— А почему тебя привезли не в коробке и без бантика? Ты ведь подарок, да? Тогда почему?
Саньку действительно было обидно, хотя никакой бантик ему и нафиг не нужен был, тем более розовый. Но почему так всегда — как че той заразе Лийке, так обязательно и в коробке, и с бантиками, пусть даже и розовыми, а как ему — так привели незнакомого дядьку чуть ли не за ручку, словно так и надо, поставили в углу и типа слушайся вот его, он теперь за тобой присматривать будет. Словно это Саньку три года, а не Лийке! Словно за ним и взаправду присматривать надо!
Санек решил обидеться всерьез и уже даже надул губы сковородником. Но тут дядька вдруг сделал странное — присел на корточки прямо напротив Санька так, что его светловолосая голова оказалась вровень с саньковой, и очень серьезно ответил:
— Я не подарок. Я твой друг. Будущий.
Санек не знал, что «дядька» был киборгом, и что недавно избранный в депутаты папочка к старшему сыну приставил его все же скорее в качестве охранника, чем няньки. Новоиспеченный депутат был слишком занят, чтобы объяснять это ребенку, который все равно ничего не поймет. Привел, закачал все нужные программы одному, другому сказал слушаться, чего еще надо?
Сам киборг тем более не счел нужным сообщать маленькому суб-хозяину ничего лишнего., поскольку такого приказа от настоящего хозяина не поступало. «Надеюсь, вы подружитесь» — сказал господин Сметанофф, оставляя телохранителя наедине с единственным сыном и наследником, и боевой тех собирался приложить максимум усилий к выполнению этого приказа как можно более точным и качественным образом. Приказ ему нравился, хороший приказ.
Ребенок ему тоже понравился — корчит суровую мордашку, но видно же, что привык улыбаться куда больше, чем капризничать. А значит, есть ненулевая вероятность того, что он не такой уж и плохой. Возможно даже хороший. А тогда, возможно, и остальные приказы у него тоже будут хорошие.
— А! — сразу переменил решение Санек. Друг — это же совсем другое дело! Тем более в таком страшном и опасном месте, как Большой Город. — Тогда будем дружить. Тебя как зовут? Меня Санек! То есть Александер.
— Ты можешь присвоить мне любое имя.
— Супер! Тогда давай ты так и будешь — Друг! Хорошее имя, че?
— Идентификационное обращение внесено в активный словарь. — губы киборга непроизвольно исказились в улыбке. Опасная мелкая промашка. может стоить жизни. Впрочем, именно сейчас не смертельно опасная, экспресс-анализ психологических маркеров маленького суб-хозяина дает достаточно высокую вероятность безопасности некоторых отступлений от протокола. Небольших, конечно. Но все равно приятно.
— А ты в городе живешь, да? — Санек с опаской подошел к огромному окну, занимающему целую стену. Посмотрел вниз. Обернулся, желая подозвать и дядьку посмотреть на мельтешение огонечков далеко внизу — и моргнул: дядька стоял рядом. И когда подойти успел! — Мама говорит, город полон всяких ужасов. А тебе не страшно?
— Я не испытываю чувство страха. Я анализирую опасности. Здесь уровень опасности 8%. А если ты отойдешь от окна, снизится до трех.
— Трех? — Санек с интересом огляделся, но никаких трех опасностей в огромной комнате, которую папа называл «спальней наследника», так и не обнаружил. Эта комната была чуть ли не больше всего маминого дома. — А где они?
— Три процента опасности складываются из наличия в комнате розеток и острых металлических предметов.
— О?! — розетки Санька заинтересовали. В них жили волшебные искры — и при должной настойчивости и наличии острого металлического предмета эти искры из розеток можно было даже выковырять. Но он посмотрел на дядьку — и чет как-то вот сразу засомневался, что эту настойчивость ему дадут проявить. Дядька выглядел как-то ну слишком… внушительно, что ли.
— Не! Розетки и у нас есть. Мама про другое говорила. Про вампиров и чертей разных. Про бабок, что утаскивают детей и продают их потом. С моральными целями
— Аморальными, может быть, — машинально отозвался Друг. Он был немного занят — одновременно примерял на себя новое имя и просчитывал траекторию движения флаера, как раз вырулившего из-за угла соседнего здания и управляемого или лихачем, или человеком с суицидальными намерениями.
— Может, — покладисто согласился Санек и с разбегу прыгнул на огромный надувной диван. Диван спружинил даже сильнее, чем он ожидал, и это было просто классно — пока его не схватили сильные руки и не поставили обратно на пол — в трех метрах от дивана. Ну вот крендец, обидно же! До люстры совсем чуток не дотянулся!
— Данное поведение с 78% вероятностью приведет к разрушению предмета мебели.
— А папа сказал, что я могу тут делать все, что захочу! Только чтоб на улицу не выходил. Потому что там страшно. Там плохие дяди. И тети. А ты был на улице?
— Да, конечно. Работа телохранителя подразумевает и сопровождение в условиях улицы.
— А страшных видел?
— Кого страшных? Уточни, какому живому существу присвоена данная характеристика? — Киборг действительно не понимал, чего можно бояться в городе. Если, разумеется, соблюдать все меры техники безопасности и отслеживать места, где могут залечь снайперы.
Ну и не палиться, конечно.
— Ну какому-какому….
Санек и сам толком не знал, какому. Папа вообще говорил, что страшнее человека зверя нет, но мама каждый раз, отпуская Санька в город к папе и его «новой твари», была очень расстроена, прижимала к себе, плакала и говорила, что в городе его наверняка погубят если не эта самая тварь, то какие-нибудь черти. Твари Санек так и не обнаружил, хотя очень старался. Ни папа, ни Лийкина мама почему-то никак не хотели признаваться, где они ее прячут. А Лийку спрашивать бесполезно, она еще совсем мелкая, только улыбаться и умеет. А че и не улыбаться, с такой-то мамой?!
Мама у Лийки просто супер, не то что у Санька. Не ругается совсем, не говорить про страшное в городе, не кричит. Конфетами кормит и разрешает прыгать на ее кровати, а вот насчет чертей Санек все еще переживал.
— Ты видел здесь чертей?
— Объект «черт» в базе данных не определен. — Друг автоматически подключился к внешней сети в поисках значения нового слова. Значение нашлось. Странное значение. Такого не бывает.
— Прошу уточнить характерные параметры объекта «черт».
— Ну они такие… страшные очень! С вилами. И рогами. И они обязательно тебя съедят, если встретят!
Определение, данное охраняемым объектом, совпадало с тем, что удалось узнать в сети. Существование чертей, кем бы они ни были, подрывало основы базовых знаний киборга о ксеносах.
— А еще есть такие, которые кровь сосут и убивают издалека гетическим полем! И их вообще нельзя убить, только если осиновой палкой в сердце! Или серебряной пулей! Их только так проверить и от настоящего человека отличить и можно!
— Деревянная палка в сердце и серебряная пуля смертельны для человека в 100% случаев. Параметры отличия недостоверны.
— Ты не понимаешь! — Санек от досады даже ударил кулаком по столу — вернее, попытался ударить: Друг мягко перехватил его руку и направил к мягкому дивану. Бить по дивану действительно оказалось прикольнее. Но объяснить непонятливому дядьке все же было надо, он ведь ходит по улицам, полным этих ужасных гадов, которые того и гляди выпьют кровь или убьют издалека своим полем. — Против них еще чеснок действует. У тебя есть чеснок?
— Какое количество чеснока необходимо?
Вот это уже понятнее. Заказать необходимый расходный материал воздействия на странных «страшных». Логический опосредованный анализ этимологии существ, для которых чеснок является токсином, дает высокую вероятность их принадлежности к созданиям с бактериями-симбионтами в крови. Фитонциды, выделяемые чесноком, губительно действуют на популяцию.
Логично. За недостатком информации сойдет в качестве рабочей гипотезы.
— Ну, не знаю… — Санек почесал нос. — Возьми две головки на кухне. Наверное, хватит.
Друг плавно поднялся с места и исчез за дверью. Буквально через минуту появился снова. В ладони уютно устроились две розоватые чесночные головки.
Санек забрался на диван и еще немножко на нем попрыгал, но допрыгивать до люстры уже не хотелось — день выдался напряженным. Сначала мамины рыдания и причитания по поводу страшного города, потом долгая поездка с бебиситером и папиным шофером, потом диснейленд, и вот наконец отличный подарок — взрослый Друг. Что ни говори, а папа у Санька хороший, он отлично знает, что нужно человеку для счастья.
Санек зевнул.
— Какие действия произвести с данным вспомогательным оборудованием?
— А? — Санек зевнул снова. — С чесноком? А ты сам не знаешь? А я вот тоже не знаю. Но мама говорила — обязательно должно помочь, а мама, она знает как лучше. Она только с папиной новой ошиблась, говорит что плохая, а так все и всегда знает. — Тут Санек раззевался уже окончательно и даже потер глаза. Хотя спать ему не хотелось, правда-правда! Ну вот ни капельки!
В организме охраняемого субъекта понизился уровень окисления органических веществ, проявились спокойные замедленные тета-ритмы. Программа рекомендовала уложить объект для ночного отдыха.
программа прошлась по базовым архивам имитации личности, сгенерировала подходящую случаю фразу:
— Санек, давай ложись спать ложись. Раньше заснешь — раньше встанешь, завтра больше времени будет.
— А ты завтра утром тут будешь, да? И мы будем играть? — протянул Санек, заворачиваясь в одеяло.
Дядька помог ему раздеться и натянуть сиреневую пижамку с космическими гонщиками — любимую! Санек всегда ее надевал, когда гостил у папы — только гонщики каждый раз почему-то менялись. А дядька словно знал, что она любимая, и где она лежит — тоже знал. И постель он разложил ловко, одной рукой — раз — и все.
Свет в комнате постепенно сошел на нет, зато огромное окно — во всю стену — теперь светилось куда ярче. Друг предлагал сделать его непрозрачным, но Санек не захотел, ему окно нравилось: в такое большое любого гада издалека видать будет. Тем более что Друг обещал постеречь — и не соврал, его силуэт четко виден на фоне яркого окна. Черный такой, надежный. Настоящий друг.
— Друг, а ты это… — пробормотал Санек, уже совсем засыпая, — ты вокруг тоже глянь… вдруг там кто чего… ты ведь сможешь с ними, да? Ты ведь их сюда не пустишь…
Стоящий у окна киборг повернулся, на секунду красным вспыхнули глаза, переходя в режим ночного видения. Но отвечать маленькому суб-хозяину с правами управления второго рода о принятии приказа к исполнению или просить уточнить этот приказ он не стал: ребенок спал. Спрашивать было некого и подтверждать тоже некому.
Оставалось приступить к исполнению.
Киборг тихо отжал тугой блокиратор на створке окна и выскользнул на крышу здания. Знакомая крыша, знакомый бассейн, знакомый ветер шевелит волосы. Знакомые предметы вокруг — новая мадам Сметанофф старалась занять как можно больше окружающего пространства если не собой и своим голосом, так вещами, разбросанными в самых неподходящих для этого местах. Вот шелковая рубашка кокетливо шевелит рукавами с ветки глицинии, вот на воде бассейна под легким ветерком подпрыгивает надувная разноцветная бабочка-подголовник, вот на соседней крыше луч фары пролетающего аэротакси блеснул на линзе дальнобойной оптики…
Ну-ка, ну-ка, кто это там у нас такой незрячий, что оптика понадобилась?
Сканирование показало снайперский плазмомет. И одного стрелка, в настоящее время лениво жующего жвачку. Но дуло плазмомета смотрит в сторону пока еще пустой гостиной. Ориентировочно через пятнадцать минут там должны появиться хозяева.
Киборг испытывал странное чувство, которое люди назвали бы неуверенностью. Но он человеком не был. Боевая машина не может быть в чем-то уверена илине уверена, она действует согласноприказу. Точка.
Приказ был сформулирован четко: охрана маленького суб-хозяина. И еще странное дополнение: подружиться… Но охрана в приоритете. Отлучиться от охраняемого объекта нет никакой возможности. Но допускать прекращения жизнедеятельности настоящего хозяина тоже не хотелось. Этот хозяин дал хороший приказ, а вероятность того, что новые приказы нового хозяина будут такими же хорошими крайне низка, на пределе пренебрежительно малых величин. И это автоматом переводит задачу сохранения статус-кво (в том числе и продолжения жизнедеятельности нынешнего хозяина) в каталог наивысших приоритетов.
Скрывшись в тени, Друг просочился обратно в окно. Бесшумно спрыгнул на пол. Что там Санек говорил? Чеснок поможет? Можно и чесноком, без разницы, тоже подойдет.
Через мгновение киборг в боевом режиме метнулся к краю крыши и, сильно размахнувшись, бросил в киллера одну из головок чеснока. Пущенный со скоростью примерно двухсот километров в час непрочный посадочно-съедобный материал растения эукариота цветкового однодольного спаржецветного амариллисового рода лук вида чеснок превратился в бронебойный снаряд и через глазницу вошел в мозг. Или не вошел — на таком расстоянии киборг не смог считать повреждения костей. Но эффект оказал, и весьма заметный — киллер взвыл, схватился за пораженный глаз, закрутился на месте, все больше и больше забирая к краю крыши и, пробив хлипкое ограждение, свалился вниз. Дальнейшие двадцать пять этажей сделали нераспознанное повреждение костей черепа несущественным.
Краем глаза Друг заметил надвигающуюся тень. Резко вскинулся — петляя испуганным зайцем, сверху-сзади падал легкий одноместный флаер. Пассажирка, распахнув рот в испуге, судорожно хваталась за рычаги управления. Вторая головка чеснока влепилась в лобовое стекло, флаер клюнул носом и тяжело плюхнулся на соседнюю крышу, наверняка растерев в лепешку плазмомет бывшего киллера. Невредимая пассажирка тяжело выбралась из заглохшей машины и склонилась, опираясь о крыло. Ветер донес запах спиртного.
Киборг осмотрел окрестности, подчиняясь ранее отданному приказу, но более никаких объектов, подпадающих под категорию «страшных», не обнаружил, удовлетворенно прикрыл окно и улегся на диване, позволив себе полноценные три часа сна — что-то подсказывало ему, что завтрашний день будет трудным. Хотя, наверное, и интересным.
И команда Весны начала штурм крепости. И в обе стороны полетели снежки. Десятки снежков одновременно находились в воздухе, между ними летали сначала три дрона с камерами, снимающими штурм с двух сторон, а когда к зрителям добавился Филипп, то к уже летающим дронам добавились ещё два. Прямая трансляция с дронов Арнольда велась на три монитора, установленных на крыльце дома Нины – и все, кто не смог попасть в число зрителей на Жемчужном острове, могли посмотреть битву на экранах.
Горан в таком событии участвовал впервые в жизни и сначала относился к происходящему очень настороженно, ещё не до конца понимая: как это вообще возможно, чтобы люди и киборги разных линеек вели себя одинаково и на равных, но при этом подчиняясь командиру – но очень скоро он просто забыл, кто в команде киборг, и с азартом подавал снежки защитникам стены, прикрываясь от летящих в него снежков небольшим деревянным щитом.
Одинцу поначалу тоже было не очень понятно, как вообще возможно киборгу что-то указывать людям, но по ходу защиты крепости он вспомнил, что в банке, который он охранял когда-то, было разделение обязанностей: клерки работали с документами, кассиры считали деньги, охранники охраняли, а менеджеры наблюдали за всеми и подсказывали, если кому-то что-то было непонятно – и тоже распределил занятия. Сэм и Самсон стали оборонять края снежной стены с башенками, Горан и Морж лепили и подносили снежки, DEX’ы снежки кидали, а Irien’ы прикрывали их небольшими деревянными щитами.
В отличие от Одинца Змей уже участвовал в таких штурмах и точно знал, что делать, и знал, что в этом ритуальном сражении важен не столько результат, сколько процесс и все ограничения волхва даны не только для того, чтобы никого не травмировать, но и для того, чтобы штурм не закончился слишком быстро. И понимал, что стена покрыта льдом по этой же причине. И потому он сначала дал команде Зимы выбросить весь запас снежков, подходя на пару шагов и отступая обратно, а потом выстроил своих бойцов в стенку, поставив Хельги в центр, и вместе с ними побежал ломать крепость.
Зрители смеялись, ели мороженое и пряники, подбадривали бойцов кричалками, хрустел снег под ботинками и валенками, в чистом небе светило солнце – всем было весело, так как результат боя был известен заранее: Весна всё равно победит и придёт, а Зиме придётся уйти.
Когда начался штурм, Нине позвонила Карина и сообщила, что успела поговорить с Ральфом и Гердой и вместе со спутниками полетела в ОЗК, чтобы сменить и отпустить на праздник Светлану и Златко, которые уже вылетают на острова.
На стене бойцы двух команд пытались вести рукопашный бой, падали и вставали, нападающие пытались стену сломать, а защитники яростно сопротивлялись – но при том количестве ограничений, которые дал волхв, серьёзного вреда друг другу не причиняли, всего лишь выплескивая лишнюю энергию и эмоции. Комья снега летели во все стороны под руками Хельги, который просто выломал и раскидал верхнюю часть стены в центре и начал выламывать ворота.
Увидев брешь, Руслан отъехал назад на всю длину площадки, разогнал жеребца в галоп и с криком: «Расступись!» перепрыгнул через пролом в стене и захватил жердь с насаженным на неё чучелом.
Под радостные крики команды Весны и зрителей волхв объявил штурм крепости законченным и пригласил всех бойцов погреться в столовой модуля чаем с пирогами. Но Фрида, лучше его знавшая вместительность столовой модуля, возразила, что все там не поместятся и лучше будет, если парни вынесут столы и чайники на площадку между модулями и ангарами и, пока убирают остатки крепости, Агат успеет согреть все чайники, а девушки — напечь блинов.
— Всё-таки у нас Масленица! – заявила Mary, — блинов хватит на всех. А пока расставляют столы и собирают всё нужное к чаю, можете побузить. Ведь ребята ещё не устали и не остыли… и готовы ещё играть.
Велимысл её словам даже обрадовался – Фрида сказала то, что он сам собирался сказать после того, как парни погреются – и перед началом бузы попросил киборгов из обоих команд сделать из остатков крепости горку на краю площадки и установить рядом с горкой два столба разной высоты с деревянными колёсами наверху, а перед установкой сам лично привязал к колёсам на верёвочки три десятка пакетов с призами.
Как только начали выносить из модуля столы и посуду, Руслан верхом на Восходе отправился на конюшню, чтобы вернуться уже на тройке, а на столбы полезли первые удальцы, причём без рубашек и босиком.
Примерно через полчаса после начала чаепития на площадку, где уже вовсю бузили парни, приехал Златко верхом на Ливне, которого вёл Свен, а Светлана ехала в санях, запряжённых Диваном, рядом с Динарой. Златко увидел, что снежной крепости уже нет, и растерянно спросил:
— Я опоздал? Хотел к концу штурма успеть…
— Слава Солнцу! Ярила не может опоздать на свой праздник! – поприветствовал его волхв и обратился к зрителям: — К нам приехал сам Ярила для благословения! – и снова обратился к Златко, но уже очень тихо: — Штурм уже прошёл, но поздравить можно и сейчас. Знаешь, что надо делать и что говорить? Не холодно тебе босому и без шапки?
— Знаю. Объехать острова и всем сказать что-то хорошее. Я не замёрзну, термобельё под одеждой. А куртка, шапка и ботинки в санях. А ещё я включил подогрев тела, потом пополню запас энергии, — тихо ответил Златко и уже громким голосом начал поздравлять всех присутствующих с приходом Весны-Живы и с Масленицей.
