Устав зябнуть в своём прокуренном вагончике, Игнатий Бобров – бывший телеоператор, а ныне охранник Адмиральского городского телецентра – вышел подышать свежим воздухом. Он дежурил на посту, где находились материальные ворота и второй въезд в телецентр. Бобров знал, что этой ночью напали на журналистку прямо у главных ворот телецентра и что там по-прежнему работают полицейские, дэгэбисты и ещё невесть какие ведомства. Однако здесь, у материальных ворот, всё было спокойно, как и обычно. Часть помещений с этой стороны арендовала типография. Именно в этот момент ворота были открыты, у въезда стоял небольшой грузовик и несколько человек заносили в него пачки с только что отпечатанной полиграфической продукцией. Рядом располагались гаражи, старые склады и пункты приёма стеклотары и макулатуры. Район здесь и днём был глухой, а ночью и вовсе замирал.
Вдруг в тишине предрассветной ночи раздался рёв мотора, из-за гаражей на полном ходу в открытый въезд влетел вишнёвый «Москвич» с вмятиной на левом крыле, затормозив буквально в паре метров от охранника. Отойдя от секундного оцепенения, Бобров подошёл к автомобилю и грозно постучал кулаком в окно водительской двери.
– Куда ты прёшь, козёл? В какой шараге права покупал? – выругался он на водителя. – Дуй отсюда, пока я полицию не вызвал.
Тут дверь со стороны водителя открылась и из салона лихо выпрыгнул молодой черноволосый парень в кожаной куртке, по виду кавказец.
– Да хоть дэгэбэ визивай, мне пасрат! – специфично высказался водитель. – Я тебе тваю сатрудницу привёз, еле убижяля толька щто!
Он открыл заднюю дверцу автомобиля, выпуская Алютину. Следом вылез Потапов, вытаскивая треногу штатива из салона и вешая на плечо камеру в чехле.
– Миха? – удивлённо глянул на Потапова бывший оператор, а ныне сторож телецентра. – А чего вы отсюда заехали?
Поскольку со стороны материальных ворот находились помещения, сдаваемые в аренду, сотрудники телецентра этим въездом практически не пользовались.
Потапов развёл руками, собираясь что-то ответить, но его перебил кавказец, который снова прыгнул в свой автомобиль и включил мотор.
– А типерь закривай, – приказал таксист. – Плотно закрывай! И никаво не пускай. Кроме миня. Пасматрель на миня? Запомниль? Будещ знать, каво пускать. Миня можьна, других – нельзя!
Слегка продрогнув от утреннего холода, Бобров был не слишком расположен к новым знакомствам, тем более с такими странными личностями. Он посмотрел то на Потапова, то на таксиста и пожал плечами.
– Будет пропуск – пропущу. Но это через директора, – развёл руками охранник.
Из типографии тем временем выносили последние пачки тиража. Водитель грузовика расписался в журнале у охранника и спустя пару минут покинул территорию телецентра.
Лихой таксист тоже завёл мотор и, приоткрыв окно, направил воздушный поцелуй в сторону журналистки.
Вдруг Алютина сообразила, что в этой сумятице она даже не заплатила ему за проезд. И почему-то он про это не вспомнил. Журналистка начала шарить в сумочке, но нашла только крупную купюру.
– Мих, помельче что-то есть? – обратилась она к оператору.
Тот начал шарить по карманам. А таксист на своём «Москвиче», ни минуты не медля, уже покидал территорию телецентра. Алютина, которая не любила оставаться в долгу, выбежала за ним, махая вслед отъезжающей машине. Увидев бегущую журналистку в водительское зеркало, кавказец затормозил и сдал назад. Остановив машину рядом с журналисткой, кавказец посмотрел на неё через открытое окно своей водительской двери.
– Дарагая, щто слючилось? – его лицо изображало искреннее удивление.
– А я всё думала, что фраза «подкатить к девушке» употребляется только в переносном значении, – ухмыльнувшись выдала Алютина.
