Когда Катя оказалась в Нагорном парке, она долго сидела на грязном истоптанном снегу. Пока церковный сторож не подошёл к ней и не спросил, не нужна ли ей помощь?
Катя была как в тумане и плохо понимала, чего этот завязавший синяк от неё хочет, пока сторож не позвал на помощь батюшку.
И тут Катя обнаружила, что церковь достроена.
Она огляделась по сторонам и увидела, что вся поверхность горы изъезжена тяжёлой техникой. Совсем недавно они проходили здесь со Светкой и Колей. Тогда только-только выкопали котлован под фундамент на месте кладбища, и шли споры, будет ли церковь на этом месте или нет. В интернете шум горой стоял по поводу раскопанного кладбища и по поводу того, что церковь хотят построить на костях. А теперь уже купол стоит, на куполе – крест, и, судя по всему, церковь действует – уже открыта для прихожан…
И вместо привычных тропинок, по которым она частенько ходила на метро, теперь накатанные дороги…
Не обращая внимания на батюшку и сторожа, Катя подошла к краю и увидела: на набережной вовсю ведутся работы по расширению и укреплению берега – ставят бетонные стены, которые должны сдерживать Обь во время половодья.
А ведь про набережную разговоров и не велось!
Теперь же внизу полно кранов, самосвалов, экскаваторов. Словно мураши, бегают, суетятся люди… Хотя ещё раннее утро – солнце только что оторвалось от горизонта!
Правда, восход зимой в Сибири – это вполне себе уже рабочее время…
Осенённая догадкой, Катя повернулась к батюшке.
– Какой сейчас год?
– 7 ноября 2016 года – День Октябрьской революции, – ответил батюшка и, тяжело вздохнув, тихо добавил: – Такая молодая… Я б этих наркодилеров…
– Спасибо, – автоматически ответила Катя.
Огорошенная новостью, она села прямо на снег. Было же 15 февраля 2015-го, когда они с Пашкой… Значит, прошло уже больше, чем полтора года!..
Вспомнив Пашку, Катя заплакала.
– Ну что ты? Что ты? – принялся успокаивать её батюшка, помогая подняться. – Господь заботится о каждой душе, нужно только принять его заботу.
– Я хочу домой, – прошептала Катя.
– Давай я позвоню твоим родным. Номер телефона скажи?
И батюшка достал смартфон из кармана куртки, накинутой поверх длинного чёрного подрясника.
Катя посмотрела на батюшку с удивлением и сказала:
– Спасибо, я сама. Я тут недалеко живу.
Батюшка критически оглядел девушку – одежда с чужого плеча, обувь не по размеру – и более настойчиво предложил:
– Давай всё-таки позвоним твоим родителям? Или пусть вон Васильич проводит тебя. – Батюшка кивнул на церковного сторожа, тот стоял чуть в стороне, готовый в любой момент прийти на помощь.
Катя тоже посмотрела на сторожа и отрицательно покачала головой.
Она действительно не знала, что делать. Её полтора года не было дома, если батюшка не врёт, конечно. С другой стороны, зачем ему врать? Да и церковь, и набережная подтверждали, что так и есть… Но полтора года! Вот мама ругаться будет!
Но домой идти надо!
Катя шагнула и запнулась. В Пашкиных ботинках, в Пашкином комбинезоне и в Пашкиной куртке. Ходить в Неосибе по вычищенным улицам – это одно. А тут по ледяной колее – совсем другое.
Но прийти домой в таком виде! Мало того, что её не было полтора года, так ещё и в чужой одежде!
Катя беспомощно посмотрела на батюшку, а он, деловито держа смартфон и двигая пальцами по экрану, открыл страницу с набором номера.
– Диктуй! – сказал он голосом, не требующим возражений.
И Катя продиктовала номер мамы.
Дождавшись ответа, батюшка сказал в трубку:
– Добрый день… – Обернувшись к Кате, спросил: – Как маму зовут?
Катя сказала.
