И этот чужак пытается убить Полторашку! Ту самуюПолторашку, которую должен убить Яма, только Яма и никто другой, кроме Ямы! Его! Законную! Добычу!!!
Подобная несправедливость была столь вопиюща, что Яму буквально взорвало изнутри. Взревев, словно гиппопотам, сам себе на собственной же свадьбе отдавивший самое дорогое, Яма вскочил и обрушил на голову чужака всю мощь последних разработок военной науки и техники. Прикладом – держать за ствол оказалось удобнее.
Чужак хрюкнул и обмяк. Но на Яму уже прыгнул кто-то со спины, из темноты. Прыгнул, надеясь врасплох застать. И тоже нарвался на прикладом в зубы. Разворачиваться Яма умел стремительнее коралловых змеек, а застать врасплох охотника-марона? Ха! Размечтались.
Второе тело улеглось в пыль рядом с первым – Яма мельком успел отметить ту же самую длинную надписьна продавленном шлеме. Хороший приклад у штурмовой винтовки! Прочный, главное.
А дальше стало не до раздумий и отмечаний – из темноты забарачного угла попёрли массово, и пришлось попотеть, отмахиваясь. Проход там узкий, и больше, чем по трое, им никак не получалось. Да и то кто-то в разобранный сортир таки сверзился, ругался потом. К тому же поначалу нападавшие ещё пытались соблюдать тишину и не стреляли. Хотя какая может быть тишина, когда у Ямы дрянолин из ушей прёт?
А приклад у винтовки действительно хороший был – только на шестом шлеме треснул. Но к тому времени Яма уже разжился чьим-то огнемётом и возрадовался – тяжёлыми баллонами бить оказалось куда сподручнее, и удар получался знатный, враз нападавшего сносило. Винтовкой, как ни старайся, так не получится – весу в ней маловато.
Яма только-только во вкус вошёл, когда какой-то придурок стрелять начал и стало кисло.
Нет, поначалу, вроде, сирена была. Но Яма и сам ревел не хуже, а потому не заметил. А потом пришлось падать носом в пыль и прятаться за трупами, благо их Яма немало вокруг навалил. Чуть поменьше бы – и хана, импульсы шли над самой землёй, длинными очередями. Яма лежал, нюхал вонь горелого мяса, слушал шипение обугливающихся тел, за которыми прятался, и гадал – на сколько ещё попаданий хватит того жирного, которого он завалил последним? Мощный был мужик, сгорит не сразу. Ещё выстрелов пять выдержать должен. Четыре… вот ведь снайперит кто-то, нет бы чтобы мимо…Три… Да что им там неймётся-то? Нету тут живых давно, нету!.. Два…
Спасла его Полторашка – сдёрнула за ногу в сортирное углубление, в котором сама давно уже стрельбу пережидала. И откуда только силы взялись? Яма-то ведь поначалу даже сопротивляться пытался, не разобравшись. Повезло – сортир глубоким рыли, на совесть. Нырять не пришлось, даже когда над краем прокатился огненный шквал – кто-то из защитников решил перестраховаться. Хорошо, что тут всё такое высокотехнологичное и узконаправленное – оказалось достаточным просто пригнуться. Опалило немножко затылок и спину – и всё. Со старым добрым напалмом такие шуточки не проканали бы.
Яма не сразу и понял, что Полторашкадавно уже что-то ему говорит. Включился на середине где-то.
– …здесь обрыв триста метров, никто не думал! И разломы сплошные, туман всё время. Это ж совсем безбашенным надо быть… вот и не ждал никто. А они как знали! Самый тёмный угол! Ха! Мы с тобой герои! Если бы не я… я поссать сюда бегаю, а чего, ближе же, ночью не охота до кабинок тащиться… Если бы не я, да с голой жопой… разведчик ихний, что первым лез – придурок полный! Поразвлечься решил, ха! Придурок. Придушил бы по-тихому сразу – и развлекайся, пока тёплая. Никаких проблем! Так нет же – живую ему подавай… ха! А с живой – проблемы, это же и ёжику… Ловко ты его! По-божески!
Вот тогда-то Полторашка и сказала Яме, что он – бог смерти. Ну или имя бога носит, не важно. Всё равно приятно. Поскольку получается, что Яма всё равно немножечко бог, если имя такое носит. Потому что случайностей в этом мире не бывает и всё такое. Это тоже Полторашка сказала. С почтением так. С уважением даже. Яме сразу и убивать её расхотелось – зачем убивать, если всё справедливо и с уважением? Умная женщина. Не всем же красивыми быть.
