В наше небольшое трехэтажное здание я не просто вбежал – влетел едва ли не на крылышках, мигом взобравшись на третий этаж, и с порога завернул под удивленными взглядами коллег не к себе, а в святая святых – обитель белых халатов.
Распахнув дверь в лабораторию, я поприветствовал научный состав корпуса первопроходцев и почти вломился к Тайвину в кабинет. Тот, как обычно, чрезвычайно чем-то занятый, не поднимая головы от микросхемы, над которой он сосредоточенно колдовал с микроплазменным паяльником в руке, раздраженно посоветовал:
– Дверь прикройте, желательно с той стороны.
Я, конечно, не стал обижаться и радостно сообщил:
– Тайвин! У меня к вам дело на миллион!
– А, это вы… на миллион чего?
– А какой валютный год сейчас?
– Вроде был долларовый… – ученый пребывал в некоторой растерянности.
Валютные года на Земле распределились между десяткой крупнейших мегалополисов, и их смена базировалась на мне не очень понятных экономических механизмах, поэтому четкой регламентации, когда одна валюта сменит другую, не существовало. И, конечно, в колониях регулярно путались и принимали любой вид электронных платежей с незначительными колебаниями в курсе конвертации.
– Значит, на миллион баксов! – я был весел и жизнерадостен, чем, очевидно, Тайвина невероятно раздражал. Но сделать ни он, ни я с моим лучезарным настроением ничего не могли, поэтому я милостиво спускал колкости с его стороны на тормозах, а он особо не усердствовал. – Короче. Что вы знаете про дихлофос?
– Дихлофос? – ученый удивился настолько, что даже соизволил на меня посмотреть. – Инсектицид такой… фосфорорганический, кажется. Его давно уже не используют. А что?
– А то, – внутренне предвкушая реакцию, оповестил я, – что дихлофос на ура справился с вашим нанопротекторным куполом.
И я продемонстрировал запись выезда на вызов. Взбешенный Тайвин, меняясь в лице, под конец фрагмента чуть ли не шипел сквозь зубы.
– Это ж надо было догадаться! Честер, вам никогда не казалось, что вокруг одни идиоты, и я в том числе?
– Нет, – застенчиво ответил я. – Мне совершенно не хочется ни вас, ни себя упрекать в идиотизме, ни наших подчиненных, ни колонистов. Откуда вам или им было знать, что вещество, не производящееся уже сколько там десятилетий, вдруг окажется потенциально опасным для защитного купола?
– Я должен был хотя бы подумать! – на ученого жалко было смотреть, он готов был себя сгрызть за допущенную ошибку. – Хотя… я же конструировал основной узел производства нанитов на электротонической основе, а дихлофос всего лишь блокирует нормальную работу ацетихолинэстеразы, это никак… Стоп. А вы мне само средство не привезли?
– Конечно, привез. – Я выложил перед ним на стол яркий аэрозольный баллончик, слегка подъеденный ржавчиной. Явно лежал у тетушки в заначке с давнишних времен. Тайвин тут же схватил упаковку и принялся, сосредоточенно нахмурившись, вчитываться в ее состав.
– Пиретрины, – удовлетворенно кивнул он. – Так я и думал. Блокируют передачу электроимпульса. Это уже проще. Вот подлость, потребителям нравится звонкое словечко, а производителям и плевать, фосфорный там инсектицид по факту, на основе хлора или вообще циклопропановые эфиры, как тут, покупают-то все равно дихлофос. Не возражаете, если я займусь работой?
– Нет, если вы мне подпишете акт о списании штрафов в счет гранта по испытаниям безопасности купола.
– Что? Вы этим вредителям предлагаете еще и грант выдать? А что-нибудь поперек у них не треснет? – поинтересовался явно уязвленный гений, на скулах которого медленно разгорались алые пятна – признак надвигающейся бури.
Кажется, мне пора…
– Но вам же это поможет, правда? Значит, мы можем себе позволить такой финт ушами, – миролюбиво заметил я. Тайвин поморщился.
– Выраженьица у вас… Ладно, подпишу. Еще что хорошего сегодня случилось?
– Еще тот розовый куст за три недели вырос. Вам не кажется, что это ненормально? А так больше ничего сегодня не случилось, а вот завтра – вполне случится.
– Та-а-ак, – напрягся штатный гений. – И что же? А куст я ботаникам отдам и почвоведам, пусть поработают.
