Утро ворвалось в каюту звуками, радостным криком кока, отгонявшего чересчур голодных от сухих запасов, бранящегося больше по долгу службы, нежели со зла. В эту ночь их обошла большая беда. Настроение радости и облегчения буквально витало по кораблю. Скрип деревянной палубы, плеск волн о борт, крики чаек, лай ее пса, приглушенные, а от того еще более милые.
Гвэн вышивала. Руригва подарила ей кусочек тесьмы и дала иголку с шелковыми нитками – неслыханное богатство для замшелой старушки, но девушка не придала этому значения. Она не училась вышивать раньше, ее воспитанием почти не занимались, ибо дяде не было выгодно содержать умную престолонаследницу, которая соображает в делах государства лучше него, и которую просто так не обманешь. Поэтому Гвэн училась всему сама. Она подходила к слугам и спрашивала, что они делают, и как это правильно, в детстве; в юности таскала книги из библиотеки и читала обо всем на свете взахлеб. Ей иногда казалось, что нет почти ни одного дела, которое нельзя освоить, если попытаться или если найти достойного учителя, коли дело сложное.
А вышивка… рукоделию ее не учили, но основные стежки и узоры были ей хорошо знакомы. Сейчас она не стремилась создать целую картину гладью за час или расшить нижнюю рубаху… нет. Она просто старалась занять время, пока не появится ее друг и не похвалит за наблюдательность: ведь это она вовремя заметила опасность и всех спасла… так? Гвэн ждала его светящейся улыбки, его радостных глаз… но время тянулось бесконечно долго. И она, выпросив рукоделие у своей невольной попутчицы, стремилась показать свои светлые чувства: из-под ее руки выходила настоящая красота. Среди четких средних линий фона более плотной и толстой цепочкой ниток вилось красное имя храмовника, окаймленное по периметру золоченым косым крестом. Она долго думала, что вышить, но ей не хотелось рисовать кресты и символы веры. В конце концов, он мало интересовался религией, если честно. Свое имя вышить было слишком смело и слишком вычурно. Да и… когда они все-таки попадут во дворец, если люди увидят эту тесьму – тоже приятного будет мало. А вот его имя – это очень хорошо.
Гвэн представляла, как он удивится и улыбнется, может даже, обнимет. Это предвкушение тепла дарило ей невидимые, но вполне ощутимые крылья. И пусть все решит судьба, как сказала Руригва. Действительно так.
В дверь постучали. Девушка спешно доделала последний стежок и принялась отгрызать неподатливую нить. В таком виде ее и застал юнга. Мальчик объявил, что ее ждут на завтрак в столовую.
Помятое платье из ее узла, волосы, спешно зачесанные в две косы, с помощью костяных шпилек змеями прижатые к голове. В зеркальном подносе, что притащила старушка, видна немного медно-желтая, но все еще бледная особа. Покусала губы, хоть себя убеждая, что так они будут краснее. Вышла за дверь. Оглянулась. Старушка осталась в каюте.
– Для капитана и главных накрыто. – Пожала плечами. – Меня не звали. Нат-ко, рукоделье-то свое не забудь. Чай, все утро трудилась…
Старушка осталась в каюте, а Гвэн, еле стоящая на своих ногах, упираясь во все, что встречала по дороге, шла в столовую, спрятав тесемку за поясом в кармашек. Ощущение праздника потихоньку пропадало. Команда сурово и нервно крутила снасти, мальчик драил палубу. Несмотря на воду и тряпку, отчетливо виднелись следы крови на полу. Гвэн занервничала: а может, они не избежали боя? А кто ранен? Так, может, поэтому Он и не пришел, а она так расстроилась, что не проведал и заставил в таком состоянии одной брести?
Практически не дыша от страха и растерянности, она вбежала в каюту.
– Вот видите, сказал равнодушно Алан. – Она в прекрасном самочувствии, даже румяная.
– Это я торопилась… – начала, было, девушка и осеклась. Говорить о своей слабости после сказанного было глупо, как выпрашивать жалость. Да, я румяная, и да, я смогла дойти. В этом он прав. Но что-то болью резануло сердце. Она еще не умела осознать это в словах, но поняла, что за нее просто не волновались. Но ведь это так по-человечески – спросить, как я себя чувствую, предложить помощь, пожалеть, навестить… а ему словно и дела нет. У него государственные заботы, важный он. Вот стану… и увидит!..
