Следующим ценным союзником стало семейство Танака, глава которого явился с прошением и которому потребовалась чашка воды после вскользь сказанного Императором: «Я знал вашего сына, Юки… Или Сэдэо. У него ведь было такое взрослое имя?» Акайо не ожидал, просто использовав повод во всеуслышание поговорить об Эндаалоре, но неожиданная поддержка большого клана, расселившегося по всей территории Империи, пришлась кстати. Они же помогли обнаружить подтасовки, устроенные Ютакой и главой ведомства Монет, но свою кандидатуру на освободившиеся места не предложили.
Совет наполовину обновился из-за внутренних интриг даже раньше, чем подготовили полный экзамен для первого ведомства. Впрочем, оставшаяся половина правдами, неправдами и списыванием на местах осталась.
В вечерних прогулках Акайо всё чаще сопровождал кто-нибудь из глав ведомств, кто пытаясь убедить в своей преданности, кто осторожно пытаясь что-нибудь оспорить, или предложить. Этим вечером рядом шел Горо Йори, молчал, задумчиво глядя на отражающееся в пруду небо. Старичок-Правая рука ушел на почетную пенсию, когда на него указала пара заговорщиков как на вдохновителя своего плана, хотя Акайо был уверен, что в реальности их вдохновлял Ютака.
Левая рука, единственный, не только не устраивал заговоров, не беспокоился по поводу экзаменов и не пытался отвлечь своего Императора на мелкие проблемы, но и, кажется, исподволь помогал, помогая правильно формулировать указы и подсказывая неожиданные решения.
— Я не понимаю вас, господин Йори, — задумчиво сказал Акайо. Советник, вопреки ожиданию, не бросился заверять его в любви и верности. Чуть улыбнулся, кажется, впервые искренне, поклонился не церемонно, а точно выверяя угол — уважение к старшему.
— Я очень простой человек, господин Хана. Я знаю, что поле не даст риса, если его не пахать и не засевать. Другие, как Сато и ваш дед, знали, что армия не будет побеждать, если её не муштровать и не отдавать приказы. Я опасался, что вы, будучи солдатом, пойдете по тому же пути.
Акайо так же склонил голову — уважение к равному. Сказал:
— Давайте включим эту мысль в завтрашнюю речь?
Йори смотрел внимательно, конечно, заметив, каким именно поклоном одарил его Император. Акайо мысленно улыбнулся. Его Левая рука не хотела править страной единолично, в отличии от Правой, и потому станет идеальным главой.
Как стал сам Акайо.
Он планировал передать Совету все полномочия, сделать так, чтобы правил не один человек, чтобы решали умные люди, те, кто хочет сделать Империю лучше, а не просто упиваться властью.
Но…
Он сам тоже оказался хорошим правителем. Он знал больше, чем любой житель Империи, он видел будущее. Он понимал, куда хочет привести свой народ. Имел ли он право отрекаться, даже когда сможет сделать это?
Хотел ли он этого?
Время шло и чем дальше, тем меньше он скучал по спокойствию.
Тем сильней боялся, что возвращаться в Эндаалор ему всё равно не к кому. Не с кем.
— Я хотел бы показать вам один павильон, Император, — отвлек его Йори. — У вас не было времени изучить свой дворец, а это место вам, думаю, понравится.
Здесь не было внутренних стен, их заменяли высокие стеллажи, набитые до отказа. Пахло пылью и чернилами, свет дробился, проходя сквозь нагромождение бумаги, затухал, не добираясь до конторки в центре павильона.
Акайо шел, скользя пальцами по краю полки, зачарованный, потрясенный. Спросил, полуобернувшись:
— Я был здесь?..
Йори рассказал тихо, не тревожа ни память, ни пыль:
— Ваш отец лишь раз возвращался во дворец. Когда вы прожили три года, и вам дали имя, он добился аудиенции у Императора. Вероятно, хотел, чтобы его изгнание вас не коснулось. Ему не удалось этого добиться, но я помню, где провели вы тот день.
Акайо кивнул, поднял взгляд к потолку. Совсем низкий, во внутренней библиотеке он терялся в вышине. Здесь все было намного меньше, но в то же время — таким же. Эта тишина, рассеянный свет, запах — все складывалось в ощущение покоя. То самое, которого не хватало. В котором, как он старался себя убедить, он не нуждался.
— Господин Император!
Голос посыльного заставил очнуться, выйти из физического воплощения своего внутреннего мира.
Юноша, запыхавшийся, выдохнул:
— Нашли.
***
Они стояли в центре зала Совета, окруженные его чиновниками, в скрещении их любопытных взглядов. Усталые, оборванные, изможденные. Живые.
Акайо шагнул вперед, не удерживая широкую улыбку, хотел обнять, хотел сказать “слава предкам”…
— Ясный Император!
Двери едва не выбили, в зал ворвался отряд из нескольких монахов. Лидер, молодой человек не старше Акайо, громко заявил:
— Вы нарушаете заветы предков!
Ненавязчиво шагнули вперед телохранители, прикрывая, вздохнул глава ведомства Обрядов:
— Простите, Император, я успокаивал их, сколько мог.
— Сегодня мы создадим Империю, — пророкотало, перекрывая голоса всех. Таари в центре зала подняла руку с передатчиком, он шипел помехами, громом показался записанный на нем шорох бумаги. — Откажемся от всего, чего достигли, вернёмся к самому простому, чтобы не допустить новой катастрофы. Поклянемся молчать обо всем, обманем своих детей и внуков. Пусть думают, что так было всегда. Пусть живут так всегда. Если однажды ковчеги вернуться, да будет так! Мы создадим религию, в которой будем верить в них, мы будем ждать их прихода и Золотого века, который они привезут. Если технологии вернутся вместе с ушедшими — да будет так! Но до того мы выживем. Очистим ровно столько земли, сколько необходимо, сохранив остальное таким, какое оно сейчас, запретив выходить за границы. Пусть эта пустошь послужит напоминанием о наших общих ошибках — и для нас, и для вернувшихся. Они сами решат, стоит ли будущее таких жертв.
