5 сентября 427 года от н.э.с. (Продолжение)
* * *
Приезд Инды Хладана стал для Йеры неожиданностью и, пожалуй, вытащил ненадолго из чёрной пропасти отчаяния, в которой Йера пребывал в последние три дня.
Он получил посадочный талон на своё имя и отдал его Суре – прислуга, по мнению чудотворов, должна была покинуть Славлену на четыре дня позже членов Государственной думы. Было трудно уговорить старика уехать, но Йера его убедил и проводил на поезд – паника, начавшаяся в это время на вокзале, вызвала у него и гнев, и злорадство, и горечь.
Он понимал, насколько глупо выглядело его «выступление», но не смог удержаться. Высказавшись, облегчения он не ощутил, но посчитал в глубине души, что полностью исполнил долг председателя думской комиссии, и теперь собирал вещи – он во что бы то ни стало хотел увидеть Йоку.
В голове неотвязно крутилась мысль: увидеть в последний раз, но Йера отгонял её, как назойливую муху, отчего отчаяние становилось только глубже и черней.
Он поднялся в комнату Йоки, чтобы взять из гардероба его тёплые вещи, – ночи становились всё холодней. Смеркалось, и в сумерках над кроватью белым пятном выделялся рисунок Милы, на котором они стояли вчетвером, взявшись за руки, – Йера едва не разрыдался, наткнувшись на него взглядом.
Конец мира… Такой быстрый и страшный конец – а ведь ещё четыре месяца назад Йера верил в то, что Йока поступит в Ковченский лицей, что его ждёт большое будущее… Оказывается, будущего не было ни у кого.
Вслед за резким и совершенно неожиданным звонком в двери раздался её хлопок, нарочито громкие шаги внизу и веселый голос Инды Хладана:
– Йера, ты здесь или в клинике доктора Грачена?
Если в комнате Йоки было сумрачно, то в коридоре и на лестнице – совсем темно. Йера вышел на лестницу, только чтобы спросить Хладана, отчего тот так весел.
– Рад тебя видеть, хотя и сомневаюсь в твоём добром здравии, – поприветствовал его Инда. – Я привез к тебе Граду Горена. Надеюсь, ты его примешь.
– О Предвечный… – только и выговорил Йера и едва не оступился в темноте, бросившись вниз. – Что случилось? Почему ко мне? Ему нужны врачи, а у меня теперь нет даже прислуги!
– Давай-ка пока ни о чем не спрашивай. Сейчас мы положим его вот на тот уютный диванчик, отпустим карету скорой помощи, а потом поговорим. И зажги уже солнечные камни, а то санитары подумают что-нибудь не то.
– У меня нет солнечных камней, – с достоинством ответил Йера.
– В другой раз я бы счел это прекрасным начинанием, способствующим экономии энергии. Но хотя бы свечи у тебя есть?
Йера не умел зажигать свечи так же ловко, как это делал Сура, но к тому времени, когда Граду внесли в гостиную, успел зажечь люстру и несколько бра по стенам.
Горен выглядел лучше, чем в прошлый раз, не напоминал умственно отсталого и радостно улыбнулся при виде Йеры – улыбка вышла кривоватой, но не более. Инда велел санитарам положить Граду на диван, оставить здесь носилки и убираться восвояси. И только когда карета скорой помощи отъехала от дома (Инда проследил за ней в окно), заговорил.
– Надеюсь, твоё авто в порядке.
– Да, но Дару я уже отпустил…
– Я умею водить авто, и твой шофер нам только помешает. Сейчас мы отправимся в тот чудесный загородный домик, где Горена ждёт любимая девушка и магнетизёр Изветен. Думаю, эта компания ему по душе больше, чем отдельная палата в Центральной больнице.
– Твое веселье выглядит про меньшей мере странно. И я давно хотел сказать тебе, что ты негодяй. То, что ты сделал с Гореном…
– Йера, я негодяй, – перебил его Хладан. – Но не надо впадать в беспокойство, я боюсь буйных помешанных. Где авто? В гараже?
– Да, и ключи там же.
– Я помну тебе газон, чтобы подъехать к двери, не возражаешь?
– Что тебе до какого-то газона, если ты готовишь крушение всего Обитаемого мира?
Звонка разрыдалась, увидев Граду, но вовсе не от отчаяния, а от радости, что он жив и будет с нею рядом. Изветен бормотал что-то себе под нос, но тоже обрадовался, засуетился.
– Йера, я знаю, что ты меня ненавидишь, – сказал Хладан, собираясь уйти. – И всё же. Если Горен начнёт говорить, немедленно дай мне знать. Потому что никто, кроме меня, не сможет воспользоваться тем, что он скажет. И если здесь появится какой-нибудь чудотвор и будет уверять, что его прислал я, – не верьте, я никого сюда посылать не стану.
– Вы пойдете пешком, господин чудотвор? – поинтересовался Изветен.
