https://author.today/u/ann_iv
«Борей», не новая, но еще крепкая бригантина, была оснащена восемью парами весел. Команда насчитывала сорок человек. А вот вооружение — шесть вертлюжных трехфунтовых пушек, — по мнению Арно было недостаточным, чтобы отбиться от пиратов. Он даже завел разговор с Миландосом, но тот недовольно буркнул, что до сих пор Странник их миловал. Арно пожал плечами — миловал, так миловал.
Впрочем, плавание шло даже удачнее, чем ему представлялось: штиль не захватил корабль в удушливый плен среди Сарадских островов, и команде не пришлось гнуть спины на веслах. И посему настроение на борту бригантины царило благодушное. И даже лицо капитана, хмурое в начале плавания, разгладилось.
«Из Джинеры до звезд ближе», — эта фраза вошла в присловье как олицетворение изобильного товарами и возможностями города. Выгодное распложение — на пересечении дорог, соединяющих восток юг этруррского полуострова с остальным Орнеем, огромная удобная бухта Медзалуна, Полулунная в сочетании с традиционно прагматичной политикой джинерских дуков позволяли Джинере уже три века являться самым влиятельным городом в Этррурском Альянце.
В отличии от угрюмых контрабандистов, матросы Миландоса были по-южному говорливы, безалаберны и не сторонились нового штурмана. Сыграло роль и то, что его не относили к «благородным», Миландос тоже предпочитал не допытываться, кем на самом деле является Фальго, особенно убедившись, что тот знает свое дело.
Арно быстро — быстрее, чем ожидал — свыкся и с простотой в общении, и с выбранным именем. Он отпустил бороду и даже внешне теперь мало чем отличался от остальных: бронзовый загар, парусиновые штаны до щиколоток, башмаки и синяя блуза. Одежда не стесняла движений и казалось ему куда удобнее офицерского мундира.
Бездонное небо и яркие краски Срединного моря завораживали, манили неведомой ранее, шальной свободой. Временами ему казалось, что иной жизни у него не было. Шпага, завернутая в плащ и обвязанная бечевкой, лежала на дне рундука в его крошечной каюте. Открывая крышку, Арно касался свертка, слово напоминая себе, что он все еще Арно Брикасс, последний в древнем роду.
Через четыре дня бригантина бросила якорь на внутреннем рейде порта Джинеры. От берега отошла шлюпка и вскоре на борт, отдуваясь, поднялся таможенный чиновник, важный, как сахрейнский эмир. Близоруко прищурился, читая коносамент, который с поклоном протянул ему Миландос. Арно заметил таллеру*, мелькнувшую меж пальцев капитана и перекочевавшую к таможеннику. После чего тот извлек из кармана деревянную бирку и вручил ее Миландосу. Формальности были улажены.
Брикасс хмыкнул и, отвернувшись, стал смотреть на город. Белостенные домики лепились друг к другу, взбирались по склонам Гранде-Коллины к стенам, опоясывавшим Читтавеккья, где селились аристократы и богатейшие купцы. На вершине высилось величавое Палаццо д’Аурора, утопающее в темной зелени парка. Резиденция джинерских дуков. Здание, построенное из розового карерского мрамора, представляло из себя квадрат с высокими угловыми башнями и внутренним двором. Стрельчатые окна, эркеры и резные балконы — дворец считался одним из красивейших во всем Орнее.
— Фальго, — раздался голос Миландоса. — В расчете!
Арно оглянулся на капитана. В руках у того был кожаный мешочек.
— Но я бы тебя и на обратную дорогу взял. Человек ты дельный. Что сам думаешь? Через неделю загрузим товар, а пока гуляй да девок тискай.
Что он думал? Пожалуй, отцу, свято блюдущему фамильную честь, и в кошмаре не привиделась бы подобная сцена. Оставалась надеяться, что свет Предела застит ушедшим дела мирские.
— С тобой пойду, капитан, — ответил Брикасс, ловякошелек.
— Вот и лады. Лучшие — в «Розовом бутоне», — Миландос подмигнул. — Скажешь, что от меня, маман скидку сделает.
