Это серое и унылое место, именуемое пансионом, являло собой не только образец абсолютного безмолвия и звенящей тишины, как и тот почти черный лес, плотной завесой окружающий одиноко стоящее здание, но и дышало какой-то зловещей безысходностью, будто повисшей тяжелой грозовой тучей над головами всех его обитателей. Здесь было темно даже ясным солнечным днем, поэтому весь мир вокруг казался бесцветным, тусклым и угнетающим.
Это безмолвие и безысходность правили здесь бал, диктуя правила для жизни, вяло текущей в этом забытом всеми уголке мира. В этих грязно серых, покрытых мхом стенах не слышался смех и говор маленьких воспитанников, прирученных чередой строгих наказаний к извечному молчанию, послушанию и кротости.
Келли быстро поняла и приспособилась к правилам этой суровой обители, присоединившись к безмолвию, царившему повсюду, слившись с ним, следуя всем правилам, установленным здешними двумя высокими худыми матронами, похожими одна на другую, как две капли воды. Мисс Натали и мисс Хелена Гридинс, обе настолько бледные, почти что белые и пугающие, как призраки. Возможно, они и служили призраками этого жуткого старого особняка, лишь притворяясь учителями пансиона. Но удары розгами, полученные от этих смотрителей порядка были вполне материальными.
Разговоры учеников друг с другом были строго запрещены, «абсолютная тишина — залог успешного усвоения знаний!». Поднимать голову запрещено – «ученик должен быть скромен и почтителен!». Келли так и не запомнила ни одного лица из числа тех детей, что обучались с ней в одной классной комнате. Их было не больше дюжины, и каждый спал в отдельной крохотной каморке, где помещалась лишь одна узкая грубо сколоченная кровать. После занятий ученики трудились до полуночи, не покладая рук: кто-то помогал на кухне, кто с уборкой, кто со стиркой. Каждому выделялось отдельное место работы, иногда настолько выматывающей, что дети падали в постели, не успев раздеться ко сну.
Келли провела в этой колыбели извечного мрака и гулкой тишины, казалось, целую вечность, не получая весточки ни от миссис Макмарен, ни от улыбчивой подружки Норы. Вечно занятая учебой и работой в пансионе, девочка не заметила, как ей исполнилось уже девять. Поздравлений из поместья тоже не приходило, будто про нее все забыли, будто, став ученицей этого мрачного пансиона, девочка растворилась в его постоянном молчании и вечной тени, превратившись в одного из призрачных обитателей этого места.
Несмотря на бесконечное чувство одиночества и ненужности, Келли впитывала как губка все, сказанное преподавателями на занятиях, стараясь прилежно выполнять все задания и поручения. Девочка быстро освоила счет, чтение книг теперь не составляло труда, открыв прилежной ученице целый мир, удивительный и неизведанный, куда она ныряла с головой, взяв какое-нибудь чтиво из здешней скудной библиотеки.
В воскресные дни занятий не было, правда, трудовых обязанностей, конечно, было больше, но к ужину, в основном, уже все были свободны, разбредаясь по своим комнатушкам. Именно в эти вечера Келли с упоением предавалась чтению, забывая обо всем на свете.
В этот поздний октябрьский воскресный вечер девочка вновь погрузилась во взятый пару недель назад первый том трудов Бокля «История цивилизации в Англии». Сложная и непонятная местами вещь, трудная для понимания в ее возрасте, давалась нелегко. Келли так хотелось что-нибудь узнать об истории родной страны, что она схватила книгу с библиотечной полки, не задумываясь, и жалела сейчас, что не предпочла какие-нибудь сказки.
Келли уже клевала носом, дочитывая очередную страницу исторических трудов с уклоном в философию, больше подходящих для взрослой аудитории, чем для ума девятилетней девочки. Из полудремотного состояния незадачливую любительницу литературы вывел странный шум за дверью, будто что-то шлепнулось на пол, и последовавшая за ним приглушенная ругань. Это было очень необычно для наполненного безмолвием царства извечной тишины.
Движимая любопытством девочка, бесшумно приотворила дверь своей каморки и, выглянув во тьму узкого коридора, узрела стайку сонных детей, идущих, словно в трансе, друг за другом. Одетые кое-как, в своих драных пальтишках, стоптанных сапожках, сбитых на бок шапочках, они вяло ступали, еле передвигая ноги. Одна из миссис Гридинс замыкала колонну, неся в руке подсвечник, вторая, видимо, шла впереди, возглавляя этот сонный отряд.
Что-то неправильное было в этом шествии, вызвав в душе маленькой наблюдательницы тревогу, страх и ощущение неотвратимой беды. Наспех одевшись, Келли тихой мышкой скользнула за дверь, направившись вслед за детьми. Стараясь ступать бесшумно и держаться в тени, она неторопливо шла, дрожа от страха и холода.
В абсолютном молчании сонная колонна направилась в темноту холодного октябрьского вечера, пересекая двор, туда, где скрытое темной густой листвой стояло абсолютно круглое здание без окон. Та самая Часовня, о которой с ужасом рассказывала Нора, будто бы много лет назад.
Келли застыла на месте, провожая взглядом проходящих друг за дружкой в узенькую дверцу воспитанников пансиона, и в завывании ветра она слышала плач. Сотни детских голосов рыдали, словно в страхе и скорби, леденящим ужасом сковывая душу и сердце.
0
0