Скрип открываемой двери вывел командора из забытья. Он услышал чьи-то тяжелые шаги; вошедший подошел к столу и что-то на него поставил. Голова Норрингтона раскалывалась от боли; он едва сдержал стон и, ощупав лоб, обнаружил тугую повязку.
— Ваш ужин, сэр!
Голос человека показался ему смутно знакомым. Он с трудом повернул голову, разглядывая лицо вошедшего. Человек был коренаст, широкоплеч и уже немолод; седые бакенбарды обрамляли его широкое обветренное лицо.
— Я хотел бы знать, что с моим лейтенантом? – был первый вопрос Норрингтона.
— Капитан распорядился поместить вас по отдельности, чтобы вы не наделали глупостей.
— А ведь я знаю вас, — задумчиво произнес командор, — Мистер Гиббс, если не ошибаюсь. Вы служили боцманом на моем корабле около десяти лет назад. Теперь вы пират. Интересно, — ровным, ничего не выражающим голосом продолжал он, — почему? Неужели я был худшим командиром, нежели капитан Воробей?
— Никак нет, сэр, — смущенно произнес Гиббс, по привычке вытягиваясь в струнку, — Жизненные обстоятельства, знаете ли. Порой, они бывают сильнее человека.
Горькая улыбка тронула губы командора.
— О, да! В этом вы правы, мистер Гиббс.
По истечении суток, командор почувствовал себя гораздо лучше, что, однако, не прибавило ему душевного покоя. Точнее говоря, покоя как раз было, хоть отбавляй. Мрачная апатия овладела всем его существом, и он мог лишь с горечью недоумевать, чем так прогневил Небеса и чем заслужил столь плачевной участи. Сперва, он потерял всякую надежду когда-либо завоевать сердце Элизабет, теперь же лишился и всего остального – своего корабля, карьеры, чести. Вскоре ему по-видимому предстояло лишиться и жизни, хотя это обстоятельство его уже ничуть не пугало. В самом деле, он оказался во власти человека, который некогда находился в его власти. Тогда он едва не повесил Воробья, и теперь Джек имел все основания отплатить ему той же монетой.
Вторые сутки своего пребывания на пиратском корабле командор Норрингтон провел так же, как и первые – то бишь, лежа на спине, апатично уставившись в одну точку и едва притрагиваясь к еде, которую исправно приносил Гиббс. На утро третьего дня вместо Гиббса явился сам капитан Воробей.
— Доброе утро, командор! – жизнерадостно приветствовал он Норрингтона и, опустившись в кресло, задрал ноги на стол.
Реакции на его приветствие не последовало никакой, пленник вообще не подавал признаков жизни.
— Эй, послушайте! – тон капитана сделался обиженным, — Это просто невежливо с вашей стороны! Какого бы вы ни были мнения о пиратах, с вами здесь обходятся со всей подобающей учтивостью!
Норрингтон соизволил слегка повернуть голову в его сторону.
— Как вы собираетесь поступить с нами, капитан Воробей?
Тот склонил голову набок, задумчиво почесал подбородок.
— Какой трудный вопрос! Знаете, у меня было так много дел, что я не успел его обдумать. Придется вам погостить у меня некоторое время, пока я не буду готов вам на него ответить. Честно признаюсь – вы меня разочаровали, командор. Уже третьи сутки как вы пленник на пиратском корабле, и до сих пор не предприняли попыток к бегству, не предъявили никаких требований, не угрожали мне виселицей. Я уже начинаю сомневаться – вы ли это.