму вот ещё. Они сказали, что мама меня бросила и уехала, и Бледная дева меня теперь заберёт. И ещё они мне не дают кукол, чтобы играть, говорят, что им самим мало, а мне пусть папа купит свою куклу, раз мама у меня такая богатая и караоке привезла…
Аня снова глубоко и печально вздохнула.
– Это они от зависти, – сказал Ковалев. – Я же говорил, что другим детям будет обидно, что у тебя есть и папа, и мама.
– А ты мне купишь куклу?
– Если я куплю тебе куклу, им будет обидно ещё сильней. И будешь ты играть с куклой, а не с девочками.
На этом ещё перед отъездом настояла Влада – Аня не брала с собой игрушек, чтобы другим детям не было обидно.
– И как же быть? Одной играть, да ещё и без кукол?
Ковалев хотел посоветовать Ане читать книжки, но подумал, что умение читать вряд ли прибавит ей авторитета в глазах сверстниц. У девочек всё гораздо сложней, чем у мальчиков.
– Хочешь, посоветуемся с мамой? Она лучше знает девочек…
– Давай! – обрадовалась Аня.
Влада решила проблему легко и быстро.
– Купи ребёнку набор посуды для кукол, дело копеечное. Ни одна девочка не устоит против набора посуды, и эти гнусные Алла с Кристиной будут кусать локти, а остальные девочки тут же будут играть с Аней. Только пусть не жадничает и не ставит им условий.
Я жил в Хобоконе с отцом и мачехой. Ходил в школу, как и все. Юджина Майер училась на три года младше. Мы все были удивлены, что дочь миллионера училась в обычной муниципальной школе. Сначала с Юю я не общался. Мой отец – Ади Смолланд работал садовником на вилле «Синий вереск», но умер от сердечного приступа, придя как-то вечером домой. У него обнаружили аневризму какой-то сердечной артерии. Я остался с мачехой и ее сыном. Было не очень –то весело. Лилиан Майер узнала от моего дяди – Генри, который работал также у нее шофером о том, что я живу с мачехой. Она сжалилась надо мной и дала мне работу. Так я стал жить в «Синем вереске». Фактически был у них приживальщиком, находился на воспитании, если так можно выразиться. Работать в доме у Майеров я стал с 1976 года, мне было примерно пятнадцать лет. Я немного старше Юю. Пожар и события, которые ему предшествовали, я помню очень хорошо.
Незадолго до пожара на вилле «Синий вереск» стала появляться молодая красивая женщина. Это была Кристин Белли. Я не знаю, кем она работала и работала ли вообще. Знаю только, что она была любовницей Якоба Майера. Может, они собирались пожениться, может просто начать жить вместе, но однажды я слышал, как Лилиан Майер страшно разгневалась и кричала на Якоба, что он их по миру пустит. Может, он тратил много денег на эту Кристин, может, хотел переписать на ее имя часть имущества, это мне не известно. Только я помню, что Якоб и Лилиан очень крепко поссорились, а Якоб напился и побил много посуды.
За несколько дней до пожара дядя Генри забрал меня с виллы «Синий вереск» к себе домой погостить. Ночью я встал в туалет, и услышал разговор на кухне. Я подслушал, что мой дядя Генри получил от Лилиан Майер крупную сумму денег, я слышал, как его жена плакала и говорила, что теперь можно решить все проблемы. Тетя Лизы была больна, что-то онкологическое. Дядя Генри и тетя Лиза что-то еще говорили, но я не расслышал. Потом уже после пожара я связывал этот разговор с событиями, но так и не смог понять, что же произошло. Наверное, потому что я не мог представить своего дядю в качестве наемного убийцы. Я его очень любил, он был добр и великодушен…
Когда на вилле «Синий вереск» произошел пожар, то меня там не было. Я считал, что это было случайностью, но теперь думаю, что Генри определенно знал, что в произойдет что-то нехорошее, может даже был вовлечен в какую-то аферу Майеров. Может, и сам сделал этот поджог… Теперь уже лично для меня не важно.
Я узнал, что Юю сильно пострадала в пожаре, и я долго ее не видел, можно сказать, что полгода. Конечно, до меня доходили слухи и разговоры о том, что Юю Майер убила своего отца и подожгла дом. Вернее, в другой последовательности. Но я в это не верил. Тем не менее, это была официальная версия. Я снова вернулся на виллу, стал помогать по дому. Со временем стал работать помощником садовника.
Юю вернулась из ожоговой клиники. Мы не общались. Я очень по ней скучал, но она стала замкнутой, из комнаты не выходила. Дома пробыла неделю, и всю неделю от нас буквально не отъезжал комиссар полиции. В итоге Юджина попала в психиатрическую клинику. Там она пробыла долго, может год, а может и больше.
Дома вообще не обсуждали ни Юю, ни смерть Якоба. Дом стоял полуразрушенный после пожара. Лилиан Майер его восстанавливать не собиралась. Платили нам с Бо Олливен сущие копейки. Да и не для кого было там готовить и убирать. Генри уже не работал на вилле, он стал работать в офисе и возить сотрудников компании, а ночевал на вилле, как сторож. Тетя Лиза умерла, деньги Майеров не помогли.
Постепенно все пришло на вилле к полному упадку, я стал работать за садовника. Большой парк и пруд совсем заросли, оранжерея зачахла. Я особенно не разбирался в тонкостях ремесла, приходилось много читать. В 1974 году Юю вернулась из психиатрической клиники. Не знаю, что с ней там делали, но она стала совсем другой. Она перестала разговаривать, гулять, сидела молча в своей комнате. Она даже не реагировала на просьбы к ней, на какое-либо общение. Мне было ее очень жаль. Я иногда приходил к ней и рассказывал новости. Новости о том, что происходило в школе, на улице. Рассказывал о своей собаке Нолане. Юю молчала и даже не смотрела в мою сторону. Только жилка на ее шее дрожала. Я понимал, что она глубоко больна, но я думал, что могу хоть как-то развеселить ее. Старая Бо ругала меня за то, что я хожу в хозяйские комнаты, она боялась, что будут пропадать какие-нибудь вещи. Но что там могло пропасть? В доме после пожара не было ничего ценного.
