– Проводить вас? – Неожиданно предложил Шеддерик. – Отдохнёте. А завтра мы расскажем, что смогли узнать.
– Благородный чеор, очень прошу вас… позвольте мне вернуться в зал. Я понимаю, что там мало кто будет тревожиться о моём здоровье, но… – она едва заметно улыбнулась, – если не вернусь туда, весь мой подвиг с этим ошейником останется просто глупостью. А так, может, мы кому-то испортим торжество. Тому, кто сейчас предвкушает, как завтра наутро будет всем рассказывать о моём обмороке.
– Да вы сами ушли из зала, – порадовал её Кинрик, – Не было никакого обморока. Вас даже почти поддерживать не пришлось. Правда, когда я убрал шарф, кто-то мог видеть то, что под ним…
Темери встала, но её тут же повело в сторону, и она вцепилась пальцами в спинку кресла.
– Странно, – виновато пробормотала она. – Так же было, когда я шла в зал. Но тогда я волновалась… а сейчас-то…
– Так бывает, если сначала сильно волнуешься, то потом приходит слабость. Я по себе знаю. – Кинрик протянул Темери руку, и она, поколебавшись лишь мгновение, приняла помощь. – Но мы только покажемся гостям. А потом сразу вернёмся. Вам нужно отдохнуть.
Голос наместника вернул себе прежнюю отстранённую холодность. И это Темершану совершенно устраивало.
Шедде покачал головой. Но всё-таки, подумав – кивнул. Ему тоже хотелось посмотреть, у кого из гостей лица вытянутся особенно сильно.
Казалось, прошло много времени, но на самом деле почти ничего не изменилось. Вроде бы встревожившиеся гости вернулись на прежние места, прислуга как раз готовилась подавать третью перемену блюд. Зал был по-прежнему полон, а их с Кинриком возвращение гости приветствовали вставанием.
Темери невольно подумала, что если бы это происходило в Цитадели до нашествия, и во главе стола сидел бы её отец, то, пожалуй, всё ещё и долго громко хлопали кто по столу, кто просто в ладоши – так принято тогда было выражать восторг.
Злосчастный шарфик вернулся на шею, но теперь лежал свободной мягкой складкой. Жаль, что вовсе его снять не представлялось возможным – красные ссадины от ошейника так и не прошли и были хорошо видны.
Напрасно Темери оглядывала зал в поисках испуганных или недовольных лиц: гости или успешно скрывали недовольство, или действительно были рады тому, что праздник не омрачился серьёзным скандалом.
Одно только и показалось странным: когда пришло время расходиться, Гун-хе лично у выхода подхватил под локоть невысокого пожилого ифленца в синем бархатном одеянии и, кивнув им с Кинриком, увёл куда-то по коридору, которым обычно пользуется только кухонная прислуга.
Кажется, в общем потоке слегка пьяных весёлых дворян этого никто не заметил.
Темери была уверена, что после такого насыщенного дня долго не сможет уснуть, но стоило лишь затворить комнату за служанкой – и как добралась до постели, поутру было уже не вспомнить.
«Рэту убили!»
Шкипер Янур
День был праздничный, так что в «Каракатице» веселье продолжалось почти до полуночи, слуги и хозяйка сбились с ног, да и сам Янур на ногах едва держался.
Последние годы жизнь не радовала горожан, да и нынче веселье было какое-то несмелое, словно люди пришли отметить затишье перед новым ураганом. Но какой-никакой, а всё же праздник случился, и никому, даже Януру, не хотелось заканчивать его раньше времени.
Закрываться при столь удачной торговле ему тоже не хотелось – давненько не было, чтобы в таверне все столики были заняты, народ толпился и у стойки, а кое-кто облюбовал даже широкие подоконники. Но за полночь добропорядочные горожане начали разбредаться. За столами остались лишь три большие компании, да ещё парочка юнцов устроилась на лавке у стены. Закуска у них была своя, но Янур смотрел на это сквозь пальцы – за пиво ребята заплатили честь по чести.
Тильва даже решила, что не будет греха, если она приберёт опустевшую часть зала, и принялась двигать тяжёлые стулья и лавки так, чтобы пройти меж ними с мокрой метлой. Грязь от сапог смоется в щели, специально оставленные между половицами, а крупный мусор будет сметён в таз и вынесен в яму на заднем дворе.
Именно в этот час в «Каракатицу» вошёл угрюмый, лохматый, бедно одетый мужчина, чей короткий «моряцкий» плащ был заляпан свежей грязью.
– Празднуете? – сказал он с лёгким презрением. – А в Цитадели-то, говорят, рэту убили.
Тильва выронила метлу – и этот звук оказался самым громким во внезапно повисшей тишине.
Янур идольцем замер у стены. У развернувшихся к позднему гостю посетителей на миг отвисли челюсти.
– Врёшь! – прохрипел один из них, – откуда сказка? Врёт он. Таких бродяг в Цитадель не пускают…
– Мне сказал друг. Он при кухне служит. Как раз начиналась первая смена блюд… он всё сам видел. Говорит, рэта глотнула вина, и ей стало плохо. Наместник её увёл, но мой друг клянётся, что видел сам – нести её пришлось на руках, а потом по замку стражу удвоили, гвардейцы из города приехали. В общем, я так скажу. Может, рэта и заслужила смерти, раз продалась ифленцам… но их коварство дальше терпеть нельзя. Надо мстить…
– Тихо! – рявкнул Янур так же громко и яростно, как когда-то, будучи боцманом в рыбачьей артели, кричал на нерасторопную матросню.
