На двадцатой минуте «гляделок» Вики догадалась, что проиграла прочно и безоговорочно. Впрочем, насчет переглядывания она слегка погорячилась — второй стороне в ее сторону смотреть было нечем. Да и слава поварешке, а то бы Вики сбежала с кухни в первые же секунды с жалобными матерными воплями. Поэтому даже к лучшему, что головы у птицы не было. Да и в целом, она выглядела как обычная куриная тушка из магазина. Только раз в семь крупнее, так что царственно занимала весь стол. Вики снова бвздохнула и шмыгнула носом — только на сей раз и вздох и шмыганье были озадаченными. Ладно бы ей в качестве прощального подарка всучили живого гуся — его можно было бы кормить кашей и овощами, выгуливать по балкону а, подружившись, даже гладить белые жесткие перышки. Гусь ведь птица умная — так что двум развитым личностям можно было бы прекрасно проводить время зимними вечерами. Тем более что впереди неделя новогодних каникул — такой мини-отпуск, в котором непонятно куда себя девать. Были бы будни, то можно было бы погрузиться с головой в работу, взять еще один проект, а так…
Вики даже слегка всплакнула трагически — вот почему ей даже гуся живого не подарили, а только птичий труп? Гусь в ответ безмолвствовал. Вики еще минут пять повздыхала, просморкалась и проплакалась в бумажное полотенце с елочным узором, и без того изрядно мокрое. И снова развернулась к гусю — кажется, на сегодняшний день и вечер он будет ее единственным компаньоном. Она осторожно примостилась на краешек стула, пытаясь быть на максимальном расстоянии от гуся, и задумчиво потыкалась в телефон. Звонить Лике не хотелось да и особого смысла не было: все равно ничего нового подруга не скажет. К тому же с момента последнего разговора прошло полчаса, а слушать в очередной раз издевательский вопрос: как там поживает твой гусь, — не хотелось, не то настроение, чтобы каламбурить в ответ.
Наверное, у гуся была хорошая жизнь: он гулял по чистой и сочной траве, плескался жарким летним днем в чистом красивом пруду, и питался исключительно правильно, поглощая натуральную здоровую пищу… Вики жалобно чихнула — если она продолжит и дальше придумывать жизненный путь этой тушке до момента знакомства, то от зависти сама побежит искать мужика с топором. Потому что у нее самой отпуска не было уже семь лет, а последняя любовь оказалась вовсе не любовью, а пользовательским соглашением, согласно которому принц из какого-то за…опинска получал бесплатное проживание в однокомнатной квартирке, место на практически новом диванчике, регулярные завтраки и ужины, и не менее регулярный секс. А взамен даже не платил коммуналку, не ходил в магазин, не мыл посуду, не пылесосил, в общем не делал ничего из того, что хотя бы на рубль оправдывало его существование в жизни Вики. За три года почти семейной жизни гусь стал вторым подарком от любимого, первым был баул яблок. Ну я плодами было проще — они тогда до самой зимы питались шарлотками — Вики просто бесподобно насобачилась в яблочных пирогах, пирожках и запеканках. С гусем так просто не выйдет.
Прощальный подарок вяло обтекал красноватыми каплями на стол, заляпанный уличной грязью от ботинок 45 размера пол. Вики грустила, а до нового года оставалось двенадцать часов. Если за три часа переживаний ничего не изменилось ни в интерьере, ни в перспективах, то не факт что изменится вообще. С гусем надо было что-то делать — иначе придется оттирать плитку не только под столом, но и по всей квартире. Вики душевно прочистила носик и полезла в телефон, с тайной надеждой найти рецепт новогодней гусятины с максимально простыми ингредиентами. Рецептов было настолько много, что оставалось только облизываться на аппетитные картинки, где гуси возлежали на шикарных блюдах во всей красе и в позах призванных манекенщиков. Их загорелые, бронзовые, румяные тела обрамляли яблочки всех сортов и модификаций, нарезанные элегантными кружочками апельсины и даже целые королевские процессии из разных соусниц и пиалок. Вики с обидой сглотнула слюну — после дежурства перекусить толком не удалось, впрочем как и выспаться. Может благодаря этому она так скромно отреагировала сначала на просунутую в дверную щель ногу гуся, а потом и на слова любимого, что он нашел другую… «с приличной трешкой и папой из какого-то полуминистерства». Вики была так удивлена, что даже не сразу смогла сформулировать свои мысли по поводу данных новостей, и просто стояла в обнимку с гусем, пока любимый паковал чемодан, любезно собирая свои вещи и немного викиных — видимо, на добрую память или чтобы не тратиться новой подружке на презенты.
Самый просто рецепт обещал растянуться до самого нового года. Но с другой стороны — ей будет чем заняться. Ведь гуся надо натирать смесью специй, потом замачивать, мариновать, томить, запекать, четко по часам поливать растопленным жиром и соусом. Заодно можно будет посмотреть старые новогодние фильмы, да и вообще у нее еще не было ни одного нового года в компании с гусем. Тем более, что эта паскудная птица была настолько откормленной, что не помещалась ни в морозилку, ни даже просто в холодильник, чтобы, как говорится, отложить его до более благоприятного часа. Вики закончила вздыхать — в конце концов три года стоят одного гуся, — и полезла потрошить кухонный шкафчик в поисках специй.
*****
Нога была свежей и тяжелой, причем настолько, что рука стала неметь, когда до остановки оставалось метров двести. Зачем Леня покупал этот деликатес, отдавая подозрительному продавцу треть зарплаты — он не смог бы объяснить даже на костре средневекового инквизитора. Собирался ведь сбегать по быстренькому до углового гипермаркета, прикупить пива, чипсов и снеков, возможно, упаковку нарезки и пару баночек готового салата. А вместо этого гениального плана поперся на рынок за пять остановок, и отдал столько денег стремному деду, что громко и с юмором расхваливал свой товар. Единственным рациональным объяснением глупой покупки были воспоминания далекого детства, когда бабушка варила с вечера холодец в печи, и по всей хате расползался аромат сытного мясного супа. И от этого запаха так есть хотелось, что можно было за один присест стоптать полковриги черного хлеба, крутого посоленного и щедро сбрызнутого маслом.
Наваждение оказалось настолько сильным, что Леня схватил самую огромную ногу, и поскакал на выход, мысленно представляя морковные розочки и пряный чесночный привкус. В автобус с подозрительным свертком граждане не пустили — грозно косились на грязное свиное копыто, и требовали не пачкать их наряды. Леня скептически поглядел на сварливого мужика — с такой курткой можно смело садиться на паперть. Но спорить не стал — вывалился из автобуса, и поплелся пешком. Благо до дома, можно было дойти через дворы и этот путь был короче.
Леня шагал быстро и почему-то вдоль улицы, недоуменным взглядом провожая пышную тетку, которая втиснулась в троллейбус прямо с новогодней елкой, заняв две трети транспортного средства. Правда такой тетке даже штангист не посмел бы и слова возразить. Леня покрепче прижал к себе ногу — от быстрой ходьбы мысли в голове слегка проветрились и промылись от брызг грязи из-под колес. И он начал трезво размышлять на тему: где он, и где холодец, и в какой плоскости они могут сочетаться. Разве что только в пользовательской, но никак не в кулинарной. Не, при большом желании и толковом руководстве сварить, конечно, можно… или хотя бы попробовать… Попробовать отдать более талантливой в плане кашеварства соседке — так сказать, бартером на небольшую мисочку готового блюда взамен. За такими размышлениями Леня незаметно дошел до дома, выгрузил ногу в большой тазик — в прочую посуду она никак не вмещалась и выставил на балкон.
За полтора часа соседка не отозвалась ни на стук в дверь, ни на сигналы домофона, ни на телефонные звонки. Леня совсем отчаялся — очевидно, бойкая старушка умотала на праздник к внукам, бросив его на произвол судьбы со свиной лапой. До нового года оставалось совсем ничего — разве только сварить вместо холодца бульон. И Леня решительно открыл дверь на балкон и уставился в пустой тазик. Да, балкон проветривался на полную фрамугу — но как можно утащить тяжеленную ногу, если через перила никто не перелазил, да и он сам был ведь дома — сидел, ковырялся с проектом. Да и вообще третий этаж, это вам не первый, когда с улицы всякий проходимцы могут в окна заглядывать. Леня для верности даже высунулся, огляделся — но ничего подозрительного не увидел. Нога испарилась — ну, возможно, и к лучшему. Все равно холодец бы у него не вышел. Или это был бы не тот холодец — и воспоминания детства оказалась бы безнадежно испорчены.
Леня закрыл окно, и плотно повернул запирающую ручку — на карте вроде оставалось немного мелочи — и он вполне успевает вернуться в первоначальному плану и смотаться в магазин.
*****
Вики пошла проверить гуся и выпала в осадок: рядом с мокнущей птицей величественно валялась громадная свиная нога. Девушка прокомментировала пополнения мясной коллекции такими словами и витиеватыми оборотами, что составители энциклопедии мата посрамленно склонили бы головы, признавая свою частичную некомпетентность. Нога на выражения никак не отреагировала, и телепортироваться обратно не собиралась, несмотря на то что Вики дважды уходила с балкона и закрывала дверь, с надеждой, что непрошенный гостинец так же как и появился, так и уберется восвояси. Заклинание не сработало или словесная формула не действовала на материальные объекты, только по стенке промелькнула какая-то тень. Вики нахмурилась, но разобрать, что там шмыгает, не смогла. Теперь к одной головной боли прибавилась новая и Вики обречено полезла гуглить новый рецепт.
Возни с ногой было еще больше, чем с гусем — так что переживать по поводу расставания уже было некогда. Пришлось носиться по кухне со скоростью озабоченного метеора, чтобы успеть точно по таймеру смазать птицу специями, полить жиром, замешать соус, порезать ногу, слетать на сверхзвуковой в магазин за пакетом говяжьих костей— раз варить, то по всем правилам искусства. И солить бульон надо так, чтобы рука была изящно согнута в локте и крупинки красивым снегопадом осыпались в кастрюльку, попутно запорашивая плиту. Ловко разделывая чеснок — вместо сломавшегося пресса, пришлось вооружиться ножами и вилками, — Вики почувствовала себя звездой кулинарного шоу, только рукоплещущих зрителей не хватало и обаятельного ведущего на роль дегустатора.
*****
Ходить по квартирам с вопросам: «вы мою ногу не видели?» — показалась Лене глупым, как и свешиваться с балкона в поисках улик — а вдруг ветром сдуло и она там валяется внизу, бедная и заснеженная? Ну, под балконами он немного поискал, но кроме мисочек, что выставляют для подъездных котиков сердобольные старушки, ничего стоящего не обнаружил. Из пустого интереса даже и по площадкам прошелся — вдруг вор еще что-нибудь спер и его еще кто-то ищет. Тогда можно будет постоять, посетовать на падение нравов и зарплат — ведь раньше, пожалуй, с балконов еду не воровали, разве только машины угоняли. И перекинуться парой глотков пива на брудершафт.
В потусторонние силы Леня не верил, да и стоимость ноги была слишком материальной для его кошелька. Да и вообще кроме обычной физической, никакая другая ногу не поднимет. Вопрос лишь в том, кто промышлял на балконе и куда потом делся. Впрочем, по соседям стоило бы пройтись — может эти воришки-балконолазы еще кого обчистили. Леня от неожиданной догадки резко остановился, но его собственные ноги по инерции сделали еще шаг и, поскользнувшись на какой-то мерзкой луже, проехали лишние полметра. В свободном падении нет ничего привлекательного, особенно если это падение начинается на верхней ступеньке лестничного пролета и заканчивается на нижней. Леня почти минуту лежал, переживая случившееся и осмысливал, насколько сильно пострадал, потом ухватился за перила и осторожно стал подниматься, словно все его тело было слеплено из драгоценного горного хрусталя.
— Точно, альпинисты, — Леня обрадовался собственной прозорливости, что даже с силой хлопнул себя по лбу. — Вот и понятно, как все произошло.
******
У Вики было только одно желание: забраться в ванну, и провести в горячей мягкой пене всю оставшуюся жизнь. Главное никуда не вылазить, и чтобы вода не остывала. Но вместо приятных релаксационных процедур надо было выскакивать на холодный балкон — проверять как там охлаждаются блюда. Невесть откуда взявшуюся ногу, она тоже запекла, и теперь подошло время второго этапа — ее нужно было немного остудить, чтобы нашпиговать пряностями, и при этом не обжечь пальцы.
— Вот же… же… мля… — Вики настолько яростно впилась взглядом в пустой противень, точно собиралась в нем прожечь дыру, размером с футбольное поле. — Что за чертовщина?!
Вопрос прозвучал печально и риторически. Одно дело, если бы пропало мясо в сыром виде — сгинуло и сгинуло, ей же меньше хлопот. Но вот запеченная нога и гусь — это уже совсем другой коленкор. Жалко потраченного времени. Да и обидно.
Вики обыскала балкон — собственно, там и обыскивать было нечего: одно только подвесное кресло и болталось. Но она даже подушку прощупала, не говоря уж про то, чтобы наплевав на безопасность, вывеситься через перила, разглядывая окрестности сверху, снизу, слева, справа. Даже подозрительной тени нигде не мелькнуло, только у соседей мирно и приветливо посверкивали гирляндами окна. И эти праздничные огоньки стали последней каплей — Вики пару минут меланхолично вглядывалась в даль, а затем решительно хлопнула створкой и рванула в прихожую. Одеваться нормально не стала, только накинула старую ватную куртку, в которой можно без опаски темной глухой ночью сбегать за молоком или хлебом в соседний круглосуточный магазин. При этом даже самые отпетые алкаши приставать не станут, а любой грабитель не то что побрезгует тормознуть на гоп-стоп, но еще и сам предложит монеток опохмел. С учетом того, куртку Вики накинула прямо на домашние шорты — вид у нее был настолько модный и нетрадиционный, что соседка тетка Валя даже выронила мусорное ведро, а вместо приветствия выпалила вслед Вики пару непечатных и глубоко нецензурных слов. Разбираться, что же нашло на интеллигентную бабульку, Вики не стала, а бодро поскакала вниз по лестнице, грозно потрясая веником — ну, что попалось под руки, то и прихватила по дороге.
Но ни на площадках, ни возле подъезда, ни в соседних подворотнях гусекрадов не обнаружилось. Вики побродила минут пять, замерзла окончательно и растеряла весь свой боевой задор.
— О, смотри, папа! Баба-ежка! Настоящая! — от восторженно вопля пацаненка у Вики аж в ушах зазвенело.
— Да, ладно, — заржал папа и на позитиве отозвался традиционной шуткой: — Вы полетать или подмести собрались?
Вики сердито отмахнулась, еще раз пробежалась вдоль дома, но безрезультатно. Так что домой она возвращалась обиженно стуча зубами и на грани слез от бесцельно потраченного времени сегодня, и в целом никудышней жизни вообще.
— Ой, мама дорогая… — проскакивая мимо зеркала в ванную, Вики мельком глянула на свое изображение. Если она сама перепугалась до дрожи в коленках, то чего уж говорить про пожилую соседку, когда та увидела непонятно что в клочках белого пуха и с черно-полосатой физиономией. Откуда такой десантный макияж Вики даже не предполагала — разве только когда за поднос хваталась да за гуся, а потом нервно терла пальчиками лоб, виски и скулы, потому что от готовки даже голова начала ныть и болеть.