Лилиан Майер жила в своей квартире в центре Антверпена. Бо шутила, что старуха Майер живет в офисе пивной компании, так как все руководство легло на нее. Я знал от Бо, что Лилиан Майер назначена опекуном Юю, но она не больно–то беспокоилась о внучке. В доме жила Юю, старая Бо, и я.
Миранда на вилле не появлялась, она училась в каком-то университете. Хотела стать врачом-офтальмологом. Она не желала заниматься пивным бизнесом, видите ли. Но Лилиана потом решила иначе. Когда Миранда закончила университет, Лилиан поставила ее руководить концерном. Решение об этом должен принимать совет директоров концерна, а не Лилиан, и это вызвало много споров. Я слышал, как однажды Миранда говорила по телефону с кем-то. Она сказала кому-то, что якобы сбылась мечта, и она с благословения Лилиан будет руководить концерном. Я не знаю, с кем она говорила, но слова «мечта» она повторила дважды. Однако, Миранда поработала только несколько месяцев, и совет директоров вернул на место главы концерна Лилиан Майер. С тех пор между Мирандой и Лилиан особенной любви не было. Лилиан стала чаще приезжать на виллу «Синий вереск», она пыталась общаться с Юю, но та никого к себе не подпускала.
Я очень любил Юю… Её нельзя было не любить. Она была как ангел. Беленькая, чистенькая. Спокойная. Она никому не причиняла зла….
Однажды я услышал, как она поёт. Она тихо пела в своей комнате. Я проходил мимо и заглянул в приоткрытую дверь. Она кружилась по комнате, закутавшись в скатерть как в накидку, и напевала «Если бы я была принцессой». Тогда я зашел в комнату, и Юю испугалась. От испуга она, бедненькая, села на пол. Я сказал ей: «Больше так никогда не делай, и я никому не скажу об этом». Она кивнула мне, и я тут же ушел.
Я понял тогда, что Юю не была сумасшедшей. И я хранил эту тайну. Мне было легко. Я мог быть ей полезным, служить ей, помогать ей. Разве это трудно делать, если ты любишь? Но Юю мне не доверяла. Она часто ходила к доктору Губерту, а ее сопровождала Бо. Однажды Бо пришла домой, все ее лицо было расцарапано и в крови. Она сказала, что это Юю сделала, но я не поверил. Я вечером спросил Юю, зачем она это сделала, и Юю мне сказала, что Бо заслужила, что Бо ее ненавидит и проклинает. И с этого дня с Юю стал ходить на прогулки я. Я шел сзади, и ни разу у нас не было никаких инцидентов. Но мы никогда не общались на улице.
И вот однажды нам встретился Федерик. Я этот день хорошо запомнил. Юю очень ему обрадовалась, она даже пригласила его в кафе. А меня… не пригласила. Они сидели в кафе, и о чем-то говорили. Возле них крутился какой-то журналист, и когда он стал фотографировать Юю, то Федерик избил его и сломал фотоаппарат. В кафе вызвали полицию, и нам с Юю пришлось оттуда сбежать.
Я запомнил этот день потому, что Юю через три дня убежала из дома. Я спал крепко, и ничего не знал о планах Юю. Но сквозь сон слышал, как к дому подъехала машина. Она светила фарами, и я от этого проснулся. Дверь машины хлопнула, и потом я услышал звук удаляющегося автомобиля. Конечно, потом, когда я узнал, что Юю пропала, я догадался, что она убежала из дома. И конечно, я не верил, что она покончила жизнь самоубийством. Меня спрашивала полиция, но я предпочел отмолчаться, мол не знаю, не ведаю. Я понимал, что Юю не оставят в покое, и там, куда она уехала, ей было гораздо лучше.
Джет помог Дане выбраться из машины. Она не спорила. Спустилась по лесенке, в которую превратилась боковая дверь, и остановилась, сощурившись под жаркими лучами. Пришлось даже напомнить ей о себе, дернув за рукав. Дана вздрогнула, словно очнулась. И тут же почувствовала, что ее держат за руку. Попробовала освободиться — получилось. Перевела взгляд на державшего, сказала тихо:
— Со мной одни проблемы, да?
— Все в порядке. Пойдем.
— Куда?
— Это больница. Я договорился. Отдохнешь пару часов, выспишься…
— Нет, Джет. Я не хочу в больницу… я не люблю больницы… пожалуйста…
— Да ну, ерунда какая…
— Вы не понимаете. Это не ерунда… я туда не пойду.
Внезапно она отвернулась и побрела по раскаленной улице в сторону жилых кварталов. Даже капюшон не накинула… ведь схватит тепловой удар…
Джет тихо, но энергично выругался и бросился догонять.
Догнал у ближайшего поворота. Поймал за руку, но тут же отпустил — дал понять, что не собирается удерживать ее силой. Она покорно остановилась, дала поправить плащ, закрыть голову. Все молча. Джет, наконец, решил:
— Пойдем. Пойдем ко мне, это недалеко. И это не больница.
— Джет, мне надо в порт. Мне надо на яхту…
— Я понимаю. Но не пешком же ты туда пойдешь? Из дома я смогу вызвать такси. В руте есть такси. Тебя отвезут быстро и с комфортом. Зато ты сможешь умыться и немного отдохнуть.
Она бледно улыбнулась:
— Я всю дорогу отдыхала. Даже, кажется, заснула.
— Пойдем. Всего два шага. Ну?
И Дана решилась. Кивнула, и ссутулившись, побрела чуть впереди Джета. Словно знала, куда идти.
Через несколько шагов Джет сказал ее спине:
— Дана… а ведь сейчас ты, наверное, уже смогла бы напрямую связаться с орбитой…
Она придержала шаг и виновато ответила, когда Джет с ней поравнялся:
— Да, наверное… но у меня голова немного кружится…
Ну и бестолочь, с нежностью подумал Джет. Бестолковая бестолочь.
Дальше шли молча, до самого коттеджа. Дана чуть не прошла мимо, но Джет вовремя ухватил ее за локоть, и направил к ступенькам у входа.
Когда дверь за ними закрылась, и лица овеял легкий ветерок, рожденный кондиционером у затененного окна, девушка призналась:
— Я думала, эта улица никогда не кончится…
Джет толкнул дверь слева от входа, там тут же включился свет: ванная.