***
На берег с ним увязался Микеле Ринетти, старший матрос, который был родом из Джинеры. Арно не возражал против компании коренастого этррури. Микеле начал с того, что привел его к «Розовому бутону». Стоящая на пороге размалеванная девица зазывно улыбнулась им и обнажила грудь. Арно отвел взгляд и шагнул прочь. Он был уверен, что матрос останется в борделе, но тот спросил:
— Не по нраву, что ль? Давай, отведу тебя к своим. Матушка фьорентину** готовит — ум отъешь.
Проталкиваясь сквозь пеструю толпу, наводняющую припортовые улицы, Арно невольно вспоминал предыдущее посещение города. Ничего не изменилось и — изменилось все.
Улица вильнула, и на повороте они чуть не столкнулись с паланкином, несомым четырьмя дюжими носильщиками в богатых ливреях. Рядом шел стражник в куртке из плотной бычьей кожи и шлеме, вооруженный тесаком и этррурским кнутом, коим, как было известно Арно, отдельные умельцы могли с равной легкостью смахнуть слепня с уха коня или перебить позвоночник человеку.
— Прочь с дороги!
Микеле с поклоном попятился, а в Арно будто распрямилась яростная пружина. Он надменно вскинул голову.
— Фальго, не дури, не видишь -кто?! — дернул его за рукав Микеле.
На дверцах паланкина пламенели три красных лепестка в синем круге — герб дука Конти, такой же знак был нашит на куртку стражника. Тот положил руку на рукоять кнута:
— Кнутом погладить?
Возле них понемногу собирались люди, держась, правда, на почтительном расстоянии.
— Джинера перестала быть вольным городом? — громко спросил Брикасс.
Стражник побагровел и шагнул к нему. В воздухе раздался свист, однако Арно гибко отклонился назад и влево, и граненный наконечник чиркнул по стене дома.
— Северино! — Отдернулась занавеска и из паланкина выглянула девушка. — Что происходит?
Стражник потупился:
— Оборванцы, дона Лара.
— Разве дуки Джинеры уподобились солнцеликому эмиру Эль-Аяту,чьи подданные лобызают оставленные им в дорожной пыли следы?
Девушка гневно свела брови: слова Арно ей не понравились. А он в упор разглядывал ее.
Шелковая чадра закрывала ее лицо до черных, оттененных длинными ресницами, глаз; под полупрозрачной тканью можно было различить точеные скулы и пухлые губы. На плечи из-под золотого обруча струились вьющиеся волосы, тонкие пальцы сжимали костяной веер.
Но яркая красота доны Лары не тронула Брикасса.
— Должен ли и я припасть губами к камням мостовой, благородная сьера?
— Нишкни! — прошипел Микеле. — Простите моего товарища, сиятельная дона, он чужеземец…
— Видимо, те земли населены дикарями! — резко произнесла та.
— Дикари чтут установленные ими для себя обычаи, — не остался в долгу Арно, — в отличии от…
Микеле наградил его чувствительным тычком в бок, а стражник взревел, вновь занося кнут.
— Стой, Северино! — велела дона Лара. — Я прощаю это человека. Он и вправду прибыл издалека, так пусть знает великодушие дженерских дуков.
— Аве дук Конти! — послышалось из успевшей собраться толпы.
— Кланяйся! — рявкнул Северино.
Арно поклонился с безукоризненной учтивостью, которой позавидовали бы придворные шаркуны в Аридже, и, выпрямившись, с ноткой иронии произнес:
— Аве, дона Лара.
Девушка, ничего не ответив, откинулась на стенку паланкина и стукнула сложенным веером, подавая сигнал двигаться вперед.
Северино, сматывая кнут, смерил Арно угрюмым взглядом:
— Я запомню тебя, чужеземец.
— В тебя Запредельная Тварь вселилась, а, Фальго? — зло бросил Микеле, когда они отошли на несколько шагов. — Повезло, что это старшая дочь сиятельного дука, ее мать тоже была чужеземкой. А если бы оказалась его нынешняя жена или еще кто… поркой бы не отделался.
Брикасс оглянулся на удаляющийся паланкин.
— Повезло, — усмехнулся он.
— Рисковый ты… — продолжал бубнить Ринетти, — Но со стражей дука шутки плохи. Так что давай-ка быстро к моим, а потом на «Борей». Нечего тебе по городу шляться.
* двойная крона
** бифштекс на косточке