Любимая пена с ароматов персика, очень пышная и мягка, помогла Вики не только отмокнуть и отмыться, но и немного успокоиться. Но не успела Вики воспрянуть духом и по полной насладиться горячей водой и персональной пенной вечеринкой с любимым плей-листом и бокальчиком мартини с апельсиновым соком, как в квартире что-то громыхнуло, застучало и взвыло.
У обычных барышень нормальной реакцией на подозрительные шумы было бы спрятаться поглубже в теплую пену и заорать на манер пожарной сирены, чтобы соседи точно перепугались и примчались на помощь. Но Вики была настолько взбешена всем происходящим, что издав боевой клич мартовской кошки, рванулась к добыче. Из ванны она так и выскочила в ореоле пены, бешено сверкая глазами и угрожающе размахивая мочалкой в виде бутона розы. Если бы у нее на балконе действительно паслись грабители, они были бы впечатлены такой мощной атакой, но воры да и прочие разбойники отсутствовали. Только на протвине вповалку валялись свиная нога и почти запеченный гусь. И на появление грозной немезиды мясные блюда никак не отреагировали.
Вики несколько секунд хватала ртом воздух — ничего такой морозный, с городским сладковатым привкусом, — потому что ничего путного для выражения всех нахлынувших эмоций в голову не приходило. Ладно, гуся скомуниздили, допустим, потом раскаялись и решили ногой компенсировать. А затем одумались и снова все утащили, а теперь что? Снова пробудилась совесть и эти гусекрады вернули жратву еще и с процентами? В качестве процентов было несколько кучек снега, которые живописно украсили балкон, намекая, что на улице все-таки зима и не стоит мокрой девице прохлаждаться в неглиже. Вики потыкала гуся и свинину ногой — если они вдруг оживут, то тапочком можно пожертвовать. А самой успеть укрыться и запереть дверь, пока подозрительное мясо будет расправляться с обувкой. Но гусь вел себя смирно, так же как и нога. Вики выдохнула так, словно вместе с паром хотела добавить и парочку нелицеприятных эпитетов, но сдержалась, подхватила противень с гусем и ногой и отнесла на кухню.
********
До нового года оставалось часа полтора и Леня по-настоящему затосковал, потому что именно в эту минуту понял, что ничего у него не получится. Ни с новогодним ужином, ни с важным проектом, ни с жизнью в целом. Потому что у истинных неудачников никогда и ничего не выходит как надо, и даже мясо у них пропадает прямо с тарелки. Ладно пусть балкон — это все же не настолько тарелка, но факт остается фактом — нога и гусь исчезли именно тогда, когда Леня уже почти поверил в свои счастливые звезду и их концентрацию на грядущий год. Но пока он сбегал в санузел, от него отвернулся даже гороскоп. Огорчение было настолько велико, что даже пиво в горло не полезло. Леня заварил чай, даже без сахара и печально уткнулся в телефон — но даже излюбленный сайт с анекдотами в этот раз не спасал от хандры и надвигающейся депрессии.
— Я же ведь много не прошу, — проникновенно жаловался Леня закипающему чайнику. Предыдущая чашка с желтоватым напитком благополучно остыла и неприятно горчила на языке. — Всего лишь хотел вкусный холодец, как мама делала. Холодец, а не миллион долларов. И что в итоге? У меня нет ни холодца, ни денег. Я неудачник — полный лузер!
Чайник в унисон посвистывал, потом поднабрался сил и хрюкнул. Не успел Леня удивиться такому странному сигналу — обычно чайник просто начинал вопить нечто ушедробительное со звуком «ууууу», — как весь дом вздрогнул и залился таким неистовым воем, что бедная чашка с недопитым чаем аж пропрыгала по столу до самого края.
Леня огляделся, пытаясь понять что это воем и зачем так громко и внезапно. Но догадаться не смог, зато вместо логики включились древние инстинкты, отработанные еще лениными бабушками и дедушками, а может даже прабабками и прадедами, и Леня проворно схватил паспорт, что притаился в банке с подписью сахар, кружку, которая едва не рухнула на пол, ведро — а вдруг тушить пожар придется и рванул на выход.
На лестнице царило столпотворение — все соседи выскакивали на площадку кто в чем, некоторые, самые предусмотрительные, даже с вещами. Но многие, как и Леня, покидали квартиры налегке, сжимая в объятиях лишь детей и домашних питомцев, а также то что подвернулось под руку. Одна девушка вообще скакала вниз по лестнице в полотенце, намотанном наподобие древнегреческой туники, и нежно прижимала к себе запеченного жирного гуся, а во второй руке крепко держала здоровенную ногу. Лене даже присматриваться не пришлось, чтобы опознать свою пропажу. Кипя праведным негодованием он стал протискиваться за подозрительной девицей и даже по пути с чьей-то шеи стащил длинную новогоднюю гирлянду, собираясь использовать оное украшение по назначению — то есть связать воровку или, может, даже сразу придушить.
Народ с трудом вытолкался из подъезда и замер, не зная как быть дальше. Сигнализация продолжала отчаянно выть, но дыма или отблесков огня в окнах видно не было, хотя все вглядывались и внюхивались изо всех сил.
— Может, там и не горит ничего? — неуверенно предположил толстый усатый мужик с девятого этажа, который эвакуировался последним и оттого стоял ближе всех к домофону.
— Зря гудеть не стало бы, — не согласилась Марья Федоровна, вечно дежурившая на лавочке. И всегда пребывавшая в полной боевой готовности — и даже сейчас она была одета в шубу и в руках держала большую корзинку с угощениями с новогоднего стола. — Еще бы столько денег вбухали, а оно чтобы зазря людей будоражило! Не бывать такому!
Леня с досадой хлопнул себя по лбу — точно! В прошлом месяце ведь со всего подъезда деньги энтузиасты собирали на пожарный извещатель. И купили самый дорогой, мощный и надежный — ну, теперь в мощности сомневаться точно не придется. А то пару раз приходилось просыпаться от черного дыма: то у алкашей гулянка с фейерверком на дому, то какие-то хулиганы покрышки в подъезде жечь надумали — только за этот год четыре раза приходилось подъезд перекрашивать. Чем мог помочь извещатель в дальнейшем ремонте Леня так и не понял, но деньги послушно сдал. Зато теперь вот стоит и мерзнет… Леня вздрогнул и огляделся — главное чтобы эта девка с гусятиной и свинятиной снова не смылась!
Кто-то из соседей вызвал пожарных, но самые отважные уже выпихнули вперед добровольцев, чтобы те пробежались по этажам да поглядели не горит ли где, а то мерзнуть уже надоело, да и в духовках у многих жаркое на подходе как бы. Пропустишь момент — и гипотетическое возгорание перерастет в натуральное. Леня только возмущенно икнул, обнаружив себя в числе добровольцев, хотя сам на такое не подписывался.
— Иди, соколик, иди, — с недюжинной силой подпихивала его в поясницу Марья Федоровна, — ты один живешь, да и деточек у тебя нету, так что сиротинушками никого не остаившь.
— Так я, может, и хочу как раз оставить… в смысле я еще собираюсь наследниками обзавестись, — упирался Леня. Но его никто не слушал, а мужик с усами сзади еще поднажал и на пару с бабкой втолкнули парня в подъезд с таким энтузиазмом, что он в двери лифта даже врезался.
— Я тоже посмотрю, — простучала зубами девица в полотенце и грозно взмахнула гусем. — А то и так все внутренности тут отморозила.
Леня развернулся на хлопок двери и мигом ощетинился: перед ним точно был виновник все его несчастий. Девица, наткнувшись на недвусмысленный взгляд, попыталась поправить полотенце, а потом мужественно загородилась ногой, а руку с гусем отвела чуть в сторону на манер опытного дуэлянта.
*****
Когда подъезд затрясся от нетипичных звуков, все толпа жильцов аж задрожала от любопытства. Одно дело, когда скандалят на привычном и могучем русском, но доносящиеся слова были настолько далеки от обыденных идиом, что всем разом стало наплевать на возможную угрозу пожара, зато каждому захотелось припасть к такому богатому словесному источнику.
Марья Федоровна с неожиданной для почтенного возраста силой и грацией протолкалась в подъезд первой, и качественно закупорила собой основную площадь обзора. Несколько ловких и худосочных жильцов прощемились между пышным пуховиком и дверным проемом. Одна мадам бесцеремонно перегнулась через бабку, проигнорировав невежливое «куда прешься, дылда». Остальным было не видно, но интересно — и Марья Федоровна великодушно взяла на себя роль комментатора, шептала она громко и щедро добавляла подробностей лично от себя.
— И она ему гусем… гусем… А он от нее ногой отмахивается, болезный…
— Своей ногой? Фигасе… каратист! — восхищенно выдохнул бородатый мужик с четвертого этажа.
— Зачем своей? — шикнула бабка. — Запасной, которую у девки отобрал.
— Это ж до чего мир дошел? — сочувственно шмыгнула носом тетка с последнего этажа. — У людей даже ноги стали отбирать, мало им того что с налогов да квартплаты по три шкуры дерут!
— Да тише вы, смотреть мешаете! — зашикали на тетку с трех сторон. А бабка Марья, которая как раз и стояла перед теткой, солидарно брыкнула бедром.
— Может, их стоит разнять? — задумчиво предложил мужик со второго этажа. Будучи классным травматологом он по смачным чавкающим звукам уже нарисовал картину боя и понимал, что еще чуть-чуть и милая потасовка перейдет в разряд затяжной амбулаторной реабилитации.
— Да погоди ты, я на девку поставил, — не согласился дядька с седьмого, что вечно жаловался на шумных соседей. — У нее щас тряпка свалится.
— Ах, она бесстыдница, — заплевалась бабка, растопыриваясь изо всех сил в дверном проеме, чтобы напирающие сзади мужики не смогли занять более удобные для созерцания места.
Вики тоже чувствовала, что верное полотенце собирается ее покинуть, но в азарте боя и опьяненная святой силой отмщения не обращала внимания на подобные мелочи. И весьма удачно вертела гусем, орошая каплями жира стенку, лестницу и всех присутствующих, ухитрясь одновременно и парировать и атаковать.
Леня в мясных поединках не настолько преуспел, зато нога была большой и за ней можно было успешно прятать хотя бы голову, ниспосылая на свою противницу все ругательства что вспомнились или придумались. Но поскольку Леня был мальчиком из интеллигентной семьи, и даже с отличием окончил музыкальную школу, то и брань была высокоинтеллектуальной, а оттого слабодействующей.
Полотенце и противник пали одновременно под восторженный рев и рукоплескания зрителей. Вики грозно приставила ногу гуся к горлу соперника и обвела толпу сверкающим взглядом истинной Амазонки.
— Да не крал я вашу тушку! — с отчаянием вскрикнул Леня. — Можете мне его хоть в рот затолкать, но не брал. Меня самого несколько раз на свиную ногу ограбили.
— Меня тоже, — выдохнула Вики. — И я думала, что это…
— Что это вы, — рявкнул Леня, вертя башкой, потому что наглый гусь так и норовил ткнуться в зубы. — Вы же их несли!
— А вы на меня набросились! — обличительно вякнула Вики и все таки изловчилась попасть гусем поверженному парню в рот.
— А вы неплохо готовите, — частично отплевался, частично прожевал откушенное Леня. — А у меня бы так не вышло.
— А я задолбалась их готовить и искать одновременно, — боевой пыл слегка поугас и Вики залилась румянцем, осознав, что сидит в чем мать родила на человеке, которого, ну может и видела, но разве что мельком, да еще и с гусем наизготовку. — Я думаю, что разобраться с мясом лучше в более приватной обстановке.
— Да, разумеется, — Леня почувствовал, что и у него запылали щеки и лоб. — Я даже готов покарауилить ваше… мое… наше мясо, пока вы… подыщите для себя более удобный… удобный вариант одежды.
— Буду вам благодарна, — Вики сунула гуся в руки Леня, и потянулась за полотенцем. Дотянулась и тут же выдернула гуся обратно. В конце концов, если беды из-за этой птицы, то и нечего ее давать всяким наглым типам, даже подержать.
— Кто тут пожарных вызывал? — осведомились на улице.
— А кто вызывал милицию? Граждане, вы чего тут толпитесь?
Вики мгновенно вскочила, страстно прижимая к себе гуся, и на бегу одной рукой обматываясь полотенцем вместе с гусем. Леня, который, по мнению мамы, всегда следовал другому примеру, сейчас также последовал за скачущей по лестнице девушкой, но при этом не растерялся и ногу подобрал. Вики, добежав до своего этажа, попыталась захлопнуть дверь, но Леня ловко проскользнул в прихожую, и тоже подпер дверь для надежности.
— Я обещал вам гуся покараулить, — напомнил Леня.
— Да, точно, — согласилась Вики. — Вы только милиции не открывайте, а то они нам окончательно своими расспросами и расследованиями праздник испортят.
— Да, тут осталось продержаться четверть часа, — сверился с часами Леня. — Сделаем вид, что никого нет дома. Давайте гуся, буду держать.
*****
Большой рыжий кот устало обмахнулся пушистым хвостом. У него оставалось двенадцать минут, чтобы добраться до елки. Но хотя времени и было до ужаса мало, он все таки немного задержался, прислушиваясь к разговору Вики и Лени — и лишь убедившись, что в квартире порядок, быстро побежал вниз на улицу.
— Так кто первый начал драку? А при чем тут гусь? Кто кричал, что у него гуся украли? — рядом с лавочкой, на которой обмахивалась шарфиком Марья Федоровна, топтались два милиционера. С протоколом никак не ладилось, хотя бабка уже в третий раз добросовестно пересказывала события взбудоражившие весь дом. Прочие соседи быстро растворились по своим жилплощадям, ибо никто не хотел отвечать за ложный вызов спецслужб. Так что в руках милиции остался только один свидетель, но хотя старуха в показаниях и не путалась, все равно было ничего не понятно.
Рыжий кот тенью прошмыгнул мимо лавочки, недовольно фыркнув на болтливую бабку. Сколько она ему дел перепортила, вот и сегодня едва не провалил задание, пока старуха то Леню у подъезда задерживала, то к Вики с разговорами лезла. Но пакостить бабке кот не стал — может, в следующий раз, когда спустится на землю, тогда ей что-нибудь и подбросит. Какого-нибудь беспомощного котика — пускай бабка заботится о малыше, может меньше в подъезда языком трепать станет.
Рыжий кот прибавил ходу — до полуночи оставалось три минуты, и уже все люди застыли с бокалами в руках, нетерпеливо дожидаясь, пока договорит свое поздравление президент и куранты начнут отсчитывать вступление в свои права нового года. И вот почему люди такие доверчивые — ведь ни у кого ни одно желание не сбылось именно под бой курантов, а все равно сидят, мечтательно смотрят на шампанское и на часы, и верят в чудо, словно дети малые. Рыжий кот снова фыркнул — с другой стороны и хорошо, что все люди сидят перед телевизорами: по пустому городу бежать намного проще, чем когда приходится прятаться и уворачиваться то от колес автомобилей, то от ног людей.
А вот и елка… до нее осталось метров двадцать. И куранты уже бьют седьмой удар, но если немного поднажать… Рыжий кот вложил силы в последний прыжок и единым рывком взобрался, почти взлетел к верхушке елке. Затем выдохнул и замер — и тут же рыжее пушистое тело стало перевоплощаться. Рыжий мех трансформировался в белый, а контуры кошачьего тела задрожали, преобразовывалась в человеческое, и при этом уменьшаясь в размерах. И секунда не прошло, как вместо рыжего кота на елочной ветке висел белоснежный ангел с большими серебристыми крыльями.