– На экватор полетим. Хотите? – я склонил голову чуть набок и, хитро посмотрев на него, интригующе подмигнул.
– Хочу! – ученого перспектива слетать на экватор безмерно обрадовала, но он, как и я, чуял какой-то подвох. – А с кем? Только не говорите, что…
– С ними, с ними. Не самое приятное соседство, конечно, но куда деваться. С другой стороны, может, удастся наконец узнать, что они божественного на Шестом нарыли. Интересно же.
– Пустая трата времени! – презрительно фыркнул Тайвин. – Богословие, схоластика… Болтология одна. Только категорический императив Канта можно хоть как-то всерьез воспринимать. И вообще, мыслить надо рационально. Критически. Там, где что-то принимается на веру, науки быть не может.
– М-да? – задумчиво проговорил я. – Миллионы мух не могут ошибаться. Я не говорю, что слепое поклонение религиозным догматам – это хорошо, но человеку надо во что-то верить. Вот вы, например, в науку верите. Тоже религия своего рода, если разобраться.
Тайвин внимательно на меня посмотрел, помедлив с ответом.
– Знаете, пожалуй, мы с вами на досуге обсудим эту теорию. Я подумаю. А пока простите, – он развел руками, и мне ничего не оставалось, кроме как откланяться. Уже на пороге кабинета он вдруг меня поймал встречным вопросом.
– А во что верите вы?
Я на секунду притормозил, и, почти не задумываясь, ответил:
– В людей. И в мир. Я вообще по природе пантеист. Правда, у меня есть сложная концепция разделения доверия и веры… Но сейчас правда не время. Я пошел?
– Идите, идите, – махнул на меня рукой ученый и обратил все свое внимание на баллончик с дихлофосом, а я пошел к себе.
Среди моих подчиненных, обитавших через коридор от ученых, царило оживленное веселье. По центру просторного светлого офиса на основной переговорный стол взгромоздилась Макс и вещала что-то, вызывавшее взрывы гомерического хохота.
– О, а вот и герой дня! – ко мне подскочил Али, первопроходец с характерным профилем выходца откуда-то с соплеменных моему Девятому, Московскому, мегалополису гор и еле заметным сопутствующим акцентом. – Макс, давай сначала!
Та хихикнула в кулачок и, оглядевшись, переспросила:
– Все согласны?
Ребята закивали, и я невольно заулыбался, предвкушая хохму.
– Так вот. Чез, я тебя поздравляю!
– С чем?
– Ты внебрачный сын руководителя колонии!
Я, давя улыбку, поинтересовался:
– А он об этом хотя бы знает?
– Конечно, нет!
Понятно, пока я ходил к Тайвину, моя правая рука сбегала к аналитикам и собрала про меня порцию свежих сплетен. Я представил себе «радостное» лицо полковника, который всегда меня недолюбливал, и хмыкнул.
– И кто ж сообщит ему прекрасную весть об отцовстве?
– Твоя задница, конечно! – прыснула Макс, и мы по ее примеру расселись по столам и пару минут с удовольствием обсуждали на каком месте этой моей выдающейся части тела и какой формы должно быть родимое пятно, чтоб меня официально усыновили.
– Так. А еще что говорят? – полюбопытствовал я.
– Что ты дал совершенно неприличных размеров взятку за свою должность, и за тебя все делаем на самом деле мы, а ты так, лицо фирмы, так сказать. А, да, ты андроид, потому что тебя не подкупишь, и вообще ты добрый и справедливый, люди такими не бывают. Еще говорят, что у нас тут свальный грех и единое семейство с тобой во главе… Из менее безобидного – что у тебя есть муж, которого ты держишь дома в подвале и никому не показываешь. – На этом моменте Макс заинтересованно покосилась на меня и аккуратным движением заправила выбившуюся прядку волос за ухо.
Я фыркнул.
– Ну-ну. Андроид и свальный грех – это мощно! А вот когда это я успел себе под жилым блоком подвал выкопать, интересно мне знать? А мужа у меня отродясь не было, я давно и прочно женат.
– На ком? – с еле заметной ухмылкой спросил Роман.
– На работе, конечно, – с важным видом пояснил я. Ребята в ответ заулыбались. Тема семьи среди нас была неприкосновенным табу: работа на работе, дом – дома.
На этой оптимистичной ноте к нам незаметно подкрался шеф, и мы дисциплинированно поспрыгивали со столов, готовые к указаниям.
