16 августа 427 года от н.э.с. День. Исподний мир. Продолжение
В тот миг, когда экономка сильной жилистой рукой ухватила Спаску за запястье, в комнату, распахнув двери на всю ширину, влетел Красен.
С ним был ещё один человек, одетый странно, – так одевались в мире Йоки Йелена. Да, и в мире Красена, конечно, Спаска не сразу об этом подумала.
Человек, пришедший с Красеном, через мгновенье был рядом с постелью, грубо отодвинул Спаску в сторону, приложил пальцы к шее Волче, откинул одеяло, мельком глянул и вернул его на место, оставив раскрытой правую руку. А потом перехватил плечо Волче какой-то странной бечевой, которая тянулась. Волче застонал хрипло и жалобно, распахнул глаз и в страхе покосился на руку.
– Тихо, тихо, терпи. Ничего страшного, ты и не такое вытерпел, – сказал человек на молкском языке.
От него, как обычно от Милуша, веяло уверенностью и спокойствием. Красен тем временем закатал себе рукав. Его товарищ и руку Красена тоже перетянул бечевой, а потом достал из своего сундучка блестящую толстенную иглу, вместо нити к которой крепилась гибкая трубка. На другом конце трубки тоже была игла.
Спаска смотрела на них раскрыв рот – и не понимала, что они делают. Пока товарищ Красена не воткнул одну иглу в вену чудотвору (и по трубке вниз побежала кровь, капнула на пол), а другую – в вену Волче. И кровь пошла из тела Красена в тело Волче…
– О Предвечный… – выговорила Спаска. – Как это просто… Вместо сладкого питья, которое не заменит крови!
– Это не просто, – ответил незнакомец. – Это очень непросто. И ошибиться смертельно опасно. Счастье, что кровь Крапы можно вливать кому угодно.
– Почему? – спросила Спаска, совершенно не думая над этим вопросом.
– Потому что я волшебник. Я умею творить чудеса, – слабо улыбнулся Красен.
– Это я волшебник, – проворчал его товарищ и повернулся к вошедшему старому лакею. – Мне нужна стойка.
Лакей принес из прихожей вешалку, сбросив с неё плащи.
– Крапа, когда закружится голова, скажи мне сразу, – велел его товарищ, уже на языке чудотворов, обошел постель с другой стороны и откинул одеяло с левой руки Волче. – Еще немного потерпи, парень.
В вену на другой руке полилась вода из стеклянной бутыли с насечками.
– Сейчас надо сделать только лубки с шинами, кости вправлять нельзя, пока давление не поднимется. Завтра, а лучше послезавтра вправим, когда можно будет дать хлороформ. Здесь есть костоправы?
– Есть, – ответил Красен.
– Очень хорошо. А это что? – Взгляд чудотвора упал на стол со склянками.
– Она давала ему аконит и стрихнин, – проворчал Крапа. – И ягоды чёрного паслёна.
– Вот как? – Чудотвор посмотрел на Спаску пристально. – А я-то думаю, почему он до сих пор жив… Интересно, кто тот великий лекарь, что научил её этому опасному методу противошоковой терапии?
Спаска не знала, что значит «противошоковая терапия», но догадалась, о чем речь.
– У меня змеиная кровь. Я хорошо разбираюсь в ядах. Я их… чувствую, – ответила Спаска на языке чудотворов.
– Девочка говорит на северском языке? – удивился товарищ Красена. – Крапа, у тебя точно не кружится голова? Что-то ты с лица взбледнул.
– Яды в самом деле ему помогли? – Красен не ответил.
– Все яды в малых количествах – лекарства. Эти три – сильнейшие стимуляторы, а стрихнин ещё и снимает боль. Но я бы остерёгся давать их умирающему, очень трудно рассчитать дозу.
Красен только покачал головой и взглянул на Спаску с бо́льшим уважением.
– Так, уже можно сухие грелки под одеяло, пить непрерывно, не меньше кружки в час. Тёплую воду, лучше подслащенную и подсоленную. Для почек надо бы травок каких-нибудь в воду добавлять. Крапа, голова не кружится?
– Пока нет.
– Сейчас девочка выйдет, катетер поставим.
Он приложил пальцы к шее Волче и кивнул.
– Вы слушаете, бьется ли у него сердце? – спросила Спаска, немного осмелев.
– Я оцениваю наполнение пульса, – ответил лекарь. – Если ты понимаешь, о чём идёт речь.
Спаска никогда не слышала слова «пульс», но догадалась: лекарь проверяет, много ли крови у Волче в венах.
– Он… не умрёт? – спросила Спаска.