– Алла Игоревна, добрый день! Вас беспокоит служитель храма Иоанна Предтечи. Тут ваша дочь…
На том конце зарыдали…
– Алла Игоревна!.. Алла Игоревна!.. – пытался докричаться батюшка.
Через какое-то время ответил другой голос – мужской:
– Слушаю вас!
– Тут девушка в Нагорном парке. Она этот номер назвала. Извините, если я попал не туда. – Батюшка явно был сконфужен.
– Как зовут девушку? – спросили в телефоне.
Батюшка повернулся к Кате.
– Как тебя зовут?
– Катя, Катя Светлова, – едва слышно прошептала Катя.
Батюшка повторил имя в трубку и быстро начал объяснять:
– Понимаете, я выхожу из церкви, а она сидит на снегу и плачет, и одежда у неё мужская и явно роба. Я и подумал, что…
Но батюшку не дослушали – коротко спросили:
– Где вы находитесь? – И на ответ батюшки бросили: – Сейчас буду.
Батюшка вздохнул, пожал плечами и повернулся к Кате. Пойдём в церковь, а то ты замёрзла. Простудишься ещё… За тобой в церковь придут.
Катя послушно поднялась и пошла за батюшкой.
Вокруг церкви высился забор из профнастила – видимо, остался ещё после стройки. И со стороны Оби, и со стороны города были широкие ворота – в такие могла проехать любая строительная техника. Церковный двор был тщательно очищен от снега и подъезды к воротам – тоже.
Едва Катя сошла с накатанной колеи, как дорожка выровнялась. Широкая, чистая, ровная – дорога в храм.
Катя и батюшка поднялись на высокое крыльцо. Батюшка перекрестился. Коротко глянул на Катю, но ничего не сказал. Открыл высокую дверь и пропустил Катю вперёд.
Она вошла и остановилась в растерянности. Батюшка за её спиной шагнул в сторону, снова перекрестился и поклонился в пояс. Потом, подождав несколько секунд, давая Кате время и возможность сделать то же самое и не дождавшись этого, легонько по-отечески обнял Катю за плечи и подвёл к скамье, что стояла около стены.
Катя в первый раз была в церкви. Ей раньше казалось, что там все сплошь сумасшедшие и фанатики, и едва она переступит порог, как начнут или втягивать её в секту, или воспитывать, как надо себя вести, заставят соблюдать пост и носить длинную юбку и платок. И ещё ей казалось, что в церковь ходят только старые бабки и ворчат там на всех подряд. И что все там жгут свечи и молятся.
Но никто на Катю не ворчал, не заставлял покрывать голову платком или в срочном порядке переодеваться.
– Посиди тут, – сказал батюшка, и Катя послушно села на скамью. – Только не уходи! Сейчас за тобой придут, и ты пойдёшь домой.
Батюшка не заставлял, не настаивал, он просто сказал, оставив за Катей право выбора: ждать или уходить. И Катя душой почувствовала, что тут безопасно. Она улыбнулась и кивнула.
– Ну вот и хорошо! – ответил батюшка. – Посиди. Я буду рядом.
Он отошёл к иконе Божией Матери, перекрестился и, склонив голову, начал молиться.
Катя сидела на скамейке и рассматривала прихожан. Оказалось, что в храм пришли не только сварливые старухи. Более того, сварливых старух-то как раз и не было. В церковь заходили и женщины, и мужчины – разного возраста и, судя по всему, разного достатка – тут это не имело значения. Люди приходили и оставляли за порогом всё, что их разделяет в жизни.
Бессуетность и покой, которые окружали Катю, подействовали на неё. Она сидела, прислонившись затылком к стене. Плакать больше не хотелось. Зато мысли текли ровно и зримо. Теперь, когда они не роились все скопом, можно было пусть не обдумать, но хотя бы осознанно подумать…
Катя сидела и вспоминала Барнаул, друзей, маму, папу, брата и удивлялась – какие это далёкие воспоминания. Словно прошло не два дня – в Неосибе Катя пробыла всего два дня! – и даже не полтора года, которые прошли в Барнауле, а целая вечность.
Катя усмехнулась и вздохнула.