– А еще мне самолично рассказывали, что вы, Честер, продали душу дьяволу. Поэтому у вас и получается все как по маслу.
Ребята расслабились, посыпались отдельные смешки. Я же в изумлении поднял брови и помотал головой.
– Быть того не может. Серьезно? Кому-то завидно, что ли, что меня аж нечистому сосватали?
– Серьезно. И, вполне может быть, завтра вам придется столкнуться с такой… позицией.
Я поскучнел.
– Не самая радужная перспектива, хочу заметить.
– И я о том же, – отметил шеф. – Постарайтесь подготовиться как можно тщательнее.
– Я понял. – Я подал знак, бойцы расползлись по своим местам, а я пошел к себе планировать экспедицию.
***
Спустя сутки наша пятерка была готова.
К аналитикам и научному отделу я не совался, справедливо полагая, что они и без моих ценных указаний соберутся, но перед непосредственным вылетом, проходясь по списку экипировки, выяснил интереснейшие подробности. Штатный гений, оказывается, настолько увлекся перспективой слетать в неразведанный участок, тем более близко к воде – свои водные источники поблизости мы почистили и приспособили для водоснабжения колонии, так что в местных каналах ловить в буквальном и фигуральном смысле было уже нечего, – что попросту забыл обо всем, что не связано с сугубо научными интересами. Я злорадствовал, поскольку к Тайвину относился исключительно уважительно, но и случая поддеть ученого не мог упустить.
– Итак, стерилизаторы, по единице на состав экспедиции, итого суммарно двадцать штук плюс дополнительный запас на экстренный случай… – зудел я гнусным москитом, а Тайвин, сидя напротив в конференц-зале, где мы проходили отчетную проверку перед вылетом, краснел, бледнел и старался сделаться незаметным. – Отсутствуют, так и запишем… Далее, универсальный антидот от основных инсектоидных силитоксинов из расчета одна доза в сутки на каждого члена экспедиции и дополнительный запас… – я все ждал, когда же очкастого проймет, и не прогадал. Поправив очки, ученая заноза невозмутимо осведомился:
– А вы проверили готовность каждого флаера? А каково состояние основного модуль-блока? А иглометы и боезапас? А…
Я спокойно, но твердо его прервал, хотя внутренне жизнерадостно и ехидно посмеивался, аки гиена в зоопарке:
– Тайвин, у нас все в порядке, я проверил несколько раз. А еще мы взяли компас, иголку с ниткой и изоленту на всякий случай.
Тайвин побледнел, на скулах выступили красные пятна:
– Вы хотите сказать, Честер, что я некомпетентен?
Я обезоруживающе поднял руки и улыбнулся, доводить ученого я совершенно не стремился, только немножко уколоть:
– Что вы, из нас всех только вы – ориентир собранности и аккуратизма, и я не шучу. Но вы, мне кажется, немного увлеклись предстоящей миссией, это здорово, но про базовую подготовку не надо забывать.
Тайвин, чуть успокоившись, пронзил меня ясным взглядом серых глаз, пришпиливая, как бабочку на булавку, и ледяным тоном произнес:
– Я учту, Честер, спасибо.
Вот ведь, кажется, все-таки обиделся. Я вздохнул и произнес:
– Вы меня простите, Тайвин, если я перепроверю вашу сборку перед вылетом?
Тайвин, казалось, готов был съесть меня с потрохами, но, скептически поджав губы, ответил:
– Мне нужно полтора часа. Потом можете проверять.
Мне захотелось плечами передернуть, настолько вдруг прохладно стало в жарком и влажном воздухе, и я огорчился, поскольку не имел цели обострить и без того непростые отношения перед началом двухнедельного тесного общения, но, как говорится, что сделано, то сделано, сам себе злобный дурак. Но, с другой стороны, я отвечал за безопасность и не влезть в готовность всех членов экспедиции просто не мог.
Своих я собирал и проверял самолично, аналитикам кроме мозга нужны были только смарты для связи и спицы – так они на профессиональном жаргоне называли цилиндрической формы небольшие суперкомпьютеры с соответствующим пакетом программ, обеспечивающие доступ в инфосеть, вычислительные мощности и поддержку большинства существующих нейросетей для прогнозирования вероятностей и моделирования вариантов развития ситуаций.
