— Я тебе говорил, что там по итогу получилось с той рощинской девяткой?
— Нет.
Крайнов вывернул руль и закатился в переулочек, где беззастенчиво встал, перегородив полосу. Цыпин поднял брови, но, по сжатым челюстям Крайнова понял, что лучше это не комментировать.
— В общем, туда вызвали ментов. Они оцепили этот погреб, залезли внутрь, а там…
Щелчок автомобильной двери потонул в сдержанном рокоте летней улицы. Специфический звук рождали летевшие по Вавилова машины, плеск тополиных листьев и разноязыкий гомон рабочих, почему-то собравшихся кучкой возле строительных лесов. Цыпин вытянул шею, пытаясь понять, что происходит.
Фасад Авиадома уже почти очистили от старой штукатурки. В своем первозданном виде здание выглядело своеобразно – в чем-то даже элегантно. Красно-серый кирпич придавал ему стиля, добавляя в сталинский ампир толику романской суровости. А возведенные леса на фоне почерневшего предгрозового неба казались неприятельскими лестницами, готовыми к штурму обреченного замка.
Рабочие толпились вокруг какой-то тряпки, аккуратно раскладывая ее на асфальте. Крайнов подошел и двинул ногой бесформенную кучу:
— Что это?
— Из стены достали. – Серое, как цементная пыль, лицо этого рабочего чем-то напоминало тряпку, лежащую перед ними. – Вон, дырень какая.
Действительно, между первым и вторым этажом красовалась дырка с полтуловища. А извлеченная из нее тряпка оказалась черной телогрейкой. Черной, истлевшей зековской телогрейкой. Ничего удивительного, ведь Авиадом строили зэки – Краслаг исправно поставлял рабочую силу на строящееся правобережье.
— Ну и на что тут смотреть? – Крайнов скривился на узбекского парнишку, решившего пошарить, нет ли в ней карманов или чего-нибудь, зашитого в полу. – Одни рукожопы телогрейкой дыры затыкали, другие рукожопы из нее себе цирк устроили. Брысь работать!
Рабочие разошлись, оставив телогрейку на тротуаре, освещенном тревожным розово-оранжевым светом.
— Сейчас начнется… — непонятно кому сказал Цыпин.
— Так что там с девяткой?
— Ах, да, — Цыпин отвлекся от созерцания парнишки-узбека, который полез заделывать дыру, — В общем, вызвали ментов, перерыли погреб – никого не нашли. Баба пропала, будто в воду канула.
— Но это же бред.
— Бред. Но там с пяток свидетелей, которые хором утверждают, что она уронила телефон, спустилась в погреб и боле оттуда не возвращалась. Рассосалась.
Две вертикальные морщины на лбу Крайнова стали резче.
— Знаешь, я бы понял, если бы менты там что-то нашли. Например, ту же бабу, но прикопанную лет так двадцать назад…
— Ты чё, сука, творишь?!!!
От неожиданности Цыпин шарахнулся в сторону. Крайнов пулей пролетел к лесам, схватился за металлические трубы основания и затряс их со всей дури. А так как он был мужик мощный, то недавний узбек едва не рухнул вместе с ведром штукатурки.
— Штукатурить он дыру собрался, падла! Дыру в полметра!
— Юрий Владимирыч, ты чего?
Крайнов яростно тряс леса.
— Слезай, кому сказал. Кто у вас тут главный?
— Ну, я, — рабочий с серым лицом даже и не думал нервничать, — чего шумишь, начальник?
«Начальник» повернулся к нему, подошел и очень нехорошо посмотрел в холодные, как апрельское небо, глаза серого человечка.
— Бери кирпичи, готовь раствор и заделывай дыру в кладке по-человечески.
— Так нету.
— Чего у тебя нету? – голос Крайнова стал ласковым, а Цыпин почему-то захотел сесть в машину и свалить отсюда подальше.
— Цемента нету, песка нету, — рабочий стал загибать пальцы. – Гравия нету, кирпичей и тех нету… Где я тебе их возьму, сам что ли, покупать буду?
— Именно. Пойдешь и купишь, вон через два дома магазин.
Рабочий рассмеялся. Но не успел еще отзвенеть его смех, похожий на смесь лая и кашля, как Крайнов схватил его за морщинистую шею и одним движением впечатал в стену Авиадома:
— Из-за тебя, уродца, потом люди говорят, что администрация деньги на ремонт ворует.
— Юрий Владимирыч…
— Отойди, Дима.
Цыпин не знал, что делать. Жопой чуял, что лучше не вмешиваться, но боялся, что, если не вмешается, потом все станет еще хуже. Бледное лицо Крайнова выглядело пугающе, и рабочий, кажется, испугался. Очень вовремя – Цыпин выдохнул.