Прошло полтора года. Это совершенно не укладывалось в голове. Казалось бы, Катя уже путешествовала во времени и была в далёком будущем. Но свой дом и своё время были для неё незыблемыми константами, и вот оказалось, что время вообще константой быть не может.
Послышалось пение. Негромкое, но заполняющее пространство внутри церкви и словно бы раздвигающее стены. Пели три девушки и два парня. Они стояли чуть в стороне и пели церковные песнопения.
Слов Катя не разобрала, но мелодия была такой умиротворяющей, такой примиряющей с собой, что Катя отбросила все мысли. Закрыла глаза и обратилась в слух.
Мелодия текла, а Катя шла за ней, как вдоль живительного ручья, и вокруг было светло и радостно. Не шальное веселье, нет! А именно умиротворённая радость души.
«Господи! – подумала Катя, поддавшись мелодии. – Помоги мне! Я совсем запуталась…»
Не ответил ей никто. Только на душе стало легче, словно кто-то взял часть ноши и переложил на свои плечи.
Широко распахнулась дверь, и в церковь влетел Иван. Он тяжело дышал, но, войдя, приостановился и стянул шапку с головы.
Катю он увидел сразу же, и тут же кинулся к ней. Сграбастал её и прижал к себе, повторяя снова и снова:
– Господи, Катюха! Жива, сестрёнка! Жива! А я не поверил! Думал, сейчас приду и наваляю шутнику, чтоб так больше не шутил… А ты жива!
Катя прижалась к брату.
Подошёл батюшка и спросил:
– У вас всё в порядке?
– Да, конечно, – ответил Иван. – Она жива! Понимаете?! Спасибо вам большое!
И, вскочив, схватил руку батюшки и затряс её в рукопожатии. Потом, преисполненный чувствами, обнял батюшку и прижал к сердцу.
– Спасибо вам! Сестра нашлась, понимаете! Мы уж думали её и в живых нет…
– Господа благодарите, – улыбаясь, ответил батюшка. – На всё воля Его.
Иван к тому времени отпустил батюшку, снова обнял сестру и крепко прижал её к себе, словно боялся, что она опять исчезнет.
– Пойдём домой скорее, а то мама после звонка… Наверное, давление уже зашкаливает.
Катя повернулась к батюшке и сказала:
– Спасибо!
– Господа благодарите, – повторил батюшка и, перекрестив Ивана и Катю, добавил: – Спаси, Господи, и сохрани детей твоих…
Всю дорогу Иван крепко держал Катю за руку. Он не просто радовался, он был счастлив. И только повторял снова и снова:
– Сестрёнка! Нашлась! Подожди, ничего не рассказывай! Дома расскажешь всем!
Потом вдруг остановился, схватил Катю за плечи, развернул к себе и с тревогой заглянул в глаза.
– С тобой всё в порядке? Тебя не обидели?
Катя кивнула, потом отрицательно покачала головой. И Иван снова потащил её домой.
– Господи, Катюха! Жива! Жизнь налаживается!
Потом снова схватил Катю за плечи, развернул к себе и спросил строго:
– Это точно ты?!
Катя только и успела, что распахнуть удивлённо глаза и рот, как Иван уже снова тянул её за руку.
Идти Кате было неудобно, она постоянно запиналась, но Иван так крепко и надёжно держал её, что упасть было просто невозможно.
Привычный путь из Нагорного парка до дома Катя и Иван прошли очень быстро. Катя время от времени поглядывала по сторонам, стараясь увидеть изменения, что должны были произойти за полтора года. Но всё было таким же, как и раньше. И в какой-то момент Катя подумала, что, может, ей показалось: и церковь, и батюшка, и набережная…
Но как следует подумать об этом она не успевала – приходилось следить за дыханием и за тем, чтобы неосибовские ботинки не свалились с ног.
Когда вышли уже на улицу Аванесова, Иван в очередной раз остановился, подхватил сестру и закружил её.
– Катюха! Вот мама-то обрадуется!
«Почему только мама? А папа что?» – подумала Катя, но вслух сказать не успела, потому что Иван поставил Катю на землю и решительно зашагал, увлекая её за собой.