— Вдруг захочешь воспользоваться…
— А просто воды, ну, чтобы пить… у тебя нет?
— В кухне. Это дальше по коридору.
Дана медленно сняла плащ и пристроила его на одну из полочек в прихожей. Стянула ботинки. Осталась босая в синем, не по размеру, комбинезоне. Нервно пригладила волосы и следом за Джетом побрела в кухню.
Джет усадил девушку в удобное кресло, протянул стакан, до краев полный прохладной очищенной воды. Она мелкими глотками тут же ополовинила его. Поставила на стол — руки дрожали — сказала:
— Ну вот, Джет, теперь я у тебя в гостях…
— Да. Как гостеприимный хозяин, я готов предложить обед и отдых…
— Я… я сейчас. Узнаю, как там на яхте… ладно?
— Конечно. Посидишь немного одна?
Ответа он не услышал, ну и хорошо. Сейчас заниматься поисками женской одежды в соседних магазинах было выше его сил. Джет достал с полки большое пляжное полотенце и просторную футболку. Маленькой Дане она будет по колена, а может и ниже.
Долго стоял, тупо уставившись в открытый шкаф. Словно собирался что-то еще оттуда взять, но не смог придумать, что. Потом сложил добычу стопочкой и спустился вниз.
Девушка дремала, устроив голову на сгибе локтя.
Джет сел напротив, легонько постучал пальцами по столу. Она открыла глаза,- взгляд серьезный и сосредоточенный. Даже хмурый.
— Связалась с яхтой?
— Да. Там… ну, почти все в порядке.
— Может, поспишь тогда? Немного?
— Нет. Я на яхте отдохну. Мало ли что искин говорит, что состояние животных не выходит за пределы нормы. Норма — понятие растяжимое.
— Понимаю. Вот.
Дана улыбнулась, взяла принесенные вещи. Пообещала долго ванную не занимать, убрела.
Ну вот. Появилась минута сосредоточиться и спокойно подумать.
Джет вдруг поймал себя на том, что незаметно для себя устраивается полежать на столешнице точно так же, как только что лежала Дана.
Усмехнулся, сел прямо и стал прикидывать, что ему теперь делать. И что делать в первую очередь, а что в самую первую очередь…
Когда открыл глаза, увидел, что Дана сидит на полу у двери, натянув майку на коленки и внимательно его разглядывает, словно пытается разбудить взглядом. Стоило пошевелиться, она сказала:
— Джет, я тут немного похозяйничала. Заказала себе одежду и нам обед, вы не против?
Подступила дневная жара, и преимущество защитников поселка, у которых была возможность хоть изредка пользоваться прохладой и тенью жилых зданий, стало еще более очевидным. У Велли возникло ощущение, что теней на улице не осталось в принципе. По стене склада заскользили прямые раскаленные лучи. Стало ясно — или нужно предпринимать немедленную попытку прорыва, или атакующие просто зажарятся и будут недееспособны. Нет, эти новомодные комбинезоны давали неплохую защиту, но не от постоянного же прямого воздействия злого солнца Руты? Валентин слизнул пот с верхней губы, поднялся, сделал несколько шагов вдоль стены. Часть народа куда-то рассосалась, но остальные маялись не меньше, чем он сам.
Велли опустил на лицо темный щиток, и поднял глаза вверх. Солнце пока не добралось до зенита, а значит, будет еще жарче. Взгляд скользнул ниже, к закругленной крыше склада. Интересно, нельзя ли пробить эту конструкцию? Или там, прорезать, проплавить стену?
Но поделиться этой идеей с товарищами он почему-то не решился.
А потом, откуда-то с дальней стороны поселка затрещали выстрелы, что-то взорвалось, раздались отдаленные крики. Бойцы повскакивали, ожидая приказа. «С какой стороны? — подумал Валентин, — баррикада или снайпер? Или там не один снайпер?».
Теперь бой шел уже, кажется, с двух фронтов. Велли никогда раньше в боях не участвовал, но и ему было видно — сейчас включиться самое время.
И точно! Приказа он не услышал, но побежал, вскидывая оружие, следом за остальными, туда, где должна была быть баррикада.
Что-то затрещало над ухом — нестрашно и отрывисто.
Велли увидел баррикаду — нелепое сооружение поперек улицы — основой ее служил опрокинутый набок грузовой кар. Вверху мелькнул солнечный блик, отразившийся в какой-то блестящей поверхности, но он даже не успел дернуться — человек с той стороны ушел с линии огня. Закричал и упал на песок тот, кто бежал перед Велли, и Риммер оказался словно один на один с баррикадой, до которой оставались уже считанные метры. Рядом какой-то человек остановился и что-то швырнул вперед и вверх — швырнул и распластался на песке неподалеку. Велли с удивлением узнал давешнего «Косынку».
Взрывом баррикаду тряхнуло, в ушах поднялся такой звон, что Валентин перестал слышать не только приказы и крики, но и вообще все звуки боя. Сунул палец в ухо, потряс его там — без ощутимого эффекта. «Косынка» тем временем ползком-ползком двинулся вдоль баррикады. Велли подумал и отправился следом. Он уже видел, что защитники сооружения вывели из строя, по крайней мере, еще троих бойцов. Остальные добежали, но были много дальше, по другую сторону улицы. Через какие-то секунды оттуда раздались крики и стрельба. Велли снял с предохранителя автомат и приготовился стрелять в любого, кто встанет у него на пути.
Но никто так и не встал. Когда он перебрался на другую сторону, стало ясно, что отряд Эннета опять потерял куда больше людей, чем те, кто засел в поселке.
Косынка осматривал обнаруженные тела. Похоже, одного из защитников баррикады разорвало гранатой. То, что от него осталось, хаотично лежало на песке и камнях. Велли справился с приступом тошноты и перевел взгляд выше, на ту сторону улицы, откуда, не торопясь, шли остальные бойцы. Косынка остановился у второго тела, легонько попинал его ногой и выстрелил в голову. Перешел к третьему. Именно в этот момент тихо хлопнул выстрел, и он, медленно сложившись, упал рядом с мертвым защитником. Велли резко обернулся — кто стрелял? Откуда? У левой ноги взвился фонтанчик пыли, и Риммер поспешно отскочил обратно, к стене.
