Пока длилась перепалка, солнце появилось из-за горизонта, расцвечивая небеса всеми цветами, какие только мог уловить человеческий глаз. Открывшаяся взорам божественная картина вкупе с монологом капитана подействовала на Норрингтона помимо его воли. Чувства, которые он испытывал, еще будучи молодым офицером, впервые поднявшимся на борт корабля, всколыхнулись с прежней силой. Но, тем не менее, командор не смог удержаться от сарказма.
— Неужели вы стали пиратом только для того, чтобы любоваться восходами и закатами, стоя на палубе?
Джек передернул плечами.
— Вы будете смеяться, но это практически так и есть. Я был молод, непоседлив, жаждал приключений. Конечно, я мечтал разбогатеть, но не в первую очередь. Если расставить приоритеты, то я добываю золото для того, чтобы жить, а не живу, для того, чтобы добывать золото.
Не нашедший что ответить командор вновь вернулся к созерцанию восхода солнца.
В дальнейшем их совместное любование красотами и долгие беседы начали повторяться регулярно, и Норрингтон с некоторой оторопью ловил себя на мысли, что получает удовольствие от общения с человеком, которого ранее считал отбросом общества. Несмотря на это, мучительное беспокойство чем дальше, тем больше овладевало им.
По истечении нескольких последующих дней это беспокойство достигло своего пика. Стоило командору избавиться от депрессии, как положение пленника начало его чертовски тяготить, даже несмотря на любезность капитана Воробья. Он уже всерьез строил самые безумные планы побега, когда в одно прекрасное утро все решилось само собой. В то утро к нему явился не сам капитан, а двое вооруженных головорезов, что Норрингтон счет плохим признаком. Однако, появившись в сопровождении вышеупомянутого эскорта на верхней палубе, он не обнаружил там ничего угрожающего. Впервые за все время пребывания на «Жемчужине», командор получил возможность лицезреть лейтенанта Вудхауза, живого и здорового, и был искренне рад встрече. На палубе царила легкая суета – несколько матросов готовились спустить на воду шлюпку, двое других грузили в нее небольшой бочонок с водой и деревянный ящик. Наконец, появился и сам капитан.
— Еще одно чудесное утро, не правда ли, командор? К сожалению, последнее, что я встречаю в вашем приятном обществе.
Сердце Норрингтона забилось от волнения, но он все еще не смел надеяться.
— Вы хотите сказать… Вы отпускаете нас?
— Совершенно верно.
— Вы… Но я ведь тогда отправил вас на виселицу!
— Да, вы едва не повесили меня, следуя закону, но потом вы дали мне уйти, следуя своему сердцу и своей совести. Это доказывает наличие у вас этих двух вещей. Как это ни странно звучит, но у нас с вами есть одна общая черта — мы не любим убивать достойных людей. Иногда мне приходится это делать, но поверьте, это не доставляет мне никакого удовольствия. Мистер Тернер тому свидетель. Итак?
Джек развернул перед командором карту, ткнул пальцем в точку на ней.
— Вот здесь мы сейчас находимся. Как видите, совсем недалеко от Барбадоса. Вы с лейтенантом сядете в шлюпку и, при попутном ветре, не пройдет и суток, как вы увидите на горизонте английский флаг на шпиле форта в Бриджтауне.
— Сэр, позвольте спросить! – голос Вудхауза вывел командора из задумчивости, — Чему вы улыбаетесь?
Норрингтон, сидевший у руля, глянул на молодого человека слегка отстраненно.
— Я вспомнил, — произнес он, обращаясь вовсе не к собеседнику, — я вспомнил то, о чем забыл в своем сне.
— Простите, сэр, я не понимаю!
— Это не важно, лейтенант. Вы плохо закрепили парус, займитесь им.