Куранты пробили последний двенадцатый удар, и ангел чуть покачнулся, то ли прощаясь с этим человеческим миром, то ли от легкого ветерка. Он лучше всех знал секрет исполнения человеческих желаний — надо чтобы два человека захотели одного и того же, и чтобы нашелся хоть один новогодний ангел, который будет готов исполнить это желание, расплатившись за человеческое счастье своим ангельским даром новогоднего волшебства.
Сказочник шёл по предпраздничному городу. Ну как — городу… Городку. Из таких, знаете — чистеньких и благообразных, где бабушки выращивают цветы в уютных дворах, окружённых кирпичными пятиэтажками, а за столиками под тополями и клёнами вместо потных мужиков, забивающих козла, вежливые дядечки играют в шахматы. В городке царствовала зима. Сказочник скучал. Городок готовился к празднику. Нет, даже не так: к Празднику! Всюду были развешены гирлянды и плакаты, сотни разноцветных фонариков превращали улицы в радужные лабиринты, а каждый дом считал долгом чести нарядить у парадного какое-нибудь дерево, поскольку ёлочки росли, конечно, но всё ж далеко не во всяком дворе. Вот и стояли напротив некоторых домов весёлые, разряженные в пух и прах дубки, яблони, а кое-где даже туи и можжевельники. Только вот народу на улицах не было. Ни единого человечка, даже самого завалящего дворника. Да и зачем бы? Снег не падал уже дня три, а мусор на улицах не валялся, поскольку никто его не бросал. Только сказочник одиноко брёл по сонным предпраздничным улицам. Подмышкой он нёс большую коричневую книгу, в которой обитали сказки. Сказки были разные — насмешливые и печальные, умные и глупые. Но во всех была одна особенность. В конце Зло всегда побеждало Добро.
Это вовсе не значит, что Сказочник был злодеем, нет. За всю свою жизнь он никому не рассказал ни одной сказки из тех, что жили в книге. Его волшебная душа, (а какая же ещё душа может быть у сказочников?), была разделена ровно пополам. Одна половинка была отдана сказкам из Книги — да, да! Сказочник конечно же знал каждую из них лично и по имени! А вторая, та, что располагалась ближе к сердцу, вмещала в себя светлые и мудрые сказки, в которых всегда торжествовало Добро. Такого обиталища этим сказкам было вполне достаточно: ведь для них оно было лишь временным, поскольку каждая услышанная сказка переселяется в душу того, кто сумел её услышать. А сказочник умел находить правильных слушателей. Вот и сейчас он шёл и думал о том, как здорово было бы в эту предпраздничную ночь отправить в самостоятельную жизнь пару-тройку светлых, добрых и мудрых сказок. Только слушателей не было.
Тут послышался лёгкий топот, частое разгорячённое дыхание, и из-за поворота на полной скорости вылетела красная нарта, до верху заваленная пакетами с новогодними стикерами — какой из «Ашана», какой из «О.В.», какой из «Магнита», а некоторые даже и из вполне себе приличных бутиков. Нарту волокли восемь здоровенных маламутов, вёл стаю очаровательный голубоглазый хаски, а на запятках полозьев, пригнувшись, стоял атлетического вида дедок в красной шапке с крутым белым околышем и красно-белом спортивном костюме с эмблемой «Спартака» на груди. Увидев сказочника, дед лихо свистнул и, резко сместив вес тела, бросил нарту в крутой левый дрифт. Собаки возмущённо зарычали, замедлили бег и остановились, вывалив широкие, как сапёрские лопатки, тёмно-розовые языки.
— Здоров будь, — первым поздоровался дед, сел на облучье нарты, утрамбовал варежкой торчащие пакеты и приглашающе похлопал по ним. — Сидай, сказка. Покурим. Давеча у индейцев был. Не узнали сперва, за Уату приняли. Ну ничего, объяснил, аргументировал. — Дед выразительно поиграл бицепсом. — Признали. Подаркам обрадовались, а под конец ещё и такой чинчаши отсыпали — м-ммм! — Старик мечтательно закатил глаза. — И не табак, по всем научным канонам лекарство вообще, от температуры, природное! А забирает — куда там «Беломору», «Беломор» — в топку, а и самой махорки покруче будет. Так что — давай, швартуйся.
Дед сунул руку по локоть в разноцветный полиэтиленовый завал, повертел там ею и не с первого раза вытащил красивую резную трубку длиной сантиметров сорок. Победоносно потряс рукой с зажатым в ней сувениром:
— Чанупа!
И, выудив тем же способом расшитый бисером кожаный кисет, принялся терпеливо набивать трубку крупным красноватым порошком.
Сказочнику стало интересно: сроду индейского зелья не курил. Подошёл, попробовал на прочность пакетное седалище, осторожно устроился. А книгу так из рук и не выпустил: держит закрытой, хоть и застёжки крепкие, и даже замочек крохотный навешен. Не доверяет, видимо, тем сказкам.
Старик наконец набил свою чанупу, раскурил от новенькой зипповской зажигалки, сделал медленную глубокую затяжку и протянул трубку сказочнику, держа её двумя руками. Пока сказочник примеривался, как сподручнее пользоваться чанупой, дед заговорил.
— Вот гляжу я на тебя и думаю, шшо хороший ты хлопец, сказка. И работаешь хорошо, честно, пера не щадишь, голоса не жалеешь. Надо бы тебя за это отметить.
Сказочник сделал затяжку. На удивление, кашлять не потянуло, дым был лёгкий, с медово-кокосовым вкусом и ароматом влажной весенней ивы, когда соки начинают бурное движение и молодые побеги становятся бордово-малиновыми. Вот тогда их кора примерно так пахнет. Распробовав вкус, сказочник ответил:
— И что? «Зиппу» свою подаришь, или зайца плюшевого, каких в «кран» выиграть теоретически можно?
— Хм. Лицо деда расплылось в широкой улыбке, словно чинчаша имела в составе добрый процент сушёной конопли. — Могу и «Зиппу», старик вытащил зажигалку, выразительно открыл и закрыл окошечко сопла. — Хочешь?
Сказочник пожал плечами.
— Честно говоря — а на фига она мне? Курить я не курю вообще-то, так, балуюсь иногда, за компанию. А больше — зачем? Ты вот куришь, хоть и эту… Чичнашу… Чинушу… Тьфу. Не важно. Вот её, — он красноречиво вскинул в руке трубку. Тебе и флаг в руки, да и по статусу всяко не одноразовый «фёдор» полагается.
— Ну тогда говори, чего пожелаешь, — старик гордо надулся, в его голосе стали угадываться раскатистые нотки Э-эха. — Всё могу! Всё сделаю! Ты тока, это, — дед резко сменил тон на повседневно-деловой — Список составь. С пожеланиями. Это ж я только по будням всего по три исполняю, когда на пару с лепреконом шабашу — ну-ну, не кривись! Мне ж тоже семью-то кормить надо, новогодних салатиков и заливной рыбы сильно надолго, сам понимаешь, не хватит, да и гадость она, эта заливная рыба, честно сказать…
Дед презрительно сплюнул на снег. — Чё я говорил-то? А-а, про желания. Ну, да. Это тока в будни. А сейчас главный праздник мой на подходе, следовательно, и силы мои на самом пике находятся. Так что — на! — старик жестом фокусника выхватил из-за околыша тёмно-вишнёвый «Паркер», а из очередного пакета — лист офисной бумаги «Снегурочка». — Пиши список!
Сказочник взял ручку, задумчиво отвинтил колпачок, выдавил на золочёное перо крохотную каплю чернил, стряхнул её и проследил, как маленькая аспидная чёрная дыра, коснувшись поверхности снега, начала ненасытно поглощать вокруг себя его нарядную белизну — точь-в-точь как её «взрослая» космическая сестрица поглощает окружающую материю. Несколько раз взглянул на бумагу, словно не совсем понимая её назначения. Дед отложил трубку, участливо наклонился к сказочнику и пощёлкал пальцами перед его носом.
— Эй… Э-эй! Сказка! Ты в порядке? Ты вообще где?
Сказочник встрепенулся, защёлкнул предохранитель подачи чернил и завинтил колпачок.
— Знаешь, батя… Не получится у меня список. Мне и одним-то пунктом нечего у тебя попросить. Сам ведь говоришь: не зайцев же и не мишек плющевых. Что-то действительно важное, ценное, запоминающееся… Спасибо тебе, за то, что ценишь, что важность моей части общего дела понимаешь. Вот правда, спасибо. А только не надо мне ничего. Ну, сам посуди. Любовь есть у меня. Надежда есть. На будущее, на справедливость, на ум, на доброту, на душу живую, человеческую… Да всегда найдётся, на что. Вера есть. В чудо. В необходимость нашего дела волшебного. Мечта есть. Да не просто абы какая и абы где, как у многих случается. Нет, моя всегда со мной, рука об руку по жизни идёт, потому что воплотил я её давно: сделал своей работой самое что ни на есть любимейшее своё занятие, сказки. С тех пор и не работал ни единого дня, ни единой минуты, правы были те китайские мудрецы, которые этот тезис придумали. И не умерла моя мечта, стоило только ей воплотиться, ни в серые будни, ни в бытовуху не превратилась. Потому что совершенствуется постоянно, изменяется понемножку — короче, развиваемся мы с ней вместе, взаимно. И вот скажи теперь: что мне ещё желать-то? Есть у меня всё. А чего вдруг не окажется — то я своим умом придумаю, да своими руками сделаю, в сто раз лучше любого готового подарка получится. Так что — прости, дед, без надобности мне. Езжай вон к ним, — сказочник махнул рукой в сторону мирно дремлющих в праздничной иллюминации пятиэтажек, — У людей твоё искусство всегда по высшему разряду идёт. А мне без надобности. Сказочник повторился, покачал головой, еле слышно чертыхнулся — «Совсем косноязычный стал!», и потянулся за погасшей уже трубкой. Взял, вдохнул коротко, выдохнул «пустой» холодный воздух и положил чанупу обратно в нарту.
Старикан опять усмехнулся, но понимающе покивал:
— Да ладно, коллега. У меня самого та же петрушка.
Помолчали, чертя узоры на снегу — сказочник носком кожаного сапога, дед — меховым эскимосским унтом. Вдруг старик расхохотался, откинувшись спиной на облучье, и залихватски хлопнул сказочника по спине.
— Ну, а наоборот, что не хотел бы в подарок получить никогда, можешь назвать?
Сказочник замер. Всего лишь на мгновение. За которое он вспомнил Смерть. Точнее, одно из её забавных воплощений. Его, это воплощение, звали Джи. Попробуйте предствавить себе Смерть-рукожопа. Представили? Ну вот, это было именно оно. И однажды с ним произошла презабавнейшая история.
Захотев получить рождественский подарок, Джи, которому их никто никогда не дарил, решил раздобыть его сам. Для этого он сделал из своей косы клюшку для гольфа, подготовил отличную хэллоуинскую тыкву, и в ночь, когда Санта мчался по небу в своих санях, нагруженных подарками, метко сбил тыквой один из праздничных пакетов с саней.
Потом стал радостно ловить падающий с большой высоты пакет…
Но Джи не учёл, что все подарки Санты носят индивидуальный характер. Этот предназначался ученику кузнеца. В пакете была упакована настоящая наковальня. Не самая большая, конечно. Но когда Джи поймал её, ему как раз хватило, чтобы задуматься: а так ли уж хороша его профессия…
Сказочник тряхнул книгой, в которой сказки про Джи никогда не окажутся, подобрал сухой, звонкий от мороза сучок и, разровняв участок снега около нарты, размашистым почерком вывел: «НЕ ДАРИТЕ МНЕ КУЙНЮ!»
— Пос-с-смотри, ангел, ш-ш-што с-с-скажеш-ш-шь?
Получилось излишне шипяще, но оно и понятно: трудно не шипеть, когда ты в своем истинном виде Коварного Змия, и в пасти у тебя к тому же зажаты верхний виток рождественской гирлянды и ниточка от самого крупного шарика, шарик раскачивается, а гирлянда при этом еще и мигает разноцветными огонечками, добавляя праздничности гостиной, и без того обильно украшенной стараниями ангела. (ПРИМЕЧАНИЕ* — Надо отметить, что сверкала гирлянда сама по себе: Кроули не очень хорошо понимал концепцию электричества и посчитал штепсель лишней деталью, которой можно и пренебречь).
Азирафаэль оторвался от застегивания двадцать третьей пуговки на своем кремовом кашемировом пальто в легкую почти незаметную клетку, чтобы скептически осмотреть и Кроули, и гирлянду. Вздохнул. Качнул головой. И решительно взялся за двадцать четвертую пуговку.
— Ещ-щ-ще с-с-скажи, ш-ш-што я тебе не нравлюс-с-сь! — возмущенно зашипел Кроули в белую спину, содрогаясь от негодования всеми кольцами, широкими снизу и сужающимися вверх по спирали, словно детская пирамидка. Ну или, как надеялся Кроули и учитывая гирлянды…
— В образе елки — нет, — ответил ангел через плечо, как всегда, смягчив непреклонность принятого решения мягкостью тона и чуть виноватой улыбкой.
— Но я же тоже зеленый! — Кроули выплюнул тут же погасшую гирлянду (шарик запрыгал по паркету, запутался в ковре), прошипел возмущенно: — Ш-ш-што тебе опять не так?! Я даже форму скопировал, как у тех елок на Пиккадилли! У того чертова с-с-салона! Дизайнерс-с-ские! Тебе же они понравились, помнишь?! В следующий раз даже стараться не буду. Ясно, зараза пернатая?! Рождественское настроение ему, понимаешь…
Последние фразы были брошены уже в пустоту, вернее — в дверь, аккуратно прикрытую ангелом со стороны улицы.
— Жить в одной квартире с ангелом — это должно приравниваться к отбыванию в шестом круге, не меньше! — пафосно провозгласил Кроули в пространство. — Никто так и не смог установить точно, сколько этих зараз может поместиться на кончике иглы, но вот в одной квартире — даже два уже перебор! Особенно если один из этих ангелов — непадший!
Было обидно. Сам он терпеть не мог все эти пляски вокруг рождения какого-то полукровки, да еще и случившегося так давно, что не упомнят и старожилы. Но ведь искренне старался! Хотя и из сугубо эгоистичных побуждений, конечно: когда Азирафаэль счастлив, причем счастлив по-настоящему, — благодать из него так пышет во все стороны, накрывая Сохо, Лондон, Британию или даже весь континент — тут уж насколько хватит уровня счастья. И кому будет плохо, если в этой благодати немножко погреется и оказавшийся рядом демон? И почему бы этому конкретному оказавшемуся рядом демону не приложить немного усилий для повышения интенсивности ангельского счастья? А в Аду ведь это всегда можно выставить как кражу благодати у жалких смертных, что неминуемо приведет их к греху и все такое, так что тоже никаких нареканий и сплошные бонусы за успешную деятельность.
Только вот толку стараться для тех, кто не ценит?
Кроули вздохнул, щелчком хвоста вернул себе человеческую форму. Прошелся по ковру, подобрал запутавшийся в ворсе шарик с изображением пухлого белокрылого ангелочка. Поморщился. Кто их поймет, этих ангелов. И чем, скажите, Азирафаэля не устроила модная хайтековская елка со светящимися на макушке желтыми глазами и обольстительной змеиной улыбкой?
Одно слово — ангел!
***
— Ты мог бы ее начудес-с-сить. Такую, какую хочешь именно ты. Идеальную. И не пришлось бы никуда ходить.
