Радио работало еле слышно, создавая фон, но не акцентируя на себе внимание. Так, как и должно работать радио в машине. Двигатель нужно слушать, а не музыку.
— Бухарестская, пятнадцать, на Достоевского, тридцать восемь, — сухо, обыденно.
Алексей, нехотя cкривясь, потянулся за рацией:
— Логан четыреста пятнадцать, буду минут через… пять.
Он зевнул, взглянул на часы, завелся, вырулил из «кармана» и вдавил газ.
— В Ленинграде-городе, — уныло забасил он, — у пяти углов… что ж вас в ту степь-то всё тянет…
Ну да. Любимые трущобы, рай для туристов и эстетов. Ни разъехаться, ни приткнуться. Ни въехать, ни выехать, да ещё и с ночи навалило — того и гляди, встрянешь на потеху клиенту… Да нет, заказ — это святое, радоваться надо. Сейчас пока… так скажем, свободно, да и редко так попадёшь, в пять минут-то. Но что-то Алексею не радовалось. Давно уже.
Уточнив у диспетчера, он встал у парадной. Потер затекшую шею, снова взглянул на часы. На улице подмораживало, клиенты выходить не спешили. Хотел пообедать, но в топку этот центр. После следующего заказа перехватим чего-нибудь.
Вышел мужчина. Пожилой уже, с бородкой, одежда небедная. В руке то ли портфель, то ли папка. Клиент как клиент, бедные на такси по булочным не ездят, как известно. Сразу выцелил машину, сел на переднее сиденье. Вздохнул, посмотрел приязненно:
— На Достоевского?
— Точно, — усмехнулся Алексей, — на него.
Поначалу молчали. Врут, что таксисты — завзятые болтуны. Это было раньше, а сейчас, если клиент деловой и балагурить не настроен, мы и помолчать можем. Но начал разговор как раз клиент, бдительно отследив кривой зевок Алексея. Да, а что — зевок не воробей, иногда выскакивает не вовремя…
— Не высыпаетесь, молодой человек? — В вопросе пассажира сквозила снисходительная ирония. Улыбка у Алексея вылезла так же непроизвольно, как и треклятый зевок.
— Простите, — склонил он голову, — сплю как младенец, не беспокойтесь.
— А я и не беспокоюсь — я интересуюсь. Это, в некотором роде, моя сфера деятельности.
Мгновенье Алексей вспоминал термин:
— В некотором роде? Вы сомнолог?
— Ого! — улыбнулся уже клиент. Улыбка у него была широкая, искренняя — что как-то не вязалось с внешней невозмутимостью. — Какой подкованный водитель. Да, и сомнолог тоже.
Он раскрыл папку (это всё же оказалось папкой) и продемонстрировал Алексею небольшую книжицу. На обложке, на фоне сиреневого тумана, было вытиснено «Сон и явь». Подкованный водитель скосил глаза и приподнял бровь:
— Это ваша?
— Моя, — кивнул сомнолог. — Занимаюсь, так сказать, неизведанным. И просвещаю иногда — богатая сфера, надо признать. И преинтереснейшая.
— И моя, — уныло хмыкнул Алексей, — В некотором роде. Прям коллеги.
— Вы тоже занимаетесь снами? — весело изумился пассажир.
Они замолчали, дожидаясь, когда машина обгонит облепленный снегом трактор, который тарахтел так, что заглушал разговор. Клиент прикрыл открытое минуту назад окно.
— Да нет, не снами. Рассказы писал когда-то… очерки, сценарии — наследие бродяжнической юности…
— О! — восхитился сомнолог, — и что же сейчас не пишете? Извоз… э-эм… ближе к сердцу?
— Сюжетов нет, — кисло скривился таксист и весело стрельнул по клиенту глазами, — стоящих сюжетов. Идей… Таких, чтоб прямо как бомба. Решил пока в народ выйти. Вдруг сюжет ко мне прямо в машину сядет?
— Ну-у, молодой человек, — развеселился пассажир, — эдак вы долго ждать будете, когда у него… так сказать, у сюжета вашего, ноги до вас дойдут… Я, кстати, знаю способ гораздо проще и интереснее.
— Нннда? — удивился таксист, — и какой же? Если не секрет.
— Сон! — торжественно объявил сомнолог. — Разумеется, сон — и это не секрет. Ложитесь спать и спокойно себе заказываете свою бомбу.
— И она мне прям тут же приснится…
— Ну, может, и не прям тут же, но приснится, не сомневайтесь.
— А вы его растолкуете?
— Вовсе не обязательно, — пожал плечами собеседник. — Ваш сюжет вы спокойно поймёте и без толкований. Скорее всего. Да и вообще — сомнолога вам обычно и не требуется, сами всё прекрасно способны уловить.
— Это кому это «нам»? – подозрительно заломил бровь водитель — залихватски, как ему показалось. Какой-то грустной рассеянностью повеяло от слов пассажира, захотелось его подбодрить, что ли…
— «Вы» — это… те, кто ищет. Кто подошёл к порогу… неизведанного. Или ищет этот порог.
— Хм, — потёр щеку Алексей. — Не знаю насчет порога, а сон заказать — спасибо, попробую. Что-то как-то у меня заказанные сны не сбывались никогда.
— Вы плохо хотели, — наставительно поднял палец клиент. — Плохо. Сны транслируют скрытую информацию нашего подсознания, и с этим не шутят, молодой человек! Это не забава. И не развлечение. М-м… Развлечение, конечно, но не сны под заказ. Вот в них, как раз, и нужно испытывать острую необходимость.
— Понятно, — кивнул таксист, — будем испытывать.
