— Серь’ожа, вставай! Солнце высоко, роса уже высохла.
— О-о-о! Не тряси меня, лучше пристрели или рассолу дай.
Продираю глаза и оглядываюсь. Солнце на самом деле высоко, и Бэмби тормошит Сергея. Парни просыпаются со стонами, кряхтением и сдержанными матюгами.
— Клык, ты как здесь оказался? О, моя голова…
— Что, братцы кролики, абстинентный синдром замучил? — стонет Юра.
— Шибко вумных москалей треба в омуте топить. Клык?!!
— Мужики, чем вчера кончилось? Ничего не помню. Здравствуй, Клык, ты белую канистру со спиртом не видел?
Я поворачиваюсь к окну. Волки давно ушли по своим делам.
— У костра какая-то лежит.
Юра нетвердой походкой, прихрамывая, отправляется за канистрой. По дороге сворачивает к кустам. Хозяйственная Бэмби суетится, собирая посуду для завтрака, и выскакивает вслед за ним.
— Кто рацию не выключил? — раздается из кабины.
— Извини, — сознаюсь я. — Забыл.
Возвращается злой и озадаченный Юра.
— Мужики, нас грабанули. Лося на хавку пустили, спирт выпили или вылили.
— Как, весь?
— Почти. На дне что-то осталось, — Юра поднимает изгрызенную волками канистру.
— Какая собака канистру погрызла? — злится Сергей.
— Нет здесь собак. Не вывели еще. Волки это, — поясняет Платон, изучив следы зубов.
Почему-то все взгляды обращаются ко мне.
— Да, это волки, — подтверждаю я.
— Много?
Я поднимаю руки и пять раз сжимаю и разжимаю пальцы, как мы на охоте делаем, когда шуметь нельзя.
— Твою мать… — в наступившей тишине это звучит очень ясно и отчетливо. — Они же могли нас всех…
— Могли, — подтверждаю я. — Но я не дал. Сказал, что вы — моя добыча.
— Как?
— Рррр! — делаю зверское лицо. — Это значит, вы мои, хотя и
невкусные.
— Поверили?
— Попросили поделиться. Отдал им лося и дал ботинок Вадима пожевать. Лося съели, а ботинок понадкусывали, но есть не стали. А я тем временем вас в машину затащил, чтоб споров не было.
— Серь’ожа, дрова нужны! — раздается снаружи. — Ходить за дровами — не женское дело. И консерву захвати. Волки ночью все мясо скушали.
Звучит это так просто и буднично, что геологи выходят из ступора и начинают шевелиться. Бэмби следы читает не хуже охотника. И совсем не боится. Для степняков волки — привычная еда.
Сергей достает грохочущую металлическую рогулину, с лязгом передергивает какую-то фиговинку сбоку, вешает за спину и идет за дровами. Остальные тоже достают амулеты вроде ксапиного, чем-то в них щелкают и лезут наружу. Остается Платон.
— Клык, я так понимаю, это ты вчера нас всех спас, — начинает он.
— Спасибо тебе. Но как ты здесь оказался?
Отвечать на этот вопрос мне совсем не хочется. Поэтому делаю вид, что не так его понял.
— Помнишь, мы недавно говорили, что за год ни один охотник не ушел к предкам. Так не бывает. Когда очень долго все хорошо, люди перестают бояться, и… становится очень плохо. По-настоящему плохо. И ничего изменить уже нельзя. Я решил вас… Забыл слово.
— Подстраховать?
— Да, подстраховать.
— Это ты очень правильно решил. Послушай, мы все знаем, что ты бегаешь быстрее авиетки. Но триста пятьдесят километров по прямой, тайга непролазная, горы, река, неизвестное направление — и на весь маршрут пятнадцать часов. Это же больше тридцати километров в час получается.
Как?..
Сказать, что я прятался в туалете как пацан? Стыдно.
— Пусть это останется маленькой тайной, — говорю я, так и не
придумав, что соврать.
— Не смею настаивать, мы тебе жизнью обязаны, но… Эх… — Он машет рукой и лезет наружу. Я тоже выхожу. Скидываю одежду и лезу в реку. Весь день вчера мечтал искупаться. Но остывшая за ночь вода по-осеннему холодная, солнце тоже еще не разогрелось. Стуча зубами, бегу к костру.
— … Ничего, как раз на опохмел хватит, — Юра разливает прозрачную жидкость по одноразовым стаканчикам. Бэмби уже держит в руке стакан с желтым соком. — Ну, вздрогнули!
Все дружно выпивают. Юра занюхивает рукавом, суетится и протягивает мне стакан сока.
— Спиртное не предлагаю, кончилось. Да и не стоит тебе его пить. Отрава страшная, — сипло произносит он.
— Если это то, что вы вчера пили, то ну его на фиг! — соглашаюсь я, и все смеются.
Бэмби раздает пластмассовые ложки, надевает толстую рукавицу и ставит перед каждым открытую разогретую консервную банку. Сергей целует ее в ухо. Хорошая девка ему досталась, веселая, работящая, и мордашка симпатичная. Мелковата только. Зато быстрей всех бегает.
