Поздним вечером, когда Олежек уснул, а мы с Ксапой уже разделись и собрались заняться искоренением рабских пережитков, Лава с Туной приводят плачущую новую степнячку. Буквально, за руки втаскивают.
— Ксапа, помоги… — хором и со стоном. — Серь’ожа обижает…
— Что на этот раз? — недовольно отрывается от меня Ксапа.
— Имя хочет отнять. Скажи ему, что имя отнимать нельзя. Пусть побьет лучше.
— Какое у нас имя?
Степнячки выталкивают вперед новенькую.
— Папа. Моя звать Папа.
Я фыркаю, переворачиваюсь на живот и утыкаюсь носом в постель, чтоб приглушить смех и не заржать во весь голос. Только плечи дрожат. Я-то знаю, что значит «папа» на языке чудиков.
— Клык, перестань издеваться над девочкой!
Дальше на трех языках вперемешку начинают объяснять новенькой, какое неудачное у нее имя. И какая путаница будет, когда у нее подрастет ребенок. Предлагают имена на выбор. Степнячка плачет, но от своего имени отказываться не хочет.
— Ну и оставайся Папой! Но завтра прикажу Сергею отвезти тебя к родителям. Я, охотница, согласилась имя поменять, а тут сопля какая-то!.. — не выдерживает Ксапа. И выгоняет гостей из вама. Мы с Жамах переглядываемся и смеемся до икоты.
Утром мы узнаем, что новенькая согласилась на имя Олененок Бэмби. Но это не настоящее имя, а только для друзей. Настоящее все равно Папа.
А я теперь с Жамах говорю по-чубарски, с Ксапой — по-русски, со степнячками — на их языке. Ксапа хочет, чтоб я стал КОНТАКТЕРОМ. Переговорщиком-полиглотом. Она бы сама стала, но у нее с языками со школы проблемы. Жамах радуется, веселая ходит, улыбается всем. Говорит, наверно,
зимой, все-таки, умерла и в мир предков попала. Потому что люди так интересно и счастливо не живут.
После завтрака собираемся лететь к Заречным, а потом — к Степнякам. Жамах лететь наотрез отказывается. Не любит она ни тех, ни других. Зато девок в машину набивается… Из охотников только Сергей, я да Платон. Пять заречных, пять степнячек и, конечно, Ксапа. Платон замечает, что перегруз,
но Сергей говорит, что контингент мелкий, перегруза не будет. А на обратном пути, когда топливо выработает, и еще двоих-троих взять сможет.
Я сижу рядом с Сергеем, дорогу показываю. Девки к окнам прилипли. Они, кроме Папы-Бэмби, в первый раз по воздуху летят.
Заречных находим там же, где они всегда летом стоят. Облетаем кругом, я в микрофон говорю, чтоб не боялись. Потом у меня микрофон Кудрява вырывает и, захлебываясь от восторга, рассказывает, как здорово и быстро по воздуху летать. Заречные выскакивают из вамов, головы вверх
задирают, на нас друг другу руками показывают. Сергей сажает машину. Я первым выхожу, меня узнают. Вопросы задавать начинают, как я по воздуху летать научился? Но тут заречные девки выскакивают, не до вопросов становится. Обнимаются, тискают друг друга, будто не год, а сто лет не
виделись. Наши степнячки сначала тесной кучкой сбиваются, но как местных степнячек замечают, бегом к ним и обниматься начинают. Я веду Платона, Ксапу и Сергея знакомиться с охотниками. Две наглые девки-близняшки у меня на руках виснут, приходится объяснить им, что Ксапа — моя женщина.
Огорчаются страшно, но не отпускают, говорят, охотнику одной женщины мало. Ксапа объясняет, что у меня уже две женщины. Девки совсем в отчаянии, но далеко не отходят, рядом держатся. О знакомых охотниках расспрашивают.
Самые уважаемые люди собираются у костра. Чтоб снять напряжение, сразу говорю, что мы просто так залетели, а не по делам. Девки по близким очень соскучились. Уговорили Сергея к родным свозить. А Сергею не сложно. Вот сейчас поговорим и к степнякам полетим. Сергей себе молодую девку из степнячек взял, обидится девка, если он ее к своим не свозит.