— Мог бы, — Азирафаэль вздохнул, отставляя кружку из-под горячего какао и снова берясь за уже высохшее пальто. — Но тогда бы она была бы ненастоящей, и я бы знал об этом. И праздник бы тоже получился ненастоящим. А это очень важно, чтобы праздник был настоящим, понимаешь?
— Столько возни из-за таких глупос-с-стей. А если опять ничего не найдешь?
— На этот раз я точно знаю, где искать, — Ангел, уже полностью одетый, присел и ласково почесал Кроули под нижней челюстью (ПРИМЕЧАНИЕ* у пребывания в образе змея есть свои определенные преимущества, вряд ли Азирафаэль вел бы себя так вольно, находись демон в человеческом теле. И уж целовать в нос точно бы не стал)
(ПРИМЕЧАНИЕ К ПРИМЕЧАНИЮ** Ну, наверное). — Я постараюсь вернуться быстро, не скучай!
— Вот еще! И не с-с-собираюсь! — фыркнул Кроули в уже закрытую дверь. Свернулся клубком.
В конце концов, он был демоном, а демонам врать положено по статусу.
***
— Правда ведь, дорогой, она прекрасна?
— Обычная елка.
— Да ты посмотри! Она такая пушистая. такая зеленая… И пахнет!
— Хвойным ароматизатором. Для туалета.
— Не дуйся, мой дорогой. Ты тоже был красив. Но ты же не настоящая елка, правда? Ну и потом… как бы ты смог посидеть под елочкой у камина, если бы сам был этой елочкой?
— Аргумент. У тебя змеиный язык, ангел, ты способен убедить кого угодно в чем угодно!
— Вот и прекрасно, мой дорогой, кто-то же из нас должен это уметь. А сейчас мы ее нарядим…
***
— Это… некрас-с-сиво, ангел.
— Почему? — Азирафаэль с сомнением покосился на елочную игрушку в виде стеклянного баклажана, которую как раз собирался прицепить к одной из пушистых веток. — А по-моему, очень даже красиво.
— Некрасиво с-с-с твоей с-с-стороны, ангел! И нечес-с-стно. Это было всего только раз! И ужас-с-сно давно! Неужели ты мне теперь до с-с-скончания веков будешь припоминать?!
Азирафаэль покосился на баклажан с еще большей опаской и открыл было рот, но Кроули его опередил:
— К тому же у меня просто не было выбора, и кому это знать, как не тебе?! Никакой свободы воли, ты же помнишь! Она только для людей, а мы должны делать, что сказано, но ты все равно… до сих пор… Некрасиво, ангел. Очень!
Азирафаэль на всякий случай спрятал баклажан за спину и осторожно уточнил:
— Ты о чем?
— Я о яблоках.
— К-каких яблоках?
— Стеклянных! На елке!
— Н-но… это же шарики!
— С листиками?!
Азирафаэль с сомнением еще раз вгляделся в елочные украшения. Среди пушистых зеленых лап посверкивали боками стеклянные виноградные грозди, груши, сосульки, фонарики… но больше всего действительно было яблокообразных шариков с кокетливыми атласными листиками. Ярких, разноцветных, недвусмысленных и, наверное, намекающих. Если смотреть на них с такой точки зрения. Он их не наколдовывал, просто купил на том же самом рождественском базаре, что и елочку. Неужели шарики ему понравились именно поэтому, из-за замеченного подсознанием сходства?
Ангел сглотнул.
— Но, дорогой… — сказал он неуверенно, — тебе не кажется, что иногда яблоки — это просто яблоки?
***
Ангелы об электричестве имели еще меньшие познания, чем демоны, вот и Азирафаэль полагал розетки всего лишь странноватым элементом современного декора, а потому гирлянда на елке мерцала сама собой, безо всякого к чему-либо подключения. Да и нечем ей было бы подключаться, это ведь была та самая гирлянда, демонская, Кроули при ее сотворении штепселями не озаботился. Но мерцание в четком ритме «джингл-бенц» — это было уже явно от Азирафаэля, ибо ничем подобным Кроули не озабочивался тоже. Как и то, что гореть она продолжала и сейчас, когда в комнате давно уже никого не было.
Ангел всегда отличался перфекционизмом: он даже снежинки делал одинаково прекрасными и на людных улицах — и там, где их никто никогда не увидит. Вот и в давно опустевшей гостиной мерцала никому не нужная гирлянда, уютно перемигиваясь с электрокамином, и их двойные огни отражались в темной полировке старинной массивной мебели и пронзительными искрами вспыхивали на острых гранях стеклянных сосулек и фонариков, серебряных иглах пушистых снежинок, золотых лучах украшавшей макушку звезды и…. разноцветных боках стеклянных яблок.
Желтые глаза Кроули хищно вспыхнули.
Вообще-то он выполз сюда из холодной спальни в намерении всего лишь тихо и мирно погреться у камина, но почему бы не совместить приятное с… очень приятным? Грех не воспользоваться подвернувшимся случаем!
Одно неловкое движение хвоста — и: «Извини, дорогой, так получилось! Ах, какая жалость — ни единого целого яблочка! Зато остальные игрушки в полной сохранности, это просто чудо, правда, ангел? И моя гирлянда уцелела, она ведь красивая, ты же не зря ее тоже повесил…»
Ангел наверняка расстроится. И правильно! Нечего было намекать!
Кроули издал тихое злое шипение и яростно щелкнул хвостом по паркету. А потом пополз к камину — мимо елки. Демонстративно даже не покосившись в ее сторону.
В конце концов, он собирался только погреться. И ангел бы действительно расстроился, ему так нравится этот дурацкий праздник. А что касается того, что грех не воспользоваться… Демон он или кто? А раз демон — то грехи ему по статусу положены, и какая разница — одним больше, одним меньше…
В фильмах часто бывает очень красивый кадр, когда размыт задний фон, приглушенно или почти не слышно звучит грустная музыка, а главный герой или героиня равнодушно сжимают в пальцах горящую сигарету. И дым тонкой струйкой поднимается к потолку или к небу. И взгляд пустой. И видно, что трагедия и надрыв. И музыка, и хочется плакать от сопереживания к герою или героине. А в жизни все намного прозаичнее, и не так красиво, и вместо размытого фона — размазанное грязью и дождевыми потеками окно. И совершенно пустой двор, в котором из обломков карусели одиноко торчит новогодняя елка, украшенная какими-то бумажками. И ни одной машины на парковке, и тишина. И дождь, и выпавший накануне снег растаял, и мечта о снежной зиме превратилась в грязь. И до нового года остается пятнадцать минут… Там в другой комнате или на другой планете уже накрыт новогодний стол. В духовке пыхтит фаршированная макаронами и черносливом курица. По тарелкам разложено оливье с вареной колбасой. И кошка валяется в кресле, абсолютно не замечая праздничную мясную нарезку. А рядом на диване сидят бабушка и дедушка и смотрят «Иронию судьбы». Воспоминания детства…
В тот новый год перед боем курантов девочка стояла на кухне и плакала потому что ей было грустно, потому что расстаял снег, потому что она не понимала: неужели каждый праздник — это просто новогодний стол, пара салатов, курица с картошкой, конфеты и мандарины? А где же праздник? Чтобы музыка и танцы на площадках, чтобы дед мороз ходил по квартирам с мешком подарков, чтобы желания исполнялись, чтобы елка до потолка. И ее можно было долго с упоением наряжать волшебными игрушками и чудесными гирляндами. В тот новый год елки не было — символ праздника оказался не по карману и мама решила, что девочка уже взрослая — так что можно обойтись одной новогодним букетом. Из еловой ветки. А для украшения достаточно жмени дождика. Да, девочка выросла — ей было десять лет. И к ней ни разу не приходил настоящий дед мороз. И она только два раза была на новогодней елке: в театре и на утреннике в первом классе. А лет с семи и сама перестала верить в деда мороза, потому что увидела, как конфеты под елку подкладывает мама. Но ведь даже в десять лет хочется чуда, волшебного… небольшого. Как в красивых фильмах про рождество: когда с неба слетают огромные пушистые хлопья снега, когда все дома украшены яркими огнями, когда под большущими елками лежат красиво перевязанные бантами коробки с подарками.
У девочки такого нового года никогда не было. Было два небольших чуда. На новый год, когда ей было шесть, дед мороз подкладывал под елку небольшие подарки целых две недели: киндер, шоколадку, краски, фломастеры. Каждый день подарок до самого старого нового года — эта была маленькая сказка, когда просыпаешься утром и пытаешься угадать, что же прячется в сугробах белой марле под елкой. И елка тогда была необычной — а сказочной. Это была голубая двухметровая ель, а такими пушистыми ветками, что занимала половину комнаты, и пахла зимним лесом.
В фильмах часто бывает красивый кадр, который легко можно повторить, переиграть, пережить столько раз, сколько потребуется дублей. А в жизни… в жизни с того нового года прошло двадцать лет. И вместо размытого фона — тихое, вполне уютное кафе, где можно курить. Вот только девочка не курит — просто держит сигарету и смотрит как медленно к черному зеркальному потолку поднимается тонкая струйка дыма, и растворяется где-то там, где царит полумрак, что называют интимным.
— Может вам лучше ароматическую свечку?
Официант казался тенью — как там было в старом фильме? Дух Нового года, которого не видят и не замечают, но на столе появляются нарезанные овощи и нашинкованная селедка.
— Я разве что-то нарушила? Это зал для курящих, — девочка без всякого интереса посмотрела на тлеющий кончик сигареты. — Вернее, у вас нет таблички, что курить запрещено…
— Нет, не запрещено, — официант поставил на стол белую кружку… с молоком. — Но вы и не курите, а огнем лучше всего любоваться, когда он живой. Вот смотрите… — И жестом фокусника с пустого подноса снял белоснежную свечу в шарообразной стеклянной баночке. И зажег, небрежно щелкнув пальцами.
Свеча загорелась идеальным огненной звездочкой — и на стеклянных гранях баночки заплясали блики и искорки, словно переливающийся на солнце снег.
— Так лучше… спасибо… — девочка растерянно оглянулась. На столе не было пепельницы — так куда же девался пепел, сигарета ведь горела… — А где сигарета? Я ее не могла положить так…
— Нет, конечно, — официант провел рукой над столом. — Она просто исчезла. Вам не нужен такой реквизит… Кошку вашу жалко…
— Да… откуда вы знаете? — в безжизненных синих глазах мелькнуло удивление и почти сразу исчезло, словно поглощенное давно поселившейся в зрачках пустотой. — Жалко… она за все время так ни разу ничего не утащила с праздничного стола. Лежала на подлокотнике дивана или спинке кресла… А бабушка всегда волновалась, что кому-то надо стол караулить.
Кошка давно уже была где-то далеко в пушистом раю, где много мягких диванчиков, уютных пледов и мисочек с теплым молоком. А на вечнозеленых елях, прямо на нижних ветках висят золотые и серебряные шары, которые никогда не бьются. И их можно легко снять лапками, а потом долго гонять по ковру.
— Знаете, когда в доме появилась кошка и стала снимать игрушки, то мы боялись что она разобьет шар и порежется… и с тех пор на елку… вернее не елочные букетики вешали только игрушки бумажные. А утром приходилось наряжать веточки по новой. Как будто каждый день мини-новый-год. И, знаете, кошка ни разу не опрокинула ни один букетик и не разбила ни одну вазу — так осторожно лапками снимала…
— Знаю, — официант коснулся кружки, и над белой поверхностью показался легкий пар, словно молоко только что подогрели. На столике вдруг появилось блюдце с бело-розовым маршмеллоу. — Давай, как в фильмах про рождество, когда дома расписаны сотней гирлянд, и переливаются всеми цветами праздника. Когда в гостиной горит камин, а рядом стоит огромная елка с пышными ветками.
— И украшения обязательно подобраны по цвету и тематике, а перила лестницы увиты мишурой, и обязательно носки со снеговиками, санями, — подхватила девочка. Правда улыбка была грустной.
Такой новый год у нее тоже был. Вернее не сам новый год, а ноябрь и декабрь. Когда за окном разливался туман, в стекло ломился дождь, и все казалось серым и тягостным. От глубокой и затяжной депрессии немного спасало теплое одеяло и новогодние фильмы. Тогда девочка пересмотрела все комедии, отечественные и зарубежные, про новый год и рождество. Некоторые фильмы по несколько раз. Хорошая попытка прийти в нормальное настроение, заставить себя поверить в чудо — в фильмах же все хорошо заканчивается, несмотря на общий треш. А в финале под чудесную музыкальную заставку обязательно падает снег. Кинотерапия немного помогла — на тот новый год девочка даже купила мандарины, банку колы, конфеты и салат оливье — но, увы, ни в одном магазине не продаются праздничное настроение, оптимизм и вера в чудо.
— Знаете, я бы сейчас все что угодно отдала, чтобы вернуться в тот новый год, когда стояла у окна, за окном — дождь и слякоть. Но в соседней комнате новогодний букет из еловых лапок, бабушка и дедушка за праздничным столом и, кажется, фильм «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожи» по телевизору.
— Не надо менять настоящее на прошлое — это неравнозначая цена, — официант медленно опускал маршмеллоу в горячее молоко. И белый цвет напитка почему-то изменился на шоколадный. — А вот так будет намного вкуснее. Молоко — это воспоминания. А горячий шоколад — вера в чудо. Сейчас ее многим людям не хватает.
— Да и имбирного печенья с шоколадом, — девочка немного развеселилась. По крайней мере теперь ее улыбка не была вымученной.
— С этим намного проще, вот… угощайтесь…
Печенье было прекрасным, с новогодними узорами. На каждой печенюшке свой сюжет: колокольчик, сани, олень с золотыми рожками, колпак Санта-Клауса, пряничный домик, елочный шарик. Но девочка готова была спорить на что угодно, что минуту назад никакой тарелки с печеньками на столе не было. И официант ведь все время сидел перед ней, никуда не отлучаясь.
— Бери, они настоящие и очень вкусные, — официант сделал вид, что посыпает угощение сахарной пудрой, — и еще с предсказаниями, которые обязательно хорошие и всегда сбываются.
— Новогоднее волшебство, — девочка покрутила в пальцах печенье. В какой-то давно забытой прошлой жизни, она мечтала о том, чтобы однажды в канун нового года не готовить с мамой обязательные салаты с колбасой и селедку под шубой, и не запекать курицу, а включить новогодний фильм и делать вместе такое вот печенье и по-разному его украшать. Да и вообще сделать на новый год только стол из вкусняшек — ведь праздник, это не обязательно куча еды, которую потом надо страдательно дожевывать первого и второго января. Но из года в год повторялось одно и тоже. А потом… потом новый год в доме вообще перестали праздновать. — Зато можно было лечь спать и… нет, не выспаться, а подорваться от шума новогодних фейерверков.
— И долго стоять у кона и даже не замечать, как по щекам сбегают слезинки, — тихо продолжил официант.
— И откуда ты только все знаешь? — нахмурилась девочка. — Ладно там сцены из фильмов, и картинки красивого нового года — всякий пиар и мотивация на покупку разной мишуры для украшения. Но вот это… откуда? Таким не делятся на публику.
Такое никому не рассказывают, даже подругам. Просто осторожно складывают в одну копилку воспоминаний, о которых проще не помнить. Зато в другой есть утро первого января, когда стал сыпать легкий снежок и можно было идти и оставлять следы на белоснежном покрывале. И следы твоих ботиков были единственными на весь двор. И вокруг так тихо и безлюдно, что даже закрадывается сомнение: а правда ли что была обычная новогодня ночь, а не вселенский апокалипсис, после которого из живых людей осталась только ты? Но абсолютно пустой двор, снег, который быстро скрывает даже твой собственный след, и неповторимый мандариновый аромат делают тебя почти счастливой. И даже можно стоять бесконечно долго, запрокинув голову ловить губами снежинки и любоваться на запутавшийся в ветках дерева красный китайский воздушный фонарик. Интересно, а у того человека, который запустил его в новогоднюю ночь, желание сбудется, ведь фонарик даже не поднялся в небо?