Все взгляды устремились к нему.
– Не стоит лаять, как брехливый пёс, если не знаешь всё доподлинно. Тильва, налей ему, пусть расскажет…
Тильва губы поджала, но всё-таки наполнила кружку самым дешёвым вином.
Гость криво улыбнулся и пояснил:
– Есть вещи, которые нельзя прощать. И вам самим-то не надоело, что белобрысые командуют здесь, как у себя дома? Это не их земля.
По залу послышались шепотки. Януру показалось – одобрительные. Но вовсе не ради этой пламенной речи он усадил гостя за стол. Что с Темершаной? В беде? Как узнать, как помочь? И если прав этот ночной гость… то как жить дальше, помня, что сам, по своей воле, отдал рэту ифленцам? Поверил ифленцам.
– Так что ты знаешь про рэту? Что там плёл твой знакомый?
– Плёл… мой друг – честный человек. А ифленцы – поганые завоеватели, которым не должно быть места на нашей земле!
– Так что же твой честный друг делает при кухне Цитадели, где, как известно, засели ифленцы? – донеслось из-за одного из столов.
– Всякие бывают обстоятельства, – прищурился гость. – А ты, я смотрю, сочувствуешь этим свиньям? Может, ещё и донесёшь на меня?
– Заткнитесь, оба! – повторил приказ Янур. – Хотите драться – идите на улицу. Но сначала всё-таки… Как тебя звать, а?
Янур хотя бы в лицо знал большинство своих гостей. А вот этого, патлатого, видел впервые.
– Какая разница, – с великолепным презрением процедил тот. – моё имя… оно вам ничего не скажет. Так зачем зря сотрясать воздух. А вот врагов у меня много. И если кто-то хоть случайно обмолвится, что видел меня здесь… за мной придут. И ты, хозяин, окажешься причастным к моей смерти.
Янур вдруг вспомнил, как и что говорил, переступив порог его дома, Шеддерик та Хенвил. И затосковал от предчувствия, что его мир вновь готов перевернуться с ног на голову: потому что шкиперу Януру хотелось прямо сейчас запереть «Каракатицу», выпроводив всех гостей на улицу, и мчаться опрометью в Цитадель. Выяснять, что стало с Темери. И – предупреждать о новой напасти благородного чеора.
Но он сдержался. А гость, видя, что голоса стихли, и хозяин не перебивает его, сел поудобнее, и приготовился продолжить свои речи.
– Рэту, как известно, против воли отдают в жены наместнику. Она не хотела этой свадьбы, и сопротивлялась, как могла. Я точно знаю – она даже попыталась покончить с собой, да только ей помешали…
На этом месте Янур вздохнул чуть легче. Гость всё-таки врал. Но с другой стороны, у любого вранья должно быть основание. Иначе никто в него не поверит.
Это значит, в Цитадели что-то произошло. Среди ночи, правда, никто мальканского трактирщика в оплот ифленской власти не пустит. Но это не повод сидеть без дела.
Нет, это совершенно не повод!
Некоторые гости повернули к ним уже не только головы, но и стулья. Это было плохо, но выгонять «безымянного», не вытянув из него хоть пару честных слов, было бы неправильно, и Янур ждал.
– Это было сегодня утром, – хорошо поставленным трагическим голосом повёл рассказ гость. – Она всё ещё была слаба, но кого это волнует? Когда начался приём, она сидела возле жениха такая бледная, что это было заметно даже от дальнего края стола, где мой знакомый как раз наполнял бокалы гостей. Он клянётся, что она отпила лишь глоток и схватилась за шею. Наместник же вскочил и сам принялся её душить. А потом объявил, что ей просто стало нехорошо, и вынес из зала. Но гости не удивились и не возмутились – конечно, ведь речь идёт о мальканке. Будь это одна из их девиц, случился бы скандал, но ведь это всего лишь мальканка. Найдут другую… Мой друг не видел, что было дальше, но слышал разговор двух благородных чеоров, которые видели, как мёртвое тело тащат в кабинет наместника… ну что, стоят ли мои новости того, чтобы обратить на них внимание? Или так и будете сидеть тут, попивая дрянное вино, когда другие вступаются за честь своей рэты? И своей страны?
Пафоса в этой фразе было столько, что Янур даже поморщился.
А за вино, пожалуй, было обидней всего. Да, дешёвое. Но неплохое. Главе ифленской тайной управы вот – нравится. Впрочем, так можно додуматься и до того, что самого себя записать в ифленские шпионы…
А с другой стороны, некоторое время назад он уже смирился с мыслью, что завяз в истории, из которой чистым вылезти не получится.
– Да уж… – задумчиво сказал он. – Стоят. Дагар, ничего, если твои ребята мне помогут?
Один из старых артельных приятелей Янура, занявших центральный стол, неспешно поднялся, давая пример другим:
– Конечно. Что нужно делать?
– О, – одновременно с этим обрадовался патлатый «обличитель», – так приятно видеть, что в вас ещё не погасла любовь к своей земле! К своей стране!
– Надо помочь проводить этого человека до моего подвала. Есть у меня там одна пустующая кладовка. Пусть посидит до утра.