Грейс вертела в пальцах монету. Бронзовый кругляшок всего в полкобо, давно она таких не видела. У торговца пучок мангровых листьев стоил одну кобо. Это если тебе самой лень выйти во двор, чтобы их сорвать. Монета была зажаты в кулаке у повешенного, и чтобы разжать у него кулак, потребовалась сила Эва. В монете была пробита дырка, в которую, надо полагать, раньше вдевали шнурок. То есть, казнённый перед смертью монету никому не отдал, а предпочел сам отнести её духам. А может, он так оплатил услуги самой Грейс, подумалось ей с улыбкой. Вот мы и определили себе цену. Ну, что же — Лоа тоже любят пошутить, и их шутки бывают куда злее.
А вот в монете она зла не нашла — наоборот, Грейс чувствовала, что этот бронзовый кругляшок с ноготь большого пальца был единственной его ценностью. Сегодня суббота, стало быть, монету отдадим Ошун, кинув в реку.
А Ориша воды, может, отдаст её своей сестре Йеманджа. Море и упокоит память.
В коридоре зашуршали чьи-то торопливые шаги. Такую поспешность здесь проявляла лишь Миа, любое поручение она выполняла только бегом. Даже в тех ритуалах, которые следует проводить максимально медленно. Нет, нужно её как-нибудь напоить чем-то, вроде отвара зомби — ну как можно так бесполезно растрачивать энергию — нет, чтобы направить её на что-то нужное! На обучение, например…
Полог качнулся, впуская кекере, её главную помощницу. Миа привычно — быстро, но почтительно — опустилась на колени и коснулась лбом истершихся циновок. Грейс вздохнула. Без толку ей объяснять, что незачем полировать циновки при каждой их встрече, счет которых в течение дня идёт на десятки. Миа есть Миа, всегда стремительная и чуть запыхавшаяся.
— Иалориша…
— Поднимайся, лань моя. Что там опять стряслось? Пожар?
— Нет. Вас вызывает комендант.
Лукавые бесенята в глазах Грейс потухли. Выслушивать распоряжения дуболома, который и так уже сидел в печёнках и считал Грейс чем-то вроде прыщика в причинном месте, не улыбалось.
— Что, ещё один?
— Да, Иалориша.
— Третий уже. — Грейс потерла виски. — Каррефур в них сегодня вселился, не иначе.
— Да, только не третий, а третья. — Увидев немой вопрос наставницы, Миа пояснила: — Она нездешняя, из женской тюрьмы. Вы же знаете, у них своей Мамбо нет, вот и привезли к вам.
— Понятно. — Грейс встала. — Она уже в морге?
— Она уже на алтаре.
— Спасибо, лань моя. Передай коменданту, что свою работу я выполню, а к нему на этот раз не пойду. А если он будет так частить, так и вовсе могу забыть к нему дорогу. — Грейс повернулась к алтарю Эва, чтобы проверить, не погаснет ли свеча до её возвращения, а когда повернулась к выходу, Миа уже снова полировала лбом циновки:
— Иалориша…
Подойдя к порогу местной часовни, Грейс опустилась на колено, чтобы нарисовать веве папаше Легба. Предыдущий затоптали служители, занося новое тело и вынося предыдущее. Перед порогом светлело уже меловое пятно от бесчисленных символов, которые Грейс каждый раз чертила перед ритуалом отпевания. Да, ритуал нельзя начинать без покровительства папаши Легба, Лоа перекрестков и дверей. Грейс достала истершуюся уже пембу, начертила новую печать, произнеся краткое приветствие, и добавила:
— Прости, дорогой, что зачастила — у них там сегодня прорвало.
Войдя, Грейс окинула взглядом женское тело, лежащее на алтаре — оно, казалось, сплошь состояло из кровоподтёков — эту, похоже, просто забили насмерть. Жрица, покачав головой, зажгла свечу у алтаря Эва: кварцевый камень перед свечой матово заиграл отражённым светом. С помощью Эвы душе усопшей, мпунгу, придет очищение и покой. Грейс взяла ассон и, напевая привычный речитатив, приготовилась к встрече с Эвой, концентрируя энергии трех миров и входя в транс. Транс был необходим, чтобы Лоа получила доступ к телу. Мпунгу должна очиститься. От печати насилия и злобы, от тюрьмы и побоев. От земных забот и болезней. От скверны. Мпунгу ярка, невесома и свободна. Ничто её не должно тянуть назад — Духи встретят мпунгу и… отведут… Духи…
Мпунгу находилась в теле отпеваемой и не собиралась его покидать. А это означало, что женщина всё ещё была жива.
Грейс отшатнулась, обрывая ритуал на полуслове. Ох, как этого Лоа не любят… Но Эва ко всему привычная — вечером договоримся, замолим, ублажим подношениями. Потрогав сонную артерию у отпеваемой, Грейс убедилась, что пульс отсутствует. Значит, либо сама женщина выпила… можно кой-чего выпить, чтобы инсценировать свою смерть, уж кому, как не Мамбо об этом знать — и это такой способ побега, либо эти слепые олухи просто притащили на отпевание живую женщину по своему чудовищному скудоумию.
Жрица обессилено опустилась на колченогий табурет, который обычно служил подставкой под сумки или подносы — много для чего использовалась эта часовня. Нужно было извещать коменданта. Или… наоборот — вспомнить, что она целительница и помочь несчастной бежать. Что для Грейс было куда предпочтительней. Что угодно, только бы снова не видеть этого напыщенного бравого индюка. И вообще с этой работой пора завязывать. Давно пора, сил уже никаких нет…
0
0