– Да я мащину вожу раньше, чем в садик хажю! – начал бахвалиться парень. – Ты мне номерочек оставь, а я тибе пазваню. Покатаю и на ужин приглашу!
Алютина не нашлась что ответить на пассаж молодого кавказца, а лишь протянула ему крупную купюру.
– Ой, ну ты прямо в самое сердце! Я думал, знакомиться захатела, – на лице водителя читалось разочарование.
Алютина настойчиво протянула купюру.
– Слющий, да убери ты эти сваи капейки! С миня не убудет. Я за ночь па четыре таких зарабатываю! – отмахнулся таксист. – А то, щто я вёз такой красивий дэвущка, мне выше любого дахода. Давай лючще на чашечку кофе как-нибудь пайдём. Знаю я адин атличный заведений, там кофе – пальчики аближещ! Пазвани – не пажялеещ. Ха-ха!
Кавказец сунул ей в руку листик, на котором не было ни имени, ни фирмы, только номер телефона и слово «Такси». Затем запрыгнул в свой видавший виды «Москвич» и на всех парах направил его к старым гаражам.
Алютина стояла, наблюдая за удаляющимся автомобилем, пока тот не скрылся за поворотом, словно его здесь и не было.
– Лихо ездит. Как у него ещё права не отобрали? Если, конечно, они у него при себе, – усмехнулся охранник и на всякий случай закрыл ворота.
Потапов наконец запрятал в чехол аппаратуру, а Бобров зашёл в свой в вагончик и вышел оттуда со связкой ключей.
– Идёмте, я вас через эваковыход на всякий случай проведу. А то у входа всю ночь снуют туда-сюда, то полиция, то вообще какие-то левые, – объяснил охранник.
* * *
Спустя пару минут Алютина и Потапов шли по коридорам телецентра, переваривая всё то, что с ними только что происходило.
– Слушай, я первый раз такого таксиста вижу, – растерянно говорила Алютина. – Денег не взял, номер свой оставил …
– Да вообще он как-то странно себя вёл. Телефон посоветовал выключить, про дэгэбистов словно знал… – пожимая плечами, рассуждал Потапов. – А дай-ка мне эту бумажечку с номером. На всякий случай проверю.
Алютина снова полезла в сумку, и нечаянно с кем-то столкнулась. Она вскрикнула от неожиданности, да так, что аж задрожали стёкла в стеллажах.
– Юль, да ты чего? – послышался в темноте коридора знакомый голос.
Алютина дотянулась до выключателя – и холл, ведущий в монтажную и студию выпуска новостей, наполнился мягким золотисто-розовым светом. Она увидела стоящего рядом стройного мужчину лет тридцати – тридцати пяти. На нём была чёрная кожаная куртка, стилизованная под лётную, графитные джинсы со светлым принтом, изображающим чередование ретро-камер с аббревиатурой «TV» и кожаными вставками в тон куртке, а на ногах блестели начищенные мотоциклетные ботинки с хромированными пряжками и заклёпками. Дополняла образ причёска – чёрные волосы, приподнятые вверх очками-гогглами, как обручем, и будто случайно оставленный за левым ухом карандаш.
Это был её коллега – телеведущий Герман Галактионов, известный под псевдонимом Галактион Коридоров. Он специализировался на развлекательных и политических телешоу, самым рейтинговым из которых была его авторская программа «Коридоры». В ней он освещал конфликты власти и жителей города, вёл журналистские расследования. Темой его передач были и незаконные увольнения с работы, и экономия на детском питании в учреждениях образования, и замена качественных материалов наиболее дешёвыми при проведении ремонтов в бюджетных учреждениях.