Гвэн, морщась от боли, своих мыслей и обиды, села на самый далекий от него стул. Ближе посадить ее не захотели. Какая пакость! Словно я самая ненужная и лишняя на этом корабле, даже если именно меня и везут всем судном на встречу с новым женихом. Мда…
Квашенная капуста пахла пьяняще и аппетитно, но есть ее сейчас не представлялось возможным. Маринованных морских гадов тоже пришлось отодвинуть. Мясные рулеты были так сильно присыпаны перцем, что тоже не лезли в рот. Девушка вздохнула с горечью обиды. Предательские слезы наворачивались на глаза. Ее звали к завтраку, но не было ничего на столе, чего она бы могла поесть. Словно и не лежала она двое суток, умирая, по его воле, и вся команда об этом не знала.
Гвэн вгрызлась в кусок белой лепешки, чудом успев уцепить его, последний, со стола. В стакане плескался квас. Она сделала глоток и отодвинула массивную деревянную, окованную железом, кружку, украдкой вытирая правый глаз, который все-таки не сдержался и отпустил в плаванье соленую злую слезу.
Она старалась рассмотреть Алана, но он был через четыре человека от нее и по той же стороне стола. Пользуясь оживленной беседой, где ее мнения, явно, не спрашивали, она выскользнула со стула и пробралась к нему. Острый взгляд, полный укора и порицания. Алан шикнул и встал, совсем покидая столовую. Такого она точно не ожидала.
Есть хотелось нещадно. Боцман, сидевший напротив, опомнился первым и предложил сходить к коку за чем-то более подходящим для такой болезненной особы. Девушка поклонилась головой, застенчиво и грустно улыбаясь. Он пришел через десять минут, держа в руках три немытых яйца.
– Вот это вареное, а эти два сырые, может, вам так полезнее будет… – радуясь своей сообразительности, поведал моряк, сгружая это богатство на стол перед ней. Гвэн сглотнула. Несмотря на отсутствие у нее серьезных хворей, яйца она не ела никогда, иначе, откуда ни возьмись, нападал чес, губы и глаза краснели, а руки чесались с неистовой силой. Щеки покрывались пятнами. Дома, даже несмотря на дядину нелюбовь, всегда заморачивались и готовили ей отдельно. Родственничек говорил, что неровен час, заболеет и умрет.
Наконец, вернулся Росланг. Он был серьезен и собран, спешно проходя мимо ее табуретки.
– На, это тебе. – Гвэн плюнула, что выглядит сейчас глупо и смешно… она просто остановила его и сунула ему в руки свою тесьму…
– Ой, это мне? Спасибо! – проговорил он и сунул в карман, даже не учитывая тот самый момент, что девушки ее положения, никогда не вышивают простым рыцарям такие вещи. – Спасибо большое, – сказал, не пытаясь продолжить беседу, и сел на свое прежнее место.
«Вот видишь, ему до тебя и дела нет, а ты ночами не спишь и нервничаешь – раздосадованно буркнула сама себе. – Ну, что ж! Во всем есть свои плюсы. Так даже лучше. Слуги остаются слугами. Служить – их удел».
Капитан обсуждал ближайшие планы: хотели пристать в Эбботе и отправить шлюпку с вестью.
– Но Эббот занят! – Гвэн вскрикнула, поймав ускользающую фразу, к удивлению всей команды и себя самой.
– Кем занят? – помощник капитана посмотрел внимательно и серьезно, пауза затянулась – все ждали продолжения. Ей показалось, что обстановка незаметно, но явно изменилась: суровые серьезные мужчины вспомнили, что именно она увидела вражеский корабль и помогла избежать сражения.
– У вас есть карта? – Гвэн фыркнула, – конечно, есть. Можно принести?
Капитан щелкнул пальцами, откуда-то, словно из-под земли, появился юнга, со стола все убрали, протерли и водрузили большую, потертую и протертую в некоторых местах карту, тщательно и бережно хранимую. Гвинелан в руки подали круглую пузатую чашу с куриным супом. Запах шел такой аппетитный, что даже соседи по столу заглядывались на содержимое сосуда, жалея о рано прерванной трапезе.
– Дайте мне вот это стекло. – Вполне сознательно и уверенно потребовала будущая королева, на время отставив чашу. Ей не прекословили, хоть и поглядывали на кивнувшего Росланга. Двое аккуратно ладонями выжали небольшое стекло из стены, соединяющей столовую и общий коридор, затем положили на карту. Чернильница тоже нашлась на удивление быстро. – По моим данным, а дяде докладывали регулярно, были заняты вот эти города. Роршах вырезан целиком два дня назад. В Стречкотте градоначальника пытали с особой жестокостью, поселение под пятой, хоть и без бумаг. Выселаг горел неделю назад. Видите? – Темные кляксы расползались по стеклу, подвластные качке и законам физики, образуя совсем реалистичную картину реальной ситуации: враг черной смертью окутывал побережье, пытаясь захватить контроль над выходом в море и связью с сухопутной территорией за морем.