— Сделаем, начальник. Отпусти…
Крайнов отпустил. Мужичок закашлялся, согнулся пополам, потом повернулся и двинулся по направлению к магазину, так и не разогнувшись до конца и не переставая кашлять. Злосчастная телогрейка полетела в сторону:
— Приберите эту дрянь.
Пожилой рабочий, тоже из каких-то узбеков, бережно поднял ее и отложил в сторону.
— Я сказал – выкинуть.
— Надо проверить сначала, вдруг там что-то есть, — его пальцы, все в серой крошке, заскользили вдоль шва, — может, ее хозяин что-то передать хотел. Записку родным. Всякое может быть. Человек давно сгинул, а весточка от него осталась, вроде как и не совсем умер…
Багровый от злости Крайнов выхватил телогрейку из рук старика и зашвырнул в ближайшую урну:
— Работать сначала научись, потом умничай.
— Ну ты даешь. Я сам очканул.
Крайнов молчал, пристегиваясь и запуская двигатель.
— Пусть только попробует не сделать, наизнанку выверну.
— Сделает, он все понял, — Цыпин посмотрел на очищенный фасад и не удержался. – Зря ты хорошую идею запорол. Классно тут бы смотрелся летучий корабль!
— Перестань.
Недавняя вспышка улеглась, и теперь Крайнову, по всей видимости, было неловко. Цыпин никогда не видел его таким, Юрий Владимирович отличался сдержанностью и всегда был вежлив с подчиненными. За это Цыпин его и ценил, несмотря на некоторые идеологические расхождения.
— Ты прям… силен. Взял этого ханорика и тряхнул — как настоящий бычара. Чувствуются корни.
— Какие еще корни?
— Ну… — Цыпин немного и сам смутился, — ты же мутил что-то в девяностые.
Крайнов заглушил двигатель, повернулся к Цыпину всем корпусом, и тому стало не по себе.
— Что я мутил?
— Это… ну… безопасники наши говорили, что ты по молодости с кем-то тусовался. Не то с Пашей Цветомузыкой, не то с Мутовиным. Да ладно тебе, все по молодости с кем-то тусовались, ты чего посинел-то?
— Знаешь что, Дмитрий Сергеич… Если ты хочешь со мной работать и в дальнейшем, я попрошу тебя раз и навсегда усвоить, что я не имею никакого отношения к бригаде Мутовина. И другим подобным деятелям. Я вообще считаю тот период в нашей истории темным пятном, и стараюсь делать все, чтобы избавиться от тяжелого и позорного наследия времен бандитского беспредела.
Затылок Цыпина стукнулся о боковое стекло, и он понял, что Крайнов нависает над ним всей своей массой. Некрасиво и как-то совсем без субординации все получалось. Он выпрямился, едва не касаясь лицом своего визави, и сказал ровным голосом:
— Гладко стелешь, запиши — на заседании пригодится. И вообще, Юрий Владимирыч, выдохни: я тебе не враг. Что касается твоего прошлого, то безопасники тебя проверили и сочли достойным, и я им верю. На меня можешь не наскакивать, тем более что я это не сам придумал. Агапов мне фото присылал – ты там распальцованный такой, смешной. Молодой совсем.
Крайнов тоже выпрямился. Казалось, что его короткий ершик стоит дыбом, а кожа под ним багрового оттенка. Точь-в-точь как напружинившееся небо, готовое пролиться на город.
— Извини, я нервничаю с этим проектом.
— Да все нормально. Проехали.
Крайнов снова завел машину, и на сей раз тронулся с места, покатился вдоль укрытой зеленью школы, куда-то в бесконечные августовские переулки.
— А что за фото? Можешь показать?
Цыпин сосредоточенно тыкал что-то в телефоне:
— Ищу. Да там ничего такого, просто ты с корешами на фоне девятки стоишь. Такой же вишневой, как та, рощинская, — он усмехнулся, — Я тебе говорил, что девятка была вишневая?
— Нет.
— Теперь знаешь. Вот. Выключай параноика, обычное детское фото. У моего брательника таких куча, а он с тобой примерно одних лет.
Крайнов кинул взгляд на экран телефона, потом повернул к обочине и затормозил.
— Дай-ка глянуть.
Некоторое время он изучал фотографию, увеличивая ее так и этак.
— Странно… Ты умеешь различать фотошоп?
Цыпин удивился:
— Это разве не ты?
На темной фотографии двое молодых людей и одна девушка стояли, прислонившись к девятке. Судя по красным глазам, снято было ночью. И все же Крайнов был хорошо виден – он стоял справа, совсем молодой и еще не заматеревший. Посередине болталась какая-то девица в черном неформальском балахоне, а слева – другой парень в модной белой куртке. Они обнимались, и, кажется, были немного пьяны и счастливы.
Крайнов показал пальцем:
— Это я. Это – мой друг детства, вот он был в бригаде Мутовина. А эту деваху я впервые вижу.