Изначально программа называлась «Конфликт интересов». Вместе с командой он выводил на чистую воду нечистых на руку чиновников, раскрывал махинации при проведении тендеров и детали всевозможных не совсем законных схем. Вторая часть каждого выпуска была посвящена походам к чиновникам и прочим власть имущим, у которых он брал объяснения по ситуации, показанной в первой части выпуска. Фраза Галактионова: «А теперь мы с вами в коридорах власти», которая неизменно звучала во второй части каждого выпуска, в Адмиральске практически сразу же стала крылатой и вошла в будничный обиход местных жителей. Даже программу между собой называли «Коридоры» и телезрители, и съёмочная группа. Так, часто можно было услышать: «А нашу проблему в «Коридорах» показывали» или «Пойду, посмотрю «Коридоры». Название «Конфликт интересов» не прижилось, и так как у программы с лёгкой руки адмиральцев появилось второе, неофициальное название, вскоре оно стало официальным.
Галактионов охотно общался с людьми, его нередко можно было встретить и на рынке, и в общественном транспорте. Адмиральцы его обычно узнавали: «Смотри, Галактион с «Коридоров» в троллейбус садится» или подходили к нему прямо на улице: «Это же вы Галактионов с «Коридоров», а у нас тут проблема…», — и начинали рассказывать во всех красках.
Один раз Галактионов снимал сюжет про то, как в детских садах сливочное масло, закупаемое по высокой цене, начали заменять непонятной субстанцией, имеющей признаки маргарина, и брал комментарии у самых активных мамочек. На руках у одной из женщин сидела трёхлетняя дочурка, которая, узнав его, показала своей маленькой ручонкой и радостно воскликнула: «Галактион Коридоров!». И поскольку малышка сказала это во время прямого эфира, прозвище пошло в народ. Телеведущему это понравилось. Так с лёгкой руки ребёнка за Германом и закрепился псевдоним – Галактион Коридоров.
Молодому и креативному журналисту хватало энергии, чтобы совмещать сразу две ипостаси – спецкора Германа Галактионова и эпатажного телеведущего Галактиона Коридорова. Он снимал сюжеты, которые показывали в новостных выпусках, отбирая самые резонансные для своего шоу. Телеведущий получил репутацию человека, любящего острые и скандальные темы, хотя сам он не раз признавался, что ему куда больше нравится снимать сюжеты на судостроительных заводах, электростанциях, аэродроме и разных промышленных предприятиях.
Романтик в душе и любитель научной фантастики, он мечтал создать телешоу о науке и технологиях. Концепция была давно продумана и описана, её распечатанный образец лежал в зелёной папке. Оставаясь у себя в гримёрке, Галактионов не раз перелистывал страницы с текстом и различными схемами, откидывался на спинку кресла, закрывал глаза и представлял, как он ведёт программу своей мечты.
А вот Соколов, директор НТК «Фарватер», на горячие планы Галактионова реагировал весьма холодно. Аргументация была довольно банальной: «А кто это всё будет смотреть, тем более по ТВ. Молодёжь в интернете зависает, а старшее поколение это всё и так знает, им тем более будет неинтересно…». Соколов приводил в пример похожие программы на государственных телеканалах, которые не обеспечивали высокого рейтинга. И, несмотря на все доводы Галактионова, что он предлагает абсолютно новый и концептуально другой проект, который будет знакомить телезрителя не только с глобальными открытиями, но и рассказывать о принципах работы предприятий, расположенных в регионе, директор смотрел на затею скептически: «Ну какие технологии ты им покажешь? Ну, заснимешь ты испытания газотурбинного двигателя – раз, ну фрезеровщика за станком – два, ну инженера за компьютером – три, а дальше?». И тогда Галактионов открыл ту самую зелёную папку, показывая перечень уже имеющихся тем. Были там и ежегодно проводимые соревнования беспилотников, и новые разработки университета кораблестроения – материалы, применяемые в аэрокосмической отрасли, и обучаемые нейросети. «Ну, хорошо, я не против – сдался, наконец, Соколов. – Ищи финансирование. Студией тебя обеспечим, эфирное время предоставим».
