На ложе моём ночью искала я того, кого любит душа моя, искала его и не нашла его. (Песня Песней 3:1)
Этот тайный триумф подогревает её азарт, азарт незаконнорожденной, жаждущей реванша. Без этого азарта Жанет бы не пыталась с таким рвением обольстить Геро. Ей во что бы то ни стало необходимо явить себя спасительницей и благодетельницей, чтобы завладеть его сердцем. Будь он благополучен и свободен, стала бы она поправлять пряжки на башмачках его дочери? Сомнительно.
Она бы его и не заметила, не маячь за его спиной тень Клотильды. И пока эта тень маячит, он будет для неё желанен, как захваченный в битве приз, как доказательство триумфа. Может быть, стоит затаиться и подождать? Сколько ещё? Месяц? Два?
Эта связь непременно обратится в бремя. Жанет надоест прятаться и поправлять пряжки. Она пожелает блистать. Ей понадобиться другой любовник, такой, чтобы явиться с ним ко двору. Она — женщина, и подобно всем прочим дочерям Евы, ущербна и тщеславна.
Терпение, как известно, добродетель. Тот, кто терпеливо ждёт, ничего не теряет. А Клотильда умеет ждать. Она только взглянет на Геро ещё раз, пока она здесь, и уедет. В следующий раз она увидит его уже в Париже.
Геро по природе своей замкнут и неразговорчив, а сознание вины, тайной измены, сделает его ещё более угрюмым. Ещё более невыносимым. Сейчас он старается угодить, подыгрывает своей новой любовнице, старается быть любезным и приветливым, чтобы не отягощать её светлость своим дурным нравом. Когда же он станет преступником, сохранять эту любезность ему не удастся.
Он станет раздражителен и груб, будет уходить от ответов, бормотать что-то невнятное, и терпение Жанет, в конце концов, иссякнет. Зачем ей проявлять великодушие в ответ на вопиющую неблагодарность?
Ничего не ведая об истинной подоплеке, она вообразит, что Геро уподобился тем любовникам, кто уже полагает себя властелином женщины, кто уже беззастенчиво злоупотребляет её любовью и преданностью, кто даже шантажирует свою возлюбленную расторжением связи.
Она откажется от него. Откажется сама. Жанет по природе своей вспыльчива и непостоянна. Достаточно её подтолкнуть. Она не простит Геро измены. Даже вынужденной, невольной. Её самолюбие не вынесет. И оправданий она не услышит. Да и Геро не будет оправдываться. Он будет молчать. Он всегда молчит. Ибо считает себя виновным.
Убедить его в преступности мыслей, намерений и поступков труда не составит. Он сам себя убедит, сам докажет вину, сам вынесет приговор и сам приведет его в исполнение. Он слишком рьяно исполняет роль грешника. Даже сейчас, вероятно, уже ждёт немедленного воздаяния.
Ему необходимо страдать, преодолевать, превозмогать, нести крест, играть мученика. Это его путь оправдания бытия. В настоящее время ему требуется оправдывать не столько бытие, сколько саму жизнь и благополучие. Он знает правила. За все надо платить.
Жизнь — бесконечная череда торговых сделок. Ему достался редкий и щедрый выигрыш. Он бросил кости и сгрёб в карман груду золотых. Взятое в игре золото всегда приносит несчастья. Вот он это несчастье и ждёт.
Ждёт, ждёт. Она в этом не сомневается, ибо слишком хорошо его знает. Геро не из тех, кто верит в безвозмездную любовь фортуны. Сокровищница божества не бездонна, её содержимое возобновляется слезами и кровью. Он из этой сокровищницы зачерпнул, теперь время собирать слёзы, которые перегорят, затвердеют во вселенской плавильне и обратятся в алмазы.
Есть вероятность, что он во всём признается Жанет. Признается сразу, едва лишь та задаст вопрос. Как же в таком случае поступит Жанет?
Клотильда вновь увидела женщину на сельской дороге, счастливую женщину, влюбленную женщину. Жанет верит в придуманный образ, в страдальца и мученика. И вдруг такой удар. Он признаётся в измене. В близости с той, кого ненавидел, с той, от кого бежал, под покровом смерти.
Клотильда попыталась вообразить себя на месте Жанет. Вот он глядит своими прекрасными, невероятными, грустными глазами и признается… Первый порыв, движение… Каким оно будет? Ударит его? Проклянет?
Она, Клотильда, пожалуй, пришла бы в ярость. Впрочем, она из этой ярости и не выходила. Геро в её глазах всегда был изменником. По этой причине ей трудно предвидеть порыв Жанет. Она его отвергнет? Потребует объяснений? Должна. Ей захочется знать, как он посмел. А что он скажет в ответ?
Но Геро никогда не оправдывается. Не считает нужным. Следовательно, будет молчать. И об измене будет молчать. Он ей не признается. Будет страдать. Как ребёнок, скрывающий хворь. Это в его характере. Не захочет причинять боль.
От его молчания Жанет будет злиться. Идиллия будет омрачена. Если первое свидание идиллию не разрушит, Клотильда всегда может повторить опыт. Она призовет его вновь, и он не посмеет отказать, если раз солгал.
К тому же, заложников стало больше. Не только дочь, но и этот мальчик, сама Жанет, тот лекарь, кормилица. Геро знает, какими возможностями обладает его бывшая владелица. В Лизиньи может сгореть конюшня или начаться падеж гусей. Может случиться несчастье с одной из юных работниц.
А другая работница может пустить слух, что возлюбленный княгини, этот темноволосый красавец, по ночам приходит к этой работнице на сеновал и угрожает бедной девушке гневом этой самой княгини, если та скажет хоть слово. Ибо кто ж глупой селянке поверит, что такой кроткий, такой благовоспитанный господин, самоотверженный отец, способен на столь низкий поступок?
Или, напротив, найдётся знатный, самоуверенный господин, схожий манерами с графом Монтрезором, и возьмётся за дело гораздо усердней, чем неудачливый граф. И опять расползется слух о постигшем бедняжку Жанет матримониальном фиаско. Вновь её покинут у самого алтаря.
Сама Жанет так и не узнает, или узнает последней, об постигшем её несчастье. И новый поклонник будет существовать иносказательно. Но слух останется. Возникнет почти легенда, сложится сказание. Жанет приобретет славу проклятой невесты.
Некто, не обделенный фантазией, вскользь предположит, что у Жанет наличествует тайный изъян, который препятствует совершению супружества. Изъян, схожий с тем, который, как клеймо, носила королева-еретичка Елизавета, самим небом обреченная на вечное девство. Разумеется, никто и никогда не приводил достоверных доказательств. Жанет может сколько угодно доказывать безосновательность этих фантазий, даже созывать врачебный совет. Её усилия только подольют масла в огонь.
Из-за мелких уколов, источник коих невозможно будет обнаружить и от которых нет возможности защититься, Жанет станет раздражительна. Она обратится в фурию и свой гнев будет срывать на том, кто окажется поблизости, то есть, прежде всего на Геро. Ибо женщина всегда винит мужчину.
Жанет разрушит всё, что ей удалось сотворить из своей осторожной хитрости. А Геро лишится всех своих иллюзий, он увидит Жанет в её истинном свете, откроет её природу, её нрав, унаследованный от Генриетты д’Антраг.
Что же ему останется? Только бежать. Бежать в никуда. В неизвестность или, может быть, к женщине, которая ждёт.