1–2 марта 422 года от н.э.с. Исподний мир. Продолжение
Это была старинная книга, ещё бумажная, не написанная стойкими чернилами от руки, а напечатанная. Потемневшие страницы её едва не рассыпа́лись в руках, а мелкие буквы совсем выцвели.
На переплёте из тонкой кожи название, наверное, когда-то было выбито краской, но краска давно облетела, и теперь оно еле-еле просматривалось: «Сказки». Первая же страница с названием была перечеркнута размашистой тёмно-коричневой меткой: «Сжечь». А под ней снова было написано «Сказки», и ниже – «Выдуманные для малолетних детей любого происхождения и звания, которые не боятся волков, людоедов, чудовищ и других злодеев. Сочинитель Стойко-сын-Зимич Горькомшинский из рода Огненной Лисицы».
Волчок заявился в казарму, когда все давно спали, поэтому не боялся, что книгу кто-нибудь увидит, – спрятал её под подушкой. И только проспавшись и протрезвев, подумал, как опрометчиво поступил. Если книгу найдут, то не поверят, будто Волчок нашел её на улице.
Хлебное вино уже не горячило голову, и страшно стало так, что заболел живот. Первое Свидение Волчок читал целый год – не так много времени было на это у трудника лавры. Летом, когда темнело поздно, ещё можно было посидеть у окошка, водя пальцем по строчкам, зимой же жечь лучину никто не позволял.
Тогда чтение казалось ему делом трудным, но он так хотел во всех подробностях изучить судьбу Айды Очена, что не боялся трудностей. На службе в гвардии с этим было проще – и времени больше, и место в казарме нашлось, и не жалкая лучина, а сальные свечи освещали страницы Доброй книги.
Волчок словно уходил в другой мир – чистый мир, в котором жил Чудотвор-Спаситель. Надзирающие давно заметили его рвение и ставили Волчка в пример другим гвардейцам.
Читать книгу, на которой стояла пометка «сжечь», в казарме было невозможно. Следующая вахта начиналась в полночь, проснулся Волчок поздно, но в углу четверо гвардейцев играли в зёрна и уходить не собирались.
Волчок, обмирая от ужаса, оделся: что если зайдёт капрал и захочет проверить порядок? Надо было спрятать книгу в сундучок под нарами, а, впрочем,… сундучок капрал тоже мог проверить. Волчок закутался в плащ и, трижды оглянувшись на дверь и зернщиков, выдернул книгу из-под подушки и спрятал за пазухой.
Книга обожгла живот, казалось, её видно и под широким плащом. Не чуя под собой ног, Волчок добрался до двери, спустился по лестнице и вышел во двор, лицом к лицу столкнувшись со своим капитаном. Тот глянул на Волчка едва ли не ласково и положил руку на плечо (Волчок чуть не сел на землю от испуга).
– Завтра в оцеплении стоишь?
Волчок кивнул, шумно сглотнув.
– По секрету скажу: о тебе уже всё решено – шестого марта получишь белую кокарду. Надзирающие сегодня грамоту о тебе подписали. Только гляди, завтра в грязь лицом не ударь: много не пей, в драки не лезь, до полуночи на ногах продержись. Тяжёлый завтра день, но в тебе я не сомневаюсь.
– Во имя Добра! – отчеканил Волчок.
Капитан подмигнул ему и направился своей дорогой. Через двор казармы из подвала поварни катили бочки с золотой дланью Предвечного – поближе к воротам, чтобы назавтра выставить горожанам.
И Волчок вдруг вспомнил слова Змая: кровь в бочках из подвалов Храма… Почему он не прислушался тогда? Почему не понял намёка? Не просто кровь – кровь с клочьями кожи, и обгорелые струпья, гной и липкая сукровица…
Волчок поспешил на площадь Совы – в городе никому не пришло бы в голову его обыскивать. Накрапывал мелкий дождь – в конце зимы всегда особенно надоедливый и муторный; над городом висел густой туман, в нём терялись купола храмов, башенки дворцов и крепостные стены. Куда пойти? В кабак? За крепостную стену, на Земляной вал?
Но бумажная книга и так распадается от сырости, это — не надёжный пергамен.
Волчок потолкался на Рыночном конце и в Купеческой Слободке, но к празднику в городе собралось много народу, и на постоялых дворах были забиты все комнаты. Он забрел на улицу Фонарей случайно, в поисках короткой дороги обратно на площадь Совы, где гвардейцы побогаче снимали жильё.
Конечно, гвардейцу Храма (даже без белой кокарды) нечего было опасаться на улице Фонарей с её воровскими притонами, дешёвыми потаскухами и дрянными кабаками, но Волчок всё равно чувствовал себя неуверенно. Впрочем, в этот час здесь было не много людей.