Но даже если бы телеведущий изыскал средства или нашёл спонсора, это бы ситуацию не решило. В отличие от Соколова, Галактионов видел ещё одну проблему: его собственный имидж. Так уж вышло, что его воспринимали исключительно как «скандального» журналиста и телеведущего. Кто поверит, что человек, который вчера показывал просроченные консервы и подделки известных брендов, теперь всерьёз говорит о беспроводной передаче энергии и обучаемых нейросетях, гравитационных волнах или лазерах нового поколения? Не спасал положение даже внешний вид Галактионова, выдающий в нём ярого приверженца стимпанка.
В какой-то момент Галактионов понял, что для успеха проекта ему как воздух нужен напарник. Человек, прекрасно разбирающийся в науке и современных технологиях, который вместе с ним подбирал бы сюжеты, при этом он должен был обладать презентабельной внешностью и уверенно держаться перед телекамерой. Именно он и должен был чертить схемы, описывать механику процессов, работать с демонстрационными стендами, в то время как Галактионов, в свойственной ему манере, озвучивал бы сенсационные факты. Но такого человека не находилось, и заветная зелёная папка продолжала пылиться на полке в гримёрной, лишь иногда просматриваемая своим создателем.
– Юль, всё нормально? – произнёс Галактионов, прикасаясь к плечу рыжеволосой коллеги.
– Да после того, что было в больнице, я уже от всего шарахаюсь, – перевела дыхание Алютина, глядя на телеведущего.
– А что было в больнице? – поинтересовался Галактионов, пристально глядя на журналистку. – На тебе лица нет. И зная тебя, это точно не из-за кассеты, которую отобрали дэгэбисты.
Алютина подошла ближе, словно боялась, что её кто-то услышит, и тихо призналась, что спёрла телефон, который должен был пройти у дэгэбистов как вещдок.
Галактионов приложил палец к губам и тоже огляделся по сторонам. После чего пригласил жестом Алютину и Потапова пройти в монтажёрскую. Они расположившись на уютном оранжевом диванчике, и телеведущий на всякий случай включил музыку.
«I was born, born at the wrong time…», – разнеслось из динамиков.
– Теперь рассказывай, Юль. Я весь во внимании, – Галактионов расстегнул кожаную куртку и присел на диван.
– Там парень был с телефоном. Сначала он возле Калинковой крутился, я даже подумала, что её знакомый. А потом дэгэбисты его к стенке приставили, стали обыскивать, нашли жетон «Питбуля» и этот телефон. – Алютина достала из сумочки смартфон в камуфляжном чехле. – Там был ряд записей, в том числе и с нападением на неё.
– А ну, Юлях, дай сюда эту штучку. – Галактионов потянулся за смартфоном.
Он просмотрел записи, которые уже видел в редакционном чате, и остановился на последней – той, где спецназ скрутил девяностолетнего старика. Внимательно пересмотрел её два раза, сравнивая с записью нападения на Калинкову и несколькими другими.
– Странно-странно, – проговаривал он. – А ну, Мишаня, глянь своим операторским глазом. У меня ощущение, что запись с дедом сделал другой человек. Абсолютно иной подход к постановке кадра и выбору ракурса.
Оператор взял в руки мобильный, просмотрев сначала запись со стариком и сравнив с остальными записями, а телеведущий стал колдовать над кофе-машиной и вскоре поднёс коллегам две чашки, от которых исходил приятный запах.
– Ну да, – подтвердил Потапов. – Записи с нападениями выполнялись вроде бы впопыхах, дрожащей рукой, с резкой сменой планов. Словно человек снимает, но боится. А последняя сделана мастерски, ровно выставленной рукой. Хотя казалось бы – снимает дэгэбистов, должен как нигде трястить… Этот ведь тот, который уложил спецназовцев, снимал? А, Юль? – оператор повернул голову к журналистке.
Та задумалась.
