Его Преосвятейшество, Пэр Высокого Престола Великого Роммского Триумвирата Папа Фернан Алекс Руиллиди Мариолани сидел ссутулившись на кровати и выздоравливал после нелепой коревой простуды, унёсшей его двоих сыновей. Рядом с ним спала, разметав по подушкам великолепный каскад волос, красавица. Но он хотел нового свежего тела, других ощущений и слов. Сегодня ночью Папа понял, что хочет свою одиннадцатилетнюю дочь. Дочь от этой своей любовницы. Вздохнув, святой отец наклонился и поцеловал женщину в лоб. Та, находясь во власти сна, одними губами улыбнулась властителю.
— Я покидаю тебя, моя дорогая, — сказал падре. — Отдохни. Ты сильно устала. Шалунья Валентина не выходила из его головы.
Детская находилась в другом конце анфилады огромного замка, и Святой Отец неторопливо шёл по наборному полу из карерского мрамора с невероятными по красоте и сложности вставками лазурита и авантюрина. Достигнув поворота в огромный восьмисотметровый коридор, он остановился. Там в конце пути, в центральном молельном зале, чьи двери выходят на площадь Всех Святых, над его троном висел династический герб, на котором ярко горели только две звезды. Его звезда, как правителя Великого Роммского Триумвирата и вторая, свет которой разъедал душу и заставлял бояться теней, густо разрастающихся по углам огромного дворца. «Погаснут звёзды — не погаснет династия!» — Так гласило предание! «Герб сам покажет дорогу к новому правителю, и не возможно изменить желание огненной саламандры!». Но пока Мариолани жив, у него есть надежда на будущее! Использовав все три разрешения на брак и очистив огнём душу последней жены-ведьмы, он мог иметь сына только от плоти своей! Его Преосвятейшество, глубоко вздохнув, двинулся дальше по нескончаемому коридору.
Девочка готовилась ко сну. Неожиданный скрип двери заставил одновременно вздрогнуть и няню, и Валентину. Они повернули головы, и служанка низко поклонилась вошедшему.
— Мы не слышали Вас, отче…
Он знаком показал женщине на дверь, а сам вошёл и сел на кровать.
— Почему ты не спишь, моя роза? Я пришёл на свет, горящий в ночи.
— Цикады сошли с ума и кричат так громко, что едва слышно голоса. — Девочка прижалась к отцу, а тот понял, что в комнате душно.
Он приподнял её лёгкое тело и поднёс к окну. Халат распахнулся и упал.
— Смотри, как прекрасны звёзды!
— О, я люблю тебя, Папа! — девочка в безотчетном порыве прижалась к отцовской голой груди.
— Ну, тогда пора спать, — сказал он и будто случайно дотронулся до её интимного места, поглаживая…
— Не урони меня! — строго сказала маленькая плутовка.
— Это невозможно, моя прелесть! Сегодня я буду спать с тобой!
Мариолани продолжал ласкать мягкое податливое естество, и дрожащая от нетерпения рука становилась все уверенней!
Наконец, больше не надо было притворств. И сказав:
— Раз, два, три! — он повалился на неё, а она застонала…
Святой Отец ходил к своей Богине ежедневно, и вот однажды утром на гербе робко зажглась третья звезда!
***
На этот раз Бурый выбрался из вязкой тьмы к свету, но оказался на дне высохшего колодца. Там, на верху, нарисованным пятном висело голубое небо, но высота стен не позволяла оборотню даже надеяться на избавление. Солнце быстро разогнало туманную зыбь и мглу, дав возможность Бурому согреться, но очень скоро, взойдя по небосводу и встав в зенит, оно опалило пленника. Колодец был пуст, и жажда, неумолимо, подобралась к волку, вместе со зноем, не давая возможности скрыться и медленно поджаривая тело.
Надежды на избавление не было, но неуёмное желание жить глушило боль в израненной душе. Волк долго кружил по каменному кругу, пока изрезанные лапы позволяли наступать, но полдень раскалил каменный мешок, и силы окончательно покинули обожженное тело. Он уже свернулся в кольцо и приготовился ждать избавления, когда перед ним появилась огромная зелёная ветвь, да ветер, принёсший прохладу и избавление от жара. Он напрягся и переполз на волшебный зелёный ковёр, мир закружился, и Бурый… Открыл глаза!
Оглядевшись, измученный оборотень осознал, где он находится. А увидев Рамсеса, облегченно вздохнул и, наконец, провалился в сон, спасительный для усталой души.
***
Таких бурных и удивительных событий Станислав, даже как следует порывшись в своей биографии, вспомнить не мог.
На глазах удивлённых моряков, божественная дева, мирно спавшая в храме, развила кипучую деятельность.