– Нет, я воспользуюсь авто, пешком отсюда пойдёт судья Йелен. Впрочем, ничто не мешает ему вызвать шофера телеграфом. А вам, Изветен, я хочу сказать: приложите хоть немного усилий к выздоровлению Горена. У вас получится, я знаю.
* * *
Добравшись до дома, Инда нашёл на столе документы, присланные из Ковчена, но о «громовых махинах» в них не было ни слова. И если бы в них не включили материалы по стратегии максимального сброса, Инда послал бы повторный запрос, но как раз им посвящалась целая папка – все перечисленные варианты Инда давно изучил и отбросил.
Он выпил кофе и сел за ковченские расчеты: план Охранителя – это прекрасно, но хотелось опираться на что-нибудь понадёжней его слов.
8 сентября 427 года от н.э.с. Исподний мир.
Почтовые кареты Государя везли в Хстов детей с Выморочных земель. Поначалу люди уходили от своих домов неохотно, но постепенно по Млчане покатилась паника.
Слухи о скором конце мира подогревались храмовниками, однако народ привык искать спасения от любой напасти в городах, а потому под защиту хстовских стен текли толпы не только с севера, но и с юга, запада и востока.
И Государь открыл ворота для всех, в том числе для мнихов и гвардейцев-дезертиров (коих нашлось не так уж мало), сделав пропуском в город булыжник или охапку берёзовых поленьев.
Вокруг Хстова как грибы росли лагеря беженцев, с внутренней стороны сотни каменщиков укрепляли северную крепостную стену, круглосуточно горели печи, обжигая известь для изготовления искусственного камня.
Красен предупредил Дубравуша, что искусственный камень не успеет набрать прочность до того, как по нему ударят ветра Внерубежья, но Государь только отмахнулся. Милуш Чернокнижник прибыл в Хстов на рассвете седьмого сентября и, вопреки предложению Государя разместиться в особняке чудотворов на Дворцовой площади, тут же отбыл встречать колдунов, шедших из замка.
И вовсе не благодаря панике в Млчану стекались колдуны с других земель – а как некогда в Цитадель, спасаясь от храмовников и готовые защитить город, сбросивший ярмо злых духов. С северной стороны перед хстовскими стенами ширился лагерь колдунов, и счёт их шел уже не на сотни, а на тысячи.
Красен удивлялся: в мире, где нет газет и телеграфа, вести разносились едва ли не быстрей, чем в Верхнем мире.
Прату Сребряна, упорно именующего себя Славушем Вышьегорским из рода Серой Белки, Красен приютил у себя. На удивление, тот был вовсе не подавлен своим увечьем, а, наоборот, полон сил, далеко идущих замыслов и оптимизма.
Сожалел, правда, что не может вместе с другими колдунами (!) встать на защиту хстовских стен.
Доктор Назван смог только подтвердить диагноз Чернокнижника, но, как умел, нарисовал чертеж инвалидного кресла на колесах, которое могло немного облегчить положение Праты. Всё, всё, что происходило в Хстове и окрестностях, – за этим стояло будущее, и Крапа тоже ощущал подъём, и оптимизм, и вынашивал далеко идущие замыслы…
Восьмого сентября Красен повёз Прату на встречу со Спаской, в Тихорецкую башню, куда собирался прибыть и Чернокнижник.
* * *
Милуш окинул взглядом покои Тихорецкой башни, задержав взгляд на Волче. Потом скорым шагом подошёл к Спаске, поднявшейся ему навстречу, и, чего она совсем не ожидала, вместо едких слов обнял её на секунду и поцеловал в макушку.
– От того, что ты разрушила храм, ты не перестала быть глупой девчонкой. Но я рад, что ты жива и невредима. – Милуш повернулся к Волче. – Я благодарен тебе за её спасение. И передаю благодарность от имени её отца. Он написал мне письмо, в котором, кроме прочего, дал согласие на ваш брак. Оно, конечно, было высказано косвенно, но всё же было высказано.
8–9 сентября 427 года от н.э.с.
Йера добирался до домика в лесу на кромке свода больше суток – дорогу до Брезена заполонили толпы беженцев, не надеявшихся на посадочные талоны в поезда; вереницей, непрерывно сигналя, навстречу Йере шли авто и грузовые вездеходы, но никто не спешил посторониться, и двигались они еле-еле, часто со скоростью пешеходов.
Разумеется, никто не предоставил Йере вездехода, чтобы ехать через лес, авто завязло в грязи в полулиге от Брезена, и дальше Йера шел пешком – он должен был увидеть Йоку во что бы то ни стало. Нездоровое нервическое возбуждение поддерживало его в дороге; и толпы беженцев, и кошмар, творившийся за пределами свода, вызывали у Йеры злорадство, смешанное с ужасом, и он не мог определить, что сильней – ужас или злорадство.
Занимался рассвет, но Йера прошел бы мимо домика в лесу, если бы не заметил в тусклом свете начинавшегося дня человеческую фигурку на открытом пространстве между лесом и границей свода. Через минуту Йера понял, что это Йока, и из последних сил бросился ему наперерез – и кричал, и звал его!