Только теперь он был задумчивым и хмурым. И даже каким-то злым…
– Ничего! – сказал он сам себе. – Ничего… Мы ещё поборемся! Теперь ты, Катюха, с нами, так что…
Пока Катя соображала, что тут не так и с кем Иван собрался бороться, они уже подошли к калитке.
И калитка, и дом были всё те же. Только вместо ДВП, которую прибили папа с Колей вместо вынесенного киборгами окна, стояла целая рама со стеклом. Краска на доме и на воротах выгорела и облупилась.
Катя отметила это мельком. Потому что Иван, не давая перевести дыхание, уже затянул её во двор.
Закрыв ворота, он глянул с любовью и нежностью на Катю, вздохнул, открыл входную дверь и скомандовал:
– Залетай!
Катя вдруг ни с того ни с его оробела на миг и несмело вошла в дом.
В коридоре стояла мама, заплаканная и с платочком в руках. Увидев Катю, она прошептала:
– Доченька…
Ноги её подкосились, и она упала бы, если бы Иван с одной стороны, и беременная (!) Ирина – с другой не подхватили её.
Катя лишь чуть-чуть отстала от Ивана. Вскоре все, обнявшись, рыдали от счастья.
Ирина включила газ и поставила греть чайник. Собственно, он уже закипел… пока Иван бегал за Катей, и успел чуть-чуть подостыть. Поэтому свисток на чайнике почти сразу же засвистел.
Иван помог Кате снять куртку и принялся с удивлением изучать её.
– Какой материал интересный… – прокомментировал он, а потом глянул на надпись на спине, покарябал её ногтем и сказал: – Надо же! Краска как в ткань въелась! Качественно сделано.
И повесил куртку на вешалку. Мама между тем ворчала:
– Что это за одежда? Чья она?
– Пашкина, – ответила Катя и, грустно улыбнувшись, добавила: – Ну, не совсем Пашкина, но…
– Ладно, иди в душ быстренько да переодевайся в своё. А то выглядишь как обормот, – сказала мама и подтолкнула легонько Катю к душевой.
Катя, счастливая, улыбнулась – мама рядом! И Иван с Ириной. Вот только папа… Катя повернулась спросить, где папа, но не успела. Мама строго сказала:
– Приведи себя в порядок, все вопросы потом.
Катя подумала, что да, чужой мир нужно смыть побыстрее, и уже без лишних слов пошла в душ. Одежду и полотенце ей дала Ирина.
Плескаясь под горячими струями, Катя вспоминала душ там, в тайной комнате Сопротивления. И удивлялась тому, как быстро совсем недавние события уходили в прошлое, словно пролетела уже тысяча лет, а не несколько часов.
«А, может, тысяча лет и есть! – подумала вдруг Катя. – Тот душ будет через тысячу лет. И Пашка от меня через тысячу лет. А я бросила его там… одного…»
И ей стало грустно и больно, но её ждали мама и Иван с Ириной и куча взаимных вопросов, так что предаваться грусти было некогда, и Катя перекрыла воду, вытерлась, оделась и вышла из ванной комнаты, включив принудительную вентиляцию.
«А там вентиляция сама включается, едва только влажность высокой становится», – некстати всплыла мысль, но тут же улетучилась, потому что на столе уже стояли чайные чашки, и свежезаваренный чай восхитительно пах. Настоящий чай!..
У Кати от запаха закружилась голова, и она, глянув на чашки с чаем, робко спросила:
– А покушать есть что-нибудь? Я тысячу лет ничего не ела.
– Конечно! – ответила мама и повернулась к Ирине, но та уже отрывала холодильник и доставала кастрюлю.
Пока суп грелся в микроволновке, Катя пыталась вежливо слушать, но все слова проносились мимо неё.
Наконец зуммер звякнул, и перед Катей поставили тарелку с нормальным картофельным супом с вермишелью на курином бульоне. В тарелке лежал кусочек грудки, а рядом с тарелкой с супом теперь стояла корзинка с нормальным хлебом.