Сребренка с таким восторгом смотрела на парня в белой рубахе и штанах на серебристо-сером коне, что Златко по внутренней связи спросил у Сани и Фриды, можно ли покатать девочку на коне, получил согласие – и уже голосом спросил у неё:
— Хочешь прокатиться с Ярилой? Пока только шагом, а не будешь бояться, так Свен тебя потом ещё покатает.
Герда осторожно подняла девочку и Златко посадил её перед собой на коня – и Свен повёл коня шагом вокруг площадки между берегом, медпунктом и модулями в сторону посёлка, а Герда пошла рядом с ними.
На площадке уже начали бузить: DEX’ы и парни из деревень начали ломание пока один на один, пока что не доводя до драки, потом пара на пару и трое на трое, зрители подбадривали своих, а в воздухе летали уже не менее десятка снимающих дронов.
Кто хотел посмотреть, могли остаться и выпить чаю у вынесенных столов, остальные зрители стали разбредаться по островам и голографироваться со снеговиками, и потому Ральф снова связался со Змеем, чтобы он через охранников помог ему просматривать за прилетевшими гостями – и Змей подключил к наблюдению всех DEX’ов на островах.
Кроме чаепития на вынесенных перед домом и модулями столах работали все три столовые и кафе, на Славном острове перед домом тоже стояли накрытые скатертями столы, Агат заваривал чаи уже в пяти разных чайниках, Клара по совету волхва проводила среди девушек конкурс на самые вкусные блины, а Зося организовала ярмарку изделий киборгов и стала принимать заявки на привоз товара.
Горан удивлённо спросил у Одинца, что это за праздник такой? – и Одинец ответил:
— Сам в шоке! Давай у кого-нибудь ещё спросим? – и отправил запрос на связь одновременно Змею, Платону, Волчку и Руслану.
Змей скинул ему ссылку на папку с видеозаписями в архиве Пушка и на сайте местного ОЗК, Платон скинул записи речей волхва на кологодных праздниках, Волчок скинул несколько своих записей, а подъехавший на тройке Руслан ответил:
/Я здесь недавно. А там, где был, такого не было.
Руслан подождал, когда Нина сядет в сани, а Хельги встанет на полозья за спинкой саней – и поехал к ипподрому. Следом за ним поехали ещё трое саней – и праздник стал плавно смещаться в сторону беговой дорожки и катания на лошадях.
Одинец быстро просмотрел несколько записей прошлогоднего праздника, скачал несколько и скинул на планшет Горана. Мальчик смотрел видеозаписи намного медленнее, чем любой из киборгов, и потому у него просмотр пяти полутораминутных записей занял почти четверть часа. Когда закончилось последнее видео из скинутых Одинцом, он поднял голову от планшета и тихо сказал:
— Но… так не бывает… это неправильно… это всё монтаж! Ведь если бы это было вот так, всех бы давно утилизировали… разве здешние дексисты не знают об этом?
— Знают. И даже сами привозят сюда киборгов, — ответил Змей. — Теперь существует ОЗК и контролирует дексистов. Похоже, пришло время нам познакомиться поближе. Я твой сводный брат по матери. И я киборг. DEX-6.
— Этого не может быть! — закричал Горан, — у меня не может быть брата кибера! Кибер убил моего отца!
— Как именно это произошло? – остановил его Змей. — Давай попросим Гранта узнать это? Он всё-таки Bond и сможет по сети подключиться к искину той части, где служил твой отец. И… давай уйдём отсюда в местечко потише… в мастерских модулей сейчас никого нет, и Грант уже идёт сюда.
Грант подошёл уже через минуту, выслушал Змея – и ответил Горану:
— У меня уже есть информация о твоей семье. Когда искал сведения о «лечении» твоей сестры в клинике, заодно добыл записи с киборгов той части, где служил твой отец. Сильно сомневаюсь, что именно сейчас тебе это надо показывать… но… думаю, что ты имеешь право это знать. Включи свой планшет. Но… не смотри это сегодня. Сегодня у нас праздник, а ты вряд ли будешь в состоянии здраво мыслить после просмотра.
Горан помрачнел, но планшет включил – и на рабочем столе появилась папка с названием «Отец Г.В.». Грант полную папку скинул только Змею и Одинцу, дав мальчику только с десяток коротких видео – но ему хватило и этого. Несмотря на предупреждение Гранта Горан сразу открыл первое же видео – и после просмотра возмущённо посмотрел на Гранта:
— Этого не может быть… это всё монтаж… мой отец не такой… был!
— Эту запись вёл такой же армейский киборг, — усмехнулся Грант, — а у них нет программ по монтажу видеозаписей. Смотри уж дальше, раз начал… видишь, по краям кадра идёт информация о киборге, который ведёт запись, а бегущей строкой идёт информация об этой DEX, которую твой отец избивает дубинкой.
— Если для него киборг — машина, то можно и по робокрабу стучать, или по андроиду, — заметил Змей, — не своё не жалко. Но он предпочёл бить киборга.
— А если считать, что киборг может что-то понимать, то вот тогда он может и на настоящую девушку руку поднять, — добавил Одинец, — а, судя по его словам, он явно об этом догадался… а это значит, что киборг, убив его, спасла от этого садиста какого-то человека. Подумай об этом.
— Кстати, Змей, — спросил Грант, — ты заметил серийный номер DEX, которая ведёт съёмку? Она из твоей партии. Твоя родная сестра… и сводная сестра Горана.
Горан молча просмотрел ещё несколько записей – и так же молча развернулся и вышел из мастерской. Одинец бесшумно и молча последовал за ним. Грант хотел вернуть их — но Змей его остановил:
— Им обоим надо всё это обдумать. Парень всю свою жизнь ненавидел киборгов, совершенно их не зная и со слов отца считая их тупыми идиотами. Одинец ненавидел людей по той же причине. А теперь они в паре… у одного опекуна. Трудно обоим. Я уже сообщил волхву и скинул для него запись Кларе.
— Тут ты прав, — тихо ответил Грант. — Учитель сможет найти слова, чтобы помирить их. Эти записи двухмесячной давности и сохранились только потому, что прапорщик забыл приказать удалить их. Когда я начал искать информацию по нахождению девочки в клинике, то сразу сделал запросы и по брату, и по родителям. Взломать искин воинской части помогла Алёна… мы скачали всё, что смогли… а Алёна смогла связаться и с киборгами в этой части. Записи мы тогда же продублировали в местный ОЗК… там тоже нет Bond’ов… и не настолько хорошие отношения с местными дексистами, как хотелось бы. Но сотрудники того ОЗК пообещали заняться этим…
— Эта DEX жива? – остановил его Змей, — она из моей партии… единственная оставшаяся в живых… дай мне номера того филиала ОЗК… я позвоню.
— Погоди, сам быстрее узнаю, — и Грант замер, связываясь по сети с уже знакомыми ему сотрудниками филиала ОЗК на Нови-Саде. Через пару минут он отмер и скинул Змею видеозапись с изъятием из этой воинской части всех «шестёрок» и записи пребывания их же в ОЗК.
Змей просмотрел записи, скинул их на всякий случай Платону и на видеофон волхва – и тут же получил ответное сообщение от Агата: «Учитель сам поговорит с Одинцом и Гораном. Сейчас подойди к столбам, столб для киборгов выше и полит маслом, чтобы уравнять шансы с людьми. Есть недовольные».
Когда Змей подошёл к столбам, две трети призов было снято со столба для парней-людей и всего четверть – со столба для парней-киборгов, а волхв, по словам Волчка, ушёл успокаивать Одинца и Горана.
— Неужели настолько никто не может залезть на этот столб и снять приз? – удивился Змей, — или не нравится, что столб в масле? Так ведь Масленица! Когда ещё будет такая возможность показать свою удаль, достать приз… и подарить его девушке? Ведь мы киборги и сильнее людей!
— Слишком уж похоже на тестирование, — мрачно ответил Тур, — меня в армии так заставляли лазать. И смеялись. И стреляли.
— Разве тебя сейчас кто-то заставляет лезть на столб? Здесь по желанию… не хочешь – не надо. Если нет девушки и нет желания, не залезай, — Змей оглянулся, увидел подъехавшего на тройке Руслана и крикнул ему: — Руслан, сможешь залезть на столб? Хельги подержит лошадей. Только до штанов раздеться надо, а то замажешь маслом всю рубаху.
— Могу, — и Руслан совершенно спокойно разделся, оставшись в одних штанах, залез на столб, сорвал самый большой пакет из висящих на колесе и спустился.
С двадцать второго марта в общинах — в деревнях и на островах – начали праздновать Масленицу. На турбазе собирались праздновать ещё и в воскресенье, когда больше туристов — двадцать восьмого марта, а в музее – в пятницу двадцать шестого.
Мира в понедельник, двадцать второго марта, вместе с Алёной сходила в деканат с просьбой со следующей недели перевестись на заочное отделение, как подруга Любице, но декан ей ответил, что первый курс надо закончить очно, а уж на второй курс можно и на заочное обучение перевестись. Но заявление на два дня (четверг и пятницу) подписал, чтобы девушки могли остаться в деревне отмечать Масленицу — но с условием сдачи конспектов по пропущенным лекциям. Алёна на это сказала, что они без проблем смогут прослушать эти лекции и дома, подключившись к камерам в лекционных аудиториях.
— Тем более вы обе должны всё законспектировать! – ответил декан, — а конспекты принести в понедельник на проверку.
Девушки согласились – и были отпущены.
***
Нина в этот же день пригласила семью Орловых на острова, но Голуба от всех родичей ответила отказом:
— У нас теперь столько детей, что будем отмечать сами. И кататься на санях с горок. Чучело Зимы делаем, костёр будет. Снежную крепость киборги сделали такую, что мужиков придётся привлекать к штурму. Блины будем печь и есть их все вместе. Вот только лошадей у нас нет…
— Тогда давай так. Прилетайте после праздника, в пятницу или в субботу кататься на лошадях.
— Отлично! Будем.
***
Весь следующий день – вторник двадцать третьего марта — был посвящен подготовке к предстоящему празднику: в мастерских делали чучело Зимы и шили из старого тряпья наряд для него, на площадке между левадами и медпунктом киборги с раннего утра строили огромную снежную крепость.
Перед началом строительства крепости волхв собрал на выбранной площадке свободных от работы парней и сначала объяснил, зачем нужна эта крепость:
— Мы не только встречаем Весну-Живу, но и провожаем Зиму-Мару. Когда Зима уходить не хочет, её возможно прогнать. В крепости будут обороняться сторонники Зимы, а помощники Весны будут крепость захватывать. И светлые, и тёмные боги сверху будут смотреть на вас и радоваться, какие смелые и умелые парни и девушки живут здесь. Это тоже способ показать удаль молодецкую, причём не только богам и предкам, но и родителям девушек, которые вам нравятся. А когда помощники Весны разрушат крепость, то заберут чучело Зимы-Марены и отнесут его на берег. И там мы его сожжём. Но это будет завтра. А сейчас мы будем делать крепость!
Волхв распределил киборгов по видам деятельности: Irien’ы на берегу катали из липкого снега огромные шары, Руслан с ездовыми на санях перевозили эти шары на выбранную площадку, а DEX’ы из снежных шаров складывали стену крепости в форме широкой дуги с двумя башенками по краям и башенкой внутри крепости.
Все с таким увлечением лепили снеговиков, что Змей тоже решил поучаствовать и с помощью Волчка у входа в медпункт за пару часов сделал фигуру взлетающего гуся Мартина с расправленными крыльями и с Нильсом на спине. Сам гусь, тёзка того самого гуся, в это время с гоготом бродил рядом со Змеем и охотно позировал.
Оказалось, что вдвоём лепить удобнее, а втроём ещё и быстрее. А впятером или всемером ещё и весело. А когда Руслан на розвальнях стал перевозить готовые снежные шары от берега ещё и к зданиям посёлка, а Май вышел на крыльцо столовой с гуслями, работа пошла веселее и с песнями.
В школе начались весенние каникулы, и Темногор отправил обоих своих подопечных на острова, чтобы они привыкали к тому, что есть нормальные киборги и нормальные люди. Так как комната для девочки была приготовлена в доме, а Одинец в доме жить упорно не хотел, то Морж на полторы недели каникул поселил обоих в модуле на Славном острове рядом с домиком охранников у входа в парк.
В модуле по-прежнему жила Злата, хотя её мастерская располагалась уже в одном из ангаров первого жилого модуля на Жемчужном острове, так как шкуры занимали очень много места, а в комнаты надо было селить киборгов.
По просьбе тёмного волхва Одинец всё время держался рядом с Гораном и чуть сзади — мальчик не доверял ему и относился настороженно, но не решился перечить старому тёмному волхву и согласился не только провести каникулы на островах, но и не высказывать открыто своё отношение к киборгам, а только наблюдать и делать выводы — ведь его сестра была на руках у другого киборга и могла пострадать, если бы он начал всем подряд говорить, что он не любит киборгов.
Подумав, Горан решил, что Темногор прав – и очень старался не демонстрировать свою нелюбовь к ожившей технике. И когда Одинец неожиданно для него попросил Руслана привезти и для них три снежных шара, Горан возражать не стал, так как в парке от количества желающих лепить киборгов снега почти не осталось.
Получив снежные шары и два деревянных ножа, Одинец поставил их один на другой и очень осторожно начал что-то вырезать в снегу. Руслан молча смотрел на него, потом по внутренней связи предложил свою помощь, получил отказ – и поехал дальше.
— Что это? – наконец не выдержал Горан.
— Киборг в стенде! – мрачно заявил Одинец, — или ты думал, что очень приятно быть тупой машиной и неподвижно стоять, когда тебя поджигают, режут стеклом или кидают ножи? – и скинул Горану на видеофон часть своих записей. И, пока Горан в состоянии шока смотрел их, Одинец на получившемся снеговике сделал отметки своей кровью – и подошедший Змей заставил его этого снеговика убрать:
— У капища Мары можешь это поставить. Но не здесь. Мы завтра встречаем весну и вспоминаем только хорошее. Сейчас позову Руслана, он перевезёт твоего снеговика на насыпь на Козьем острове.
Через полчаса снеговик Одинца стоял напротив идола Мары на насыпи.
***
На следующий день, двадцать четвёртого марта, создание снеговиков продолжилось.
Глядя, с каким желанием киборги делают огромные скульптуры из снега, Нина тоже решила поучаствовать. Но не в лепке — а в выборе подарков, которые она вручит мастерам. Когда она попросила Хельги привести к крыльцу флайер, он даже обиделся и даже скинул запись разговора Платону. И тот сразу позвонил Нине:
— А это настолько нужно?
— Надо же ребятам подарки купить… у Руслана день рождения через неделю, хочу ему видеофон подарить, а то он с терминала Андрею Ивановичу звонит. Сребренке куклу надо побольше, Але мишку плюшевого, Горану планшет… девочкам ленточки-заколки… фруктов тоже надо…
— Лучше отпусти Хельги с Алей лепить снеговиков, им же тоже хочется. Планшет, фрукты и игрушки я закажу с доставкой. А видеофон Руслану купите вместе, свозишь его в город через неделю, заодно сводишь в ОЗК, спокойно и без лишних нервов. Не обижайся, но так будет лучше.
Нина согласилась – и отпустила верного рыцаря и его подружку на весь день делать снежную скульптуру.
В половине первого пополудни из своего кабинета вышел Майкл, собираясь на обед, и спросил у охранного DEX’а:
— Почему в здании никого нет? Что происходит?
Тот скинул ему запись речи волхва – и банковский служащий закрыл свой офис и тоже вышел лепить из снега вместе с другими служащими сельсовета.
Фрида в создании снежных фигур не участвовала, так как весь день по очереди с Гердой носила на руках девочку, чтобы она могла видеть, как получаются снежные скульптуры — и Сребренке было смешно от того, что сама фрекен Бок присматривает за ней.
В половине пятого Сребренка вошла в свою комнату в доме Нины. Стараниями Вари, Моржа и Фрола, сделавшего в мастерской всю необходимую мебель, комната из гостевой превратилась в очень светлую детскую с выделенными зонами для сна и игры, с небольшим комодом для одежды, шкафом для игрушек и стоящей у входа кроватью и шкафом для няни.
— Давай мы сначала снимем шубку и шапку, — тут же остановила кинувшуюся к игрушкам Сребренку Фрида, говоря с ней по-сербски, — потом снимем сапожки, — и, отпустив девочку к плюшевым зверюшкам, Mary обратилась к Нине по-русски: — Она здесь единственный ребёнок и потому все ребята уже прописали её как особо охраняемый объект, так что она здесь в полной безопасности. Герда через Пушка будет на связи со всеми… а мы все поможем.
— Спасибо тебе, — выдохнула Нина, — Морж, покажи, пожалуйста, Герде дом и всё, что надо, пока Фрида здесь. А с ребятами она познакомится через Пушка. Фрида, подожди, пожалуйста, Герду здесь, а потом заходи в гости… на беседу и чай.
Фрида согласилась — и Нина, поднявшись в свою квартиру, сама включила чайник, так как Хельги с Алей лепили снеговика напротив зимнего сада и постоянно были на связи. Подруга пришла уже через четверть часа – и они проговорили за чаем почти час, после чего Нина решила проводить Фриду и заодно посмотреть на снежные фигуры.
На островах и вокруг дома и парка уже включилось уличное освещение и в свете фонарей казалось, что количество охранников увеличилось втрое — у всех зданий и у дамб стояли почти полсотни раскрашенных под камуфляж снеговиков. Кроме них и сделанного Змеем гуся, были вылеплены два кобайка, флайер, три кошки и собака, сидящая лошадь, пара лебедей, корзина с грибами, сом, лиса с колобком, сани с парой лошадей, два полицейских, Дед Мороз, Снегурочка и полтора десятка снеговиков классической формы — из трёх снежных шаров. Хельги сопроводил подруг до посёлка и вернулся в дом вместе с Ниной.
***
Утро двадцать пятого марта началось с резкого заморозка до минус двадцати трёх — но это никого не удивило. Наоборот — все обрадовались, что не надо разгребать горы снега и что день простоит ясный и солнечный.
В столовых ещё до рассвета начали творить тесто на блины и пироги, в мастерских дошивали костюм для чучела Зимы из старой одежды, к десяти утра Ворон закончил раскрашивать гуашью снеговиков, Самсон поливал водой стены снежной крепости, Змей и Волчок на льду озера приготовили дрова для сжигания чучела Зимы… — все были заняты делом и ожидали полудня, когда должен был начаться штурм снежной крепости.
В восемь утра на Жемчужный остров снова прилетел Драган и за пару часов сделал всё, на что не хватило времени в прошлый его прилёт: поставил Герде и обоим DEX’ам местные программы, почистил память — и с согласия волхва и Платона одного из этих DEX’ов увёз с собой, сменным охранником в школу. Второго DEX’а Нина предложила отправить на Домашний остров в помощь Владу и Вите, Платон согласился и сам сообщил Владу – и он уже через сорок минут прилетел за этим парнем.
Для славления приходящей Весны и солнечного Ярилы на капище к половине одиннадцатого собрались почти все не занятые на работах киборги и некоторые прилетевшие гости. Нина с удивлением заметила Одинца и Горана – ведь они оба являются воспитанниками тёмного волхва и на светлый обряд приходить вроде бы не должны. Но Платон в наушник сказал ей, что на капище славить светлых богов могут приходить все желающие и показал ей Гранта и Гульназ с Зухрой, Карину с Леоном, Левоном и незнакомой девушкой, Эву с Бернардом и детьми… и это было приятно.