А потом стрельба как-то совсем неожиданно прекратилась. И сверху раздался знакомый спокойно-равнодушный голос. Словно спрашивающему было совершенно не интересно, что именно ему ответят.
– Нарушаем?
Яма вскинул голову, обмирая. Сержант стоял на краю сортирной… ну ладно, пусть тоже побудет ямой – всё-таки жизнь спасла! Так вот – на краю этой самой выгребной ямы сержант и стоял, чуть склонив голову к левому плечу и рассматривая находящегося в яме Яму с неподдельным интересом. Смотрел сверху вниз – но сейчас хотя бы обоснованно, не придерёшься. Его фигура, подсвеченная сзади штабелем горящих досок, почему-то не казалась чёрным силуэтом на фоне огня. Наоборот. Светло-серая форма его словно бы светилась. А, может, это светился сам сержант – с него станется.
Интереса в сержантских глазах было столько, что Яму продрало до печёнок. Но Яма обмер ещё больше, когда разглядел, что в левой руке сержант держит его местами подпаленный рюкзак, а в правой – штурмовую винтовку с погнутым стволом и треснувшим прикладом. И покачивает ею слегка, словно бы укоризненно…
– Никак нет! – ничего не подозревающая Полторашка опять тихонько заржала. – Тут просто место опасное. Свалились вот. Засыпать бы надо, а то вдруг ещё кто свалится!
Пару ударов сердца сержант рассматривал с интересом уже Полторашку, продолжая покачивать винтовкой. Покорёженный ствол равномерно ходил влево-вправо. Потом вдруг замер.
– Вот и займётесь, – сказал сержант негромко и равнодушно. – Вычерпать и засыпать. Вдвоём. Завтра. А пока – приведите себя в порядок.
И пошёл себе мимо. Словно и не было только что героически отбито подлое нападение четырёхбуквенных, словно и не валялись по всей базе обгорелые трупы чужаков
– Вот же блин! – Полторашка досадливо сплюнула. – Сама себе работёнку спроворила, надо же… ну ладно – я, у меня язык без костей, но к тебе-то он чего прицепился? Не повезло, одно слово. Пошли, что ли, мыться? А то до завтра времени почти и не осталось, да в таком виде нас в казарму и не пустят!
– А я тоже сюда нассал, — сказал вдруг Яма невпопад, сам не зная, зачем. – Когда разбирал. Ну и… сейчас. Тоже вот.
Полторашка сначала взглянула непонимающе, а потом заржала по своей извечной привычке:
– Это что – мы с тобой ко всему ещё и друг друга обоссали? Гы! Два зассанца!
Сначала Яма ужаснулся.
На какую-то пару секунд – но до полной одури. До оторопи, до полуобморочного состояния, до судорожного спазма в мошонке, которая в панике словно попыталась втянуться внутрь тела. Почему-то он сам никак не воспринимал ситуацию с этой точки зрения – пока Полторашкавслуз не сказала, сама не понимая, что говорит.
Обмен водой тел, никакому шаману не расплести.
Так что же это теперь получается?..
Она что – намекает?..
И только когда Полторашка снова начала ржать, скаля неровные жёлтые зубы и запрокидывая лицо – белое, словно брюхо у дохлой рыбы, – до Ямы вдруг дошло.
Она – не из его деревни. Она вообще не из маронов.
Ей неоткуда знать про подобные обычаи.
Других маронов в Зоне нет, Яматогда единственный прошёл отборочный тест. Так что не знает она ничего и ни на что намекать не может. И никто ей не объяснит, не расскажет – просто некому рассказывать да объяснять. Сам Яма – уж точно не станет. Не дурак же он.
От облегчения ли, от недавней ли близости смерти или от чего другого, но Яму тоже на ржач пробило. Жив остался после такой переделки – да одного этого уже достаточно для полного счастья. А тут ещё и от уже практически свершившейся женитьбы на этой колченогой уродине отвертелся! Радость, однако? Конечно же, радость!
Странным было только, что к радости этой почему-то примешивалось лёгкое сожаление. Но Яма решил не забивать себе голову подобными пустяками.
0
0