Выслушивать гневные вопли начальницы – занятие не из приятных. Выслушивать их при увольнении – тем более. Результат-то уже известен. Так зачем, спрашивается, мучиться?
— … И меня это ничуть не волнует! На твое место и так очередь желающих на улице стоит!… – продолжила свою речь грозная дама в деловом костюмчике. Жалкую попытку оправдаться она, естественно, пропустила мимо ушей. Рядовой сотрудник в должности официанта, а точнее – уже «бывший рядовой сотрудник в должности официанта» — вздохнул и попятился к двери — массивной, обитой искусственной кожей. Несколько радовало его то, что теперь можно пойти домой и немного поспать перед учебой, но несколько огорчало будущее безденежье…
— Я не позволю более позорить высокий статус нашего заведения неуставным храпом за барной стойкой! Стоило только пройти испытательному сроку – так всё, можно и творить, что душеньке заблагорассудится?!…
«Ох уж эта смесь говорка базарной торговки и вяканий бестолкового прапора», — подумал парень, не питающий никаких надежд на «помилование». Более всего Никите Алыкину сейчас хотелось, чтобы этот высокий визгливый голос не отзывался таким звоном в больной голове. Дождавшись финального «Вон!», парень согласно кивнул и юркнул в коридор.
В комнатке для персонала быстро переоделся. Рабочую белую рубашку и бордовый комплект, состоящий из брюк и жилетки, он аккуратно сложил в шкафчик, забрал с крючка пакет с записями лекций, надел привычные черные штаны, уже заметно обтрёпанные от постоянной носки. Поверх майки сразу натянул утеплённую, свободного покроя, сизо-зеленую водолазку. Зевнул, расправил пятернёй так некстати взлохматившиеся волнистые волосы цвета воронова крыла и мысленно попрощался с неплохим, в общем-то, местечком.
Прохладный, если не сказать холодный, утренний воздух вынудил поёжиться и ускорить шаг. Туманная дымка ещё нескоро поднимется от холодной осенней земли. Согласно прогнозу погоды на 6 сентября 2012 года, солнце и вовсе обещало показаться из-за серых туч лишь к полудню. Никита перекинул пакет с конспектами за плечо и направился кривыми проулками в сторону дома, стараясь не обращать внимания на голодный желудок. Питание за счет предприятия у работников ночной смены по обыкновению предполагалось под утро. Но сегодня, увы, всё время раннего завтрака у парня с лихвой занял итоговый выговор от начальницы.
— Ну и ладно! Наплевать! Не впервой. Подумаешь, уволили… Засыпать за барной стойкой, конечно, не следовало, но ведь всего один раз! Один же раз за всё время работы! И опять ерунда какая-то снилась. Вот заорал бы на весь зал, так шефиня и вовсе б четвертовала на месте…
Парень протопал мимо переполненных мусорных баков, юркнул в свой подъезд и перевел дух. Здесь было несколько теплее, хотя до включения центрального отопления ещё жить и жить… Никита потёр лоб. Злосчастная головная боль не собиралась отступать. Но, возможно, вскоре позабудется хотя бы приснившаяся ерунда: объятый пламенем небольшой городок и сражающиеся друг с другом непривычно одетые люди. Мысли парня тут же перетекли от самого факта увольнения к первопричине совершенной оплошности.
«Неужели сны бывают настолько реалистичными? Вернее сказать «нереальными, но реалистичными»? Не может же быть такое во сне, чтобы невиданные ранее домики были различимы до малейшей трещинки в угловом крайнем кирпиче? А лица оказывались ничуть не размытыми, не смутно увиденными, а чёткими? Каждое — с собственными уникальными чертами. Даже надписи на вывесках различимые, хотя сами символы совершенно незнакомы. И ещё — с какой бы неведомой моды всем жителям носить такие непривычные элементы одежды, как меховые ушки или хвосты? К тому же, последние казались отнюдь не декором…»
Никита, даже не пытаясь коснуться шатких и погнутых перил, поднялся по ступеням, оказался перед входной дверью, долго возился с ключом, но, наконец, открыл дверной замок. Петли противно скрипнули, и парень, в который раз, пообещал в ближайшем будущем сменить… если не замок, то квартиру.
Вот только для съёма другого жилья обычной подработки по вечерам-ночам было, увы, недостаточно. Днём же учёба безжалостно сжирала основную часть времени. При этом забросить универ не хватало решимости. Нелишней была и стипендия, на которую Алыкин с горем пополам вытягивал. Жаль, что общежитие предоставлялось только иногородним.
