5 сентября 427 года от н.э.с.
Давку на вокзалах еле сдерживали кордоны полиции, паника набирала силу – будто толпа почуяла, что до начала катастрофы эвакуировать всех чудотворы не успевают.
Инда вышел из поезда на закрытой чугунной оградой платформе и сильно радовался наличию этой ограды – ехать из Храста на авто помешали заторы на дорогах. Он поражался собственному спокойствию – отпущенные на подготовку три недели обратились в ничто, но, услышав полученную телеграфом новость, Инда не удивился и не начал суетиться.
Съездить в Храст и, если нужно, перейти там границу миров – убедиться в достоверности сообщения Явлена – Инде предложил Вотан. И сказал, что сам отправит телеграмму в Афран.
Вот тогда Инда понял, что заставило Вотана пойти против Афрана, – не любовь к Славлене, конечно. Если децемвират вовремя не покинет Тайничную башню на Тигровом мысе, после катастрофы Вотан останется единственным его членом, оставшимся в живых.
Инде не было дела до жизни членов децемвирата, а потому препятствовать Вотану он не собирался. Впрочем, злорадства он тоже не испытывал.
На настоятельные требования занимать места в соответствии с выданными посадочными талонами никто внимания не обращал, в тамбур вагона первого класса толстая торговка заталкивала своих троих детей – судя по громовому голосу и привычке не лезть за словом в карман, это была именно торговка.
Когда полицейский попытался этому воспрепятствовать, сразу четверо здоровых мастеровых придавили его к вагону (бедняга едва не провалился между поездом и платформой) и шипели ему в лицо: «Это дети, сволочь! Дети!», и торговка голосила на весь вокзал, что не пускают детей. Кондуктор бочком двигался в сторонку, а торговка уже бросала в тамбур чемоданы и узлы с вещами.
Словно почуяв слабину (как вода через пробитую в бочке дырку), к дверям вагона кинулись люди – под напором толпы торговка некрасиво растянулась посреди тамбура и уже не находила слов, а орала низко и истошно, и толпа валила в вагон прямо по её телу, и дети испуганно жались к стене тамбура, ревели в голос, и чемоданы цеплялись за поручни у дверей, и развязывались узлы с вещами, и ломались сумки на колесиках…
Какая-то нерасторопная мамаша, рыдая, звала своего потерянного в толпе ребёнка, предприимчивый отец семейства пропихивал в окно вагона чемодан, кто-то таки провалился в дыру между поездом и платформой, и крики «Тут человек, стойте, остановитесь!» никого не остановили.
Предприимчивый отец семейства вслед за чемоданом пихал в окно орущего младенца, визжали перепуганные дамы, уже занявшие места в вагоне, дети заходились оглушительным ревом, грязно ругались мужчины, и никакой рупор организаторов эвакуации не мог перекричать шума обезумевшей от страха толпы.
Инда едва протолкнулся с платформы в вокзал – толпа прибывала: видимо, полицейский кордон перед входом окончательно смели. Голос, раздававшийся под гулкими сводами стеклянного купола вокзала, показался слишком знакомым – незнакомыми были его интонации.
Инда огляделся: на самом верху винтовой лестницы, ведущей к служебным помещениям последнего этажа, стоял председатель думской комиссии, самый честный депутат в Славлене – судья Йера Йелен. Лучшей трибуны и выдумать было нельзя, вот куда стоило поставить чудотворов, руководивших посадкой в поезда…
Голос судьи легко перекрывал грохот толпы, валившей на платформы.
– …и добывать свой хлеб в поте лица! – Многократное эхо усиливало пламенную речь Йелена, и звучала она как глас свыше. – Вам не было дела, откуда берётся ваше богатство, вам было удобно верить в сказки! Пришло время платить за спокойную, равнодушную сытость! Исподний мир – не абсолютное зло, как вам бы того хотелось. Исподний мир – это толпы голодных детей, которых вы обирали полтыщи лет, это нищета, голод, болезни и отсутствие солнца. Вы отняли у Исподнего мира солнце, чтобы зажечь в своих домах свет. Теперь вы бежите, как стая крыс из горящего дома, вы и сейчас не хотите признать свою вину, посмотреть правде в глаза и понять, что это – расплата. Не абсолютное зло идёт на Обитаемый мир – возвращается украденное вами богатство!
Инда всмотрелся в искаженное лицо судьи – на «трибуне» стоял безумец, совершенный безумец. И дело не в том, что он говорил правильные в какой-то степени слова (хотя Инда со многими утверждениями мог и поспорить), – исступлённо блестели его глаза, слюна пенилась в углах перекошенного гневом рта.
Инда помахал ему рукой, и, как ни странно, судья его заметил.
– Инда, это твой гениальный план эвакуации? – Безумец расхохотался, и его хохот подхватило эхо. – Давка на вокзалах и заторы на дорогах?
Инда направлялся в центральный энергетический узел Славлены – он, как, наверное, и любой другой чудотвор, ощутил ослабление притока энергии, и это напоминало нехватку кислорода в воздухе, когда лёгкие работают в полную силу, но будто вхолостую.
