Когда эта дрянь наконец уснула простым человеческим сном, без неумелых заигрываний с бездной и прочего ментального излишества, Роне почти сорвался.
Слишком уж сильно это было, когда после ее исчезновения их с Даймом по инерции впаяло друг в друга, телом к телу, кожей к коже — мокрая шелковая сорочка не в счет, она ничуть не спасала. Скорее даже наоборот, позволяла скользить, но с притормаживанием, при каждом вдохе с давлением проходясь по напряженным соскам… Ши-и-ис! И так неловко вышло, что губами почти уперся в ключицу светлого, почти касаясь горячей кожи, почти ощущая на языке вкус пота, соли и возбуждения, и как удержаться, когда губы ноют от мучительного желания — нет, потребности! — устранить это самое “почти”… А в животе все обмякает дрожащим желе, потому что в него упирается каменный стояк светлого, и твоя собственная эрекция, и без того неслабая, усиливается до болезненной почти нестерпимости…
Пока что Роне везло: его собственный напряженно пульсирующий член попал точно в ложбинку между дюбрайновских бедер, и это позволяет надеяться, что сам Дюбрайн пока еще ничего не заметил, только вот стоит ему шевельнуть этими самыми бедрами или сжать их…
Роне был реалистом и трезво оценивал свои силы — при таком развитии событий сдержаться он не сможет точно. Заорет, застонет, выгнется, но как-нибудь себя обязательно выдаст. Или щиты сорвет к дыссу, они и так уже по швам трещат. И надо срочно что-нибудь сделать. Ну хоть что-нибудь! Сделать…
Он сделал подсечку.
Подцепил ногой под колени полковника Магбезопасности и дернул на себя, одновременно толкая на пол.
Подобные импровизации оказываются удачными разве что в романтических балладах или театральных постановках. В жизни они обычно оборачиваются против импровизаторов, особенно если твой противник — целый полковник МБ, да к тому же еще и любимый ученик Светлейшего. Тот, конечно, светлейший, но вряд ли с меньшим тщанием, чем Паук, подходит к вколачиванию в учеников рефлексов, способствующих выживанию. Разве что методы не такие убийственные применяет при этом… ну, наверное. Светлый же все-таки.
Вот и для Роне его авантюра не кончилась ничем хорошим. Впрочем, он и не надеялся. И через долю мгновения уже лежал, распластанный на жестком деревянном полу, прижатый мощным полковничьим телом так, что не вздохнуть, даже если бы горло и не передавливали твердые пальцы. Осторожно так передавливали, дышать все-таки позволяя — Дайм не собирался его убивать и успел опомниться вовремя.
Только вот когда двое лежат, разница в росте становится несущественной, а потому… Шис!… И теперь-то уж точно не осталось ни малейшей надежды, что шисов светлый окажется настолько ненаблюдательным. Не заметить чужой каменный стояк, когда он упирается в твой собственный — это слишком даже для светлого.
— Отпусти меня, да чтоб тебя зурги.. и Мертвый… и…
Роне морщился и шипел в близкое — слишком близкое! — лицо, и сам толком не понимал, что шипит, просто улыбка по даймовской роже расплывалась настолько широкая и самодовольная, что молчать не получалось никак. — Отпусти меня, ублюдок!
А еще Роне старался не дергаться. Только морщился и шипел.
— Лукавишь, Бастерхази! — хмыкнул Дайм в самые губы и кончиками пальцев погладил по шее так нежно и ласково, что горло сжало спазмом, перекрывая возможность к дальнейшей дискуссии. — Ты ведь совсем другого хочешь.
0
0