От старика-боцмана, служившего привратником на вилле моего мужа, я не раз слышала эти байки о созданиях моря, которые топят корабли, оплетая их своими щупальцами. Я и тогда мало верила в существование этих подводных титанов, а со временем уверилась, что чудовища, если и существуют, то в глубинах человеческих страхов, у самого дна, всплывая к свету сознания за глотком нашей печали и слез.
Эти чудовища — хранители нашей горькой памяти, нашего кровавого опыта. Они как стражи сопровождают целеустремленный дух, время от времени нашептывая об ошибках и шрамах.
Многорукий страж, который принадлежит Геро, очень силён. У этого монстра пищи было в избытке, вырос он до размеров необозримых. Вот сейчас этот страж всплыл и потащил своего узника в прошлое, безжалостно указывая на параллели.
Всё повторяется. У чудовища множество глаз, они круглы и лишены век, в них возникают образы любимых и умерших, жены, новорождённого сына и отца Мартина. А голоса шепчут: «Вот, смотри, это твоя вина. Это ты их убил. Ты виновен в их смерти, а ещё в смерти и вечной погибели тех, кто уповал на отца Мартина. Ты лишил паству её праведного пастыря, ты обрек падших на вечное проклятие»
В глазах-зеркалах отражались лица, бледные, исхудавшие, женские, детские, лица, взывающие о милосердии… Геро видел их всех, слышал их мольбы и проклятия. Они существовали только в его воображении, он ничего не знал об судьбе приюта в приходе отца Мартина, но, подавленный незримым наветом, выбирал ход развития наихудший.
И как ему не усмотреть сходства нынешних событий с недавним прошлым? Вновь любимая женщина, ребёнок, дом, ставший родным, и он сам, искушаемый дьяволом. Снова нелёгкий выбор. Потерять любовь или совершить преступление — ибо отвергнуть дьявольский искус означает снова стать убийцей. Не проще ли обречь на погибель себя?
Мне его не убедить. Если бы не та давняя трагедия, если бы между нами не стоял призрак Мадлен, он бы меня услышал. Но рядом с этим призраком он уже видел мой, такой же бледный и окровавленный. И тень Максимилиана, и плачущий дымок – Мария.
Он всех нас, не исключая кормилицы и Перла, видел переселенцами на берега Стикса, жертвами его греховного себялюбия. Я готова плакать от безысходности. Вздохнув, оборачиваюсь к насмешливо ожидающей герцогине.
— Так чего же вы всё-таки хотите?
На лице Клотильды изумление. Я поспешно подправляю вопрос.
— Чего вы хотите взамен?
— То есть? Что значит «взамен»?
— За то, что оставите его в покое. Исчезните из его жизни навсегда. Назовите вашу цену.
Клотильда ещё несколько ударов сердца изображает недоумение. Затем — дружеское расположение. Даже сочувствие.
— Понимаю, — говорит она. – Вы готовы заплатить выкуп.
— Да, пусть будет выкуп. Мой покойный супруг оставил мне немалое состояние.
Клотильда охотно кивает.
— Наслышана об этом. Состояние немалое. Толком об этом никому неизвестно, но ходят слухи, что вы, сестрица, при желании могли бы купить себе герцогство или даже небольшое королевство. Немалые счета в итальянских банках, недвижимость в Тоскане, Ломбардии, на Сицилии. Да и здесь ваш банкир успел выгодные вложения. Вот хотя бы Лизиньи. А ещё драгоценные камни, торговая флотилия, акции Ост-Индской компании. И это только то, что известно. Ты слышишь, Геро? Моя предприимчивая родственница хочет тебя купить. Внести в список своих активов. Ты как предпочитаешь? Целиком или частями? Каждую часть можно было бы оценить отдельно. Оптом дешевле, в розницу – дороже. Вероятно, придётся составить подробную опись, учесть количество пальцев, глаз, ушей… Зубы придется посчитать. И против каждого пункта поставить цену.
Кровь бросается мне в лицо. Я чувствую жар. Бешенство, ярость. По-видимому, черты моего лица претерпевают такое страшное изменение, что Клотильда умолкает.
— Предложение заманчивое, — говорит она уже без кривляний и насмешки. – Я и сама предлагала нашему общему… другу своего роды откупные.
Пришел мой черед удивляться.
— Что это значит? Какие откупные?
— Я уже пыталась объяснить, но вы меня не дослушали. Я вовсе не настаивала на полном разрыве с вами. А на разлуке с дочерью – тем более.
— Так чего же вы хотели? – Я теряю терпение.
— Я хотела небольшой дани. Свиданий, нечастых, но регулярных. К примеру, раз в месяц. Вот представьте. Ничего не изменится. Геро останется здесь, с вами. Я же понимаю, что ему здесь лучше. Не приписывайте мне излишнюю чёрствость. А со мной он будет только изредка встречаться. Я именно это ему и предложила. Я даже велела ему вернуться. К вам, к дочери, к этому мальчику. Но он не захотел. Объяснил это тем, что пребывать во лжи и притворстве для него невыносимо, что ему предпочтительней расстаться с вами, чем скрывать свою вынужденную измену.
Девяносто девять мужчин из ста приняли бы эту игру, не раздумывая. Они и без сторонних побуждений затевали схожие игры. А сотый не принял бы в них участие вовсе не из врожденной добродетели, а потому, что интриге воспрепятствовала болезнь или война. И каждый был бы счастлив поучаствовать в двойной или даже тройной интриге, воображая себя Гераклом при дворе Феспия. И все участники треугольника или даже тетраэдра оставались бы во взаимном удовольствии.
Однако, нам с Клотильдой не повезло. Из всех сынов Адама, услужливых, покладистых и честолюбивых, нам попался самый непредсказуемый. Клотильда разводит руками.
— Как видите, я не так уж и виновата.
У меня сжимается сердце. Между затяжными пытками и быстрой смертью Геро выбрал смерть. И смерть эта не метафорична. Для него неволя и есть смерть. Я чувствую пустоту и отчаяние.
— Даже для королей находится выкуп… — уже с мольбой начинаю я. Надежды у меня нет, но и отступить я не в силах.
— Да, за королей платят, — соглашается Клотильда. – Иоанна Доброго выкупили у Эдуарда за три миллиона экю, Ричарда Первого – за сто пятьдесят тысяч марок, Франциска Первого – за сто тысяч талеров. Королей выкупают, это правда, но они всего лишь… короли. За них самих, без выгодного hommage и короны, никто не дал бы и ломаного гроша. Выкуп платят не за человека, не за мужчину, а за политический профит. Этот выкуп есть вложение капитала под крайне выгодные проценты. Пожалуй, я бы согласилась принять этот выкуп, если бы данная сделка, кроме самого капитала, дала бы мне преимущество. Но у вас нет ничего, что вы могли бы мне предложить, ничего равноценного.
Она произносит это так холодно и так спокойно, что я осознаю тщетность возражений.
0
0