Герда стояла рядом с Фридой, но Сребренку держала на руках снова Фрида, и девочка упорно звала её бабушкой. «Скоро и я стану бабушкой, — подумала Нина, — в сентябре Ведим примет из инкубаторов своих детей… а значит, Платон станет… приёмным дедушкой? А Змей станет дядей. Это надо обдумать…»
После славления и принесения треб волхв пригласил всех на берег Жемчужного острова, где стояла снежная крепость, и спросил, кто в какой команде хочет быть. Змей и Волчок ожидаемо выбрали команду Весны и стали уже сами набирать желающих штурмовать крепость. А в команду Зимы вызвался Одинец и сразу позвал Горана. Велимысл снова спросил, кто желает защищать крепость – желающие не нашлись, так как все устали от холодов и хотели тепла, и потому старый учитель сам распределил, кто за какую команду будет сражаться, причём так, чтобы в обеих командах людей и киборгов было поровну.
В результате в команду Зимы добавились Майкл, Морж, Бернард, Дробот, Сэм и несколько деревенских парней, прилетевших, чтобы посмотреть на девушек и побузить с парнями. Тогда Змей в свою команду позвал Руслана – и он умчался на конюшню за Восходом – Яна, Бизона, Полкана, Авиэля и нескольких уже знакомых ему парней из деревень.
После появления в команде Весны всадника волхв добавил в команду Зимы Самсона для равенства сил – и обе команды заняли свои места. Волхв осмотрел обе команды, спросил, кто ещё хочет участвовать – и добавил в команду Зимы Злату и Беату, а в команду Весны попросил Нину отпустить Хельги.
— А почему в весенней команде нет девушек, а в зимней есть? – спросила она, отпуская своего рыцаря.
— Девушкам допустимо участвовать в защите своего дома. Но не в нападении, — ответил волхв, и обратился к игрокам:
— Ребятушки, сейчас в крепость принесут чучело Зимы, установят его – и штурм начнётся. Мы прогоняем Зиму со снегом и холодами и встречаем Весну, которая принесёт нам тепло и зелёную траву. Вместе с Живой-Весной придёт Ярило, весеннее Солнце, и даст силу земле для рождения новой жизни. А поскольку в обеих командах есть новички, то повторяю условия, необходимые для соблюдения при штурме. Здесь не военные действия, а показ своих сил и возможностей. И потому запрещено бить ногами, в голову и ниже пояса, запрещено бить лежачих или упавших, запрещено любое оружие, кроме снежков… вообще-то допускаются деревянные лопаты и мётлы… но в руках боевых киборгов они станут настоящим оружием, а в ритуальном штурме это недопустимо. Поэтому разрешаю деревянные щиты для прикрытия, но только людям. Рекомендую DEX’ам одеться поплотнее, чтобы выдерживать попадание снежков и… советую им же вообще кидать снежки мимо целей… иначе штурм закончится слишком быстро. И ещё… Руслан приехал верхом. Так как Восход участвует в штурме не совсем добровольно, то в него снежки не кидать. Все всё поняли? Тогда начинайте!
Прошла неделя, месяц — он
К себе домой не возвращался.
А.Пушкин, «Медный всадник»
Рита вернулась из школы раньше обычного. Отперев дверь своим ключом, она вошла в переднюю, сняла пальто — и вдруг замерла, прислушиваясь. Из спальни доносились шорохи и скрип. Скрипела, несомненно, дверца платяного шкафа.
Анатолий Петрович никогда в такое время дома не бывал. Неужели забрался вор?
Рита на цыпочках подошла к двери в спальню. Затаила дыхание. Да, там явно орудует вор. Закрыть дверь на ключ и кинуться к телефону…
Знакомое покашливание за дверью. Рита влетела в спальню:
— Господи, как ты меня напугал!
Бенедиктов, в домашней коричневой куртке, стоял перед раскрытым шкафом и рылся в Ритиных полках — это она сразу заметила. Он не обернулся, услышав ее восклицание. Быстро захлопнул дверцу шкафа и, прихрамывая, отошел к окну.
— Что случилось? — спросила она встревоженно. — Почему ты дома?
— Нездоровится немного.
— Что-нибудь с ногой?
— Да нет, ничего, — нехотя ответил Бенедиктов. — Я тут носовой платок искал. Дай мне, пожалуйста.
Рита подошла к шкафу и достала носовой платок.
— Правда, ты плохо выглядишь, Толя. Измерь температуру.
Он отмахнулся и ушел к себе в кабинет.
Рита переоделась и пошла в кухню готовить обед. Надев резиновые перчатки, принялась старательно чистить картошку.
Третьего дня она заметила, что в шкафчике под трюмо ее вещи лежат не так, как обычно. Она не придала этому особого значения. Но теперь она поняла, что он ищет. Ее возмутила его настойчивость: ведь она ясно сказала, что нож утонул. Проклятый нож! Из-за него все беды последних месяцев, из-за него ужасная раздражительность Анатолия и эта возрастающая отчужденность… Сегодня она поговорит с Анатолием. Так дальше продолжаться не может.
Она крупными кружками нарезала картошку над шипящей сковородой. Муж любил жареную картошку.
С грустью и тревогой думала Рита о том, что Анатолий в последнее время почти не разговаривает с ней. Когда она рассказала ему о неожиданном визите двух молодых людей, он страшно взволновался. «Надо быть совсем безмозглой, чтобы выбросить ящичек с матвеевской рукописью! — кричал он. Подарить его каким-то мальчишкам!» Но откуда ей было знать, что в грязном ржавом бруске, который лежал под комодом вместо недостающей ножки, может храниться древняя рукопись? Ничего она не знала и о третьем ящичке, о котором спрашивали «мальчишки»…
После этого неприятного разговора Анатолий еще больше замкнулся и совершенно перестал рассказывать ей о своей работе.
Страница 100 из 182 Теперь они работают вдвоем с Опрятиным. Рита давно потеряла веру в успех. Но, может быть, вдвоем они все-таки добьются?.. Может быть, действительно они не могут обойтись без ножа?..
Была еще одна причина для сомнений и тревоги. Этот молодой инженер, «спаситель на море и на суше», Потапкин — теперь она знала его фамилию, сделал у них в школе доклад. Он говорил о близкой возможности создать такой нефтепровод, в котором струя нефти свободно пройдет сквозь море. Это поразило Риту. Значит, проницаемость — не такая уж фантастически далекая идея?..
Потапкин… Эта фамилия ни о чем не говорила Рите. Но было в лице молодого инженера, в его повадке что-то давно знакомое. Смутное и далекое воспоминание мелькнуло у Риты в голове еще в тот вечер, когда он со своим другом пришел справляться относительно ящичков. А слушая его доклад в школе, пристально глядя на него, она, Рита, уже почти догадалась… Сама не зная почему, она гнала прочь эту догадку…
Рита позвала мужа обедать. Бенедиктов отказался. Он лежал в кабинете на диване, глаза у него были воспаленные, лицо красное и мокрое от пота.
— Ты болен! — сказала Рита. — Я вызову врача.
— Никаких врачей. Достань мне пенициллин из аптечки.
Только поздним вечером, когда температура подскочила почти до сорока, он разрешил сделать ему компресс: оказалось, у него на правом бедре огромный нарыв. Но о враче не хотел и слышать.
Вечером следующего дня пришел Опрятин. Он посидел немного у постели Бенедиктова, поговорил с ним о разных делах. Он был чрезвычайно любезен, сказал Рите, что работа хорошо подвигается, хвалил эрудицию Анатолия Петровича.
А через день рано утром заявился здоровенный щекастый малый — уже не в первый раз приходил он со всякими поручениями — и принес пакетик с лекарством для Бенедиктова. Хриплым басом сказал, что должен отдать лекарство больному лично. Анатолий Петрович спал Рита отказалась будить его.
Закрыв дверь за несимпатичным посетителем, она развернула пакетик. Там оказалась коробочка с ампулами для подкожного вспрыскивания. Лекарство, которое выдают только по рецепту с печатью…
Рита поняла — и ахнула. Долго сидела в оцепенении у постели мужа. Не плакала, а внутренне сжалась как-то.
Проснулся Анатолий Петрович. Она молча протянула ему коробочку. Он нахмурился, засопел…
Был неприятный разговор.
— Да, да, я понимаю, — говорила она, стискивая руки, и руки были холодные как лед. — Ты хотел увеличить работоспособность и постепенно втянулся в это ужасное дело. Я не понимала раньше, почему у тебя…
— Уйди, — устало сказал он.
Она умоляла:
— Толя, не надо больше! Ты не будешь тайком вспрыскивать себе наркотики, ведь и нарыв у тебя от этого, от грязной иглы… Ты больше не будешь, правда? Ты отвыкнешь, и нам опять будет хорошо…
— Довольно! — крикнул Бенедиктов.
— Я требую, наконец! — сказала она решительно. — Слышишь? Я возьму тебя в руки, если у тебя самого не хватает воли. А про этого толстомордого я сообщу в милицию, так и знай!
Бенедиктов стал подниматься с постели. Рита кинулась к нему, он оттолкнул ее. Молча оделся, молча пошел к двери — страшный, лохматый, неприкаянный. Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка.
Рита долго стояла, прижав ладони к щекам. Не плакала, нет. Но что-то в ней надломилось.
Анатолий Петрович не вернулся. А через день пришел Вова с запиской за его вещами. Рита подняла с рычага телефонную трубку.
— В милицию? — усмехнулся Вова. — Не советую, Маргарита Павловна. Я «лекарство» не для себя — для него доставал, по его сильным просьбам. Неприятность ему сделаете.
Он был прав. Рита молча сложила в чемодан вещи мужа. Вова забрал из кабинета кое-какие приборы. Уходя, буркнул, что Анатолий Петрович живет теперь у Опрятина.
Она попробовала увидеться с мужем, звонила в институт — безуспешно. Бенедиктов не подходил к телефону.
Когда Бенедиктов сказал Опрятину, что ушел из дому, Николай Илларионович поморщился: беспокойного человека послала ему судьба в напарники.
— Что же с вами делать, — сказал он. — Живите пока у меня, места хватит. Ради ее величества науки я готов мириться даже с вашим скверным характером.
— Жить у вас? — Бенедиктов намеревался поселиться в гостинице, но теперь он подумал, что в самом деле у Опрятина будет удобнее. В гостинице не очень-то расположишься с приборами… — Хорошо, — ответил он хмуро. Пошлите Бугрова за моими вещами.
И Бенедиктов поселился во второй комнате холостяцкой квартиры Опрятина. В комнате были ковры, кресла, в углах стояли две горки с фарфоровыми статуэтками.
— Коллекционируете? — усмехнулся Бенедиктов.
— Моя слабость, — коротко ответил Опрятин. — Как ваш нарыв?
— Лучше.
— Очень рад.
Они сидели в креслах за низеньким столиком.
— Вы что же, насовсем ушли из дому? — спросил Опрятин, наливая в рюмки коньяк.
Бенедиктов не ответил. Молча выпил, отвернулся.
— Анатолий Петрович, — мягко сказал Опрятин, — нам нужно форсировать работу на острове.
— Меня подгонять не нужно.
— Знаю. И тем не менее — придется ускорить темпы. Мне стали известно, что Привалов и его оруженосцы ведут работу в том же направлении, что и мы. Они собрали какую-то установку и получили обнадеживающие результаты.
Страница 101 из 182
— Откуда вы знаете?
— Неважно. Допустим, от Бугрова. Могу добавить, что они связались через Багбанлы с Академией наук. Консультируются с московскими учеными. Вас это радует?
Бенедиктов не ответил.
— Надеюсь, — продолжал Опрятин, — вам не понравится, когда не ваша, а чужая грудь первой коснется ленточки финиша?
Нет, Бенедиктову совсем не улыбалась такая перспектива. Столько мучений, столько жертв — и ради чего? Чтобы уступить первенство? Чтобы очутиться в жалкой роли того чудака, который не так давно своим умом дошел до дифференциального исчисления?..
— Завтра еду на остров. — Он пристукнул ладонью по столу. — Буду форсировать. Но учтите: если мы соберем установку, а ножа к этому времени не достанем, мы сядем на мель.
— Нож будет, — спокойно сказал Опрятин. — И не только нож, но и кое-что другое. Может быть, более важное. В январе я еду в Москву. И Бугрова возьму с собой.
— А кто будет возить меня на остров?
— Любой институтский моторист. В лабораторию, разумеется, его не пускайте. О деталях поговорим перед отъездом.
Одна в пустой квартире…
Днем еще ничего: школа, уроки, разговоры в учительской — все это отвлекает. Но по вечерам Рита не находит себе места. Сядет с книгой в любимой позе, в уголке дивана, — книга падает из рук. Ничто не мило. Позвонить к кому-нибудь, пойти в гости? Нет. Не хочется.
Брошенная жена…
В телефонной книге разыскала номер Опрятина. Достаточно пять раз покрутить диск — и услышать его голос… Сказать ему: «Толя, приходи, прости, не могу одна…»
Нет. За что просить прощения? Ни в чем она не провинилась. Он пусть просит.
Но грызет и грызет одна мысль: не доглядела, не остановила вовремя, значит — виновата…
Подруга прислала письмо из Москвы, зовет к себе на каникулы. «Проветришься, но театрам походишь…» Может, в самом деле поехать в Москву?.. А вдруг он вернется? Нет, нельзя уезжать.
Рита вздрагивает от неожиданного звонка. Бежит открывать. Сумасшедше колотится сердце.
Входит Опрятин. Вежливо здоровается, улыбается. Она молча стоит у двери, губы ее дрожат.
Наконец она берет себя в руки, приглашает гостя в комнату.
— Не хотите ли чаю? — спрашивает холодно. Он не должен видеть ее смятения…
Спасибо, чаю ему не хочется. Они пили с Анатолием Петровичем. Да, он здоров, нарыв почти затянулся.
— …Он у меня под неослабным контролем. Я советовался с опытным врачом. Конечно, нелегко, но он отвыкнет. Уверяю вас, Маргарита Павловна, он понемногу снижает дозы. Конечно, эта привычка требует длительного лечения, но я уверен, что с течением времени он войдет в норму и вернется к вам. Пока вам не следует искать встреч с ним.
Она молчит. Ни на единую секунду этот человек не должен подумать, что ей хочется плакать.
Что он там еще говорит?
— …Быть может, скоро мы с Анатолием Петровичем заявим о крупном открытии. Это произошло бы еще скорее, если б у нас в руках был известный вам нож. — Он пристально смотрит на нее умными холодными глазами.
Она молчит.
— Маргарита Павловна, — продолжает он. — Это в ваших же интересах. Отдайте нам нож.
— У меня нет никакого ножа, — говорит она ровным голосом. — Вы отлично знаете, что нож упал за борт.
— Он не упал за борт, — тихо отвечает Опрятин. — Но если вы не расположены к этому разговору, то оставим его. Очень, очень жаль… — Он встает, прощается. — Что передать Анатолию Петровичу?
— Передайте привет. Скажите, что я уезжаю в Москву.
— В Москву?
— Меня зовет подруга. Еду на время школьных каникул.
— Разрешите узнать, когда?
— Сразу после Нового года.
— Удивительное совпадение, — говорит Опрятин, улыбаясь одними губами. Я тоже еду в командировку. Надеюсь, встретимся в Москве, не так ли?
Не тычь пальцем — обломишь!
Русская поговорка
В тот вечер Привалов и Колтухов засиделись в институте после работы.
— Я перерыл кучу литературы, — рассказывал Борис Иванович. — Многое в экспедиции Бековича непонятно. Некоторые военные специалисты считали, что у него не было надобности дробить отряд в Хиве на пять частей. Кое-кто даже считал его предателем. Насчет Кожина тоже смутно…
— Постой, — прервал его Колтухов. — Не об этом ли Кожине упоминает Соловьев в своей «Истории»? Как он озоровал в Астрахани и въехал во двор бухарского посла на тележке, запряженной свиньями.
— Он, верно. Но учти, что Кожин — худородный дворянин, да еще с неуживчивым характером, а его сослуживцы по Каспию — князья; ясно, что они умаляли его заслуги и возводили поклепы. Кожин прежде всего крупный гидрограф. Он составил первую карту Финского залива. Да и на Каспии…
— Ладно. Не о Кожине речь. Ты нашел что-нибудь о Матвееве?
— Ничего. Никаких упоминаний. Но, поскольку его рукопись — документ подлинный…
— Верю, — сказал Колтухов. — Во все верю. И в электрические цирковые номера в храме Кали верю. Но насчет Бестелесного и прохождения масла через воду — врет твой поручик.
— Ты меня извини, Павел Степанович, но так же выразился бы Матвеев, если б ему рассказали про телевизор.
— Ничуть. Матвеев, вероятно, знал о предположении Ломоносова, что луч может отклоняться под действием электричества, и поверил бы. А вот когда я читаю в фантастическом романе, как телевизор будущего передает запах, — не верю. Запах — явление не волнового происхождения. Про это еще Лукреций писал.
— Вы с Лукрецием ошиблись, — улыбнулся Привалов. — Недавно установили, что запах по частоте колебаний занимает место между радиоволнами и инфракрасными лучами. Когда банку с медом закрывали крышкой, герметичной, но пропускающей инфракрасные лучи, пчелы через эту крышку чувствовали запах…
Колтухов хмыкнул.
— Растолкуй мне такую вещь, — очень внятно и медленно сказал он, — как этот Бестелесный питался? На чем сидел? Как ходил и почему не проваливался сквозь землю? Вот и все. Ты расскажи, а я тихонечко посижу и послушаю.
О таких деталях быта Бестелесного Привалов не задумывался. Машинально он запустил пальцы в шевелюру, чем немало позабавил собеседника.
— Затылок чесать изволите, Борис Иванович? Применяете старый способ интенсификации мышления?
И Колтухов, очень довольный собой, негромко пропел:
На Путиловском заводе запороли конуса,
Мастер бегает по цеху и ерошит волоса…
— Да меня Бестелесный не интересует, — сказал с досадой Борис Иванович. — Мне интересен только факт прохождения масла сквозь воду.
— Факт? — переспросил Колтухов.
— Да, полагаю, что факт. Вряд ли Матвееву нужно было выдумывать эту деталь: по сравнению с другими «чудесами» она малоэффектна. И вообще… Почему-то верю в его искренность.
— Не обижайся, Борис, но ты малость помешался на беструбном трубопроводе.
— Багбанлы, по-твоему, тоже помешался?
Колтухов промолчал.
— Кстати, он должен скоро приехать. — Привалов посмотрел на часы и встал. — Не хочешь ли взглянуть на нашу установку?
— А что, готова уже?
— Почти.
— Ну что ж… В конце концов, должен же я знать, что делается в институте…
Они спустились на первый этаж, прошли по длинному коридору. Привалов отпер дверь одной из комнат. Здесь возвышался статор от крупной динамо-машины. Внутри статора, почти касаясь полюсных башмаков и обмоток, помещалась спираль из стеклянной трубки, заполненная розовой жидкостью; концы спирали соединялись с баком и центробежным насосом.
— Высокочастотный самогонный аппарат, — усмехнулся Колтухов, потрогав холодное стекло.
— На этой установке мы проводим два эксперимента, — сказал Привалов. Жидкость в трубке — вода. Подкислена, чтобы служила проводником, и подкрашена, чтобы было виднее. Теперь смотри. Первый эксперимент.
Страница 96 из 182
Он нажал кнопку магнитного пускателя. С легким воем заработал центробежный насос, прогоняя розовую жидкость через стеклянный змеевик.
— Обмотка статора к сети не подключена, — сказал Привалов. — Она соединена только с вольтметром. Обрати внимание!
Стрелка вольтметра дрогнула и поползла вправо.
— Понятно?