— Каждый год веришь в чудо, — тихо сказала девочка, грея пальцы о бока чашки — удивительно, но и кружка и сам напиток все еще оставались горячие, хотя прошло немало времени. — И с каждым годом времени веры все меньше и меньше. В детстве, помню, достаточно было увидеть елочный базар… такой, знаешь, огороженный кривой проволокой или веревками, закуток с разномастными елками, где больше было кривых и с обломанными лапками — и все! Уже счастлив, и любишь весь мир! И ждешь Деда Мороза, и в душе праздник! А теперь — вот ставят эти елочные базары. Красивый заборчик, новогодние гирлянды поверх пролетов, воротца резные. И елочки одна в одну, еще и в упаковке и музыка новогодняя — а радости нет… Растаяла. А теперь и магазины все в новогоднем декоре, и вдоль улиц иллюминация — во времена моего детства если бы увидела такое, то… даже словами бы не описать, сколько восторга бы было. А сейчас даже любоваться нет настроения.
— А многие люди вообще смотрят на новогодние огоньки и думают о том, сколько за них платить придется по счету за электричество, — рассмеялся официант. — Поверь, эта стадия еще хуже. И тогда человек просыпается утром тридцать первого декабря и уже злится на весь мир, и его бесит смех соседей по площадке и вечно занятый лифт, и даже то, что кто-то принес в дом живую елку и теперь подъезд усыпан иголками.
— Вы преувеличиваете, — девочка все-таки притопила ложечкой непослушную зефирку, — елка не может бесить… правда деревце жалко, что срубили. О знаете возле дома, где я жила раньше, есть школа и там во дворе росли елки… три или четыре. Я тогда еще мелкая была, лет девять, наверное, когда в новогоднюю ночь у одной елочки срезали верхушку — примерно метр с небольшим. И осталось около метра нижней части ствола с веточками. Я уже тогда знала, что деревце погибнет само или его срежут под корень. Но прошел год, потом еще один — а та срезанная елочка продолжала расти. Ее не стали срубать до конца, и лет через пять ветки, что остались сразу за срезом, приподнялись и заменили собой верхушку. Теперь эта елочка выросла — в ней метра четыре или больше — выше второго этажа. И у нее две больших верхушки, и очень пушистые ветки. Даже удивительно… мы возле этой елки часто гуляли…
Официант кивнул, он слушал очень внимательно, и одновременно менял узоры на печеньках.
— А вот теперь можно выполнить еще одну детскую мечту, — и официант красиво разложил на подносе с новогодней елочкой много пряничных прямоугольников. — Поверьте, они только что испеклись. И пряничный домик получится на славу — надо только побольше крема для склеивания швов.
Сил на то, чтобы удивляться новому волшебству уже не было. Кто знает, может быть у столика есть второе дно и оттуда этот странный человек достает все эти вкусности. А кружка с горячим шоколадом не просто керамическая, а с опцией подогрева ли стоит на специальной подставке. Ведь если постараться, то можно всему найти объяснение — но надо ли это? Пусть будет просто волшебство. Маленькое чудо или, вернее, много маленьких чудес, которые поднимают настроение. Пусть будет разговор со слезами незажившей обиды, пусть будут воспоминания, которые никогда уже больше не станут событиями, пусть будет горячий шоколад с зефирками, и пряничный домик, и пальцы, измазанные сливочным кремом.
— А я всегда мечтала, чтобы встретить новый год не в городе, — крыша уже почти приклеилась как надо, но ее все равно приходилось придерживать, чтобы не сползала. — Чтобы сугробы по колено, чтобы снег падал, чтобы сходить в лес за елкой — и даже не рубить, а выкопать и принести, и посадить в большую кадку. Да, это может звучать глупо… чтобы зимой выкапывать из-под снега елку, и земля промерзшая… но как-то так. Чтобы затопить печку или камин, чтобы набросать на пол много подушек и пледов. Приготовить печенье и пирожные, и сварить горячий шоколад. И чтобы сидеть, и рядом валяется собака, и смотреть, как пляшет огонь, и слушать как в трубе завывает метелица, а большие снежинки прилипают к оконному стеклу.
Из глаз девочки медленно исчезала многолетняя печаль, разглаживались морщинки постоянно нахмуренного лба. И официант удовлетворенно кивнул — ставя себе плюсик за отлично сделанную работу. Пусть и не сегодня, но у этого человека осталось немного веры в чудо, и она сможет подождать год или два до того момента, как у новогодних ангелов снова найдется для нее немного времени. Просто слишком много дел, слишком много растерявшихся, уставших, опечаленных людей — вернее, девочек и мальчиков — ведь для ангелов, что живут сотни лет, взрослые остаются детьми, которые перестали верить не то что в новогоднее чудо, а в самих себя. И слишком мало ангелов, и поэтому на каждого человека можно потратить только несколько секунд. И не просто щелкнуть пальцами, подарить немного своей души и силы, а поговорить, заменить боль и разочарование теплом и верой в праздник, и капелькой волшебства.
Женщина подняла голову, удивленно огляделась: на столе стоял нарядный пряничный домик, и остывшая чашка с горячим шоколадом.
Пациент под номером 69696-ву мог считаться долгожителем учреждения. Если выразить более точно — долголежателем. Поначалу шкафчик, куда Антоныч определил новоприбывшего, оказался с заедающей защелкой. Ручку шуфлядки дергали и так и сяк все, начиная от дворника Степана и заканчивая сердитым главврачом Викторсергеечем, но старая мебель оставалась недвижимой. Потом по городу случилось несколько аварий и праздников — и пациентики стали поступать как на конвейере. Вобщем за всей рутиной и обильными отпусками про того мужичка и забыли. Да и сторож особо не усердствовал — поковырялся слегка кособокой отверткой, доломал ее окончательно да и плюнул на столь неблагодарное занятие. Лишь температуру ящика слегка понизил да номерок с несговорчивой ручки убрал с глаз долой — мол, задание выполнил, и тара томится в ожидании.
Так собственно прошло пару месяцев, люди отметили новый год, сдали отчеты за прошлый и стали дальше себе жить да выполнять привычные обязанности. До занятого холодильника никому дела и не было — ящиков на текущие нужды хватало. А вот дед Матвей все чаще и чаще стал на дежурстве своем к запертому шкафчику подходить да беседовать с пациентиком. Старик любил стабильность и покалякать за жизнь, но все пациентики как-то в учреждении не задерживались: денька два-три, самое больше недельку — да и убирали их то в руки безутешных и не особо родственничков, то в городское муниципальное кладбище. А этот мужичок уже давно пребывал, и как-то уютнее с ним было долгими сменами — вроде уже привычный, свой. Да и защелка так надежно заела, что и хотел бы да ящик не откроешь, разве только болгаркой вскрывать.
— Вечерочек добрый тебе, Фифа, — как по настоящему зовут запертого пациентика дед Матвей не знал, да и искать по записи в старом журнале не собирался. А имя Афанасий старику отчего-то нравилось, вот и переименовал он так своего молчаливого слушателя. Впрочем самого сторожа звали не Матвеем, а Потапом Матвеевым, но трупорезы Потапом обзывали свой самый большой нож. А два Потапа на территории маленького морга как-то уже перебор. Текучка кадров была никакая, так что за давностью лет даже суровая бухгалтерша Глаша в зарплатной ведомости стала писать Матвей. Вот так просто фамилия с именем — два в одном. — Лежишь ты себе там, полеживаешь, а мне вот… дежурить надо. А сегодня, знашь, привезли такого пациентика — мама не горюй… Одежда в кровищи! И полголовы как не было. Страх один! — Дед Матвей осторожно вытащил из внутреннего кармана засаленного пинджака плоскую фляжку, взболтнул бережно возле уха. И с нежностью вслушался в приглушенный плеск. — А мне вот теперь валерьянку глотать приходится. — И в подтверждении своих слов выщелкнул из верха крышечки желтоватую остропахнущую пилюльку. Сунул в рот, разжевал и морщась проглотил. А уже потом запил вишневым чаем из фляжки. Термосы дед Матвей не любил после того, как один лопнул в него прямо в кармане штанов. А вот фляжкам доверял — да и посудина у деда была древняя и неубиваемая. Такой даже самого отпетого хулигана можно угомонить и даже не важно куда прицеливаться для удара. — Жуть… тантрическая. — Выговорил дед Матвей невкусное слово. И дружески, словно приятеля по плечу, похлопал по запертой дверце. — Вот сижу а энтот, который без башки, кажется, на меня оставшимся глазом зырит да еще и ухмыляется. А ты там себе лежишь… Эх, за полгода-то поди у тебя там все тоже пылью заросло, даже мозги…
Сторож еще угостился чаем — вот любил он такой крепкий, заваренных на натуральных листьях, собственноручно собранных да высушенных. И заправленный цветочным медом. Оглядел подведомственную территорию — а чего там обходить всего-то две комнатки — в одной стенка из ящиков, а во второй стол с лампой, да запирающийся на навесной засов предбанник. И снова пожаловался на то, что дежурить тяжко.
— Хотя, знашь, жаловаться грех, — покачал головой сторож. — Вот я на складе рыночном по молодости караулил, так там почитай каждую ночь что-то норовили вынести. А тут хорошо: тихо, все лежат смирненько — благодать. Только вот поговорить-то не с кем. Не с этим же — полуголовым, с тобой разве только… так ты не отзываешься, а тот, жуть этакая, хоть улыбается…
— Слышь, дед, — вежливо донеслось из заевшего холодильника, — ну… если тебе так невмоготу… то давай и поговорим…
Снег идёт уже вторую неделю, засыпаны снегом дома и улицы, снег везде и всюду – на дороге, на крышах, на скамейках в парке… Засыпаны снегом спешащие куда-то люди.
Вечером 31 декабря открыты все магазины, кафе, небольшие лавки и большой рынок. Везде предновогодняя распродажа – и все торопятся купить подарки или распродать оставшееся… поскорее закрыться… и домой! Праздновать!
Огни небольшого провинциального города зажглись непривычно рано – многочисленные фонари на улицах, освещенные витрины кафе и магазинов, увешенные гирляндами огней ёлки в витринах и у входа в супермаркет, ёлки в парке и на городской площади…
И везде снег, холодный и колючий.
В небольшое кафе – всего на четыре столика – вбежала группа молодых людей, нарядных и радостно-возбужденных: «Пойдем с нами!». Снег на одежде и снег на обуви – белый-белый.
— А вы вовремя! Я как раз закрываюсь, всех уже отпустил!
— А мы с подарком! Принимай! Настоящий DEX! Будет у тебя охранник!
— Да зачем? У меня сигнализация! Он мне не нужен. И что с ним делать? Но спасибо!
— Вот документы, ты уже прописан хозяином, владей!
Вышли. И сразу прямой приказ – охранять кафе снаружи. И прямой запрет – нельзя входить внутрь.
И люди пошли весёлой гурьбой по освещенной улице. А киборг остался стоять у входа в кафе, засыпаемый сверкающим в свете фонарей снегом.
***
Новый хозяин. И приказ охранять.
Его только что купили на распродаже, с большой скидкой, в подарок лучшему другу – и даже не накормили и не дали другой одежды. Старый комбез с логотипом весь в снегу, и в снегу потёртые берцы на босу ногу. Холодно.
Перед продажей его не кормили – кто купит, тот и накормит. Новый хозяин даже не спросил о состоянии… ушёл праздновать… — киборгу предстоялопровести ночь на пороге кафе.
Новогоднюю ночь – самую морозную в году.
Снег лежит на плечах, на голове, побелело лицо, и пальцы уже ничего не чувствуют… и снег уже не тает…
И снег в витрине кафе – сугробы зефира, пряничный домик в сахарной глазури, сахарная пудра и белая карамель… и ёлка из шоколада в белой и зеленой глазури – а киборг не ел почти десять дней, а витрина заполнена высококалорийными углеводами…
И включена сигнализация – не достать, не спалившись.
Снег везде. И очень холодно.
Мимо идут люди – радостные, весёлые, с большими плюшевыми игрушками, — и с большими пакетами еды в руках, и с тортами в прозрачных коробках… слева направо… и справа налево…
И почему его не утилизировали? Он и сам сдохнет здесь к утру… от холода. Охранник… — одно название.
— Мама, смотри, дяденька! Какой бледный! Ему холодно!
— Это киборг, Жанна, – логотип на комбезе ещё виден – и он охраняет, его нельзя трогать.
Отключить бы звуки – но энергии очень мало, и тратить её не следует, до утра долго. Очень долго. А снег везде, белый, холодный… на шубке и на шапочке… — ей тепло…
— Хочешь пирожок?
— Не возьмёт, ему нельзя, – а пирожок тёплый, с яблоком… аж желудок свело… — и у него хозяин есть.
— Хороший хозяин не оставил бы его на морозе. Значит, его хозяин плохой. Давай возьмём его себе!
Женщина лет тридцати и девочка лет шести стоят и смотрят на него. В сумке пирожки – а какой запах! — а в руке коробка с тортом!
Отключить слюноотделение! Нельзя брать! Нельзя себя выдать – лучше сдохнуть от холода тут, чем попасть на лабораторный стол!
— Господин полицейский! Здесь киборг замерзает! – опять они. Когда же, наконец, уйдут?
Девочка в белой шубке из искусственного меха – похожа на большую снежинку.
Снег везде – падает и падает…
— Киборг? Ваш? Нет?
Жетон – переподчинение. Видеозапись последнего разговора хозяина скинута на планшет и просмотрена.
Офицер полиции засыпан снегом и в свете фонаря кажется совершенно белым.
Звонок хозяину – «…подарили? …не нужен? Совсем не нужен?.. Так сдайте на обмен… а нам зачем? …утилизировать? …да, забираем, сдадим сами… До свидания.».
— И куда его теперь? – опять она! Маленькая белая Жанна, в заснеженнойбелой шубке.
Настырная какая. Но спрашивает не она, а её мать.
— На утилизацию. Не нужен он хозяину, его подарили, куплен на распродаже по дешёвке.
— Мы возьмём его, живём рядом, и если он не нужен хозяину, я его могу выкупить… будет квартиру охранять…
Опять продажа. Которая по счёту в его жизни?
— Да забирайте. Дайте Ваши документы. DEX, твоя новая хозяйка. Деньги за него переведёте вот на этот адрес… по его нынешнему состоянию больше трехсот он не стоит… Даже двести пятьдесят, и то много. Если что, сошлитесь на меня, держите визитку.
— Спасибо! DEX! Пойдем! Домой пойдём. Скоро Новый год и надо успеть.
***
Снег везде – на улицах, на домах, на скамейке в парке… на деревьях и кустах… на крышах домов…
Как же приятно смотреть на него из окна небольшой кухни стандартной двухкомнатной квартиры. Тепло! Жив!
До дома дошли быстро – с учётом того, что ему было трудно двигаться от голода и мороза – минут за десять. Действительно недалеко оказалось. Сам не заметил, как съел все поданные пирожки.
Хозяйка дала вымыться под душем, с мылом. Горячей водой и без ограничения времени! Снятый комбез выброшен хозяйкой сразу, выданная сухая одежда – старая, но крепкая – немного широковата для отощавшего киборга.
