Всё сразу пошло не так. Ваня заметил велосипед со спущенными шинами в самокатной, мимо которой прошла его группа. Местная самокатная — не контейнер, а зарешеченная домовая ниша. Ваня отстал, посветил фонариком. Так и есть, замок вскрыли, колёса самокатов прокололи. Могли повредить и каталки, сложенные у дальней стенки. Он послал условленную «соточку’: пусть знают о случившемся, и быстро догнал своих. А ночь ещё только начиналась. Плохо начиналась эта ночь в восточном секторе.
Пал Палыч получил сигнал от Вани, определил по навигатору, где именно находится самокатная, и молча вышел из фургона амбулатории. Вдохнул через фильтр сырой февральский воздух, захлопнул дверцу авто. Голоса коллег, отправивших белый патруль на последнее дежурство, теперь слышались приглушенно. Вроде как нет повода волноваться, ребята и девочки в Ванькином взводе подобрались надёжные, лучший патруль за все годы подготовки… Повода нет, а нерв есть. Можно, конечно, ехать в машине следом, держа расстояние не больше квартала; так подстраховывают школьников второго года обучения. Но в лагере уже утром все будут знать, что Ванькину команду пасли. Даже расстояние от машины до патруля идёт у молодёжи в негласный зачёт. Ванькин взвод такое унижение не заслужил. Четыре сезона их готовили всерьёз, куда уж серьёзнее. С инфицированными ситуации случаются разные. Пусть действуют сами. По-взрослому. Поэтому спэшка, автомобиль скорой помощи, дальше окраины восточного сектора не двинется.
С другой стороны, ведь ещё не выпустили, значит, вся ответственность ляжет на наставников…
Пал Палыч вернулся в тёплый фургон спэшки. Сказал румяным коллегам, с неодобрением глядя на расстёгнутые воротники курток и спущенные до пояса белоснежные «защитки»:
— Ваня обнаружил потроганную самокатную.
— Сильно потрогали? — бодро отозвался Тимурович, самый молодой из наставников, оборвав очередной анекдот. Впрочем, все они здесь молодые. Только Палыч помнит, с чего всё начиналось и к чему в итоге пришло. У его поколения детство было долгим: учились, ленились, спорт, кружки, обычные детские проблемы взросления, потому что на всём готовом… В принципе, было неплохо, привыкли к такому раскладу. Но после первой пандемии старики начали рано покидать этот мир, и все почувствовали себя как на краю пропасти. И понеслось, каждые три-четыре года — новая напасть. И непонятно, к кому прилипнет вирус: к «серебряному возрасту» или к тем, кто только разменял пятый десяток. А где здоровых людей брать во время вспышек? Начали готовить школьников. Вместе с паспортом каждому — удостоверение на жёлтом пластике, первая степень подготовки. А с избирательным правом — удостоверение на белом глянце. Это значит, полный курс Службы спасения пройден и зачтён.
Восемь лет назад Палыча доставил в больницу белый патруль, в котором все только-только встретили свою семнадцатую зиму. Если бы не успели их подготовить, не приставили к медикам в помощь, погиб бы каждый четвёртый взрослый. Молодняку тогда досталось.
Вот сидит миниатюрная улыбчивая Елизавета, а её несли мимо неработающего лифта с девятого этажа. Несли даже не белопатрульные, а жёлтые, которые младше на два года. Но спасли же. Сумели. Главное, сообразили правильно распределить силы. Жёлтым — легковесных пациентов и эвакуационные кресла; синим и особенно белым — всех остальных инфицированных и носилки. А носилки сами не ходят… Краснокостюмные, новички, под символическим присмотром едва державшихся на ногах взрослых подавали каталки, захлопывали и протирали дверцы скорых, дезинфицировали подъезды, указывали дорогу заезжавшим в лабиринты дворов спэшкам. А в городе тогда начались веерные отключения электричества, и пункты санитарного оборудования в каждом квартале после начнут укомплектовывать ещё и велосипедами, и самокатами, потому что молодёжь их попросту забирала, где находила, чтобы оперативно связываться с другими патрулями. Тогда не только электричество, но и связь прерывалась. Сказали, имело место вредительство. Но потом замолчали. Может, оно. А может, и другая причина. Много народу слегло сразу, в первые часы, и ясное дело, без обломов не обошлось.
В районе, где жил Палыч, командование взял на себя Ванькин брат Артём. В его группе все потом получили детский орден «За стойкость», а сам Артём из лагеря санподготовки ушёл не в универ, а сразу в армию, сержантом. По контракту. Объяснил: «Контрактникам платят достойно, а мне надо Ваньку подрастить.» Их отец тогда же и умер.
Теперь белый патруль выводит Ваня.
Ваня справится.
Пал Палыч снова подался наружу, под свет уличного фонаря, мимоходом буркнув насторожившейся Елизавете Юрьевне:
— Прогуляюсь. Самокат возьму.
Елизавета попросила:
— Включите рацию, я вас буду прослушивать.
Ей, несмотря на уютную обстановку внутри фургона, тоже сделалось тревожно. Она вздохнула: «Я с вами!» — и выскочила на запорошенную снегом мостовую. Привычно вернула на плечи защитный комбинезон, застегнулась под горло, затянула шнурок вокруг лица, огладила карман-нагрудник с эмблемой — красный крест, вписанный в число 103.
Вдвоём они открыли ближайшую самокатную. Пал Палыч скрупулёзно осмотрел колёса медицинских каталок. Из трёх десятков годных было всего одиннадцать. И это — на квартал. «Что здесь творится?! Старост подъездов перевыбрать всех до одного, расслабились!» Пал Палыч и Лиза переглянулись, не видя друг друга под масками, но чувствуя солидарность по возмущённому движению плеч.
Мимо пронёсся полицейский автомобиль и свернул в ту сторону, куда ушёл белый патруль. Пал Палыч и Елизавета скользили на самокатах. Сокращая путь, срезали углы по узким мощёным дорожкам через детские площадки.
Где-то по улицам «спешили на спэшке» их коллеги, им пришлось сопровождать полицейскую машину.
Или столица полыхнула новой заразой, или ощетинился район, известный своими сектами. Или и то, и другое.
0
0