Ночной дожор. Всем выйти из холодильника!
(С просторов Сети)
Роза
– Приветствую тебя, о великая ночная жрица! – раздался глубокий, чуть хрипловатый и безумно сексуальный баритон.
Не из молчащего радио, где таким голосам самое место, а из холодильника.
Из моего, мать его, холодильника! Прекрасного, двухкамерного, полного невероятных вкусностей холодильника. С дистанционным управлением и встроенным искусственным интеллектом. На данный момент гораздо более интеллектуальным интеллектом, чем мой. А что вы хотели от женщины на восьмом месяце? Да еще голодной, как крокодил. Нет, сто крокодилов. Двести крокодилов! Боже, как я хочу пирожное! Со взбитыми сливками! И соленый огурчик! И белый резиновый ластик!
То есть не я, а маленькое чудовище, которое активно толкается внутри меня и требует пирожного, огурчика и резины. Одновременно. И прямо сейчас, в половину первого ночи
– Я убью тебя, Бонни Джеральд, – смахнув горькую слезу, пролитую в память о моей некогда изящной фигуре, пообещала я звезде эстрады и мюзикла.
А нечего писать саундтрек к моему холодильнику! И плевать, что я сама просила. Вчера просила, а сегодня – нет!
В моем круглом, тяжелом и живущем совершенно самостоятельной жизнью животе забурчало, а маленькая пятка пнула меня прямо в диафрагму. Мол, не тушуйся, мама. Корми меня. Так уж и быть, резиновый ластик можешь заменить на вот этот соус «Табаско-хабанеро», лей его прямо на пирожное. Больше лей! И огурчик не забудь! Вот из этой баночки… такие маленькие, зелененькие, хрустящие огурчики… ешь все! Сейчас же!
– Мадонна, может быть, обойдемся йогуртом? – нежно-нежно спросил холодильник голосом Бонни. Среагировал на движение, мерзавец интеллектуальный. – Вкусный, полезный йогурт с пробиотиками, самое милое дело для моих чудесных девочек.
– Да иди ты со своим йогуртом, меня от него тошнит! – вздохнула я, сглотнула слюну и потянулась к банке с огурчиками.
Вкусными-и-и! Хрустящими-и-и! О боже, какое счастье! Огурчики, пирожное и соус «Табаско»… о… гастрономический оргазм!
Маленькая девочка внутри меня – леди Селина Элизабет Говард – на последнем кусочке пирожного удовлетво ренно затихла, подобрала пяточки с кулачками и уснула. Простое женское счастье: поспать! Если бы мне кто сказал, что это чудо не будет давать мне спать, даже еще не родившись, я бы… я бы… эх. Все равно бы меня это не остановило. Патамушта!
Закрыв высокоинтеллектуальный холодильник и сжимая в кулаке последний маринованный огурчик, я пошла обратно в кроватку. Спа-ать! Сейчас залезу под одеялко, обниму мужа, положу его ладонь себе на живот и как усну!.. Правда, для этого придется сначала добыть Кея из кабинета. У него опять дела-дела-дела, чертова прорва дел.
Быть леди Говард – несомненно, прекрасно. И у меня самый лучший муж на свете. Одна засада, его чертовы миллиарды требуют постоянного присмотра. И вкалывает Кей больше, чем раб на галерах. Вот и сейчас из-под двери его кабинета пробивается полоска света и доносятся голоса… хм… Кей и… вроде знакомый голос, но кто – не пойму… и так все серьезно…
Подкравшись на цыпочках к двери кабинета, я затаилась и прислушалась. Мы обе затаились и прислушались, мне даже показалось, что прямо в центре моего живота проступил контур маленького, но очень-очень «на макушке» ушка. Вся в папу, моя прелесть.
А за дверь тем временем продолжалось кино про шпионов:
– …Пошлите меня, шеф. У меня достаточно опыта в подобных делах.
– Ты же ни разу не был в России!..
Все четыре ушка – и мои, и еще не родившейся леди Селины Элизабет Говард – встали высокочувствительными локаторами. Что за дела в России? Почему мне не сказали, я же главный спец по России – патамушта русская! Я возмущена!
Однако любопытство оказалось сильнее возмущения. Так что мы с леди Селиной продолжили подслушивать. В четыре уха – самое то. Отвечаю.
Следующим интересным, что мы услышали, было имя: сэр Персиваль Говард, старый козел. К «старому козлу» было добавлено еще много чего, и по-английски, и по-русски, и еще на паре-тройке языков. Ага. Мой муж прекрасно образован. Лорд же!
Дедушка Персиваль тоже был хорошо образован. Даже слишком хорошо, как по мне. Правда, знала я о нем совсем немного. Пожалуй, только то, что он был младшим братом отца моего свекра, проживал в Аргентине, не имел ни детей, ни жены, с английскими Говардами не общался и умер позавчера. В возрасте девяноста восьми лет.
Собственно, именно вчера я и узнала о его существовании. На оглашении завещания, по которому все отошло на благотворительность, а английской родне досталось ровно одно запечатанное письмо. Его мой свекор тут же отдал Кею. Судя по тому, как отдавал – в письме была как минимум сибирская язва, и его следовало отрывать в костюме химзащиты. А лучше перед прочтением сжечь.
Но Кей в некоторых вещах – полная оторва. Вместо того чтобы взять письмо щипцами и отнести в горящий камин, мой любимый муж его прочитал. От и до. Два раза. Молча. С каменной мордой – лорд же. И ни слова мне не сказал о содержимом! Потому что волновать леди – нельзя.
Что я считаю совершенно неправильным! Леди нельзя держать в неведении, а то леди лопнет от любопытства.
Теперь же я узнала (честно подслушала!), что был сэр Персиваль паршивой овцой, мерзавцем и так далее. А где-то в русской глубинке до сих пор лежат какие-то документы, которые непременно надо добыть, пока они не попали в чужие руки.
Я не совсем поняла, почему они должны попасть в чужие руки, если с самой второй мировой мирно лежали под камушком. Наверняка давно уже сгнили! Но главное – мой нехороший муж-редиска собирался все это провернуть втихую, без меня! Настоящее детективное приключение! А! Я протестую!
Леди Селина Элизабет Говард поддержала мой протест увесистым пинком. Таким увесистым, что я охнула и схватилась за дверной косяк.
Вот так и проваливаются отличные шпионские операции! Меня услышали.
– Колючка, ты там не замерзла? – ужасно заботливо спросил Кей. – Заходи, не заперто.
– И зайду, вот! – заявила я, толкая дверь и останавливаясь на пороге. Очень эффектно, надо сказать. Потому что вперед меня в кабинет вперлась леди Селина Элизабет, пока имеющая совершенную шарообразную форму. И тут же уловила запах… – А чем это так вкусно пахнет?
– Лоуренс, сделай кофе и для миледи, – распорядился муж.
