— Кажется, я кое-чему помешала, — сказала Лиззи и мило улыбнулась Изабелле де Соролье.
— Лиззи, — сказал Мартин Чандос, сжимая и разжимая пальцы, — что, во имя всего святого, ты делаешь на борту моего корабля?
Она пожала плечами под свободной блузкой, которая была заправлена в широкий коричневый кожаный пояс, поддерживающий ее узкие бриджи.
— Я слышала, что вы отправляетесь в новую экспедицию, и решила, что пойду с вами. Я потеряла все из своей доли добычи «Потаскушки», выкупая свою жизнь.
Лиззи Холлистер протянула руку к блюду с фруктами, стоявшему на столике в каюте, выбрала яблоко-мамми и впилась в него зубами.
Поверх фрукта она посмотрела на них.
— Я не буду вам мешать, Мартин. Я буду вести себя тихо, как складская мышь.
Она подошла и села на край койки в каюте, старательно жуя.
— Dios mío! — выплюнула испанка. — Как долго мы будем с ней мириться?
Лиззи подняла фиалковые глаза и посмотрела на Изабеллу де Соролью. То, что испанка прочла в этих потрескивающих фиолетовых глубинах, заставило ее ахнуть и повернуться к Мартину Чандосу.
— Она убьет меня! Я вижу это по ее лицу. Она всадит мне нож между ребер!
Мартин Чандос переводил взгляд с одной женщины на другую. Ярость и голод в нем улетучивались; и когда они исчезли, ситуация показалась ему донельзя смешной. Он запрокинул голову и громко расхохотался прямо там, в каюте, с Изабеллой, уставившейся на него, словно на сумасшедшего, и Лиззи, жующей свое яблоко-мамми.
Изабелла гордо вскинула голову, ее темные глаза заблестели.
— У вас получилась отличная шутка, Мартин! Шутка, которая мне не нравится! Вы посмеялись над любовью, которую я вам предлагала. Очень хорошо, я больше не буду вас беспокоить!
Она прошла мимо него, дыхание со свистом вырывалось из ее тонких аристократических ноздрей. Словно желая показать ему всю глубину своего презрения, она даже не побеспокоилась поправить обрывки платья, прикрывая обнажившуюся грудь. Она прошла в дверь каюты правого борта, и дверь закрылась.
Лиззи швырнула мамми-яблоко через всю комнату так, что оно разбилось о переборку.
—Отлично! Вот мы и избавились от этой охотящейся за мужем обузы! — выплюнула она и вытерла ладони о штаны, улыбаясь Мартину. — Кроме того, она не знает, что такое любовь.
Лиззи Холлистер поднялась на ноги, потянулась и рассмеялась, увидев, как его взгляд скользнул по ней. Она легко шагнула вперед.
— Я знаю, что такое любовь, Мартин Чандос. Ты ведь знаешь это, не так ли?
— Лиззи, я…
Она обвила рукой его шею и прижалась к нему. Ее рот был всего в нескольких дюймах от его собственного, так что он мог чувствовать ее ароматное дыхание.
— Ты ведь помнишь, не так ли, Мартин?
— Клянусь пылающим колесом Мога Руита!
Мартин Чандос взревел, положив свои большие руки на Лиззи, поднял ее с пола и наклонился к ее губам. Безумие, которое зажгла Селеста д’Ожерон и накормила Изабелла де Соролья, он потратит на эту прелестную хойден!
Ее рот был влажным сладким плодом, вкусом которого он наслаждался. Селеста велела ему искать эти губы, целовать эти крошечные ушки.
И тут с глухим стуком открылась каюта правого борта. Изабелла стояла и мягко улыбалась в обрамлении света лампы, ее порванная одежда была подколота.
— Я забыла свой веер, Мартин.
Мартин Чандос тихо выругался, как может выругаться только ирландец. Он отпустил Лиззи так внезапно, что она пошатнулась.