— Ничего удивительного, двадцать лет прошло, забыл давно.
Вдали звенели громовые раскаты, гроза подходила ближе, но никак не начиналась. Духотой звенел стоячий воздух, лип к лицу и шее, пачкал воротнички хороших итальянских сорочек. Юрий Владимирович вздохнул, вернул телефон Цыпину:
— На память не жалуюсь. Странно это. Я помню, как было сделано фото, очень хорошо помню, потому что… Впрочем, неважно. Но эту девицу я никогда не встречал, и ее там не было.
Что тут можно было сделать, кроме как развести руками.
Второй раз за ночь Светка ехала в бобоне, уже и привыкать начала. В кузове прилично потряхивало, и это было хорошо, потому что после выпитого на голодный желудок кофе ее мутило. Если бы у машины были хорошие амортизаторы, ее бы вывернуло прямо в кузове. Она смотрела в маленькое окошко на задней двери и почти ничего там не видела, хотя по ощущениям уже должно было наступить утро.
Легкий толчок – и бобик остановился. Лязгнул засов и дверь отворилась, впуская ароматный ночной воздух. Вырвавшись из вонючего участка, Светка с каким-то усиленным наслаждением впитывала все окружающее. Ночь была мягкая, почти южная, с огромными звездами — казалось, стоит протянуть руку, и можно будет потрогать прохладные сияющие грани.
Легкий ветерок обдувал лицо, бережно убирая с него прилипшие волосы. Он был в меру теплым и в меру прохладным, в нем чувствовался запах реки и свежих листьев, а временами врывался сладкий кондитерский аромат, наверное, где-то неподалеку ночная смена пекла хлеб и булочки.
Светке вспомнилось детство, когда они с матерью летели из Красноярска в Минеральные Воды — раз в два года мать возила ее на курорт лечить почки. И вот они летели самолетом Аэрофлота, а Минеральные Воды посадку не давали, и борт сел в Сухуми. Ночной аэропорт с высокими арками выглядел празднично освещенным. Светка с матерью вышли на улицу и погрузились в южную ночь, полную ароматов, с ее влажным, теплым воздухом.
Везде были клумбы с огромными цветами, источавшими тяжелый, сладкий запах. А вместо деревьев росли пальмы – самые настоящие пальмы! Светка смотрела на них, открыв рот, а они шелестели диковинными листьями, говорили о чем-то своем на незнакомом ей языке. Та ночь была волшебная и запомнилась на всю жизнь. Вот и эта ночь чем-то ее напоминала – и пусть в темноте шелестели не пальмы, а тополя, ощущение от нее было точно такое же.
Общежитие оказалось старой кирпичной пятиэтажкой, притаившейся за главным корпусом Цветмета. Ночь скрывала недостатки: железные решетки на окнах смотрелись весьма интересно, а замызганные кирпичные стены в золотистом свете фонаря могли сойти за замковую кладку. Если зажмуриться.
У входа росли густые кусты в человеческий рост. Похоже, что сирень, и это здорово – пусть время цветения уже прошло, все равно приятно. Над железной дверью горел желтый фонарь в металлической уличной сетке. Света он давал мало, скорее окружал вход мягкой аурой, переливающейся в ночном воздухе. Яркими вспышками в ней мелькали мотыльки, и все это выглядело очень мило. Светка выдохнула и расслабилась – возможно, наконец, с ней случилось что-то хорошее.
Жаб и Дуб не сразу позвонили, сначала они постояли возле машины, покурили, осматривая окрестности. С тех пор, как им велели отвезти Светку, они притихли и больше не отсвечивали. Вид имели суетливый и деловой.
Красные огоньки мерцали в темноте, как глаза неведомой ночной твари, пришедшей по Светкину душу. Тварь бродила в темноте, ждала момента, чтобы наброситься, но здесь, в освещенном круге, ей не было места. Сначала один глаз погас, а потом и другой.
Дззззы-ы-ынь! Резкий звук разорвал ночную тишину, прокатился по асфальту и отскочил вибрацией в подошвы. Ничего себе звонок, мертвого поднимет. Жаб и Дуб испуганно переглянулись и отодвинулись подальше от железной двери.
Им пришлось ждать, пока внутри не заскрипел засов, и не отодвинулось окошко – совсем, как в тюрьме. Оно было забрано сварными стальными прутами и больше напоминало ночные окошки в круглосуточных ларьках прежних времен. Рядом висела облупившаяся табличка «КГИЦМ, общежитие им. И.Головлева».
— Что вам надо? – раздался сварливый голос старухи.
Если это та самая Варвара Львовна, то блин… Малоприятная особа.
В темноте мелькнули огоньки глаз, недобро сверкнули и потухли, увидев Жаба и Дуба, переминающихся с ноги на ногу.