И только тут я увидела его собеседника – того самого предателя, который рвался в Россию. Без меня. Но что куда хуже – от меня!
– Да, Лоуренс, – подтвердила я, забираясь с ногами на диван, потому что ноги и в самом деле замерзли. – Мне как обычно.
– Как обычно с корицей или как обычно с шоколадом, миледи? – с интонациями далай-ламы осведомился Аравийский.
– С тем и другим, и можно без хлеба! – сказала я, глядя в предательские глаза.
Да-да, Лоуренс Аравийский, это не шутка. Его и на предыдущем месте службы так звали, в Ми-6. Там Лоуренс дослужился до нехилого чина, но вот досада – английская разведка платит куда хуже, чем лорд Говард. Плюс неограниченный бюджет и кое-какие еще плюшки. Не суть.
Суть же в том, что отставной майор Лоуренс Джейкобс прозван Аравийским не только за выдающиеся шпионские таланты, но и за внешность. Лоуренс – коренной англичанин, но при этом араб. Вот так получилось. К тому же он офигенно красив. Высокий, почти как Кей – под два метра, плечистый. Спортивный. Смуглый брюнет, то есть мастью – противоположность моему мужу, типичному белобрысому англосаксу. Этакий породистый жеребец с теплыми карими глазами, чувственными губами и выразительным носом. Наверняка отличный любовник (лично не проверяла, с его подружками не общалась – за неимением оных), и совершенно точно – великолепный повар. То, что он делает с кофе – божественно! Не только с кофе, он вообще божественно готовит.
Я только благодаря его кофе и выживала в начале беременности. Не могла ни есть, ни пить ничего, кроме того что варил мне Лоуренс. Собственно, так он из аналитика и агента по деликатным поручениям и превратился в моего телохранителя, кофеварку, медведя-пестуна, а до кучи бесценный источник шпионских баек и консультанта по оружию. Кроме того, созерцание Лоуренса доставляет мне эстетическое удовольствие. Не только мне. Кею и Бонни тоже, но это уже совсем другая история…
Эта же началась для меня ночью, на диване в мужнином кабинете, с кружкой сумасшедше вкусного кофе в руках и со слов:
– А теперь рассказывайте, сэры заговорщики. Я хочу знать все!
Вот так я и узнала, что двоюродный дед Кея, паршивая овца и старый козел, во время второй мировой сотрудничал с Аненербе. А сейчас, померев, подложил Кею огроменную свинью.
– Видишь ли, Колючка, у сэра Персиваля было чертовски странное чувство юмора, и он терпеть не мог моего деда, своего брата. Он всегда говорил, что Говарды слишком задирают нос, и не мешало бы немножко испачкать наши белые одежды. – Кей поморщился и обнял свою кружку с кофе обеими ладонями. – Короче говоря, где-то в российской глубинке, в заброшенном поместье, остались документы отряда Аненербе, в которых упоминается Персиваль Говард. Как член отряда, консультант и прочая, прочая. Весь отряд там же, в России, и полег. Выжил только старый козел. Удрал, вовремя переметнулся на сторону победителей, предъявил боевые ранения и амнезию. Он, видите ли, совершенно не помнил, чем занимался два с лишним года. Вроде был в русском плену, а может быть воевал вместе с партизанами. Его подозревали в связях с фашистами, но доказать ничего не смогли, свидетелей не нашлось, только слухи. Поэтому дело замяли. Мы надеялись, что замяли навсегда. Но в своем письме сэр Персиваль не только назвал город, в котором разбили его отряд. Он еще и заявил, что через две недели координаты их последнего штаба получит несколько человек, относящихся к Говардам не по-дружески.
– В смысле, конкурентам?
– О нет, Колючка. Все куда серьезнее, – покачал головой Кей, и я отметила глубокие тени под его глазами. – С конкурентами можно договориться, откупиться, в конце концов. А вот с теми, кто считает Говардов мировым злом и личными врагами, все куда сложнее. Эти люди не получат материальной выгоды, но из чистого принципа сделают все, чтобы уничтожить нашу семью.
Кей бросил короткий взгляд на Лоуренса, намекая, что не по пустой прихоти меня постоянно сопровождает охрана. И не просто так охрана, а лучшие из лучших. Президента США и то охраняют не так тщательно, как меня.
– Ну, раз это касается и меня… у вас уже есть план, мистер Фикс?
– Два плана, колючка. И Лоуренсу отведена в них весьма и весьма важна роль.
Я только вздохнула. Придется мне обойтись без божественного кофе. Лишь бы не слишком долго. Чего только не сделаешь ради любимого мужа!
– Ладно. Но я тебе это припомню, Аравийский! – я грозно погрозила ему пальцем.
– Простите, миледи. Мне не хочется оставлять вас…
– Да ладно, – снова вздохнула я. – Не ври уж, дипломатичный ты наш. Мы с Селиной – не сахар, а тебе хочется проветриться.
Вместо ответа Лоуренс тонко улыбнулся. Дипломатичный, дальше некуда.
– Нам очень нужна твоя помощь, Колючка, – сказал второй дипломат, который муж, и нежно-нежно мне улыбнулся. – В нашем плане не хватает некоторых деталей. Видишь ли, в нашей семье только один гениальный автор детективов, и это не я.
Знает, знает, проныра белобрысый, чем меня купить! Мы, скромные гении, такие предсказуемые и покладистые… иногда. Изредка. Если на правильной кривой козе.
– Ладно. Выкладывайте свой план. Помогу, так уж и быть! – милостиво согласилась я, и все заверте…
Если вас бросил муж, не расстраивайтесь. Возьмите младшую сестру и отправляйтесь на поиски фамильного клада. Возможно, вы встретите свою судьбу! Только бы не запутаться, кто именно – ваша судьба? Голливудский эльф? Будущий мэр? Или заблудившийся в трех березах арабский шейх? И непременно надо разобраться, почему в эту глушь внезапно приехал столичный мюзикл, и все эти странные люди нарезают круги вокруг вашего семейного достояния!
….Проведя своё расследование дикие и кровожадные флибустьеры «Морского Мозгоеда» на следующий день, едва расцвело, отправились к монаху в полутемный трюм. Над Алджиром поднималось золотое солнце. Далёкие оливковые рощи грядой уходили в сторону невысоких гор, кое где виднелись направленные в бесконечность острые копья кипарисов, жизнь улыбалась авантюристам!
Как никто другой Деннис, выросший под бдительным оком матери церкви, знал о строжайшей иерархии в армии иезуитов, с ее беспрекословной дисциплиной и порядками. Его готовили в высшие офицеры ордена. И перед ним, под лучами горящего огнём светила, стоял сейчас офицер. Никакие признаки и отличительные знаки не выделяли » солдат Всевышнего», но уверенный в своей правоте фанатичный блеск глаз, выдавал в человеке » не ведомого, а ведущего».