Потом о деле говорим. Рассказываю, что Мудреныш разрешил Чубарам на нашей земле до следующего лета жить, что воевать с ними не надо, что весной мы будем с ними девками меняться. Что со Степняками надо в мире жить, потому что за Чубарами Айгуры идут, и Степняки должны быть сильными, чтоб Айгурам противостоять. А охотникам нужно язык Степняков учить. Тогда, если охотники Степняков на земле Заречных встретятся, их можно словами отругать, а не оружием прогонять. Тут меня Ксапа перебивает и излагает свою идею объединиться в одно большое общество. Охотники делают вид, что слушают внимательно, но сами в усы улыбаются. Ну как можно объединиться в одно общество, если, к примеру, до Чубаров два дневных перехода. Не осознают еще, что я с ними сижу, но час назад с Мудром разговаривал. А если из кармана рацию достану, то и сейчас могу с Мудром
поговорить. У нас и у чудиков совсем разные расстояния.
В общем, хорошо посидели у костра. И о деле поговорили, и посмеялись. Заречные решают с Чубарами по нашему примеру мир установить. Я говорю, что через пару дней мы опять к Чубарам полетим, можем четырех охотников взять. Больше в машину не влезет.
Под конец ко мне Медведь подсаживается. О Жамах расспрашивает. Не хочу я о ней говорить, но ведь все равно узнает… Рассказываю, что болела до весны, что чуть родами не померла, что живет в моем ваме, а на Медведя с сыновьями очень сердится. Даже с нами лететь не захотела. Медведь сильно смущается, когда об Олежке узнает, просит меня вырастить из него охотника. Настоящего охотника! И просит передать Жамах, чтоб не держала зла на него и сыновей. Я прикидываю, что если смогу помирить Жамах и Медведя, то у
Заречных с Чубарами проблем не будет.
Настало время лететь к Степнякам. Степнячки по первому зову к машине бегом бегут, по местам рассаживаются. Заречные — все пять — упрашивают Ксапу еще чуток подождать.
— Пусть остаются, — предлагает Сергей. — На обратном пути заберем.
Я поддерживаю, а Ксапа слегка огорчается. Ей обязательно хочется заречных девок со степнячками познакомить.
Оставляем девкам одну рацию и взлетаем. Теперь дорогу показывает Папа-Бэмби. Ну до чего непоседливая девка Сергею досталась! Сидеть спокойно не может, словно еж под задницей. Опять пару раз Сергея за руку хватает, отчего всех на стенку бросает. Визгу в салоне! Ксапа хочет пригрозить Папу-Бэмби к креслу привязать, но нужных слов не знет. А
степнячки расшалились и переводить отказываются.
Степняков первой замечает Туна. Подлетаем ближе — действительно, охотники степняков. У них копья маленькие. Ксапа их дротиками зовет. У наших охотников копье большое, но одно, а у степняков — пять-шесть дротиков. Если первым не попал или только ранил, можно второй бросить. Зато и убить дротиком сложнее. Тоненькие они. Мне копье больше нравится. Мощное оружие! Но Степняки послабее нас будут, им дротики — в самый раз.
Когда совсем близко подлетаем, степнячки узнают охотников. Куча восторга! Сергей дает Папе-Бэмби микрофон, в общем, все как обычно. Охотники стоят напуганные, девки, захлебываясь от восторга, друг у друга микрофон вырывают, Сергей медленно машину опускает. Облако пыли поднимается — ничего не видно.