Девка лет одиннадцати, угрюмо мерзшая под навесом трактира, оживилась, увидев богатый блестящий плащ, и улыбнулась во весь рот, обнажив зубы: половины не было, а остальные торчали мелкими черными пеньками. Волчок усмехнулся: если бы он захотел, то взял бы её просто так, припугнув как следует.
Но, видно, девка ещё не встречалась с гвардейцами, поэтому кокетливо приподняла юбки, показывая тонкие кривые ножки без чулок. Глупая её улыбка не соблазнила бы и горбатого карлика, но Волчку почему-то стало жаль её – холодно, наверное, стоять с голыми ногами…
Он поманил девку пальцем, и она кинулась к нему, как курица на брошенную горсть зерна.
– Всего два грана, господин гвардеец. – Она растянула губы ещё шире – у неё кровоточили дёсны. Из-под чепца выбивались жирные прядки волос.
Волчок огляделся (не смотрит ли кто из своих?), но заметил только её кота, выглядывавшего из дверей трактира.
– Комната у тебя есть?
– Есть, есть, господин гвардеец! Хорошая комната! Прямо здесь, никуда идти не нужно!
Комната над трактиром едва вмещала кровать, накрытую лохмотьями, кишела клопами и тараканами, воняла мочой и по́том, но сквозь слюдяное окошко пробивалось довольно света. Волчок не успел как следует осмотреться, как девица, задрав юбки, растянулась на кровати. Он поморщился и полез в кошелек.
– Вот тебе двадцать гран, принеси мне три свечки, и чтобы до полуночи я тебя не видел.
– А… как же?..
– Отдохни.
На излёте зимы, холодной тёмной ночью, когда спится особенно крепко, а вылезать из постели слишком зябко, над городом, запряженная шестёркой крылатых коней, летит колесница, увитая цветами и травами. Неслышно бьют лёгкие копыта, шуршат крылья, похрапывают кони, вьются зелёные ленты – правит колесницей сама Весна. Все спят, и никто не видит, что она уже здесь…
О, что это были за сказки! Написанные тем же старинным языком, что и Свидения, только проще и ясней. Сначала Волчок не понимал, за что же эту книгу хотели сжечь, – не видел в ней следов Зла. И только на третьей сказке догадался: зло всегда творят именем добра. И… не только это.
Сказка о злых духах была страшной и вовсе не детской. Злые духи называли себя волшебниками, умеющими творить чудеса, и вынимали у людей сердца в обмен на пустые обещания. Ужасом веяло от этой сказки, и Волчок едва не захлопнул книгу, не в силах пережить, перетереть в себе пугающие мысли – да что там пугающие!
Выбивавшие землю из-под ног. Переворачивавшие всё с ног на голову. Или с головы на ноги… Свидения Айды Очена показались вдруг скучными и слащавыми. Никогда, читая их, Волчок не горел, словно в лихорадке, не вытирал мокрые ладони, не дрожал от нетерпения – что же дальше?
Каждая сказка была как удар – выбивала из груди воздух, застилала глаза, рассыпалась фейерверком шипучих, брызжущих искрами огней. Боль сменялась счастьем, и не от умиления слезы текли из глаз, а от горя или радости – неподдельные, чистые. Книга закончилась задолго до полуночи, но уже стемнело, и трактир наполнился звуками, которых до этого Волчок не замечал.
Внизу галдело отребье улицы Фонарей, за одной стенкой кто-то шумно наслаждался купленной любовью, за другой, утешаемая товаркой, плакала женщина – тихо и горько.
– Не плачь, – вполголоса говорила товарка. – Может, это и не обманщик вовсе? Может, это был Живущий в двух мирах? Говорят, он иногда обернётся человеком и ходит по городу. Вот идешь ты по базару – а он тебе навстречу. И не узнаешь никогда, что его видала.
– Ага, деньги спер Живущий в двух мирах? Да опоил он меня чем-то, говорю тебе. Что делать-то? Убьёт меня Жирко́, когда вернётся.
Волчок погасил свечу и прижал книгу к груди – внутри то кипело что-то, клокоча и брызгаясь, то замирало ледяным холодом. И хотя до Мельничного ручья было далековато, а перед тяжелой вахтой стоило поспать хотя бы час-другой, Волчок всё равно направился на площадь Восхождения, в «Семь козлов».
На этот раз и там было шумно – предпраздничная ночь, – только все почему-то замолчали и спрятали глаза, когда он переступил порог под звон колокольчика. Он осмотрелся, но Змая не нашел – наверное, не каждый день тот ходил по кабакам.
Хозяин невозмутимо взглянул на Волчка и отвернулся, словно не видел его накануне. И словно не испугался появления гвардейца! Волчок подошел к нему поближе, смерил взглядом и спросил:
– Мне нужно увидеть Змая. Где он живёт?
Хозяин пожал плечами.
– Отвечай, скотина, когда тебя спрашивает гвардеец! – рявкнул Волчок по привычке.
Хозяин многозначительно поднял одну бровь:
– Ты ещё не гвардеец. И, может, гвардейцем никогда не будешь.