— Вы достали меня своей ревностью! — сказал он, когда смог. — Возьмите каюты, вы обе. Я буду ночевать на носу, с Редскаром.
Он вышел и захлопнул за собой дверь каюты. Изабелла подняла веер из перьев и помахала им, глядя яркими, жесткими глазами на Лиззи Холлистер. Лиззи срючила смуглые пальцы на манер хищной когтистой птичьей лапы, и испанка поспешно ретировалась в другую каюту.
Оставшись одна, Лиззи пнула безобидную подушку и пробормотала себе под нос несколько горячих слов.
***
«Лунный Свет» шел на юг мимо мыса Святого Николая. Небо над головой сияло медью, а Карибское море было синим и беспокойным. Ветер, который усилился в ранние утренние часы, теперь натягивал большие паруса до опасного треска такелажа и скрипа дубовых рей.
Мартин Чандос стоял у перил, снова в бриджах и белой льняной рубашке. Его каштановые волосы были собраны на затылке, и он выглядел как ирландский джентльмен, каким всегда себя считал — до вчерашнего вечера в губернаторском патио с Селестой д’Ожерон.
Редскар подошел к нему, когда он стоял перед клеткой с посохом-хлыстом.
— Ребята спрашивают себя, будет ли ваша удача так же хороша, как в прошлые три раза, сэр.
— Это не столько удача, сколько знание ветра и приливов, лохматая ты обезьяна! Сейчас весна, и корабли с золотом будут собираться для летнего путешествия в Испанию, потому что любой моряк скажет вам, что Атлантика в это время самая тихая.
Внизу раздался взрыв смеха,перемежающийся женским голосом. Редскар тихо рассмеялся.
— Лиззи Холлистер! Она поддерживает команду в хорошем настроении. Ребята последуют за ней и за тобой на край света.
Мартин Чандос недовольно хмыкнул, когда Лиззи, раскачиваясь, перелезла через перила, легкий ветерок трепал ее блузку, ее черные волосы пенились вокруг загорелого лица. Она весело помахала рукой двум мужчинам и пошла им навстречу.
— Как вам спалось прошлой ночью, Редскар? Мягко и уютно, как младенцу в гамаке?
Редскар рассмеялся, и Лиззи продолжила, приподнявшись, чтобы сесть на перила переднего поручня.
— Я отлично выспалась в его каюте. На хорошем матрасе. Жаль, что ему пришлось отказаться от этого. Но испанская шлюха не позволила мне устроить его поудобнее.
Ее фиалковые глаза смеялись над ним. Прошлой ночью эти дразнящие слова только усилили бы его ярость, но сегодня, когда небо над головой ярко сияло, а «Лунный Свет» пробивался сквозь пенящиеся голубые воды, Мартин Чандос тоже мог смеяться. Он пригрозил:
— Я вернусь в свою постель в одну из этих ночей. Тогда мы посмотрим, насколько крепко ты спишь.
Позади них раздался голос:
— Ей нужно поспать, Мартин. Лучше приходите в мою постель. Ручаюсь, вы найдете прием теплее, чем у нее!
Изабелла де Соролья сошла с трапа, ее разорванное белое платье сменилось зеленым бархатным, лиф которого был украшен крошечными белыми бантиками.
Лиззи Холлистер мрачно нахмурилась, оценив ее элегантность. Она усмехнулась:
— Эта тряпка выглядит более прочной, чем белый бархат, который ты порвал прошлой ночью, Мартин. Почему бы не попробовать свои силы на ней?
Ревущий смех Редскара оборвался, когда Мартин Чандос сделал жест рукой. Рыжебородый гигант подошел к Лиззи, обнял ее, поднял и посадил себе на бедро.
— Капитан велел отвести тебя вниз, Лиззи. Какое-то время у тебя была своя доля солнечного света.
Лиззи визжала и махала ногами, но Редскар двигался как неотразимый джаггернаут. Мартин Чандос с минуту наблюдал за ним, улыбаясь громким обещаниям Лиззи отомстить. Когда он повернулся, Изабелла де Соролья стояла рядом и с любопытством смотрела на него.