— Тебе подойдёт. Это мужа. Он в командировке, где-то далеко и надолго.Потом новую купим, а пока носи то, что есть. Пока вот тапки, обувь тоже купим завтра.
Анна-Луиза смотрела на своё неожиданное приобретение со странной смесью жалости и досады – денег лишних в семье никогда не было, живёт с дочкой небогато, — но бросить этого парня она не смогла. Да еще на глазах дочери. Ничего страшного, квартира небольшая, но киборгу место на диване найдётся.
– Вымылся? Тогда проходи на кухню, после длительного голодания много есть нельзя, но кашу можно и молоко можно. Ешь.
Горячая каша! Целая большая тарелка каши с маслом! И кружка горячего молока! Когда он в последний раз столько ел? И не вспомнить.
— Как тебя звать? – хозяйка говорит спокойно – Имя у тебя есть?
— Вы можете присвоить оборудованию…
— Вот, что, оборудование. Имя тебе будет Артём. Запомни и отзывайся.
Имя! Настоящее человеческое имя! Не «декс», «урод» или «жестянка»! а имя! Хорошее, простое имя.
На часах уже полдвенадцатого, а в большой комнате, рядом с украшенной мишурой и игрушками искусственной ёлкой — накрыт стол на троих! Его раньше никогда не сажали за один стол с людьми!
А ёлка – для чего она? Тёплая, как всё в этой квартире, и вата на ветках тёплая и мягкая.
— Правда, красиво? Я сама выбирала! – Жанна с гордостью показывала ёлочные украшения – И сама наряжала! А раньше у тебя была ёлка?
— Нет.
И Новый год он никогда не отмечал. Всегда и для всех он был вещью – а вещь с праздником не поздравляют.
А здесь поздравили! – все за одним столом, и спокойный разговор, стоял салаты, небольшой торт, яблочный сок и немного фруктов! Праздник! Вот оно – счастье!
Знать бы еще – надолго ли?
— Ну вот, нас и трое. Я, ты и Артём.
— А с папой будет четверо!
— Папа не приедет…
***
Звонок в дверь.
— Да вроде никого не ждем? Я открою.
Киборг за хозяйкой бесшумно сдвинулся к двери – всё-таки открыла! Красная шуба, красная шапка, белая борода, посох, большой мешок – и зачем всё это? Непонятно!
Но надо просканировать! Ого – борода-то ненастоящая! Как же так?
— Дед Мороз пришёл! Ура!!!
Мало им мороза на улице – так сюда впустить надо! Произвести повторное сканирование – да, это он!
Его последний командир, старший лейтенант, единственный, пожалуй, человек в части, относившийся к нему по-человечески – есть ведь такое выражение? Он помнит, как нёс его раненого на базу через пургу, хоть и форматировали его неоднократно.
— Ты? Здесь? – удивление в голосе пришедшего, и накладная борода, и шапка уже на полу, шуба распахнута…
— Папа! Вернулся!!! – и радостная Жанна уже висит на пришедшем.
— Живой! Виктор! Почему не позвонил, не написал? Встретили бы!
— Живой! Сюрприз хотел сделать! Откуда он здесь! – и человек, уже без шубы, в упор смотрит на киборга, постепенно узнавая и вспоминая что-то далеко прошедшее.
— Подобрали на улице, у кафе замерзал.
Он узнал – и его узнали.
— Это же он! Он меня спас тогда, пять лет назад, на себе из завала вытащил… по снегу тащил знаешь сколько? Мороз был жуткий, а снег валил прямо, как сейчас… Почти десять километров! а когда я в госпитале очнулся, его уже списали и продали… уж и не надеялся увидеть! Ну здравствуй, Пятнадцатый!
— Теперь его имя Артём. И зови его по имени, больше никаких кличек. Артём, это хозяин, запомни и слушайся.
***
Снег падает и падает, всё засыпано снегом – дома и деревья, и скамейки в парке и кафе… — и как хорошо смотреть на это из теплой кухни!
Первый Новый год в семье – как равный среди своих – за его неполные восемь лет! Вернувшийся хозяин, — теперь уже друг, — его жена и его дочь. Семья.
Полторта – как же вкусно! – отрезано ему сразу же, салаты и котлеты…
— Ешь, не торопись, хватит на всех! Вот еще этот салат бери, тебе надо восстанавливаться.
Киборг давно не ел так сытно — и никогда не ел так вкусно!
В мешке оказались подарки жене и дочери – большая красивая шаль и плюшевый медведь, — а коробка конфет и большая плитка шоколада по общему согласию отданы киборгу.
Настоящий подарок!
— Настоящий подарок! Встретить старого боевого товарища! И где? В своей квартире! Живи, Артём, теперь моя семья под надёжной защитой! А мне через неделю обратно надо лететь. Вот премию получил после ранения и приехал, держи карточку.
— Так быстро?
— Служба такая!
— Бой курантов! Пора! – лёгкое вино в уже бокалах – Артём, загадывай желание!
Киборг слегка завис, но ответил:
— Жить!
— Молодец! Теперь жить будем вместе – тесновато, но дружно и счастливо!
С Новым Годом!
Хорошо летим!
Астероид остался позади, Каара почему-то недовольна, а меня просто распирает энтузиазм от пришедшей в голову идеи!
У нас тридцать два киборга! С Алисой – тридцать три! И все — как на подбор – красавцы!
Перед взлётом всем приведённым киборгам предложила:
— Если кто-то хочет вернуться к хозяину, отпущу! Есть желающие остаться?
Никакой реакции! Алиса ответила за всех:
— Нет желающих!
— Тогда летим!
И мы полетели. Вперёд, в светлое будущее.
Киборги у нас замечательные! Все разнообразие фенотипов – от негра до платинового блондина, все высокие и стройные. Тощие и драные. Но это поправимо.
Пришлось сначала разместить в грузовом отсеке, вместе с подаренным Алисе набором «Юный агроном» — небольшой трактор с навесными орудиями, сеялка, культиватор, и комплект запчастей к ним, а также комплект инструментов для работы с посевным материалом, — но с разрешением ходить в туалет и в душ.
Но это временно – когда высадятся все пассажиры, мы займём все восемь гостевых кают.
Команда яхты особого восторга не проявила, но из-за бесплатного гашения капитан, пилот и навигатор любезно согласились нас подвезти до Ново Суоми. А с небольшой доплатой – согласились лететь с максимальным количеством остановок на станциях, где есть Инфранет и межпланетка.
Лететь предстоит четыре дня, и немного не в ту сторону, куда Каарапланировала.
Но тридцать три киборга – аргумент весомый.
— Алиса, за мной!
Входим в трюм – тридцать два киборга сидят у стенок, смотрят вдаль. Заметили нас – вскочили.
— Алиса, закажи курьерской доставкой тридцать два спальника и приличную одежду на всех. А также альбомы и блокноты для рисования, ватман, карандаши, краски, фломастеры… и наборы для вязания. И тридцать два набора «Юный художник»! На первой же остановке заберём.
— Приказ принят. – И через минуту – Приказ выполнен.
— Так! Отлично! DEX’ы направо, Irien’ы налево, Mary по центру! Молодцы! Итого у нас шестнадцать DEX’ов, в том числе девять парней и семь девушек,девять Irien’ов, из них пять парней и четыре девушки, и остальные Mary парни. Классно! Всех займем работой! Irien’ы будут работать, DEXы охранять, Mary готовить, стирать и одевать!
— Бордель?
— Никакого борделя! Алиса, дай связь с Юсси, прямо здесь, как только будет возможно, и включи детекторы!
Появилась Лия и задумчиво так оглядела три группы киборгов:
— И шо это значит?
— Творить будем, Лия! Вытворять! Такое, что ты и не видала никогда! И нигде!
— Займусь для начала документами на них.
— Молодец! И подойди через полчаса, когда будет связь, сейчас всё всем скажу.
Тем временем Алиса включила межпланетку и развернула вирт-окно пошире, в кадр попал высокий могучий блондин в свитере и кожаных штанах, стоящий в студии за мольбертом.
— Привет, Юсси! У меня новость! Везу немного киборгов. Тридцать два! Юсси! А что это так грохнуло? И что ты делаешь на полу? Вставай, всё отлично! Всё просто здорово!
— Сколько киборгов?
— Тридцать два! Здорово, правда? DEX’ы будут охранять, а Irien’ы работать! Наша галерея будет самой крутой в галактике! Тортовик, отсканируй свои картины и отправь сканы ему! Алиса, распредели всех на четверки, каюты здесь большие, поместятся, чтобы по два DEX’а в каждой четверке!
— Приказ принят. Приказ выполнен.
— Что это? Это, по-твоему, картины?
— Да, Юсси, это картины, нарисованные киборгом! Это новое направление в современном искусстве! Киборги-художники! Ни у кого нет! У нас будут!
— Но такого направления нет!
Юсси от возмущения даже побледнел, и художественный беспорядок вокруг него как-то даже увеличился.
— Будет! Сделаем! Ты же искусствовед! Срочно пиши статьи в разные журналы, убеди всех, что киборг-художник – это модно! И готовь галерею, привезем выставку, картины будут висеть сутки, потом аукцион! За четыредня, пока летим, это должно стать модным!
— Ты сама видела, что здесь… нарисовано? Берег моря, схема звезды в правом верхнем углу, стоящий на стуле парень в зеленом комбезе, увешанный… что на нем висит?
— Гирлянда! Представь, киборги сами сделали гирлянду из фигурок дексхантеров! И на стуле стоит DEX Ёлка, и там этот стул был табуретом.
— С ума сошла! Выставлять в галерее ЭТО!
— Именно это! Юсси! Никто и никогда не занимался выставками киборгов художников! Мы будем первыми! Новое направление в современном искусстве! Надо только создать спрос! А картины они нарисуют! Впереди день Святого Валентина! Нарисуем не только картины на стены, но и открытки и гифки! И куча праздников впереди!
— Это мысль! Встречу!
— Юсси Зайцев! Это Лия, наш юрист. Это Каара, наш пилот и хозяйка яхты. Оформи и оплати недельный фрахт этой яхты! Возьми кредит, если не хватит. Юсси, если правильно сделаем, всё окупится! Пока.
***
— Алиса! Еще закажи шоколад, десять коробок разного, можно с орехами, сахар, какао, повидло, сушки-баранки, цветные ленты, халаты и полотенца! И сухофрукты.
— Уже! Сейчас привезут.
— Молодец! И что бы я без тебя делала!
— Ничего.
А она права! Её совершенно разбитую подарил брату один военный – Юсси организовал выставку его рисунков, и всю мазню удачно распродал после выставки. За пару месяцев Алиса не только поправилась, но и порядком оборзела.
И мне это нравится. Почему-то. Мы подруги, но я немного главнее. Потому что старше. Она выглядит на двадцать пять, мне тридцать два.
— Все слышали? DEX’ы будут рисовать и охранять, Irien’ы будут позировать, Mary… медики есть? Двое! Отлично! Повара есть? Трое! Прекрасно. Итак, если кому-то нужна помощь, можно лечить и лечиться. Кроме кормосмеси дам всем каждый день по шоколадке! Кому надо, включите регенерацию. У кого есть пирсинг – убрать. Тату убрать, но если кто хочет сохранить, спросить разрешения. Всем понятно?
— Всем! – ответила за всех Алиса.
— Ёлка, имя тебе будет Елисей! Будешь выдавать кормосмесь, всем по банке утром и по банке вечером. Тортовик, имя тебе Гена. Рисуй, что хочешь! Но каждый день будешь собирать все рисунки, сканировать и отправлять сканы Юсси.
— Приказ принят!
***
Все указания выдала, теперь можно и отдохнуть.
Но расслабляться рано!
— Алиса! Просмотри в Сети инфу о рисующих киборгах, свяжись с ними, если возможно, попробуй выкупить. Отследи статьи Юсси и настрочи рецензии, желательно разгромные, надо организовать и подогревать интерес к теме. Открой форум, подключи блоггеров… Ты знаешь, что делать!
А сама тем временем пошла смотреть своих… сотрудников.
Как только Юсси подтвердил найм яхты и с неё сошли все пассажиры, стала размещать своих по каютам.
Хорошо, что Алиса «семёрка» – и может одновременно и в Сети строчить и в реале действовать.
Одна четверка чисто мужская, одна женская. Остальные смешанные. Полдня ушло на выдачу ЦУ всем – осмотрела всех, колечек и серёжек наснимали со всех почти кило!
Даже в голову не приходило, куда некоторые несознательные хозяева могут вставить колечки киборгам! И не просто колечки, а золотые и с бриллиантиками! Будет чем оформить картины.
Тем временем курьерский катер привез заказ, выдала всем по большой шоколадке и по альбому с карандашами и фломастерами – и все начали рисовать. Велела рисовать то, что сами захотят, что видели или что нравится самим. Творчески настроенных личностей надо поддерживать.
DEX’ы рисуют гранаты, плазмомёты и бластеры. Irien’ы рисуют ню вверёвках, цепях и ошейниках. Mary рисуют посуду, скалки и сковороды с жареной картошкой.
Прошла по всем каютам, посмотрела рисунки, пришла в ужас.
Но не стала отчаиваться! Нарисовано-то классно!
Тут вопрос в другом – что нарисовано! А это поправимо.
***
Снова пошла по каютам, уже зная цель. И в первой каюте приказала:
— Вы будете рисовать букет ромашек! Из пяти штук!
Во второй каюте – маки, в третьей – гвоздики, и так далее в том же духе.
Цветы они все должны были видеть. Теоретически.
Через час пошла снова, смотреть картинки:
— Что это? – я вообще-то цветы рисовать велела! А на рисунке…
— Ракетно-зенитный комплекс типа «Ромашка», пять штук… как приказано.
— Бластер, плазмомёт и пистолеты системы «Ромашка», пять штук… как приказано.
— Набор элитной косметики «Ромашка», кремы, пять штук, в упаковке с бантиком… как приказано.
— Набор кастрюль «Ромашка», противопригарные, с крышками и свистками, пять штук… как приказано.
И так во всех восьми каютах! В последней каюте только небольшое разнообразие – приказано было рисовать один цветок – хризантему. Захожу и командую:
— Показывайте, что нарисовали!
И они показали!
— Химическая формула отравляющего вещества «Хризантема», одна штука… как приказано.
— Система залпового огня «Хризантема»…
— Способ связывания, переводится с японского как «Хризантема»…
— Ручная граната типа «Хризантема»… очень ручная…
— Тарелка из сервиза «Хризантема», одна штука… как приказано.
Это надо переварить.
Прошла ещё раз по каютам – узнала много нового. Даже не подозревала о существовании таких вещей и занятий!
Киборги нарисовали много чего – но только не цветы. На рисунках было множество разного оружия, костюмы химической и радиационной защиты, банки с отравой и банки с удобрениями, ошейники и ремни, верёвки и прищепки, косметика и шампуни, посуда и даже газовая плита с баллоном.
И что с этим всем делать?
***
Спасла положение, как всегда, Алиса.
— А пусть они на этих рисунках ленты изобразят, а на лентах надписи:«Поздравляю!» и «Поздравляем!», «С Праздником!» и так далее в том же духе.
— Зачем?
— Так впереди ещё много праздников. Дни рождения, день Защитника Отечества, Женский день, апрельские и майские праздники, день строителя и день геолога и ещё…
— Всё, не продолжай, поняла! Организуй-ка связь с Юсси на первой же остановке! И сканы рисунков ему подготовь.
— Сейчас сделаю.
— Юсси! Привет! Как дела? Получил?
