8–9 сентября 427 года от н.э.с. (Продолжение)
Йера покидал домик в лесу со смешанными чувствами и в слезах: он не мог не испытывать сострадания, не мог не чувствовать страха, но ощущал гордость за сына, и ему было стыдно перед собой за эту гордость…
Когда-то Йока упрекнул его в том, что карьера ему дороже сына. Когда-то Йера и сам понял, что готов принести сына в жертву не убеждениям даже, а своей репутации… Теперь это была другая гордость – будто и он, Йера, сделал что-то для спасения Обитаемого мира (однако он отлично понимал, что заслуга его ничтожна).
Дымлен отвез его в Брезен на моторной лодке, и к концу пути Йера забыл о гордости, вспоминая, как шатало Йоку по пути к границе свода, – он показался вдруг Йере былинкой, которую ветер судьбы несёт куда вздумается, и нет силы, что остановит ветер или повернёт его в другую сторону.
Не столько предопределённость, сколько обречённость ощутил Йера: его сын – игрушка в руках неведомых хозяев бытия.
Ни уверенные слова Важана, ни мысль о спасении мира теперь не давали Йере успокоения: твёрдый комок застрял в горле, а перед глазами, на фоне беснующегося Внерубежья стояла махонькая фигурка Йоки – израненного, измученного, безрассудного, влекомого судьбой к уготованному для него жребию: умереть, прорвав границу миров.
На этот раз Изветен не стал выбрасывать лекарства, переданные из клиники, пояснив это тем, что одними травками теперь не обойтись.
Но убеждал всех, что это временно, что Града молодой парень и должен поправиться, хоть и не сразу. Града заговорил и начал двигаться только через четыре дня. И хотя выговаривал он слова с трудом, а мыслил путано, столь быстрый прогресс давал высокий шанс на выздоровление – так сказал Изветен.
И заставлял, заставлял Горена разговаривать и шевелиться.
– Я… все вспомнил, судья… – выдавил он, еле-еле ворочая языком, едва увидев Йеру, и повторил: – Я все вспомнил. Изветен записал.
– Повтори сам ещё раз, – велел тот. – Не ленись.
– Да. Хорошо. – Града зажмурился. – Письмо начиналось со слов «Милостивый государь».
Рассказывал он долго, повторяясь и не договаривая, возвращался и перескакивал вперед. Тогда, в шестнадцать лет, он не понял и половины прочитанного, но в магнетическом трансе будто прочёл письмо заново.
Неизвестно, к кому было обращено это письмо, и в нём Югра Горен не прибегал к иносказаниям. Перечислив свои научные звания и достижения, он перешел к делу и изложил его довольно коротко и ясно: стратегия локального обрушения свода, разработанная в Ковчене, предполагает полное уничтожение Северских земель, и в том числе Славлены, и, как только в Исиде наконец создадут гомункула, способного прорвать границу миров, этот план будет приведен в исполнение.
Сказанное потрясло Йеру. Он был уверен, что Пущен раскрыл секрет, спрятанный Гореном в его дневниках, но выяснилось, что Пущен не разгадал самого главного.
И понятен стал интерес Инды и изумление, с которым он рассматривал контурные карты, брошенные ему Йерой. И непременное желание вернуть младшему Горену воспоминания тоже стали понятны…
Но продолжение письма оказалось не менее умопомрачительным.
Если в течение пятнадцати лет исидские опыты не увенчаются успехом, Обитаемому миру грозит полное уничтожение даже в случае прорыва границы миров.
И только когда обрушение свода перестанет быть панацеей, когда не останется другого выхода – только в этом случае децемвират согласится раскрыть разработанную много лет назад технологию сброса энергии небесного электричества через межмирье в Исподний мир.
Причина столь нелогичного с точки зрения интересов Обитаемого мира решения проста: если с технологией познакомить значительное число людей (а на её применение требуется много исполнителей из числа специалистов), станет очевидным, что энергия чудотворов – не единственный в природе способ зажигать солнечные камни и двигать магнитные.