Ладно, в Хстове сейчас не до чудотворов, однако Хстов окружает кольцо лавр, и мнихам в трудный час надлежит любить чудотворов с особенной силой… Или они настолько перепугались, что забыли о своей основной обязанности?
По тому, каким разреженным оказался поток энергии, становилась очевидной разница между твёрдой верой хстовичей и ленивой – волгородцев. Какая-то забытая мысль мелькнула в голове – о межмирье, о движении энергетических потоков, – но Инда отвлёкся, и мысль исчезла.
Теперь вся энергия должна быть отдана магнитовозам, вездеходам, авто – не считая свода, конечно. Инда ехал отдать распоряжение об остановке заводов и фабрик, отключении уличного освещения и сокращении расхода энергии на бытовые нужды населения.
По набережной Лудоны в сопровождении нескольких полицейских машин шел длиннющий автопоезд – не меньше сотни совершенно одинаковых авто, будто только сошедших с конвейера, сигналя и мигая фарами, медленно двигались в сторону выезда из Славлены. И не людей они везли, а груды ящиков и коробок, уложенных на сиденьях и торчавших из приоткрытых багажников.
Колонна помешала Инде выбраться на мост, и он велел шоферу обогнать её по улицам, параллельным Лудоне. Скорей из любопытства, выехав на набережную перед головным авто, он знаком приказал водителю остановиться. Это были машины Ветрена – в самом деле снятые с конвейера.
В третьем по счету ехал сам Ветрен с семьей: он изрядно возмутился остановкой, топал ногами и размахивал бумагой, разрешающей проезд. Инда смерил его взглядом, и Ветрен заткнулся.
– Вам не кажется, что на этих авто вы могли бы вывезти из Славлены людей, а не собственное богатство?
– Я везу в Натан продовольствие! – вспыхнул на миг скоробогач.
– Ну да, конечно… – покивал Инда. – Ничто в Натане не будет стоить так дорого, как продовольствие… Я полагаю, шоколад, мясные консервы, сливочное масло? То, что высоко ценится и занимает небольшой объём? Жаль, что в ваших авто не нашлось места хотя бы для детей шоферов, которые ими управляют.
– Их семьи получили посадочные талоны! – огрызнулся Ветрен.
– Я мог бы остановить ваш кортеж, но буду уповать на то, что толпа на выезде из города справится с этим без меня. – Инда поморщился от отвращения и кинул в грудь Ветрена слабый импульс энергии – тот свалился на сиденье через закрытую дверцу, смешно взмахнув ногами.
Инда вовсе не хотел превращать свою «пощечину» в комедию, но порадовался, когда глупые дети Ветрена расхохотались – так же, как и шоферы стоявших сзади авто. Если этот мир устоит, к власти в нем придут крысы, подобные Ветрену…
Инда подумал об этом с горечью: отсутствие шор, мешающих управлять миром, не так страшно, как это плебейство – наглое, кричащее, как рыночная торговка, о собственных правах и не признающее обязанностей. Даже циник Вотан рядом с Ветреном выглядел благородным героем…
Ни один чудотвор-мужчина не получил посадочного талона, и, Инда уже знал, многие женщины тоже приняли решение оставаться в Славлене до конца. Потому, что после каскадного отключения аккумуляторных подстанций только непосредственной силой чудотворов можно будет двигать вездеходы и зажигать прожектора.
Из центрального энергетического узла Инда поехал в клинику доктора Грачена. Да, у него не было ни минуты, чтобы тратить на это время, но проклятое внутреннее чутьё подсказывало: если цель Вотана не спасение Славлены, то «громовые махины» Югры Горена помешают ему осуществить план получения власти.
А потому лучше узнать содержание пресловутого письма от Грады Горена, а не от Вотана. Пусть это блажь, пусть шанс ничтожен…
Он не успел отойти от проходной клиники и на три десятка шагов, когда к нему навстречу выбежал её главный врач.
– Доктор Хладан! Доктор Хладан, вы должны меня выслушать! – начал он ещё на бегу. – Меня не принимают в Тайничной башне, всем не до нас. Но вы-то, вы-то – порядочный человек! Вы должны понять!
– Что я должен понять, по вашему мнению? – Инда встретил его легкомысленной улыбкой.
– Это негуманно, это решение – оно бесчеловечно!
– Какое конкретно решение вы имеете в виду?
– Клинику эвакуируют в последнюю очередь! Одновременно с тюрьмами, бродягами и лицами вне закона! Это уму непостижимо – приравнять наших несчастных пациентов к бандитам и убийцам!
– Не надо паниковать. Во-первых, мы надеемся, что катастрофы удастся избежать, во-вторых, эвакуация закончится до того, как возникнет угроза, а в-третьих, если катастрофа произойдёт, то Славлена устоит.
– Но это принципиальный вопрос, доктор Хладан! Принципиальный! Готово ли общество заботиться о больных людях или способно принести их в жертву?