— Чего ж не понять? Жидкость-проводник, пересекая магнитные силовые линии статора, наводит в обмотках электродвижущую силу. Ничего нового: на таком принципе есть счетчик жидкости, идущей через трубу из немагнитного материала.
— Ты прав. Ничего нового. Но в счетчиках напряжение получается ничтожное, а у нас…
— Ого! — воскликнул Колтухов, взглянув на вольтметр. — Как ты этого добился?
— Багбанлы, — коротко сказал Привалов. — Теперь поставим опыт в обратном порядке.
Он выключил насос. Движение жидкости прекратилось, стрелка вольтметра вернулась на «ноль».
— Теперь я просто даю ток в обмотку статора.
Он нажал другую кнопку. Розовая жидкость, не подгоняемая насосом, сама побежала по спирали.
— Затрудним ей движение. — Привалов подкрутил маховичок вентиля. Смотри на манометр. Я бы мог еще увеличить сопротивление и получить более высокое давление. Но меня ограничивает прочность стеклянных трубок. Ты понял, что получается?
Колтухов выглядел озадаченным. Глаза его остро, не мигая, смотрели из-под седых бровей.
— Постой, — сказал он. — Значит, жидкость, находясь в электромагнитом поле, сама начинает двигаться… Это модель движения жидкости в беструбном трубопроводе?
— Да. С той разницей, что трубы будут там заменены поверхностным натяжением жидкости, а обмотки и магниты — направленным полем.
— Совсем небольшая разница. — Хитрая усмешка снова появилась в глазах Колтухова. — Признаюсь, опыт любопытный. Очевидно, вся штука тут в схеме обмоток и в роде электроснабжения. Но там, в море, — Колтухов кивнул на окно, — струя нефти встретит сопротивление воды. Потребуется огромное давление, чтобы гнать струю на триста километров. Выдержит ли его твоя невидимая труба — пленка поверхностного натяжения? Ты представляешь себе, каким колоссальным должно быть натяжение, чтобы заменить стенки стальной трубы?
— Да, представляю. Управлять поверхностным натяжением мы пока еще не можем. Правда, есть кое-какие наметки. Молодежь, по-моему, тоже что-то делает по секрету от меня. Но главное не в этом. Струя нефти на трассе не будет раздвигать воду — она будет проницать ее. Она не встретит сопротивления. Поэтому ее поверхностное натяжение будет не таким уж огромным, а просто таким, чтобы держать жидкость в струе…
— Опять начинаются индийские сказки! — ворчливо сказал Колтухов. Проницаемость! Бестелесность!.. Поручик Киже!
Тут в коридоре послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, вошел Багбанлы.
— А, главный инженер! — сказал он, здороваясь с Колтуховым. — Главный оппонент! Полюбоваться пришел?
— Они изъявили согласие ознакомиться, — заметил Привалов.
— Ну и как? — Багбанлы весело и испытующе посмотрел на «главного оппонента». — Понравилось?
— Да что ж вам сказать, Бахтияр-мюэллим… — Колтухов перешел на «воронежского мужичка». — Я в этих делах не шибко разбираюсь. Трубы или, там, изоляция для труб — тут я, конечно, смыслю немножко. А если труб нету… — Он развел руками. — Тут уж, Бахтияр-мюэллим, вам виднее.
Багбанлы засмеялся:
— Ты бы у Бориса одолжил немножко фантазии.
— А мне она ни к чему. — Колтухов закурил. — От нее одни неприятности.
— Еще с работы снимут, — поддакнул Привалов.
— С работы, может, и не снимут, а вот спокойного сна неохота лишаться.
— Насчет сна, — улыбнулся Привалов, — ты поговори с моей женой. Она тебе расскажет, с каким трудом будит меня по утрам.
— Ты вообще вундеркинд, — проворчал Колтухов, ставя дымовую завесу. Тебе что проницаемость придумать, что соснуть часок — все едино…
— А ну-ка, садитесь, молодые люди, — сказал вдруг Багбанлы. — Поговорим о проницаемости.
Ему нужно было проверить некоторые свои соображения на этот счет. Он прошелся по комнате — невысокий, коренастый, с крупной седой головой. Вот так же он прохаживался когда-то, читая лекции в институтской аудитории.
Колтухов и Привалов переглянулись. Снова перед ними их грозный учитель…
— Какие мы знаем примеры взаимного проникновения?
— Диффузия, — сказал Привалов. — Диффузия твердых тел.
— Так. Ты, Павел, диффузию признаешь?
— Отчего же не признать, раз она есть?
— Правильно говоришь: она есть. Добавим, что способностью к диффузии обладают не только атомы и ионы, но и целые молекулы. Но для диффузии нужны особые условия. Если плотно прижать друг к другу хорошо пригнанные поверхности свинца и олова, то потребуются годы, пока появится ничтожное проникновение. Но, если сжатый пакет свинца и олова нагреть до ста градусов, через двенадцать часов на их границе появится слой смешанных молекул толщиной в целую четверть миллиметра. Когда-то Рике десять лет пропускал ток через плотно сжатый столбик золотых и серебряных пластинок и не обнаружил ни малейших следов переноса металла. А электрическая искра легко переносит металл через зазор. Что же оказывает сопротивление переходу через зону контакта? — Багбанлы остановился и посмотрел на инженеров. — Поверхность! Загадочный мир двухмерных явлений…
Страница 97 из 182
Он снова зашагал по комнате, поглаживая пальцем седые усики под крючковатым носом.
— Есть еще одно явление диффузионного порядка, — продолжал Бахтияр Халилович. — Это контактная сварка. Она дает взаимное проникновение, но требует высоких температур и давлений. Сварку ты тоже признаешь, Павел?
— Отчего же не признать…
— А сварка в вакууме? — сказал Привалов. — Она возможна при очень низком давлении и небольшом подогреве. Причем свариваются самые разнородные материалы, например — сталь со стеклом. Строго говоря, это даже не сварка, скорее — усиленная диффузия.
— Правильно, — кивнул Багбанлы. — А в чем суть? Возможно, в условиях вакуума, когда поверхность, граничащая с пустотой, свободна, она как бы раскрывается. Силы, оберегающие поверхность, расслабляются, открывая вещество. Но диффузии нам мало. Нам нужно, чтобы одно тело свободно проходило сквозь другое без повреждения. Так сказать, усилить диффузию до беспрепятственного взаимного проникновения… Как же заставить вещество распахнуть ворота? — Багбанлы нарисовал пальцем в воздухе вопросительный знак. — Когда-то была школьная формулировка: в данный объем может быть помещено только одно тело. Так ли? Много ли вещества в твердых телах? Очень мало. Кубический сантиметр графита весит два с половиной грамма, а в нем содержатся миллиарды миллиардов атомов. На один атом приходится ничтожнейший объем, но как он заполнен? Ведь вещество сконцентрировано в ядре атома. Это общеизвестно. Даже в отрывном календаре вы можете прочесть, что, если заполнить один кубический сантиметр атомными ядрами, он будет весить добрый десяток миллионов тонн. Ядерное вещество в теле человека занимает меньше миллионной части спичечной головки. С точки зрения заполнения объема все на нашем свете — такое реденькое-реденькое, как… — Он поискал сравнение. — Как прическа у нашего друга Колтухова.
Колтухов ухмыльнулся и невольно провел ладонью по лысой голове.
— Я читал, в созвездии Кассиопеи есть звезда, — вставил Привалов, — в ее центральной части вещество имеет плотность около миллиона килограммов на кубический сантиметр.
— А в окрестностях Солнца, — в тон ему сказал Багбанлы, — есть инфракрасная звезда — на ней плотность вещества всего шесть десятимиллиардных грамма на кубический сантиметр. Поезжай туда и строй свои беструбные трубопроводы — там это проще, чем съесть арбуз.
— Слишком просто, — засмеялся Привалов.
— Итак, — продолжал Багбанлы, — с позиции механической модели вещество вполне проницаемо. Но на самом деле вещество нельзя рассматривать как механический набор маленьких, далеко расположенных друг от друга шариков. Проникновению мешают мощные внутренние силы, связывающие все элементы. Если бы не эти силы, моя рука свободно прошла бы сквозь металл. — Он упер ладонь в корпус статора. — Ведь возможность встречи физических частиц при этом ничтожна — меньше, чем у двух горстей гороха, брошенных навстречу друг другу.
Багбанлы вытер ладонь носовым платком и строго посмотрел на бывших своих учеников, будто ожидая возражений.
— Теперь формулирую задачу, — сказал он, как говаривал когда-то, читая лекции. — Повесьте уши на гвоздь внимания. Нужно, не меняя механической структуры вещества, так перестроить его связи — межатомные и межмолекулярные связи, — чтобы они при встрече с обычным веществом, на время взаимного проницания, были совершенно нейтральны. Перестроить внутренние связи! Вот тогда будет проникновение.
Некоторое время все трое молчали.
— Формулировка хоть куда, — сказал Колтухов. — Но как вы их перестроите?
— «Как» — этого я еще не знаю. Но поскольку мы имеем дело с энергией ведь поверхностный слой всегда обладает избытком энергии, — то мы найдем способ воздействовать на нее. Возможно, задача сведется к управлению свойствами поверхности так, чтобы поверхности встречающихся тел как бы взаимно раскрывали ворота своих связей навстречу друг другу и последовательно замыкали их по прохождении. Будем рассматривать массу взаимопроницающих тел как совокупность последовательно возникающих поверхностей…
Старик замолчал. Задумчиво прохаживался он по комнате. Привалов схватил блокнот и торопливо записывал формулировки. Потом он снял очки и, протирая их, сказал, близоруко щурясь:
— Проницаемость… Это ведь не только беструбным трубопроводом пахнет… Придать эти свойства подводной части корабля — и он пойдет, не встречая сопротивления. Не нужны будут ледоколы. А какие скорости!.. Или свободное проникновение в недра земли, в самую гущу полезных ископаемых…
Колтухов изумленно посмотрел на него. Глаза как у влюбленного мальчишки, даром что до седых волос дожил… Он открыл было рот, чтобы сделать язвительное замечание, но тут зазвонил телефон.
Привалов снял трубку.
— Слушаю… Да, я. Это вы, Коля? Что случилось?.. Говорите спокойнее… — С минуту он слушал. — Что?! — Он переменился в лице. — Сейчас приеду.
Привалов бросил трубку, взглянул на Багбанлы:
— Надо ехать. Скорее.
…Когда Валерика задернули голубой занавеской, он понял, что пришел незваный гость. Отложив контрольный камертон, Валерик от нечего делать начал рассматривать соединения, и не зря: оказалось, что грузик, регулирующий частоту камертонного прерывателя, неплотно закреплен, а пьезо-весы с «ртутным сердцем» слегка съехали с места.
Страница 98 из 182
«Вибрация», — подумал Валерик и осторожно подтолкнул мизинцем весы внутри кольца Мебиуса. Другой рукой он передвинул грузик. В этот момент за голубой шторой брызнул гитарный перебор и Юрин голос громко запел «Сербияночку».
«Устарелый блюз», — привычно подумал Валерик, продолжая подталкивать мизинцем весы. Вдруг он ощутил в пальце легкую мгновенную дрожь.
Током ударило? Но ведь металла он не касался…
На всякий случай он сунул палец в рот. Странной дело! Палец не чувствовал рта, а рот — пальца… Он испуганно посмотрел на мизинец палец выглядел, как всегда. Снова сунул его в рот — никаких ощущений! Он попробовал прикусить конец пальца зубами — зубы сомкнулись, как будто между ними ничего не было…
Он чуть не заорал во все горло. Но, вспомнив, что в галерее чужой человек, Валерик, как он сам рассказывал после, «железным усилием воли сдержал себя». Он только дернулся на месте, разлил «ртутное сердце» и опрокинул камертонный прерыватель.
Багбанлы, Привалов и Колтухов торопливо вошли в галерею.
— Где Горбачевский? — отрывисто спросил Привалов.
Лаборант выступил вперед. Он был бледен, с него градом катился пот. Николай взволнованно принялся объяснять, что произошло.
Багбанлы потрогал Валеркин мизинец. Первые две фаланги были проницаемы — пальцы академика свободно прошли сквозь них и сомкнулись.
— Чувствуете что-нибудь? — спросил Багбанлы.
— Нет, — прошептал лаборант.
Граница проницаемости легко прощупывалась.
— Зажгите спичку, — сказал Багбанлы. — Спокойнее, — добавил он, видя, как Николай нервно чиркает, ломая спички. — Так. — Он посмотрел на Валерика. — Теперь попробуйте осторожно ввести конец пальца в пламя.
Все затаили дыхание. У Валерика был вид лунатика. Он медленно ввел мизинец в пламя спички. Язычок пламени слегка колыхнулся, но форма его не изменилась.
— Чувствуете что-нибудь?
— Да, — хрипло сказал Валерик, держа палец в пламени. — Тепло.
Спичка догорела.
Инженеры оторопело молчали. Завороженные, глядели на мизинец Валерика.
— Воткните палец в стол, — сказал Багбанлы.
Лаборант послушно исполнил приказание. Палец до половины вошел в дерево стола.
— Теперь меньше входит, — сказал он. — Сначала почти весь палец был такой…
Багбанлы переглянулся с Приваловым. Потом принялся внимательно рассматривать установку.
— Кольцо Мебиуса? — спросил он. — Любопытная идея… На каком режиме это произошло?
— Мы не думали о проницаемости, — звенящим голосом сказал Юра. — Мы хотели усилить поверхностное натяжение… Видите — «ртутное сердце»?.. До этого Горбачевский двадцать раз лазил руками внутрь «Мебиуса» — и ничего… А когда он подвинул грузик, а я в это время заиграл на гитаре, что-то срезонировало. Валерик с перепугу опрокинул все, и регулировка невозвратно пропала…
Колтухов оглядел молодых людей, притихших и испуганных.
— Цвет автоматики собрался, — проворчал он. — Тоже мне секретная лаборатория! Разве можно? Тот раз мне смолу испортили, теперь… Могли такого понатворить…
— Гитару не перестраивали? — спросил Привалов.
— Нет, — ответил Юра.
— Сыграйте в точности так, как играли.
— Надо записать звук, — сказал Багбанлы.
— А у нас есть магнитофон. — Юра живо притащил из комнаты громоздкий прибор.
— Это еще что за зверь? — удивился Багбанлы.
— Моя собственная конструкция. — Юра включил магнитофон и заиграл «Сербияночку».
— Задача! — сердито сказал Багбанлы. — Тут полно трезвучий и прочих, как они там в музыке называются, секстаккордов, что ли. Сложная частотная характеристика… Вы еще пели при этом?
— Пел, — удрученно признался Юра. — И топал ногами…
— Час от часу не легче! Но делать нечего: придется немедленно воспроизвести все в точности и записать на ленту. Если гитара расстроится, вряд ли удастся повторить. А потом придется ваше музыкальное выступление перевести на язык цифр — на частоты — и взяться за математический анализ. До установки не дотрагиваться, пока не запишем и не зачертим все подробности. Но прежде всего запись…
Тем временем палец Валерика постепенно «отходил». Валерик все время пробовал его об стол. В последний раз палец вошел самым кончиком, подушечкой, — и вдруг Валерик почувствовал, что «прихватило». Вскрикнув, он выдернул палец, оставив в дереве лоскуток кожи. Он быстро сунул в рот окровавленный кончик пальца, и лицо его расплылось в радостной улыбке.
— Прошло! — заорал Валерик.
Разошлись в первом часу ночи. В галерее остались только Николай и Юра. Некоторое время они молча ходили взад и вперед, сунув руки в карманы и дымя сигаретами.
У двери сидел забытый, некормленый Рекс и тихонько скулил.
Юра остановился наконец, сунул окурок в переполненную пепельницу и сказал:
— Дай собаке что-нибудь поесть. Да и мне, пожалуй.
Николай принес из кухни хлеб, колбасу и банку баклажанной икры.
— Что теперь скажешь? — спросил Юра с полным ртом.
— Не знаю… Голова трещит. — Николай отрезал большой ломоть хлеба, выложил его кружками колбасы, откусил и снова заходил по галерее. — Когда я потрогал его палец, — сказал он, — то подумал: сон, бред, с ума схожу…
Страница 99 из 182
— Проницаемость, Колька! Мы открыли проницаемость. Знаешь, что будет теперь?
— Не знаю… Теперь — ничего не знаю.
— Бурение скважин!
— Не кричи, мать спит.
Юра снизил тон до заговорщического шепота:
— Колонна проницаемых труб сама пронзит землю до нефтяного пласта…
— А грунт внутри трубы? Как через него нефть пойдет?
— Неуязвимость от пуль! Полный переворот в военном деле!
— Романтика…
Некоторое время они молча ели. Потом Николай снял с вешалки плащ:
— Пойдем на улицу. Все равно спать не смогу.
Долго бродили они в эту ночь по пустынным улицам, и сонный Рекс плелся за ними, не понимая, что стряслось с его хозяевами.
С моря дул свежий ветер, пахнущий солью и водорослями.
— Юрка, не будем заноситься. Не дети же мы… Нет, серьезно. Спокойнее надо… Узкая практическая задача — трубопровод. Больше ничего. Согласен?
Николай крепко потряс руку другу, круто повернулся и пошел домой.
Двор в Бондарном переулке отличался музыкальностью.
По вечерам из всех окон неслись звуки радиол и пианино, лилась протяжная восточная музыка.
Гражданка Тер-Авакян, известная под прозвищем Тараканши, жаловалась, что общий шум мешает ей слушать собственный приемник. Особенно допекал ее ближайший сосед, Вова: каждый вечер он проигрывал по нескольку раз любимую пластинку «Мишка, Мишка, где твоя улыбка».
Инженер Потапкин раньше не был замечен в музыкальных излишествах. Но теперь он восстановил против себя весь двор: несколько вечеров подряд из окон его галереи доносилась одна и та же надоедливая песенка, сопровождаемая лихим топотом и гитарными переборами:
Порошок в кармане носишь, отравить хотишь меня,
Паровоз в кармане носишь, задавить хотишь меня!
А сотрудники одного академического института с удивлением заметили, что Бахтияр Халилович Багбанлы, известный как большой любитель восточной музыки, часто напевает себе под нос слова, даже отдаленно не напоминающие восточный стиль:
Сербияночку мою работать не заставлю,
Сам и печку растоплю и самовар поставлю!
Тщательно составленное описание установки было послано в Академию наук вместе с подробным докладом и магнитофонными лентами. Молодым инженерам было велено до поры держать все в секрете и прекратить опасные эксперименты.
— Довольно кустарщины, — сказал Колтухов. — Вторгаться в строение вещества — это вам не на гитаре сыграть. Вот, помню, в двадцать седьмом году был со мной такой случай в городе Борисоглебске…
Прежде чем перейти к этим опытам, разрешите мне
высказать надежду, что никто из вас не наделает беды,
пытаясь их повторить для забавы.
М.Фарадей, «История свечи»
Они довольно часто ссорились и быстро мирились. Но эта размолвка была длительной, потому что система «раджа-йога» требовала уединения.
Теперь с «раджа-йогой» было покончено. Юра быстро набрал килограммы, потерянные в дни «совершенствования духа», купил новую, вызывающе яркую ковбойку и с ходу включился в институтский турнир по настольному теннису.
Он позвонил Вале, и ранним вечером они встретились, как обычно, на углу возле аптеки. Юра пришел с гитарой на плече, но Валя была так рада, что даже не сделала ему замечания.
Страница 92 из 182
От уличной жаровни шел соблазнительный запах жареных каштанов. Юра купил кулек и вручил его Вале. Она благодарно улыбнулась ему, и они пошли на Приморский бульвар.
