Потом было так:
Окраина столицы, какой-то проспект.
– Вы хотя бы сами помните, что тогда несли?
– Нет. Не думаю, что хотел бы вспоминать.
– Вы идиот. Выбрали же место и время…
– Если у вас все, уходите.
– Ян… вы хотя бы понимаете, что ваше проклятье имеет силу? Что оно уже работает?
Она невысокая, чернявая, как цыганка. У нее черные глаза и тонкие руки. И непонятные цели.
– Смешно. Вас снимает скрытая камера.
– Не смешно. Зачем вы пошли в парк? кто вас надоумил вообще идти в этот чертов парк? Что вы там надеялись найти? Вы же не думали там встретить…
– Откуда ты на мою голову? Не поленилась же собрать информацию…
Она закуривает.
– Ян. Если человек умер от естественных причин, он не становится призраком. Даже жертвы маньяков не становятся призраками. Вы зря ее там искали.
– Самоубийство. Полицейские так написали. Это – естественная причина?
– Я понимаю ваше горе…
Он отворачивается и уходит.
Вслед несется:
– Вы говорили так: «Я ненавижу тебя. Исчезни. Слышишь, город? Весь, целиком. Все вы! Даже память. Чтобы ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем». Мне продолжать?
Она очень громко это сказала. Сухими короткими фразами, но так, что прохожие заоглядывались…
Ян останавливается. Эта чернявая не могла его тогда слышать. Никто не мог. Он был один в городском парке. Опускались сумерки, был снегопад. Он говорил шепотом. Именно эти самые слова, дословно. Но шепотом.
– Как вы узнали?
Он был уверен, что она подошла и услышала вопрос. И не ошибся.
– Мать была ведьмой. У меня тоже есть способности. Но проявляются они редко.
– А если честно?
– Думайте, что хотите. Но ваше проклятье уже действует.
– Мне нет до них дела.
– Вы хотели бы забыть?
– Эльзу я не забуду.
– Забудете. Она часть города. Теперь уже даже часть его легенд… Вдумайтесь, вы обрекли на забвение тысячи людей только потому…
– …что эти тысячи не остановили, не удержали ее. А ведь могли. Любой из них мог.
– Она ваша подруга?
– Жена. Мы не виделись больше полугода. Я здесь, в столице… он там. Разговаривали по телефону… нечасто.
Тогда казалось, что уже не больно. Что разбежались навсегда, и не потому, что появился кто-то третий, просто так сложилось. Перед самым твоим отъездом вы часто ссорились. А потом она собрала вещи и потихоньку ушла. Потом, вроде, все наладилось. Она звонила, рассказывала, как и что. Она кого-то встретила, то ли художника, то ли музыканта, и ей с этим музыкантом было лучше, чем с тобой. По ее собственным словам. Но именно ты был последним, с кем она поговорила перед смертью. Именно тебе она позвонила.
Семь с половиной минут после этого коротенького разговора она еще жила. А потом ее не стало. Говорят, она шагнула из окна. А на столе осталась записка: «В моей смерти прошу никого не винить». И много-много оплавленных свечей.
Полицейский спросил, о чем вы с ней говорили.
А ты прокручиваешь в голове ее последние слова. «Только не расстраивайся, если я больше не буду звонить. Просто Матиуш нервничает, когда я с тобой говорю, а у нас все так хорошо складывается…». Почему не стал расспрашивать? Почему? Голос у нее был обыкновенный. Веселый голос.
Конечно, больше она не позвонила. Вместо этого позвонил полицейский, и уже Ян бежал заполошенно в аэропорт, ругался с кассиром… потом был короткий перелет, автобус от аэровокзала…
На кладбище на него оборачивались. Они считали, что это все случилось из-за него. И абсолютная пустота там, где еще недавно было будущее. Надежда на то, что удастся как-то договориться. На предстоящие встречи.
Он не видел этого Матиуша на похоронах. Если бы увидел – убил бы.
А потом, сразу, без перерыва, был городской парк, слезы и как заклинание – ненавижу тебя, город…
…Ингрид замолчала. Она молчала долго, потом тихо спросила:
– Неужели там нет ни одного человека, которого вам бы было жалко?
Ян поморщился. Сказал, чтобы она отвязалась:
– Хорошо. Я готов снять проклятье. Что нужно делать? Надо нарисовать пентаграмму? Черные свечи? Петух? Или может, сразу моя жизнь? Берите, не жалко.
– Смерть – никогда не искупление. – С видимым сожалением сказала Ингрид и снова затянулась сигаретой. – Если долго всматриваться в бездну, она начнет всматриваться в тебя. Это, кажется, про вас.
– Так что нужно делать?
– Вы псих. Но я в вас все-таки не ошиблась. Езжайте туда. Пока вы будете там – город будет жить. Другой вопрос – как вы оба с этим справитесь.
– А в чем проблема?
– Не знаю. Вы умудрились произнести свое проклятье в месте, где было совершено пять самоубийств, несколько просто убийств и кажется, одно изнасилование. Я плохо знаю историю вашего родного города, а вот вы могли бы и…
– Оставьте. Я не верю во всю эту мистику.
– И все-таки поедете?
– Поеду.
0
0