Весь мир для Кати в этот момент перестал существовать. Она отправляла ложку за ложкой в рот, не успевая как следует прожёвывать.
– Не торопись так, – забеспокоилась мама. – А то живот болеть будет. Добавка есть ещё, если не наешься.
Катя с набитым ртом улыбнулась маме и стала кушать чуть помедленнее.
– Как будто тебя все полтора года не кормили, – сказала мама и горестно покачала головой.
– Кормили, – ответила Катя, опустошив тарелку. – Не знаю чем, но кормили. Два раза. Один раз даже вкусно. И ещё чаем поили. Тоже два раза. Мам, для меня только два дня прошло.
– Как так? – спросила мама. – Добавить?
– Чуть позже, – ответила Катя, чувствуя, как напряжение отпускает её. Она дома, и теперь всё будет хорошо.
Ирина между тем налила всем чаю.
Отхлёбывая чай, Катя вдруг огляделась и спросила:
– А где папа?
В комнате повисла гнетущая тишина. И когда Катя повторила вопрос, голос её, словно укол иголки в наболевшее место, вызвал стон.
– Папа в тюрьме, – глухо ответил Иван.
– Как в тюрьме? За что?
– Его обвиняют в убийстве Коли.
– Кого?! Коли?! Нашего Коли?! Как это?..
Сказать, что Катя была ошарашена, это ничего не сказать.
Иван с Ириной переглянулись и вместе посмотрели на маму. Та сидела, смотрела на дочь и горестно качала головой.
– Насколько я понял… – Иван снова обеспокоенно посмотрел на маму. – Когда вы с Пашкой исчезли, Коля кинулся за тобой, и его отбросило на угол кухонного стола, он ударился головой и умер. Мы с Ирой приехали чуть позже и свидетелями не являемся. Твоя подруга Света разговаривала со следователем, но её в момент гибели Коли не было у нас дома, поэтому… А мама… – Ещё один тревожный взгляд на маму. – Она жена и поэтому свидетелем быть не может. К тому же, её всё это подломило, она болеть начала… Мы с Ирой отказались от съёмной квартиры, теперь тут живём, чтобы мама одна не оставалась. Вот как-то так…
Катя сидела, оглушённая новостью. Папа… такой весёлый всегда, юморной, и вдруг… И Коля… В смерть Коли как-то не верилось. Нет, конечно, у Кати не было повода не доверять словам брата, и раз он говорит, что Коля погиб, то так оно и есть, но как-то это не укладывалось в голове.
И вдруг Катю осенила мысль:
– Но ведь я, можно сказать, была при том и могу подтвердить, что папа…
Иван кивнул.
– Да, мы же можем подать на пересмотр дела ввиду новых открывшихся обстоятельств. Тебе только нужно будет объяснить, где ты была полтора года… А кстати, где? Ты же так ничего и не рассказала…
– Ох!.. – вздохнула Катя, не зная, с чего начать.
Она побоялась, что её слова прозвучат бредом и что ей не поверят. С другой стороны, следователю всё равно придётся рассказывать. А что именно рассказывать? С какого места? Со знакомства с Пашкой? С ГК и Сопротивления? С новых чипов? Всё это выглядело как фантастический фильм.
Катя вдруг вспомнила, как совсем недавно в Нагорном парке, когда она узнала, что прошло полтора года, переживала, что мама будет ругать за такое долгое отсутствие… Детский сад…
Но рассказать надо. Нужно хотя бы для себя проговорить, чтобы разобраться в ситуации. Хотя Пашке теперь всё равно она помочь не сможет.
С другой стороны, если она всё расскажет как есть, где гарантия, что её не запрут в психушку, но тогда она и папе не поможет.
Катя посмотрела на своих родных и подумала: «Если они мне не поверят, то…»
Что «то», Катя даже думать не стала. Она вспомнила, как папа учил её плавать. Он говорил: «Если нужно что-то сделать, делай! Если хочешь научиться плавать – заходи в воду и плыви! Сразу может не получится. Ты можешь даже воды нахлебаться, но рано или поздно научишься держаться на воде. А если будешь стоять на берегу, если ты не войдёшь в воду, то никогда не научишься! Ну, что ты выбираешь?»