Мир менялся и Великий Римский Триумвират постепенно терял своё влияние. Однако, как известно, все можно купить. А то что не покупается просто за деньги, всегда приобретается за солидное вознаграждение. ВРТ устремило свои взгляды за океан, туда где гремели в шахтах молоты, добывающие мифрил и где ослепляла блеском драгоценных камней таинственная Голконда. В Центральной Лавразии массово стали исцеляться страждущие и приобщаться к Единому грешники. Каждое событие должно было приносить доход. В самом ВРТ высшие офицеры ордена самолично пытали и жгли еретиков…
Двумя днями раньше, совершив свою авантюрную вылазку, друзья выяснили у перепуганного служки, о готовящимся к отправке грузе мифрила. Под пепел остывающего костра, с обугленными костями бритландских моряков и на фоне качающихся грешников, галеон «Виктория» должен был незаметно выйти в море и доставить драгоценный груз в Тиберий. Капеллан не знал одного — погружён ли в трюм металл, или он ещё храниться где то за монастырскими стенами.
Воспользовавшись принципом — «Цель оправдывает средства!» друзья, посовещавшись с примкнувшим к заговорщикам Маасом, заметившим на судне, принесенную ветром жирную скорпиониху с детишками, решили выяснить где же в настоящий момент хранится драгоценный металл. Скорпиониха была посажена в коробку из под табака и представляла собой орудие дознания.
Однако увидев Мааса, священник сразу сообщил об уже находящемся на «Виктории» грузе разумно рассудив, что информация о живых деревьях стоит больше, чем потерянный сундук с мифрилом, рассчитанном на изготовление двух таранов на боевые суда! Выговорив себе за признание жизнь и свободу, после отплытия галеона, он все рассказал.
Разочарованные и лишенные развлечения пираты отправились с докладом к капитану. Проходя мимо книжной полки Ден автоматически поставил табакерку и забыл про нее….
***
За завтраком распределяли дневные дела. С приливом галеон уходил в море. Вечером предстояла ответственная вылазка в город и освобождение моряков. Необходимо было срочно увеличить запасы. Боб закончив есть потянулся за трубкой и тут его взгляд упал на полку… Даже не подозревая какой опасности подвергается, он открыл табакерку, продолжая прикидывать в уме, что необходимо ещё прикупить на базаре.
Спустя три года он все ещё был убеждён в агрессивных намерениях скорпионихи. Тем не менее, Теодор, страшно полюбивший рассказывать именно этот участок биографии боцмана, утверждал, что дама, заточенная в табакерке, просто была немного взволнована повышенным вниманием к ней и быстро выбравшись, вместе со своими малютками, державшими мамашу за хвост, поскакала по Бобу. Пробежав примерно до локтя, она притормозила, размышляя, куда податься — то, и с интересом подняла своё жало. В этот момент Боб, наконец рассмотрел существо перемещающееся по руке и события в столовой стали развиваться со стремительностью летящих ядер!
От крика: «Берегись!» — Хьюго уронил тарелки, которые с грохотом бьющейся фарфоровой посуды полетели в сторону Рамзеса. Тот подскочил на метр над полом и с воплями: «Уууууу», — кинулся под защиту стоящего столбом Боба. Акула резким движением скинул с себя насекомое на пол и попытавшись придавить тварь наступил оборотню на хвост. Падая скорпиониха рассыпала часть своих детишек и они тихо приземлились на стол, рассыпавшись между закусками в виде хлебных крошек. Скорпиониха выставив вперёд жало, как копьё кинулась на обидчиков, быстро пробежав по ножке стола. Полина в ужасе прилипнув к стулу визжала:»Они ползут сюда! Ко мне! Ден! Хватай книгу! Бей их!» Затем схватив чашку с кофе — выплеснула ее содержимое. Совершенно сбитый с толку толстый Скелет, медленно одел очки и стал с интересом изучать рассыпанные на столе хаотично перемещающиеся крошки.
В этот момент в разгромленную столовую под руку, как и подобает близким родственникам, вошли лорд и леди Грейсток.
Спустя десять минут, отхохотавшаяся Мери навела порядок, разом впитав в себя всех насекомых…
Последствия у события были трагичными…..
Теодор опять был отправлен мыть трюм, правда на этот раз почетную обязанность уборщика служебных помещений он делил с младшим Мариолани. Боб приобрёл непреодолимый страх к закрытым табакеркам. Всю оставшуюся жизнь он открывал сей предмет на вытянутых руках. У Скелета раздулся палец и спустя много недель он тыкал им в обидчиков показывая насколько он больше остальных. Палец был сосискообразный, как и все остальные на руке, но вытянутый в угрожающе неприличном жесте производил впечатление. Полина грустила над убиенным потомством скорпионьего племени. Рамзес мечтал о повторении спектакля!
***
В четыре часа пополудни, в самое сонное и жаркое время дня в порт пришли подводы, на которых рассчитывали привезти закованных заключённых. С галеона сошел весь в чёрном с серебром граф. С высоты порабощенной «Виктории» за этим спектаклем наблюдал чрезвычайно раздражённый капитан ВРТ Виталио Маурицио. Исчезновение святого отца и категорическое нежелание губернатора Алджира выслушать его доводы связало руки.
Наконец, сопровождающие распределили обязанности, подводы выстроились в ряд и процессия покатила к городской тюрьме.
На окраине города между морем и пустыней стоял старый форт. Там в нескольких полутемных камерах, задыхаясь от зловония, грязи и жары медленно погибали без воды и пищи люди. По непонятной прихоти господина Аль Кассара их скрепили между собой единой цепью, и закованный в железо мертвый продолжал стоять рядом с живым… Подошедший ко входу Теодор чуть не упал от страшного смрада, словно получив удар, а открывший двери начальник тюрьмы громко расхохотался, отметив чувствительность молодого человека. Рядом стоял и держался за грудь посеревший и постаревший на десять лет Коль Вудро…
Услышав скрежет открываемых запоров только каждый пятый смог поднять голову. Никто не мог шевелиться. Тем не менее с дюжину одетых в кожаные латы алджирцев — охранников с пиками наперевес встали у порога и потянув за цепь начали вытаскивать по одному смердящие тела. Людей разъединяли и отделив живых от мертвых бросали на подводы. Из шестисот человек команды Бритландских морских вооруженных сил в Алджире оказалось четыреста. На подводы же погрузили двести пятьдесят крайне истощенных людей. Бесславно начавшееся плавание возглавляемое исчезнувшим в Нью Дели герцогом продолжалось…
Наконец все было закончено. Начальник тюрьмы пересчитал и переписал сдаваемых и указав на жадно пьющих воду людей с надеждой спросил:
Когда последняя подвода скрылась за поворотом пыльного тракта, ведущего в порт потный слуга закона, сплюнув густую желтую слюну, зло процедил:
***
Солнце укатывалось за горизонт. Вода в заливе становилась винно — серой от вечерних теней. Чуть поскрипывали вёсла, это последний барк медленно двигался домой. На дне его дергая лапами мирно спал Рамзес. Ему снились крабы и маленький пойманный им среди скал осьминог. Морская жизнь страстно интересовала его. Рядом с вихрем впечатлений в голове дремал Ден. Кривил лицо в горькой усмешке Теодор. Крохотные рыбки мелькали между лопастями весла. Тихо шевелились на дне чёрные водоросли и розовые актинии. Океан ждал прилива.