Говорили о всякой всячине. Юра, не щадя себя, рассказал о печальном конце «раджа-йоги», и Валя смеялась, и жареные каштаны оказались замечательно вкусными.
Они сели на скамью у фонтана, подсвеченного сквозь воду цветными лампами. Юра взял несколько аккордов и тихонько запел на мотив известного романса из кинофильма «Бесприданница»:
Нежно вибрируют струны гитары,
Трепетно бьется ртутное сердце…
— Фу, какую чепуху ты поешь! — не выдержала Валя.
— Думал, тебе понравится. Ну ладно. — Он положил гитару на скамейку. Как твои дела?
— Мои дела? Знаешь, Юрик, мне очень помогла рукопись Матвеева. Для раздела моей диссертации о Тредиаковском и реформе письменности…
— Твоя диссертация! Разве ты ее кончишь когда-нибудь?
— Несносная у тебя все-таки привычка — перебивать! — заметила Валя.
— Ну-ну, не будем ссориться, — сказал он примирительно. — Тем более что у меня побольше оснований обижаться.
— Вот как? — Валя вскинула на него недоуменный взгляд. — А конкретно?
Юра отнекивался, но она настаивала — ей необходимо было сейчас же выяснить отношения.
— Хорошо, — сказал он. — В конце концов, почему я должен молчать, когда ты любезничаешь с этим типом?
— С кем я любезничаю? — ледяным тоном спросила Валя.
— С Опрятиным. Может быть, ты скажешь, что не встречалась с ним?
— Да, встречалась. Ну и что же?
— Ничего. — Юра с хрустом разгрыз каштан и стал мерно жевать.
— Как это мило! — скороговоркой сказала Валя. — Ты не желаешь меня видеть, не подходишь к телефону и думаешь, что я обязана из-за твоих капризов сидеть взаперти…
— Я абсолютно не ревную, — официальным голосом сказал Юра.
— Не перебивай, пожалуйста!
С минуту они ожесточенно грызли каштаны.
— Главное — любезничаю! — сказала Валя сердито. — Я шла домой, он шел в ту же сторону. Поздоровался. Пошел рядом. Он очень приличный и знающий человек. И, между прочим, не ходит по улицам с балалайкой…
— С гитарой, — поправил Юра.
— С ним приятно беседовать…
— И в кафе сидеть, — вставил Юра.
— Да, мы ели мороженое. — Валя чуть порозовела. — А следить за мной это просто отвратительно!
— Я и не думал следить. Ребята видели и рассказали. Мне это глубоко безразлично.
— Ах, тебе безразлично? Так знай, что он ко мне и в университет приходил, за рукописью. И еще раз потом пришел, принес рукопись. И вообще…
— Ты дала ему рукопись? — вскричал Юра.
— Он очень тепло отзывался о тебе…
— Зачем ты дала рукопись?!
— Не кричи, пожалуйста! Он хвалил тебя и Колю за то, что вы ловко расшифровали надписи на ящичках…
— Ты и это рассказала?
— А что такого? Секрет? Просто у вас какое-то предубеждение против этого человека.
— «Предубеждение»! — проворчал Юра. — А ты возьми Рекса: вполне объективный пес, а помнишь, как он зарычал на твоего друга? Он просто не может слышать запаха Опрятина.
— Во-первых, он никакой не мой друг! А во-вторых, при чем тут Рекс?
— Ты разве не знаешь? Собаки здорово разбираются в людях. На хорошего человека воспитанный пес никогда не зарычит, будь спокойна.
— Убийственный аргумент! — Валя засмеялась.
— Конечно, дело не в Рексе, — сказал Юра. — Понимаешь, Опрятин вьюном вьется вокруг того случая…
Тут он осекся и не пожелал дальше рассказывать. Но Валя была любопытна и настойчива.
— Ладно, — сказал Юра. — Только учти — не для распространения. Хоть секрета особого нет…
Валя нетерпеливо закивала.
— Помнишь, мы шли на яхте, а с теплохода свалилась женщина?
— В красном сарафане? — оживилась Валя. — Явная психопатка. Даже спасибо не сказала.
— Только смотри при Николае не поноси ее. Он… как бы выразиться… В общем, хорошо к ней относится — кажется, есть такой термин.
— Он с ума сошел! У нее какие-то странные глаза.
— Глаза — это полбеды, — заговорщическим тоном сообщил Юра. — Она замужем.
Валя встала. Она просто не могла больше сидеть.
— Валька, но дело не в этом. Ты послушай…
Юра взял ее под руку и повел по аллее. Он рассказал, как Опрятин зачем-то обшаривал морское дно и как они с Колей нанесли Маргарите Павловне неожиданный визит и убедились, что она имеет отношение к трем матвеевским ящичкам…
Вдруг Юра остановился, взглянул на часы.
— Валя-Валентина, извини меня и не обижайся, но я должен тебя покинуть. Мы затеяли одно интересное дело…
— Какое? Опять по шерлокхолмсовской части?
— Нет. По части науки и техники. Понимаешь, сегодня мы ставим один опыт, и ребята ждут меня…
Они расстались на троллейбусной остановке.
Через двадцать минут Юра быстрым шагом пересек Бондарный переулок и вошел во двор дома, где жил Николай. Из-под арки неслись пушечные удары: полная рослая женщина выбивала коврик. Увидев Юру, она заулыбалась.
— Давно вас не видно, Юрий Тимофеевич.
— Добрый вечер, Клавдия Семеновна.
Юра хотел пройти мимо, но женщина, как видно, была расположена к продолжению разговора. Прижав коврик к мощной груди, она сказала певуче:
Страница 93 из 182
— Раньше заходили к нам, а теперь гордые стали?
— Да некогда все, — буркнул Юра.
— У Коли сегодня день рождения, что ли? Так и идут к нему. Молодые все, — ласково сообщила женщина. — А мой-то Владимир тоже по научной части теперь работает. Изобретателем.
— Я очень рад. Передайте ему сердечный привет. — Юра наскоро улыбнулся, кивнул и поспешил прочь.
— Непременно передам! — пропела ему вслед женщина и подкрепила свое обещание новым пушечным ударом.
Прыгая через ступеньки, Юра взлетел на второй этаж и рывком распахнул дверь, из-за которой неслись голоса и смех.
Загадочная поверхность Мебиуса увлекла Николая и Юру. Они перечитали все, что можно было найти, о ее математических свойствах. Тетрадь «Всякая всячина» распухла от формул и эскизов перекрученных колец. Среди прочих сведений в ней появилось краткое жизнеописание Августа-Фердинанда Мебиуса, немецкого геометра, профессора Лейпцигского университета, который в 1858 году впервые установил существование односторонних поверхностей.
Не забыли и профессора Геттингенского университета Иоганна-Бенедикта Листинга, который, ничего не зная о поверхности Мебиуса, через семь лет открыл таковую вторично.
Были упомянуты и другие математики, которые построили еще несколько односторонних поверхностей, гораздо сложнее, чем кольцо Мебиуса. Чего стоила одна «поверхность Клейна» — нечто вроде бутылки, пронзающей изогнутым горлышком собственную стенку…
«Достоинство поверхности Мебиуса не в том, что она первая, а в том, что она — простейшая из возможных в трехмерном мире и наиболее пригодная для нас», — резюмировали наши друзья.
— Здорово ты придумал, Колька! — восхищался Юра, хлопая друга по спине. — Использовать поверхность об одной стороне! Я уверен: колечко Мебиуса создаст нам то самое поле.
Николаю было приятно это слышать. Широченная улыбка сама собой раздвигала его губы. Но он гнал ее с лица долой и отвечал:
— Уймись, смолокур. Еще ничего не известно.
— Нет, ты представь себе: никаких труб! Нефтяная струя преспокойно шпарит через море!
Николаю невольно передавалось его волнение.
— Я прикидывал, Юрка: на Транскаспийском отказ от труб даст экономию двадцать пять тысяч тонн металла…
— Поди ты со своей экономией! — Юру понесло. — Мы научимся управлять поверхностью! Здесь пахнет мировым открытием!
— Прекрати телячьи восторги! — рассердился Николай. — Мировое открытие! Думать надо, о чем говоришь. — И уже спокойно добавил: — Мы, с нашими силенками, должны держаться узкой задачи: усилить поверхностное натяжение ртутной капли. Если удастся — перейдем на нефтепродукт.
— И только? — Юра помрачнел.
— Нет, еще одно: не вздумай звонить по институту. И шефу пока ничего не говори. Ясно?
— Конфиденция, — печально вздохнул Юра. — Вот так когда-то инквизиторы давили на Галилея.
Николай засмеялся:
— Ах ты, бедный Галилей Тимофеевич…
Застекленная галерея в Бондарном переулке снова превратилась в лабораторию. Каждый вечер там сверлили, паяли, собирали хитрые электронные схемы. Юре и Николаю помогали еще трое молодых инженеров из отдела автоматики. Часто гас свет, и начиналась возня у счетчика при спичках. Хорошо еще, что мать Николая была женщиной доброй и терпеливой.
Лаборант Валерик Горбачевский был любопытен. Он с интересом прислушивался к разговорам о матвеевской рукописи. Он охотно помогал в сверхурочное время Привалову и Багбанлы: бегал в стеклодувную мастерскую паять стеклянные трубки, помогал затаскивать в одну из комнат лаборатории статор от ржавевшей в институтском дворе старой динамо-машины. Никто не объяснял Валерику, зачем все это нужно. А сам он не лез с расспросами: гордость не позволяла.
Кроме того, он побаивался инженера Потапкина. Инженер Потапкин, наверное, думает, что он, Валерик, только и делает, что шляется по бульвару и пристает к девушкам. Ну и пусть думает!
Одно только обидно: на яхту к ним теперь не попадешь. Раньше Потапкин обещал взять его, Валерика, в команду, а теперь, после встречи на бульваре, можно и не заикаться об этом. Плакала яхта.
Ну и пусть!..
Гордый Валерик долго крепился — и не выдержал наконец. Он подошел к Юре, спросил, глядя в сторону:
— Вам по вечерам помогать не надо?
— По вечерам? — Юра внимательно посмотрел на него. — Откуда ты знаешь, что мы делаем по вечерам?
— Не глухой же я… Что вы там делаете, я не знаю. Просто спрашиваю: может, помочь нужно?
— Как твои занятия в школе?
— Я уплотнюсь.
— Ладно, приходи завтра к восьми. — Юра назвал адрес Николая. — Только учти: никому ни слова о том, что ты увидишь. И Борису Ивановичу. Их работа — одно, наша — другое.
Валерик кивнул.
— И еще учти: когда-то Фарадей тоже был лаборантом.
— Фарадей?
— Ага. Правда, не в «НИИТранснефти», а в Королевском институте. Так что перед тобой великое будущее.
Валерик ухмыльнулся.
— А как Николай Сергеевич ко мне отнесется? — осторожно спросил он.
— Я буду перед ним ходатайствовать. — Юра доверительно прибавил: — Я тебе сочувствую, потому что в Душе я сам стиляга. Но почему-то не люблю стиляг.
Страница 94 из 182
— Значит, я приду, — сказал повеселевший Валерик.
Юра распахнул дверь и вошел в галерею. Все уже были в сборе. Николай и еще трое молодых инженеров возились с приборами. Им деловито помогал Валерик, нимало не подозревавший, что ему суждено стать героем этого дня.
— Где тебя носит? — сказал Николай, оглянувшись. — Мог бы сегодня пораньше прийти.
— Дяди Вовина супруга задержала и велела передать тебе горячий привет, — не задумываясь, ответил Юра.
— А гитару зачем притащил?
— Песни буду вам петь.
— Трепло! Давай-ка проверь соединения.
— Вот зачем гитара. — Юра заговорил серьезным тоном: — У нас камертонный генератор вибрирует под действием электромагнита, так? А электромагнит — лишнее магнитное поле. Паразитные частоты. Вот я и подумал…
— Понятно! — прервал его смуглолицый Гусейн Амиров. — По эталонному камертону можно настроить и гитару и камертонный генератор. Проще, чем электромагнитом. Правильно, дорогой!
— А продолжительность звучания? — спросил Николай.
— А много ли нужно? — ответил Юра. — Я трону гитарную струну, она зазвучит, и сразу завибрирует камертонный генератор. Секунды на две хватит. Для каждой отдельной позиции опыта вполне достаточно. Ну, начнем?
За шторой из голубого пластиката, отделявшей часть галереи, на большом столе была собрана установка. Это было все то же «ртутное сердце» и все тот же ламповый генератор с камертонным прерывателем. Но теперь над установкой возвышалось огромное кольцо Мебиуса — перекрученная петля из прямоугольной медной трубки. К катушкам, окружавшим кольцо, был подключен выходной контур лампового генератора, а внутри кольца помещались весы с «ртутным сердцем».
Одноповерхностное кольцо Мебиуса! Инженеры полагали, что под действием рожденного им поля натяжение поверхности ртути резко усилится и сожмет кольцо так, что она перестанет пульсировать. Тогда можно будет, добавив в нее ртути до восстановления пульсации, вычислить по увеличению веса капли, насколько увеличилось поверхностное натяжение.
А потом, когда будет найдена нужная комбинация частот, перейти на опыты с нефтепродуктами…
Николай включил батарею — для этого пришлось залезть под стол и потревожить Рекса, который мирно спал в углу.
Юра проверил соединения. Неоновая лампочка в рукоятке его отвертки то и дело вспыхивала розовым мерцающим огоньком.
— Все в порядке! — провозгласил Юра. — Начнем! Он вынул из коробки эталонный камертон «ля первой октавы». — Частота прерывания — четыреста сорок герц…
Еще в XI веке итальянец Гвидо из Ареццо изобрел четырехстрочную систему записи нот. Пятая линейка добавилась на триста лет позже.
Этот же Гвидо назвал ноты первыми слогами строчек шуточного гимна певцов, просящих святого Иоанна уберечь их от хрипоты. В гамме Гвидо было только шесть нот; седьмая нота — «си» — была введена только в конце XVI века Ансельмом из Флоренции [si — начальные буквы слов «Sanctus Joannes»].
В наше прозаическое время эталоны звуков — камертоны — помечают числом герц — колебаний — в секунду. А в будущем наивные «ре-ми-фа-соль» Гвидо из Ареццо будут, вероятно, полностью вытеснены цифрами. И любители оперы, восхищаясь певицей, будут восклицать: «С какой точностью она взяла частоту 1047 герц!»
Данн-данн, — тихонько и нежно вибрировал камертон в тишине галереи.
Юра торопливо подкручивал колки гитары. Потом настроили камертонный прерыватель, передвигая грузики на его ножках.
Теперь стоило тронуть гитарную струну, как контакты камертонного прерывателя начинали четыреста сорок раз в секунду разрывать цепь высокой частоты.
«Ртутное сердце» спокойно пульсировало в недрах загадочного поля кольца Мебиуса. Наши экспериментаторы знали, конечно, что предстоят долгие и скучноватые поиски режима. Знали, что с первого раза опыт не даст ожидаемого эффекта. И все же… Все же в глубине души жила надежда: а вдруг «чудо» произойдет уже сегодня?
«Чуда» не было.
— Надо изменить условия, — сказал Николай. — Валерик, возьми камертон «си».
Данн, данн…
Юра пощипывал гитарную струну.
Тишина.
И вдруг — резкий стук в дверь.
— Кто бы это? — сказал Николай. — Мать сегодня поздно придет.
Он отогнул занавеску, посмотрел — и сделал знак рукой.
— Конфиденция, — тихо сказал Юра.
Инженеры отошли от приборов и задернули штору. Теперь за шторой, возле установки, остался только Валерка со своим камертоном да Рекс.
— Больше жизни! — крикнул Юра. Ударив по струнам гитары и приплясывая, он запел в бешеном темпе:
Что ты ходишь, что ты бродишь, черноокая моя!
Порошок в кармане носишь, отравить хотишь меня…
Николай открыл дверь, и вошел Вова. На нем была синяя полосатая пижама.
— Привет компании, — вежливо сказал он и оглядел галерею, задержав взгляд на голубой шторе и на обрезках проволоки, разбросанных по полу. Затем он обошел молодых людей и с каждым поздоровался за руку. — Гуляете? — произнес он. — Доброе утро. А я, Коля, к тебе на минутку. — Он вытащил из кармана ржавую пружину. — Подсчитай, какая в ней сила.
— А ты говорил, что перешел на электрические силомеры, — сказал Юра.
Страница 95 из 182
— Так оно и есть, — с достоинством ответил Вова. — А это, — он кивнул на пружину, — дружки зашли, просят помочь.
Николай быстро измерил диаметр пружины и проволоки, из которой она была свита, и несколько раз передвинул движок счетной линейки.
— Двадцать восемь килограммов.
— Спасибо. — Вова забрал пружину и двинулся к двери.
В этот момент за шторой раздался грохот. Инженеры переглянулись. Вова быстро обернулся и уставился на штору. Оттуда, стуча когтями, вышел Рекс, потянулся и обнюхал Вовины ноги.
— Пшел, пшел, — сказал Вова, отступая к двери. — Я этого не люблю.
Он вышел. Николай запер за ним дверь. Юра на всякий случай отбил еще несколько плясовых тактов и, щелкая басовыми струнами, запел:
Порошок в кармане носишь, отравить хотишь меня,
Паровоз в кармане носишь, задавить хотишь меня!
Тара-дара, тара-дара…
Николай отдернул штору. Пьезо-весы с «ртутным сердцем» были сорваны с места. В лужице разлившегося раствора, среди блестящих капель ртути, лежал опрокинутый камертонный генератор. Рядом на столе сидел Валерка, белый, как молоко. Он держал у лица правую руку с отставленным мизинцем и смотрел на него остановившимися, широко раскрытыми глазами.
Представ перед Утером, я понял, что Кадал был прав. Назревали настоящие неприятности.
Мы прибыли в Лондон перед самой коронацией. Было позднее время, и ворота уже заперли. Однако относительно нас, наверное, предупредили, поэтому наш отряд впустили без лишних вопросов и прямиком препроводили в королевский замок. Я едва успел сменить заляпанную грязью одежду, как меня тут же проводили к королю в спальню. Слуги немедленно вышли, оставив нас одних.
Утер приготовился ко сну, облачившись в длинную ночную сорочку из темно-коричневого вельвета, отороченную мехом. Его кресло с высокой спинкой стояло у пылающего камина. На подставке рядом с креслом находился серебряный кувшин с крышкой, из носика вился полупрозрачный пар. Пахло ароматным вином, и у меня от нетерпения пересохло в горле. Однако король и не думал предложить мне чашку. Он беспокойно метался по комнате, как тигр по клетке. Следом за ним, шаг в шаг, следовал его волкодав.
Как только за слугами закрылась дверь, он резко обратился ко мне.
— Не торопишься.
— Четыре дня? Тебе следовало прислать лошадей получше.
Это сбило его, поскольку он не ожидал подобного ответа.
— Это были лучшие лошади в моей конюшне, — сказал он, смягчаясь.
— Тогда не мешало бы приобрести лошадей с крыльями, если ты хочешь, чтобы мы передвигались быстрее, чем сейчас. И людей покрепче. По дороге от нас двое отстали.
Но Утер уже не слушал. Углубившись в свои мысли, он снова начал мерять шагами комнату. Я наблюдал за ним. Он похудел и передвигался легко и быстро, как голодный волк. Глаза от недосыпания запали, в его манерах появилось нечто ему несвойственное. Руки его постоянно двигались. Он то сцеплял их сзади, хрустя суставами, то теребил сорочку или бороду.
— Мне требуется твоя помощь, — бросил он через плечо.
— Я так и понял.
— Тебе известно, какая? — обернулся он.
Я пожал плечами.