Народ заметно веселеет, завязывается оживленный разговор. Платон сообщает, что домой летим вечером. Надо, чтоб запах исчез.
— Серь’ожа, парни, давайте к моим родным слетаем, — просит Бэмби. Геологи обсуждают идею и приходят к выводу, что почему бы и нет?
— Сначала с Ксапой Давидовной поговорю, не поломаем ли мы ей планы, — выносит решение Платон. — А пока отдыхайте.
Старшие, по моему примеру, идут купаться. Молодежь надевает резиновые перчатки, собирает кости лося и пытается сложить из них полный скелет. Руководит всем Бэмби. Скелет лежит так, будто сверху на лося упало что-то большое и тяжелое, и его ноги разъехались в разные стороны. Дело
идет весело, но медленно. Волки растащили кости по кустам, многих не хватает. Каждую найденную встречают радостными криками. Я помогаю найти ей нужное место. Бэмби подпирает костяк пустыми консервными банками. Подходит голый, мокрый Вадим с ботинком в руках, смотрит на наши забавы.
— А через триста лет археологи откопают это чудо, и возникнет новая легенда о цивилизации разумных лосей, которые питались консервами.
— В банках, — поддерживает Платон. — Парни, очищаем поляну, весь мусор в костер. Как закончим — летим.
Мы бросаем в костер ложки, тарелки, стаканчики, бутылки, упаковки и прогрызенную канистру. Пластмасса сгорает, но консервные банки только темнеют. Толик выкапывает складной лопаткой ямку и закапывает их. Сергей заливает угли кострища, и мы лезем в вертолет. Бэмби уже запускает
двигатель и что-то напевает, качая в такт головой.
Ведет вертолет Бэмби. Сергей сидит расслабившись, но держит руки на рукоятке управления.
— Волки позорные, — кроет Вадим волчицу, которая что-то там порвала в его ботинке. Остальные слушают радио с базы и спорят о чем-то непонятном. Нет, наши пацаны тоже играют в футбол. Но такими словами не изъясняются.
Из кабины доносится переливчатый вопль ликующих степняков. Иду выяснять. Бэмби нашла стоянку своих. Значит, Сергей не зря доверил ей рулить. Плохо, что у меня копья нет. Не верю я степнякам.
Садимся. Бэмби выскакивает первая, даже не сняв наушников. Прыгает от восторга, вертится и хвастается, что это она сама вела летающую машину. Мне становится спокойнее. Если Бэмби нас привезла, а не мы ее, значит, мы друзья, нас не нужно остерегаться. Бабы и геологи этого не понимают, но местные охотники расслабляются и начинают улыбаться. Я тоже на всякий случай улыбаюсь во весь рот.
Начинается знакомство. Кое-кто из геологов здесь уже был, их знают. Но сейчас верховодит Бэмби, поэтому все идет наперекосяк. Она выдергивает за руку из толпы своих подруг и расписывает нам, какая это девка хорошая, послушная, как вкусно готовит и умело шьет. Охотники смеются, что, мол
девок и так мало осталось, а Папа последних за чужаков сосватать хочет. Тут Бэмби заявляет, что ее мужчина ей в добавление к старому новое имя дал — Бэмби. Эта новость вызывает бурные споры. О нас даже как бы забывают.
Раньше никто не знал, что можно два имени носить. Бывает, охотник приводит чужую женщину и дает ей новое имя. Это плохо. Не уважает, значит, женщину. Но чтоб сразу два имени было… Да и непохоже, чтоб Сергей Бэмби не уважал. Вон какая девка счастливая!
— О чем спорят? — спрашивает Юра. Я объясняю.
— Скажи им, что у нас все носят три имени.
Перевожу. Что тут начинается…
— Такие серьезные вещи обсуждают не на ногах, а сидя у костра, — веско говорит Толик. Балбес балбесом, а что-то понимает!
Нас тут же ведут к костру, усаживают, угощают чем-то, напоминающим пирог из сушеных ягод, мяса и жира.
— О, пеммикан, — одобрительно кивает Сергей.
Бэмби тащит из машины целую коробку консервов, объясняет, как нужно дернуть за колечко, чтоб открыть банку, как подогреть на углях. Теперь я спокоен: Все идет как надо. Гости с хозяевами у костра сидят, едят неторопливо, о важном говорят.
Оказывается, каждое имя у чудиков имеет свой смысл. Первое — фамилия — обозначает род. Второе, собственно, имя. А третье указывает на отца. Женщины часто меняют первое имя на имя своего мужчины.
— Какое у меня теперь первое имя? — тут же спрашивает Бэмби.
— Шелест Бэмби… Как твоего папу зовут?
— Сухая Рука, — смущается Бэмби.
— Значит, ты Шелест Бэмби Сухоруковна.
Родителям и сестрам Бэмби полное имя дочери нравится. Они его долго заучивают. И просят Бэмби прилетать почаще. Вместе с мужем.
— Вот еще одним холостяком меньше стало, — притворно вздыхает Толик.
