— Ещё чего! — возмутился Кока. — Подумаешь, схлопотал пару лещей. А мне на службу со сранья.
— Я вас не брошу! — решительно сказала девушка и скомандовала водителю. — Невский, дом двадцать два.
А дальше были ахи и охи Розы с Фирой, взволнованный рассказ Ляли (именно так звали спасенную принцессу), санобработка в исполнении Пятки, чай с Бабушкиным вареньем, раскладушка в комнате Лёнчика… А утром Коку взяли прямо на входе в родное отделение и доставили в Большой дом.
— Да я тебя на Колыму! — орал, брызжа слюной, седой краснолицый дядька в штатском, чином явно не ниже полковника. — Политический диверсант, понимаешь! Сколько тебе заплатили твои жиды, Иуда? Тридцать сребреников?
— Чего? — не понял Кока.
— Целку из себя не строй, артист хренов. Вот тебе бумага, садись пиши.
— Что писать-то?
— Чистуху, Косолапов, чистуху. Когда и при каких обстоятельствах ты был завербован сионистским подпольем, какие задания получал. Имена, пароли, явки. На суде зачтется.
— Да не было ничего такого! — вскинулся Кока. — Какие-то уроды на девчонку напали, я заступился…
— Эти, как вы выразились, уроды — наши оперативники, выполнявшие задание по пресечению деятельности нелегального кружка, — вмешался доселе молчавший неприметный молодой человек с рыбьими глазами.
— Ага, кружок! — Краснолицый ухмыльнулся. — Иврит они изучали, понимаешь. А зачем? Чтобы Родину предавать сподручней было?!
— Кстати, Николай Иванович, имя этой девушки вы случайно не запомнили? — хищно ощерился Рыбий Глаз.
— Она не представилась, — находчиво пробурчал Кока. — Убежала сразу.
— Допустим… Допустим, все было так, как вы говорите. Но показания все же дать придется. Подробные. Сами понимаете, нападение на сотрудников при исполнении…
— Да они не представились…
— Пишите, Косолапов, пишите. Можете закурить. Чаю хотите?
— Горячего за шиворот! — не выдержал краснолицый. — Эх, как же легко работалось при Лаврентии Палыче…
Еще неделю Коку гоняли по допросам, изучали его писанину, даже устроили очняк с каким-то пассионарным дистрофиком.
— Всех не запрёте! — орал дистрофик. — Мы все равно вырвемся на свободу!
— Знакомы с этим гражданином? — осведомился Рыбий Глаз у Коки.
— Впервые вижу.
— Свезло вам, — хмыкнул Рыбий Глаз.
— Мы уедем — но мы вернёмся на броне наших танков! — выкрикнул пассионарий.
Рыбий Глаз досадливо поморщился.
— Сержант, уводите-ка этого танкиста, пока он себе на червонец не наболтал… Вот видишь, Николай, с каким контингентом приходится работать!.. Кстати, те оперки, которых ты тогда уделал, пошли на понижение, так что открылась вакансия. Интересно?
— Не особо… — подумав протянул Кока.
— Как знаешь, второй раз предлагать не буду. Всё, свободен — пока.
Это «пока» прозвучало слегка зловеще, но в итоге дело на Коку заводить не стали. Из органов, однако, поперли. Рудольф Аркадьевич, слегка шевельнув связями по просьбе Ляльки, устроил его грузчиком на Балтийский вокзал. Сильный, как буйвол, непьющий (по меркам грузчиков, естественно) и умеющий повелевать Кока мгновенно выбился в бригадиры. Теперь он зарабатывал раз в пять больше, чем в ментовке, и мог себе позволить гульнуть с Лялькой в «Тройке», а то и в «Садко». Та в ответ выгуливала его то в Эрмитаж, то в Кировский театр. Именно после «Щелкунчика» он робко пригласил её на чай в свою коммуналку на Обводном. Утром они подали заявление в ЗАГС, а вечером поставили в известность Лялькино семейство. Семейство офигело, и пока не начался всеобщий гевалт, мудрый Рудольф Аркадьевич услал Коку в «Метрополь» за тортиком.
— И особо не спеши… женишок, — предупредил он.
Семейный совет проходил напряженно. Мнения разделились.
— Он же гой!.. — закатив глаза, возопила Роза Марковна.
— И вахлак! — подхватила Пятка.
— Доченька, он бесперспективен. У него даже высшего образования нет, — увещевал Оскарчик.