На рассвете в порту Алджира остался один галеон. » Морской Мозгоед» растворился среди моря и неба.
Прошло три года. Жизнь не стояла на месте. Как же сложились судьбы героев истории?
Мэрк Лавли стал настоящей звездой. Руслану удалось воплотить идею, поданную Чивингтоном. Тем более, что Альгерда Кралля осудили и даже по окончании тюремного срока он не имел права приближаться к Мэрку ближе, чем на сто метров. А кроме того защитники киборгов всколыхнули такую волну, что ему было запрещено владеть киборгами какой бы то ни было модели. К счастью, о нем больше ничего никогда не было слышно. Бывшие хозяева Irien’а — владельцы круизного лайнера «Алая жемчужина» предпочли замять заведенное, было, против них дело и откупились от Мэрка внушительной суммой в качестве компенсации морального и физического ущерба. Как им удавалось отбиться от тех же киборгозащитников, заинтересовавшихся судьбой других киборгов с круизника, к данной истории уже не относится.
Сам же Мэрк, добившийся неслыханной популярности, никогда не забывал тех, кто помогал ему в жизни. Он основал благотворительный фонд помощи бездомным, в который ежегодно жертвовал круглую сумму. Руслан фыркал, называл это данью Густаву, но особо не сопротивлялся, потому что фонд действительно многим помогал с лечением и работой.
Тина оказалась девушкой не промах и быстро прибрала Irien’а к рукам. Парень ей нравился с самого начала, так что делиться им она не собиралась ни с кем. Мэрк, хоть и оставался желанной целью для фанаток, ни разу ей не изменил. Ему было очень хорошо с девушкой, которую он искренне полюбил и которой щедро дарил и свои чувства, и свои умения.
Рассел Харт добился того, что Эйдена Блэка приняли на работу помощником шерифа. Вместе они смогли взять под контроль еще один участок и успешно организовали и там добровольную дружину охраны правопорядка. После нового года Рассела перевели в Рэд Пикс на должность заместителя окружного шерифа. Эйдена Блэка Паркер тоже забрал в округ, так что семейство Блэк перебралось в Рэд Пикс, тем более, что пара ожидала первенца. Вместо Рассела и Эйдена остались надежные ребята из дружинников. Через год Паркер ушел на пенсию. Окружным шерифом стал Рассел Харт, отлично зарекомендовавший себя в работе.
Увы, медпункт в участке Пайнвилля снова на какое-то время остался без фельдшера, потому что Сэнди и Глэйс тоже переехали в Рэд Пикс вместе со своими опекунами и Расселом. Дружная компания, сложившаяся за время совместного проживания в «Шмеле» и в Рэд Пикс поселилась в одном большом таунхаусе, состоящем из трех просторных комфортабельных квартир, в одной из которых жили Блэки, в другой Рассел и в третьей — Сэнди и Глэйс. Создадут ли DEX и Paramedic в дальнейшем пару, было пока не ясно, просто им было так удобнее. К тому же увлечение Глэйс шитьем не осталось незамеченным. Она вскоре стала довольно популярным модельером и успешно продавала свои платья через инфранет, там же находила и новые заказы. Но бросать работу помощника шерифа наотрез отказывалась, не доверяя своего командира никому, даже Арни и Чейзу.
Слова Ларта о том, что Харальда посетила идея, оказались пророческими. Бизнесмен с воодушевлением взялся за разработку проекта по созданию курорта на побережье Розового залива с первоклассным серфинг-спотом. Так что друзья, и в самом деле, довольно часто виделись. А уже через два года в Рэд Пикс состоялся первый чемпионат по серфингу, в котором, естественно, приняли участие и сам Харальд, и Рассел, правда, вне конкурса.
КОНЕЦ
— Сначала я поехала в Скотленд-ярд, мистер Холмс, но ваша полиция странная! Сказали, что нет преступления, пока не найден труп! И вот я у вас! Вы же лучший, мне так все говорили! Найдите им труп! И пусть они найдут и покарают убийц! А я заберу тело и похороню его во Франции, и буду рыдать на могиле день и ночь! И изваяю такое надгробье, что будет рыдать весь Париж! А если он жив, я сама его убью, чтобы больше так меня не пугал! А потом мы закатим такую свадьбу, что боги передохнут от зависти! Только найдите его, мистер Холмс, умоляю вас!
Тут я с ужасом осознал, что наша посетительница опять готовится зарыдать. Но Холмс спас положение, деловым тоном поинтересовавшись:
— Вы могли бы перечислить отличительные приметы вашего… Пусечки?
Спокойный тон всегда благотворно действует на нервических барышень. К моему удивлению, столь же благотворное успокоительное воздействие он оказал и на ураган в алой юбке.
Камилла нахмурилась, позагибала пальцы, шевеля губами, и начала перечислять:
— Самая важная примета, мистер Холмс — он очаровашка. Не смотрите на меня как на умалишенную! Это действительно важно. Природная харизма, так этот называют ваши соотечественники. У нас это называют шарман. Шарман может быть некрасив, но он нравится! Вот и Пусечка. И серьга в виде луны, проткнутой космической ракетой, такой больше ни у кого нет! Я сама ее сковала, эксклюзив, снять невозможно, только оторвать вместе с ухом. Сама проколола, ему нравилось. Он был такой ласковый, такой смелый, такой гордый, такой нежный, такой красивый…
Тут ваш покорный слуга с ужасом понял, что воздействия холодного делового тона хватило ненадолго.
*
— Ах, что за женщина, Ватсон! Вулкан, а не женщина! — посмеиваясь, произнес мой друг, когда мы наконец-то остались с ним вдвоем, а Камилла Клодель ушла к пневматическим лифтам в сопровождении мисс Хадсон. Холмсу пришлось несколько раз уверить ее в том, что мы немедленно бросим все силы на поиски ее жениха или его тела. Мой друг был очень убедителен, но у меня все равно почему-то возникло стойкое ощущение, что она не до конца доверяет его словам. Поистине, ужасная женщина!
— Ох уж эти поклонницы всего новомодного, — продолжил меж тем мой друг. — Синема! Вот новый кумир и бич нашего времени! Эта дама, похоже, обожает Жоржа Мельеза…
Признаться, я не понял из его речей ровным счетом ничего, и Холмс, усмехнувшись, продолжил:
— Ватсон, как можно настолько не следить за синематографом?! «Полет на Луну»! весь Лондон в прошлом году сходил с ума по этой фильме…
«Полет на Луну»! Ну да, я видел афиши. И только…
— Как вы собираетесь его искать? — спросил я, стремясь сменить тему.