Спустя полтора часа оскорбленный гений, стоя на стартовой площадке перед тремя флаерами – моим, своим, аналитиков – и грузовым шаттлом, по совместительству основным жилым и исследовательским модуль-блоком, всем своим видом демонстрировал полнейшую готовность хоть к потопу, хоть к эпидемии. Я, стремясь выправить свое шаткое положение, примирительно протянул ему руку:
– Я искренне рад, что вы надлежащим образом подготовились, Тайвин. В путь?
Тайвин, неверяще глядя на меня, казалось, еще больше обиделся – то я его чихвостил, а тут вдруг на слово поверил, – осторожно пожал мне ладонь и покачал головой:
– Честер, я вам, конечно, признателен за указание на мои ошибки, но иногда ваш эмоциональный интеллект находится на уровне табуретки. В путь.
Я воспрянул и бодро порысил в сторону своего флаера – вот уж с ним расставаться ни в каких обстоятельствах мне не хотелось.
Флаер для первопроходца – друг, враг и летающий железно-электронный конь, в котором есть запас необходимых противоядий, универсальный антидот, аптечка первой помощи, запасное оружие, небольшой исследовательски-экспериментальный набор юного ученого и только я знаю что еще, ибо посвятил немало времени изучению и доработке всех функциональных возможностей моего летательного помощника.
Почему враг? Да потому что ни в коем случае полагаться на технику нельзя – это мы уяснили в первый же год освоения Шестого. Любой механизм ломается, механика дает сбой, про электронику я просто молчу, штука более чем нежная.
С флаерами у нас вообще возникла дилемма. Дело в том, что на Земле, равно как и на остальных пяти колониях, флаеры воспринимались как легкая авиация – то бишь удел избранных. На родной планете человечества давным-давно организовали систему ЛТК – личных транспортных капсул, прикрепленных к каждому жилому модулю. Рано утром одна транспортная капсула большой вместимости собирает всех работяг, едущих к определенному времени на работу, вторая – детей в школу, третья используется под временные нужды по мере наполнения. А личная транспортная капсула, выделенная для конкретного семейства, выполняет более специфические конкретные запросы по согласованию с ИИРТ – искусственным интеллектом распределения транспорта.
Благодаря такой системе в многоуровневых автоматизированных транспортных линиях мегалополисов Земли не возникает привычного для колоний коллапса – флаер на флаере и флаером погоняет. Уже три мира из пяти переходят постепенно на обкатанную временем и практикой систему, но в нашем крошечном Шестом мире, в колонии размером примерно с пару десятков километров во все стороны о капсулах пока речи не идет. Зато флаеры стремятся иметь все, кто смог подтвердить лицензию на их пилотирование.
В свое время я тоже не был исключением – личный флаер, шутка ли! Это мечта любого мальчишки, да и, не будем кривить душой, мужчины. Это потом, когда меня принудительным порядком в курсе обучения на первопроходца заставили сдать экзамен на флай-пропуск, я взвыл и чуть не отказался от детской мечты.
Нет, ну вы подумайте только, расширенная врачебная комиссия, экзамены на реакцию, внимательность, эмоциональную стабильность, знание основ первой помощи и основ аэродинамики, психологический профиль, отскакивание от зубов флай-правил… Я, честно говоря, половину тестов просто обманул.
На Шестом флаеров немного пока, и большая часть – исключительно у руководителей всех мастей, у колониальной полиции и у нас. А зачем, скажите на милость, флаер младшему научному сотруднику, живущему, например, в третьем секторе, если тот же филиал МНИИ Экзогеологии, планетарной экзогеографии, зкзогеоморфологии, экзогеофизики, и экзогеоэкологии находится максимум в паре кварталов от твоего жилого модуль-блока?
Так же и с физиками, и с биологами. Промышленники и туристы, к моему глубокому сожалению, массово стараются завезти на Шестой флаеры, что создает недюжинную нагрузку на систему отслеживания гражданских – и напрягает нас.
Между тем к посадочной платформе подлетели новенькие, блестящие хромом и пахнущие синтетическим машинным маслом флаеры с опознавательными эмблемами «Апостола»: хризма, вписанная в треугольник.
Смотрелся символ на металлическом боку летательного аппарата несколько чужеродно и странновато, будто посреди высокотехнологического цеха по производству резонансных двигателей для внутригалактических перелетов кто-то поставил средневековый алхимический тигель и плавит там свинец, пытаясь получить философский камень.
Из самого блестящего вполне ожидаемо вышел собственной персоной Алан.