В итоге взрослому двадцатилетнему парню приходилось ютиться на отцовой жилплощади. Двадцатник стукнул ему весной этого года, в мае. И, если честно, Никита даже удивлен был, что вообще смог дожить до такого возраста. Сверстник этажом ниже уже отравился какой-то паленой бодягой. И ещё двоих, угостив за компанию, на тот свет спровадил. Пареньку из соседнего подъезда, всего-то года на три помладше, неведомые доброхоты голову пробили. Не в то время не в том месте оказался, не иначе. Месяц уже минул, как отмучился. Старожилы бы и не то порассказали. Дурной славой район оброс, что гнилое дерево лишайником.
А в квартирке сегодня оказалось относительно тихо, но уж накурено – хоть топор вешай. Отпихнув с пути две пустые бутылки и баночку из-под дешёвых консервов, благо — не собачьих, парень прошел вперед. Батя, поднявшийся в такую рань, но уже успевший похмелиться и потому неплохо для этого времени суток соображающий, полулежал в кресле и фокусировал взгляд на включенном телеящике. С тем же успехом он мог бы фокусировать взгляд и на выключенном телеящике, так как смысла и пользы было ровно столько же.
— О, Никита явился… Учти, холодильник пустой.
— Ох, лучше бы не напоминал!
Желудок подтвердил всё вышесказанное невнятным бурчанием.
«Н-да… если бы дома изменилось хоть что-то…»
Парень заглянул в полупустой шкаф у входа.
Изменилось. Правда, не в лучшую сторону!
— Эй, где моя КУРТКА?! Батя, сколько тебе говорёно было?!
— Ну… дядя Гера п-приехал же… Как не отметить… — вяло попробовал оправдаться мужчина, даже не вынимая сигареты изо рта. Никита молча развернулся и вышел вон, демонстративно хлопнув дверью. Подобное действие ни на что не повлияло, но хотя бы послужило делу спускания пара. Выбор оказался невелик – или подремать у стеночки в собственном подъезде, или дотопать пешком до универа и подремать там. Второй вариант был предпочтительнее. Парень снова оказался во власти осеннего холода.
— Алыкин! Сигаретки не найдётся? – окликнул его знакомый голос со стороны соседнего дома, и почти сразу же рядом послышался сдавленный смешок двоих или троих человек.
— Не курю.
— А что же «Примой» так воняешь? – теперь смешок перестал быть сдавленным.
Парень откровенно зевнул на эту косолапую шутку и, даже не глянув в сторону смехачей, продолжил путь, не собираясь ввязываться в пустые разговоры. В больной голове крутилась единственная мысль – «Нет, я точно когда-нибудь кого-нибудь убью…»
Естественно, что получасового «пересыпа» до начала занятий Никите не хватило, и на третьей паре сон сморил его окончательно. Веки сомкнулись, а голос лекторши постепенно сошел на нет и перестал восприниматься.
Перед глазами мелькнули поверженные тела, в уши ворвался свист стрел. Кто-то отползал в сторону, припадая на раненую ногу, и парень сам ощутил шум в висках и острую боль в бедре. Какой-то зарёванный малец отскочил от упавшей матери и попытался бежать по склону холма, когда одна из стрел впилась ему в плечо, а вторая пронзила голень, Никита зашипел от боли, вцепившись руками в собственные плечи. Он ощутил всё так, словно сам сейчас истекал кровью. Похожее уже снилось раньше, с чужим страхом, с чужой болью, с чужой агонией, ощущаемой своею. Именно такой сон, от которого рад бы избавиться, но не знаешь, как проснуться, обрушился на парня со всей отчётливостью. Одуряющий запах свежескошенной травы, вкус собственной крови во рту, темнота… Нет, это всё ещё не пробуждение, лишь ощущение другого места или, может быть, времени.
Закрыть глаза? Иногда удаётся. Но кто-то вычитывает приговор о «смертной казни через усекновение главы», и щека чувствует все шероховатости невысокого чурбачка со свежим спилом. И холодный удар бесчувственной стали.
Не закроешься. Не отстранишься. Вверх взмывают языки пламени, и тело охватывает нестерпимый жар, потому что молоденькая девушка, скованная по рукам и ногам, захлебывается криком в центре огромного костра. А у парня кричать не получается, из горла вырывается лишь хриплый стон, который никто не слышит. Он, невредимый и невидимый здесь, тоже ощущает, будто его кожа трескается и сворачивается безобразными волдырями ожогов…
«Кто-нибудь… пожалуйста…»
— Ай! – чуть искры из глаз не посыпались, Никита узрел крышку парты и собственные руки. Позади него стряхнула пылинки с учебника угрюмая преподавательница в очках.
— На моих лекциях – НЕ СПЯТ! – заявила она и отправилась на своё законное место за кафедрой, — Как же это старо и непедагогично, — вздохнула она же, а студенты единодушно захихикали. Похоже, именно учебником парню и попало по голове. Вытирая холодный пот со лба, Алыкин был даже рад этому вовремя пришедшемуся удару. Уж не благодаря ли ему утихла та головная боль, что с самого утра будто буравила череп изнутри?