— Никто больше не говорит ни о чем, как о страсти короля к жене Горлуа. Понятно, ведь ты не скрываешь ее. Но прошло уже больше недели с тех пор, как ты послал за мной Ульфина. Что случилось за это время? Горлуа с женой еще здесь?
— Конечно. Они не могут покинуть Лондон без моего разрешения.
— Понятно. Вы уже говорили по этому поводу с Горлуа?
— Нет.
— Но он наверняка знает.
— Он понимает все так же хорошо, как и я: если дело дойдет до разговора с ним, то нас уже ничто не сможет остановить, а завтра коронация. Я не могу с ним объясняться.
— Или с ней?
— Нет, нет. О боже, Мерлин, я не могу даже приблизиться к ней. Ее охраняют, как Данаю.
Я нахмурился.
— Он ее охраняет? Это настолько выходит за рамки обычного, что равносильно публичному признанию, что что-то не так.
— Я имел в виду, что вокруг нее постоянно крутятся ее слуги и люди Горлуа. Среди них не только телохранители, но и воины, сражавшиеся с нами на севере. Я могу подойти к ней только в обществе. Тебе еще расскажут об этом, Мерлин.
— Так. Передавал ты ей тайное послание?
— Нет. Она очень осторожна и целыми днями находится со своими дамами, у дверей стоят ее слуги, а он… — Утер запнулся, на лице его выступил пот. — Он находится с ней каждую ночь.
Шелестя одеянием, он отвернулся и мягкими шагами прошелся по комнате, спрятавшись в тени. Оказавшись ко мне лицом, он протянул ко мне руки и по-мальчишески спросил:
— Что мне делать, Мерлин?
Я подошел к камину, взял кувшин и наполнил ароматным вином два кубка, протянув ему один из них.
— Для начала сядь. Я не могу разговаривать с ураганом. Держи.
Он повиновался и откинулся в кресле, держа кубок между ладонями. Я попробовал, смакуя, вино и сел по другую сторону от камина.
Утер не пил. По-моему, он даже не понимал, что держит в руках. Сквозь прозрачный пар он глядел на пламя в камине.
— Как только он привез ее и представил мне, я понял. Видит бог, поначалу я считал это преходящей горячкой, которой я болел тысячу раз. Но в этот раз она оказалась во много раз сильнее.
— Ты избавлялся от горячки за ночь, за неделю, ну за месяц. Не помню, чтобы женщина удерживала тебя месяц, от силы три, и ставила при этом под угрозу все королевство.
Он обжег меня голубым, как сталь меча, взглядом прежнего Утера.
— Клянусь Гадесом! Иначе зачем я послал за тобой? Я мог развалить королевство сто раз за прошедшие недели, если бы решился. Почему бы, ты думаешь, я еще не перешел границ? В чем-то я уже наглупил, признаю, но это горячка, которой я еще не испытывал. Я весь в огне и не могу спать. Как мне править, сражаться и общаться с людьми, если я не могу спать?
Страница 123 из 141
— Ты проводил время с девушками?
Он поглядел на меня и пригубил вино.
— С ума сошел?
— Извини меня, глупый вопрос. Ты даже не спишь?
— Нет, — он отставил кубок и сплел руки. — Бесполезно. Все бесполезно. Ты должен достать ее для меня, Мерлин. Ты все можешь. Поэтому я и позвал тебя. Достань ее для меня так, чтобы никто не знал. Заставь ее полюбить меня. Приведи ее ко мне, пока он спит. Ты можешь это сделать.
— Заставить ее полюбить тебя? Волшебством? Нет, Утер, чары здесь бессильны. Ты должен знать об этом.
— Любая старуха поклянется, что может добиться этого. А у тебя могущества больше, чем у любого человека на земле. Ты поднял Висячие камни, ты поднял королевский камень, чего не смог Треморинус.
— У меня хорошие математические способности, и все. Клянусь богом, Утер, уж ты-то знаешь, в чем дело, что бы ни говорили люди. Волшебство здесь ни при чем.
— Ты разговаривал с моим братом на расстоянии, когда он был при смерти. Ты будешь это отрицать?
— Нет.
— Разве ты не клялся служить мне всегда?
— Да.
— Сейчас ты мне потребовался, ты и твое могущество, в чем бы оно ни заключалось. Может, ты мне скажешь, что ты не волшебник?
— Не из тех, кто проходит сквозь стены, — ответил я, — и выносит людей через запертые двери.
Он сделал резкое движение, и я поймал лихорадочный блеск его глаз, светившихся не злобой, а на этот раз болью.
— Но я не отказываюсь помочь тебе, — добавил я.
— Ты поможешь мне? — Он оживился.
— Да, я помогу тебе. Во время нашей последней встречи я говорил тебе, что придет время, и мы будем действовать заодно. Время пришло. Я пока не знаю, что мне делать, но скоро увижу. В результатах положимся на бога. Сегодня ночью я могу оказать тебе лишь одну услугу — вернуть тебе сон. Нет, подожди и выслушай… Поскольку завтра предстоит коронация, и вся Британия будет вручена тебе, сегодня вечером делай так, как я скажу. Выпей снотворное, которое я приготовлю, и переспи с девушкой, как всегда. Будет лучше, если рядом окажется кто-нибудь, помимо слуги, чтобы засвидетельствовать, что ты был у себя.
— Зачем? Что ты собираешься предпринять? — Он напрягся.
— Я попытаюсь поговорить с Игрейн.
Он наклонился в кресле вперед, ухватившись руками за подлокотники.
— Да, поговори с ней. Ты можешь прийти к ней в отличие от меня. Скажи ей…
— Минутку. Перед этим ты просил «заставить ее полюбить тебя». Ты хочешь, чтобы я применил все свои силы, чтобы достать ее для тебя. Если ты никогда не признавался ей в любви и не говорил с ней наедине, откуда знать, что она пойдет тебе навстречу, если все получится? Знаешь ли ты, король, что у нее за душой?
— Нет, она ничего не говорит. Она лишь улыбается, глядя в землю, и ничего не говорит. Но я знаю, знаю. Раньше я как будто играл в любовь, это были отдельные ноты. В ней же они слились в песню.
Установилась тишина. Позади него на возвышении под балдахином стояла кровать с откинутым пологом. Сверху в прыжке на стену застыл огромный дракон из червонного золота. В свете пламени он двигался, вытягивая свои когти.
Неожиданно Утер сказал:
— Последний раз, когда мы разговаривали, стоя посредине каменного круга, ты сказал, что тебе ничего от меня не надо. Клянусь богом, Мерлин, если ты мне сейчас поможешь и я получу ее, то можешь просить у меня чего тебе угодно. Клянусь.
Я покачал головой, и он замолчал. По-моему, он заметил, что я его не слушаю. Мной овладели особые силы, заполнившие освещенную огнем комнату. На темной стене пылал и мерцал дракон. С ним слилась другая тень. Глазам стало больно, словно в них вцепилась когтистая лапа. Я закрыл их и погрузился в тишину. Когда я снова взглянул на окружающий мир, огонь угас, и стена оказалась в темноте. Я бросил взгляд на неподвижно сидевшего и наблюдавшего за мной короля.
— Я сейчас хочу попросить тебя об одном, — медленно произнес я.
— Да?
— Когда я благополучно доставлю ее тебе, ты должен зачать ребенка.
Он ожидал чего угодно, но только не этого. Он пристально поглядел на меня, затем внезапно рассмеялся.
— Ну уж это как пожелают боги, не так ли?
— Да, все в руках бога.
Он расслабился в кресле, словно с его плеч свалился тяжелый груз.
— Если мы с ней окажемся вместе, то я обещаю тебе это, Мерлин. Это, и чего ты ни попросишь еще. Я даже засну сегодня.
Я поднялся.
— Я пойду готовить лекарство и пришлю его тебе.
— Ты встретишься с ней?
— Да. Спокойной ночи.
Наполовину сонный, Ульфин ждал за дверью. Когда я вышел, он заморгал.
— Мне войти?
— Через минуту. Сначала пойдем со мной, я дам тебе лекарство для него. Проследи, чтобы он его обязательно выпил. Оно поможет ему спокойно уснуть. Завтра будет трудный и долгий день.
В углу, на куче подушек, завернувшись в голубое одеяло, спала девушка. Проходя мимо, я заметил изгиб оголенного плеча и прядку прямых каштановых волос. Она казалась совсем юной.
Приподняв брови, я взглянул на Ульфина, и он кивнул, показав вопросительно на дверь.
— Да, — сказал я, — но позже. Сначала ты отнесешь ему питье. Пусть она пока спит. Судя по твоему виду, тебе и самому не мешало бы выспаться, Ульфин.
Страница 124 из 141
— Если он заснет, то посплю и я, — у него на губах промелькнула улыбка. — Завари покрепче, милорд, и повкуснее, хорошо?
— Не беспокойся, он выпьет.
— Я не о нем, — ответил Ульфин. — Я о себе.
— О себе? А, ну да, тебе придется попробовать его?
Он кивнул.
— Ты пробуешь все? Всю его еду? Даже любовную пищу?
— Его любовную пищу? — Он уставился на меня, открыв рот, и затем рассмеялся. — Ты шутишь!
— Я хотел проверить, умеешь ли ты смеяться, — улыбнулся я. — Вот мы и на месте. Подожди, я мигом.
Кадал ждал меня у камина в комнате. Это были удобные покои, расположенные в башенной стене. Кадал поддерживал яркий огонь под большим котлом с кипящей водой. Он вытащил для меня шерстяной халат и бросил его на постель.
На сундуке около окна лежала стопка одежды, отливая золотом и пурпурным цветом мехов.
— Что это? — спросил я уже сидя, пока он снимал с меня обувь.
— Король прислал тебе одеяния для участия в завтрашней коронации, милорд, — ответил Кадал официально, поглядывая на служку, наполнявшего ванну. Руки мальчика слегка дрожали, и на пол пролилось немного воды. Когда он закончил, тут же послушно вышел, повинуясь кивку Кадала.
— Что с этим мальчишкой?
— Он не каждую ночь готовит ванны для колдунов.
— О боже, что ты сказал ему?
— Только то, что ты превратишь его в летучую мышь, если он будет плохо прислуживать.
— Дурень. Подожди-ка. Принеси мне мою коробку. Там ждет Ульфин. Я должен приготовить снадобье.
Кадал повиновался.
— Что такое? Его рука по-прежнему болит?
— Это не для него — для короля.
— А… — Он больше ничего не сказал.
Я приготовил снадобье, и Ульфин ушел. Я раздевался, чтобы принять ванну, когда Кадал спросил:
— Это настолько серьезно?
— Хуже того. — И я рассказал ему о нашем разговоре с королем.
Он выслушал меня хмурясь.
— Что же делать?
— Попытаться увидеться с ней. Нет, не халат, не сейчас. Дай мне чистую одежду, что-нибудь темное.
— Не пойдешь же ты к ней сегодня, уже заполночь.
— Я не пойду, придут ко мне.
— Но с ней Горлуа…
— Хватит, Кадал. Мне надо подумать, оставь меня. Спокойной ночи.
Я подождал, пока за ним закроется дверь, и прошел к креслу у огня. Неправда, что я хотел подумать. Мне требовались лишь тишина и огонь. Медленно, частица за частицей, я освобождал свой ум, отпуская мысли, покидавшие меня, как струится песок, высыпающийся из стакана, и чувствуя легкость и пустоту. Было очень тихо. Из дальнего угла комнаты донесся скрип рассыхающегося дерева. Мои руки покоились на серой ткани одеяния. Мерцал огонь. Я рассеянно смотрел на него, как смотрят на огонь греющиеся после холода люди. Грезы не обволакивали меня. Я сидел, как легкий осенний лист, который вот-вот подхватит поток и понесет в море.
За дверью внезапно послышались голоса и шум. Раздался стук, и вошел настороженный и встревоженный Кадал.
— Горлуа? — спросил я.
Он проглотил комок и кивнул.
— Пусть войдет.
— Он спросил, был ли ты у короля. Я сказал, что ты здесь только два часа и не успел ни с кем встретиться. Я правильно ответил?
Я улыбнулся:
— Тобой руководили. Пригласи его.
Горлуа вошел быстрым шагом, и я поднялся поприветствовать его. Он изменился не меньше Утера по сравнению с тем, как я видел его в последний раз. Его крупная фигура ссутулилась. Сразу бросались в глаза годы.
Он отбросил церемонии в сторону.
— Ты еще не лег? Мне сказали, ты только что приехал.
— Едва успел на коронацию. Все-таки я ее посмотрю. Присаживайтесь, милорд.
— Спасибо. Я пришел к тебе за помощью, Мерлин. Помоги моей жене. — Из-под седых бровей проницательно смотрели его глаза. — Никто не знает, что у тебя на уме, но ты, наверное, слышал?
— Да, были разговоры, — осторожно ответил я. — Утер всегда окружен сплетнями. Но я не слышал, чтобы дурно отзывались о твоей жене.
— Только посмел бы кто-нибудь! Но я пришел не за этим. С этим ничего не поделаешь, хотя, возможно, ты единственный, кто может вразумить его. Тебе, наверное, не удастся добраться до него до завершения коронации. Но хорошо бы, если бы ты сумел уговорить его отпустить нас в Корнуолл до завершения празднеств. Сделаешь это для меня?
— Если смогу.
— Я знал, что могу рассчитывать на тебя. В нынешней обстановке трудно определить, кто тебе друг, а кто враг. Утеру трудно противоречить. Но ты способен на это, и более того, у тебя хватит на это смелости. Ты сын своего отца, и ради старой дружбы…
— Я сказал, что постараюсь.
— Что с тобой, ты болен?
— Ничего. Я устал. Трудный путь. Я увижу его утром рано, перед началом коронации.
Он благодарно кивнул.
— Я пришел просить тебя не только об этом. Не навестишь ли ты сегодня вечером мою жену?
Наступившая вдруг звенящая тишина была такой продолжительной, что я думал, он что-нибудь заметит.
— Да, если желаешь. Но зачем?
— Ей нездоровится. Если можешь, приди сегодня. Когда женщины сказали ей, что ты приехал в Лондон, она попросила послать за тобой. Я благодарю бога за то, что ты приехал. Сегодня я доверяю немногим, видит бог, но ты в их числе.
Страница 125 из 141
Позади обгорело полено и обвалилось на угли, взметнув столб пламени. Его лицо озарилось кровавым блеском.
— Ты придешь? — спросил старик.
— Конечно. — Я отвел взгляд в сторону. — Немедленно.
Когда же наступила Пасха, у меня не было желания покидать Брин Мирддин. (Верный своему слову, Утер подарил мне холм вместе с пещерой, и люди уже начали связывать его с моим именем, а не с богом, называя его холмом Мерлина.) От короля пришло письмо, приглашавшее меня в Лондон. Но на этот раз это был приказ, а не просьба, и настолько срочный, что Утер прислал за мной эскорт, дабы избежать задержки, которая могла бы случиться, если бы я стал ждать для себя попутчиков.
В те времена было еще небезопасно ездить по дорогам группами меньше десяти человек. Путешествовали с оружием и настороже. Люди, которые не могли обеспечить себе охрану, собирались в компании, а купцы даже платили за то, чтобы их охраняли. Укромные места еще кишели беглецами из армии Окты и ирландцами, которые не могли попасть к себе на родину. Встречались и саксы, отчаянно скрывавшие свою внешность: если их узнавали, то убивали беспощадно. Они обитали у деревень, в горах, болотах и диких местах. Временами они совершали дерзкие набеги в поисках еды и устраивали на дорогах засады против одиноких путников, не имевших с собой оружия. Любой человек в накидке и сандалиях считался богатеем, которого стоило ограбить.
Но меня это не остановило бы, если бы мне надо было совершить путешествие в одиночку с Кадалом из Маридунума в Лондон. Никакой преступник или вор не выдержали бы моего взгляда, не говоря уже о риске получить проклятие от меня. После событий в Динас Бренине, Килларе и Эймсбери моя слава неимоверно возросла, воспетая в балладах и песнях. Я уже с трудом узнавал свои собственные деяния. Динас Бренин переименовали в Динас Эмрис, чтобы увековечить как мое деяние, так и высадку Амброзиуса, а также крепость, которую он там построил. А жил я так же, как и раньше, как в доме моего деда или во дворце Амброзиуса. Ежедневно у входа в пещеру люди оставляли мне еду и вино. Ничего не имевшие бедняки приносили дрова и сено для лошадей, сработанную ими простую утварь, или предлагали свою помощь, чтобы что-нибудь построить. Так прошла зима, в мире и спокойствии, пока не наступил ясный мартовский день, когда в долине появился посланец Утера, оставивший эскорт в городе.
Выдался первый сухой день после двух недель дождей и сырого ветра. Я поднялся на холм над пещерой собрать первые появившиеся растения и задержался на опушке у нескольких сосен. На холм легким галопом скакал одинокий всадник. Кадал, наверное, услышал конский топот. Казавшийся сверху маленьким, он вышел из пещеры ему навстречу и приветствовал. После того как он показал ему дорогу ко мне, всадник, не задерживаясь, пустился наверх, дав шпоры своему коню.
Остановившись в нескольких шагах, он с некоторым трудом — от долгой езды — выбрался из седла и, сделав знак, подошел ко мне.
Это был молодой человек с каштановыми волосами, примерно моего возраста. Его лицо показалось мне знакомым. Наверное, я встречал его при дворе Утера. Он был заляпан грязью с головы до ног и смертельно устал. Должно быть, он сменил лошадь в Маридунуме. Конь выглядел бодрым и вместе с тем отдохнувшим; я увидел, как молодой человек поморщился, когда тот вскинул голову и натянул поводья.
— Милорд Мерлин, король шлет тебе приветствие из Лондона.
— Большая честь для меня, — ответил я официально.
— Он просит тебя присутствовать на церемонии его коронации. Он послал за тобой эскорт, милорд. Они в городе, их лошади отдыхают.
— Ты говоришь, просит?
— Мне следовало сказать «требует», милорд. Он сказал, что я должен немедленно привезти тебя.
— Это все?
— Больше он ничего не передавал, милорд. Только то, что ты должен немедленно явиться к нему в Лондон.
Страница 120 из 141
— Конечно, я явлюсь. Поедем завтра, когда отдохнут лошади.
— Сегодня, милорд, сейчас.
Жаль, что вызывающее требование Утера было передано в извиняющемся тоне. Я посмотрел на него.
— Ты сразу явился ко мне?
— Да, милорд.
— Не отдыхая?
— Нет.
— Сколько заняла дорога?
— Четыре дня, милорд. Это свежая лошадь. Я готов в путь сегодня же.
Посланец снова поморщился, когда его конь мотнул головой.
— Ты ранен?
— Пустяки. Вчера я упал с лошади и повредил кисть, но не той руки, в которой держу поводья.
— Зато правой, в которой должен держать кинжал. Спустись в пещеру и передай моему слуге то, что ты рассказал мне. Он тебя накормит и напоит. Когда я спущусь, я займусь твоей кистью.
Он заколебался.
— Милорд, король очень настаивал. Это нечто большее, чем приглашение присутствовать на коронации.
— Тебе придется подождать, пока слуга соберет мои вещи и оседлает коней, а также пока я сам поем. За это время ты расскажешь мне лондонские новости и объяснишь, что стоит за срочностью короля. Мы еще и быстро вправим тебе кисть. Спускайся, я скоро подойду.
— Но, сэр…
— К тому времени, когда Кадал приготовит нам всем поесть, я подойду. Ты не можешь торопить меня больше. Теперь иди.
Он с сомнением поглядел на меня и пошел вниз, скользя по грязи и ведя за собой упирающуюся лошадь. Я запахнулся в плащ и прошел по сосняку в сторону от входа в пещеру.
