31 мая – 1 июня 427 года от н.э.с. Исподний мир. (Продолжение)
Три сына старосты обошли отца, сбегая по ступенькам вниз, от других домов на Волчка и Спаску кинулись остальные; Волчок почувствовал движение сзади и оглянулся за секунду до того, как дубина опустилась бы ему на голову.
Нож вылетел из сжимавших его пальцев от удара с другой стороны – дубиной под локоть. И, конечно, безоружному нечего было думать о сопротивлении, а тем более – надеяться на победу, но Волчок продержался гораздо дольше, чем рассчитывали его противники.
Спаску от него оттеснили, а он, раздавая зуботычины направо и налево, все пытался пробиться к ней, не обращая внимания на кулаки и дубины и не растрачивая силы на оборону. На землю его свалил удар дубиной по пояснице – в глазах потемнело, боль достала до самых ключиц, – а сверху сразу навалились трое или четверо парней: врезали кулаком по затылку, накинули удавку на шею, выломали руки, принялись вязать ноги.
– Здоров, злыдень… – ворчали сверху.
И тут в стороне раздался жалобный вскрик Спаски и громогласный хохот.
– Это не пацан, это девка! – сквозь смех выдавил кто-то из деревенских.
Волчок рванулся изо всех сил, да так, что сидевшие на нем мужики посыпались на землю, как созревшие яблоки. Вскочить на ноги помешала верёвка на ногах – он тут же упал обратно в грязь, а удар дубиной по лопаткам отдался новой болью в пояснице, едва не вышибив слезу из глаз.
Удавка обхватила шею, к ней подтянули заломленные за спину руки и связали той же верёвкой, что сжимала горло, – Волчок не мог ни расслабить руки, ни шевельнуть головой.
– Вот то-то… – кто-то похлопал его плечу.
– Дай-ка на них поглядеть поближе, – раздался над головой голос старосты.
Деревенские разошлись в стороны и встали кру́гом, Спаску толкнули к Волчку: руки у неё были связаны за спиной, а рубаха на груди разорвана. Она сутулилась и пригибала голову, у нее горели щёки, но ни прикрыться, ни спрятаться от чужих любопытных глаз она не могла. Волчок дернулся было, но едва не задушил сам себя.
– Снимите удавку… – велел староста. – Он через минуту сомлеет и задохнётся.
– Рвётся он слишком сильно, – ответил кто-то.
– Ничего, не вырвется. – Староста пристально посмотрел на Спаску. – Одну руку через плечо ему перекинь. И сумку его сюда давай.
Волчка держали вчетвером, чтобы развязать ему руки. Удавку на шее ослабили, но не сняли – за неё взялся один из мужиков, чтобы в случае чего дернуть. И руки снова связали так, что Волчок не мог шевельнуться: одну положили на шею, другую выломали за спину, да ещё и стянули их покрепче.
Тем временем староста рассматривал содержимое котомки Волчка и, конечно, обнаружил и гвардейский плащ, и завернутую в него саблю, и сафьяновые сапоги – вполне достаточно, чтобы понять, кто перед ним. Болотник же подошел к Спаске вплотную, разглядывая её бесцеремонно и сосредоточенно.
– Гвардеец и колдунья… – изрек староста, бросив котомку в сторону Волчка. – Это подороже, чем молодой деревенский колдун. И чем два деревенских колдуна. Или ты снова будешь говорить, что колдунов надо убивать?
Болотник оглянулся на старосту и сказал медленно, равнодушно и неубедительно:
– Колдунов надо убивать.
– А вот хрен тебе. – Староста расхохотался. – Ни уму ни сердцу твои смертоубийства. За этих золото обещано, много золота.
– Обманут нас в Хстове. Девку с парнем заберут, а денег не отдадут, – ответил болотник. – А то и отобьют по дороге.
– Не отобьют. Мы их в Хстов не повезем. Мы грамоту гвардейцам напишем: так, мол, и так, пока денег не отдадите, не скажем, где их спрятали.