Садимся. Винт останавливается, но никто выходить не хочет. Ждем, когда пыль осядет. Сергей достает расческу, чудо свое лохматое причесывает. Чудо взвизгивает, когда расческа в волосах застревает. Девки смеются, говорят, их тоже причесать надо. Пыль оседает, Ксапа первой из машины
выскакивает. За ней — Лава с Туной. Ксапа их за талии обнимает и к охотникам ведет. Те настороженной кучкой сбиваются. Две степнячки замешкались, какие-то хитрые повязки из кожаных ремешков и перьев на головы надевают, друг на друге поправляют, перышки разглаживают. Сколько
лет живу, ни разу не видел, чтоб степнячки такое носили. Сергей все свою Папу причесывает, девка торопит. Я копье в сторону откладываю, выхожу из машины. Платон за мной выходит, на колесо вертолета садится. Не хочет мешать ПЕРВРОМУ КОНТАКТУ — так это у чудиков называется.
Лава с Туной кричат что-то радостное, руками машут. Навстречу им два степняка идут. Девки к ним бегом бросаются. Ксапа не бежит, спокойно идет. Вдруг третий степняк с трех шагов разбега в нее дротик бросает.
Ксапа этого никак не ожидала, увернуться не успевает. Дротик ей в грудь бьет, на спину опрокидывает.
Дальше на меня словно черная туча находит. Кричу что-то. Степнячки кричат, рвутся назад, к Ксапе, охотники их за руки оттаскивают. Степнячки вырываются. Платон вскакивает, руку вверх поднимает. Что-то в его руке грохочет так, что я глохну на время. Бегу к Ксапе, степняк в меня дротики бросает, я уворачиваюсь. Сзади опять грохочет. Охотники Лаву с Туной на
плечи забрасывают к своим бегут. Девки вырываются, по спинам охотников колотят. Вдруг у меня за спиной так загрохотало, что я уши зажимаю. Мимо Сергей пробегает. В руках — какая-то непонятная рогулина. Это она грохочет.
— Не стрелять! — кричит Платон. — Назад, в машину!
Сергей бежит на степняков. Один дротик, который должен был ему в бок воткнуться, по ребрам соскальзывает, в одежке застревает, болтается.
— Серь’ожа!!! — за Сергеем во весь дух несется Папа. А за ней — две наши степнячки. Но Папу им не догнать. Очень прыткая девка.
Степняки теряются. Один бросает в Сергея дротик. Низко бросил. Но Сергей рухнул на колени, раскинув руки в стороны и встречает дротик прямо грудью. А дротик отскакивает!
— Серь’ожа!!! — с ужасом!
— Убью!!! — кричит Сергей, и рогулина в его руке вновь грохочет. У степняков нервы не выдерживают, они бросаются наутек. За ними, размахивая дротиком как палкой, Папа. Догоняет и лупит по головам.
Я склоняюсь над Ксапой. Дротик попал ей в правую грудь, пробил ребра. Но она жива и в сознании.
— Как глупо, Клык. Я их за хомячков держала. Как нелепо, — говорит она мне, а из глаз катятся слезы.
Подбегают Лава с Туной, потом другие степнячки. Сергей тащит степняка со связанными за спиной руками.
— Этот!
Я хочу вытащить дротик, но Платон запрещает.
— Не трогай! Это убьет ее. Аккуратно поднимаем и несем в машину.
— Стойте! Сначала древко обрежу, — восклицает Сергей. — У меня в машине носилки есть, — убегает к вертолету. Платон — за ним. Я остаюсь с Ксапой, подвывающими степнячками и связанным степняком. Туна со злостью хватает его за волосы и бросает в лицо полные гнева слова.
Прибегают Сергей с Платоном, кладут на землю носилку. Платон зажимает в кулаке дротик у самой груди, а Сергей каким-то страшным механизмом с ручками метровой длины перекусывает древко. Всей толпой осторожно поднимаем Ксапу и кладем на носилку.
— Я сообщил на базу, врачи вылетают нам навстречу, — говорит Сергей, пока несем носилку к вертолету.
Оказывается, в конце салона есть место для носилок. Специальные гнезда, куда просто и быстро вставляются и закрепляются ручки носилки.
Взлетаем. Только в воздухе замечаем, что в салоне нет Папы.
— Летим за ней? — спрашиваю Сергея.
— Времени нет. Завтра слетаю.
— Ты почему машину бросил? — ругается на Сергея Платон. — А если б тебя ранили, кто бы машину вел?