– На какое число назначена эвакуация клиники? – вздохнул Инда.
– На четырнадцатое сентября.
– Я попробую изменить график. И, мне кажется, громкими криками вы усугубляете душевное нездоровье своих подопечных.
– Учтите, что ни один из наших врачей не покинет Славлену раньше пациентов. – Главврач вскинул глаза. – Мы никого не принуждали, решение каждый принимал сам. И не думайте, что после катастрофы вам не потребуются психиатры…
Ну да, несмотря на громкие слова, он отлично понимает, что психически больные нужны миру после катастрофы меньше всего… И конечно, эвакуировать клинику из Славлены лучше поездом, а не вездеходами.
Вот только сумасшедших Инде и не хватало!
Горен поправлялся. Говорить он ещё не мог, но пытался. И то, что он хотел сказать, представлялось ему важным: безуспешные попытки выдавить из себя хоть слово приводили его в отчаяние, лицо искажалось до неузнаваемости, а по щекам текли слезы.
– Мне кажется, что он вспомнил это письмо, – сказал Инде лечащий врач Горена.
– Необязательно. Возможно, он хочет продолжить опыты, не забывайте – он не меньше моего хочет узнать содержание этого письма.
– Он не может говорить, но может кивнуть или покачать головой. Попробуйте расспросить его, вам видней, о чем спрашивать.
– А вы уверены, что он в здравом рассудке? Что он не сочинил содержание этого письма? Что это истинное воспоминание, а не ещё одно ложное, которых было уже несколько? Что он не умрёт от повторного удара, если начать его расспрашивать?
– Я думаю, его здоровье более усугубляет невозможность говорить. А истинное это воспоминание или ложное, вы решите сами. Кстати, к Граде заходил судья Йелен.
– Я не удивлён, – усмехнулся Инда. Йеру так и тянет в клинику доктора Грачена…
– И, знаете, его приход спас Горену жизнь… – Врач улыбнулся и качнул головой.
– Вот как? Очень интересно…
– Мы не знали, что опекун Грады убил его отца и его появление здесь столь болезненно для парня. Это чистая случайность, что судья рассказал нам об этом…
– А кому пришло в голову позвать сюда его опекуна? – насторожился Инда.
– Доктор Вотан составил список тех, кому можно посетить Горена… – выговорил врач неуверенно. Будто что-то понял или почувствовал подвох.
– Значит, доктор Вотан… – пробормотал Инда и кашлянул. – Я попробую расспросить Горена. И… сейчас нет причин что-то скрывать друг от друга… Я думаю, вам лучше присутствовать при этом, в случае чего окажете Горену помощь. Ну и предупредите меня заранее, когда стоит замолчать.
Врач кивнул – он понятия не имел о том, что забыть о письме Граду заставил Вотан. И что Инда надеялся скрыть пребывание Грады в клинике именно от Вотана. И так же на голубом глазу расскажет мозговеду об этой беседе.
Ну и пусть. Пусть знает, что Инда до конца ему не поверил.
– Града, ты вспомнил содержание письма?
Лицо Горена разгладилось, исчезла невообразимая гримаса, будто судорогой искажавшая лицо. Он кивнул вполне опредёленно и сразу успокоился, сосредоточился.
– В нем шла речь о «громовых махинах»?
Качать головой Горену было трудней, но Инда понял его неопределённый жест именно как отрицание.
– Я спрошу иначе: в нём шла речь о том, что катастрофы можно избежать?
На этот раз Горен кивнул.
– Там было подробно описано, как это сделать, или просто упоминалось?
Горен захлопал глазами, и Инда сообразил, что на вопрос нельзя ответить «да» или «нет».
– Извини. Это было описано подробно?
На этот раз Горен попытался пожать плечами.
– Хорошо. Ты бы понял, как это сделать?
Горен покачал головой.
– А я? – Инда улыбнулся доброй отеческой улыбкой.
Горен кивнул так глубоко, как только смог.
– Проклятье… – проворчал Инда. – Вы лечите его или нет? Вы лучшие врачи Славлены или лентяи и шарлатаны?
– Теперь всё решает время, – ответил врач, нисколько не обидевшись. – Опасность повторного кровотечения, по мнению хирургов, миновала. В мозге должны образоваться новые связи, это как лечение раны – нельзя заживить её в одночасье.
Вотан убьёт парня. Если он не пожелал рассказать Инде правду, у него есть для этого резон. И этот резон даёт надежду на то, что план Вотана – не самый лучший план. А потому стоит Инде выйти отсюда, и Вотан найдет способ убить Граду. А если и не убить, то заставить замолчать на несколько дней.
– Сейчас я вызову карету скорой помощи из Центральной больницы. Соберите его вещи и подготовьте к переезду, – велел Инда.
Нет, в Центральной больнице Вотан найдет парня сразу. Нет. Пусть будет Надельное и Изветен – это безопасней. К тому же эвакуация Центральной больницы не за горами.
Интересно, Йера Йелен всё ещё произносит пламенные речи на вокзале или его уже доставили сюда, как буйного помешанного?