После этой поездки в Ярославль командировки прекратились. Глина много думала о том, с кем пересекались её пути. Никто из встреченных ею людей не был тем, за кого себя выдавал. Отец был себялюбом, следователь Купцов – чинушей, владелица агентства «Смарагда» – прохвосткой, Евгений – наркоманом, Гомон – мистификатором. Пожалуй, только Шмурдяк не скрывал своей бандитской сущности, да и покойный Берест был честен с Глиной. Что до Тима, то он был просто слабаком, а Глина навыдумывала о нём всякого. В каждом она искала защиту и тыл, но все они были для неё чужими.
Глина чувствовала, что затишье, наступившее в её жизни, временное, и ей надо избавляться от бремени, которое прикидывается дружбой и помощью. В ней мучительно зрело решение довести дело до конца: наказать Пасечника и разрушить его поганый улей.
Раздумывая о том, как следует действовать, Глина ощущала небывалый прилив сил и лихорадку поспешных решений, но она знала, что Гомон наблюдает за ней и в чём-то подозревает. Старик не сделал ничего плохого ей, наоборот, стал её покровителем и работодателем. Но был ли он честен с ней во всём? Она же знала, что он работал на «Божью пчелу». Почему же не сообщил Пасечнику о ней до сих пор? Или сообщил?
Однажды она спросила Гомона насчет «Божьей пчелы», но он рассердился и ответил, что с таким мерзавцем, как Пасечник, он дел больше не имеет. Также он сказал, что Глине бояться нечего, потому что пока она рядом с Гомоном, он защищает её от происков врага человеческого. Слушая эти сказки, Глина укреплялась в мысли, что Гомон не был никаким хранителем и блюстителем, а только напускал таинственности, сочинял истории про мировой баланс добра и зла.
Глина жалела, что мало расспросила Оржицкого о записках его бабушки, и что все свои знания ей приходилось добывать личным опытом. Ей было необходимо как можно больше узнать о том, на что она способна, но Глина не знала, кто и как мог бы её просветить на этот счёт. По наитию она стала много читать, перебирая в лавке все книги по мистике и оккультизму. Гомон с улыбкой наблюдал за ней, не вмешиваясь в её процесс самообучения.
– Я бы в Хогвартс с удовольствием поехала, и крыса у меня есть, как у Рона, – сказала как- то Глина, и Гомон оценил её шутку. Но потом нахмурился и сказал странную фразу:
– Не дай бог. Я только один Хогвартс знаю, в Подмосковье.
– Неужели нигде нет таких людей, как я? – спрашивала она Гомона, но он только пожимал плечами.
Наконец, надоев антиквару своими расспросами, она вызвала его на откровенность.
– Есть такие люди как ты, Глина, но их, слава богу, мало. Большинство из них сеют вокруг себя зло. Зло причинять гораздо проще и выгоднее. Сила для этого не требуется, тут можно количеством взять. А вот исцелять, исправлять, врачевать — тут сила нужна и стойкость, терпение и самоотречение. Но источник не может быть неисчерпаемым. Никогда не задумывалась о том, насколько хватит твоих сил? Разве ты не чувствуешь опустошение после того, как скатаешь бусину? Я прожил длинную жизнь, я понял, что дар, подобный твоему, счастья не приносит. Он всегда будет притягивать нечистых, жадных и корыстных людей. И станет он не даром, а проклятьем. Есть сильные люди, могут жить, никому не подчиняясь. Знаю одного такого – Харитона Савельевича Петрова, но волк-одиночка он, людей сторонится.
***
Сколько Глина не билась, а ничего больше от Гомона не узнала. Окончательно решив, что ей с антикваром больше не по пути, что нужно закончить начатое, Глина выжидала время и усыпляла бдительность Гомона своим унылым спокойствием. Поразмыслив, она решила, что рано или поздно вырваться в Москву у неё получится, а пока надо накопить бусин.
Случай подвернулся через неделю.
– Глина, – позвал её из салона продавец, – к тебе пришли.
Глина сняла крыску со своего плеча и посадила в клетку. На выходе из своего кабинетика она встретилась лицом к лицу с Алексом Приятиным, который ждал Глину, облокотившись на стойку, и потягивал коньяк, а за стойкой с напряженной улыбкой на лице стоял Гомон.
– Приветствую вас, Рейни, – сказал он с дежурной улыбкой, – хотя теперь вас трудно узнать.
– Как нашли меня? – спросила Глина, неумело скрывая неприязнь.
Приятин засмеялся и ничего не ответил. Он поставил пустую рюмку на поднос и предложил Глине присесть. Они отошли к окну и сели в винтажные кресла, которые ничего не стоили, так как были дешёвой имитацией Дангаузера, но на посетителей неизменно производили восторженное впечатление.
