Однако остановки и переглядывания могли вызвать подозрения, поэтому Акайо просто шел привычным маршрутом. Ноги узнавали улицы, глаза норовили начать внимательно обшаривать тёмные переулки и встречных людей. Раз за разом он одергивал себя, и так погрузился в это, что едва заметил Ран, выскользнувшую из-за угла.
— Фейерверки, — она протянула ему аккуратно упакованную коробку, похожую на традиционный подарок. — Её уже вывели из казарм.
Акайо кивнул, передал коробку назад. Напомнил:
— Возвращайтесь домой.
Она чуть прищурилась, резко отступила в темноту, не ответив.
На миг подумалось: «Если план провалится, гейш я запомню такими, какой увидел Ран: напряженной, в сером платье, с переброшенной через плечо косой». Акайо выкинул мысль из головы. У них был план. Им нужно было действовать, чтобы он не провалился.
Они вывернули из-за угла точно, когда с другой стороны на узкую, вьющуюся между домами улицу вышли солдаты. Акайо пробежал по ним беглым взглядом, оценивая: впереди один с табличкой, двое с мечами, двое несут широкую балку осужденной, последние следят за спиной. Все, как они ожидали. На миг вскинул глаза на Симото, надеясь поймать её взгляд, но женщина смотрела в алеющее небо, возвышаясь над своей охраной, словно дерево над травянистым морем. Заплутавший в переулках ветер играл с её волосами, бросал в лицо — Симото только встряхивала головой, выше поднимая подбородок, ничуть не пряча нарисованного на щеках знака зла.
Акайо помнил, как сжимались другие, силясь устоять на брусе шириной всего в две ступни, нелепо сгибались, растопырив руки, или вовсе проделывали все дорогу на четвереньках, вцепившись в ненадежную опору. Тогда не думал об этом, а сейчас понимал — для многих пытка унижением была болезненней, чем сама казнь. Ведь не всех ждала смерть, многие отделывались потерей руки, уха, или несколькими десятками плетей, часто претерпевая муку за городом, там, где никто не мог их видеть или слышать. Но всем приходилось пережить путь через город.
Однако Симото держалась легко. Казалось, не её несут на смерть, но она позволяет солдатам сопровождать её.
Поравнялись — Акайо отступил, опустив голову, как договаривались. Считал мгновения, ожидая, пока пройдет замыкающая пара…
Грохнуло, в небо взвились ракеты, вспыхнули разноцветьем. Кадет сбился с шага, задрал голову, Акайо увидел, как ошалело приоткрылся его рот, успел подумать — совсем мальчишка. И ударил, стремительно и точно, как уже сто раз повторял в мыслях. С неба ещё сыпались искры, рядом охнули, Акайо подскочил, перехватил чужую руку, вывернул за спину, заставляя выпустить меч. Кто-то в темно-синем кимоно по простому врезал врагу по уху. Сзади выругались, резко сказала Тэкэра:
— Оставь. Он не успеет истечь кровью от такой раны, а нам надо спешить.
Всё закончилось в пару мгновений. Удивленно склонила голову к плечу Симото, успевшая соскочить с балки прежде, чем ее уронили.
— Кто вы?
Акайо, предоставив другим отвечать, поспешил к оброненной в пыль табличке, помог Иоле расправить подделку, в которую были завернуты фейерверки. Краем глаза следил, как кто-то маленький и хрупкий, похожий на юную ученицу гейши, но с брызгами крови на груди, взял Симото за руки.
— Мы не должны были вас отпускать.
Она прижала ладони к его щекам, стирая краску, позволяя Тетсуи вынырнуть из-под нарисованного лица. Улыбнулась задумчиво.
— Я столько раз пыталась встретиться со своей судьбой, но кто-то всегда заступал ей дорогу. Уже второй раз — вы.
— Не мы, — отрезал Джиро, быстро раздевающий лежащего на земле кадета. — Твоя Ран. Мы просто оказались подходящим инструментом. Тетсуи!
Тот быстро кивнул, кинулся помогать. Место было удачным, ни одной двери не выходило в узкий переулок, и все же задерживаться они не могли. Нужно было успеть снять грим, переодеться, перевязать парики, превратив их из сложных причесок в военные узлы — и все до того, как к ним заглянет случайный прохожий.