Я встал на краю скалистого отрога, где дующие из долины ветры трепали мою накидку. Сзади шумели сосны, а внизу, над могилой Галапаса, шелестел боярышник. В сером небе раздался крик ранней ржанки. Я посмотрел в сторону Маридунума.
С этой высоты весь город был как на ладони. Мартовский ветер гулял по блекло-зеленой равнине. По реке, под серым небом, бежали серые завитки. По мосту двигалась повозка. Над крепостью цветной точкой маячил флаг. Ветер наполнял коричневые паруса лодчонки, спускавшейся по реке. Холмы, еще в своей зимней мантии, зажали долину, как стеклянный шарик, который берут в ладони.
Мне в глаза попала с ветром вода, и вид затуманился. У меня в руках лежал холодный шарик из хрусталя. Взглянув в него, я увидел в самой середине город с мостом, движущуюся реку и крошечный бегущий по ней кораблик. Вокруг города вились поля, искажая картинку в кристалле до такой степени, что начинало казаться, что поля, небо, река и облака обволакивают город с жителями, как лепестки и листочки бутон, который вот-вот раскроется. Казалось, весь Уэльс, всю Британию можно взять осторожно в ладони маленьким сверкающим шаром, словно нечто застывшее в янтаре. Я взглянул на землю в шарообразном кристалле и понял, для чего я родился на свет. Время пришло, и я должен был воспользоваться им по своему усмотрению.
Хрустальный шарик растаял в моих руках, и там осталась лишь пригоршня растений, которые я насобирал, холодных и мокрых. Они выпали из моих рук, и я вытер ладонью воду в глазах. Вид внизу изменился. Повозка и лодка исчезли, в городе воцарился покой.
Я спустился в пещеру. Кадал возился с кухонными горшками, а молодой человек уже готовил седла для наших лошадей.
— Оставь их, — обратился я к нему. — Кадал, есть горячая вода?
— Уйма. Но для начала имеются приказы от короля из Лондона, не так ли? — Кадал был, кажется, доволен, и я его не винил. — Должно было что-то случиться, если уж на то пошло. Как ты думаешь, в чем дело? Он, — Кадал кивнул на молодого человека, — не знает или не говорит. Судя по всему, неприятности.
— Возможно. Скоро узнаем. Лучше высуши-ка это. — Я подал ему свой плащ, сел у костра и позвал парня. — Покажи мне твою руку.
Его кисть превратилась в сплошной синяк и распухла. Наверняка, ему было больно, но кость, похоже, осталась цела. Пока он умывался, я приготовил компресс и наложил его ему на руку. Он напряженно наблюдал за моими действиями и, казалось, вот-вот отдернет руку, но не от боли. Сейчас, когда он смыл грязь и я мог рассмотреть его получше, ощущение, что я его где-то видел, усилилось.
— Я знаю тебя, не так ли? — взглянул я на него поверх повязки.
— Вряд ли вы меня помните, милорд. Но я вас помню. Вы однажды были ко мне очень добры.
— Это такая редкость? — рассмеялся я. — Как тебя зовут?
— Ульфин.
— Ульфин? Что-то знакомое… Подожди-ка. Ага, вспомнил. Слуга Белазиуса?
— Да. Ты помнишь меня?
— Отлично. Тогда, ночью, когда мой пони захромал, тебе пришлось вести его домой. Ты все время по пути находился рядом, но был неприметен, как полевая мышь. Это единственная оказия, которую я помню. Белазиус будет присутствовать на коронации?
— Он мертв.
Что-то в его голосе заставило меня оторвать глаза от повязки.
— Ты его так сильно ненавидел? Не надо, не отвечай, я и так помню, несмотря на то, что прошло столько лет. Не буду спрашивать, почему. Видят боги, он мне тоже не нравился, а ведь я не был его рабом. Что с ним случилось?
— Он умер от горячки, милорд.
— Как тебе удалось пережить его? Я помню старый варварский обычай…
— Принц Утер взял меня к себе. Я сейчас у него — у короля.
Он говорил быстро, не глядя на меня. Я понял, что это все, чего я смогу от него добиться.
Страница 121 из 141
— Ты по-прежнему боишься всего на свете, Ульфин?
Он не ответил. Я закончил бинтовать ему руку.
— Что же, это суровый и неистовый мир, да и времена жестокие, но станет лучше. Я думаю, ты тоже поможешь сделать его добрее. Вот, все. А сейчас перекуси. Кадал, ты помнишь Ульфина? Мальчишка, который привел домой Астера в ту ночь, когда мы встретили у Немета отряд Утера?
— Надо же, так оно и есть, — Кадал осмотрел его. — Ты выглядишь получше, чем тогда. Что случилось с друидом? Умер от проклятия? Ну, пойдем, поедим. Вот тебе, Мерлин. Поешь, наконец, по-человечески. А то клюешь, как твои любимые птички.
— Попытаюсь, — смиренно ответил я и рассмеялся, увидев выражение лица Ульфина, переводившего взгляд с меня на Кадала.
В ту ночь мы остановились на отдых на постоялом дворе у перекрестка, от которого дорога ведет на север к Пяти холмам и золотому прииску. Я ужинал один в своей комнате, мне прислуживал Кадал. Не успела закрыться дверь за слугой с подносом, Кадал повернулся ко мне, спеша поделиться новостями.
— Судя по рассказам, в Лондоне завязался нешуточный флирт.
— Можно было ожидать, — мягко заметил я. — Я слышал, там побывал Будек с королями всего побережья и со своими придворными. Они понавезли дочерей, заглядываясь на пустующую половину трона. — Я засмеялся. — Это наверняка устраивает Утера.
— Говорят, он уже перезнакомился с половиной лондонских девушек, — сказал Кадал, ставя передо мной блюдо с уэльской бараниной под луковым соусом. Горячая еда пахла вкусно и аппетитно.
— Наговорить могут что угодно. — Я приступил к еде. — Это даже может оказаться правдой.
— Если серьезно, то назревают большие неприятности по женской части.
— О боже, Кадал, пощади меня. Это судьба Утера.
— Я не в этом смысле. Люди из нашего эскорта поговаривают — поэтому и Ульфин молчит, — что неприятности связаны с женой Горлуа.
Я взглянул на него, пораженный.
— Герцогиня Корнуолла? Не может быть!
— Это пока. Но поговаривают, что это только дело времени.
Я выпил вина.
— Можешь быть уверен, это лишь слухи. Она вдвое моложе своего мужа и очень недурна собой. Утер, наверное, оказывает ей знаки внимания, так как герцог его помощник, а люди и рады посплетничать, зная натуру Утера и учитывая его высокое положение.
Кадал положил кулаки на стол и поглядел на меня. Голос его звучал непривычно серьезно.
— Знаки внимания? Рассказывают, что он от нее не отходит. Каждый день угощает ее лучшими блюдами; следит, чтобы ей подавали первой, даже раньше его; поднимая кубок, он пьет только за ее здоровье. Никто больше ни о чем не говорит от Лондона до Винчестера. Говорят, даже на кухнях заключают пари.
— Несомненно. А что Горлуа?
— Сначала старался вести себя так, как ни в чем не бывало, но обстановка такая, что не мог он больше притворяться, будто ничего не замечает. Он пытался представить дело так, как будто Утер оказывает почести им двоим, но когда дошло до того, что леди Игрейн, так ее зовут, посадили по правую руку от Утера, а старика на шесть мест дальше… — Кадал замолчал.
— Должно быть, он сошел с ума, — смущенно заметил я. — В данный момент нельзя нарываться на неприятности, особенно такие, что связаны с Горлуа и его людьми. Клянусь всеми богами, Кадал, ведь именно Корнуолл помог Амброзиусу завоевать страну, а Утеру стать тем, кем он сейчас является. А кто выиграл для него битву у Дэймена?
— И люди говорят о том же.
— В самом деле? — Я задумался, нахмурясь. — А сама леди? Что, кроме обычных вымыслов, говорят о ней?
— Что она с каждым днем становится все молчаливей. Я не сомневаюсь, Горлуа есть о чем потолковать с ней по вечерам, когда они остаются вдвоем. Рассказывают, что она теперь не поднимает глаз при народе, боится встретиться взглядом с королем, когда он пристально смотрит на нее из-за кубка или наклоняется через весь стол, чтобы заглянуть за ее декольте.
— Это то, что я называю навозными сплетнями, Кадал. Я имею в виду, что она собой представляет?
— Об этом как раз умалчивается, говорят лишь, что она молчунья и невероятно хороша собой. — Он выпрямился. — Видит бог, Утеру нет необходимости вести себя подобно изголодавшемуся перед вкусным блюдом. Он может наполнить свою тарелку доверху в любую ночь. В Лондоне не найдется девушки, которая не мечтала бы поймать его взгляд.
— Я тебе верю. Он не ссорился с Горлуа? Открыто, я имею в виду?
— Об этом я не слышал. Напротив, он был чрезвычайно сердечен, и попервоначалу ему все сходило с рук, старик был польщен. Но сейчас, Мерлин, назревают неприятности. Она более чем вдвое моложе Горлуа и проводит свою жизнь взаперти в одном из холодных корнийских замков, вышивая ему боевые накидки, погрузившись в мечты, как ты понимаешь, отнюдь не о старике с седой бородой.
Я отодвинул тарелку. До сих пор мне было совершенно все равно, что делает Утер. Но последнее замечание Кадала попало в цель. Когда-то жила другая девушка, которая сидела дома, вышивала и мечтала…
— Ладно, Кадал, — резко сказал я. — Хорошо, что я узнал. Надеюсь только, что мы сами не окажемся замешаны в этом деле. Бывало, Утер и раньше сходил с ума из-за женщин, но все они были досягаемы. А это — самоубийство.
Страница 122 из 141
— Сумасшествие, ты сказал. Люди говорят о том же, — медленно проговорил Кадал. — Говорят, что его околдовали. — Он посмотрел на меня искоса. — Возможно, именно поэтому он послал за тобой молодого Ульфина в такой спешке, призывая в Лондон. Может быть, он хочет, чтобы ты снял чары?
— Я не снимаю чары, — кратко ответил я. — Я их налагаю.
Кадал поглядел на меня, хотел что-то сказать, но раздумал. Затем он отвернулся, чтобы взять кувшин с вином, ибо когда при полном молчании наполнял мой стакан, я заметил, что его рука творит знак против нечистой силы. Тем вечером мы больше не разговаривали.
— Как понимаю, поучаствовать в операции и проявить себя нам не позволят? – Фаи первая задала куратору вопрос, интересующий всех собранных в гостиной общежития второступенников. – Нам просто сидеть тут и не отсвечивать?
— Да. И если будет принято решение привлечь студентов, то в первую очередь обратятся к пятой и четвертой ступени.
— Жаль. Отсиживаться в стенах Академии не хочется, — отошел к окну Ётмир, оценил через ауросенс и резонанс защитный контур, поднятый по периметру стен, — Естественно, без нас справятся. Можно даже не волноваться.
Одногруппники, согласно вздохнули, а Ронг добавил:
— Утешает только то, что потом наверняка подготовят правдоподобную симуляцию, связанную с происшествием, и дадут опробовать.
— Вот вам и выходной насмарку, — Тару Тонир извлекла из сумочки зеркало и занялась прической, ровнёхонько укладывая волоском к волоску как осветленную основу, так и черные пряди. Отрастали последние медленно, а из-за повреждённых кончиков их и вовсе пришлось укорачивать. То, что сейчас наблюдалось на голове девушки, вызывало ассоциации разве что с горностаевой мантией какого-нибудь короля из детской книжки, когда короткие черные хвостики торчат в белом мехе то тут, то там.
— Давайте, чтобы не скучать, хоть вечеринку устроим? – хохотнул Хедмир, — Толку-то всяко побольше будет. Или просто нажрёмся… Едой, я имею в виду. Девчат, сгоняйте кто-нибудь до столовки!
— Вот ещё! Ищи официанток в другом месте, — буркнула Тару.
— А разве кто-то против милых и скромных официанток-горничных в кружевных фартучках? По мне, так самое оно… — парень тут же представил всех присутствующих девушек в черно-белой униформе.
— Уйми-ка фантазию! – порекомендовала Зида, царапнув ноготками-коготками по подлокотнику дивана. Хед в своём воображении, в отместку, вдвое укоротил ей длину юбки и самодовольно осклабился.
— Активируйте-ка лучше местный палантир, – вмешался Ётмир, пока обстановка окончательно не накалилась. — Новости-то о ходе событий смотреть не запрещается?
Куратор пожал плечами.
И бойкая дикторша тут же завладела вниманием присутствующих.
«Борьба со стихией продолжается. И, буквально минуту назад, нам стало известно о готовности пустить воду в долину. По заявлению гиайда Рисмира Деенерроодо, контролируемое затопление – меньшее из зол. Если вода пройдёт по территории достаточно медленно, мы сможем создать и удержать защиту вокруг населенных пунктов, сквозь которую не просочится ни капли. Героическая оборона плотин и поддерживаемый слив воды через порталы уже дали нам фору во времени. Население эвакуировано в безопасные районы. Сформированы и распределены по стратегическим объектам отряды поддержки. Формируются резервные группы из магов и специалистов по ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций.
Кроме того, безопаснее спустить воду сейчас, пока она приемлемой температуры. Мы уже зафиксировали серию лёгких подземных сотрясений, отслеживаем состояние двух, так называемых, спящих вулканов. По прогнозам, освобожденное от большей части воды озеро свободно примет как всю образовавшуюся при извержении лаву, так и ту воду, что закономерно образуется при таянии высокогорного ледника».
Мы просим внимания и помощи всех разумных рас Рагада. Мы не имеем права пропустить в Усть-Ардейскую долину ожидаемый поток горячей воды и продуктов извержения! Прогнозный расчет Десятого Исследовательского Отдела Академии Астрального Домена и прямую трансляцию с озера Катроми-Гидреак ждите в эфире ровно через четыре минуты».
Она не добавила слов «Не переключайтесь». Никому бы это сейчас даже в голову не пришло.
А в рекламе, равно как и перерывах на неё, специальный канал для внутрипланетарного использования абсолютно не нуждался.
— Итак, у диванных экспертов есть какие-то предположения? – подошел к общему столу Ётмир и уселся на свободное место, подперев кулаком щёку
— На счет чего? – уточнила сидевшая в уголке тише воды ниже травы пышечка Элимис. Её собранные в два низких коротких хвостика волосы были такие же тёмные и жесткие, как у двоюродного брата, но отливали не в тёмную зелень, как у него и Зиды, а в глубокий коричневый цвет.
— Да хотя бы на счет того, кто из нас где пригодиться сможет. Просто порассуждаем. Вспомним хоть общими усилиями, что из заклинаний подойдёт по случаю. А потом, как знать, не придется ли на практике применять.
— А зачем рассуждать? Что начальство скажет, то и будем магичить, – отозвался Хедмир.
— Тогда командиров не напасёшься для продумывания за тебя каждого действия, — резонно заметил Сфай, примостившийся на подлокотнике дивана в неизменной косухе на плечах, — Поддерживаю наше сборище диванных экспертов! Всё равно делать пока нечего.
— Я тоже в кои-то веки согласна с Ётмиром, — кивнула Зида, — Тревожно мне. Такими темпами дело и впрямь до нас дойти может. Привлекут. Как минимум – кристаллы энергией заряжать.
— Фу! Не люблю магическое донорство. Ходишь потом, как амёба недобитая, — откомментировала Айр, поморщив веснушчатый носик.
— Можно подумать, амёбы вообще ходить способны… — прозвучало со стороны Ронга.
— Не цепляйся к словам! Хоть один травосбор пригодится для борьбы с наводнением? Впрочем, могу телепорт для слива излишней воды поддерживать, но только, чтобы установил его кто-нибудь ещё. У меня они «рыхлые» пока получаются.
— А воздушный фильтр? – Вспомнил Ётмир, — Они же у тебя и Сфая лучше всех получаются. Если рванёт хотя бы один вулкан, поднимется огромная туча пепла.
— И сколько магов на локализацию этой тучи потребуется? – не сколько спросила, сколько горестно вздохнула Айрмис.
— Сам не подсчитаю, но Десятому Исследовательскому это под силу. Объём выброса там, площадь полусферы… Или нет, проще цилиндрическое построение, в самом начале поток вверх пойдет, а уже затем развеиваться начнёт. Но всё равно усилия на сдерживание потребуются титанические.
— Пепел ещё и горячий, зараза, будет, — добавил Ронг, — Фаи, пойдешь моим напарником на его охлаждение?
— А? Ну да. – Отвлеклась девушка от легкого беспокойства по поводу единственного отсутствующего на сборе второступенника. – Будь у нас достаточно энергии, направила бы на охлаждение и всю, сливаемую сейчас зря, воду озера. Эдакой водной стеной от земли до верхних слоёв атмосферы. Но мечтать не вредно.
— Действительно. Мы слишком масштабно берём, — вклинилась Элимис, — Исходите из собственных возможностей, а не из ресурсов всей Академии, приплетая общепланетные.
— Тогда какая польза, к примеру, лично от тебя? – тут же фыркнула Зидочка.
— Вот кто бы говорил! Кого ты там травить будешь? Никакой «живой силы противника» я не наблюдаю. – Не осталась в долгу кузина.
— Эй! Но у меня же не только яды в специализациях…
— Ой, ведь точно…. Значит, ты психовоздействием уговоришь вулканчик не извергаться и заснуть обратно?
— Я в медицине хотя бы разбираюсь, в отличие от тебя. И с эвакуацией могла бы помочь, если бы та не закончилась так быстро! Порталы у меня неплохие получаются. – Вздернула носик Зида.
— А големные технологии эффективны в строительстве укреплений, сдерживании и перенаправлении потоков воды. Думаю, как только включится обещанная прямая трансляция, мы все увидим спешно возведённые опорные валы вокруг плотин. И укрепленные магией каменные завалы в тех ущельях вокруг озера, через которые пыталась прорваться вода после повышения её уровня. Я бы помогала именно на этих участках. Конечно, с подстраховкой от кого-нибудь из полноправных бойцов Домена. На всякий случай.
— Тогда и мне там же найдется дело, — важно кивнул Хедмир, — Но… ведь уже решили пустить воду по равнине, значит укрепления громоздить незачем.
— В момент спуска ещё больше внимания требуют и плотины, и опорные валы. Размоет и порушит без поддержания наших заклинаний, – возразил Ётмир Деенер, — Так что вспоминай срочно всё, что повышает сопротивляемость материалов.
Хед согласился и потянулся в личное подпространство за учебными свитками.
— А вот от меня точно никакой пользы не будет, — Тару размяла немного затекшую шею, – Разве что кристаллы слежения запущу и буду об обстановке вокруг докладывать. И на трехмерной карте отмечать. Все-таки тоже иллюзорная практика. На связи ещё посидеть могу, если её установит умелый специалист и не нужно будет каждый раз помехи отсекать. Но не более.
— Ётмир, а что будешь делать ты? – назрел вопрос в гостиной.
— Я? А я просто так посижу.
Прозвучало это настолько непосредственно, как бы «между прочим», что тут же вызвало настоящий взрыв хохота.
«…Кажется, все при делах.
Командовать я мастак.
Не будут готовы – увы и ах!
А я посижу просто так, в мечтах…»
Не сразу разговор вернулся в конструктивное русло. Но зато к нему подключились и те, кто до этого молчал. Дождавшись трансляции, второступенники начертили схематичную карту, подсчитали ориентировочный запас сил всей группы, успели проработать несколько сценариев собственных действий в выбранных наугад точках. Приняли, как должное и закономерное, повышение приоритета боеготовности до второго. И… не удивились бы, поступи им приказ на самом деле выдвигаться в помощь полноправным бойцам Домена.