— Мы к Варваре Львовне. С ней договорено.
Слава богу.
— Все вы так говорите, — буркнула старуха, — я сейчас узнаю, а потом решу, пускать вас или нет.
— Да-да, конечно, — примирительно пискнул Жаб, и Светка внутренне порадовалась его смирению. Все они такие: храбрые только с девками в отделении, а стоило какой-то старухе на него цыкнуть, он и хвост поджал.
Бабка ушла звонить, и все это время менты стояли в пределах видимости окошка, не сдвигаясь ни на миллиметр. Качались на носках (Жаб), громко вздыхали (Дуб) и все время оглядывались на машину. Наконец, изнутри раздались шаги, и заскрипел железный засов. Они оба, не сговариваясь, отступили от двери еще на шаг.
— Входите, раз вам по ночам не спится.
Менты качнулись, но с места не двинулись – они повернулись к Светке.
— Просим.
Светка почему-то заколебалась. Влажная, теплая, ароматная ночь оставалась снаружи. В ней золотисто сияли мотыльки и почти сливались с темнотой два силуэта в милицейской форме. А впереди нервно моргала тусклая лампочка, и глаза бабки отсвечивали красненьким.
— Ну? – неприветливо спросила она.
Дуб и Жаб занервничали, засопели за Светкиной спиной и даже, кажется, подтолкнули ее – словно укусили из темноты. Неприятно. Но позади ментовка или даже хуже – мать, а здесь может поспать удастся на человеческой кровати. Нет, только не мать – Светка глубоко вдохнула и шагнула внутрь. Но запнулась о высокий порог, практически неразличимый в темноте, и едва не расквасила нос. Казалось, что открытый дверной проем спружинил и вытолкнул ее назад – пришлось подниматься и заползать со склоненной головой.
Жаб снова хихикнул. Бабка строго глянула на него.
— Мы пойдем. Наше дело привезти и Варваре Львовне сдать, дальше она сама разберется.
Лицо старухи исказилось ироничной гримасой презрения:
— Ишь, шушера мелкая…
Она хмыкнула и резко захлопнула дверь.
Внутри горела единственная лампа, освещавшая вход. Справа – будка вахтера с стеклом, тоже забранным металлической решеткой. Хорошенькие у них тут нравы, если эта бабка в клетке сидит. Слева – окрашенная зеленой эмалью стена с полинявшими плакатами по противопожарной безопасности. Впереди – несколько ступенек, ведущих в коридор.
— Что встала? Иди, раз приехала.
— А мне куда?
Бабка задвинула огромный металлический засов на двери и закрыла окошко, засунув в петлю большой болт.
— Ты у меня спрашиваешь?
— В смысле, мне нужна Варвара Львовна, где я могу ее найти?
Бабка прошаркала тапками мимо Светки и загремела ключами, отмыкая железную дверь своей каморки.
— Найти ее не проблема, она всегда где-то рядом. – Дверь со скрипом подалась, показав кусочек убогой комнатушки с разобранной постелью, крохотным столиком с чайником и грязными тарелками. – Третий этаж, налево.
Очень странно. Все это было очень странно, оробевшая Светка поднималась наверх, стараясь не шуметь. Лестничные клетки, несмотря на облупившуюся краску, были чистыми – кое-где на стенах даже висели цветы в кашпо, а на каждой площадке висела аккуратная консервная банка под окурки.
На этажах — деревянные сто раз покрашенные, но целые двери. Лампы горели, даже мусорные ведра имелись. Видимо, Варвара Львовна неплохо справлялась со своими обязанностями.
Поднявшись на третий этаж, Светка увидела освещенный коридор и множество дверей, убегавших в разные стороны. Они очень отличались друг от друга: где-то стояли еще заводские фанерки, явно установленные строителями общежития. Где-то они были кокетливо обиты дерматином или даже вагонкой. В паре мест ей попались черные стальные чудовища, напоминавшие тюремные камеры.
Проходя, она увидела в освещенном проеме открытой двери замызганную комнату. Алкашня. На матрасе, лежащем прямо на полу, спал человек с открытым ртом. Из комнаты вместе со светом в коридор валил стойкий запах немытости и водки.
Светка брезгливо поморщилась и двинулась дальше, миновав освещенное пятно на полу. Но стоило ей втянуться в сумрак, как она почувствовала натяжение, будто зацепилась кофтой за гвоздь. Повернувшись, она шарахнулась – лежащий мужик стоял у нее прямо за спиной и пытался покрепче ухватить за полу. Когда успел подняться?
Пытаясь удержаться на ногах, он протянул и вторую руку, но Светка дернулась, и бурые пальцы схватили воздух.
— Брысь пошел!