Волчок подивился наивности старосты: если Особый легион не захочет платить, он не заплатит. Припугнут гонца из деревни дыбой – он впереди гвардейских лошадей побежит место показывать. Это не в лавру колдунов продавать.
– Давайте их в мой погреб, – велел староста. – И смотрите: если сегодня снова гвардейцы нагрянут – не болтайте лишнего.
– Может, парня в погреб, а девку того… на потеху?… – спросил кто-то за спиной Волчка.
– Я тебе дам потеху! – рявкнул староста. – Помрёт ещё…
– Девки от этого не помирают, – ответил тот же голос, и парни помоложе расхохотались.
– Я сказал: в погреб! Жену свою потешь. – Староста коротко взглянул на говорившего, и хохот смолк, а он пробормотал вполголоса: – Кто их знает, может, им порченная и не нужна будет…
Волчок выдохнул и только тогда заметил, что до крови прикусил губу. Его тащили до погреба волоком, за ноги, и он не видел Спаску. Вниз вело три ступеньки (он пересчитал их головой), Спаску втолкнули сразу вслед за ним – она упала на коленки и охнула, поморщившись.
Сквозь щели в дощатой двери внутрь пробивалось много света, и Волчок разглядел отпечаток грязной пятерни на её груди. И можно было сколько угодно кричать «убью», выть и биться головой о земляной пол – от этого ничего бы не поменялось.
Дверь захлопнулась, стукнул засов. Волчок попытался сесть, но сумел только подняться на колени. Руки ломило всё сильней, и поясница отзывалась болью на каждое движение.
– Не смотрите… Пожалуйста… – беспомощно сказала Спаска.
– Я не смотрю, – ответил Волчок, поспешно опуская глаза.
Она встала на ноги, чуть пригибаясь под низкий полоток, и зашла ему за спину. Он думал, она захочет укрыться в каком-нибудь тёмном уголке, чтобы он не смог её увидеть, даже если обернётся. Но Спаска присела рядом и потерлась щекой о его руку.
– И говорите шепотом, – сказала она. – Вы всё время забываете… Больно руки?
– Это ничего, – шепнул он.
Волчок заметил прикосновение к верёвке, натянутой от одного запястья к другому. И не сразу понял, что́ Спаска делает, пока не почувствовал жар её дыхания на спине: она грызла веревку.
– Ты сломаешь зубы.
– Неа, – ответила она.
– Заметят и свяжут обратно.
– Здесь дверь узкая. Все сразу войти не смогут. А по одному вы с ними справитесь.
А что? На многочисленных полках вокруг стояли в основном глиняные кринки, но Волчок заметил и несколько стеклянных бутылок с вином – неплохое оружие. И дубиной в погребе не размахнешься…
– Справлюсь… – вздохнул он и усмехнулся.
Спаска провозилась с верёвкой не меньше получаса – отплевываясь, останавливаясь, чтобы отдышаться, и приговаривая: «Ну какая волосатая гадость!» Волчок пытался ей помочь, ослабляя и рывком натягивая верёвку, но Спаска испугалась:
– Нет-нет, Волче, не надо так… У вас и без этого руки синие совсем. Я сейчас, я скоро… И в конце концов веревка лопнула. Спаска тут же отодвинулась от Волчка, он с трудом разогнул затекшие руки и замер, боясь оглянуться.
– Развяжите меня. Пожалуйста… – сказала она, подождав немного.
– Конечно, – ответил он. – Я просто боялся тебя смутить.
– Я повернулась к вам спиной.
Узлы на туго затянутых веревках были простыми и слабыми – видно, не так давно в деревне занимались столь выгодным промыслом, не успели набраться мастерства… Но руки у Спаски отекли, покраснели, и верёвки крепко впивались в запястья – оставили безобразные полосы на тонкой нежной коже.
Каждый гвардеец знал, что туго вязать руки пленникам можно только ненадолго.
Она тут же запахнула рубаху на груди и обхватила плечи руками.