Волчок осёкся – за то, что он тут вчера болтал, набравшись как сапожник, можно отправиться на костёр без всякого дознания. И лучше не отпираться, иначе костёр покажется блаженным избавлением. А книга за пазухой – лучшее доказательство связи со Злом.
– Мне нужно с ним поговорить, – тише сказал Волчок. – Мне вправду нужно.
Хозяин снова пожал плечами, подозвал мальчишку, бегавшего с кружками между столов, и шепнул ему что-то на ухо. Мальчишка кивнул и вприпрыжку поскакал к двери.
– Зачем ты мне это дал? – Волчок потряс книгой перед лицом Змая. В пустой холодной комнате некуда было сесть, Змай занял место на подоконнике, и Волчок стоял посреди комнаты с лампой в одной руке и с книгой – в другой, чувствуя себя дураком.
– А что такое? Тебе не понравилось?
– Да за эту книгу… За неё мало на костер! За неё… За неё…
– Напугал ежа голой задницей, – фыркнул Змай. – Не понравилось – отдай обратно.
Волчок непроизвольно прижал книгу к груди и попятился:
– Не отдам. Ты мне её подарил.
– Что, в самом деле не отдашь? За нее жё мало на костер?
– Ну и что.
– Дурак, где ты её держать-то будешь? В казарме?
– Без тебя разберусь, – проворчал Волчок. Не за этим он сюда пришел, ох, не за этим! – Я спросил: зачем?
– Мне нужен свой человек в гвардии. Честный и неглупый.
Волчок остолбенел. Да как он смеет? Да за это… Да весь этот вертеп Зла… Только шепнуть кому надо – и от этого Змая только горстка пепла останется… Нет, горстка пепла – это слишком просто!
– Я так дёшево не продаюсь… – усмехнулся Волчок зло, когда немного опомнился.
– А мне купленные осведомители не нужны, и без тебя хватает.
– И ты думал, что я прочту эту жалкую книжонку и тут же перебегу на сторону Зла? Так, что ли, ты думал?
– Тогда отдай жалкую книжонку и катись отсюда.
– А не отдам! Не отдам! Не боишься, что я сейчас отнесу её в башню Правосудия? Расскажу там, как хитрое Зло пыталось соблазнить меня, молодого и глупого, своими лживыми речами? Упаду в ноги, попрошу спасти от пыточных Кромешной?
– Да ну? И не побоишься? Может, просто не знаешь, чего стоит такое спасение?
– Мне ли не знать… – прошипел Волчок. – Только тебе-то ещё хуже придется. С дочкой далеко не убежишь. Думаешь, маленькую не тронут? Погляди, на улице Фонарей такие по два грана за штуку!
Лицо Змая изменилось, Волчок мог поклясться, что тот испугался. Но ответил спокойно, со смехом:
– Врезал бы я тебе, дураку, за такие слова. Только, сдаётся мне, эти слова словами и останутся.
– Да ну? С чего это ты взял? Мне белую кокарду уже пообещали, я служу Добру не за страх, а за совесть, понял ты? За совесть!
– Вот поэтому я тебя и выбрал. Не люблю трусливых лицемеров.
– Если храмовники не так хороши, как хотелось, это ещё не значит, что на свете нет Добра! – выкрикнул Волчок и понял, что пришел именно за этим.
Именно эта спасительная мысль ставила всё на свои места, возвращала уверенность, гнала ледяной холод, замерший внутри.
– Ну вот, я же говорил – и неглупый, – усмехнулся Змай и поднялся с подоконника. – Как я устал… Рушить иллюзии и вправлять мозги, повёрнутые набекрень… Добро есть, парень, можешь не сомневаться. И, конечно, удобней всего предположить, что оно абсолютно – тогда не надо выбирать, на чью сторону становиться, не надо думать своей головой, довольно слушать представителей Абсолютного Добра – и совесть будет тихо сопеть в две дырочки. Ради Абсолютного Добра можно убивать, мучить, отбирать чужое, жечь и насиловать – все средства хороши, если добро абсолютно. А если нет? Если на миг усомниться в абсолюте? Страшно, правда? Только на миг предположить, что злые духи, которые зовут себя чудотворами, отбирают у людей сердца…
– Это ложь!
– Ты еще мальчик. Поэтому я дал тебе сказки, а не научные трактаты об устройстве двух миров. И у тебя есть совесть. Свой собственный внутренний закон. Мне будет жаль, если через год напиток храбрости окончательно лишит тебя сомнений. А теперь иди отсюда. Негоже перед получением белой кокарды опаздывать на вахту.
– Плевать я хотел на белую кокарду! – проворчал Волчок. – Я не хочу никакой белой кокарды!
– Ты непоследователен. Ты только что говорил, что служишь Добру не за страх, а за совесть. Вот и иди служи Добру. И не вздумай отказаться!