Голых солдат оттащили к стене, накрыли кимоно и испачканными в гриме тряпками. Наоки все-таки стянул куском ткани порезанную ногу одного, последним занял свое место в строю. Табличку взял Тетсуи, балка паланкина досталась Акайо и Джиро.
Отряд кадетов с осужденной покинули переулок.
Уже совсем стемнело, люди торопились зажечь фонари на углах домов. Отпрянула с дороги пара юнцов в одеждах писарей, низко склонили головы. Акайо привычно скользнул взглядом дальше, приметил подростка, попятившегося в темноту переулка. Подумал — или беглец, или воришка, а скорее и то, и другое.
Раньше Акайо доложил бы о нем командиру по возвращении. Сейчас только мысленно пожелал удачи. Подумал — а что могло заставить таких детей не убегать? Как вообще живут бедные дети в городе? Никогда раньше не интересовался, а ведь мог.
Из уличного шума вырвалась протяжная вибрирующая нота, в ответ дрогнула балка на плече — Симото переступила с ноги на ногу. Акайо заметил в неосвещенном углу высокой террасы фигуру с мандолиной, на миг встретился с ней взглядом. Вздрогнул, торопливо отвернувшись, и ещё долго не мог справиться с пробегающим по спине ознобом. Глаза старой женщины обожгли ненавистью.
Раньше он не замечал такие взгляды? Раньше он не забывал вежливо опускать голову при встрече со стариками.
Гомон накатывал волнами, в них лентами плыла музыка, склоненные головы сливались в рябь, отдельные приметы оседали в памяти мутной взвесью, которую тут же смывали следующие опущенные глаза. Оружие, длинная катана и короткий вакидзаси, оттягивали пояс, Акайо шагал, одновременно в настоящем и в прошлом, люди часто казались смутно знакомыми. Оставалось радоваться, что никто не станет вглядываться в лица кадетов.
Тетсуи шагал ровно, направляя их прямо к воротам. Табличка на высоком шесте сообщала всем, кто мог прочитать в плавающем свете фонарей — осужденная приговорена к казни за стенами. У них есть право выйти из города.
Стоящие стражей солдаты прочитали, или, возможно, просто не предположили, что отряд может направляться куда-то, кроме обычного места казни. Небольшой пустырь, яма рядом с которым всегда была наполовину полна праха, Акайо хорошо знал это место, как и путь к нему, и вес балки на плече. Единственная честь, к которой его никогда не допускали — приведение казни в исполнение, и сейчас он был этому рад. Он убивал в схватках, но ему никогда не приходилось заносить меч над безоружным. Тогда верный солдат империи не дрогнул бы, даже не понял бы нынешнего Акайо, содрогавшегося при мысли, что мог вспоминать не только дорогу, но и вес оружия в своих руках, падающее лезвие.
В отличии от Таари, милосердной безоговорочно, он всё ещё считал принцип равноценного наказания достаточно справедливым.
Но закон Империи зачастую судил жестче проступка.
Они скрылись за холмом, когда Симото легко спрыгнула на землю. Поклонилась:
— Благодарю. Что дальше?
— Вернемся в Цветочный квартал, — ответил Акайо, опуская больше не нужную балку на землю. — Ран сказала, через канал ведут опоры.
Симото кивнула, отбросила назад длинные волосы. Посмотрела серьезно, словно собираясь что-то сказать, но её перебила Тэкэра:
— Сначала остановимся у берега и сотрем у тебя с щек тушь! Хотя бы частично, чтобы выглядело просто грязью. У вас же сейчас людно и светло, даже если мы будем красться по окраинам.
Симото только улыбнулась в ответ.
Путь к каналу не занял много времени, в темноте за городом они быстро добрались до указанного Ран места. Нашли кривое деревце, растущее так низко, что мутная вода подмыла корни, обнажив их. Дни дерева были сочтены, однако счет этот был достаточно велик, чтобы выдерживать назначенную роль опорного столба.
Веревка была закреплена на той стороне, и требовалось только поднять её из воды. Тэкэра завязала хитрый узел на ветке так, чтобы веревка натянулась над каналом, словно перила, а после перехода её можно было бы освободить одним рывком, снова спрятав в коричневой воде.