В три хлопка жрецы, до этого лежавшие неподвижно, вскочили и построились в два ряда. Оборотень встала на четыре лапы, и колонна, возглавляемая белоснежной собакой, двинулась к пристани, у которой раздувала пары яхта.
По трапу незнакомки вошли так, как входят к себе домой. Жрецы невесть откуда извлекли кучу плетёных корзин и, аккуратно поставив их на палубе, исчезли. Капитан и команда, с приоткрытыми ртами, отдали швартовы, и яхта отчалила, взяв курс на Бейджинг.
Вечером в столовой собравшиеся, попытались поговорить с двумя странными пассажирками.
— Если я не ошибаюсь, Вы говорите на Общем? — начал капитан.
— Да, мы понимаем этот язык, на котором говоришь ты, — сказала Спящая красавица. — Я, никогда не знавшая мужчины, плыву туда, куда мне указала судьба.
Потом она неспешно обвела всех присутствующих взглядом и произнесла:
— А есть ли у Вас те, кто не имеет жён?
Боб хмыкнул и приосанился; Хьюго покраснел, а Деннис отложил столовые приборы.
— К чему Вам, леди, эта информация? — невозмутимо продолжал обед Станислав.
— Мне и моей спутнице нужны мужья. Ей для создания нового клана, мне для спасения своей души. Увидев Вас, Клео поняла — с вами наша судьба. Клео многое видит.
— Ну вот мы и начинаем знакомиться. А Ваше имя…
— Я леди Катарена, кхитайцы зовут меня Чжи Нюй, но я дочь правителя Идо. Согласно договору с Нефритовым императором, я должна была выйти замуж за его сына Ню Лана. Но увидев жениха, поняла, что не смогу пережить этот кошмар. Поэтому я выбросила своё кольцо в Жёлтую реку и осталась на берегу — ждать своей судьбы.
— Gladius Domini super terram cito et velociter, — вдруг заговорил по-латыни шкипер.
— Вы правы, Pater Sanctissime, sic transit Gloria mundi! — последовал удивительный ответ… Затем леди вздохнула и, пошевелив изящной рукой с маленькой синей саламандрой у указательного пальца, спросила: — А кто же из Вас станет моим мужем?
Сидящие за столом растерянно посмотрели друг на друга и занялись едой, лежащей в их тарелках.
— Но я же красивая женщина, — помолчав, тихо сказала Катарена. — Неужели я не нужна никому? Я молода! Образована! Почему Вы молчите? Почему никто не хочет взять мою руку в свою и поцеловать?
Станислав закашлялся и, глубоко вздохнув, ответил:
— Леди! Я обещаю привезти Вас туда, где оценят все ваши способности, и Вы, несомненно, найдёте себе спутника жизни. Но у нас на борту в настоящее время нет свободных представителей мужского пола…
***
Пушистого меня совсем не легко смутить. Я свободно чувствую себя и со своими приятелями и с совершенно чужими людьми, но увидев на борту нашего пыхтящего плавучего домика странную делегацию, возглавляемую двумя дамочками — опешил.
Когда же заикающийся от волнения Боб начал представлять им всю команду и сказал: «Это, Рамзес — один из любимых членов Нашей семьи!», — у меня приоткрылась пасть.
Нет, не подумайте, я, за! Но, хоть Боб и не плох, но на звание приличного оборотня он не тянет… Кажется я уже думал на эту тему!
Все известные генералы и медвежатники в один голос сообщают в мемуарах, что ключ к успеху на войне, или при взломе сейфов в банке — это правильно составленный план и неторопливость. Когда я впервые увидел белоснежную шкуру и пушистый хвост, во мне родилась подозрительная мысль, и потому я провёл пару часов за канатами, наблюдая, как перемещаются хозяйки многочисленных плетёных корзин. Выяснилось — это какие-то сумасшедшие леди, и от них шарахается даже невозмутимый Деннис.
Боб недавно мне сообщил, что я уже взрослый, и мне шестнадцать человеческих лет. Несмотря на свой солидный возраст, я так и не могу до конца понять сложную и причудливую человеческую породу. Видимо, сказывается сиротское воспитание в грубом мужском коллективе. Ну и опасно это — изучать. Теодор считает, что все учёные плохо заканчивают: часть спивается, а некоторые, особенно везучие, отправляются в сумасшедший дом, где продолжают наблюдение до конца своих дней.
Мохнатая Белая, видимо решив во что бы то ни стало подыскать себе жертву, косо изучала, красивого меня. Я в свою очередь, умеющий молчать, слушать и наблюдать, решил проникнуть в самую суть её мыслей и, не мигая, поглядывал на старую кокетку.
Но научному эксперименту пришёл конец, когда Станислав заявил о святости детенышей в стае!
Белоснежка сморщила нос и отвернулась, сказать, что я был разочарован — не сказать ничего!