– Здравствуйте. Честер, Тайвин, – церемонно раскланялся он.
И я подозрительно прищурился. Если меня, что было понятно, только ленивый не знает в колонии, то Тайвин у нас – фигура не столько знаменитая внешне, сколько выдающаяся научными достижениями. И мне осведомленность Алана не очень импонировала – я чувствовал, что апостолец провел основательную подготовку к встрече с нами, и пока мы идем у него на поводу, а не наоборот.
– Доброго дня. Вы готовы? – Алан слегка кивнул. – Позвольте проверить.
И я с головой влез в их грузовой шаттл, понимая, что в личные флаеры меня, конечно, не пустят, но вот аппаратуру я имею право досмотреть. Алан предусмотрительно перекинул мне на смарт опись содержимого, и я примерно сверил коробки в отсеке с заявленным оборудованием. Не то, чтобы я не верил колониальной полиции и военной наблюдательной миссии «Авангард» от Межмирового правительства, это была их юрисдикция – проверка ввозимого на Шестой оборудования, оружия и компоновки их для экспедиций. Но смутные подозрения у меня имелись.
Навскидку расхождений особо не было, но парочку более-менее подозрительных контейнеров я попросил вскрыть – и не ошибся. Если в одном лежали вполне себе разрешенные буровые комплекты – с ними я сталкивался многократно, и опознать смог, то второй был заполнен оружием по самый краешек. И чего тут только не было… от ножей до сверхсовременных плазменных бластеров.
– По регламенту оружие членам экспедиции запрещено, – отметил я, рассматривая арсенал. – Можно только нам. Это единственный ящик или есть еще?
– Единственный. – Алан был совершенно невозмутим, будто я не оружие у него изымал, а попросил взаймы книгу почитать. – Мы не знали, прошу прощения.
Я сделал себе в памяти галочку – пункт про оружие прописывался в экспедиционной инструкции не очень четко, видимо, нужна детализация. Но у меня почему-то было стойкое ощущение, что все апостолец понял. И все равно попробовал протащить на экватор без малого тонну огнеметов, ножей, гранатометов и бластеров. Как же жаль, что у нас нет ни времени, ни права на детальный досмотр, я по-хорошему и сюда-то не должен был заглядывать.
– На будущее. Ножи разрешены, прочее – нет. Мы с вами не сражаться с живой природой едем, а изучать ее.
– А если на нас нападет, скажем, химера или суккуба? – со вселенских размеров спокойствием поинтересовался Алан.
– То нанопротекторный купол защиты их не пустит. Без вариантов. А на самый крайний случай есть мы. – И я выразительно похлопал по кобуре, органично притороченной к поясу легкой экзоброни. – И, поверьте, мы свое дело знаем. А вот неприятные неожиданности за спиной нам точно не нужны.
Я многозначительно покосился на злосчастный ящик, Алан понимающе кивнул и распорядился о выгрузке.
– Можете тут оставить, потом заберете, – широким жестом разрешил я. – Теперь можно лететь.
Я взобрался по опорному крылу флаера в кабину на свое законное место водителя и столкнулся с укоризненно вопрошающим взглядом Романа. Нет, он не говорил ничего, но очень выразительно на меня смотрел.
Я поерзал и проверил, не дымится ли на мне броня, устраиваясь поудобнее и щелкая тумблером предполетного старта.
– Что? Колонистам разрешено иметь оружие. Может, они и переборщили, конечно. Но ты же сам знаешь, в экспедиции перестраховка не помешает.
Роман скептически выгнул правую бровь. Я почувствовал себя еще более неуютно и попробовал оправдаться более убедительно.
– Да знаю, знаю, этим не десять человек, а небольшую роту можно вооружить. Но ты же видел Алана? Это человек-скала! Я уверен, что у него все разрешения есть, и все как одно – железобетонные. Ну не надо на меня так смотреть, – сдался я. – Я отправлю Тони запрос.
И я с чувством выполненного долга и с подозрительностью, возросшей в еще большей степени, маякнул начальнику колониальной полиции, мол, мы тут уехали, ящичек кое с чем оставили, посмотри на досуге. Вдруг что интересного найдешь. Энтони прислал короткое подтверждение, и я с надеждой глянул на Романа:
– Теперь-то полетели?
Первопроходец степенно кивнул, и караван флаеров, возглавляемый нашей машиной, вереницей потянулся в сторону экватора на небольшой высоте.