— Ши не любит людей, — улыбнулась Симото, глядя почему-то не на канал и не на реку вдалеке, а на противоположный берег. Серое кимоно на груди покрылось пятнами туши, смытой с лица. — Но мы всегда умели с ней договориться.
Первой шагнула на едва угадывающуюся под водой опору. За ней последовал Тетсуи, Акайо, сняв сандалии и повесив их на шею, стал третьим.
Воды, отделенные от бурного течения реки, оказались теплыми и быстрыми, настойчиво толкающими в ноги. Они высоко поднялись после дождей, и опоры, прежде выступавшие над поверхностью, скрылись, заставляя идти след в след друг за другом, доверяясь Симото, помнящей, куда нужно ступать.
Шаг. Ещё шаг. Что-то сказала Симото впереди, но шум воды заглушил её голос. Тетсуи задержался на следующей опоре, и, чуть покачнувшись, прыгнул.
Ветер рванул куртку, сорвал парик, заставив тот, мгновение поболтавшись на воде черной кляксой, кануть в глубину. Но Тетсуи удержался, вцепившись в веревку, шагнул дальше, словно ребенок, очарованный чуждой песнью.
Акайо, оглянувшись, сказал в темноту:
— Одну опору смыло.
Темнота откликнулась многоголосьем, передавая сообщение.
Коричневая волна захлестнула ноги, Акайо крепче сжал пальцы на мокрой, поросшей водорослями веревке. Под босыми пятками скользило дерево, грозя сбросить в воду. Тогда Акайо разделил бы участь парика, уже, должно быть, проделавшего половину дороги к морю.
Им в любом случае предстояло последовать тем же путем, сдавшись на милость реки. Но не сейчас. Сейчас были равные шаги и Таари впереди, ждущая их в чайном доме вместе с Юки.
Последний прыжок, наконец под ногами оказались доски террасы-причала. Акайо оглянулся, протянул руку следующему за ним Кеншину, уже вдвоем они помогли Иоле и остальным. Когда Джиро последним прыгнул на причал, за веревку взялась Симото, потянула, дернула. На миг показалось, что это тайный знак, понятный дереву на том берегу — оно отпустило веревку, позволив той снова погрузиться в воду.
— За мной, — коротко велела Симото, неожиданно напомнив свою ученицу. Даже не обувшись, побежала вдоль причала, соскочила на привязанную у края лодку, с неё на соседнюю и на следующую террасу. Узкие палубы качались под ногами, грозя перевернуться, и они не спешили, перебираясь с одной на другую. Симото ждала в тени, из просвета между домами вырывался свет фонарей, музыка, голоса. Здесь песни мандолин были не редкими яркими лентами в общей серости, но главной темой, голосом Цветочного квартала. Таким же прекрасным, как и его лицо. Таким же фальшивым.
Акайо внимательно посмотрел на Симото, та улыбнулась.
— Мы всегда играли то, что хотели услышать гости. Я стала играть то, о чем пело сердце.
Отвернулась, торопясь продолжить путь. Они проскользнули за спинами увлеченной друг другом пары, перебрались через груду ящиков, промчались сквозь задние комнаты чьего-то дома. Почудилось, что кто-то шепнул вслед “Удачи, Водяная Ведьма”. Послышался смех Симото.
Она остановилась так внезапно, что Акайо едва не налетел на замершего рядом с ней Тетсуи.
Ран стояла в дверях их дома, неподвижная, без улыбки, и в то же время казалось — она бросилась в объятия подруги. Акайо видел только её и спину Симото, стоял молча, чувствуя — то, что сейчас происходит между ними, нельзя прерывать.
— Прости, — Симото первой протянула руки, еще не двигаясь с места. — Я не открывала глаза и думала, что вижу всё. Прости, Ран, сестра моя, сердце мое. Долгие дожди лились с неба, и я поверила, что на всей земле есть только дождь. Прости меня. Я отвернулась от тебя первой, я поверила, что ты могла меня предать. Прости. Я говорила с ветром, когда нужно было говорить с тобой.
— Да, — медленно кивнула Ран. — А я не пыталась тебя найти. Прости меня за это.
0
0