Катя вздохнула и решилась:
– Я была в будущем. Причём в далёком будущем…
Катя рассказывала. Её слушали внимательно и не перебивали. Она заглядывала в лица и не могла понять, верят ей или не верят. Но на каком-то этапе она вдруг поняла, что по большому счёту ей не так важно, поверят ли родные рассказу. Для неё важно стало самой разобраться во всём, что произошло.
А собственно, что произошло? Она познакомилась с симпатичным парнем. Он оказался не таким и не тем. Он хотел её защитить, но она – Катя – предала его. Да, именно предала. Эгоистично предала.
Как там в сказках говорится? Ошиблась девица, и забрали злые силы её любимого, и чтобы выручить его, пришлось ей износить три пары железных сапог и три железных посоха, перейти горы стеклянные и переплыть реки огненные…
И Катя пошла бы совершать эти подвиги. Но перед ней стояла преграда, посложнее стекла и огня. Между ней и любимым было время.
Хотя, как говорят физики, время – категория условная…
С другой стороны, они с Пашкой смогли перенестись туда, значит, в принципе это возможно. Нужно только понять как.
И тут Катя вспомнила про кусочек пластика с вирусом. Эх, если бы удалось хотя бы вирус Пашке передать, он бы нашёл способ к ней вернуться!..
Пашка рассказывал, что он поддерживал связь с ГК, но у него был супернавороченный чип. У неё не было никакого чипа. Но она точно знала, что перемещение и обмен информацией между временами технически возможны. А это уже немало.
Катя продемонстрировала родным шутовской колпак, мёртвую бабочку и пластину с вирусом для ГК.
– А может, это и сочтут доказательством… Да ещё и одежду тоже… – задумчиво сказал Иван. Материалы-то точно не наши. Решено, завтра идём к следователю.
– Но они могут забрать пластину как вещественное доказательство, – засомневалась Катя. – И ещё непонятно, рассказывать всё или…
– Я думаю, нужно рассказать всё как есть. А пластину отдавать не будем. Всё остальное отдадим на экспертизу, а её – нет. Я думаю, и без неё достаточно материала будет. Тут и неизвестные ткани, и надпись на куртке, нанесённая по неизвестной технологии, и комбинезон, и колпак, непонятно, из какого материала, и ДНК бабочки можно исследовать. Может, ещё какие-то микрочастицы… В общем, думаю, материала достаточно.
На том и порешили.
На следующий день утром Катя и Иван сели в мамину «хонду» и поехали к следователю. С тех пор как в дом пришла беда, Алла Игоревна водить машину не могла, она вписала Ивана в страховку, а права он получил, ещё когда учился в университете.
Катя смотрела в окно и отмечала изменения в городе. На что-то обращал её внимание Иван. Он, кстати, показал ей новую лестницу на бывший парк ВДНХ – Нагорный парк. Что-то она уже видела сама. Например, другой склон Горы, спускающийся к Оби, видела, что там даже зимой ведутся работы. Видела достроенную и действующую церковь. Но панорама новой лестницы её потрясла – красивейшее место получилось!
– Это что! – улыбнулся Иван. – Подожди, стемнеет! Вот где красота будет! А знаешь, какие холивары были в сети, когда наша администрация сообщила о том, что старая лестница будет снесена и что построят новую? Это что-то с чем-то! Столько защитников истории повылазило! Этот на лестнице с женой познакомился… Та с мамой там на ВДНХ поднималась. А противники вспоминали сель, которая прошла по склону и разрушила некоторые опоры. Но защитники кричали про то, что это советская постройка – надёжная! Сто лет не развалится. Даже пикитировать стройку собирались. И потом те, кто громче всех кричали, первыми пришли на новую лестницу и давай селфиться и в инет фотки выкладывать!..
Катя слушала брата и улыбалась, представляя, как развивались события. Но часть её души была очень далеко…
0
0