– Вряд ли это письмо было написано Приору Тайничной башни… – сказал Йера, едва не потеряв дар речи вслед за Гореном.
– Мне кажется, вы должны передать содержание письма доктору Хладану… – несмело предложил Изветен.
Йера зажмурился – совсем как Горен, когда старался сосредоточиться. И пробормотал:
– Это бесполезно. Бессмысленно.
– Теперь я понимаю, почему решение прорвать границу миров после обрушения свода не кажется чудотворам столь рискованным, – у них есть запасной вариант. Может, и неприятный, может, и ведущий к потере власти, но не к гибели. Они могут рискнуть жизнью Врага: если мальчик прорвёт границу миров – для чудотворов всё складывается как нельзя лучше. Если нет – они приведут в исполнение столь нежелательный для себя план, чтобы выжить. Их ставка не жизнь, а власть. Йока погибнет ради того, чтобы чудотворы удержались у власти… Не ради Обитаемого мира – для его спасения у чудотворов есть ещё один план, который они не спешат использовать.
И, даже не вполне осознав глубину безнравственности принятого чудотворами решения, не подумав о том, сколько всего жизней они принесут в жертву, сколько разрушат городов и сел, Йера обхватил руками голову и застонал: мысль о смерти Йоки на этот раз причинила невыносимую боль, с которой невозможно справиться.
Словно до сегодняшнего дня его смерть была предположением, пусть и страшным предположением, а тут вдруг превратилась в непреложный факт. И уверенные обещания Важана обернулись ложью во спасение…
То ли слова Изветена прозвучали столь убедительно, то ли забрезжившая надежда на то, что спасти Обитаемый мир можно без участия Йоки, оказалась сколь соблазнительной, столь и несбыточной…
– Что с вами, судья? Вам плохо? – участливо спросил магнетизёр. – Может, стоит выйти на террасу?
– Оставьте, Изветен! Вы будто издеваетесь надо мной! Неужели вы ещё не поняли, что этот мальчик – мой сын! Мой единственный сын! А вы говорите о его жизни так, будто рискнуть ею – всё равно что проиграть два лота на рулетке!
– О Предвечный… – выговорил магнетизёр вполне искренне и сел.
Этот нервический выкрик принёс неожиданное облегчение – боль сменилась ненавистью, гневом. Негодяи, чудовища, нелюди! И Инда – первый из них. Какой непостижимый цинизм!
Знать, что Йоке уготована судьба разменной монеты в играх чудотворов, и, насмехаясь про себя, говорить, что принимает участие в этой судьбе! Обманывать Ясну, которая всегда считала Инду другом и помощником, прислушивалась к его мнению! Обманывать с самого начала, с того дня, как речь зашла об усыновлении младенца!
С того дня, как он принёс Йоку в дом Йеленов!
– Инда Хладан – подлец, каких мало. – Йера вскинул голову. – Надеяться на него наивно, Изветен.
– Мне кажется, вы заблуждаетесь, судья. Вы считаете чудотворов чем-то единым и неделимым, а между тем в их иерархии тридцать девять ступеней посвящения. Уверяю вас, исследования в Ковчене имели самую высокую степень секретности, о них не знал даже Приор Славленской Тайничной башни. Ведь недаром Югра писал именно ему.
– Инда стоит выше Приора Тайничной башни. И я не уверен, что Югра Горен писал Приору. Может, он собирался передать письмо на Высочайшее имя, или в совет министров, или в Думу.
– Судья, вам застит глаза личная неприязнь к Хладану. Мне не за что его любить – он циник, он обманщик, он действительно подлец. Его способность не задумываясь перешагивать через человеческие судьбы мне претит. Но он хотел узнать именно то, что нам рассказал Града, и хотел не просто так. Если же он стоит выше Приора, тем более необходимо передать ему полученную информацию, потому что в Обитаемом мире не так много высокопоставленных чудотворов, способных на деле предотвратить катастрофу. Мы с вами можем сокрушаться и возмущаться, но изменить что-то не в нашей власти.