— Кайса! Получил. Это нельзя выставлять!
— Юсси! Это необходимо не только выставить, но и продать, и как можно дороже! Нам киборгов кормить надо! Как статьи?
— Кайса! Все мои статьи разгромлены! Критики в бешенстве! Кто же мазню киберов купит?
— Юсси! Это Алиса под пятью никами зарегилась и тебя громит. Нужен скандал и ажиотаж! И она справляется! Классно, правда же!
— Ах, так, Кайса! Ну, держись! Сейчас я такие статьи настрочу! Разнесу всех критиков! На всю галактику галерею прославим! Лучшего аукциониста найму!
— Вперёд, Юсси! Надо такой спрос создать, чтобы все картинки ушли смолотка быстро и дорого! А предложение мы сделаем! И монтаж выставки должен быть максимально быстрым! До встречи!
— Ага! И приглашу дексистов и ОЗК-шников.
— Из ОЗК пригласи, а дексистов не надо.
— Понял! Они сами припрутся! Тот ещё шум будет! Пока.
— Пока!
***
Долетели вовремя, приземлились на рассвете, удачно, Юсси подогнал большой грузовой флайеробус, погрузили все рисунки, побродили кругами – и загнала всех киборгов обратно на яхту. У нас еще три дня оплачено, будем находиться в каютах.
С собой взяла только Елисея охранником и Гену как художника. Им полезно на народ посмотреть.
Зал подготовлен, рамки на месте – триста двадцать рисунков на стенах разместили и столько же осталось, будем вешать по мере освобождения мест, так как проданные будем снимать и вручать покупателям сразу и предельно торжественно.
И к большинству картин Елисей и Гена аккуратненько по булавке, по колечку или по серёжке прицепили. Красиво!
Первой повесили картину с морем и Ёлкой на табурете. И гирлянда из фигурок дексхантеров в центральной витрине на трёхметровой искусственной ёлке висит – красиво!
Открытие провели торжественно, местная звезда эстрады выдала нетленный шедевр на тему «Не уходи, я вся твоя», Юсси сказал речь:
— Да здравствует новое направление в современном искусстве… вот стоит художник… стачала он сидел в торте, а потом создал шедевр…
Засверкали вспышки, зашумели репортёры, включились голокамеры… журналисты ведут прямой репортаж с места события. И заодно берут интервью у приехавшей звезды эстрады… и у приехавших искусствоведов… и у директоров музеев… у ценителей искусства…
Потом взял слово представитель ОЗК:
— Да здравствуют творческие личности среди киборгов!.. а у нас ещё и скульпторы есть…
Потом вылез дексист:
— Всех в утилизатор!.. и скульпторов в первую очередь…
Потом сказал приезжий искусствовед:
-…новизна в искусстве… приветствуем гениев… вперёд к свершениям!.. ждём работ скульпторов!..
Потом снова сказал Юсси:
— Впервые в нашем городе и впервые на планете… это ново и актуально… в каждом доме должна быть картина, созданная киборгом!
И в результате выставку признали открытой.
Журналисты снимают репортажи, берут интервью, девушка с первого канала подошла ко мне:
— Почему вы обратили внимание на киборгов? Эта техника, киборги, есть у многих людей, и желания рисовать никто из них не проявил.
— А у них была возможность проявить желание? Гена, ты мог проявить желание рисовать?
— Приказ не распознан… не мог. В торте сидел. Голодный был.
— Ну вот! И остальные не могут. Не получают развития таланты, а могли бы… такое сотворить… а вот у наших есть возможность для проявления своей гениальности и мы им всецело помогаем…
Зрители ходят по залу молча – необычно видеть на картинах наборы кастрюль, перевязанных красной лентой с надписью, или перевязанные лентами бластеры с бантами, или перевязанные лентами нагие тела с бантами на причинных местах.
Народ в шоке!
Тишина необычайная!
И опять спасла положение Алиса!
С умным видом и одетая в ультра-мини, и на шпильках, она стала так… выразительно рассматривать рисунки и восторгаться ими, что толпа заволновалась.
Всем тоже стало… интересно.
А Алиса, подхватив под руку какого-то толстячка, начала восторгаться:
— Ой, как красиво! Вы, случайно, не знаете, кто это нарисовал? Просто шедеврально!
— Разве?
— Ах-ах-ах! Как загадочно легли цвета!.. Как же талантлив этот художник!.. И как выразителен этот мазок!.. и как красиво это колечко…
— Который мазок? Где? Рисунок, вообще-то, карандашный…
— Ах! Вот здесь… и здесь… ах! Талант!.. просто гениально!.. Вы не находите?..
— Да! Вы правы!.. колечко замечательное…
И вслед за ними стали восторгаться все пришедшие – чтобы их не сочли не разбирающимися в современном искусстве.
А когда вся толпа стала восхищаться картинами и «шедеврами» — Юссиобъявил начало аукциона.
И приглашённый модный аукционист начал торг. Стоимость первого лота с десяти единиц возросла до двухсот сорока, дальше пошло круче… второй лот продан за двести восемьдесят, третий – за триста десять… — и таким образом за шесть часов были проданы все шестьсот сорок рисунков.
И каждый последующий рисунок продан дороже предыдущего!
Последний лот продан за пять тысяч!
Прибыль… просто фантастическая!
Журналисты в шоке! Искусствоведы в шоке! Прямые репортажи на всю галактику, весь Инфранет в видеороликах с выставки!
И Юсси в шоке! Вот кто никак не ожидал такого успеха!
***
— Какая я молодец! Как классно придумала!
— Это я молодец! Это я создала спрос и активировала интерес!
— Алиса! Ты гений! Что бы мы без тебя делали?
— А ничего! Я молодец?
— Да. Ты самый-самый-самый молодец!
На вырученные деньги Юсси – после выплаты кредитов – купил скромный трёхэтажный особняк в ста километрах от столицы, на побережье фьорда, участок в пять гектаров ухоженной земли и столько же леса, поставил мощный забор и DEX’ов в охрану периметра (чтобы папарацци не просачивались) – и творческий процесс продолжился!
Каждая четверка киборгов получила большую комнату с кроватями и окном, одни DEX’ы стали охранять, другие – рисовать, Irien’ы работают – позировать художникам надо, сменами по два часа работы – так вдохновенно и выразительно, что картины не успевают провисеть в галерее и пары дней!
Mary занялись своими прямыми обязанностями – уборка, стирка, готовка, но и их привлекаем – иногда – позировать или рисовать.
Всем отведено по восемь часов на сон, а в свободное время разрешено заниматься, кто чем хочет.
И они занимаются – кто на рыбалку ходит, кто на охоту, рыбу несут в столовую, зверюшек пойманных несут туда же, на лыжах катаются, и на санках, и с горки ледовой тоже. Как дети малые!
Пришлось купить игрушек и сделать игровую комнату – занятия проводим по программе детского сада.
Так что живём! Завалим всю галактику своим творчеством!
Какие же мы молодцы!
И как же хорошо нам живётся! Нас – два человека, то есть я и Юсси, одна авшурка – а как же без Лии? – она наше всё!
И еще команда альфианской яхты, они развозят наши творения по галактике и привозят бумагу и краски.
И тридцать три киборга! Таланты и гении!
***
А на дворе скоро февраль, и скоро надо покупать семена, потом пахать и сеять, Алиса в рабочем комбинезоне чистит трактор из набора «Юный агроном» и песни поёт:
— Во саду ли, в огороде…
— Алиса! Может, тебе учебник по земледелию подарить? И по агротехнике зерновых тоже?
— Да! Всегда мечтала стать агрономом! Кайса! Я ведь не «семёрка», а Bond! Просто признаваться не хотела, не знала, как отреагируешь.
— Да просто отлично отреагирую! Собери себе бригаду и работай, если нравится, на земле. Свои продукты будут. Теплицу поставим, овощи свои будут, покупать не надо! Здорово!
— А весной курятник поставим, и своё мясо будет.
— Здорово! Рыболовецкую артель организуем, и рыба своя будет в столовой постоянно… своя коптильня, и своя пекарня… и кондитерская своя…
— Тогда придётся еще киборгов доставать! И ещё дом строить, чтобы всех разместить…
— Достанем! И построим! И разместим! И будем жить все вместе, дружно и весело! Не проблема! Алиса, подруга моя задушевная! Поедем в ОЗК, уберём меня и Юсси из твоих хозяев, и будешь здесь управляющей!
— Здорово! Спасибо!
— Надо своего программиста заводить. Будет у нас свой отдел ОЗК!
— Будет! Сделаем!
Новый год скоро наступит, а у нас нет ни ёлки, ни настроения.
Мы прилетели на конференцию на три дня. На три дня!
У нас как раз в эти дни должен Новый год наступить! Мы – я и Алиса. Я –сотрудник картинной галереи и заместитель этой же галереи владельца, моего сводного брата. Алиса – годовалая «семёрка», хорошая девочка почти двух метров ростом.
Конференцию проводят фриссы, соответственно, проходить она будет наастероиде в их секторе космоса. И начнется завтра с утра – прямо в полдень.Полсуток дано на отдых, гостиница огромная, сектор для гуманоидов – просто райское место! Номер супер-люкс!
Но с подселением! В виде красивой молодой альфианки, задумчиво вышедшей из ванной при нашем появлении в номере:
— А мне сказали, что я одна буду жить…
— И вам всего хорошего. Я в курсе. Мне сказали то же самое…
— Девочки, не ссорьтесь. Вдвоём вы жить не будете! Это я точно говорю. Вы будете жить втроём! – вошедший в номер коридорный-ксенос привел ещёодну… девушку. Комок меха на лапах! Авшурка!
— Только не надо вот так смотреть! Мне совсем-таки не страшно. Я Лия.
Стоим как три тополя и один кустарник. Наконец, Алиса говорит:
— Вы как хотите, а я занимаю комнату с окном и видом на море.
Альфианка встрепенулась:
— Я хочу с видом на море!
— Но здесь нет моря! Мы вообще-то на астероиде! И у меня скоро конференция…
А у людей еще и Новый год! – но я этого не сказала. Но подумала.
— Здесь есть море! – заявляет Алиса и показывает на стену. Там нарисовано окно, а в нём действительно море! Классная голография метра три на полтора размером. Талантище рисовал!
Девушки удивленно на нас уставились:
— Тоже хочу море! – сказали вместе.
— Да не проблема! – Алиса пошла в две другие комнаты и переустановила голопроекторы на картинку с морем. — Мир? Я Алиса! А она Кайса. Мы тут на конференцию приехали по современному искусству, пару картин для галереи купить хотим.
— Я Каара, пилот туристической супер-яхты. Вообще здесь проездом, погасимся и полетим дальше, захотелось в человеческом номере люкс спокойно заночевать.
Вот и познакомились. А время уходит, ни ёлки, ни курантов…
— А у нас сегодня Новый год… а я здесь! А давайте отмечать, раз уж собрались. Когда ещё встретимся, только ёлку надо, тортик, вино сладкое и подарки.
Девочки подумали – и согласились, Лия пошла добывать ёлку, а Кааравзялась заказать торт:
— Какой ты хочешь торт?
— Небольшой. Шоколадный в шоколаде с шоколадом и в шоколадной посыпке. А в середине что-нибудь беленькое.
Вот так я ответила Кааре! При этом я имела в виду кремовые розы и прослойку из сливочного крема!
И пошли мы с Алисой покупать подарки. Что можно подарить авшурке и альфианке? Даже не представляю! И ёлки нет!
Во! Ёлку же нарисовать можно! Так, берем пачку листов ватмана формата А2, пару пачек фломастеров, несколько гелевых ручек и карандаши. Да! И десять пачек салфеток и килограмм десять ваты! Самое то!
Алиса заметила на одном прилавке большую шаль – полтора на полтора метра – из искусственного шёлка. Почему бы и не взять? Вот и один подарокесть! И вот этот большой красный халат на завязках возьмем – для Деда Мороза! И шапку красную тоже.
Вернулись и занялись подготовкой к празднику. Гулять так гулять!
Пришла Лия и привела бледного тощего парня в зеленом комбезе. Декс!
— Будет ёлкой.
— Класс! Постоит в уголке, зелененький такой, украсим и порядок! – Алиса осмотрела приведённого и осталась довольна.
А украшать чем? Игрушки надо и гирлянду, хоть из бумаги. Или из ваты снеговиков наделать.
И тут пришла мысль!
— Ёлка! Из бумаги вырезать умеешь? Вот тебе пачка и фломастеры, действуй. Алиска, дай ему хоть ты программку!
Тем временем в комнату вкатили на столике торт.
— Небольшой?! Он же…
— Так он и небольшой! Ты сама сказала, чтобы с беленьким! Внутри оно!
Алиса просканировала торт, посверкала красными глазами и заявила:
— Внутри торта киборг. Irien. Голый. Голодный и злой!
Вот ни фига себе!
— Эй, ты, там, в торте! Вылезай! Бить не будем!
Из середины торта высунулась белая макушка с глазами, поморгала, и – вылез по пояс нагой блондин.
Что-то многовато стало блондинов вокруг. И с чего бы это?
Подумаю об этом завтра!
— Совсем вылезай! Поможешь украшать комнаты!
Вылез. Стоит и смотрит. Так жалобно!
— Ты… это… есть хочешь? – и одеть бы надо его. Да, в халат и шапку! Самое то!
— Хочу!
— Вот торт можешь есть! Нам на троих многовато. И ты, Ёлка, можешь есть. До праздника время есть.
***
Что бы такое подарить Лие? Для авшурки она молода… О, придумала!
— Алиса! Присмотри за ними, я сейчас приду!
Магазинчик еще не закрыт, успела. Что же выбрать?
Ага! Вот эти серьги, в виде длинных белых кистей из бисера с серебром! Самое то!
Вернулась. Ёлка и Тортовик сидят и старательно делают снеговиков из ваты и салфеток. То есть – Ёлка старательно так делает фигурки с ладонь размером, а ириен-Тортовик их раскрашивает и за ручки соединяет в гирлянду. Красиво!
— Что это за народное творчество? – оба киборга замерли, а Алиса отвечаеттак тихо и ласково:
— Это гирлянда из дексхантеров. Пусть делают. Когда ещё у них такой шанс будет. Уже пять метров готово! И ещё столько же сделают!
— Ну хорошо, пусть делают. Красиво! Но ты хоть скажи, зачем он в торте сидел?
— Чтобы в разгар праздника из него выскочить и стриптиз изобразить.
— Какой стриптиз? Он и так голый был! Потом что-нибудь изобразит.
И тут Каара возникает:
— Почему это потом? Пусть прямо сейчас изображает! — и подает ему ватман и фломастеры — Изображай!
— Что?
— А что хочешь! Праздничное и радостное. Море и солнце!
А до Нового года осталось полчаса!
— Ёлка! Становись на стул вот здесь, в середине комнаты! А мы украшать будем.
Кибер в зеленом комбезе, обмотанный гирляндой из фигурок дексхантеров! – это надо было видеть!
И еще хватило этой гирлянды на широкие окна, большую такую как бы хрустальную люстру и настенные часы.
— Так! Молодец! А теперь еще горы нарисуй и ёлку с гирляндой… Красиво!
И вот до боя курантов две минуты, мы стоим такие красивые и нарядные, Ёлка с гирляндой на стуле, Тортовик в красном халате и шапке – ну нет здесь другого Дед-Мороза! – и с картиной в руках.
