Его никто не заметил — охранники в ужасе смотрели на несущееся прямо на них с лютым скрежетом и воем чудовище цвета адского пламени. Надо отдать должное солдатам семьи Коломбо – они успели не только отпрыгнуть с траектории этой неизвестно откуда взявшейся колесницы дьявола, но и открыть по ней огонь. К стрельбе присоединилась стража, расставленная на балконе. Пули без труда пробивали неармированные стёкла, тонкую жесть кузова, шины. Автомобиль начал разваливаться на ходу, задымился, загорелся – но в предсмертном рывке всё же влетел в сияющий стеклянный портал главного входа, где и замер посреди мощного каскада сверкающих брызг.
— Все назад! – заорал сбежавший по изогнутой царственной лестнице Вик Орено. – Там бомба! Сейчас взорвётся!
Но бомбы не было, и ничего не взорвалось. Когда пламя с бренных останков «доджа» сбили огнетушителями, на чудом уцелевшем лобовом стекле прочли надпись, сделанную термостойкой акриловой краской:
Привет от русских из ресторана «Одесса»
А под ним – совершенно однозначный символ из палочки и двух кружочков.
Такой звонкой оплеухи славная семья Коломбо ещё не получала. И от кого?! От каких-то русских лекакацци! Животная ярость ударила в уже слегка хмельные головы. Все присутствующие от мала до велика немедленно устремились рвать гадов на куски, но дон Персико зычно приказал всем женщинам, старикам и детям оставаться на месте, а мужчинам – разобрать оружие, сданное при входе на хранение, садиться по машинам и гнать на Брайтон-Бич, к треклятой «Одессе».
— Порвём их русские задницы, парни! – вдохновенно закончил дон и устремился на парковку к своему коллекционному «даймлеру» 1928 года выпуска.
* * *
Зрелище было неповторимое: по Кони-Айленд Авеню, подпрыгивая на ухабах и рытвинах, неслась кавалькада роскошных автомобилей – «ламборгини» и «роллс-ройсы», «феррари», «бентли», «линкольн-кабриолеты». Джентльмены в шикарных смокингах и фраках, высунувшись из окошек, палили в воздух и орали, как резаные.
До «Одессы» оставалась пара кварталов. Неожиданно машины, ехавшие первыми, синхронно заюлили, сшибаясь боками, сбросили скорость, остановились вкривь и вкось, перегородив всю дорогу. В них въезжала вторая очередь, во вторую — третья. Лишь несколько машин, ехавших в арьергарде, успели вовремя притормозить. Капо Вик Орено, первым выскочивший из своего пижонистого канареечного «бугатти», увидел в свете фар две ленты с шипами, протянутые через всю мостовую.
— Фак! – крикнул он и дал автоматную очередь в небо.
Это послужило сигналом для остальных. Гангстеры не без труда выкарабкивались из машин, орали, перемежая итальянские и английские ругательства, беспорядочно палили во все стороны. В ответ прозвучали выстрелы откуда-то сверху – нечастые, негромкие и очень точные. Лопались уцелевшие шины, с чпоканьем разлетались фары, парили пробитые радиаторы, лобовые и боковые стекла, солдаты семьи Коломбо падали с визгами и стонами, хватаясь кто за руку, кто за ногу, вскакивали, спасаясь бегством или уползали с поля боя.
Это с крыш ближайших зданий били снайперы, заранее расставленные Фрицем и снабжённые литтоновскими очками ночного видения. Было их всего шестеро, включая наставника, старого бурятского охотника Ользона, но за три с половиной минуты они нанесли сокрушительное поражение армии Кармайна Персико, насчитывавшей шестьдесят с лишним «курносых» рыл. Этих самых рыл заметно поубавилось бы, если бы не чёткий приказ Фрица стрелять только по конечностям и выводить из строя автомобили. Так что обошлось без жертв, бандиты, умываясь кровью и соплями, набились в уцелевшие автомобили, как сельди в бочки, и укатили обратно в свой Бенсонхёрст.