– Я предпочту рассказать о планах чудотворов во всеуслышание. С думской трибуны. Даже если мне не поверят, до Инды Хладана мои слова дойдут, тогда мы и посмотрим, станет он что-то менять или не станет.
– Судья, о какой думской трибуне вы говорите? В Славлене не осталось ни одного члена Государственной думы, ни одного министра, ни тем более Государя. Все они давно в Натании. Дайте телеграмму доктору Хладану, вы ничего не потеряете.
Йера понимал, что Изветен прав. Если Инда знал о страшных планах чудотворов, хуже от сообщения никому не станет. А если не знал…
– Но… В доме же нет телеграфа… – пробормотал Йера, готовый сдаться.
Если Инда не знал, если Инда захочет помешать этому плану – он спасет Йоке жизнь. И тогда молчать – это снова предать Йоку.
– Судья, большинство людей в Обитаемом мире для отправки телеграмм пользуются почтовыми отделениями. А почта находится в Завидном, в десяти минутах ходьбы отсюда.
Почтовое отделение было закрыто, но Йера нашел телеграфный аппарат на железнодорожной станции.
* * *
Рассказ младшего Горена оправдал риск его жизнью и здоровьем. Инда третьего дня отдал секретарю распоряжение, буде тот получит сообщение от Йеры Йелена в отсутствие Инды, передать это Инде любой ценой и как можно быстрее.
Телеграмма от секретаря застала Инду в кабинете Вотана, за обсуждением поправок к плану Охранителя. Инда не мог прервать разговор, не вызвав подозрений, но, когда Вотан предложил вместе пообедать, пришлось сослаться на скверное самочувствие и желание поспать несколько часов.
Шофера служебного авто Инда высадил возле железнодорожной станции Завидное и уповал только на то, что Вотан не успеет добраться до загородной резиденции Грады Горена раньше, чем Инда узнает содержание письма.
Расчет оправдался: Инда выслушал сбивчивый рассказ Горена, достроивший мозаику догадок и предположений, и покинул Надельное до появления Вотана. За оставшиеся до обрушения свода семь дней сам Инда, очевидно, не успел бы выстроить технологию сброса энергии небесного электричества в Исподний мир, тем более что имел смутные познания в области природных электрических сил, – «громовые махины» следовало искать в Ковчене.
Ещё глупей было бы убеждать Вотана повременить с обрушением свода – Инда не сомневался, что материалы о «громовых махинах» спрятали от него не по приказу децемвирата, а личным распоряжением Вотана.
А вот Важан, способный диктовать миру (и децемвирату) свою волю, мог бы прислушаться к Инде, но в гипотезы и голословные утверждения профессор не поверит – или не станет на них опираться.
Инда и сам не хотел опираться на голословные утверждения пьяницы Горена. Кто знает, насколько была сильна его ненависть к чудотворам вообще и децемвирату в частности.
В голове мелькнула идея сообщить в децемвират о предательстве Вотана, но её Инда отложил на время – тогда, если «громовые махины» не доработаны, придется играть по правилам Афрана. В любом случае сначала надо добраться до ковченских расчетов.
Инда забыл, что дороги Обитаемого мира забиты толпами людей, легковыми и грузовыми авто, вездеходами чудотворов… Впрочем, никто не выделил бы ему магнитовоз, который без остановок пробежался бы до Ковчена. Можно как угодно высоко стоять в иерархии чудотворов – это не поможет сдвинуть толпу с дороги.
Можно сигналить громче и чаще остальных, от этого тоже ничего не изменится. Можно даже наехать на двух-трех пешеходов, чтобы остальные в страхе разбежались в стороны, – но перед Индой ползла вереница других авто, и никому из шоферов не приходило в голову давить колесами женщин с детьми, обвешанных скарбом.