– А теперь, посмотрите, где находится Эббот! – маленький палец ткнул в самое сердце скопления клякс. Это словно послужило сигналом к чернильной атаке, и разрозненные кляксы слились воедино, образуя самое темное пятно прямо над Эбботом. – Вы правильно рассуждали, что Эббот – подходящий град, имеющий отличные оборонительные укрепления, неприступный замок, древний, как вся королевская династия, но… так же подумал Шеллерт, причем, на пару месяцев ранее. Уверена, что пришвартовавшись, мы попадем в самые лапы нашего врага.
Команда рассматривала расползающуюся зловещую кляксу, захватившую еще с десяток городов вокруг, затаив дыхание. После столь явного представления ситуации, никто не смел спорить. Каждый из мужчин в момент вспомнил, кто из здесь присутствующих займет трон, и у кого на это есть все шансы, потому что это хрупкое создание только кажется маленькой глупой девчонкой, но наделено разумом и волей, присущей первому роду. Дитя королей. Кровь от крови.
– Что Вы предлагаете? – капитан кивнул шепнувшему ему что-то на ухо Рослангу и, со всем вниманием, обратился к Гвинелан.
– Нам не нужно искать крупный порт. – Отрезала девушка. На душе было мерзко: она сознательно лишала себя возможности путешествовать дольше и интереснее, как можно дольше и интереснее, и достигнуть нужного города и того, кто ее там ждет, намного позже оговоренного срока. – Мы сейчас сильно рискуем, находясь на судовой ветви Шелерта! Чудо, что нас еще не обнаружили. Наверное, поэтому и не искали, что под носом меньше видно. Мы причалим ночью к самому мало подходящему скалистому берегу. Сойдут пять человек – тот минимум, что положен для сопровождения моего высочества. Одетые в самое грязное тряпье, мы пройдем оживленными улицами и пешком преодолеем Иллек и Брасну.
– Не проще ли вызвать отряд от вашего жениха? – скептически и не очень уважительно высказался Росланг, вызвав невольные смешки среди команды.
– Порт-Артур – превосходная крепость. – Начала Гвинелан, расправив плечи, и, стараясь не сойти на истеричный крик. Такого отношения она не прощала. Мужчинам иногда так легко забыть, кто здесь важен. Их глаза застит мнимая сила. Это ничего. Это ничего. Спокойный и уверенный ум должен оставаться холодным, и тогда, все получится именно так, как надо, или даже лучше. – Порт-Артур – превосходная крепость. В мирное время там находится не более трех сотен парадно одетых воинов в полной броне. На лошадях не более сотни. В городе не так много конюшен. Если спешно вызвать отряд во главе с моим женихом, то мы оставим город без конницы, а именно, без защиты, без главы, без возможности организовать толковый и серьезный отпор.
– Но это же глупость! – помощник скривился, мотая бородатой головой, отказываясь воспринимать ее слова всерьез, но понимая, что девчонка говорит дело.
– Глупость – ждать, что жизнь сама даст нам все то, что нам нужно прямо в ладони, и даже не придется палец о палец ударить.
– Но пока что так оно и было. – Алан сказал так негромко и себе под нос, похлопывая маленький кармашек, куда убирал минут десять назад ее вышитый подарок. Сказал так тихо, словно сам себе, самоуверенно и, ухмыляясь одним уголком губ. Но в приключившейся тишине его слова были услышаны всей командой. Словно невидимая клякса стала заполнять всю столовую, пытаясь потопить значимость каждого слова этой глупой девчонки. Гвэн поймала на себе осмелевшие взгляды скалящейся команды. Ну-ну!
– Что ж, тогда я приказываю. С этого момента от моего имени вводится чрезвычайное военное положение, и вы ОБЯЗАНЫ подчиняться особе королевской крови и выполнять все необходимые, одобренные мной лично, действия, для сохранения моей жизни. Ночью мы причалим вот здесь, (палец указал на самый бледный кляксовый участок карты). Я самолично отберу пять человек из команды. И. Будьте уверены, неподчинения не последует. Составьте мне список всех присутствующих на корабле в момент отплытия – вам будет представлена денежная награда. Это все. Все свободны.
– И мне последует награда? – холодным голосом уточнил Росланг.
– Вам последует трибунал. – Гвэн развернулась. Поставила пустую супницу на свой стул и вышла. Ее уверенность и злость дали ей сил дойти до своей каюты, а за стеной она обессилено соскользнула спиной по шершавой деревянной двери и беззвучно расплакалась. Что же этого храмовника так в зад ужалило?!
– Ничего, доченька, ничего. – Старушка Руригва опустилась на колени перед ней и стала вытирать слезы. – Ничего. Так и становятся королевами. У тебя не должно быть слабостей.