Через каких-то десять минут к месту побоища подкатили два эвакуатора Сёмы Добкиса и в несколько приёмов откатили покорёженные, но всё ещё элитные машины к нему на задний двор.
* * *
Это был беспрецедентный случай в истории нью-йоркской мафии. Поэтому была срочно созвана Комиссия – совет пяти семей, на котором решались только вопросы исключительной важности. Встреча проходила в приватном зале ресторана «Кармине» на Бродвее.
Председательствовал сам Джон Готти, улыбчивый, обаятельный и абсолютно беспощадный босс семьи Гамбино. По правую руку от него сидел Тони «Дакс» Коралло, глава семьи Луккезе, по левую – Фрэнки Скаллиа, ветеран «Коза Ностра», бывший консильери самого Лаки Лучиано, формально не входивший ни в одну из семей, но участвовавший во всех нечастых заседаниях Комиссии. Прочие боссы и их советники произвольно расселись за овальным столом. Прямо напротив Готти сидели Кармайн Персико и и его первый заместитель Джерри Ланжелла. Поскольку Персико, как «потерявший лицо», был лишен права голоса на это совете, от лица семьи Коломбо выступал Джерри.
— Это недопустимый прецедент, синьоры, совершенно недопустимый! – говорил он, темпераментно рубя воздух сжатым кулаком. – Затронута честь не только нашей семьи, но и Организации в целом. Брошен дерзкий вызов всему существующему порядку…
— Что конкретно предлагаешь, Джерри? – с ухмылкой спросил Коралло.
— Объединить все наши армии и стереть этих долбанных русских, сбросить их в океан! Это послужит хорошим уроком для всех остальных…
— На фарш пустить! – поддержал представитель семейства Бонано с говорящей фамилией Инделикато. Хотя и прочие члены этой семейки, даже по меркам мафии, деликатностью не отличались. Другие семьи считали «бананов» дикарями и психопатами, и имели с ними дело только в силу необходимости.
— А давайте организуем им репатриацию в Сибирь? – ехидно предложил косоглазый Филипп Ломбардо, босс семьи Дженовезе. – Мои ребята сумеют договориться и с Госдепом, и с Кремлём.
— У меня два тысячи акров целины в Вайоминге! – выкрикнул кто-то еще. – Пусть там побатрачат!
— Дустом их травануть!
— Поджечь Брайтон-Бич с четырёх концов!
Дискуссия становилась все более оживленной. Джон Готти помалкивал, с отеческой улыбкой глядя на соратников, как на расшалившихся детей.
Фрэнки Скалиа тихо, но выразительно кашлянул. Все сразу замолкли.
— Позвольте старику сказать слово? – дребезжащим голосом начал он.
Человек этот пользовался колоссальным авторитетом и как правая рука самого Лаки, и как участника Второй Мировой войны, кавалера нескольких боевых орденов.
— Конечно, уважаемый Фрэнки, говорите, — чуть не хором сказали все.
— Я знаю русских. Они сумасшедшие. Я воевал бок о бок с ними, видел, как сражаются эти ребята. Прыгают безоружные на дзоты, чтобы спасти товарищей, бросаются под танки со связкой гранат. Своя жизнь для них не стоит ни черта. Даже те, кто по возрасту не успел повоевать, прошли хорошую подготовку в Красной армии. Если мы тронем кого-то из них, другие, каждый из них, будет приходить к нам обвешенный бомбами и уносить с собой сотни, тысячи наших жизней. А мы к этому готовы? Так вот что я скажу вам, синьоры — нам сам бог послал таких ребят.
Голодных, хорошо обученных, готовых сражаться. Давайте отдадим им Брайтон-Бич. И объединимся. У нас есть проблемы с ирландцами, колумбийцами, кубинцами, мексиканцами, чёрными из Гарлема и Бронкса, нам такие ребята очень сейчас понадобятся. Подумайте, ведь второго такого шанса у нас не будет…
В этот день в ресторане на Бродвее родилось то, что потом стали называть «русская мафия с Брайтон-Бич».
И в тот же день в больнице Брукдейл умер Фриц.