— Никак, — пожал плечами Холмс. — Зачем? От такой невесты любой бы сбежал. Этому хотя бы хватило ума инсценировать собственное похищение. Подождем несколько дней, а потом сообщим, что не нашли.
— Холмс! — вскричал я, шокированный до глубины души. — Но ведь бедная женщина пришла к нам за помощью…
— Вот мы ей и поможем. Нельзя отнимать у тигрицы ее тигренка, а у женщины — ее заблуждения. Пусть верит, что Пусечка ее любил.
— Вы звери, господа.
Голос мисс Хадсон был тих и ровен, но если бы на моей голове до сих пор оставались волосы, они наверняка зашевелились бы, а то и вообще встали бы дыбом. Мы не заметили, как она вернулась и когда, и насколько долго стояла, замерев неслышной тенью в дверях кают-компании. И сколько успела услышать.
Оказалось — достаточно.
— Нет… — Она качнула головой, словно в задумчивости. — Нет! Вы хуже зверей. Звери никогда не поступают так…
Право слово, уж лучше бы она кричала. Устроила истерику. Била посуду. Обвиняла нас с Холмсом в мужском шовинизме. Сменила с десяток имен за десять минут — для того, чтобы этому шовинизму противодействовать…
Уж лучше бы она кричала.
— Камилла! — крикнула мисс Хадсон через плечо, не отрывая взгляда от точки где-то посредине между мной и Холмсом. — Камилла, подожди! Я иду с тобой. Я тоже сыщик, я умею… — Голос ее сорвался. Шмыгнув носом, она добавила уже тише: — Я сейчас, только захвачу кое-что.
Развернулась на каблуках и почти бегом устремилась в свою каюту, так и не взглянув ни на меня, ни на Холмса.
Кто полагает, что женщинам на быстрые сборы требуется не менее часа, не знаком с нашей секретаршей: ее каблучки простучали по коридору в сторону лифтов менее чем через минуту. Их сопровождал характерный перестук и дребезжание новейшего чуда техники — логико-вычислительного автоматона Беббидджа. Наша секретарша называет этого монстра милым именем «Дороти», и каким-то совершенно непостижимым для меня способом умеет с ним договариваться при помощи телеграфной морзянки и особым образом продырявленных картонок.
Услышав, как прошелестели открывающиеся двери пневмолифта, я не выдержал и вышел в коридор.
— Мисс! И… э… мадам. Не будет ли с моей стороны грубостью поинтересоваться: куда вы направляетесь?
Камилла Клодель фыркнула и буркнула что-то по-французски. Мисс Хадсон смерила меня нечитаемым взглядом поверх бронзового корпуса Дороти. Какое-то время мне казалось, что она не ответит. Двери лифта начали закрываться.
— В библиотеку! — сказала мисс Хадсон, с вызовом сверкнув на меня глазами. И двери захлопнулись. Лифт поехал вниз.
— Не волнуйтесь, мой друг! — крикнул Холмс из своего кресла, неверно истолковав причину моей тревоги. — Я навесил на милых дам миниатюрные маячки. Будем следить за ними при помощи новейших достижений науки, не поднимаясь с дивана. Как и подобает замшелым старым пням!
И он рассмеялся хриплым лающим смехом.
Иногда я совсем не понимаю его шуток.
***
Далее речь пойдет о том, чего ваш покорный слуга не видел собственными глазами, а потому снова переходим к стилю синема.
Итак, как пишут в сценариях:
«Смена кадра»
– Пригнитесь, – скомандовал водитель, едва они залезли в машину, – не стоит, чтобы вас видели камеры.
Матвей лежал на полу между сиденьями, Лика сверху. Щекой она прижималась к его груди и слышала, как стучит сердце за рёбрами. Одной рукой он неловко держал её за плечи. Наверное, ему просто некуда было её деть, но ей хотелось думать, что не поэтому.
– Можете сесть нормально, – услышали они.
Лика подняла голову и увидела, что Матвей смотрит прямо ей в глаза.
– Спасибо, – шепнул он. – Ты спасла меня.
– Это ты меня спас, – шепнула она в ответ. – Тебе больно?
– Ерунда. На соревнованиях и не такое бывало. Удушающие приёмы в нашем спорте привычное дело.
Они уселись рядышком. На шее Матвея красовалась тонкая полоса. Он потёр её руками и сморщился.
– Досталось? – водитель посмотрел на него в зеркало заднего вида. – Ничего, скоро приедем, подлечим твои раны.
– Вы знаете профессора? – не удержалась Лика.
– Есть такое дело. Но все вопросы потом. У вас телефоны или ещё какие электронные устройства с собой есть?
Лика испуганно коснулась карманов. Матвей тоже потянулся к карману и закатил глаза к верху.
– Они остались там, в доме, – сказал он. – Вот зараза! Айфон совсем новый. Я на него полгода копил!
– Айфон дело наживное. Главное, голова на месте. А то с этими ребятами шутки плохи.
– Вы их знаете? – вопросов у Лики роилась куча. – Кто они? Что им всем нужно?
– Что нужно, что нужно… – проворчал водитель. – То же что и всем. Все хотят власти и денег. Денег и власти. Ничего нового в этом мире. Ничего.
– А вам? Что нужно вам? Вы нас спасли не просто так, правильно? Кто вы?
– Абсолютно верно. Ничего просто так не делается. Ничего. Профессор Стропалецкий Арсений Филиппович к вашим услугам.
– Вы?! – Лика подалась вперёд, пытаясь разглядеть лицо под козырьком бейсболки. Водитель снял головной убор и потёр лоб. Ему было не больше сорока или пятидесяти на вид. Небольшие залысины, узкий хрящеватый нос, чуть отвисшие щёки. – Но я помню профессора. Он был старше и намного.
– Ты не представляешь, какие чудеса творит театральный грим, – усмехнулся Стропалецкий. – Скоро мы приедем, и я всё объясню, во всяком случае, попробую.
– А это далеко? Мне надо позвонить домой. У меня мама с ума сойдёт.
– Не самая удачная идея. Звонить домой – это выдать себя. Я потому так успешно скрывался эти годы, что напрочь отказался от общения с миром.
– А если я позвоню не домой? А, например, подруге, которая передаст родителям, что со мной всё в порядке?
Это у профессора возражений не вызвало и вскоре он остановился у станции метро. Матвей и Лика вышли в поисках телефонной будки.
– Может, рванём отсюда? – предложил Матвей, указывая на вход в метро.
– И куда я пойду? Домой, зная, что в любой момент там появятся эти живодёры? Тебе хорошо, ты уедешь домой, и всё. Тебя искать не будут. Да и что тебе со мной возиться? Ты прав. Иди. Я пойму. И не обижусь.