— Так и у меня его нет, сынок, как и у Лёньки. А между тем, именно мы здесь главные добытчики, без нас вы бы по миру пошли со своими дипломами и степенями, — заметил Рудольф.
— Папа, зачем вы так? — взвилась Пятка. — Из того, что Осю не ценят на работе, ещё не следует…
— Прекратите! — взмолилась Лялька. — Если вы не… не… я из окна выброшусь. Утоплюсь. Отравлюсь и повешусь!
— Я дам вам парабеллум, — не удержался Лёнчик. — А если серьезно, Кока не Эйнштейн, конечно, но отличный парень. Так что, Ляль, дядюшка благословляет.
— Только через мой труп! — заявила Роза. — Есть, в конце концов, традиции, национальные, семейные.
— И эти ваши традиции лишили меня простого женского счастья! — выкрикнула вдруг тётя Фира.
Роза покрутила пальцем у виска, а Рудольф ехидно осведомился:
— Это не тот ли Гаврилюк, которому десяточку дали за то, что жену кухонным ножичком приласкал?
— Потому что он любил меня! — выкрикнула Фира и, заливаясь слезами, выбежала из комнаты. За ней с криком «Я так больше не могу!» вылетела Лялька. Зато влетели разбуженные шумом второклашки.
— Какая сука сестрёнку обидела?! — воскликнул Гриша.
— Пасть порву, моргалы выколю! — пообещал Миша.
Роза Марковна ойкнула и схватилась за сердце, Оскарчик рванулся за каплями для маменьки, Лёнчик усмехнулся и показал пацанам большой палец. Пятка коршуном накинулась на мальцов:
— Марш в кровать, босяки! Рога пообломаю!
— Всё смешалось в доме Яблонских. Что делать будем, батя? — Лёнчик посмотрел на Рудольфа.
— Лялька, зови Бабушку! — крикнул Рудольф. — Как она решит, так и будет. Возражений нет?..
Бабушка лишь подержала Лялькину ладошку в своей, обтянутой нитяной бирюзовой перчаткой, заглянула в заплаканные глазки правнучки.
— Любишь его?
Лялька энергично кивнула.
— Значит, будем делать свадьбу…
***
— Хэлло, бойчики. — Грузная тётка в дутом пальто и полковничьей папахе, незаметно подошедшая откуда-то сзади, сверлила подозрительным взглядом сперва Лёнчика, потом Коку. — Проповедничать пришли? — кивнула она на Кокин лапсердак. — Так это вы зря, у нас тут и без вас сплошные праведники, плюнуть некуда.
— Нет, мадам, мы ничего не проповедуем и ничего не продаём. Нам просто нужен Моня Фишман, скрипач, квартира два-а.
Слова Лёнчика отчего-то сильно рассмешили тётку.
— Квартира! Ха, я не могу — квартира! То место, где живет этот куркуль — это, бойчики, не квартира. Это позор еврейского народа!
— А что так?
— А то, шо когда лендлорд наконец-то убрал из бейсмента старые стиралки, туда тут же въехал Моня. В прачечную!
— Зачем?
— Там рент меньше. Мы вот за свои хоромы отстегиваем кто по пятьсот, а кто и по восемьсот, а хитрый Моня — стольничек…
— Понятно. И как нам эту прачечную найти?
— А за угол сверните, в аллею. Не перепутаете — дверь там одна…
«Аллеей» тётка по-местному называла тупиковый закоулок, такой загаженный, что даже наркоши сюда не совались. Дверь там действительно была одна, да в противоположной глухой стене торчали гнутые и ржавые ворота, явно не функциональные минимум лет тридцать. По обе стороны от железной двери располагались два окна, забранные толстыми металлическими решётками. Кока заглянул в ближайшее.
— Пылищи-то, блин! Но свет вроде горит.
— Значит, дома. Такие, как Моня, уходя все фитильки прикручивают. — Лёнчик подошел в двери, нажал кнопку звонка. От пронзительной трели заложило уши, но по ту сторону не слышалось ни голоса, ни шороха. Лёнчик позвонил еще раз — безрезультатно.
— Не нравится мне это, — проворчал Кока. — Идем отсюда.
— Нельзя, брат. Мы Бабушке обещали. — Лёнчик внимательно посмотрел на круглую никелированную плашку дверного замка. — О, «Ю. С. Дитрих». Они рекламируют себя как супернадежные, но есть нюанс…
Лёнчик отошел на полшага, достал из внутреннего кармана куртки кожаную ключницу, вытряхнул цепочку с ключами, прошёлся по ним пальцами.
