Глава проекта иридианских геологических исследований станции «Троп», доктор минералогии трёх университетов, великий планетолог, геолог, миссионер науки и, по совместительству, «лицо, допущенное к контактам с местным населением» Юрий Михайлович Коробов стоял перед северными воротами и боялся. Не то чтобы он боялся выходить за периметр — опасности Ирида не представляла ни дикими животными, ни агрессивными аборигенами. Просто Коробову сегодня снились кошмары, и вследствие этого великого планетолога томило мрачное предчувствие.
Предчувствиям Коробов доверял гораздо больше, чем аборигенам и своим сотрудникам — множество открытий было им сделано именно благодаря чуйке, интуиции. И гордый, презрительный нос Коробова, чуявший то, чего ему не полагалось, вызывал уважение подчиненных и зависть недоброжелателей.
В растерянности потоптавшись перед выходом в дикий мир, Коробов вздохнул и разблокировал дверь. Чуйка — чуйкой, а работать надо. Троп — или Тропический сектор, как его когда-то называли, лежал перед ним во всем своем девственном великолепии, но нагонял тоску — за восемь лет Коробов немного подустал от этого чумового растительного буйства. Тропиками, в земном представлении, тут и не пахло, но температура на острове опять зашкаливала. Пора или перебираться в умеренные широты — вторая земная база «Норд», кстати, тоже находилась отнюдь не за полярным кругом — или вообще домой. Наисследовался уже, слава Богу.
Коробов пошёл по траве, забирая правее прямой траектории — вне периметра не должно быть никаких следов присутствия землян, даже тропинок. Брезгливо поглядывая на сразу же налипших к ногам гусениц, многоножек, пятна пыльцы, летучие семена и прочее добро, планетолог целеустремленно продвигался вперед. Жаль, до карьера идти недолго, а то он поехал бы на «телеге» — антигравитационном транспортере. До карьера, видите ли, не рекомендуется использовать технику. Она может испугать диких аборигенов. Видите ли. А если далеко, то, стало быть, не может…
Аборигены Коробова тоже беспокоили. Нет, не агрессивностью — равнодушием. Они совершенно не хотели никаких перемен, знаний и благ цивилизации. Приходилось строить из себя небожителей и хоть как-то через религию пытаться вытравлять первобытную дикость и невежество местных жителей. Земля — и руководство станции — само собой, запрещала инквизиторские методы воздействия, да он и не собирался никого насильно окультуривать, но абсолютное нежелание аборигенов идти на контакт сильно расстраивало. У них тут бешеная смертность, антисанитария, жертвоприношения и ещё много чего — фаталисты, мрут как мухи, лечения не приемлют… Но меняться не собираются ни при каких обстоятельствах. Посох со встроенным фонариком вождь взял, а лекарства — нет. Обидно.
Подходя к карьеру, Коробов окинул взглядом привычный пейзаж и заметил, что странная оранжевая полупальма-полубаобаб, что всегда вызывала его любопытство и восхищение, лежит, поваленная вчерашней бурей. Вернее, не вся, а внушительный сук, отколотый от основного ствола. Молния, наверно. То-то ночью что-то погромыхивало… Троп — остров в океане, климатические катаклизмы на Ириде не редкость. Ну-ка, ну-ка…
Он поспешил к поваленному дереву. Подошёл, обследовал, обнюхал. Очень занимательно. Образцы, конечно, давно были взяты (под покровом ночи) — и от результатов их исследований Ли — штатный эколог-биолог-ботаник- лесовод — начинал дышать, как гончая, как только речь заходила о приснопамятном дереве. Но пилить или ломать сучья у пальм, из которых каждая вторая могла оказаться священной, разумеется, запрещалось. Юрий Михайлович хмыкнул и потянулся за коммом:
— Ли, это Коробов. Помнишь оранжевую пальму у карьера? Ну, не пальму, не пальму… Ее раскололо и повалило на землю — тебе интересно?.. Так забирай, мне одному не допереть… Что значит «некогда»?! Да какая телега, мне работать надо! Да я… Да у меня…
С минуту он выслушивал мольбы и причитания биолога — тот настойчиво предлагал срочно вернуться за телегой, ибо: техперсонал на работах! У него самого эксперимент! Киборгам за периметр нельзя! Ценнейший образец инопланетной флоры! Немедленно! На станцию! Ибо!! Всеядная живность! Ливни! Излучения вредного светила! Туземцы! Бегом!!!
Юрий Михайлович устало потёр лоб. Вот пока оно росло, ливни и светило ему не мешали, а тут нате. Но исследовательский зуд отнюдь не был чужд и светилам планетологии, поэтому Коробов тоже честно пытался найти выход. Драконовский устав вязал по рукам и ногам: даже если возвращаться за тем же антигравом, он уже какие-то параграфы, да нарушит.
— Так, — пробормотало светило науки в комм, — если серьёзной технике за периметр нельзя, то как насчет Тафони?