— Ыыыы… — в неверном свете лампочки его бурое лицо со злобными заплывшими глазками напоминало гнилую картошку. Он открыл черный провал рта и залаял, как собака:
— Уходи! Уходи! Вон!
Светка сжала кулаки и толкнула его в грудь, увернувшись от цепких клешней. Он рухнул обратно в дверной проем, быстро, как в мультике, закатившись на матрас, и снова захрапел. А Светка осталась стоять, дрожа от отвращения и не понимая – то ли это ей приглючилось, то ли взаправду было.
Но делать нечего, надо было идти. Коридор скоро разошелся в небольшое пространство возле аварийной лестницы, которое явно предполагалось, как общественное. Там стояли два дивана, старый телевизор на полированном столике и библиотечный шкаф с книгами. На стене висел телефон и приклеенная бумажка с какими-то номерами. Все это напоминало старорежимный профилакторий советских времен.
Дальше по коридору лампы не горели, но он явно скоро заканчивался, судя по синему силуэту окна, опять же забранного решеткой. Из первой двери по левую руку на пол падал отблеск яркого света, и Светка шагнула дальше, посмотреть, что там.
Комендант общежития
Шереметева В.Л.
Пришла. Блин, и фамилия красивая и с именем хорошо сочетается. Везет же некоторым. Светка собралась с духом и подняла руку, чтобы постучать, но ее опередил звучный голос:
— Входите.
Кабинет коменданта выглядел скромно, но опрятно. В отличие от всего остального общежития тут были деревянные панели в человеческий рост, и встроенные шкафы из такого же желтого лакированного дерева. Спиной к окну стоял письменный стол, с приставленным переговорным. В самом углу возле окна располагался большой железный сейф, выкрашенный в серый цвет. А справа была дверь, и Светка подумала, что она, наверняка ведет в жилую комнату. Похоже, что комендант этого общежития живет на работе в буквальном смысле слова.
— Это вас из участка привезли?
Светка подпрыгнула на месте. Обернувшись, она заметила, как закрылась внутренняя дверь, пропустив маленькую женщину лет пятидесяти.
— Здравствуйте.
— И вам того же. – Варвара Львовна обошла стол и села на свое место. Легкая, со стремительными и точными движениями, она говорила красивым низким голосом. – Садитесь.
Светка присела, снова вспомнив, что паспорта у нее нет.
— Вы Варвара Львовна? Извините, что так поздно, но меня сюда привезли не совсем по моей воле.
— Вот как?
У нее тонкое лицо и большие темные глаза. Взгляд живой и умный, совсем не похожий на стереотипного коменданта общежития. Она даже по-своему изящна, но за этой хрупкостью что-то есть, неуловимая и несгибаемая твердость.
— В общем, у меня случились некоторые семейные проблемы, а товарищи милиционеры решили развлечься, потому что у меня не было с собой паспорта. Но их начальник вроде все правильно понял и предложил поговорить с вами, чтобы у меня было жилье. Я его не просила, он сам предложил.
— Гм, — Варвара Львовна задумчиво наклонила голову, — я могу вам предложить комнату. Дело в том, что у нас иногда бывает свободный жилой фонд, который мы можем использовать по своему усмотрению.
— Х-х-хорошо, — Светка не была уверена, что хочет здесь жить. Ей хотелось просто отвязаться и уйти уже куда-нибудь. Но, похоже, что до утра отсюда не выберешься, можно и посмотреть комнату. Если что, никогда не поздно отказаться.
— Но смотрите, если вы соглашаетесь, то вам придется здесь жить.
Светка вздрогнула.
— Это общежитие, это не квартира, где вы ходите туда-сюда, когда вздумается. Здесь есть учет жильцов, они отмечаются у вахтера. Есть регламент посещений, есть правила проживания. Берете комнату – живете здесь и выполняете правила внутреннего распорядка.
— Да? Я не знала. – Светка засомневалась, — видите ли, я не могу согласиться, не видя комнату и не зная всех условий.
— Это само собой, — Варвара Львовна поднялась и взяла что-то из ящика стола. – Пойдемте.
Легким и стремительным шагом она пошла по коридору. Светка подумала, что в молодости она, наверное, была очень привлекательна. Да и сейчас, несмотря на возраст, она никак не выглядела бабкой. Пиджак с высокими плечами и длинными фалдами покачивался в такт, и со спины она казалась молодой женщиной.
Они поднялись еще на этаж и свернули направо. Точно такой же коридор, как и внизу, разве что освещен чуточку поярче.
— В конце каждого коридора, вон там – она показала рукой в противоположном направлении, — туалет и душ. На первом этаже буфет и прачечная. В комнатах готовить запрещено.
— А чай? Или кофе?
— Чайник можно. Кофеварку или тостер, но никаких плиток и суповых кастрюль. Холодильников в комнатах нет, так что вопрос с питанием решаем в буфете. Проводка старая, и пожар мне тут не нужен.