— Вот. Теперь главное, чтобы в паз вошёл полностью.
Ключик вошёл.
Лёнчик подышал на пальцы, потер их, разгоняя кровь, снова подышал.
Кока смотрел на друга, раскрыв рот.
— Да ты прям как медвежатник потомственный.
— Насчет потомственного я не в курсе, а вот в Доме быта на Декабристов приходилось не только телевизоры починять. Ладно, не мешай, сейчас самый ответственный момент.
Лёня принялся аккуратно водить ключом в скважине — вперёд-назад, вверх-вниз, вправо-влево, потом крутанул.
— Все, «Дитрих» повержен. — он потянул за ручку. Дверь не открылась. — Так, наружных замков больше нет. Значит, заперся изнутри. Кока, глянь-ка еще раз. А потом будем искать управдома, пусть дверь ломает. Die Sache ist nicht kosher.
— Чего?
— Нечисто дело, — перевел Лёнчик.
Кока подошел к окну, взялся за решётку, чтобы максимально приблизить лицо к стеклу. Послышался хруст, брызнули струйки кирпичной крошки — и массивная решётка обрушилась прямо на Коку. Он молниеносно сменил хват и принял махину на грудь. Вдвоём с подоспевшим на помощь Лёнчиком они опустили решётку, прислонили к стене и отдышались.
— Сюрприз нечаянно нагрянет… — начал Кока и резко замолк.
Сюрприз оказался не последним. То ли болты решётки как-то скрепляли и оконную раму, то ли за компанию с болтами треснул шпингалет, удерживавший окно в закрытом положении, но так или иначе оно медленно, со скрипом раскрылось вовнутрь, как бы приглашая.
— Знак судьбы, — изрек Лёнчик. — Лезь ты, у тебя ловчей получится.
— Проникновение со взломом, — напомнил Кока.
— А свидетели? Ты не умствуй, ты лезь давай.
Помещение, в котором они оказались, поражало скудностью меблировки. Огромная чугунная мойка, явно оставшаяся с прачечных времен, рядом сортир, совмещённый с душем — такого изыска Лёнчик не видел и в СССР, — кривой шкаф, определенно вынесенный с помойки, на удивление приличный раскладной диван, простейший стол четвероногой системы, при нем — стул. А на стуле достойным продолжением натюрморта развалился Моня, уткнувшись лицом в глянцевый разворот порнографического журнала. Несовместимый с жизнью багрово-чёрный цвет его лысины, приспущенные штаны, вялое мужское достоинство, зажатое в окоченевшем кулаке — клиническая картина была ясна предельно.
— Вот так живешь-живешь… — Лёнчик вздохнул. — Все-таки Фишман — это судьба.
— Не понял.
— Ах, да ты ж не знаешь. Сходным образом отдал концы научный руководитель Оскарчика профессор Фишман. Правда на живой аспирантке, а не на фоточке какой-то рублевой… хай ладно, долларовой профуры… В общем, так. Ты окошко закрой, чем-нибудь подопри, чтоб не зияло.
— Зачем?
— Чтобы не давать копам лишней пищи для размышлений. Мы пришли, позвонили, постучали. Дверь оказалась открыта, мы вошли, и нам открылось вот это душераздирающее зрелище. — Лёнчик показал на Моню. — Сейчас пойду звонить, только дух переведу немного.
Ленчик плюхнулся на диван и тут же вскочил как ошпаренный.
— Ты чего?
— Укололся.
— Пружина, наверное.
— Не похоже. — Лёнчик поглядел на поверхность дивана. Из бежевого велюра торчали два желтых зубчика. Лёнчик с опаской потрогал их. — Вилочка. И вроде как золотая.
Он сдернул с дивана толстый матрац, перевернул, увидел застежку-молнию, расстегнул, просунул руку внутрь.
— Кока, — тихо проговорил он. — Похоже, наши планы меняются…
Они ошалело смотрели на груду ассигнаций и драгоценностей, только что извлеченных ими из недр дивана.
— Надо бы сумку какую-нибудь, — сказал наконец Лёнчик и посмотрел на мертвого скрипача. — Интересно, Моня, а наследники у тебя есть? Думаю, вряд ли. А давай мы будем твоими наследниками. Не возражаешь?
Моня не возражал.
0
0