— Да, мы действительно грамотно распределились по зонам ответственности. Причём все. – Подвела итог Фаи. И мысленно добавила: «Кроме этого несносного, запропастившегося невесть куда Киречки! Вот только не говорите мне, что он застрял где-нибудь по уши в неприятностях!»
Меж тем, Кирмир Авнер перевалился в кровати с боку на бок, чихнул и… проснулся. Сначала — в собственной комнате особнячка на Рагаде. Голова гудела, слабость едва позволила оторвать голову от подушки. С координацией движений тоже творилось что-то непонятное. Кристалл, обнаруженный на прикроватной тумбе и случайно сброшенный на пол, высветил пульсирующее сообщение.
«Не удивляйся, что оказался здесь. Объясню всё утром на Соларистелле. Через несколько секунд начнётся твоё возвращение туда. Да, искусственное. Потому и предупреждаю. И чтоб из дома ни ногой!»
«Да что же могло случиться-то?! Сколько времени прошло? Что если Никимир так и остался там, в лесочке? Для чего всё-таки Стан телепортировался? И от кого начал так неумело маскироваться?» — мелькнули вопросы в голове парня. Но окружающий мир, согласно его восприятию, быстро и основательно затянуло разноцветными пятнами. А затем — Киря проснулся в своей комнате уже на Земле.
Осенняя промозглая ночь царствовала снаружи, изредка постукивая в окно ветвями разросшихся за лето лип. В комнате же было тепло и уютно. Знакомая обстановка расслабляла, мягко отводила в сторону беспокойные мысли. Искусственное возвращение халдир Велмир умел проводить не в пример лучше второступенника Кирмира, а учитывая, что процесс мужчина запустил из Рагада, а не с Земли, его сын даже головокружения при пробуждении не почувствовал. Кирилл поднялся, глянул на часы, подсчитал в уме, сколько рагадовского времени пройдет за время его вынужденного отсутствия. Затем — поудобнее сел на диване, поджав ноги и накрыв их одеялом. Вновь вспомнил о Ники, оставленном, как он полагал, в лесу близ Страйка. Даже подумал об устроении искусственного возвращения и ему тоже. Но, в итоге, решил не рисковать и дождаться утра. Во-первых, совсем недавно по земному времени Авдеев уже «возвращал» подопечного на Землю с Ирразии, причем не столь удачно, как хотел бы, а во-вторых… Что же было «во-вторых», додумать он не успел, потому что, к его удивлению, дверь комнаты приоткрылась, пропуская внутрь Изабеллу Викторовну Авдееву, в девичестве Лямину.
— Мам? А ты здесь почему? То есть – почему не спишь?
— Слишком много энергии потратила. На Рагаде из-за попытки сопровского вторжения затопило Усть-Ардейскую долину. Может даже произойти извержение вулкана. Или двух. Вокруг Академии мы, конечно, защиту подняли на максимум. Но что-то я перестаралась, да и Велмир уж очень просил держаться от опасности подальше.
— Так бы ты и послушалась! Больше поверю, что батя тебя попросил «подстраховать» меня от необдуманных действий.
— От каких бы это, интересно? От попытки разрисовать зубной пастой соседа по комнате?
— Нее, пусть себе нераскрашенный спит, я сегодня добрый. Но вот как и что я успел натворить на Рагаде? Ведь не было предпосылок! Мне и опасность никакая не грозила…
Женщина села на диван рядом с сыном, приобняла, провела рукой по голове, попутно взъерошив его рыжую шевелюру, но так и не ответила.
— Мам, вот скажи честно, когда же должно закончиться это дурацкое «время бурлящего огня»?
Бельчонок грустно вздохнула.
— Закончится. Когда-нибудь обязательно закончится. А вот где и как ты успел «наприключаться» в окрестностях Академии, я и сама не знаю.
Возвращаясь к Станмиру и Аните в момент появления ещё одного человека на обзорной площадке, можно с уверенностью сказать – не удивились они. Ни резкому тону, ни настороженному взгляду. Девушка виновато потупилась, а парень попытался наладить контакт.
— Мы не стремились что-то нарушить, мы как раз кого-нибудь из магов искали. И не сказал бы, что я из гражданских. Могу даже подтвердить, что не из местных. Но хотел бы узнать, где они сейчас. Помогаю подруге отыскать родных.
Мужчина вскинул руки, и студент-астральщик ощутил, как охотно и гармонично отозвались на его действия магические связки мира.
— Я не знаю, куда эвакуировали страйковских. Просто телепортируйтесь отсюда подальше.
— Так у меня сил не осталось уже, – грустно ответил Стан, а затем уточнил, — И кристаллов тоже. Может, Вы нам поможете, портал откроете?
— Нет, настройку собью. А время поджимает. И я уже провёл зацепление с контуром магического водоотталкивающего барьера.
— Эх, ладно, сами справимся, — буркнул парень. Он давно привык к тому, что в большинстве случаев рассчитывать приходится лишь на себя, и потому махнул рукой на местного чародея. Речная вода всё прибывала, заливая окрестные луга, но к деревенским строениям действительно не подходила. Стеной стояла, будто натыкаясь на стеклянный колпак повышенной прозрачности.
— Стан, ты уверен, что на площади будет безопаснее? – шепнула Анита, удерживая доменовца за руку, — Может, мы здесь останемся?
— Ничего, как только я немного отдохну, мы дойдем до края барьера. Портал лучше выстраивать оттуда, чтобы ничем не помешать. Можно ещё взлететь повыше и телепортироваться прямо с воздуха, барьер только начал формироваться с окраин, так что над головой его ещё нет, но высота нужна значительная, а мне пока не до полётов.
— Хорошо… Убедили. Я помогу, – отозвался так и не сообщивший своего имени человек, когда Стан и Анита уже начали спуск по лестнице. – Здесь за колонной лежит моя котомка. Возьмешь кристалл оттуда. И только попробуй вытянуть больше, чем один! Да не за той колонной! Левее. Да нет же, от меня левее. Повернись… Да не так!
— Я ничего не вижу.
— Её так просто и не увидеть! Идите вы уже… куда шли! А то в поддержке контура ошибусь ещё, — сплюнул маг.
— Простите, что неправильно понимаю. Давайте, я буду двигаться и поворачиваться медленно, а вы – говорить, ближе я или дальше от нужного места. И в том ли направлении показываю…
— Хм. Удобно придумано. Давай.
Наконец-то дело пошло на лад. Аните недолго пришлось наблюдать за подобием детской игры на умение командовать и принимать команды. Поблагодарив мага-оборонщика за полученный первокристалл, Стан всё же не стал рисковать и, вместо полёта, предпочёл пешую прогулку по деревне. Воздух становился всё более влажным и прохладным, солнце, будто назло, укрыли тучи, и теперь девушка уже не жалела, что паоло у неё с собой всё же плотное, а не тоненькое и струящееся. Утеплившись сама, она в первую очередь подумала о том, чем утеплить и спутника, потому предложила зайти домой, за одеждой. Благо, участок с домом её родителей был как раз по пути. Дорожный указатель, сообщающий о границе населенного пункта, располагался сразу за забором. Так необычно было рассматривать мутную водную стену в два человеческих роста там, где глаз привык видеть поля, лес и уходящий вдаль тракт. Указатель и часть огорода сейчас были за незримой преградой и с трудом угадывались сквозь толщу воды.
— Знаешь, я всё же повторю свои вопросы, можно? – собралась с духом Анита, открывая калитку и жестом приглашая Станмира войти. — Ты ведь из доменовцев, да?
— Да. Больше нет смысла скрывать это от тебя, — парень достал из кармана красную ленту, привычным движением завязал на правом плече. – Смотри, вроде бы простая вещица, а помогает концентрировать астральное тело. Теперь я быстрее восстановлю силы. Да, студентам первой ступени обучения повязку рекомендуют носить постоянно, но я, по времени пребывания в этом мире, больше подхожу на вторую ступень. Так что присутствие или отсутствие ленты на руке уже не так заметно сказывается на самочувствии.
— Ну зачем же, зачем же ты мне врал… — девушка прильнула к парню, не в силах сдержать дрожь в голосе, — Если ты не человек, почему ты вообще встречаешься со мной?
— Я такой же человек, как ты, но не здесь, а там, в своём мире. Туда из ваших миров никак не попасть. Когда мы засыпаем в том мире, то через сон переносимся сюда и обретаем ещё одно тело, из здешней материи, как бы второе. Почему так происходит, зачем происходит – я не знаю, никто не знает, есть лишь гипотезы. Анита, я старался как можно меньше врать тебе, я заменял слова, но суть оставалась прежней. Я хотел, чтобы ты понимала меня даже за слоями масок. Потому что ты – моя родственная душа, мне легко и спокойно с тобой. Но отношение местных к астральщикам не позволило открыться до конца. Я побоялся, что оттолкнешь, даже не попытавшись узнать меня.
— Но чем же я так привлекла тебя в день нашего знакомства? Как тебя занесло в нашу деревню? – Девушка закрыла глаза, вслушиваясь в стук любимого сердца и с усилием изгоняя из памяти жестокие слова о споре и втирании в доверие.
— Это прозвучит странно, но я уже около месяца искал по всем окрестностям девушку, похожую на тебя. У меня был только небольшой портрет. И имя. «Ани». Я допускал, что это сокращение. А на вашу улицу заглянул, привлечённый детским смехом. Ты сидела вот здесь и возилась с малышами, думал – соседскими, но это были твои младшие братья и сестры. Ты устраивала им интересные и полезные игры, следила, чтобы не ссорились. Только через час или чуть меньше меня озарило, что ты и девушка на портрете – практически одно лицо! Конечно, я обрадовался такому совпадению. Но я не представлял, как бы уместнее заговорить о портрете, имени, переписке…
— Переписке?
— Да, у меня есть письмо для этой «Ани», но не с собой. Она переписывалась с моим старшим братом. Но, учитывая отношение к астральщикам, я не знал, каким именем представлялся ей мой брат, раскрывал ли, из какого мира родом…
Но тут у Станмира предательски клацнули зубы от холода. Водная стена к этому времени приросла почти вдвое. Анита спохватилась, потянула в дом. Там еще сохранилось уютное тепло, даже несмотря на то, что одно из окон впопыхах осталось незакрытым.
Стан как раз решил его прикрыть, пока девушка искала в шкафу паоло нужного размера. И… замер, опасаясь пошевелиться и тем самым выдать себя. Через тракт, находящийся непосредственно за водоотталкивающим барьером, аккурат по пешеходному переходу шел небритый мужичок в знавшей лучшие времена одежде и куцей шапочке. Именно шел, а не плыл или ещё каким-либо образом перемещался «по дну» в толще воды. Он сосредоточенно высматривал что-то под ногами, а вода вокруг него становилась не мутной, а прозрачной. Доменовец перевёл восприятие на уровень ауросенса и разонанса. Точно! Преобразующее воздействие с громоздкой формулой, которую и на пятой ступени не сразу разложишь на составляющие! А мужичок этот с неровно стрижеными седыми волосами… неужто Сагадин?
Не сворачивая с пути, подводный гуляка шустро так шел навстречу течению, и ни единая прядка, ни даже краешек одежды не всколыхнулась под волнами.
— Ты тоже видишь, или глаза меня обманывают? – тихо подошла Анита. Фигура бодрого немного сутулого старичка всё удалялась, и пространство между ним и случайными свидетелями постепенно заволакивало взвесью грязи и мусора.
— Вижу. Лишь бы он нас не видел.
Станмир ещё с редких встреч в Бэдвилле хорошо запомнил жутковатые в своей невыразительности светло-голубые, почти белёсые глаза этого человека. Хотя – уже сомнительно, что просто человека.
Вообще-то Гуннар сделал все правильно. Подумать только, ведь если бы доктор Гржибек не поучаствовал против собственной воли в бычьих скачках, если бы констатировал, что жертва жива, Алицию поместили бы в больницу. И тогда Кароль Линце смог бы довести свое черное дело до конца. Уж как-нибудь добрался бы до нее, да хоть с помощью дурынды-сестры…
— Не могла мне тогда выложить все начистоту? — не удержалась я от упрека. — Наломали мы с тобой дров…
— Под конец, когда подозревать перестала, как раз собиралась, да не успела. А раньше не решалась — понимаешь, я ведь и тебя подозревала. Ты ведь в Шарлоттенлунд шастала, как на работу! А тут у них самый гадючник. Никаких определенных фактов у меня не было, но мало ли что, вдруг ты выкинула какую-нибудь глупость, да и Лаура в своих письмах намекала на одну из моих подруг. Особенно в последних. А тут еще вижу — ты вернулась в Варшаву прибарахленная и при деньгах, ну и полезло в голову всякое. Вдобавок еще и знакомство с Лилиенбаумом…
— Так ты, выходит, помалкивала из-за всех нас скопом?
— Ага. Зютек… — – Алиция слегка заколебалась. — Мне, наверное, следовало рассказать тебе раньше. Не был он ни таким уж подонком, ни шпионом. Уже давно все выяснилось, и теперь мы с ним просто добрые друзья. По его просьбе я свела кое-кого с Лаурой, причем ни он, ни я не подозревали, что речь идет о контрабанде. Он первым сориентировался и впал в панику. Собственно, из-за него-то я и выжидала до последней минуты, даже тебе ничего не говорила, пока не получила известие, что он себя обезопасил. Кстати, ты случайно не приставала со всем этим к Лешеку? Он вообще ничего не знает.
— Думаю, его уже и без меня посвятили.
— Лешека я тоже подозревала, хотя помалкивала больше ради Зютека. Лаура знала, что я в курсе, но мне казалось, я могу рассчитывать на минимум порядочности с ее стороны.
— Боюсь, нам обеим слишком много чего казалось. Лично я больше всего переживала о Лешеке. Я прямо чуть не наяву видела, как он выталкивает человека за борт. Слушай, открой страшную тайну, она мне покоя не дает. Кто тебе подсунул маляра?
— Кароль, кто же еще.
Некоторое время Алиция помолчала, и на ее лице постепенно проступило уже знакомое мне выражение мрачной ненависти, на этот раз, правда, разбавленное злорадством.
— Кароль — это целая эпопея, — сказала она наконец, и я снова поразилась силе ненависти в ее обычно спокойном и рассеянно-доброжелательном голосе. — Это ведь именно он тогда чуть не поломал мне всю жизнь. Липа насчет шпионажа — его рук дело, он же подставил Зютека, донес о моей с ним дружбе, а потом подсуетился, чтобы мне из того посольства систематически передавали всякие весточки и приветы. Кароль и Лауру вовлек в аферу, из-за него-то, собственно говоря, и тетка умерла. У нее случился сердечный приступ как раз после разговора с этим гаденышем — он сказал, что я с ними заодно и в случае чего меня первую отдадут на заклание. Этакая долгая и планомерная месть мне за то, что я в свое время отказалась помогать ему с выездом за границу и не упросила отцовских друзей составить протекцию. Я его уже тогда насквозь видела и не собиралась подставлять знакомых. Вся моя родня считала его порядочным человеком, а меня прямо колотило из-за этого от злости.
— Я тебя понимаю, — с чувством сказала я. — Хорошо, что этот подонок так обломался с теми твоими свечами! Как вспомню, на душе сразу приятно становится.
— Ты это о чем? — не поняла Алиция.
— Потом объясню. Рассказывай дальше!
— Сама понимаешь: я не могла никому ничего рассказать, пока тетка была жива. Лаура понимала, что я ни словом не обмолвлюсь. Тетка стояла уже одной ногой в могиле, не могла же я отравить ей последние минуты жизни, а то и сократить эту самую жизнь… А в результате этот подонок все равно ее угробил. А Лаура сразу после похорон устроила безобразнейший скандал, вцепилась в меня мертвой хваткой насчет пропавшего героина. Я от всего отпиралась. И она отступила, поскольку не знала точно, насколько много и чего именно я знаю. Ее чуть удар от злости не хватил. А потом в Варшаву заявился Ольсен, и тут уж мне пришлось несладко. Я не представляла, как от него отделаться, как объясниться с Лешеком, как поступить с тобой, ко мне цеплялись всякие подозрительные типы — то ли от милиции, то ли наоборот. И я даже не знаю, кого боялась больше, то ли наркодилеров, то ли родной милиции. Меня, кстати, сразу по возвращении вызывали, пришлось наплести им разной чуши…
Мы обе понимающе переглянулись и вздохнули, покаянно и в унисон.
— В тот последний вечер ко мне заявился Ольсен…
— За каким чертом ты ему вообще открыла дверь?
— А я и не открывала! — раздраженно отмахнулась Алиция. — Я еще не совсем дура. Только у него были ключи. Кароль подделал по той связке, которой пользовалась сестра. Этот тип вошел сам и объяснился со мной без обиняков: мы, мол, знаем, что наша карта у тебя, выбирай: или — или… Да только ясно же, что они уже договорились со мной покончить и сделают это сразу, как получат карту. А тут еще черт меня дернул отстаивать непричастность Лешека. Стало ясно, что выход у меня один: исчезнуть, причем устроить так, чтобы всю честную компанию загребли без меня. Пришлось поломать голову и придумать, каким манером сообщить тебе о спрятанных концах, — на случай, если ты тоже замешана. Потом отправила Гуннару телефонограмму. А потом мне вдруг очень резко и сильно захотелось спать…
— А та бумажка… когда ты ее спрятала в кастаньеты?
— Тогда же. На редкость насыщенный у меня выдался вечерок. Остатки клея спустила в унитаз, по-моему, никаких следов не осталось, а? Еще и крокодила пририсовала, чтоб тебе совсем уж все понятнее сделать…
Мы немного помолчали, сидя на широком пне и глядя на живописный лес, залитый серебристым лунным светом.
— Но какой молодец все-таки твой Гуннар! — прервала я затянувшееся молчание. — Без него ничего бы не получилось. Подумать только! На такие подвиги человека может толкнуть только нешуточная любовь. Он тебя любит! И ждет.
— Ну да. Он и сейчас меня ждет — – там, на шоссе. Наверное, весь уже испереживался. Я ведь все боялась, как бы он не перепутал тексты телеграмм. Как чувствовала, что перепутает! Поехали к нам, вместе поужинаем.
— С превеликим удовольствием. А свадьба когда? — поинтересовалась я, поднимаясь с пня и разминая затекшие ноги.
— Боюсь, через неделю, — вздохнула Алиция. — Если только Гуннар опять что-нибудь не перепутает. Ты-то будешь?
***
Конечно же я там была! А то как же.
Сначала, правда, пришлось смотаться в Польшу, но через неделю вернулась, уже вместе с Дьяволом. Он не мог перепоручить кому-либо доставить датским властям информацию о притопленной мерзопакости, хотел это сделать лично. После чего присоединился к гостям. Свадьба прошла на высоте, с участием множества польских друзей и родственников, или друзей родственников или родственников друзей, или просто знакомых. По такому поводу новобрачному непременно захотелось порисоваться перед гостями и избранницей сердца знанием ее родного языка. Он поднял бокал, вознамерившись произнести польский тост, и за столом воцарилась благоговейная тишина. Новобрачный тоже молчал, мучительно роясь в памяти.
— До свидания! — наконец разразился он торжествующим воплем.
С моей точки зрения, тост был как нельзя более правильным.
А уже перед самым своим отъездом я углядела в витрине магазина невообразимой красоты туфли — конечно же, из черного крокодила. Последняя модель, глаз не оторвать, а тут еще шпильки стали выходить из моды…
Теперь дело за малым — найти подходящую шайку злоумышленников и как следует вляпаться в ее делишки. Глядишь, принесут мне еще одного крокодила!