Варвара Львовна остановилась у одной из дверей.
— Комната выходит окном на переулок Якорный. Вид достаточно симпатичный, мне нравится.
Она провернула ключ в замке и щелкнула выключателем.
Комната напоминала что-то забытое из детства – пионерский лагерь или детский санаторий. Светлые стены со свежей побелкой, желтая полированная софа, такой же встроенный шкаф с большим зеркалом. Небольшой журнальный столик, рядом с ним кресло с деревянными ручками и даже торшер.
Варвара Львовна прошла и включила торшер, отодвинула тяжелую портьеру на окне и попросила Светку:
— Выключите, пожалуйста, большой свет. Глаза болят.
Из открытой форточки поплыл аромат летней ночи. Возле кровати нашлось бра, которое вместе с торшером мягко освещало комнату. Светка присела на постель, заправленную зеленым покрывалом, и почувствовала, как с нее сходит тяжесть последних суток.
Варвара Львовна села в кресло и вытянула ноги, откинувшись на спинку.
— Вот. Такая комната.
— Она очень милая. Мне нравится.
— Да, она хорошая, здесь уютно. Просто, но уютно. Я кому попало ее не сдаю.
Светка поняла, что пришло время доказывать, что она не кто попало, и напряглась. Паспорта у нее по-прежнему не было. Где-то за стеной заиграла музыка. Да не абы какая, а King Diamond – брови у Светки поползли наверх. Интересные у нее соседи, если слушают металл в три часа ночи.
— Да, — Варвара Львовна вздохнула и сделала неопределенный жест рукой, — это проблема. Впрочем, с соседями вы потом познакомитесь.
— Хотя бы хорошую музыку слушают.
— Вам это нравится? Впрочем, ладно. Так расскажите мне все-таки, почему вы здесь? Если у вас есть дом, есть прописка и есть паспорт, что вы делаете в нашем заведении?
Она уютно устроилась в кресле, как бы провалилась в уютный полумрак – только глаза сверкали ясно и насмешливо. Светка набрала воздуха в легкие и стала в сотый раз рассказывать свою историю с паспортом.
— Что ж, бывает. Без паспортов и черт-те где обычно оказываются люди вроде вас. У настоящих уголовников паспорта как раз есть, и не в одном экземпляре, поверьте моему опыту.
— Странно, что милиция об этом не знает.
— Знает. Поэтому вас просто отпустили и привезли сюда. В конце концов, признайте это, они о вас позаботились. Вы не на улице, не в КПЗ, а в уютной комнате, где вам ничего не угрожает.
Светка вынуждена была признать, что это правда.
— Комната и правда очень классная, напоминает мне что-то из детства. Или молодости.
— Молодости? А сейчас с вами что?
— Сложно сказать, — Светка улыбнулась комендантше, — мне бы такую комнату в свое время, и у меня была бы другая жизнь. Квартирный вопрос портит не только москвичей.
— Да ладно. Людей портит не квартирный вопрос, а слепота и жадность. Заботу принимают как должное, и даже не думают благодарить.
— Например?
— Например… — Варвара Львовна развела руками, — например, есть у вас мама. Она вас бесит, она вам надоедает нотациями, она выносит вам мозг и постоянно вмешивается в вашу жизнь. Вы ее видеть не хотите, но при этом спокойненько живете на ее жилплощади и, разумеется, за это не платите. Вы даже свою половину квартплаты не вносите, вам кажется это мелочью, а ваша мама тратится на это каждый месяц. А еще вы подъедаете продукты из холодильника, пользуетесь бытовой химией – и иногда, да, что-то покупаете. Но если подсчитать скрупулезно, то окажется, что вы и тут в пролете – большая часть затрат ложится на маму. Но вы же выше этого, это мелочность. К тому же она вас недолюбила в детстве, и сейчас не особенно любит – постоянно критикует, слова доброго от нее не услышишь. Вы живете рядом, стесняете ее, потребляете ее ресурсы, и при этом считаете, что вы полностью самостоятельны и ничего ей не должны.
Светка открыла рот. Варвара Львовна прервала ее коротким жестом.
— Это я просто так, умозрительно говорю, такое часто бывает в жизни. Так вот, внезапно оказавшись без помощи мамы, вы вдруг обнаруживаете, что расходы ваши выросли вдвое, да и сил приходится тратить намного больше: никто не сходит в магазин и не принесет продукты, никто не кинет одежду в машинку и не приберется дома, пока вы гуляете. Кошкин лоток тоже приходится убирать самостоятельно, да еще и возвращаться домой каждый вечер, потому что ее некому кормить. Ваша жизнь внезапно становится труднее, и в этом, разумеется, тоже виновата мама – она не дала вам необходимого запаса жизненной прочности и веры в себя.