— Стоит, — сказал Акайо, когда голос из прошлого замолчал. — Мы можем не повторять ошибки своих предков. Для этого не обязательно зажмуриваться и забывать о своем прошлом, — оглянулся к монахам, указывая на передатчик. — Вот заветы наших предков. Вы пришли потому, что в их дома запрещено спускаться, а я заставляю вас нарушать священный запрет? Теперь вы знаете, откуда он появился. Всё ещё считаете, что ему нужно следовать? Оставаться обманутыми детьми?
Они стояли, слишком ошарашенные, чтобы что-то предпринять. За них поклонился глава Обрядов, извинился сдержанно.
— Вы позволите нам изучить запись?
Акайо посмотрел на Таари, та протянула передатчик монахам. Наконец подошла к Акайо. Обняла, шепнула на ухо:
— Ты многое успел, пока мы скитались по линиям метро. Но мы, кажется, вовремя.
Он кивнул, улыбаясь ей в шею, счастливый, легкий, опьяненный её голосом, глазами, руками. Бесконечно несчастный знанием — он не может уйти с ней. Даже чтобы сейчас переночевать вместе, ему придется еще долго отбиваться от слухов.
В своем павильоне достал черную ленту, что носил у сердца много дней, даже когда почти перестал надеяться, что сможет вложить её в эти пальцы. Опустился на колени, подняв на открытых ладонях узкий кусок шелка. Таари засмеялась негромко, и в этом смехе не было радости.
— Ты ведь Император, Акайо, — напомнила. — Ты не можешь носить такое странное украшение.
— Я Император, — кивнул он. Замер со склоненной головой. — Я могу всё, но для себя я сделаю только это. Пожалуйста.
Пальцы зарылись в отросшие волосы, взъерошили, потянули, заставляя снова взглянуть ей в лицо.
— Хорошо. Но затем ты расскажешь, для чего это. Ты ведь понимаешь, что я здесь не останусь и значит, твоей Верхней не буду.
Он чуть кивнул, прикрыл глаза, в последний раз растворяясь в чужой воле, остро чувствуя, как лента обхватывает горло, руки Таари застегивают хитрый замочек, тут же поддевают узкую полосу ткани, тянут, почти заставляя задыхаться.
— Рассказывай, — приказала она.
Акайо открыл глаза, встретив её взгляд. Он больше не мог ни нырнуть в зеленую глубину, ни спустить на воду самый жалкий шлюп, и он стоял на краю, невольно положив пальцы на своё горло, перехваченное лентой — единственное оставшееся у него утешение. Сказал так откровенно, как мог:
— Чтобы, когда ты будешь далеко, когда я захочу забыть все, чему научился в Эндаалоре, когда устану и буду готов сдаться, эта лента напоминала мне — я сам выбрал эту жизнь. Я уже был счастлив. Тогда, что бы ни случилось, я всегда буду жить и действовать памятью трёх месяцев, которые я был рабом. Которые я был свободен.
Зеленое море подернулось туманом. Таари, обняв его, заплакала на плече.
***
Он знал, где найдет её. Тихо покинул зал, уже на лестнице осознал — а ведь это его победа. На приеме в честь послов главную роль играют советники и представители Эндаалора, а не Император.
Таари смотрела в низкое ночное небо, на миллиарды звезд, чей свет не заглушали ни огни эндаалорского города, ни факелы императорского дворца. Сказала, не оборачиваясь, по шагам узнав, кто за спиной:
— Ты можешь отречься.
— Да, наверное. Уже могу.
Он стал рядом с ней, оперся на перила. Посмотрел на раскинувшийся вокруг город, сияющий, как огромное созвездие. Таари вздохнула, договорила то, что он оставил висеть в воздухе:
— Но не хочешь.
Акайо кивнул. Отсюда не было видно людей, но сияли окна и фонари, отмечая жизнь. Каждый человек был звездой, уникальной и в то же время похожей на других, каждый мог остаться или уйти, каждый начинал понимать — теперь он свободен.
— В Эндаалоре я был твоим, и этого было достаточно. Но сейчас я — их всех. Понимаешь?
Она промолчала. Акайо не видел её лица, но почувствовал, как она чуть качнулась к нему, прислонилась к боку. Сказала негромко:
— Я скучаю.
— Я тоже, — обернулся, обнял порывисто, как никогда себе не позволял. — Таари, я не могу сейчас просить твоей руки, но…
— И не проси, — она улыбалась, чуть отстранившись, смотрела ему в глаза. — У тебя есть твоя Империя, у меня есть моя работа. Я не брошу её, как ты не бросишь Кайн. Может быть, когда мы вместе восстановим метро, мы сможем видеться достаточно часто, чтобы это имело смысл. Но не раньше.
Он кивнул. В груди поднимался ком несказанных слов, глаза жгло. Он спрятал лицо в волосах Таари, а она гладила его дрожащие плечи. Шепнула на ухо:
— Плакать можно.
Это помогло, слезы полились наконец, усталость всего прошедшего года уходила вместе с ними, открывая заново все его надежды и планы. Общие успехи, уже случившиеся и те, что были впереди.
Небо и город вокруг них сливались в одно.
0
0