— Стен, ты правда меня заберёшь?
— Правда, — кивнул я. – Завтра вечером. Внизу, у этого подъезда. Можно даже время назначить сразу.
— А почему завтра, а не сейчас?
— Потому что.
Я не хотел объяснять, что собираюсь как следует попрощаться с Городом. У меня тоже есть своя привязанность, пусть я даже о ней никому не говорю. Всё равно мне скоро шестнадцать, и что-то должно случиться.
Я отвернулся, чтобы Джен не видела моего лица. И тут она вдруг ткнулась мне головой в плечо. Рукав потеплел и намок.
— Боишься…— ляпнул я, не зная, что сказать.
— Теперь – да, — она всхлипнула. — Боюсь, что у нас ничего не выйдет.
— Не хнычь, ты уже не маленькая, — я обнял девчонку за плечи и утер ей глаза рукавом свитера. Она выпрямилась и чуть-чуть отстранилась.
И тут я сделал то, чего никак от себя не ожидал. Я раскрыл перочинный нож. В свете звёзд блеснуло лезвие из дамасской стали. Да, ножик смотрелся весьма внушительно, такими, или почти такими, патрульные вырезают нечисть в заброшенных кварталах. Я искоса взглянул на Джен. На ножик она смотрела спокойно, будто бы я конфету из кармана вытащил.
«Врёт она, что боится, — понял я. – Она, похоже, вообще не умеет бояться».
— Пошли, — я решительно взял её за руку.
У края крыши я сжал её ладонь. Она послушно остановилась. Я протянул наши руки над пропастью и полоснул ножом по пальцам. Мгновенный ожог боли, Джен ойкнула, но руки не отдёрнула. Струйки горячей крови медленно потекли по нашим сомкнутым ладоням, светясь в темноте странноватым лилово-оранжевым светом.
— Никогда не умирай… — прошептал я.
— Никогда… — как эхо, откликнулась Джен.
Большие капли сорвались с рук и прорезали светящимися линиями тьму внизу, как ночные метеоры. Я облизал порез. Вкус был горьковатым и терпким, как у молодого вина. Это была вообще никакая не кровь, а неизвестно что, похоже, процесс перехода уже запущен.
Вдруг до меня дошло: нужно сваливать уже сегодня, иначе может случиться большая дрянь. В Городе слишком легко заблудиться, я боялся, что Джен потеряется или ещё как-нибудь исчезнет из моей жизни. Некоторые люди как привидения — то появляются, то пропадают, и с ними вообще ни о чем договариваться нельзя. Разумеется, Джен не из этой породы. Но я решил, что лучше не рисковать.
Она выслушала мои рассуждения и кивнула. Мы, на всякий случай, взялись за руки – Джен сама настояла на этом. Несколько часов мы просидели в каморке лифта, болтая о пустяках. Один парень мне как-то сказал: «Если вдруг соберешься уйти, то думай о ерунде. Будешь слишком серьёзным — ничего не выйдет».
Ближе к вечеру мы покинули небоскреб. Я заставил Джен поесть в одной из моих любимых забегаловок. Нас ждали ночные дороги. Я боялся и старался не думать о том, что предстоит. Тот парень говорил: «Ты сможешь уйти не раньше, чем потеряешь всё, что тебе дорого».
Джен взглянула на мою машину и удивленно наморщила лобик. У меня не простая тачка, а раритет, таких, говорят, не делали аж с середины предыдущего цикла. Тогда Город, как полагают историки, был меньше. Тачка у меня сияет медью и золотом, как пламя, под цвет волос. У нас в роду все рыжие, с незапамятных времен.
Я забрался на место водителя и включил прогрев двигателя, Джен юркнула на второе сиденье. Мы тронулись, но пока неспешно.
— Первый раз в «атомнике»? – спросил я, чтобы как-то разрядить напряженку.
— Да. У папы была на мезонных движках.
У меня в желудке вдруг заворочался ледяной ком. Месяц назад один приезжий сгорел в «мезонке» последней модели прямо посреди улицы. Ночью мы с пацанами ходили смотреть. Пластик как новенький, а все металлические части испарились. И на переднем сидении — тень водителя. Человека выжгло, а тень от него осталась. Понятно теперь, почему девчонку никто не ищет.
— У него была светло-серая тачка? – спросил я с деланым равнодушием.
— Если разглядывать ночью – то да, — с вызовом бросила Джен.
Я смолчал. Наверняка она не хуже меня знает, что в «мезонках» горят самоубийцы. Неистребимый дефект серии, эти машины слишком чувствительны к человеческим желаниям. Кто садится в «мезонку» с мыслями о смерти, погибает почти всегда.
Тем временем мы добрались до площади Большого Радиуса. Отсюда открывалась сто одна прямая дорога в бесконечность. Можно начинать разгон.
— Джен!
— А?
— Сейчас поедем очень быстро, — предупредил я.
— Гони! — в её глазах блеснул азарт.
Миг — и очертания домов за окнами размазались серой мглой. Джен, вдавленная ускорением в кресло, восхищенно пискнула. Минута, две, три… десять. Я мысленно выругался и оставил попытки пойти на предельной скорости. Ничего у меня не получалось. То ли Город нас не хотел отпускать, то ли просто заело передачу.
