Ромашек было три. И ни одна из них не спешила пожухнуть и рассыпаться в пыль на его ладони.
Редчайший случай, почти невероятная возможность для темного шера исследовать самому, не полагаясь всецело на трактаты и выводы светлых, своими руками пощупать, протестировать, разложить на составляющие, провести всесторонний анализ. Поистине уникальный шанс… Три уникальных шанса. Да за один такой шанс любой не чуждый науки и любопытства темный руку бы отдал! Ну ладно, может, не руку… Но пары пальцев точно бы не пожалел, и еще бы считал, что заключил выгодную сделку.
Это даже если забыть о чисто утилитарной пользе, ибо солнечные ромашки обладали целительным даром не хуже светлого лекаря третьей категории, а то и второй, если ромашка крупная. Сами при этом сгорали, правда, но исцеляли надежно.
«Многостороннее исследование функций и особенностей магического цветка, известного под названием «солнечная ромашка», проведенное Рональдом темным шером Бастерхази из рода Огненных Ястребов» — чем не тема для третьей диссертации? Или даже нет, еще более скромно: трактат «Некоторые соображения о сущности и свойствах солнечных ромашек. т.ш. Бастерхази».
Возможно, одной хватило бы. Если не увлекаться пустыми исследованиями ради исследований, а сосредоточиться на самом важном. И не тратить на исцеление — подумаешь, болят плохо сросшиеся ребра или ноет по осени многократно переломанная рука, это не суть важно. Исследования важнее.
Может быть, хватило бы даже и нескольких лепестков и не пришлось бы уничтожать цветок полностью. Ни один. Или все же пожертвовать… Хотя бы одной, из тех, что поменьше.
Разумеется не самой крупной, не той, чья сердцевина скорее рыжая, чем желтая, и чьи перламутровые лепестки по краям отливают насыщенной бирюзой. Нет. Если эта ромашка имела наглость не засохнуть от прикосновения темного шера, то пусть пеняет на себя и служит украшением каминной полки! Отныне и во веки веков. Никто и пальцем ее не посмеет тронуть, это даже не обсуждается.
Но две других…
Если про самую крупную Роне давно уже все понимал (хотя и старался не думать в эту сторону, потому что незачем. Просто незачем, и все), то две другие вызывали у него откровенное недоумение и жгучий интерес. Нет, он не рискнул отрывать им лепестки для проведения хотя бы самого простейшего магоспектрального анализа, но нетравмирующие методы исследований испробовал все, какие только смог придумать.
Сравнительный визуальный анализ был в том списке первым.
Несмотря на внешнее сходство и принадлежность к одному виду и даже семейству магических квазирастений, эти две конкретные ромашки были совершенно разными. И на крупную свою сосестру, ранее так же досконально Роне изученную со всех сторон, походили мало.
Во-первых, они так плотно сплелись основаниями стебельков, что Роне побоялся распутывать и так в мензурку с питательным субстратом и воткнул, соединенными. Хотя это явно были разные растения, даже по цвету венчиков видно, что разные. У одной лепестки были не белыми, а такими же золотистыми, как и серединка, словно и не благородная это солнечная ромашка вовсе, а какой-нибудь плебейский бездарный ноготок или вообще, прости Двуединые на грязном слове, топинамбур какой! Тот еще сорняк, всепролазный и живучий, если заведется — шисов дысс выведешь, только зуржьей отравой. Но красивый, зараза! Почти как эта странная ромашка. Светится, словно солнышко из травы, улыбчивое и сияющее.
Вторая ромашка из мелкой пары так не сияла и вообще казалась скорее лунной, чем солнечной. Ее лепестки отливали перламутром, как и положено, только вот перламутр этот был словно бы темным, с большим уклоном в сиреневые и лиловые оттенки. И с темной бахромой по краям размахрившихся лепестков. Она была какая-то словно бы втсрепанная, это особенно бросалось в глаза по сравнению с идеально точеными, лепесток к лепестку, формами самой крупной из трех, в перламутре которой сплетались аметист и бирюза и не было ничего чернильно-фиолетового, небрежного, разлохмаченного. И вообще отливающая лиловым и сиренью ромашка всегда казалась Роне какой-то мрачноватой. Даже нет, не мрачной, а именно… сумрачной.
Только раньше он не понимал, насколько же это верное обозначение.
Рассматривая ее сейчас и сравнивая уже не с другой ромашкой, а с отлично запомнившимся слепком уникальной сумрачной ауры, Роне окончательно убедился: ну да, оно самое. Темный перламутр, аметист, сапфир, турмалин, оттенки сплетены плотно, свиты в жгут, уплотняются к кончикам лепестков, словно бы мелко изрезанных и уходящих в глухую синь грозового ночного неба. И все это пронизано сложным плетением тончайших серебристых искорок-молний, почти невидимых, но оплетающих каждый лепесток от сердцевинки до кончика. Странно, раньше он их совершенно не замечал, хотя рассматривал даже при самом сильном увеличении.
Новые изменения?
Более чем вероятно.
Надо будет обязательно занести в журнал. Жаль, что не отследил точную дату появления этой энергетической плетенки, можно было бы точнее сопоставить причину и следствия. Интересно, можно ли будет отслеживать изменения, происходящие с даром Шуалейды, по изменению ее ромашки? Что это ее ромашка, тут у Роне сомнений не было, хотя он понятия не имел, как и почему произошло закрепление этих странных связей, но раз Двуединые любят шутить, так почему бы шерам не использовать их шутки в собственных интересах?
Безвредный это индикатор, или же связь двусторонняя и воздействия передаются по обоим направлениям, Роне еще собирался выяснить. Потом. Осторожно. И по большей части опять-таки именно что путем наблюдений и расспросов максимум. Какова бы ни была причина и суть этой связи, но само ее наличие отрицать теперь уже точно не имело смысла, и Роне в очередной раз похвалил себя за предусмотрительную осторожность: кто его знает, чем могло бы аукнуться, примени он к ромашкам более радикальные методы исследований, нежели простой визуальный анализ.
Про третью ромашку он старался не думать.
Ну то есть думать, конечно. И исследовать ничуть не меньше. Но…
Третья.
Или третий?
Правда, золотая совсем, куда там с темным даром да на солнечную сторону улицы… Но ведь топинамбур тоже золотой, а сорняк тот еще, попробуй вытрави…
Может быть, чушь о смене базовой окраски дара, о которой врали детские сказки, не такая уж и чушь?