Сергей отцепляет от пояса нож и дарит отцу Бэмби. А Бэмби дарит матери пустую десятилитровую канистру для воды.
Идея носить три имени степнякам очень нравится. Ведь два имени из трех указывают на уважение к роду и предкам. Авторитет чудиков заметно подрастает. Я тоже задумываюсь, не взять ли мне фамилию. У Ксапы есть фамилия — Макарова-Заде. Ксапа ей гордится. У Жамах есть фамилия — Чубарова. Михаил дал, когда рожала. А у меня — нет. Надо с Ксапой
поговорить.
— Меня зовут Шьелест Бэмби Сухоруковна — во весь голос вопит Бэмби, как только мы возвращаемся домой. Степнячки все понимают правильно. Если раньше Бэмби была девка-три полоски, хоть и без полосок, то теперь — женщина Серь’ожи. Никто не посмеет обидеть. Поздравлениям нет конца.
Ксапа ведет себя странно. Оттаскивает меня за рукав подальше.
— Ну, дыхни!
— Не понимаю тебя. Я все время дышу.
— На меня дыхни.
Я дую на нее. Ксапа принюхивается и добреет. Но все-таки уточняет:
— Ты точно не пил?
— Воду пил, сок пил, кофе растворимый пил.
— Спиртного не пил?
— Спиртного не пил. Волки канистру прогрызли, все вытекло.
— Фу, слава богу! И не пей никогда. Идем домой, тебе еще от Жамах попадет. Разве так можно? На сутки исчез, даже копье не взял. Я звоню-звоню, а мне — абонент вне зоны.
Чувствую, надо разговор на другое переводить.
— Ксапа, у меня к тебе важное дело. Помоги фамилию выбрать.
Ксапа даже споткнулась, глазами захлопала.
— А мою не хочешь взять? Макаров-Заде.
— Не по правилам это будет. Ты же в наш род пришла, а не я в ваш.
— Этого я и боялась, — вздыхает она. — Моя славная фамилия прервется. Плохо, когда в роду одни девочки. Ладно, давай над твоей фамилией думать. Твоему сыну подошла бы фамилия Клыков. Хорошая, крепкая фамилия. Но у тебя отца звали Рысь. Рысин, Рысьев не звучит. Что еще? Ты охотник. Ну, тут все
охотники. Ты меня спас, Жамах спас. Это хорошо, но на фамилию не тянет. Ты авиетку догнал. Быстров! Клык Быстров, Оксана Быстрова, Жамах Быстрова. Звучит? — она гордо поворачивается ко мне.
— Ом-Ксапа Быстрова, — произношу я, чтоб она окончательно забыла, за что ругала меня раньше.
— Да ну тебя!
— Надо с Жамах посоветоваться.
На самом деле я хотел посоветоваться с шабашниками и Мудром, но Ксапа это не так поняла бы.
— Правильно! Такие решения надо принимать единогласно, — охотно соглашается Ксапа. И я понимаю, что мой фиктивный брак как-то незаметно перерос в настоящий.
Убеждать Жамах не пришлось. Точнее, мне не пришлось. Это делает Ксапа. Оказалось, Жамах очень гордится своей первой фамилией — Чубарова. Ксапа долго убеждает, что женщина, переходя в дом мужа, меняет фамилию. Жамах даже идет к Свете за советом. Света подтверждает. Жамах снова с
Ксапой шушукается, потом передо мной садится. Серьезная-серьезная.
— Клык, у Олежика теперь какая фамилия будет?
— Здесь его родной вам, значит, Быстров будет, — без всякой задней мысли говорю я. И задумываюсь. Ксапа говорила, что моему сыну подошла бы фамилия Клыков. Жамах на меня смотрит так, будто я ее судьбу решаю. Даже рот приоткрыла. — Погоди, может, ты хочешь ему свою фамилию оставить?
Головой вертит, — Как ты скажешь, так и будет.
— Тогда надо у Ксапы спросить, Быстров Олег — это правильное имя?
Оборачиваюсь, а Ксапа тоже нервная какая-то сидит. Глаза распахнуты, с открытым ртом нас слушает. И даже кулачки сжала.
— Ксапа, ты как думаешь, Олежке какое имя больше подойдет: Быстров Олег или Клыков Олег?
— Быстров Олег Клыкович, — говорит.
Про третье имя я совсем забыл.
— Вот и решили.
Смотрю, а Жамах плачет. Улыбается и плачет. С чего бы? Даже не знаю, утешать, или нет. А она кулак к груди прижала:
— Клык, от голода умирать буду, последний кусок мяса тебе отдам!
Нет головы у женщины. И не будет никогда. Я, конечно, понимаю, что она хочет сказать. Но что я за охотник, если моя женщина от голода помирать будет? Поэтому хватаю ее, с рычанием валю на шкуры, щелкаю по носу и все это объясняю. На меня с гиканьем садится верхом Мечталка.
— Ай! Меня не задавите, — визжит Ксапа. — Поломаете мои неокрепшие ребра!
Хорошо оттянулись. А Мечталка-то как за лето вымахала! Правы мои женщины. Надо ей парня подыскивать.
0
0