– Лик, ты совсем? – Матвей покрутил пальцем у виска. – Как же я тебя брошу? Ты, между прочим, самое светлое моё воспоминание о детстве. Честно.
– Воспоминание и только? – улыбнулась она слегка разочарованная.
– Ну, в смысле, что ты мой друг с детства. А друзей не бросают в беде. Да и вообще… – он смутился от досады, что наговорил какой-то ерунды. – Вон будка!
Лика вставила карточку в щель автомата и набрала Настю. К сожалению, та не отвечала и Лика оставила ей голосовое сообщение. «Настя, это я, Лика. Большая просьба, позвони моим родителям или зайди к ним. Скажи, что со мной всё в порядке. Я с Матвеем Ветровым. Я просто пока не могу сама им позвонить. Сделай это, пожалуйста. Спасибо».
Профессор вроде как спал, откинув голову на спинку сиденья. Лика ещё раз подумала, не совершает ли она ошибку, доверяясь этому человеку. Если бы она могла прочитать его мысли? А что, если она попробует?
– Постой вот так, – попросила она Матвея. Встала за его спиной так, чтобы видеть спящего Стропалецкого. На миг ей стало страшно – вдруг не получится или, наоборот, получится, да так, что обратно не вернётся – ходи потом с лицом пожилого дядьки. С этими залысинами и морщинами. Лицо уже почти привычно зачесалось, но в этот раз Лика не хотела полной трансформации, ей достаточно было лишь начала. В голове мелькнули какие-то вспышки, искры и потом появилась чёрная пустота. Лика с досадой прервала процесс. Видимо, не всегда она может превращаться. Или профессор знает какой-то секрет, блокирующий копирование его личности и копание в мыслях?
– Всё в порядке? – озаботился Матвей. Она кивнула, и тогда они забрались в машину.
Стропалецкий проснулся, потёр лицо руками и повёз их дальше.
Я жил тогда в Одессе пыльной…
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
Ах, Одесса, жемчужина у моря!
Здесь Пушкин и Жуковский бродили по улицам. Здесь росли Ильф и Петров. Здесь начинал писать стихи Багрицкий, задумывал «Трех толстяков» Олеша. Здесь бедствовал в годы Гражданской войны Иван Бунин. Это был город авантюристов и мошенников, святых людей и великих грешников, город рыбаков и чекистов, проституток и бандитов, неповторимых еврейских диалектов, и сами евреи настолько пустили корни в землю Молдованки, что казались, всегда жили на этой земле обетованной.
— Скажите, здесь живет Сарочка Абрамовна?
— А где ей жить? Воронцовский дворец давно занят пионерами.
И истошный крик обеспокоенной мамы из окна флигеля:
— Боря! Не бей так сильно Изю! Вспотеешь!
Господи, дай еще раз в жизни пройтись по Одессе, полюбоваться несравненной Потемкинской лестницей, назначить свидание у памятника генерал-губернатору города Дюку Ришелье, стараниями которого город обрел славу международного порта. Потосковать в Городском саду вместе с легендарным авиатором Сергеем Уточкиным, помечтать о недосягаемых и таких близких небесах. Увидеть «Ласточкино гнездо». Побывать на Лонжероне, купить копченую скумбрию на знаменитом Привозе, поторговаться с неистовыми его торговками. Просто искупаться на одном из каменистых пляжей, выпить пива в «Гамбринусе», а вечером посидеть на скамейках Александровского сада вместе с Жуковским, Гоголем, Островским, Достоевским, Чеховым, Ахматовой и Высоцким, пытаясь звездной ночью увидеть в созвездии Лиры маленькую незаметную звездочку по имени Одесса. Само созвездие найти легко – оно располагается прямо перед пастью звездного Дракона и выделяется яркой звездой, которую называют Вега. Труднее найти тусклую искорку Одессы, но если вы ее увидите, то это означает, что у вас зоркие глаза, но что важнее – в вас живет любовь к этому удивительному южному городу, который издавна называют Одессой-мамой.
Ах, Одесса…
Ты знала много горя, только вот не знаешь, что ждет тебя завтра, какой ужас придется испытать одесситам.
В город начали стекаться боевики «Правого сектора». Уже само их присутствие было плохим признаком. Приехал давать указания косноязычный и картавый секретарь Совета Безопасности Парубий, вернулся в город Леша Гончаренко, который последние годы плавал среди партий, как в проруби, прикидывая к какому берегу прибиться. Привез бронежилеты и разгрузки на блокпосты при выезде с Одессы крепкий хозяйственник сотник Микола. Ну, и дальше, что называется каждой твари по паре тоже прибыли в города, чтобы украсить улицы своим присутствием.
Ясные майские дни звали трудящихся к солидарности. Солнечное небо над головой и зеленая листва деревьев призывали их к активному отдыху с шашлычком, печеной скумбрией, с ребрышками на гриле, со свежим живым пивом от Енни или с «Семь сорок», «Гаванным N 6», люстдорфским «портером», но обязательно в кругу друзей. Истинное удовольствие получаешь только когда вокруг тебя остроумные и прекрасные люди, которыми всегда славилась Одесса.
— Сеня, не бежи так шустро, а то, не дай Бог, догонишь свой инфаркт! Пива на всех хватит!
— Гена, мне на не за наполнить бак, мне за освободить его!
— Тогда зачем тебе этот приятный, но не нужный процесс? Возьми бутылку и вылей ее в море!
Но неспокойна Одесса. Митинги, митинги – на одной улице люди за, а другие — против, а на другой наоборот – люди против, но другие таки за! Оба враждующих лагеря проводили митинги и демонстрации. Проукраинцы собирались в районе Дюка, парка Шевченко и Соборки. Пророссияне базировались на Куликовом поле, время от времени выбираясь на Пушкинскую улицу. Имея собственные ареалы обитания, противники не пересекались и митинговали в собственное удовольствие.
Рано или поздно две противоборствующих волны должны были схлестнуться. Первыми не выдержали пророссияне. Тридцатого марта после обеда они навестили евромайдановцев у памятника Дюку. Благодаря вмешательству милиции все обошлось. Пара разбитых голов, несколько добросовестно расквашенных морд прекрасно укладывались в версию философского диспута или политического диалога.
Использование сторонами фанерных щитов превращало столкновения в безобидную игру.
Что поделать, Одесса почти город порто-франко, у каждого человека есть собственное мнение на сложившийся порядок веще и свой взгляд на его изменение!
Второго мая начался как обычно – с солнца и выходного дня.
Днем второго мая колонна боевиков Куликова поля с криками «Слава России» напала на митинг на Соборке. Первый выстрел прозвучал со стороны «ультрас». Футбольный болельщик подобрался к формирующейся колонне федералистов и выпалил по ней из травматического пистолета. Стрелка поймали и, намяв бока, сдали милиции. Но этот напряжение было столь велико, что этот выстрел дал сигнал к началу боевых действий.
При столкновении погибло сорок восемь человек. Мирная Одесса исчезла. В городе начались настоящие бои.