– Ну да, он. Меня ещё удивил такой диссонанс – вначале так бездарно подставился с этими записями, а потом так ловко скрылся от спецназовцев. И с телефоном этим – как будто специально их дразнил, чтобы отобрали.
Галактионов нахмурил лоб, просматривая смартфон. Его лицо становилось всё мрачнее и сосредоточеннее.
— Скажи, Юль, а ты сообщения не читала? Вот эти, – он показывал коллеге экран.
Max Imus: Есть задание. Сучка сильно зарвалась. Надо перевоспитать.
Alone Wolf: без проблем. Кто?
Max Imus: (вложение фото1, фото 2). Сегодня вечером едет на Тупик тральщиков (телецентр). Ориентировочно в 19:00.
Alone Wolf: что нужно делать?
Max Imus: Проучить, чтобы больше не совала свой нос в чужие дела. Но больше меня интересует её рюкзак и его содержимое.
Alone Wolf: поговорил с пацанами — они в деле. Спрашивают есть ли особые пожелания.
Max Imus: Мне нужен рюкзак и то, что внутри.
Alone Wolf: Понял. Будет сделано.
Max Imus: Она выехала на такси. Будьте готовы.
Alone Wolf: Мы на месте.
Max Imus: Как дела
Alone Wolf: готово! (вложение видеозапись)
Max Imus: Где рюкзак?
Alone Wolf: Демон забрал.
Max Imus: ЧТО??? Ты не вдуплился? Мне нужен рюкзак!
Alone Wolf: спокуха! Демон завтра принесёт. Сегодня слишком палевно.
Max Imus: Слышь ты придурок! Живо ласты в руки, рюкзак в зубы и ко мне.
Max Imus: Придурок, ты куда заныкался? Гони рюкзак с содержимым.
Max Imus: Ты че творишь? Ты кого игноришь? Урою, гнида.
На фотографиях, которые прислал некто Max Imus была та самая Вероника Калинкова — журналистка, на которую напали вечером у телецентра. А видеозапись, отправленная пользователем Alone Wolf содержала момент нападения.
Глаза Алютиной ещё больше округлились. Она нервно сглатывала, читая переписку – живое доказательство того, что нападение на Калинкову было заказным.
Галактионов сделал скриншоты переписки, которые перебросил себе на телефон и в редакционный чат, а затем попросил Потапова снять на камеру телефон, на котором пролистывал диалог.
– Что же такого было у неё в рюкзаке, чтобы ради этого готовить нападение? – задавался вопросом телеведущий.
– Вероятно, прибор, который она стащила в университете практически на моих глазах, — предположила Алютина.
Галактионов шумно выдохнул и рассмеялся.
– Ну девки, ну журналюги! Ты – телефон, Калинкова прибор. Ну и методы добывания информации у вас.
Алютина рассказала про совместный поход в университет и ситуацию, которая произошла на кафедре дистанционной электроники. И про то, как ДГБ в поисках данного прибора обыскали и Калинкову с её шефом, и ректора АКУ Караваева, и даже чиновника из мэрии – Стешкина. Галактионов слушал её очень внимательно, делая пометки в свой блокнот.
– Странно, что этот прибор, который наши доблестные дэгэбисты причислили к военным разработкам, профессор хранил не в сейфе, как полагается, а у себя в кармане.
– Может, он настолько секретный, что он даже сейфу доверить его не может? – умехнулся Потапов, который возился с камерой, но слышал, о чём общались Алютина и Галактионов.
– Может быть, и так, – оценил шутку оператора телеведущий, который сам славился иронией. – Но мне больше кажется, что речь не столько в секретности, сколько в законности изготовления этого прибора. Если бы у них было разрешение на изготовление в соответствии со всеми правилами и процедурой, не думаю, что профессор додумался бы носить его у себя в кармане. Пожалуй, я завтра нанесу визит в АКУ и поговорю с ректором и профессором.