— Вы странный человек, — сказала она наконец. — Вы богаче испанского вельможи, но рискуете всем этим и своей жизнью, снова отправляясь в море. С вашим состоянием вы могли бы стать офицером европейского флота. Даже добиться титула, с той удачей, о которой говорят ваши люди. И вы отказываетесь от этого ради… чего?
— Давай вместо этого скажем: «И ради чего вы отказываетесь от меня?» Ведь вы же именно это хотели сказать, дорогая Изабелла.
Он подошел с ней к поручням правого борта и посмотрел на сверкающее небо и синие набухающие волны. Его рука указала на белые шапки и пушистые облака вдалеке.
— Это большой мир, новая Америка. Вы не найдете здесь ни титулов, ни флота. Она ставит всех людей в равное положение, позволяя каждому искать свою собственную судьбу.
— Мы философствуем, — поддразнила она. Мартин Чандос выпрямился. Далеко с подветренной стороны, как слабая точка на фоне необъятности воды и неба, на них надвигался корабль. Он поднес подзорную трубу к глазу и внимательно посмотрел в нее.
Это был огромный красный галеон с пышной позолоченной отделкой на массивных кормовых каютах и носовой головой-клювом. Ее бизань-мачта исчезла, и корма зияла пустотой между покрытыми позолотой перилами. На главной мачте висел холст, который был содран и разорван, как когтем, остатки некогда гордых парусов все еще свисали со сломанной мачты. Корабль выглядел не способным к сопротивлению и борьбе. Он клевал носом и раскачивался на волнах, а его экипаж явно страдал от жажды и усталости.
Корабль назывался «Сан-Педро». Налетевший с Антильских островов шторм застал его на полпути между Эспаньолой и Картахеной. В течение дня и ночи он все крепчал, пока не разразилась буря. Команда пострадавшего корабля остро нуждалась в пище и воде.
Мартин Чандос прислал еду и воду в больших жестяных банках. В качестве оплаты он облегчил трюм «Сан-Педро», где хранились огромные бело-голубые алмазы, добытые на промывках в Бразилии. В течение двух лет эти алмазы хранились в гаванской гавани. Теперь их в корзинах подняли на главную палубу «Лунного Света».
— Это только начало.
Мартин Чандос ухмыльнулся Редскару, опуская руку в пасть плетеной корзины. Сверкающие камни размером с голубиное яйцо просачивались сквозь его пальцы.
— Я буду пиратом и морским разбойником, как никто до меня!
Если Редскар и заметил горечь в его голосе, то только пожал плечами и продолжал восхищаться сказочными драгоценностями в тюках, брошенных тут и там на дощатые настилы палубы.
***
Это и правда было только начало.
«Лунный Свет» шел вдоль побережья Кубы с юга на запад, грациозно рассекая голубые воды Карибского моря. Он стоял в стороне от водных маршрутов из Картахены в Пуэрто-Белло и Веракрус, как пантера, вышагивающая рядом с охотничьей тропой.
Терпение Мартина Чандоса было вознаграждено. Однажды днем с востока вышли три больших галеона с кипенно белыми парусами поверх позолоченной резьбы надстроек, и трех этих прекрасных раззолоченных морских птиц подстерегала голодная пантера в лице «Лунного Света».
Редскар бросил взгляд на три корабля и покачал рыжей головой.
— Их слишком много, Мартин. Один из них — сокровище, два других — охрана.
— У них у всех имеются сокровища того или иного рода, Редскар. И эти сокровища будут нашими. Гони всех на паруса, а сам бери на себя посох-хлыст.
Рыжебородый гигант выкрикивал приказы, и команда сновала по веревкам и вантам, как оборванные обезьяны. Эти полуодетые люди цеплялись за канаты босыми ногами, и их ловкие пальцы настраивали свободные паруса ловить стремительный ветер.