– Вам, наверное, было ужасно всё это видеть и слышать, что они про меня говорили… – сказала она, помолчав.
– Мне? – удивился Волчок.
– Да, вам. Я видела, как вы губы кусали. Вы, наверное, плохо теперь про меня думаете?
– Почему я должен плохо про тебя думать?
– Ну… – Она вздохнула. – Моя мама про такое говорила: «сучка не захочет – кобель не вскочит»…
Волчка передёрнуло. Его мать тоже так говорила, но услышать это от царевны он не ожидал.
– Она говорила не об этом. – Волчок взял её за плечи. – А кто была твоя мама?
– Мама? – Спаска вздрогнула. – Ну… Просто женщина. Дочка деревенского колдуна. Я в деревне раньше жила, пока её гвардейцы не сожгли. Тогда маму убили, и деда, и Ратко… Я с тех пор плакать не могу. Думаю иногда: надо заплакать. И не могу.
Волчок коснулся губами её волос. Спаска совсем не походила на деревенскую девчонку, но то, что она выросла в деревне, сделало её ближе, роднее.
– Вот сейчас тоже надо было заплакать, – продолжала она, – потому что теперь вы думаете, что я даже не испугалась, даже не заплакала…
– Я так не думаю. Ты ни в чем не виновата. Это я не смог тебя защитить.
===31 мая – 1 июня 427 года от н.э.с. Исподний мир. Продолжение===
* * *
Тёмный бог Исподнего мира гнал лошадь в Хстов по малолюдному Восточному тракту: бричка подпрыгивала на ухабах, угрожая перевернуться, и он опасался, что лошадь свалится раньше времени – пена на её морде окрасилась розовым, – но всё равно продолжал свистеть и нахлестывать её кнутом.
От резких движений и постоянных толчков кровоточила рана на спине, марая тонкую белую рубаху, но менее всего Тёмного бога беспокоило, что о нем подумают встречные.
Одежду и бричку он раздобыл в замке Красного Медведя, где его всегда хорошо принимали, там же ему дали и грамоту, подтверждавшую, что он должен срочно доставить письмо Государю. Но горе было тому, кто попробовал бы его остановить и потребовать эту грамоту, – Тёмный бог торопился. Однажды гвардейцы с заставы попытались его задержать, но не сумели догнать…
И когда белые стены города Храма уже показались на горизонте, когда блеснули в небе его золотые купола, впереди вдруг показалась карета, запряженная четвёркой лошадей, в окружении человек тридцати всадников: она тоже мчалась не разбирая дороги, и возница её стоя правил лошадьми, раскручивая кнут над головой.
И даже издалека было видно, как молод, высок и строен возница и как хорошо одет. А над каретой раскинул крылья кованый нетопырь – символ рода самого знатного колдуна Млчаны.
Не так-то просто оказалось остановиться, когда бричка поравнялась с каретой: лошадь боялась сущности Тёмного бога и рвалась прочь от него. Её под уздцы подхватил один из всадников, сопровождавших карету, только тогда она остановилась, похрапывая, вздрагивая и скашивая назад налитые кровью глаза. Дверца кареты распахнулась, и самый знатный колдун Млчаны сошел на дорогу.
– Признаться, сейчас я бы предпочел встретиться не с тобой… – проворчал он.
– Я бы тоже предпочел встретиться не с тобой… – ответил Тёмный бог. – Где она?
– На рассвете была между Восточным и Паромным трактом. Даже в замке увидели чистое небо над этим болотом. – Милуш Чернокнижник указал на восток. – Я думаю, гвардейцы заметили его тоже. А мы обогнали три почтовые кареты на Северном тракте, чтобы добраться сюда побыстрее.
– Что-то маловато тут гвардейцев, – усмехнулся Тёмный бог.
– И это дурной знак, – ответил Чернокнижник. – Возьми десятерых всадников, прокатись по Паромному тракту. Никто не знает, в какую сторону она направилась.
– Не нужны мне твои всадники… Я и без них обойдусь.
– Как знаешь.