— Я бронник надел, автомат взял. Это ты — голой грудью на амбразуру.
— Вернемся в лагерь — поговорим.
— Проверь пленного.
Я оборачиваюсь. Степнячки сидят грустные вокруг охотника и о чем-то тихонько говорят по-своему. Прохожу в конец салона и сажусь рядом с Ксапой.
— Сергей вызвал белый вертолет, он летит нам навстречу. Ты не умирай, ладно?
— Постараюсь, — слабо улыбается Ксапа и сжимает мне руку. — До смерти хочется жить. Посиди со мной.
Подходит Платон, откидывает столик и высыпает на него содержимое ящичка, который называет аптечкой. Внимательно изучает все коробочки, которые там лежат. Качает головой и идет в кабину говорить по радио с врачами. Вернувшись, делает Ксапе укол.
Подходит пошептаться Лава. Сначала спрашивает, как Ксапа, потом — что я сделаю с Савэем? Савэй — это пленный степняк. А я знаю, что с ним делать? Мы охотников в плен никогда не брали. Только девок. Это Сергей его взял. Может, захочет на Папу обменять? Но если Ксапа умрет, я его с
вертолета выкину. Так Лаве и говорю.
— Не убивай его. Он нас с Туной защитить хотел, — просит Лава. — Не со злобы, а от страха копье бросил.
Как медленно тянется время!
Наконец, Сергей говорит, что видит белый вертолет. Но еще минут десять ищем место для посадки. Находим, садимся, бегом, на полусогнутых переносим носилку в белую машину. Оттуда нас сразу выгоняют.
Опять время тянется медленно-медленно.
— Сейчас покурить бы… — говорит Платон. Сергей поднимается, подходит к степняку, разрезает веревки, связывающие руки. Подзывает к себе девок.
— Скажите ему, чтоб далеко от машины не отходил. Помрет здесь один. И чтоб в кабине ничего не трогал.
— Хочешь его отпустить? — спрашивает Платон.
— Не хочу, чтоб он у меня в салоне обоссался.
— А если убежит?
— Одной проблемой меньше.
Открывает ящик, достает продукты чудиков и начинает готовить еду для всех. Чудики помногу не едят. Но еда у них вкусная. И пьют из маленьких белых стаканчиков, которые потом выбрасывают в костер. Степнячки очень радуются, когда Сергей перед степняком тоже стаканчик ставит и до краев
наливает. Потом отдает большую гибкую бутылку Лаве. Лава с Туной уже знают, как у чудиков принято с едой обращаться, как бутерброды делают. Другим степнячкам показывают. А мы выходим из машины, перекусываем на свежем воздухе.
Поев, собираем мусор в большой черный пакет. Сергей идет к белой машине поговорить с пилотом белого вертолета. Вскоре выходит и зовет нас. Оказывается, в кабине белого вертолета есть экран, на котором я вижу, как врачи суетятся вокруг Ксапы.
— Как она? — спрашивает Платон.
— Ничего хорошего, — поморщившись, отзывается пилот. — Может легкое потерять. Вовремя вы нас вызвали. Еще час — и заказывай музыку… Ну вот, зашивать начинают.
Через час, когда уже начинает темнеть, белый вертолет улетает.
— А мы? — спрашиваю я.
— Я ночью не летаю, — хмуро отзывается Сергей. — У них сканирующий радиолокатор, а у меня только инфракрасная оптика и спутниковая навигация. А на кой она здесь, если ни одного спутника? И вообще, горючки назад не хватит. Завтра заправщик вызову.
Хмурые, возвращаемся в машину. На степняка демонстративно не обращаем внимания. Сергей показывает, как опустить спинки сидений, раздает надувные матрасы, вроде ксапиного, показывает, как надуть.
— Девочки, теперь все на улицу, пописали и спать.
Хотел перевести, но не успел. Лава переводит. Оказывается, она уже хорошо русский понимает.
Степняк тоже выходит. И возвращается со всеми. Я вздыхаю. Надеялся, что он убежит.
Спать ложимся кто на креслах, кто в проходе. Тесно, но кое-как размещаемся.
0
0