В Гринвиче нас ждал экипаж, запряженный двумя лошадьми. Молчаливый кучер довольно быстро довез нас до пансиона Томпсонов, хотя я все же успел испытать пагубное воздействие сельских дорог на нежные городские ягодицы.
Мистер Томпсон вышел к нам навстречу, по-видимому прервав осмотр пациентов, так как был в белом халате.
— Наконец-то, — только и сказал он.
Холмс представил ему Фрейда и, не теряя времени, начал задавать вопросы:
— Никаких новых смертей, сэр? Странные люди в округе? Неожиданно уволившаяся прислуга?
Убедившись, что с момента визита Томпсонов ничего нового не произошло, мы прошли во врачебный кабинет хозяина.
— Составим план действий, — объявил мог друг. — Томпсон, на леднике лежат все трупы?
— Я оставил только два. Трупы тех, кто умер первыми, были уже несколько в, гм… плачевном состоянии. Пришлось предать их земле.
— Хорошо. Тогда, если никто не возражает, вы и мистер Фрейд займетесь их вскрытием, а мы с Ватсоном опросим свидетелей. За дело, господа!
Первым свидетелем был уже знакомый нам кучер — здоровый улыбчивый детина с кротким лицом юного идиота.
— Давно у Томпсонов работаешь? — спросил его Шерлок.
— Дык чего это? — переспросил кучер, преданно глядя на Холмса.
Мой друг махнул рукой, отпуская свидетеля, трагически приподнял брови. Потом долго курил трубку, успокаиваясь, прежде чем мы позвали следующего.
Следующим, вернее следующей, свидетельницей была сиделка последнего из умерших постояльцев. Сиделка оказалась похожей на летучую мышь, которую долго, но безрезультатно травили мышьяком: маленькая, истощенная, с усталым бесцветным лицом и красноватыми веками без ресниц. На Холмса она глядела, как кролик на удава, и на все вопросы отвечала еле слышно, дрожащим голосом.
— Итак, — Шерлок привстал, облокотясь о столешницу. — Вы наблюдали ужасную смерть пациента, но, тем не менее, не оставили место работы.
Женщина-мышь подрожала подбородком и прошептала:
— Сэр, я не могла так вот взять и бросить своих пациентов на произвол судьбы. Это не профессионально…
Холмс чуточку, самую малость изогнул губы в одной из самых ироничных своих улыбок.
— И мистера Томпсона я подвести не могла. К тому же он сразу поднял мне жалованье, а я должна поддерживать овдовевшую сестру и ее малышей, — сиделка всхлипнула и полезла в карман за носовым платком. — Но теперь я живу в постоянном страхе — вдруг кто-нибудь еще в доме умрет ужасной смертью? Вдруг это буду я?
— Хорошо-хорошо, — прервал ее мой друг. — Расскажите о своем пациенте и о том, как все произошло.
— Мистер Шелби был прекрасным человеком, сэр, — заторопилась сиделка. — Тихим, добрым, стоически переносившим выпавшие на него невзгоды. Он был совсем молод, но парализован. Несчастный случай на охоте, я слышала. Его возили на каталке. Он беспокойно спал, бредил, мне то и дело приходилось вытирать испарину у него со лба. В последнюю ночь мистеру Шелби стало совсем плохо, он метался, кричал на кого-то невидимого, плакал, и все это не открывая глаз. Потом вдруг глаза его широко распахнулись, сверкнули дьявольским огнем, вылезли из орбит, и тогда, о боже, кровь хлынула у него изо рта, и из глаз, и из ушей, и из… Это было так ужасно! Так ужасно! Я закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. И больше я ничего не помню.
— Можно? — в дверь осторожно постучали.
На пороге возник человек лет тридцати самой неприметной наружности, судя по горящему румянцу на бледных щеках и обгрызенным ногтям — нервического склада. Он осторожно примостился на краешке стула и глянул на нас с Холмсом глазами невинной овечки, ведомой на заклание.
— Чем вы занимаетесь в хозяйстве мистера Томпсона? — спросил мой друг.
— Я садовник, сэр, — прошелестел человек. — Арчи. Арчи Купер. Кошу траву на лужайках, сажаю цветы, подрезаю деревья в саду, мету дорожки. Я хороший садовник, сэр.
— А кем вы были раньше? — поинтересовался Шерлок. — Судя по вашим рукам, еще не так давно они выполняли более чистую работу.
Щеки Купера еще больше покраснели:
— Я был клерком в Сити, сэр. Но, когда здоровье мое пошатнулось, врач посоветовал мне пожить на природе, на чистом воздухе. И, знаете, он был прав. Теперь мне много лучше.
— Что вы знаете о смертях пятерых постояльцев?
— Я ничего не знаю, — быстро и горячо заговорил наш собеседник. — Они умерли, да. Но это все, что мне известно.
— Но так много смертей меньше чем за месяц. Не может быть, что вы, человек образованный, не имели собственных мыслей по этому поводу.
Купер вдруг резко подался вперед и схватил Холмса за рукав пиджака. Глаза его жарко заблестели, кровь отлила от щек:
— Я думаю, это нечистая сила, сэр! Дьявол избрал нашу тихую обитель для своих темных игр. Я чувствую разлитый в воздухе запах смерти. Он становится все гуще, давит, давит на голову. И ничего, ничего нельзя сделать! Конец света близок, и никто не спасется.
Моему другу с трудом удалось оторвать будто окостеневшие пальцы садовника от своей руки. После этого он с облегчением отпустил свидетеля прочь из комнаты.
— Боюсь, чистый воздух не сильно помог бедняге, — констатировал я.
— Боюсь, что так, — согласился Холмс и добавил: — Последним в списке у меня идет повар. Он обязательно должен что-то знать, недаром готовит такой чудесный страсбургский пудинг.