Два боевых корабля развернулись навстречу «Лунному Свету». Мартин Чандос наблюдал за их приближением, поднеся к глазу медную подзорную трубу и кривя губы в усмешке.
— Вот тут я немного обагрю руки кровью, — крикнул он Редскару, настороженно и крепко держащему в твердых руках кнут рулевого управления. — Держи курс. Я скажу тебе, когда идти.
Лиззи Холлистер вышла из кормовой каюты и встала рядом с Изабеллой де Сороллья у позолоченного поручня за кормой. Изабелла выглядела аристократкой, за которую себя выдавала, но Лиззи была пиратской девкой с двумя длинноствольными пистолетами за широким кожаным поясом, ее черные волосы были перевязаны красной лентой, и она не выдавала себя ни за кого другого.
Мартин Чандос взглянул на них и оскалил зубы.
— Если вы не прислушаетеськ голосу разума и не спуститесь вниз, будьте так добра, держитесь от меня подальше.
Он направил «Лунный Свет» к двум возвышающимся галеонам по прямому, безумному курсу, который должен был привести к лобовому столкновению. Его люди нависли над пушечными портами, широко раскрыв глаза и плотно сжав бескровные губы, глядя на сужающуюся щель голубой воды между ними и приближающимися кораблями.
А затем галеоны раздвинулись, как челюсти голодного животного в ожидании лакомого куска. Они повернули на юг и восток, отклоняясь от своего курса на юго-восток. Их намерения были очевиднв: взять «Лунный свет» в клещи и разбить его вдребезги.
Даже Редскар добавил свой голос к хору воплей, которые поднялись из орудийных расчетов. Стоя в клетке посоха-хлыста, он прорычал:
— На этот раз нам не уйти, Мартин! Они разгрызут нас как орех!
— Зря они в этом так уверены. Следуйте моим указаниям, и мы научим этих испанских собак, что может случиться с челюстями их кораблей, когда они попытаются проглотить ирландского пирата!
Испанские капитаны рассчитывали, что «Лунный Свет» сохранит курс на северо-запад. Но «Лунный Свет» повернул на запад, когда галеоны вступили в бой. На всех парусах, гудящих от напряжения, он рванул к ближайшему галеону, «Пьелаго», предлагая в качестве цели только свой узкий передний силуэт.
«Пьелаго» выпустил залп из орудий левого борта, но его выстрелы, не причинив вреда, ушли в море. С палубы «Лунного Света» орудийные команды могли видеть внезапную активность на галеоне, когда его капитан понял, что «Лунный Свет» скоро окажется в мертвой зоне за кормой, а его собственный незащищенный руль попадет под прицел его пушек. Галеон отчаянно пытался увернуться, в суматохе потерял ветер и теперь беспомощно клевал носом.
В этот момент вспыхнули двадцать пушек левого борта «Лунного Света». Дождь из железных шаров и лангреля обрушил мачты, превратив их в руины.
Редскар качнул дубовую рукоятку посоха-хлыста до предела, и черный галеон перелетел через барахтающиеся кормовые стойки «Пьелаго». Наспех перезаряженная пушка разнесла руль в щепки.
Смех Лиззи перекрыл радостные возгласы орудийных расчетов.
— Он пинает их в зад, как всегда, наш Мартин!
Собрат «Пьелаго», галеон «Санта-Елена», увидел все это и насторожился. Он начал маневрировать, чтобы занять более выгодную позицию. Но Мартин Чандос почувствовал ветер и обрушился на его корму, как ястреб на цыпленка.
Он послал Редскара Хадсона и абордажную команду, которые загарпунили «Санта-Елену», пришпилив ее к «Лунному Свету». Он взял саблю и тридцать воющих мужчин, а также Лиззи Холлистер, и сам бросился на абордаж.