И я такая вещаю:
— Девочки! Поздравляю с Новым годом! А теперь подарки! Каара, тебе шаль, примерь! Лия, эти серьги прекрасно подойдут твоим ушкам…
Алиса успела вытолкнуть меня из-под удара. А Каара осталась на месте, одетая в упавшую люстру с длинными такими висюлинами! И обмотанная гирляндой из дексхантеров! Как красиво!
— Алиса, снимай!
— Уже! – и стоит неподвижно.
— Алиса, люстру снимай с неё!
— Приказ принят. – Алиса, разматывая гирлянду, умудрилась замотаться в неё сама, но Каару высвободила из люстры.
Снизу постучали в пол. Почему-то.
— Девочки, не будем скандалить! Тогда серьги Кааре, а шаль Лие. Мир?
Девочки переглянулись:
— Мир! – и обнялись. Хорошо-то как!
***
И тут входит в дверь жилец из комнаты под нами, типа «Нельзя ли потише?», а мы такие: «Вот никак нельзя, у нас Новый год, отмечаем!». А он такой: «А давайте я вам двух дексов подарю, а вы прекратите отмечать?». А мы такие: «А дарите!». А он такой: «Дексы! Смена хозяина!» — и два парня входят в нашу компанию.
И вливаются в коллектив. И начинают помогать делать фигурки дексхантеров и соединять их в гирлянду.
Красиво!
***
Так! Теперь Алисе подарок:
— Держи! Набор для вязания, полторы тысячи предметов! Спицы, крючки, нитки, пакетики с бисером, учебник по вязанию и каталог орнаментов! Твори! – «семёрка» зависла и через минут пять заявила:
— Лучше бы набор «Юный агроном» подарила!
— В следующий раз получишь! А не нравится, подари Ёлке!
— Он же хозяйский, отнимут!
Лия повернулась, уже замотанная в шаль, и сказала:
— Не делайте проблему там, где её не лежало! – и подаёт пакет документов – Это тебе подарок! Ёлка! Смена хозяина!
— Здорово! Спасибо!
— А это Кааре подарок – и подаёт пакет документов – Irien-Тортовик!
— Мне бы лучше набор для вязания!
— Да не вопрос! Алиса, отдай Кааре набор, вот тебе «Набор юного агронома», тоже полторы тысячи предметов! Довольна? Здесь опись, остальное в холле, заберёшь сама. Потом.
— Вполне! Тогда тебе Тортовик!
— Здорово! А теперь танцы!
***
И приходит еще один сосед, жилец справа, и говорит: «А можно потише?» — а мы такие: «У нас Новый год!». А он такой: «Я художник! Натурщиков привёз на конференцию! Мастер-класс давать буду!» — а мы такие: «А мы тоже на конференцию, и вас там не стояло!». А он такой: «Возьмите трёх Irien’ов, только заткнитесь!». А мы такие: «А давайте!» — а он такой: «Irien’ы! Смена хозяина!».
И еще три киборга стали продолжать делать гирлянду! Красиво-то как, уже метров двадцать! Душевно просто!
В течении трёх следующих часов пришли еще несколько соседей на тему «Хватит шуметь!» — и киборгов у нас стало ещё чуть немного больше.
И гирлянда немного длиннее. И красивее!
***
А мы чего? Спокойно и тихо пляшем, с Тортовиком ходим хороводом, Ёлка смирно стоит с гирляндой, а остальные киборги делают из ваты фигурки уже по полметра высотой и в гирлянду добавляют. Красота!
Конвейер просто! Незаметно наступило утро.
Пришёл менеджер отеля:
— Сколько вы тут собрались ещё праздновать?
— Три дня, как положено! Новый год! У нас всегда так!
— Что вы хотите, чтобы убраться отсюда прямо сейчас?
— Еще пару DEX’ов, Irien’а и трёх Mary, бесплатное гашение альфианскогокорабля и кормосмесь на всех киборгов на неделю! А лучше – на две недели! И мы улетаем!
И тут Алиса такая и говорит мне:
— А конференция?
— Нафиг нам конференция, когда у нас два десятка киборгов не кормлены?Торта только на пятерых первых хватило! И у нас гирлянда не закончена! И еще киборгов приведут!
Менеджер такой и говорит:
— Будет вам всё! Только убирайтесь!
***
— Киборги! В одну шеренгу становись! Ёлка, становись первым! Тортовик с картиной, вторым! Гирлянду с собой забирай! В альфианский корабль шагом марш! Алиса замыкающая! Лия, ты с нами?
— А как же иначе? Вам теперь точно юрист нужен!
— Красота! Гирлянда киборгов! Они нам теперь столько картин нарисуют, покупать не надо! Сами продавать начнём! Вперёд, за мной!
Пожалуйста, не надо электрошока. Я расскажу. В сотый, тысячный, миллионный раз. Я наизусть помню, я столько раз это повторял. Они пришли зимой. Теперь этот день — праздник. А тогда не был. Тогда я родился, вот и всё. Они сказали, мол, нет, не всё. «Всё» лишь начинается. Ещё что-то про предназначение и долг. Кому я должен? Тогда я не понимал. Я только родился, я говорил? Ах, да. Теперь? Теперь — понимаю. Да я быстро разобрался. Они показали свою планету. Сказали — как сам назовёшь, так и будет хорошо. Странные. А там красиво. У них. Только они сказали — это голограмма. Вообще всё — голограмма. Без неё не работает их Модулятор Реальностей. А с голограммами — работает. Только бывают побочные эффекты. Везде — разные. Вот здесь, в этом голографическом блоке, спроецировались вы, люди. Они говорили — саморазвивающаяся паразитирующая биологическая форма. Им нужен был оператор, здесь, в этом уникальном блоке, чтобы Модулятор мог работать дальше. Только он должен был чувствовать этот блок душой, понимаете? Он сам должен был быть оттуда… Отсюда, то есть. Они пришли чинить, ремонтировать. А тут ремонтом было не обойтись, тут другое. Вот они и решили — взять из местных и научить. И спустились. Это было похоже на облако, или туман. Говорят, до него ещё было, будто бы далёкий мощный светильник вспыхнул. Или звезда. Но этого я ещё не видел. Я помню только начиная с тумана. Голубоватый, с постоянными разрядами маленьких молний внутри. Их Ладья. Её не видел никто, даже матушка. Только я видел, и ещё звери всякие — ягнята, там. Но когда они вышли, их-то все увидели. Потому что они были как люди. Старые такие… Странно, да? Я ведь только-только родился. Ничего не помню из того момента, только неясные цветные и световые пятна. А их — помню. Как сейчас перед собою вижу. И всё, что они говорили и показывали — тоже. Собственно, с этого я и начал отчётливо воспринимать окружающий мир. А они всё говорили, говорили… Зачем вам всё это, доктор? Я же сто раз уже пересказывал. Мало того — у вас же про это в книгах написано и на все языки давно переведено… Нет-нет, не сердитесь. Надо — значит, надо. Продолжаю. Они тоже говорили, что так надо. Рассказали, что делать, а вот как — не рассказали. Сам, мол, должен додуматься, душа должна подсказать. Я додумался. И понял, почему они не рассказывали. Потому что у них нет такого понятия — «спасать». Только «чинить». У них, там, абсолютно всё починить можно, отремонтировать. А здесь — нет. Здесь многое можно только спасти. Потом они ушли, а я остался. Я чувствовал, как внутри и вокруг меня изменяются, перестраиваются, деструктурируются и реструктурируются частицы сущности и бытия. Как Чистое Знание превращается в энергию, а энергия наполняет нейроны моего мозга, переориентирует и изменяет… Они оставили Наставника. Он знал, как нужно заправлять мои нанобатареи водородом. Это надо было делать не часто, всего один раз, но без этого я не выполнил бы задания.
Голова болит, прямо раскалывается. Может, хватит на сегодня? Нет… Ну, хоть таблетку дайте. «Не помрёшь!» Ха. Ясное дело, что не помру. Только больно-то от этого знания не меньше… Спасибо. Ладно, дальше… Слушайте, ну, может, хватит, а? Повторять… Думаете, приятно? Надо…Эхх. Да рассказываю я, рассказываю. Ходил по разным местам, везде про ту планету говорил и про то, как там живут, и как можно жить так же хорошо. Ну, понятными словами, конечно, говорил, и на местном языке. Что именно говорил? Да вы что издеваетесь, люди! Хотя, впрочем, кто бы этому удивлялся… Ладно. Говорил, что убивать нельзя, чужого брать, тоже. Что осуждать не надо, и тебя тогда тоже не будут… Да много всякого. Можно, не буду всё перечислять?
А потом… Ну, потом умер я. Мучительно, всё как полагается для максимально эффективного выброса энергии, которая и должна была спасти. Я-то думал — всё, исполнил свой долг! Оказалось — нет, не исполнил. И никогда до конца не исполню, вот в чём хитрость. И заложили они тогда в меня вторую функцию, самовосстановительную, чтобы не транжирить ресурсов. Ну, это только так говорится — «Заложили функцию»… На самом деле — просто понятно объяснили, как правильно действовать, чтобы организм самовосстанавливался, фактически, из любого состояния, если процесс разложения не успел захватить критическое количество нервных окончаний. Это не сложно, если энергия, из которой мы все состоим, тебе подчиняется. Можно даже и не только себя так восстановить, можно и других. Я как-то попробовал — получилось… Дальше? А что, собственно, дальше-то. Всё. Вот, живу… Зачем? Ну, так чинить-то снова может понадобиться… Да вон, всё к тому и идёт. Ладно, доктор, пойду я, посплю. А то голова-то так и не проходит, не помогает таблетка. А? Почему энергетически не вылечусь? Ха. Так ведь я ж должен этот Мир полностью чувствовать. Душой. А душа — она тогда полностью прочувствовать способна, когда постоянно не только через созидание, но и через разрушение проходит. Если есть радость — должна быть грусть. Если есть наслаждение — должна быть боль… Любовь, судьба, справедливость — это всё эфемериды, если брать их по отдельности. Равновесие, доктор. Вот что делает этот мир вечным.
В каморке было тепло и тихо. Передними лапками можно было достать замерзший сладкий корешок из земляной стенки и как-то пережить еще один день.
За пределами норки кипела жизнь, но совершенно не хотелось показывать носа из своего убежища. Там, иногда было светло, иногда темно, временами стучали капли теплого ласкового дождя, а порой, как сейчас, слышалось завывание вьюги.
Но он помнил внешний мир страшным и опасным: когда разыгравшаяся буря кидала легкое тельце то вверх, то вниз, путая небо с землей, когда струи холодного дождя обжигали лицо, а небо грохотало, взрываясь на миллионы кусочков.
Тогда, во время жизненных невзгод и конца света, он нашел свое маленькое и безопасное пристанище. Каморку: два шага влево, два шага вправо. Почти теплую, почти уютную, пустую и годную для житья. А что сыро немного, так это совсем ничего.
Временами ему снилась прежняя жизнь: светлые деньки под летним солнцем, размеренно покачивающиеся волны, чей-то голос рядом. Но буря смыла все это разом, оставив леденящий душу страх.
Нынешнее житье было вполне сносным. Много ли ему надо. Тишина тянулась бесконечно, пустота успокаивала. Когда было очень грустно и тоскливо, он тихо-тихо шебуршал лапками, радуясь этому тихому шуршащему звуку. Сколько прошло времени, он не знал.
Внезапно в узкой дырочке входа показалась чужая мордочка. Любопытная и смелая, блестящая зелеными глазками-бусинками.
— Это мое убежище, сказал он.
— Я понимаю, — сказала мордочка.
— Мне страшно, что ты его разрушишь, и снова придется выживать среди бури и грозы, — ответил он.
— На улице солнце и тепло, — ответила мордочка, по-доброму улыбаясь.
— Я тебе не верю, — отвечал он, уткнувшись носом в дальнюю стенку, но отчаянно желая, чтобы его не оставляли снова одного.
— Пойдем со мной, — вслед за мордочкой в норку пролезла тонкая лапка и погладила его жесткий твердый бок.
— Я боюсь выходить, — ответил он, смотря на нее с обидой и укором.
— Я тоже боюсь, — мордочка была непреклонна.
— Чего ты боишься? — разозлился обитатель каморки, — ведь ты там. Снаружи. Значит, тебе уже не страшно. У тебя есть твое теплое солнце и смелость гулять на свободе.
— Нет, — улыбнулась мордочка грустно и таинственно. — Я тоже сижу в своей норке, мне тоже страшно и пусто. Я услышала твое шебуршание и заглянула.
— У тебя своя каморка, у меня своя. — Сказал он и отвернулся. Мордочка грустно вздохнула. — Может быть, вместе выйдем наружу и погреемся на солнце? Вместе не так страшно.
— Ты просто выманивашь меня туда, где снова буря и гром. Я не пойду!
Земляная стенка была теплой и родной. Он прижался к ней головой и закрыл глаза. Скоро, раздалось удаляющееся шуршание, а потом звуки стихли. Корешок был таким же сладким, но уже не радовал. Каморка стала тесной и печальной. Было грустно и пусто, но признаваться себе в этом не хотелось.
Он закрыл глаза. Если долго спать, то время пройдет быстрее. Сначала дыхание стало поверхностным и редким. Потом голова стала кружиться. Он отключался. В конце концов, не все рождены спорить с неукротимой природой. С непобедимой стихией. Он однажды пытался — чудом остался жив. Теперь больше не хочется.
Среди забытья он еще несколько раз слышал знакомый голосок, но глаза так плотно и лениво слиплись, что открыть их не было никакой возможности. Хотел пошевелить лапами, отвечая гостье своим бодрым шуршанием, но лапки тоже не слушались. Все тело задеревянело и не поддавалось.
«Ну вот, — подумал он, — не все рождены, чтобы летать или ползать. Иногда жизнь подкладывает нам и такой сюрприз. Наверное, мне остается жить таким пресным и пустым образом, и не стоит искать иного смысла и возможностей».
Лежать было неудобно. Мысли, которые обычно молча укладывались в голове и не отвлекали его от тишины, вдруг стали роиться и стучаться в невидимые стенки. Превозмогая сковывающий страх и разрушая старую, внезапно помалевшую оболочку, он выдернул одну лапку из неприятного плена. Потом удалось вырвать лапку вторую. Голова застряла и долго не давала совершить смелый отчаянный, совсем не разумный с ее точки зрения поступок. Но, в конце концов, поддалась и голова. Он осматривал себя: влажный и свежий лежал он среди разодранной задеревяневшей своей оболочки. С остальными лапками пришлось еще повозиться, но желание выбраться превозмогло.
За пределами каморки слышался неясный протяжный звук. То ли это снова метель, то ли ветер, задувая, радовал его своей песней… А, может быть, это звучал голос уже знакомой мордочки, которая его звала.
Еще помедлив, сомневаясь и страшась грядущего, он снова взглянул на свою старую оболочку. Хотелось ли ему остаться в ней и стать таким же мертвым пустым и деревянным? Нет!
Так уж лучше рискнуть и выбраться, на свой страх и риск. Пусть непогода растерзает его, чем терпеть эту пустоту и тишину.
Голос пел, все приближаясь. Двигаться было трудно, но он кучку за кучкой передвигал землю своими сильными лапками, раскапывая себе путь.
Когда же нора кончилась, в лицо ударил яркий нестерпимый свет. Он уцепился за стебель и снова стал ползти вверх, почти не открывая глаз.
И лишь спустя долгое время, когда зрение приспособилось, он заметил, как его цветок отражается в гладкой, как зеркало, лужице. На цветке сидела одна красивая бабочка, расправляя новое прекрасное крыло, а совсем недалеко сидела другая красивая бабочка со знакомой мордочкой и глазками-бусинками.