Галактионов начал задавать другие вопросы, видела ли Алютина, как выглядела эта «секретная разработка», что ещё говорили сотрудники ДГБ, какие именно чертежи искали в автомобиле ректора и Стешкина. В глазах телеведущего появился азарт. Наконец-то ему попалась тема, связанная с технологиями. Да ещё и с секретными военными разработками в его родном городе.
— А как тебе показалось, дэгэбисты при обыске нашли то, что искали, или не нашли? – Галактионов пытливо смотрел на Алютину.
***
Растущий месяц давно скрылся за горизонт, но небо уже посветлело, словно в непроглядные чернила щедро плеснули густого молока. В сумерках уже можно было различить силуэты корпусов Адмиральского кораблестроительного университета, темными прямоугольниками вырисовывающиеся на сером. По пыльной дороге с разбитым асфальтом, ведущей от лодочной станции, к университету неторопливо, словно крадучись, двигалась белая «Тойота». Шурша хорошо отлаженным мотором, она проехала мимо главного корпуса, проигнорировала пустую в этот час парковку и, обогнув темное здание котельной, остановилась возле университетской подстанции. Некоторое время ничего не происходило, словно приехавший прислушивался и раздумывал, и только спустя минуту из машины, озираясь по сторонам, вышел человек. Убедившись, что вокруг ни души, он вытянул из своего авто черную кожаную папку и вместе с ней прошёл к недостроенному корпусу, заглядывая в гулкие зияющие дыры оконных проемов.
– Ты здесь? – закричал он и пошёл вдоль кирпичных стен, хрустя каменной крошкой.
Однако в стоящей вокруг тишине он слышал только режущий звук собственных шагов и своё нервное участившееся дыхание.
Закладывая петли вокруг строительного мусора и брошенных заборов, человек обошел недостроенный корпус и вернулся к университетской подстанции.
– Смотри! Любуйся! – показал он папку в руке. – Это всё по твоей милости! Вот только что мне с этим делать?
Если бы этот монолог услышал какой-нибудь университетский сторож, он бы наверняка узнал по голосу ректора заведения Караваева, то есть собственное начальство. И искренне удивился бы, не понимая, что делает оно посреди ночи у недостроенного корпуса, разговаривая с подстанцией. Возможно, даже заподозрил бы бедолагу в употреблении запрещённых препаратов. Но, к его счастью, оба сторожа находились в главном корпусе, где, приняв на ночь грядущую по кружке чайку с пирожками, дремали, разложив ватники на столах под мониторами наблюдения. В полудреме завидев хорошо знакомую белую тойоту, мужчины продолжили дремать дальше.
Ректор снова вернулся к своей «Тойоте» и, усевшись в водительское кресло, долго размышлял, что ему делать дальше. Потом включил свет в кабине и стал тщательно вычитывать протокол осмотра своего авто. В ходе обыска у него было изъято пять флэшек, на которых работники департамента госбезопасности, вероятно, рассчитывали найти интересующую их информацию. Караваев даже представил, какое разочарование ждёт доблестных сотрудников ДГБ, когда на трёх изъятых флэшках они увидят видеопрезентации вуза на русском, английском и китайском языках, на четвертой – болванки кадровых приказов об отпусках и командировках, а на пятой – установочные версии различных чертёжных программ.
Особое внимание в протоколе было уделено запискам на клочках бумаги и нескольким блокнотам, которые тоже изъяли. Но и за это ректор не переживал. Прочитав полностью протокол досмотра, он остановился на пункте под номером 26 – перечне из шести фамилий, написанном размашистым почерком в несколько строк.
«Курсовые работы по дистанционной электронике студентов второго курса Лукаш М., Белоглазовой С., Радича Н., Старовойтова Д., Дворницкой Т., Федорца В.»