Царапина, которую он заработал, выпрыгнув из красного «доджа», вызвала заражение крови. Когда Фриц, ни разу в жизни не болевший, в полубреду дотащился-таки до врача, медицина была уже бессильна.
Его похоронили с неофициальными воинскими почестями и прощальным залпом из пистолетов, винтовок и карабина. За отсутствием семьи и наследников ордена передали боевым товарищам, гвардии сержантам Алексею Гандошко и Якову Фраеровичу. Согласно последней воле покойного, гроб опустили в землю под песенку местного барда Миши Бликмана, сочиненную лет пять назад по пьянке в честь Фрица и в его присутствии. Начиналась она так:
— Майор Варшавер в сорок пятом
Войну закончил как герой,
А после спёр аккумулятор,
Когда с войны пришел домой…
И такого на чинном еврейском кладбище ещё не слыхали.
* * *
По иронии судьбы пышная еврейская свадьба Лёнчика и Леони состоялась в том самой «Ривьере» в Бенсонхэрсте. Расходы, связанные с арендой этого роскошного ресторана взял на себя Кармайн Персико – это был свадебный подарок семьи Коломбо семье «синьора Коки», как уважительно называли теперь бывшего ленинградского мента Косолапова.
Правда, в этот раз на сцене не было Мадонны – зато вдохновенно лабали «Хитрые зайцы», и сама новобрачная, заметно беременная и чуточку курносая, виртуозно наяривала «Семь-сорок» на своей чудо-скрипке.
Подвыпивший Рудольф Аркадьевич, подхватив Бабушку, первым пустился в пляс, а Роза Марковна, тоже не вполне трезвая, аж всплакнула от избытка чувств. Лялька танцевала с синьором Кокой, а Пятку закрутил в танце элегантный Вик Орено. В это время в каморке за сценой Оскарчик переодевался в принца Гамлета, готовясь исполнить шуточную пародию на знаменитый монолог.
А уехали молодые на новеньком красном «додже», свадебном подарке Коки.
* * *
В скором времени Лёнчик с женой перебрался в Бостон. На время большого ремонта в родовом особняке О’Брайанов они поселились в пентхаусе возле Маяка. Осенью Лёнчик поступил в Гарвард на факультет делового администрирования.
В феврале у Яблонских родился здоровенький толстенький мальчик. По настоянию Леони малыша назвали Томом.
Год спустя она выиграла конкурс на место в Бостонском Симфоническом, а через пять — стала там первой скрипкой.
Ещё через год Лёнчик получил лицензию независимого налогового консультанта. К нему часто обращались выгодные клиенты из Нью-Йорка.
Кока, понятное дело, тоже начал зарабатывать неплохо. У него получалось совмещать работу на Организацию с работой в сети бойцовских клубов, принадлежащих Дональду Трампу. А по части потомства он обскакал Лёнчика — в 1980 Лялька подарила ему двух очаровательных девчушек, Риту и Аниту.
Под это дело мистер и миссис Косолапофф обзавелись собственным домиком на Бруклин-Хайтс.
А в родительском доме теперь безраздельно рулила Пятка: Роза Марковна сильно сдала, особенно по части головы, и на семейном совете было принято решение отдать её в кошерный санаторий для пожилых в Ньюпорте. Финансировать эту недешевую затею вызвались Кока и Лёнчик.
По субботам Рудольф Аркадьевич навещал жену, все реже узнававшую его. Остаток уик-энда он коротал в бунгало лечащего врача Розы Марковны — незамужней и элегантной Бекки Циммерман.
По всему Брайтон-Бич, на участках, принадлежащих Саваофу, как грибы росли «трамповки» — социальные высотки Трампа. Местной общине удалось продавить через муниципалитет приоритетное право заселения для иммигрантов из СССР. Медленно, но верно район превращался из типичной нью-йоркской трущобы в Маленькую Одессу.
В общем и целом всё было хорошо. В октябре 1982 Леони сообщила, что ждёт второго ребёнка. А через месяц пропала без вести Бабушка…
0
0