– Через издательство. Я же знал твоё настоящее имя – Галина Переверзева, а твоя книга «Сказки бабушкиного сундука» пользуется неплохим спросом. Мы могли бы продолжить сотрудничество с вами на телепроекте.
Глина пожала плечами, показывая, что ей не очень это интересно.
– Вы видите? – показала она шрамы на лице, – с такими подарками судьбы на экран не очень-то попадёшь.
– Это совершенно не проблема для гримёров и стилистов. В крайнем случае, есть сюжетные приёмы программы, где ваша мм… изменившаяся внешность станет изюминкой проекта. Что скажешь?
– Я подумаю, посоветуюсь с друзьями, – сказала Глина неопределённо и Приятин несколько расстроенный уехал.
Гомон ходил по лавке, гладя Манчини и причитая.
– Ах я, старый дурак, как же я глупо поступил с этой книгой… Это от Пасечника гонец, чует моё сердце.
Глина знала, что Гомон прав, и чувствовала надвигающуюся беду. Под ногтями даже начало покалывать.
– Глина, – внезапно остановился Гомон, – тебе надо уехать, спрятаться, переждать.
– Понимаю, но идти мне совершенно некуда, – грустно сказала Глина, – но раз вы меня на улицу выставляете, то я не стану вам перечить.
– Глупая моя девочка, – Гомон попытался обнять Глину, но она с кривой улыбкой отстранилась, – разве я выгоняю? Я наоборот думаю, куда тебя спрятать.
Глина пошла в комнату собирать вещи, а Гомон стал звонить по телефону, перебирая номера в толстой записной книжке. Собрав небольшой рюкзак, девушка села на кровати и обвела глазами своё жилище. В маленькой комнате на втором этаже особняка на Литейном она была счастлива. Здесь появилось первое подобие её собственного дома. Московская квартира не в счёт, это было логово хищника, поджидавшего жертву. Здесь же комнатка была совсем иной, со старыми и новыми историями, и её покидать было жалко. Ну как бросишь вязаное синее покрывало или плетёную из ниток сову на стене, копию Шагала с его летунами над крышами, полки с полюбившимися книгами, где лучшие места были заложены тонкими цветными закладками, засушенный кленовый лист, который свалился Глине за шиворот в её первую поездку на барахолку в Суздаль? Манчини тоже придется оставить в Питере, вместе со всеми этими бесценными экспонатами спокойной жизни.
В комнату постучал Аркадий Аркадьевич, он принес стопку денег и адрес, написанный на бумажке.
– Тут живет моя старая знакомая, – сказал Гомон, скрывая неподдельное огорчение, – можно туда поехать и переждать там, Изабелла Рудольфовна в курсе и ждёт. Я буду на связи, моя деточка.
Глина кивнула, сунула деньги и адрес в рюкзак.
– Спасибо за всё, Аркадий Аркадьевич, Манчини я отдам Оржицкому.
Глина ушла в тот же вечер, но по адресу, данному ей Гомоном, она не отправилась, а поехала к Оржицкому. Тим долго не открывал ей, а когда открыл, то не впустил в квартиру, а вышел в коридор.
– Мне нужен дневник твоей бабушки, – потребовала Глина.
– Извини, не могу тебя впустить, я не один, – ответил Оржицкий, от него пахло спиртным.
– По фиг, вообще-то, – хмыкнула Глина, – дневник дай.
Оржицкий вернулся к себе, а Глина осталась в подъезде. Слышался лай собаки из квартиры, где она жила прежде. Обшарпанный лифт шумел в шахте, из квартиры Оржицкого доносились неясные голоса: высокий женский и низкий мужской. Глина прислушалась к себе и ощутила безразличие. Ей было совершенно не интересно, с кем там Оржицкий кутил. Наконец Тим вышел и вынес завернутую в газету тетрадь.
– У меня мало что от бабушки осталось, так что не потеряй.
Глина молча сунула ему в руки куклу Зинаиды Всеволодовны, которая всё это время жила с нею, как талисман, а потом вытащила из рюкзака пищащего Манчини, которому уже надоело сидеть в темноте.
– Манчини! – изумленно протянул Оржицкий, беря в ладони зверька.
Глина только вскинула брови от удивления.
– Откуда ты взяла его! Это же мой Манчини! Ах ты, маленький мой пусечка!
Глина предпочла не отвечать на вопросы Оржицкого, не попрощавшись, она вызвала лифт. Оржицкий пробормотал что-то ей вслед, но Глина предпочла не переспрашивать.
0
0