– А кто его знает… Почки откажут, ожоги загниют, дыхание остановится, тромб в голову попадёт, жир или осколки костей в кровоток. Что угодно может быть. Шок – непредсказуемая вещь. А ты погладь его, погладь. Это тоже помогает – чтобы он не волновался, не боялся ничего, дышал спокойно. Ему сейчас знаешь, как страшно?
– Знаю, – ответила Спаска.
– А вообще – молодой здоровый парень, насколько тут вообще можно быть здоровым… Может, и справится. Пирамидон, конечно, не опий и не стрихнин, но тоже обезболивает.
Он вынул из кармана целую пригоршню свёрнутых вощеных бумажек и высыпал их на стол.
– Сможешь дать ему порошок? – спросил он у Спаски.
Спаска никогда не видела порошков в вощёных бумажках, но кивнула.
И в этот миг Красен упал на пол – резко, навзничь. Его товарищ сначала подхватил иглу, выпавшую из вены, поднял её над головой и пережал трубку зажимом, а потом сказал:
– Так и знал…
Но Красен пришёл в себя очень быстро. И требовал, чтобы его товарищ продолжил лить кровь из вены в вену, однако тот предложил сделать это на следующий день и попросил ещё одну вешалку.
* * *
Тёмный бог добрался до Храста лишь под вечер, собираясь пересечь границу миров поближе к башне Правосудия. Возле шумного вокзала газетчики были особенно настырными и многочисленными – толпа валила к поездам, выходной день заканчивался, люди уезжали в Славлену, и вряд ли мальчишкам за всю неделю удавалось заработать столько, сколько в этот час.
– Старинные вещи будут отданы в музей! – кричали мальчишки, размахивая газетами над головой. – Но не принесет ли нам беды лунный камень в серебряной оправе?
Тёмный бог насторожился. Какую-то странную новость выбрали газетчики, так они ничего не продадут. Людей не интересуют старинные вещи и музеи, ну разве что бе́ды от лунных камней…
В поезде он уже читал дневные газеты Брезена, ничего подобного в них не было. Главной новостью воскресного дня считалось завтрашнее заседание Думы, первое после каникул, но в Брезене мальчишки кричали о таинственном исчезновении ребёнка из коляски среди бела дня на шумной улице Славлены и об акуле возле афранских пляжей.
Вряд ли старинный лунный камень мог соперничать с акулой…
Тёмный бог купил газету из любопытства, подозревая, что каждая странность имеет под собой вескую причину. Фотографию старинных вещей, очень крупную для столь ничтожной новости, поместили на последней странице. Она предназначалась не читателям «Вечернего Храста», а ему, тёмному богу.
Инда Хладан нашел способ передать ему сообщение. Будто знал, что именно к появлению в продаже вечерних газет тёмный бог будет в городе, а не в домике возле свода.
А впрочем, раз в три дня он так или иначе получал и центральные, и брезенские газеты.
Это были вещи его дочери. Её ночная рубаха, её подвеска с лунным камнем. Её волосы, перевязанные лентой, – не успели отрасти в косу… Её серёжки, подаренные тёмным богом.
Была там и ещё одна подвеска, странная, не девичья, и тёмный бог почему-то решил, что такую вещь его дочери мог подарить только её герой – он ничего не понимает в подарках девушкам.
Лишь один предмет не принадлежал Спаске, но и его тёмный бог узнал безошибочно: перстень-печатка с гербом Белой Совы. Реликвия Цитадели, которую он подарил Красену.
Инда Хладан об этом не знал, он надеялся, что тёмный бог помчится в Исподний мир, увидев доказательства того, что Спаска в руках храмовников. Тёмный бог же получил доказательство того, что его дочь в безопасности.
Ведь, право, Красен хотел этим что-то сказать, и, наверное, совсем не то же самое, что Инда Хладан.
– Ах, спасибо, Крапа Красен… – шепнул тёмный бог одними губами и направился к поезду, шедшему обратно в Брезен.
17 августа 427 года от н.э.с. Исподний мир
Девочка говорила Жёлтому Линю «вы».
Это почему-то тронуло Красена, именно это, а не сотни наивных, сентиментальных слов, которые она шептала парню на ухо. Крапа попробовал отправить её спать, но Спаска посмотрела на него как на злого духа, отнимающего у людей сердца, разве что не постучала кулаком по лбу.
Крапа принёс несколько перин и постелил на пол у изголовья постели – девочка стояла на коленях и не замечала ни боли, ни усталости, ни холода, шедшего от пола.
Назван научил её менять бутыли с солевым раствором, который лился Жёлтому Линю в вены, давать порошки пирамидона, о котором она, впрочем, сложила низкое мнение, попробовав лекарство кончиком языка.