Скорей всего, бьют из склада, откуда-нибудь из-под крыши… там и окно подходящее есть. Здесь, у стены, его не достанут. Разве только еще в каком-нибудь доме засел стрелок…
Косынка неподвижно лежал возле третьего трупа, и непонятно, убит он, или без сознания. Однако никто и ничто бы не смогло заставить Велли снова выйти на середину улицы и проверить. Остальных прорвавшихся он опять не видел — должно быть, они скрылись в одном из домов. Или отступили под защиту перевернутого кара.
Выходов теперь было два. Первый — выбрать удобную позицию, и шмалять во всех, кто сунется на эту часть улицы, если он одет не в привычный бежевый комбинезон. Второй — с риском для жизни проникнуть в склад и попытаться нейтрализовать снайпера. Первый вариант казался более безопасным. Но у второго было огромное и несомненное преимущество — на складе наверняка прохладней, чем снаружи. А здесь даже вдыхать из-за зноя больно. Горло жжет.
Тем более что до подъемных ворот было рукой подать — метров семь. Правда, совершенно открытого пространства…
Велли подумал еще минуту, и решил двигаться. Ничего не происходило, издали слышалась стрельба. Улица поселка казалась совершенно безлюдной и безопасной. Вдох, выдох… вперед.
От идеи преодолеть эти метры ползком он отказался сразу — только представил, каково это, двигаться на карачках, неумело и медленно, глотая вечный рутанский горячий песок.
Бегом бежать не решился. Нет, он, прижавшись спиной к стене склада начал медленное и осторожное путешествие — словно по карнизу высотного здания.
И его не заметили! Бесконечные метры шершавой стены закончились, а улица как была пустой, так пустой и осталась.
Наверное, Велли не решился бы на этот рывок, если бы не то обстоятельство, что ворота были приоткрыты. Снизу темнела щель — как раз человеку пролезть. Не очень крупному. Велли пролез.
Глаза привыкали к темноте почти минуту. Зал. Низкий потолок. Свет льется от осветительных панелей, горящих через одну и вполсилы. Ящики. Почти до потолка. Пусто. Тихо.
Он оценил высоту зала и решил, что должен быть еще этаж. Вот только — стоит ли его искать? Неизвестно ведь, в чью пользу кончится дело, когда он нос к носу столкнется с тем стрелком. Снаружи вдруг раздалась громкая брань, кто-то хрипло заорал «Впереееед!». Валентин замер, вслушиваясь в топот и выстрелы. И тут же понял: сейчас стрелок, если он здесь, слишком занят, чтобы еще обращать внимание на то, что происходит у него за спиной.
Грохнул взрыв, ворота с лязгом упали, закрыв проход, сверху посыпался мусор, мигнул свет. Велли, как очнулся, бросился вперед, по проходу между ящиками. Благо проход был прямой и не разветвлялся.
У дальней стены обнаружились двери лифтов и аварийная лестница.
Валентин не останавливался, выбирая маршрут, не было никаких сомнений, куда бежать…
Человека он увидел возле небольшого окна. Тот, похоже, целился в кого-то снаружи. Велли вскинул автомат и выстрелил. Получилась короткая очередь, человек дернулся, даже не вскрикнул. Его оружие вывалилось наружу. Стрелок сполз по стене, замер. Велли громко глотнул, и на всякий случай выстрелил снова. Как ни крути, а этого врага он убил в бою.
Жаль только, что пришлось стрелять в спину… но настоящая война далека от той, которую показывают в фильмах. Что бы там ни было, а своим он помог.
Велли всхлипнул: помог… второй раз, между прочим. А в результате?
Он с большой осторожностью подошел к окну — все казалось, что покойник оживет, зашевелится, — и выглянул наружу.
Ох, и вид отсюда открывался! Весь перекресток, как на ладони. Вот бегут «свои»… бегут, огрызаясь по окнам коттеджей короткими очередями, прямо по центру улицы. За перекрестком их ждет засада, но они продолжают бежать, не догадываясь, что вот-вот попадутся…
Велли поднял винтовку и выстрелил туда, где притаились люди в плащах кхорби. Попасть — не попал, конечно, и люди мгновенно ушли с линии огня, но Велли надеялся, что бегущие обратят на это внимание.
Обратили. Но поняли неправильно. Решили, что стреляют по ним, полоснули из автомата по стене склада. Велли на всякий случай отскочил в сторону.
На перекрестке завязалась перестрелка.
Был уже поздний вечер, а Каролина все не ложилась. Она стояла у открытого окна и снова смотрела в ночное небо – то со страхом, то с надеждой.
«Где, интересно, сейчас Ноэль? – думала она. – Что он делает? Мы никогда с ним, наверное, уже не увидимся… Ах, если бы он знал, как сильно нужен мне, наверное, примчался бы сюда сам, даже без корабля… И почему у меня нет крыльев, чтобы прилететь к нему сквозь космос!..»
Она сама не заметила, как слезы заструились по ее щекам. Каролина прикрыла глаза и долго стояла так, не вытирая слез, пока прохладный ветер не высушил их сам. Тогда она снова открыла глаза и с удивлением посмотрела вверх.
Прямо над ее головой в небе, да и над другими домами промелькнули яркие вспышки, но они не были похожи на метеориты. Скорее они напоминали вспышки ярких цветных фонариков – белых, розовых и светло-синих. Они мелькали совершенно беззвучно.
«Что это?» – изумленно подумала Каролина. Пляски разноцветного света продолжались без остановки. Они не казались опасными. Каролина, так и не придумав объяснения этому, открыла дверь на балкон, чтобы посмотреть получше, но вдруг замерла, не в силах отвести взгляда от нового зрелища.
Разноцветные огни вдруг сверкнули очень близко, и Каролина увидела, что это большие, больше двух метров в диаметре, светящиеся сферы, которые гонялись друг за другом с головокружительной скоростью. Они со свистом рассекали воздух, и из них изредка выстреливали тонкие цветные лучи. Розовая сфера гналась за синей и белой, и все они, как колоссальные шаровые молнии, с треском и скрежетом пронеслись прямо над домом Каролины. Она присела от ужаса, но не в силах была спрятаться и продолжала смотреть, боясь пропустить, что же будет дальше.