Собеседник радостно охнул. Тафоня — самодельный робот кибернетика, прозванного так по меткому возгласу его сына. Насмотревшись древних мультиков про трансформеров, сынишка, четырех лет от роду, называл робота исключительно Тафоней и не отходил от того ни на шаг. Впрочем, для сына и конструировали — в том числе, и из запчастей киборгов, поэтому размеры для детской игрушки несколько зашкалили. Тафоню тоже выводить за периметр разрешалось лишь в исключительных случаях — и Ли принялся уверять, что этот случай самый что ни на есть исключительный. А сына кибернетика-то он уговорит, так как детям покидать периметр без сопровождения взрослых запрещалось абсолютно и беспрекословно.
— Уговаривай, — поверил ему Коробов, — под твою ответственность.
Спрятав комм, он скинул рюкзак и уселся на поваленный ствол. Работа откладывалась на неопределенный период. Тафоню нужно встретить и ткнуть пальцем в то, что тому нужно отнести. Разум у робота у самого был как у четырёхлетки, в отличие от прилагающихся к разуму энциклопедических знаний. Гремучая смесь.
Тафоня заявился минут через пятнадцать. Ли, небось, продал душу сынишке-эксплуататору, или пошел к нему в пожизненное рабство. Других вариантов Коробов не видел. Да уж, такое сияющее на солнце, целеустремленное и спотыкающееся чудо может испугать не только аборигенов.
Он, кряхтя, поднялся с бревна, надел рюкзак и ткнул пальцем в лежащее деревцо:
— Вот этот образец нужно принести Ли на станцию, в лабораторию — вот этот. Ты понял?
— Команда понятна.
— Выполняй.
Тафоня нагнулся, ухватил деревцо за ветки, что находились напротив него, выпрямился и отправился было к станции. Волочащийся край тут же принялся драть траву и чертить за роботом борозду.
— Стой! — рявкнул Коробов. — Брось!
Пальцы Тафони разжались. Он застыл в ожидании приказа.
Чертыхаясь, великий планетолог самостоятельно перетащил сук чуть вперёд, чтобы напротив робота оказался примерный центр тяжести ноши. Отдышавшись, он снова ткнул пальцем в чёртов сук и повторил первый приказ слово в слово.
Тафоня опять ухватил деревцо и понёс к станции. Хорошо понёс, как надо, но метров через двадцать сук, постепенно соскальзывая, опять ткнулся комлем в землю.
— Стой! — заорал обозлённый Коробов, потрусив к роботу. — Брось!
Дерево опять плюхнулось на землю.
И тут земля вздрогнула. Откуда-то от станции донесся неслабый «бумм». Коробов помертвел. Подбежав к Тафоне, он остановился. Тоскливо вглядываясь в даль, Коробов вихрем перебирал варианты один страшнее другого. Что у них там случилось, черт бы их побрал? Нельзя так пугать. Дыма вроде нет…
— Пошли со мной на станцию, — бросил он, не глядя на робота, и поспешил к воротам. Метров через десять обернулся, запоздало вспомнив вбитую инструкцию «ничего не оставлять за периметром» и окидывая прощальным взглядом местность. Он ничего не оставил: рюкзак со снаряжением привычно оттягивал плечи. А вот сияющий полировкой дурень так же недвижимо стоял над брошенным суком.
Сочно ругнувшись, великий планетолог посеменил обратно. Ну что за наказание… Подойдя к Тафоне и вглядевшись в него, Юрий Михайлович уже окончательно спал с лица. Железный дурак напрочь отключился. Рявкая приказания и пиная нереагирующее чучело, землянин окончательно понял — чуйка его не подвела. Что-то серьёзное там произошло, опасное. Перезагрузка всех систем как минимум. Капсуляция станции — максимум. Вообще-то максимумом было разрушение станции, но дыма над горизонтом все так же не наблюдалось. Он сорвал комм с пояса, руки его дрожали:
— База!
Тишина. Коробов стал вызывать начальство, затем отдельных знакомых, затем северную базу — глухо. Что с коммом? Спутники тоже перезагружаются? Что за бред?!
Едва не всхлипывая от жутких воображаемых картин, он припустил к родным воротам. Ругнулся, остановился. Оглянулся. Ничего не оставлять за периметром? Черт, черт! Он снова подбежал к роботу и остановился напротив, напряженно ища выход. Если станция закапсулируется, а действующий, подзарядившийся от солнца дурень рано или поздно очнётся — это туши свет, чего он может наворотить. Вручную отстегнув бронезаслонку у Тафони на груди, Коробов вынул из робота блок питания. Тяжеленный, до станции не допереть. Беспомощно оглянувшись, великий планетолог углядел неподалеку густой кустарник. Багровея от натуги, он допёр блок до кустов и бросил в самую гущу ветвей. Пошерудил листву руками, скрывая прореху. Авось, незаметно. Подскочив к Тафоне, Коробов, сдвинув на место, закрепил бронезаслонку и юрким майкулем припустил к станции. За восемь лет он ни разу не бегал с такой скоростью.
0
0