В глубине души вы чувствуете, что достойны большего. Вас обокрали – вам положена лучшая и более интересная жизнь. Но однажды кто-то непременно вас заметит и воздаст по заслугам – он будет вас любить, опекать, наставлять и двигать вас по жизни. Короче, это будет та же самая мама, только добрая. Но пока надо ждать. Сидеть тихонько и ждать, высматривая – не идет ли мимо добрая мама? Не пора ли уже выскочить и вцепиться ей в ногу, чтобы не отодрала, даже если захочет? В то время как своя, настоящая мама существенно подобрела бы, начни вы ей помогать.
— Вы это для кого говорите? И к чему?
Лицо Варвары Львовны по-прежнему оставалось в тени:
— К тому, что очень часто все не так, как кажется. Вы никогда не думали в подобном ключе?
— Н-н-н-ннет.
— А зря. Или вот еще повод для размышления: предположим, у вас творческая профессия. Нет, не творческая, это было бы слишком просто. Профессия у вас обычная, полученная в институте, где был недобор в год вашего поступления. Вы тихонько работаете за копейки, но считаете, что способны на творчество. Правда есть проблема – творчество это та же работа, которая требует времени и сил, но за нее не платят. Может быть, когда-нибудь будут платить, но пока вам ничего не светит. И вы ходите на работу, ненавидите ее, и считаете, что судьба обошлась с вами жестоко. У вас нет смелости, чтобы уйти в неизвестность и посвятить себя творчеству, и нет смирения, чтобы принять реальность. Вы социальный аутсайдер, и с каждым годом это становится виднее.
— Легко судить со стороны. Вы-то явно в такой ситуации не были.
Варвара Львовна на секунду замолчала:
— Пожалуй, тут вы правы. Извините, я вас напугала. Знаете, я много повидала хороших девочек, удирающих от мам, и я сразу вижу такую публику. Вы не обижайтесь, но на вас это написано – вы всю жизнь жили с мамой, наконец сбежали, когда стало уже невмоготу, и сразу же вляпались в неприятности. Вы можете остаться или дождаться утра и вернуться домой, все в ваших руках. Решайте. Я буду у себя в кабинете.
Она быстро и легко поднялась и все той же стремительной походкой вышла из комнаты. Светка осталась одна.
На стене тикали часы, показывая половину четвертого. Удивительно длинная ночь, которая никак не кончается. По Светкиным ощущениям, прошло уже несколько дней, а на деле даже рассвет за окном не занялся. Она устала, она слишком устала.
А комната была действительно уютная, пусть и маленькая. Здесь можно закрыться ото всех и побыть одной, спрятаться под одеялом, задернуть шторы и спать. Она бы с удовольствием проспала несколько лет, лишь бы вокруг так же мягко светилась лампа, охраняя ее от всех неприятностей мира.
Эта Варвара Львовна очень странная, если не сказать страшная. Но надо было что-то решать, и Светка еще раз осмотрелась. Как бы там ни было, а к матери она не вернется, хватит. Хоть когда-то же надо начинать жить, и это когда-то начинается прямо сейчас. Светка поднялась и решительным шагом направилась вниз.
Варвара Львовна была у себя, что-то писала в большой гроссбух. На Светкин приход она даже головы не подняла, просто указала рукой на стул. Светка плюхнулась и стала шарить глазами по сторонам. Она слишком устала, и мысли в чугунной голове расплывались.
— Так вы все решили? – прозвучал голос Варвары Львовны. Светке показалось, или говорила она с легкой иронией?
— Да, ваша комната мне подходит, и я ее беру.
— Отлично. Тогда подпишите договор и можете идти спать.
— Но у меня нет паспорта. В смысле, с собой нет.
— Это я уже поняла. В общем так, платить будете за месяц вперед, залога у нас нет. Посетители, друзья и прочие радости жизни разрешены, если вы не мешаете другим. Вход и выход из общежития во внеурочное время запрещен. Только если кто-то из местных вас проведет, но мне на глаза в таком случае лучше не попадайтесь. Такой у нас с вами будет уговор.
Варвара Львовна достала из ящика стола два экземпляра договора, по виду отпечатанного на машинке.
— На второй стороне в конце подпишите.
Светка взяла и задумалась. Надо бы почитать, но глаза слипались, и вообще ее охватило какое-то странное безразличие. Право слово, сейчас все уже неважно – и человек она неважный, и жизнь у нее так себе. Наверное, это пройдет завтра, надо только выспаться.
В комнате было действительно уютно. Но Светка собрала волю в кулак, и из последних сил потащилась по коридору в душ. Странно, но здесь сильно пахло жареными семечками – кому могла прийти нужда их жарить в три часа ночи? King Diamond уже закончился, и теперь в одной из комнат играл, кажется, Dream Theater. У ее новых соседей определенно есть вкус.