Три сферы закружились низко над землей, осыпая друг друга искрами и стреляя лучами во все стороны. Розовая сфера попала под обстрел сразу двух сфер и вдруг начала чернеть сверху, а затем медленно распадаться, и из нее повалил густой черно-розовый дым.
И вдруг все три сферы взорвались.
Каролина увидела только яркую вспышку, услышала оглушительный гул и грохот и почувствовала сильный удар, а затем все погрузилось во тьму.
…Когда она очнулась, то не могла понять, где находится. Вокруг нее было абсолютно темно, а голова раскалывалась от боли. Тем не менее, Каролина услышала чьи-то отчетливые голоса поблизости.
– Вряд ли мы тут еще кого-то найдем, – говорил первый. – Почти все обвалилось…
– Да, кто же мог такое предвидеть, – грустно ответил второй голос. – Никто не ожидал, что будет такой эффект.
– Сколько еще их осталось?
– Порядочно… Давай посмотрим вон там…
Голоса звучали все тише.
«Эй, не уходите! Я здесь!» – хотела крикнуть Каролина, но едва она открыла рот, в него насыпалась пыль вперемешку с песком и мусором. Она начала кашлять и попыталась встать на ноги.
Только сейчас, когда ее глаза немного привыкли к темноте, она поняла, что находится в своей квартире, точнее, в той части комнаты, которая чудом уцелела. Три стены обвалились, вся комната была завалена обломками бетона и поломанной мебелью. Каролина удивилась, как сильно ей повезло: по счастливой случайности, взрывом ее отбросило к дальней стене, а обрушившиеся стены в какой-то мере защитили ее. Не считая мелких царапин, она не пострадала. Но как выбраться из этой ловушки?
Каролина огляделась и увидела, что обломки рухнувшей стены засыпали ее кровать, но из-под кровати пробивался слабый свет. Она заглянула туда и, подумав, легла на пол. Двигаясь максимально осторожно и молясь, чтобы стена не рухнула прямо на нее, Каролина осторожно проползла под кроватью и оказалась на кухне, теперь превращенной в бесформенную свалку. Хозяйка в ту ночь в квартире не ночевала, чему Каролина невольно обрадовалась. Она перелезла через большую груду камней, ободрала локти и коленки, но зато оказалась на улице. Только здесь она увидела, что двухэтажный дом полностью просел, и снова удивилась, что ей так повезло. Однако, когда она обернулась, едва устояла на ногах от увиденного.
Уже светало, и бледные лучи солнца освещали очень печальную картину. Потрясенная Каролина стояла на месте, с содроганием оглядываясь по сторонам.
Куда бы она не посмотрела, всюду были руины и дымящиеся развалины. Как будто кто-то прошелся с гигантским миксером и перемолол в кашу дома, деревья, автомобили, железо и бетон с такой легкостью, будто это была бумага. Похоже, здесь нечему было даже гореть. Зданий, подобно тому, из которого она выбралась, уцелело совсем немного. От многоэтажных домов не осталось ничего, поэтому местность вокруг выглядела непривычно чужой и пустынной. Только на горизонте, вдали, виднелась уцелевшая часть города.
Каролина медленно пошла, пробираясь сквозь камни, осколки, вывороченные балки и груды мусора. Иногда ей попадались и обезображенные тела, иногда – части тел, залитые уже запекшейся кровью и чуть присыпанные пылью. Кое-где чудом уцелели и автомобили, но в большинстве из них тоже были мертвецы в самых невообразимых позах, и Каролина с ужасом отшатывалась, увидев их. Она чувствовала себя так, будто брела по перекопанному кладбищу. От жути ей хотелось бежать сломя голову, но она могла лишь медленно идти, болезненно прислушиваясь и стараясь не спотыкаться. Вокруг было очень тихо, так тихо, как никогда не бывает в городе, и Каролина очень испугалась, услышав из груды камней тихую музыку.
«Радио, наверное!» – постаралась успокоить себя Каролина. Но эта музыка странно подействовала на нее – от этих звуков ей захотелось громко завопить от страха, но она смогла издать только едва различимый возглас. Дрожа, как в лихорадке, Каролина села на землю, стараясь подобрать под себя ничего не чувствующие ноги.
Чьи-то шаги заставили ее резко обернуться. Из-за руин ближайшего дома вышла молодая белокурая женщина, очень растрепанная. Рваная ночная рубашка на ее груди была окровавлена. Женщина уставилась на Каролину широко раскрытыми синими глазами.
– Не бойтесь! – Каролина с усилием, но все же поднялась. – Вы ранены? Давайте выбираться отсюда…
Но женщина, услышав ее голос, вдруг начала с безумным взглядом кусать пальцы на руках, неестественно выворачивая их.
– Мой Джорджик, ты ведь любишь малину, – хрипло проговорила она. – Не бойся, мой маленький, ее здесь сколько угодно! Ешь, мама принесла тебе целую тарелку…
Она шагнула к Каролине, и та в ужасе отшатнулась. Но женщина, вытирая пальцы об рубашку, просто медленно прошла мимо нее, раскачиваясь и напевая что-то, похожее на колыбельную. Время от времени она всхлипывала и что-то бормотала. Каролина не решилась преследовать ее.
«Бедная, помешалась! – с горечью подумала она. – Наверное, ее ребенок погиб. Сколько же всего людей здесь погибло за эту ночь? И что же, все-таки, произошло?..»
Она шла долго, по крайней мере, ей казалось, что они идет не менее часа, но прошла никак не больше километра. Все вокруг нее было одинаковым – руины, обломки, развалины. И вот, наконец, Каролина увидела спасателей в защитных костюмах – они вытаскивали тела из какого-то здания, похожего на школу. Некоторые, по-видимому, были еще живы, их погрузили в машину «скорой помощи», которая сразу уехала. Один из спасателей увидел Каролину и махнул ей рукой, она радостно засмеялась и постаралась идти быстрее, но у нее не получалось. Двое спасателей уже устремились к ней и помогли дойти до еще одной машины «скорой помощи».