Инда пожалел, что не поделился своими знаниями с Приором, – тот помог бы найти какой-нибудь способ двигаться по дороге быстрей. Полицейские авто с воем сирен или что-нибудь похожее.
* * *
Йера рассказывал Изветену о Йоке – вспоминал его и совсем маленьким, и почти взрослым, каялся в том, что едва не предал его, благодарил Граду Горена, объяснившего, что Йока не уничтожит, а спасет мир…
Магнетизёр расспрашивал Йеру с неподдельной заинтересованностью, и от бесполезного по большому счету потока слов становилось легче и спокойней. А когда рассказ Йеры дошел до кобры на журнальном столике, внизу раздались незнакомые тяжёлые шаги.
И если Инда появлялся в мансарде бесшумно, то пришедший на этот раз чудотвор не скрывал своего приближения. Йера ощутил тревогу и страх до того, как широко распахнулась дверь, и Горен тоже побледнел и будто тесней прижался к подушкам, подложенным под спину.
Вошедший был одет в форменную куртку чудотвора, застёгнутую наглухо, но и без этого ни у кого не возникло сомнений в том, что это чудотвор. Горен раскрыл глаза, и тревога на его лице сменилась ужасом.
– Я… я помню вас… – проронил он еле слышно.
– Я рад, – холодно ответил вошедший, взглядом будто пригвоздив Граду к постели, и сказал, не посмотрев на магнетизёра:
– Даже не надейся мне помешать, ничего не выйдет. Уличному шарлатану со мной не справиться.
– Нет-нет, – без страха заговорил Изветен. – Я вовсе не собираюсь вам мешать. Я хотел лишь попросить… Града – он ни в чём не виноват перед вами, ему всего двадцать лет, он только начал оправляться от удара. Пожалуйста, не губите его. Он всё рассказал доктору Хладану, его смерть или безумие ничего уже не изменят…
– У меня нет совести, Изветен. – На этот раз чудотвор повернул голову в сторону магнетизёра. – Но и совершать бессмысленные действия мне не свойственно. Думаю, после катастрофы найдётся немало версий произошедшего, порочащих чудотворов. Эта сказочная история будет не правдоподобней других. Куда направился Хладан?
– Доктор Хладан об этом нам не доложил, но, думаю, он поехал искать технологию, упомянутую в письме Югры Горена, – вздохнув, ответил магнетизёр.
Чудотвор так резко повернулся к Граде, что тот отшатнулся. Стремительность его движений и взглядов расходилась с манерой говорить медленно, спокойно, цедя слова сквозь зубы. Он гораздо больше походил на змею, нежели сказочник… Опасную ядовитую змею.
– Все пророчества твоего отца сбываются, Горен. Сбудется и то, которого ты так боишься. Ты мне веришь?
Града еле заметно кивнул – у него дрожал подбородок. Йера и хотел бы заговорить, но не мог; он чувствовал себя так, будто только что выпил стакан абсента: кружилась голова и мысли разлетались по сторонам.
– Судья, вы же читали энциклопедию Исподнего мира. Неужели вы хотите, чтобы многострадальный Исподний мир подождал, пока добрые чудотворы соизволят перекачать им энергию небесного электричества?
– Вы чудовища… – выдавил Йера, запинаясь.
– Это демагогия, судья. Вам Хладан тоже не доложил о своих планах?
– Нет, не доложил. – Йера пытался говорить с некоторым вызовом, но получилось жалко и неуверенно.
– Если вашему сыну не дать возможности прорвать границу миров, он сначала совершенно сойдет с ума, а после, рано или поздно, его убьет Внерубежье. Так что не обольщайтесь.
Чудотвор еще раз оглядел каждого из присутствующих, задержал взгляд на лице Звонки – и только тут Йера увидел ненависть в её глазах, такую испепеляющую ненависть, что ему стало страшно: этот человек не простит ненавидящего взгляда, он обязательно отомстит…
Но чудотвор лишь шевельнул углом рта, будто криво усмехаясь, развернулся и вышел вон.