– Ты мог бы прислать кого-нибудь, я бы отправил за тобой карету, – проворчал Глаголен, сверху увидев Войту, еле ковылявшего по лестнице. И Войта неожиданно подумал, что совсем не боялся возвращаться к Глаголену, имея вид и ощущения побитого пса.
– Спасибо, я дошел сам.
– Немедленно ляг в постель, я пошлю за лекарем.
– В этом нет никакой нужды.
– Осел и есть осел, – проворчал Глаголен. – Ты не удосужился вытереть подбородок, а кровь изо рта – признак серьезного внутреннего повреждения, которое может быть смертельно опасным.
– Бросьте, Глаголен. Ничего серьезного.
– Можешь сам заплатить лекарю, если хочешь… – хмыкнул тот.
Когда лекарь наконец убрался, Глаголен вошел в спальню Войты, решительно сел на стул возле постели и деловито осведомился:
– Тебя тоже сочли предателем своего клана?
Войта кивнул, с трудом проглотив ком, вставший вдруг в горле.
– Я надеюсь, это не помешает тебе выступить на сессии.
Войта покачал головой:
– Не помешает.
– Я рад, что ты определил значение наших с тобой научных изысканий, перестал обманывать самого себя и принял взвешенное решение.
– Я еще не принял решения, – вспыхнул Войта, понимая, впрочем, что Глаголен прав.
– Ты принял решение. Потому что зализывать раны пришел именно сюда. И если тебе свойственно ослиное упрямство, то непоследовательности курицы я за тобой пока не замечал.
– Прекрати закладывать руки за спину! Положи руки на кафедру, если они тебе мешают. Поставь ноги вместе! Не задирай подбородок. И не смотри исподлобья.
– А как еще смотреть, если не задирать подбородок?
– Прямо смотреть. Иначе слушатели решат, что ты считаешь их врагами.
– А они мне разве друзья?
– Кроме вражды и дружбы есть и другие отношения. Или ты об этом не догадывался? А впрочем, ты не различаешь оттенков и оперируешь только крайностями.
К недоумению Войты, доклад имел шумный успех. И если поначалу его слушали с любопытством совершенно иного свойства, нежели интерес к математике, то по мере изложения материала оживлялись все больше. Войта видел, как загораются глаза слушателей, как выпрямляются спины и лица подаются вперед, слышал скрип грифелей, щелчки пальцами, вздохи изумления… Конечно, было немало и тех, кто остался равнодушен (или сделал равнодушный вид), но не большинство. И если поначалу Войта смущался, запинался и кашлял, то под конец ощутил азарт и забыл о волнении.
Вопросов задали очень много, некоторые и с подвохом, но ни разу не поинтересовались социальным статусом Войты. Некоторым он ответил чересчур резко, однако и это вызвало одобрение большинства.
Глаголен потом прятал в усах улыбку, но ему это удалось не вполне.
– Чтобы ты не очень радовался, скажу: принимать решение о докторской степени будут не те, кто слушал тебя с восторгом, а те, кто помалкивал.
– С чего вы взяли, что я очень радуюсь? – хмыкнул Войта. Он, скорей, чувствовал облегчение от того, что все наконец закончилось, нежели радость.
– Да ладно. Я не ожидал такого успеха и был уверен, что ты будешь мямлить и заикаться. А то и сбежишь, не закончив доклад. Хвала Предвечному, в этой секции было много заинтересованных слушателей.
– То есть, моей заслуги в успехе вы не находите, я правильно понимаю?
– Не передергивай. Прочтение доклада не может идти в сравнение с разработанной тобой теорией, в этом твоя заслуга, а не в том, что мне удалось силком вытолкнуть тебя на кафедру и заставить прочесть доклад. Но… так и быть, я признаю, что и это тебе удалось неплохо.
На следующий день, после обильных возлияний в обществе Глаголена и его кафедры накануне, Войта спустился к завтраку поздно и с сильной головной болью.
– Доброе утро, доктор Воен, – как ни в чем не бывало поприветствовал его Глаголен.
– Доброе утро, – ответил Войта и зевнул, пропустив обращение мрачуна мимо ушей.
– Я знаю, ты много о себе думаешь и не сомневаешься, что заслужил степень доктора. Но мог бы отметить и предпринятые к этому мои усилия.
Только после этого Войта сообразил, как его назвал Глаголен.
– Ох… Простите, господин Глаголен, – он согнулся в шутовском поклоне, – право, я в растерянности… Но то, что вы сегодня явно проснулись задолго до полудня – вот истинное усилие, за которое я буду благодарен вам много лет.