– Вы ранены, – заметил врач. – Я должен осмотреть вас.
– Я в порядке, – заверила Каролина. – Это только царапины… Скажите, вы знаете, что здесь произошло?
– Метеорит упал, – нехотя ответил врач.
– Неправда! – возмутилась Каролина. – Я видела цветные сферы!..
– Их многие видели, – перебил ее врач. – В том числе и я. Но я говорю вам официальную версию, ту, которую передавали в новостях.
Каролина сразу замолчала.
– Там осталась женщина, она, похоже, сошла с ума, – добавила она, махнув рукой. – Вон там…
– Ее найдут, – ответил врач. – Сегодня таких, как она, было предостаточно. В какой-то мере им повезло больше – они, по крайней мере, не осознают весь этот кошмар… Говорили, радиус поражения около пяти километров.
Каролина ужаснулась.
– И это не только здесь, – добавил врач. – За ночь таких «мертвых зон» появилось больше двадцати, по всему земному шару. И некоторые гораздо больше…
От этой новости Каролина похолодела.
– А новости все твердят о метеоритах, – продолжал врач. – Говорят, сильный поток метеоритов… И больше миллиона жертв.
– Боже мой, – проговорила потрясенная Каролина. – Война началась… И мы все обречены на гибель… Нет, нет! – вдруг закричала она. – Где же Энтони? Я должна найти его! Чего он ждет? Он должен что-то предпринять! Это война, нам всем нужно спасаться!..
Врач удержал ее за плечо. Каролина попыталась вырваться, но тот вдруг сделал ей укол в руку – успокоительное или снотворное, только девушка практически сразу погрузилась в сон. Она почувствовала только, что ее уложили на сиденье, и машина поехала.
Черта двинулась вниз, когда Арнису исполнилось двадцать. Не помогли ни ритуальные танцы, ни множество овец и несколько пленников, принесённые в жертву мрачным богам. То ли они не слышали молитв, то ли не хотели отвечать. Ничего не могли сделать и говорящие с духами.
Как сказал Нилит, туман, где живут духи, соприкасается с разными мирами, в одном из них случилась страшная война, которая уничтожила его, и отголоски катастрофы просачивались сквозь туман. Говорящие, которые часто ходили туда, начинали кашлять кровью, их кожа покрывалась странными ожогами, волосы выпадали. Мало того, от Черты исходил гораздо более сильный холод, чем обычно, и наступавшее лето походило на середину весны. Оставаться в обжитых местах стало невозможно, и наметившийся исход заставил собраться большой совет кланов.
Вожди и сопровождавшие их лучшие воины собрались возле реки, от которой тянуло не по-летнему студёным ветерком.
— Отсюда одна дорога — вниз, — начал старейший, седовласый и седобородый предводитель клана Орла. — Надо лишь решить, как мы пойдём туда. Это не набег…
Он сделал паузу, давая другим высказаться.
— Мы сомнём равнинников! — выкрикнул косматый, широкоплечий вождь Медведей. — Им придётся уступить место сильным.
— Тебе известно, что мы всегда отступали — сейчас не время прятать правду от себя, — старик не обратил внимания на пробежавший ропот. — На этот раз нам некуда будет уходить — за воинами пойдут женщины и дети, а за спинами у всех — смерть. Равнинников много, и нам нужно объединиться. Нужен вождь, который соберёт всех в один железный кулак и сокрушит врагов. Жрецы и говорящие с духами советуют то же самое.
— Лучше бы они посоветовали, как повернуть туман вспять, — проворчал сероглазый Волк.
— Они не всесильны, — пожал плечами предводитель Орлов. — По их словам, возможно, мы сможем вернуться, но должны пройти годы. Итак…
Обсуждение оказалось шумным и долгим. Каждый хотел стать великим вождём — и никто не горел желанием подчиняться.
Солнце поднималось над белеющими в высоте пиками. Тянуло не по-летнему студёным ветерком, флажки кланов тревожно дрожали на ветру, словно ощущая напряжение момента. Людям же положено было оставаться невозмутимыми и уверенными, но в душе каждого билась тревога.
Их осталось четверо из нескольких десятков. Жилистый парень из Рысей, ровесник Арниса. Горбоносый воин клана Орлов, видевший на несколько зим больше. Самый старший, низкорослый кряжистый Волк. И Арнис.
Голос старейшего из глав кланов был слышен каждому из них и каждому из окруживших луговину.
— У нас есть вожди, жрецы мрачных богов и говорящие с духами. Вожди отобрали лучших из своих людей — тех, кто ещё молод, но уже успел прославиться и показал умение вести за собой других. Жрецы мрачных богов, которые любят войну и воинов, подготовили испытания, которые вы прошли — бег, броски копья, умение преодолевать препятствия, поединки. Каждый из вас полон сил, каждый отличный воин и хороший предводитель, каждый может гордиться собой. Но вождём вождей может быть лишь один, и его должна определить мудрость духов. Подвергаясь опасности, говорящие с духами ночью уходили за Черту, чтобы спросить совета, и вот они вернулись. К счастью, достаточно быстро, чтобы болезнь не затронула их. Подойдите сюда.
Арнис и остальные трое приблизились и остановились в нескольких шагах от Орла, за спиной которого стояло трое говорящих с духами. Митар, древний старик, про которого говорили, что он старше всех ныне живущих в горах, незнакомый Арнису сухощавый пожилой мужчина и Нилит. Все трое смотрели бесстрастно.
— Поклянитесь, что примете выбор духов, изгоните зависть из сердца, будете подчиняться вождю вождей и не поднимете на него руку.
Каждый из четверых достал свой нож. Проведя лезвием по пальцу, чтобы потекла кровь, они немного вразнобой принесли клятву. Затем её повторили остальные собравшиеся.
— Ты, — вытянулся пожелтевший от возраста палец предводителя Орлов. — Ты. Арнис выбран духами и будет вождём вождей.
Он надеялся на это, очень надеялся, и всё же не сразу посмел поверить, и лишь после короткого промедления вскинул вверх копьё в ответ на приветственные крики воинов, признававших нового предводителя.