Обученные испанские солдаты не успели сомкнуть ряды. Дюжина полуголых, грязных пиратов слетела со шканцев во главе с ругающимся рыжебородым гигантом, и шеренги мушкетеров в корсетах держались только до тех пор, пока над головой не сверкнули сабли. Затем они сломались и побежали, чтобы обнаружить, что Мартина Чандоса, идущего на них с тыла. Схватка была короткой и кровопролитной.
Когда «Санта-Елена» подняла белый флаг, Мартин Чандос поставил Редскара Хадсона и призовую команду к пушкам и управлению парусами, заключив испанских солдат и матросов в трюм.
Затем «Лунный Свет» и «Санта-Елена» вместе направились к дрейфующему «Пьелаго», члены экипажа которого висели за бортом в отчаянной попытке починить разбитый руль.
Драки не было. Дон Эстебан Веласко, командовавший «Пьелаго», не считал себя полным дураком. Он спросил четверть.
Третий галеон уже показался на горизонте, и Мартин Чандос устремился к нему на «Лунном Свете», оставив Лиззи Холлистер командовать сдавшимся «Пьелаго». Тяжело нагруженный корабль с сокровищами не мог соперничать в скорости с черным «Лунным Светом». За три часа до наступления сумерек Мартин Чандос поднялся на корму и вместе со своим канониром Джоном Нортоном отправился к охотникам на носовой палубе. Они сдвинули пушки вместе и установили их прицелы высоко, чтобы опрокинуть высокие мачты и паруса.
Через час корабль с сокровищами был разрушен, его палубы были усеяны обломками дерева и порванными парусами. Мартин Чандос повел абордажную команду в эту мешанину веревок и брезента, и через десять минут красная громада «Фелипе Рея» принадлежала ему.
Трюм «Фелипе Рея» был заставлен окованными железом сундуками и ящиками, набитыми золотыми слитками и драгоценностями. Там были тяжелые сундуки с луидорами и дублонами с двумя орлами. Статуи из необработанного красного золота с рубинами в виде глаз и ожерелий стояли на страже этого сказочного богатства индийских городов Кастильо-дель-Оро.
Между веревочным шкафчиком и бочонками с водой Мартин Чандос наткнулся на другое сокровище. Живое сокровище. Он нашел прикованных к переборкам краснокожих, крепких мужчин с жесткими черными глазами и длинными черными волосами, гордых и угрюмых в своем заключении. Это были индейцы ица, которых отправляли за границу, чтобы продать на аукционе в Севилье.
Один из иц знал несколько слов по-испански. Он был самым высоким из индейцев, стройным, молодым и красивым.
— Я касик, — запинаясь, сказал он Мартину Чандосу, когда с его смуглых запястий сняли кандалы. — Вождь и сын вождя моего народа.
Его схватили вооруженные мушкетеры, охранявшие шахты в Сан-Хосе. Его ненависть к своим похитителям отражалась в его сверкающих глазах, и в подпиленных зубах, которые он оскалил, когда скривился.
— Я высажу вас на перешейке, — пообещал Мартин Чандос. — Я сражаюсь с испанцами, а не с вами.
Пока сокровища тащили на палубу и осматривали безмолвные пираты, Мартин Чандос укрепил свою дружбу с молодым касиком Аталахапой. На клочке пергамента Аталахапа нацарапал грубую карту перешейка с Золотой дорогой, тонкой линией между Панамой и Пуэрто-Белло. На севере он показал, где находятся золотые прииски. В этих шахтах или рядом с ними команда затонувшего «Фортрайта» работала как рабы.
Мартин Чандос высадил Аталахапу и его спутников на берег в нескольких милях выше Верагуа на побережье Москитов. Когда они расстались, молодой касик вытащил нож и сделал надрез на руке, так что потекла кровь. Он приложил свой порез к такой же царапине на руке ирландца, так что их кровь смешалась и потекла вместе. Он сказал:
— Если когда-нибудь Аталахапа сможет оказать услугу Мартину эль-Афортунадо, это будет сделано. Теперь мы кровные братья.
С призовыми экипажами на борту захваченных галеонов Мартин Чандос взял курс на Тортугу.