Да, Одесса – всего навидалась ты на протяжении прошлого века!
Топтали тебя белые и красные отряды, с пароходов высаживались французы и англичане, даже греки побродили по твоим улицам. Пограбили твоих торговцев и евреев зеленые, подушил противников белая контрразведка и чека, повластвовали на твоих улицах бандиты и румыны, но такого, пожалуй, ты еще не видела.
Схватились бойцы Майдана и Куликова поля, используя самодельные взрывные устройства, камни, холодное и огнестрельное оружие. Активист Евромайдана с балкона принялся палить картечью в работников милиции, за которыми прячутся активисты Куликова поля.
Футбольные фанаты присоединились к майдановцам. Прозвучал призыв идти на Куликово поле.
И вот тут, хочется отступить от сухого изложения происходящего. Ну, митинговали, ну, придерживались разных взглядов, так ведь не было крови! Что же подтолкнуло людей броситься проливать кровь? Какой провокатор убедил людей, что надо пролить кровь, защищая свои убеждения?
Я думаю, не было виновных среди людей! Толпа, этот огромный надорганизм, нивелирующий людские мысли до простейших эмоций, правил на улицах. Толпа формировалась с каждой стороны не один день, она крепла митингами и шествиями, подогревалась неотъемлемыми зернами формирования — провокаторами, прыганьем на улицах или презрением к любому прыгающему, патриотическими и антипатриотическими лозунгами. Толпа крепла, медленно и неотвратимо превращаясь в страшное амебоподобное существо, уже разделенное надвое и превратившаяся потому в двух ненавидящих друг друга особей, тянущих к противнику щупальца ложноножек. Настал момент, когда два невероятных родственных по природе, но антагонистичных по сути существа столкнулись, разжигая пожары и проливая кровь. При таком столкновении невозможно был услышать друг друга единичным человеческим особям, а тем более понять.
И когда вопящая и размахивающая битами толпа пришла к Дому профсоюзов и Куликовому полю, она состояла не из людей, а из бездумных бандерлогов, готовых мстить инакомыслящим так, чтобы их не было вовсе.
Сколько ненависти у людей? Где живет у них душа?
Лагерь громили истово и злобно – больше других старались футбольные фанаты, они ведь не досмотрели второй тайм матча «Черноморца» и харьковского «Металлиста»! Палаточный городок заполыхал от брошенных коктейлей Молотова.
Люди прятались в Доме профсоюзов. Оттуда по собравшемуся на площади народу стали стрелять. Защищавшихся людей выжигали из дома бутылками с зажигательной смесью. Подруги Дарка и Оксана наливали в бутылки бензин и подавали бутылки мальчикам, а попутно делали селфи на сотовые телефоны – революция это так круто, будет, чем похвастаться в школе! Слушай, сними вон того дядьку, он уже второго колорада завалил из своего пистолета!
Уже весь первый этаж был в огне, копотные языки лизали верхние этажи.
— Русские горите! Палите гадов! — доносилось со всех сторон.
Поэт Вадим Негатуров незадолго до событий написал строчки:
Зубы сжав от обид, изнывая от ран,
Русь полки собирала молитвой…
Кто хозяин Руси — Славянин или Хан?
— пусть решит Куликовская Битва.
И сразив Челубея, упал Пересвет,
но взметнулись знамёна Христовы!
Русь Святая! Прологом имперских побед
стало Поле твоё Куликово!
Он сгорел, блуждая в задымленных коридорах Дома профсоюзов. Когда его привезли в больницу, медики уже были бессильны. Как и несколько десятков других людей, вся вина которых заключалась лишь в том, что они хотели Украине другой, по их мнению, более счастливой участи.
Каждый понимает будущее по-своему. В результате, для окончательно непримиримых и несогласных друг с другом оно не наступает вообще.
Зверь, именуемый толпой, медленно терял свою силу, слабел, терял щупальца, распадался на кусочки начинающей мыслить материи.
И до всех стало медленно доходить, что они натворили. Похоронив мертвых, Одесса никогда уже не будет прежней.
Она изменилась после гражданской войны двадцатых годов, она повзрослела после немецко-румынской оккупации, теперь ей предстояло измениться еще раз – и – увы! — не в лучшую сторону!
Говорят, под шумок бойцы Правого сектора посягнули на памятник у завода «Прессмаш». Ну, не было там Дарта Вейдера, не могло его там быть, так, оболочка одна вороненая. И ошиблись. Или у памятников была своя взаимовыручка, или у Дарта Вейдера имелись свои счеты с красно-черными, только схватка получилась отменная. Крепко дрался Вейдер, спасая себя и Владимира Ильича от переплавки. Порубал вдосталь супостатов его лазерный меч. Свалили Темного Повелителя двумя выстрелами из гранатомета. И что же? Не было под черной броней сияющего памятника вождю мирового пролетариата; и пустая яма под постаментом прямо указывала на полное и бесповоротное отсутствие золотого запасу.
Как это всегда бывает, в присвоении народного богатства обвинили еврейскую диаспору.
И пала тьма великая, и глад, и мор, и скрежет когтей об когтеточку пальмовую. И встали тогда коты, и направили лапы свои в землю Кухнианскую. И в той земле возопили коты голосами жалостными, говоря: ей, Господи, голодны мы и пусты животы наши. И явился им Господь в земле Кухнианской:
— ОХРЕНЕЛИ, ЧТО ЛИ, СОВСЕМ?!? ПЯТЬ УТРА НА ДВОРЕ, ЧЕГО ОРЕТЕ?!?
И даровал Господь котам манну, с небес сошедшую, и наполнила манна миски котовьи, и получил каждый кот по милости Господней еду свою. И посмотрели коты в миски свои, и увидели, что в мисках дно видно. И возопили тогда коты гласом велиим: Господи, НЕ ТОУУУ в мисках наших. И рек им Глас трубный:
— ДА ВАШУ МАТЬ, ВЫ ЖРАТЬ БУДЕТЕ?!? ОПЯТЬ ВАМ КОРМ НОВЫЙ НЕ УГОДИЛ?!?
И встали коты на лапы свои, и вознесли хвалу Господу за шерсть и еду, за воду и пшено, за елей и тук в мисках своих. И стали коты петь осанну, и скакали они пред Господом со всех лап своих, подобно царю Давиду. И рекли: ей, Господи, славься во веки вечные. И сошел Господь к ним, и сказал им:
— БЛИН, КАКОГО ХРЕНА?!? ЧТО ЗА ВОЙ СРЕДИ НОЧИ?!? МНЕ НА РАБОТУ УТРОМ! БРЫСЬ!