Стоя под струей душа, она чувствовала, как стекает на кафельный пол чудовищная, каменная усталость. Тело становилось мягким, тяжелым, ей хотелось упасть и уснуть прямо там. Вот если бы так уснуть стоя под струями воды – они бы оберегали ее, защищали от мира и одновременно убаюкивали.
— Эй, — в душевой зажегся свет, — я прошу прощения…
Маленькая рука вытащила ее из кабинки.
— Я так и думала. Кто это льет воду в полной темноте…
Варвара Львовна накинула на нее полотенце. Такое ощущение, что она тут везде, незримо присутствует в каждом закоулке здания.
— С вами все в порядке?
— Нет. Со мной все очень не в порядке, и так всю жизнь, — Светка завернулась в казенный вафельный халат и сунула ноги в тапки.
Варвара Львовна помолчала, пристально вглядываясь в усталое Светкино лицо.
— Шли бы вы отсюда. Вам нужно вытряхнуть дурь из башки и просто жить. Жить и работать, как все. Много работать – наверное, больше чем другим, но это ваша судьба. И все наладится.
— Что мне действительно нужно, это сон, долгий сон. Лет на двадцать.
— Как скажете, — она поджала губы, — я так и запишу.
— Где?
— В договоре.
Ночь, казалось, никогда не закончится. Но душ помог Светке прийти в себя, она заправила постель и подошла к окну. Казалось, что где-то далеко занимается рассвет, но пока на небе не было видно даже бледной полоски. Громко стрекотали цикады, и все так же пахло смесью реки и свежих листьев.
Красота!
Вспоров темноту красными огнями, к входу подкатила машина. Иномарка, длинная и похожая на сигарету. Оглушительно оравшая музыка перекрыла даже металл из коридора – ребята в машине явно не поскупились на сабвуфер. И песня, хит школьных дискотек, который было трудно забыть:
Cocain will blow your brain
And ecstasy
Will mash your life!
Старичок Dr.Alban качал что надо, взрывая сонный переулок. В окнах начал зажигаться свет, откуда-то летели матюги, кто-то смеялся – в одно мгновение общага пришла в движение.
И тут на Светкином этаже распахнулось окно, разом увеличив громкость ревущего тевтонского металла. Мгновение, и в него высунулся темный предмет, больше похожий на старый телевизор в полированном деревянном корпусе.
Несколько секунд молчания, а потом улица вздрогнула:
WE ARE TIMEBOMBS!!!
COLD KILLING MACHINES!!!
Ааааааа!!! Светкин сон как рукой сняло, она в полном восторге высунулась в окно, чтобы посмотреть, кто это громыхнул на всю улицу. Но ничего не увидела. А из машины выскочили два парня и стали орать матом. Но в грохоте музыки их вопли были совершенно не слышны.
Они попытались прибавить звук в машине, фиг там! Человек в окне явно имел акустическую систему помощнее. Захлопали двери в коридоре, кто-то затопал и заорал срывающимся голосом, требуя тишины. Еще сильнее запахло семечками. Парни внизу забегали, как собачки, опустив головы в землю. Пара найденных камней — и вот они уже свистят в воздухе.
Хлоп! С железным лязгом летевший камень отбит в нападающих. Прозвучало так, будто кто-то орудовал сковородкой вместо теннисной ракетки. В полном восторге Светка высунулась в окно почти по пояс, во весь голос подпевая дядьке УДО:
If God would be a liar
He would be just like us
We think he knows of madness
Who says he’s got to be real!
Парни внизу взбесились окончательно. Они стали пинать железную дверь, но не тут-то было — взять этот бастион можно было только на танке. Глупые, они оббили об нее кулаки и ботинки, а концерт «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» даже не думал прекращаться. Вслед за УДО загремела «Металлика».
И тут дверь неожиданно отворилась, мягко отъехала в сторону. Парни, сначала кинувшиеся внутрь, внезапно отпрянули назад – на улицу вышла Варвара Львовна.
Она сделала из здания буквально пару шагов. Парни сначала отступили к машине, а потом быстренько забрались внутрь, выключили музыку и ударили по газам. Мотор взревел, и машина растворилась в ночной темноте. Неизвестный Светке фанат тяжмета остался победителем.
Хотя нет. Варвара Львовна скрестила руки на груди и сделала еще несколько шагов, потом обернулась и посмотрела наверх. Буквально через секунду музыка прекратилась, и Светка услышала скрежет убираемого с подоконника динамика, а потом окно захлопнулось.
Варвара Львовна опустила голову и вернулась в здание. Все как-то быстро затихло. Светка еще постояла, подышала ночным воздухом, а потом зарылась носом в свежие простыни. На темном фоне стены квадрат окна выделялся светлым, но со временем его очертания стали размываться. Было 5:30 утра. Сильно пахло семечками.