— Лизонька, тебе совершенно нельзя переживать по поводу дурацких снов… — прощебетала престарелая гримёрша, придавая бледным щекам девятнадцатилетней девушки требуемый румянец, — Мало ли чего может присниться.
А приснилось действительно многое. Странное. Пугающее. Слишком реальное для какого-то сна.
— И всё же страшно было. Сражение какое-то. Или, скорее расправа над безоружными. Без разбора, без пощады.
— Ты какой фильм, на ночь глядя, смотрела вообще?
— Никакой не смотрела.
— Тем более не из-за чего переживать. От переживаний, знаешь ли, цвет лица портится, а сегодня ты должна быть в форме, как никогда!
— Ясно. А… почему именно сегодня?
— Ой, ты же ещё не слышала, кто придёт на представление…
И всё-таки, будь этот человек хоть трижды сыном мэра, Лиза не поняла пространного намёка. И растерялась, когда после спектакля к ней подрулил одетый с иголочки молодой человек. Наглостью и какой-то… вседозволенностью что ли, от него несло за километр, ну, или чуть поменьше, но почти так же неприятно, как дорогим парфюмом в смеси с запахом пережаренного лука изо рта.
Это уже после мать выговаривала о том, что шанс шикарный и «Лизонька не имеет права растрачивать талант впустую», что-то о высшем свете и ступеньках карьерной лестницы. Больше упор, конечно, был на то, что первое впечатление обманчиво, можно дать человеку ещё шанс и не поступать опрометчиво. Дар убеждения Стелла Ивановна считала одним из самых сильных своих навыков и не раз «обкатывала» его на муже и коллегах.
Действительно, почему бы не согласиться пообщаться? Подыграть?
Убедить себя в серьёзности чужих намерений.
И даже не поехать из-за этого с родителями на недельные гастроли.
Почему бы не пойти на закрытую вечеринку, если так рьяно предлагают?
А затем ловить заинтересованные и восхищенные взгляды.
А по пути в дамскую комнату совершенно случайно оказаться близ курилки.
И услышать на свой счёт «Да чихать я хотел на эту куклу лупоглазую!»
Глупость. Наивность. Бессмысленность.
Быть может… Лиза слишком долго не хотела открывать глаза на ту реальность, что выпала на её долю. Слишком. И тем больнее оказался результат внезапного прозрения. Это уже не предательство. Нечто похуже. Подходящих слов на этот случай Сизова-младшая не смогла подобрать.
С вечеринки девушка сбежала, даже не попрощавшись, домой добралась на такси.
— Просто успокоиться. Валерьяночки выпить, в конце концов… — чуть слышно, через подступающий к горлу комок, пробормотала она.
Елизавета редко пользовалась аптечкой. Может поэтому баночка пилюль, очень похожих внешне на искомые ею желтоватые таблетки, и не была отставлена в сторону. В глазах всё расплывалось от слёз, сердце с бешеной скоростью гнало кровь к вискам. Именно поэтому, вместо валерьянки, девушка проглотила целую горсть сильнодействующего снотворного, и даже не успела осознать свою ошибку. Падая на кровать, она не ощутила прикосновения подушки к заплаканному личику. Подушки словно не стало, равно как и кровати. Лизе показалось, что она проваливается куда-то. Сквозь простыни и перину. Сквозь пол. Сквозь реальность.
Она открыла глаза.
Осознание происходящего пришло сразу.
В незнакомом городе.
Одна.
В модном кружевном бельишке.