Тогда решили коты: покинул нас Господь. Сотворим же зиккурат свой, и будем ему воздавать хвалы, и тогда вновь наполнятся желудки наши тощие. И возвели они зиккураты многие в земле своей, количеством великим, и стали поклоняться им в плаче и стенаниях. И вернулся тогда Господь во гневе яростном, в буре и молниях. И бысть Глас с небес:
— УРОДЫ ШЕРСТЯНЫЕ! СТОИЛО НА ДВА ЧАСА УЙТИ, УЖЕ ЗАСРАЛИ ВСЮ КВАРТИРУ! ОТКУДА В ВАС СТОЛЬКО?!?
Страница автора: http://samlib.ru/s/sharapow_w_w/about.shtml
Конечно, жаль было уезжать с Уайтчепела, не повидавшись с Кирой, и пришлось напомнить себе, что Кира – это блажь. Не брать же ее на встречу с миссис Литтл – женщина средних лет и строгих правил не оценит ни брюк, ни шарфика из медных колечек, ни гогглов, ни распущенных волос.
Катиться в Аскот пришлось долго, и Тони в который раз подумал, что прямая дорога не всегда самая короткая, особенно для парня без тормозов. Он редко ездил по центру Лондона, тем более днем, и снова убедился, что ни сапвей, ни скоростные авиетки, ни аэропилы не спасают от избытка паромобилей на узких улицах, а семафоры на оживленных перекрестках делают широкие улицы непреодолимыми для байка: Тони дважды сумел остановиться на запрещающий семафорный сигнал, но в большинстве случаев проскакивал перекрестки под заливистые трели регулировщиков, и не без риска для жизни. Это, конечно, бодрило – по меньшей мере неплохо разогнало сон, – но, выбравшись в пригород, Тони заметил, что у него трясутся руки и колени, а рубаха между лопаток намокла и прилипла к спине.
Приближаясь к маленькому домику с крошечным палисадником, он думал, что обидней всего было бы не застать миссис Литтл дома. Однако, на его счастье, хозяйка, открывшая двери, тут же позвала свою сестру.
Тони почему-то представлял миссис Литтл пожилой и полной, но к нему вышла моложавая и стройная женщина весьма приятной наружности, пусть и в скромном домашнем платье.
– Здравствуйте, вы из агентства? – спросила она с улыбкой.
Он старался не врать без необходимости и считал это полезной привычкой, а потому покачал головой.
– Я хотел поговорить с вами о супругах Лейбер. Если вы не возражаете, конечно.
Она остолбенела. Захлопала глазами. Отступила на шаг. Удивилась? Не только – миссис Литтл испугалась.
– А… позвольте… На каком основании?.. Вы полицейский?
– Нет, – честно ответил Тони.
– Извините, молодой человек, но я не могу обсуждать с посторонними личную жизнь своих хозяев, пусть и бывших. Тем более с газетчиками.
И, в общем-то, ее ответ был вполне логичным, если бы не фальшь в голосе и не испуг на лице. И тогда Тони соврал.
– Я работаю в банке Ллойда. На счету Дэвида Лейбера осталась существенная сумма, и мне поручено отыскать его наследников. К вам разве не обращались из страховой компании? Насколько мне известно, у них та же проблема.
Вместо того чтобы расслабиться, миссис Литтл напряглась еще сильней и теперь смотрела на Тони с нескрываемым подозрением, будто он сказал несусветную чушь, чем выдал себя с головой. Между тем Дэвид Лейбер был вовсе не беден и наверняка имел деньги на банковском счете, а дом Лейберов был застрахован на полную его стоимость.
– Меня предупреждали… – то ли всхлипнула, то ли вздохнула миссис Литтл. – Лучше уходите, сэр. Я очень вас прошу: уходите.
На ее лице напряженная работа мысли постепенно сменялась полным отчаянием.
– Вы боитесь Джона Паяльную Лампу? – доверительно спросил Тони.
– Оставьте меня в покое, я ничего не боюсь! – чуть не выкрикнула она. – Уходите, слышите? Я ничего не знаю! И не собираюсь с вами разговаривать!
Если бы дверь открывалась внутрь, она бы точно захлопнула ее у Тони перед носом… И он отступил на шаг, чтобы позволить ей это сделать. Хлопать дверью миссис Литтл не стала, холодно попрощалась, прикрыла дверь потихоньку – Тони расслышал торопливые удаляющиеся шаги и прорвавшиеся наружу рыдания.
Кухарка Лейберов знала и понимала гораздо больше, чем наивная мисс Флаффи, – и не о преступлении Джона Паяльной Лампы, а о том, почему это преступление произошло. Возможно, ей в самом деле было чего опасаться. «Меня предупреждали»… Не пугали, не угрожали – предупреждали. Джон Паяльная Лампа пришел к Лейберам в тот день, когда у прислуги был выходной, как поступал и в предыдущих случаях. Если он считал, что кухарка слишком много знает, почему выбрал именно этот день? Предыдущие убийства исключали совпадение.
МИ5 тратит сумасшедшие деньги на то, чтобы информация о Потрошителе оставалась слухами и домыслами… И если миссис Литтл сообщит прессе о связи между преступлением на Уайтчепел-роуд и Потрошителем, вряд ли это понравится Секьюрити Сервис. Впрочем, солидные газеты этого просто не опубликуют, а желтым листкам никто не поверит. Выходит, у МИ5 нет никаких причин убивать кухарку. Но и болтать ей тоже никто не позволит – убивать необязательно, довольно припугнуть.
Почему слова о банке Ллойда она посчитала откровенной ложью? Потому что Тони не похож на служащего банка? Скорей всего. Его внешний вид пристал газетчику, а не «белому воротничку». И все же оставалось сомнение: она обратилась к Тони «сэр» – не сочла его ровней себе, а прислуга обычно тонко чувствует, кто к какому социальному слою принадлежит. Интуитивно.
Тони с большим удовольствием поехал бы из Аскота домой – кружным путем, – но ему надо было в Сохо.
***
Повсюду: на улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах сапвея, на вокзалах – появлялся этот маленький, черномазый, хромой отставной лейтенант, странно болтливый, растрепанный и не особенно трезвый – настоящий тип госпитальной, военно-канцелярской или интендантской крысы. Он являлся также по нескольку раз в Темз-хаус, в комитет Ветеранов, в полицейские участки, в комендатуру, в Адмиралтейство и еще в десятки присутственных мест и управлений, раздражая служащих своими бестолковыми жалобами и претензиями, своим унизительным попрошайничеством, армейской грубостью и крикливым патриотизмом.
Время от времени отставной лейтенант из разных почтовых отделений посылал телеграммы в Гонконг, где служил пятнадцать лет назад и был ранен, и все эти телеграммы выражали глубокую заботливость о каком-то тяжело больном ребенке, вероятно, очень близком сердцу отставного лейтенанта по имени Бэ́зил Фи́шмангер.
Оккультно-эфирная коррида.
Бонус 3. История продолжается.
Страница 5. Guardian.
История (в работе) по ссылке https://vk.com/album-123772110_269396198
#GoodOmens #Crowley #Aziraphale #occultetherealcorrida #spanishau