Зато она точно знала (откуда – Крапа не мог понять), когда и сколько опия можно дать парню, а это было шаткое равновесие: и боль, и опий вредили ему одинаково. Но лубки облегчили его страдание, иногда он дремал, с лица исчезла пугающая восковая бледность, кожа немного разгладилась – Назван сделал невозможное.
В Славлене запрещено переливать кровь от человека к человеку, никто не знает, почему иногда вместо улучшения наступает быстрая смерть. Назван рискнул и выиграл. Девочка не догадывалась, что Желтый Линь её спас.
Спасибо Предвечному, в стенах башни Правосудия довольно бюрократов и перестраховщиков, не один Огненный Сокол принимает решения – поддельный запрет Государя связал храмовникам руки.
Крапа ещё не решил, говорить об этом Спаске или нет, ведь она любила парня и без этого, он и так был её героем. Может ли чувство долга и благодарности поколебать любовь?
А между тем Крапе стоило как следует продумать свою версию произошедшего; то, что он сгоряча наговорил Огненному Соколу, не лезло ни в какие ворота. Перед Особым легионом Красен отчитываться не собирался, но объясниться с Явленом (и Хладаном) пришлось бы непременно.
Было довольно поздно, Крапа отпустил прислугу спать, но сам побоялся подняться к себе, на миг представив, как страшно будет девочке одной в чужом доме, если Жёлтому Линю станет хуже, – а ему станет хуже, потому что наступает ночь.
И Крапа устроился в гостевой комнате, за столом, делая вид, что читает. Он совсем забыл, что Спаска колдунья, и принёс из кабинета настольную лампу с солнечным камнем, но девочка отшатнулась в испуге, стоило ему открыть дверь, и Крапа вовремя опомнился.
Он не заметил потери крови и до сих пор недоумевал, почему Назван так беспокоился за его здоровье, ведь единственным последствием для него была легкая эйфория и сонливость. А обморок… обмороки часто случаются при кровопускании.
Спаска перестала обращать на него внимание, поила Жёлтого Линя, если он не дремал – серебряная ложка чуть слышно звякала о зубы, – или, вдохновленная советом Названа, гладила его по голове и шептала что-то, шептала.
Через час её шепот стал казаться заговором: баюкал, кружил и туманил голову, как покачивание колыбели. И Крапа клевал носом над дневниками её отца… Но около трёх часов ночи Спаска резко поднялась и окликнула Крапу вполголоса.
– Тебе что-то нужно? – спросил он, оглянувшись.
Лицо её было испуганным и напряжённым.
– Меня зовёт мой добрый дух… Вечный Бродяга… Йока Йелен, – сказала она, отступая от постели и путаясь босыми ногами в перинах.
Крапа не думал об этом как следует, не до того ему было, и для девочки это стало полной неожиданностью – уж её голова точно была занята совсем другими мыслями.
– Я не могу ему отказать, я не могу не ответить! Если я не отвечу, он может погибнуть! – в отчаянье прошептала она. – Это будет подлость, понимаете? Он спас меня вчера…
– Не надо ему отказывать ни в коем случае. – Крапа поднялся. – Пойдём. Я разбужу экономку, она побудет с Волче.
– Но… Но ведь тогда все поймут, где я…
– Ничего страшного. Мне бы всё равно не удалось долго тебя скрывать. Я думаю, в Особом легионе уже знают, что ты у меня. Пойдём.
Крапа вывел её на крышу через чердак. И, когда она поднималась по приставной лестнице впереди него, он заметил, как сильно сбиты маленькие белые ступни…
– Вам лучше остаться на чердаке, – сказала Спаска, оглядевшись.
– Почему? – Крапа опасался, что на наклонном скате её надо будет поддержать, подстраховать. – Ты не боишься высоты?
– Вас может задеть вихрем. Я, конечно, могу разрушить башню Правосудия или храм Чудотвора-Спасителя, но ведь тогда у вас будут неприятности, верно?
Крапа усмехнулся:
– Верно…
– Я лучше очищу небо над Хстовом. И постараюсь не упасть.
– Завтра же сделаем на крыше ровную площадку с поручнями… – пробормотал Крапа.
– Поручни сломаются. А сейчас я постараюсь не своротить трубу… – Она улыбнулась. – Спускайтесь. Не бойтесь за меня.
Крапа пожалел, что не увидел этого зрелища… Он слышал только страшный вой ветра в трубе и представлял, как над Хстовом поднимается вихрь и тянется к небу, – он видел вихри Спаски над замком. И вихрь этот видно далеко за стенами города Храма, со всех трактов, из окрестных деревень.
Завтра, когда над Хстовом поднимется солнце, Надзирающим придется туго: ну как убедить людей в том, что колдуны несут этому миру зло?