Мы долго бесцельно мотались по Городу. Время от времени я выбирался из тачки, и покупал для девчонки разную чепуху: конфеты, игрушки, какие-то сувениры. Там, куда мы с ней уйдём, может не быть этих маленьких радостей. Ещё я показывал ей Город. Всё показывал. Даже Сокрытые Башни. Можно прожить здесь целую жизнь, а до них так и не добраться. Не все потянут, увидеть Башни может только тот, кто равен по духу Строителям Города. Джен завороженно смотрела на серые стены Башен, древние, как сама Вечность, но, стоило мне отвернуться, как Башни для неё исчезали. Жалко. Ну, Джен приезжая, все-таки, я не знаю, в чем её настоящая сила.
Начало светать. Я остановил машину и отхлебнул бодрящий глоток минералки. Джен вдруг заерзала на сиденье.
— Стен, мне выйти надо! — пробормотала она.
Ну какой же я болван! Девчонкам время от времени бывает нужно в туалет. Сам-то я выходил неоднократно, но у девочек с этим всё сложнее.
Мы находились в районе Кривых Переулков. Здесь нет никаких туалетов — на многие мили тянутся обшарпанные дома с дворами-колодцами. Я объяснил ситуацию и ненавязчиво предложил покараулить, пока она делает свои дела. Джен наотрез отказалась.
— Но ты же потеряешься… — растеряно пробормотал я.
— Не потеряюсь. И не сбегу. Пусти! — она обиженно отвернулась.
— Посиди пока здесь. Я кое-что придумал, — бросил я, затем вылез из машины, накрепко запер дверцу и отправился рыться в багажнике. Воздух пах бедой. Я нашел веревку, захлопнул багажник и снова уселся в машину, обвязал правую руку Джен, подергал узлы, выпустил метров десять веревки, отрезал, а обратный конец крепко-накрепко привязал к своему запястью.
— Всё, давай!
Девчонка пулей выскочила из тачки и скрылась в проеме ближайшей арки. Верёвка натянулась и задергалась. Я открыл обе дверцы и напряженно слушал, как она там возится. Вроде пока ничего страшного.
И тут же случилось то, чего я больше всего боялся.
За углом раздался скрип тормозов. Я тут же выскочил из тачки, чтобы поймать девчонку, водрузить обратно и смотаться отсюда побыстрее. Мы должны уйти с ней вместе. Только вместе. Иначе…
— Джен! – крикнул я, бросаясь в подворотню.
— Па… Папа! – раздался срывающийся девчачий вопль.
Сырой туман залепил мне глаза, я почти перестал видеть и остановился, хватая воздух ртом. Вокруг бешено мелькали фиолетовые тени. Вдруг налетел снег, холодный, острый, как осколки бритвы.
— Дженни! – крикнул какой-то мужчина.
Верёвка на моей руке дёрнулась и обвисла.
— Стен! Я! Никогда! Не! Умру! – торжествующе прокричала Джен. Я ринулся на её голос. В тумане хлопнула дверца машины, и светло-серая призрачная «мезонка», разрезая мглу, двинулась прочь.
Джен махала мне, сидя на заднем сиденье. Мужчина за рулём, бледный, как смерть, счастливо улыбался.
Я знал, что такие отчаянные, как она, частенько таскают с собой перочинные ножи, чтобы, если что, освободиться. У Джен теперь вечно будет с собой этот ножик. Она может больше не бояться смерти. Никогда. По ту сторону Вечности смерти нет.
Додумать это до конца у меня не вышло. Очень сильно дрожали руки. Тело сделалось слабым, пустым и лёгким, а душу как будто вынули и размазали по холодной бесконечности.
Я бросил машину и тупо побрел наугад. Подул холодный ветер. Казалось, он сейчас подхватит меня и помчит куда-то.
«Когда теряешь всё, сразу становится очень легко. Тогда можно улетать», — донеслась до меня чья-то мысль.
Очнулся я уже под вечер.
— Э-э, Стен, тебе нельзя, — сказал незнакомый толстый мужик, отбирая у меня стакан с коктейлем.
Я огляделся и тупо подумал: кабак. Кабак был незнакомый. Стены белые с золотым бордюром, колонны, официантки в полосатых юбках и яркий, почти слепящий, свет. За столиком рядом со мной сидели трое незнакомцев, не старых, но и не слишком молодых. Чем-то мне они сильно не нравились.
— Где я? — я с трудом шевелил губами.
— Очнулся, — констатировал толстяк, отобравший у меня выпивку. – Теперь слушай меня внимательно. Ты находишься в городе Сан-Фернандо, он же Юмацак, он же Нибон… А мы – устроители гонок на яхтах.
«Ага, значит, я пока что ещё в Городе», — равнодушно подумал я.
— До залива отсюда далековато будет, — пожал я плечами. — Или нет?
За окошком висела густая тьма. Кто эти типы и зачем они среди ночи затевают гонки, и даже причем тут я, мне было глубоко до лампочки. Но, когда с тобой разговаривают, надо же что-то отвечать.
— Ты не дослушал, — продолжал толстый с нажимом в голосе. – Яхты у нас не морские, а с парусом, ловящим энергию звёзд, — он посмотрел на меня, ожидая реакции.
— Про такие не слышал, — мотнул головой я.
— Ну, вот услышал, — сообщил он с деланной беззаботностью. – Кстати, ты в этих гонках участвуешь. Старт… Гм, точное время мы пока не обозначили, но стартуете вы скоро. Вас пятеро, и все новенькие, — он зачем-то потер нос. – Скоро Луна встанет высоко. Думаю, что обойти на яхте вокруг Луны для вас – плевое дело. Там всюду развешаны маячки. Обойдёте Луну, вернётесь на Землю и сядете там же, где взлетели. Первому будет приз.
— И какой?
— Миллион кредитов, — сощурился толстый. – Устроит?
— Устроит. Давай контракт.
0
0