Дочитав пункт до конца, ректор вздохнул с облегчением: как же всё-таки хорошо иметь дело с непрофессионалами. Главного-то они и не заметили, хоть и перерыли в «Тойоте» практически всё – разве что в бензобак не лезли. Удивительно, почему досматривающие его автомобиль сотрудники ДГБ даже не поинтересовались, ЧТО в машине у ректора делают работы второкурсников, хотя вопрос интересный. Но и ответ у него был готов: подвозил преподавателя, вероятно, он забыл. По сути, из этих шести работ Караваеву была нужна только одна, которая и включала в себя то, ради чего и был устроен весь этот обыск.
Рот Караваева издал язвительный смешок. Он даже подумал, как хорошо, что в Причерноморской академии ДГБ не изучают физику. Если бы сотрудники, проводившие досмотр его машины, хотя бы немного её знали, они бы догадались, что одна из работ как раз и содержала все практические наработки, описывающие функции того самого прибора, который они искали. На заднем сидении в ворохе разбросанных бумаг он отыскал те самые курсовые работы. Сейчас он их вернёт на кафедру, а папку с протоколом спрячет. Пусть, если что, заново досматривают.
Со стороны магистрали послышался вой сирен. Он приближался с нарастающей силой. Ректор одной рукой схватился за руль, а второй пытался включить зажигание, но звук начал слабеть и удаляться. Караваев понимал, что в момент, когда он нагло забирал все эти протоколы с капотов машин во дворе Первой городской больницы и увозил их в салоне своей «Тойоты», его снимали камеры наружного наблюдения. Но понимал и другое: ОН наверняка уже всё подчистил. На записях ничего не осталось. Ректор не надеялся – он знал, что ТОТ всё сделает правильно. По-другому и быть не могло. Так что беспокоиться по поводу ворованных протоколов у ректора АКУ не было повода. И всё-таки по спине предательски пробежали капли холодного пота.
Закрыв пресловутую папку, он взялся за руль и, проехав с десяток метров, остановился возле небольшого строения, напоминающего бытовку. За дверью, судя по надписи, находился склад хозинвентаря. Остаётся достать ключ. Сколько себя ни помнил Караваев, тот всегда висел на загнутом гвоздике, вбитом в наличник оконной рамы. Ректор подошёл к маленькому запылённому окну, и, протянув руку сквозь слой паутины, нащупал металлический предмет с зубцами и полез открывать старый видавший виды замок.
У стены стояли высокие мётлы, несколько граблей и деревянные черенки от лопат, сапок и прочего инвентаря. Здесь же, на деревянных стеллажах, стояли банки с краской, растворители и лежали стопкой кювезы. В коробках, судя по надписям, были расфасованы кисти и валики. Караваев прошёл чуть вглубь и вперёд – и резко одёрнул правую ногу, что-то больно укололо его и впилось в кожу чуть ниже лодыжки.
Подсветив фонарём, он обнаружил под стеллажами плохо смотанный моток колючей проволоки. За ним стояла какая-то коробка. Раскрыв её, ректор увидел насадки от граблей. В коробке они лежали кое-как – новенькие, блестящие, будто только с завода, и старые, покрытые ржавчиной, с кривыми зубьями. Изрядно испачкав руки и манжеты пальто ржавчиной, чертыхаясь по поводу разорванных колючкой брюк, ректор высыпал содержимое коробки на пол, невольно подумав о том, что стоило бы дать нагоняй завхозу за ненадлежащее содержание материалов и инструментов. Впрочем, может оно сейчас и к лучшему?
«Какой дурак сюда ещё полезет?.. Ну, кроме меня», – подумал Караваев, укладывая на дно коробки злосчастную папку, а сверху прикрывая её старой газеткой. Осталось вернуть насадки. Ректор уложил вниз самые старые и ржавые инструменты, которые проще было отнести к перечню металлолома, чем инвентаря, а сверху на них – вполне приличные и годные для работы экземпляры.
– Остаётся надеяться, что никто не угодит на старые грабли, – сыронизировал он, поглубже задвигая коробку…
Спустя пару минут белая «Тойота» зажгла фары и, покинув территорию университета, направилась к мосту.