***
Камнепадом скатились горцы на равнину, идя вперёд с отчаянной храбростью людей, которым некуда отступать. И всё же нашествие было подготовлено. Допросив нескольких пленников, Арнис разузнал кое-что о ситуации внизу, и его посланники ушли до нападения, пока объединённая армия, какой ещё не видели горы, только формировалась.
Воины кланов захватили предгорья, в боях сокрушив сопротивление не ожидавших такой атаки гарнизонов, но не тронули никого из перепуганных жителей деревень, не взяв с них ничего, кроме еды в поход.
Наместник короля, увидевший в происходящем шанс возвыситься, принял посланца от предводителя всех кланов, и часть войск провинции присоединилась к захватчикам. Они вместе встретили королевские полки, когда те добралась от центральных земель, и в нескольких сражениях рассеяли противника. Регулярная армия наместника удерживала позиции, а воины гор устраивали засады, фланговые обходы и стремительные атаки.
Соседний правитель, которому Арнис тоже отправил вестника, воспользовался случаем отхватить свой кусок от королевства.
Король был миролюбив и много лет избегал конфликтов, умело ведя дипломатические переговоры. Однако сильная сторона нередко оборачивается слабостью. Государство увязло в политическом болоте, армией занимались мало, солдаты и командиры не имели никакого боевого опыта, а воинская служба не считалась почётной. Мирная страна оказалась не готова к резкому повороту событий. А между тем на захваченных землях жажда славы и отмена значительной части налогов для семей солдат привлекли под чёрные, как ночь в глубоком ущелье, стяги воинства немало местных молодых людей. Горцам же, начавшим роптать о добыче, были обещаны богатства лежавших на пути к столице торговых городов.
И Арнис сдержал слово. Его люди убивали и преследовали солдат, но оставляли в живых селян и горожан, исключая тех, кто поднимал оружие. Таких среди мирных жителей было немного — все уже слышали, что захватчики, обходя в основном бедные районы, грабили богатые кварталы, где жило меньшинство, а бедняки всегда завидовали этому меньшинству. Тем более, что после грабежей следовал кутёж.
Тех, кто мародёрствовал, забирал последнее и излишне зверствовал, вешали — вождь вождей специально позаимствовал палачей у наместника, чтобы не заставлять горцев выполнять эту работу. Воины гор под предводительством верного помощника Малора составляли основу армии, которой командовал Арнис, и которая выросла за счёт сил мятежного наместника и рекрутов.
Он не собирался останавливаться, заняв достаточно земель для кланов. Когда идёшь по раскачивающемуся над пропастью верёвочному мосту, передышку лучше отложить до противоположной стороны пропасти.
Через год после захвата предгорий король открыл вождю вождей ворота столицы в обмен на обещание, что она останется нетронутой. Тогда же Арнис решил отделаться от чрезмерно властолюбивых союзников.
***
…чуть больше десятка шагов в гулкой тишине, последних шагов на пути к цели. Лишь горстка мгновений нужна, чтобы пройти их, последние шаги по тронному залу до конца пути наверх, к славе и власти. Несколько десятков человек вокруг — и всё же так тихо, что слышен был бы полёт мухи, доведись ей пробраться сюда. Но мух нет, а люди молчат и будто даже затаили дыхание.
Ты во дворце, ты уже видел дворцы, но не столь прекрасные, и они обычно носили следы штурма. А это тихое великолепие поражает, кажется чем-то немыслимым воспитанному в горном поселении мальчишке. Хочется ступать на цыпочках и смотреть восторженно, но победителю подобает иное.
Весь в чёрном, под цвет стягов, ты уверенно, неторопливо ступаешь по ковру. Пока ещё не король. А там, впереди, тебя ждёт грузный старик в светлых одеяниях. Старик, по лицу которого разбегаются морщины, отчасти прячась в седой бороде, а голубые глаза смотрят устало. Уже не король, потому что золотой ободок, символ власти — не на голове, а в руках, протянутых вперёд, к тебе.
Осталось подойти и дождаться, когда на голову опустится венец, а в руку ляжет рука. Рука принцессы, которую ты видишь впервые, но это неважно. Для тебя брак придаст черты законности смене власти и остудит особо горячие головы, что ещё остались на плечах. Для отца и дочери — позволит спасти жизни многих подданных. Сейчас ветер удачи на стороне Арниса, и ему быть на вершине, а им падать — и этот, уже не король, старается смягчить падение для королевства, для себя и для дочери.
Вторая терция.
Art by Dostochtennaja
Анна Матвеева
#GoodOmens #благиезнамения #Crowley #Кроули #Aziraphale #Азирафаэль
Мысль давала оценку, а тело птицей — легкая хромота почти не мешала — скользнуло над дорогой. Он проскочил в окно мгновений между выстрелами, обманув недостаточно расторопную турель. Куда дальше? Эд не знал. А та, другая? Ее поколению известно об умных машинах больше.
Он бесшумно скользнул туда, где видел женщину в последний раз.
Тень мелькнула впереди, пересекла наискосок огромный холл, в два счета перемахнула через обвалившуюся потолочную балку — и снова вынырнула в окно.
Эд не отставал. Азарт притупил чувство опасности, которое всегда зудело внутри, когда поблизости находился старший. На улицу, следом за ней. И снова — в развалины, грозящие рассыпаться под ногами. По лабиринтам комнат, коридоров и лестниц, ловя торопливые шаги.
Удар свалил с ног, словно стенка, из-за которой он выглянул, прянула в лицо всем своим каменным телом.
— Добегался, малыш?..
Холодные серые глаза, отливающие свинцовым блеском, и ствол излучателя — в упор.
Непроизвольная дрожь пробежала по телу: часовой в мозгу отчаянно жал на красную кнопку — чужой! Идентификация не пройдена! Стрелять!
Полжизни он давил такие порывы, в отличие от многих друзей, но сейчас поддался бы — однако при всем желании не мог. Напротив, старался не дергаться. Эд считал, что старшие не стремятся попасть в них, но глядя в эти глаза, не поставил бы на то, что их обладательница отведет оружие в сторону.
— Да, — согласился он, пристально вглядываясь в резкие черты лица — когда ещё так близко увидишь кого-то из тех. — Добегался.