Вслед за Йокой, шагах в двадцати позади него, к границе свода двигался сказочник, и он сразу заметил Йеру, помахал ему рукой, но Йока не останавливался, медленно, прихрамывая и покачиваясь, шел вперёд. Йера, запыхавшись, подбежал к нему у самого обрыва, и продолжал звать, перекрикивая ветер.
Если бы Йока просто прошёл мимо! Нет, он повернул голову на зов, смерил Йеру странным, будто невидящим, взглядом и, отвернувшись, направился дальше…
Он был мокрым с ног до головы, в трусах, майке и тяжелых сапогах, всё его тело покрывали страшные ожоги, но напугал Йеру именно его отрешенный, безумный взгляд. Силы вдруг оставили Йеру, подогнулись ноги, и он медленно опустился на колени – в густую теплую грязь кромки Обитаемого мира.
– Не бери в голову, Йера Йелен! – весело крикнул ему проходивший мимо сказочник. – Всё будет хорошо!
Он тоже не остановился и скатился с обрыва вслед за Йокой. И Йера видел, как смерчи, ползавшие на горизонте, изменили направление и направились к ним, видел, как вспучилась фонтанами огненная река, – кипящий камень взлетал над её поверхностью и осыпался искрами по берегам; видел, как далекие молнии выбивают светящиеся точки из поверхности земли, – и эти точки-шары плывут в сторону Йоки и его Охранителя.
Он не услышал шагов за спиной – шум дождя, вой ветра, рокот дрожавшей земли заглушали все звуки.
– Судья, пойдёмте. – Он одновременно почувствовал руку на плече и услышал крик в самое ухо – к нему подошел эконом профессора Важана, кажется Дымлен. – Негоже такому солидному человеку сидеть в грязи.
Йера не только не хотел уходить – он думал, что просто не сможет встать. Но Дымлен подставил ему плечо и, кряхтя от натуги, поднял Йеру на ноги.
– Профессор считает, что вам не след смотреть на глупые выходки Вечного Бродяги, – прокричал Цапа. – И, хотя я другого мнения, лучше послушаться профессора – он намного умней меня.
Наверное, профессор был прав, потому что, оглядываясь по пути к лесу на происходящее за сводом, Йера хотел броситься к Йоке, вниз с обрыва, – вытащить его в безопасное место или хотя бы заслонить от шедшего на него смерча! Йера даже попытался высвободиться из цепких рук Дымлена, рванулся назад, но тот держал крепко.
– Бросьте, судья! Не нам с вами соваться в эти дела…
За столом в кухне профессора Йеру била дрожь, хотя его переодели в сухое и чистое, налили горячего чая и всячески старались успокоить. Он и сам вскоре понял, что приехал напрасно, хотя все тактично помалкивали и никто на это даже не намекнул. Более того, Важан счел нужным дать Йере отчет о здоровье и «успехах» Йоки.
– Скажите, профессор… – Йера задохнулся от страха, и голос помимо воли стал жалобным, просительным. – Скажите, он погибнет?
Но Важан неожиданно ответил без колебаний:
– Нет. Я твердо обещаю вам: он останется в живых.
Он ничем не подкрепил своего обещания, но его уверенный голос, его спокойствие на минуту не оставили Йере сомнений. А примерно через полчаса в кухню ввалился мокрый и грязный сказочник, а вслед за ним Дымлен на руках внес Йоку.
Йера вскочил с места, убежденный, что произошло страшное, но сказочник осклабился и положил тяжёлую руку ему на плечо (верней сказать – оперся о плечо Йеры, чтобы не упасть).
– Йока Йелен просто спит. Он всегда засыпает на обратном пути.
Профессор кивнул в ответ на удивленный взгляд Йеры.
– Он проснётся примерно через два часа, поест и снова заснёт. Я думаю, пока Йока завтракает, с ним можно поговорить.
Два часа показались Йере слишком долгими, дрожь не оставляла его – он боялся снова увидеть пустой немигающий взгляд Йоки. Но опасался Йера напрасно: Йока встретил его с удивлением и нескрываемой радостью. Он сидел на постели с тарелкой оладий на приставном столике и перестал жевать, увидев Йеру.
– Пап? Это что, вправду ты? Или я ещё сплю? – Голос у него был хриплым и слабым, улыбка – кривоватой, но он обрадовался, никаких сомнений.
– Это я, Йока. – Йера присел рядом. – Ты ешь, ешь… Я просто очень хотел тебя увидеть.
– Пап, я сегодня выпил три молнии до капли и ни разу не обжегся! – сообщил он так, будто говорил о полученных отметках в школе. – Ты представляешь? Я ещё три дня назад не верил, что молнию можно выпить до капли! Это, конечно, не те молнии, но всё-таки! Вот увидишь, я прорву границу миров! Я утоплю его в болоте!
Он не спросил ни о Ясне, ни о Миле, он вообще ни о чем не спросил. Он думал и говорил только о прорыве границы миров, о своей войне с Внерубежьем, успехах и победах. И ни слова – о цене этих побед.