– Я просто не ложился, – ответил Глаголен с улыбкой в усах.
– Едрена мышь, Глаголен… – Войта сел за стол. – Я в самом деле доктор?
– Да. Обсуждение прошло еще вчера вечером, но узнал я об этом только сегодня. Хвала Предвечному, до принятия окончательного решения. Скажи, а ты часом не знаком с человеком по имени Достославлен?
– Я встречался с ним. А что?
– Мне бы хотелось знать, при каких обстоятельствах ты с ним встречался. И вовсе не из любопытства.
– Если не из любопытства, то я встречался с ним в трактире «Ржаная пампушка» несколько дней назад.
– В умении наживать себе врагов ты можешь сравниться только с собственным сыном, – фыркнул Глаголен. – И чем же ты так обидел господина Достославлена, что он приложил столько усилий к тому, чтобы ты не стал доктором?
– А мнение господина Достославлена учитывается Северским научным сообществом? – кашлянул Войта.
– Еще как.
– Тогда я скажу, что это на редкость глупое, презренное, подленькое и трусливое существо. И когда я предложил ему выяснить отношения, он не побоялся применить против меня удар чудотвора, за что и получил по зубам. Не от меня, к сожалению.
Глаголен сложил губы в нитку и покачал головой.
– У меня нет слов… Это мне говорит доктор математики? Не школяр, не наемник, не пьяница из городского отребья?
– Я тогда еще не был доктором математики.
– Доктор Воен, ты болван, – пробормотал мрачун, закатив глаза к потолку. – Достославлен относится к разряду людей, умеющих без масла влезть в любое отверстие. Несмотря на то, что он чудотвор, ему благоволит даже ректор университета.
– Вот как? Тогда расскажите ректору, что Достославлен назвал научное сообщество старыми пердунами и в ближайшее время собирается сделать их мальчиками у себя на посылках. Кстати, он и вам кое-что передавал: вы должны дрожать в своем замке, ибо недолго вам осталось устраивать световые представления и заседать на сессиях университета.
– Увы, даже если я расскажу об этом ректору, он мне не поверит. Кстати, о световых представлениях… Через три дня состоится большой прием по случаю завершения сессии, и меня попросили показать световое представление над Лудоной. Мое согласие решило твою судьбу, без него ты бы не увидел степени доктора как своих ушей. Да, я соглашался не посоветовавшись с тобой, а потому ты волен мне отказать, поскольку просьба моя может тебя оскорбить или поставить в унизительное положение перед твоими соплеменниками. Я не подумал об этом сразу.
– Вы хотите, чтобы я зажег вам солнечные камни, что ли? – хмыкнул Войта. – Меня это не оскорбит, на мнение соплеменников мне плевать, но лучше бы это представление не было таким грандиозным, как обычно бывает в замке, потому что мои возможности не беспредельны.
– Разумеется. Надеюсь, ты делаешь это не из благодарности, а с осознанием вины за ссору с Достославленом.
– Еще одно слово, Глаголен, и я заберу свое согласие назад.
– Да, ты тоже приглашен на этот прием и присутствовать на нем должен обязательно, – Глаголен пропустил последние слова Войты мимо ушей. – Но вернемся к Достославлену. Это, по твоим словам, на редкость глупое существо имеет не так уж мало мозгов. Твою теорию объявили нежелательной для распространения и вот-вот отнесут к герметичным знаниям, это первое. Второе: решается вопрос о запрете на изучение природного магнетизма немрачунами, а мрачунам рекомендуется не вести исследований в этом направлении.
– Погодите, Глаголен… Меня обвинили в предательстве именно потому, что я, изучая природный магнетизм, обесцениваю способность чудотворов двигать магнитные камни. А в чем тогда резон мрачунов?
– Открытое исследование природного магнетизма дает в руки чудотворам знания для развития герметичного магнетизма, – пожал плечами Глаголен. – Вот такой интересный парадокс, однако Достославлену удалось убедить ректора в необходимости запрета. И научное сообщество поддержит эту идею. Мое световое представление не поможет поколебать их уверенность, это вопрос принципа.
Войта усмехнулся.
– А знаете, Глаголен, ведь это моя идея… Я к тому, что не надо приписывать Достославлену блестящий ум.
– Вот как? Ты предложил отнести теорию предельного сложения несущих к герметичной области знаний?
– Нет, я переспросил, не хотят ли чудотворы наложить запрет на изучение природного магнетизма. Я это переспросил с иронией, если вы не поняли. Достославлену идея понравилась, но я не думал, что он кинется воплощать ее в жизнь немедленно.
0
0