Она, в свою очередь, так же пристально рассматривала его. Молча, чуть прикусив губу и наморщив лоб, словно решала в уме сложное уравнение. Эд почти видел, как палец напрягается на спусковом крючке, ослабляет нажим, снова напрягается. И каждый раз, в такт, сердце сбивалось с ритма — и снова начинало биться взахлеб.
Наконец она выдохнула с обреченным видом и опустила пушку.
— И что мне с тобой таким делать… — пробормотала в пространство, не сводя колючего взгляда и одновременно освобождая его кобуру от оружия.
Идею с попыткой бежать Эд пресёк сразу. Он уже дважды просчитался, оценивая её возможности, третий раз может оказаться последним. В голове лихорадочно щелкали мысли. Всплывали, бегло, одним взглядом оценивались — и исчезали в небытии. Хотелось убедительно доказать, что живым он полезнее.
— Мне не нравится, что какая-то машина превращает нас в марионетки, — наконец произнес он. — И вас тоже. Я ищу, что с этим сделать.
Она кивнула, будто подозревала что-то подобное — или даже знала наверняка. В конце концов, для чего ещё живому — любому из них — препарировать этот огромный каменный труп, этот полуразложившийся город.
— Пошли. Держись на шаг впереди, чтобы я тебя видела. И никаких фортелей. Попробуешь что-нибудь выкинуть… — лучевик чуть дёрнулся, безо всякого позерства, быстро и коротко, — мне же проще.
Резкие ноты прозвучали приказом о помиловании. Эд осторожно выглянул в коридор и двинулся вправо — слева он пришел. Красная кнопка внутри продолжала посылать сигнал, но он уже немного привык. Думал, как не подставиться под выстрел охранного робота, и одновременно — что слово «старики» несколько неверно. Он никак не мог назвать эту решительную подтянутую и энергичную женщину — старухой.
***
Четыре оставшихся квартала прошли на удивление легко и быстро. Надо признать, мальчишка оказался весьма полезен: он словно чуял чертовы механизмы смерти. Иногда замирал на месте, предостерегающе вскинув руку, иногда — односложно предупреждал и, к его чести, ни разу не попытался воспользоваться своим чутьём, подставив Ио под удар очередной пушки. Ио, впрочем, не отпускала циничная мысль: просто юнец не знает дороги, а значит каждый их — её — шаг приближает его к собственной цели.
Комплекс «Нью интеллидженс» неплохо сохранился: многоэтажные корпуса возвышались угрюмыми глыбами, обтрепанные, но не изъеденные огнем, кое-где даже поблескивали оконные стёкла. А вот двери давно снесли.
— Нам в третий корпус. Осторожно. Там может быть… всякое.
Там и правда могло быть всякое; Ио совсем не улыбалось тащить туда чужака и каждую минуту быть готовой драться на два фронта. Да и делиться найденными ответами — если ответы будут найдены — в её планы не входило. Но и оставить его здесь нельзя: уж тогда точно придется ожидать удара в спину.
За это время подчеркнутой покорности, с которой полу-пленник держался, пока решалась его судьба, явно поубавилось. Тонкая, дерзкая улыбка задержалась на лице на несколько мгновений, затем он кивнул:
— Так я сюда и не на утреннюю прогулку вышел… — откинул с лица покрытые пылью волосы. — Моё имя Эд. Короче, чем малыш, быстрей позвать.
Поколебавшись, она все же кивнула и коротко назвалась:
— Ио.
Они прошли через двор, заваленный обломками мебели, автомобильными покрышками, листами проржавевшего насквозь железа. Торопливо скользнули в зияющий чернотой вход — казалось, что под прикрытием крепких стен чувство обнаженной беззащитности должно стать слабее.
В нос ударил спёртый запах плесени, разложения и опасности. Ио достала фонарь и осветила длинный, упирающийся в лестницу коридор. Непроизвольно передернула плечами.
Пол здесь был усеян трупами крыс — почти истлевшими и совсем свежими, вперемешку. Чуть дальше она разглядела несколько человеческих скелетов, распластанных среди отвратительного серо-бурого ковра. Стараясь поменьше думать о том, что их убило, она медленно зашагала вперёд.
Перед глазами маячила спина Эда. Всем младшим присуща какая-то немного нечеловеческая пластика, а то, что он чуть припадал на правую ногу, делало манеру двигаться совсем уж странной, плохо предсказуемой. Сейчас шаг назад застал врасплох, чуть не заставив надавить на спусковой крючок.
— Что там?
Он поднял руку, выжидая, и через несколько долгих мгновений воздух озарился еле уловимой вспышкой — незаметные фотоэлементы на противоположных стенах перемигнулись.
Ио раздосадовано закусила губу, понимая, что сама заметила бы датчики слишком поздно. Вскинула пушку, легко, почти не целясь, выбила плитку, чуть выступающую из стены. Её тихое «спасибо» прозвучало почти беззвучно, сливаясь со звуком выстрела — и все-таки было услышано. Дальше шли ещё медленнее, внимательно вглядываясь в каждый клочок пола и стен, и всякий раз Эд успевал заметить опасность на секунду раньше, чем она сама.
— Четвёртый этаж. Там должен быть архив, нам удалось раздобыть старые планы почти всего города, — она смолкла, злясь на себя за эту внезапную откровенность. За то, что на миг забыла, что рядом — враг, и стоит только ослабить бдительность… — Шагай.
Покрытые пылью ступени приняли их шаги мягко, почти не давая отзвука. Хромированные перила под пальцами казались тёплыми, приветствующими касание человеческой руки — спустя многие годы одиночества. А вот дверь, хранившая архивный покой, выглядела угрюмой. Серый сверхпрочный металлопластик, неподвластный времени — по крайней мере, жалким десятилетиям.
— Есть идеи, как войти? — спросил Эд.
— Я знаю такие замки, — она взялась за выступающий цилиндр, изучая пальцами последовательность насечек, — серийное производство, половина армейских продовольственных складов была запечатана ими.
Приложила ухо к двери, продолжая краем глаза следить за младшим. Провернула раз, другой, третий, ловя тихие щелчки. Так, теперь в другую сторону.
Она превратилась в слух, выцеживая нужные звуки из череды лишних.
Есть!