Ким давала лица «чудовищ» крупным планом.
— Он прошел больше половины пути до трапа. Неужели полиция позволит маньяку покинуть планету? Девочка все еще обнимает маньяка за шею, прижимается к его щеке щекой, она совершенно его не боится! Странное поведение ребенка не позволяет стрелять на поражение. Будто не маньяк прикрывается ребенком, а ребенок прикрывает маньяка!
— Кто-нибудь заткнет рот этой идиотке? – снова взвыла Тина. – Ты, ушлепок! Еще двадцать шагов – и я даю команду стрелять на поражение!
— Стив Ларсен что-то говорит мальчику. Тот сосредоточенно кивает, а потом задирает лицо вверх, смотрит на маньяка. Но что это? Почему преступник ставит девочку на землю? Боже, он боится, что снайперский выстрел заденет ребенка! Нет, парень, нет, не делай этого! Они не посмеют стрелять в прямом эфире! Он слышит меня! Вы видите? Он отвечает: еще как посмеют. Он усмехается.
— Вырубите ее сучий микрофон! Как угодно, хоть выстрелом!
Щас тебе, волосатая… Красный диод на микрофоне продолжает мигать – Джим в прямом эфире. Ким дает крупный план упавшего на пластиковое покрытие скальпеля. Еще крупней, еще… Теперь всем видно, что лезвие скальпеля запаяно в оргстекло.
— Похититель одергивает курточку девочки. Выпрямляется… Поднимает руки. Он отпускает заложников! Он их отпускает! Дети бегут со всех ног… к грузовику «Мастодонт»! С места срывается полицейский турбокар и движется им наперерез, но уже очевидно, что перехватить детей он не успеет! Если сейчас выстрелит снайпер, я лично добьюсь громкого разбирательства – все видели, что похититель отпустил заложников и поднял руки! Все видели, что дети шли рядом с ним добровольно, и только страх за жизнь детей заставил преступника сдаться! Двое из них спасены, но кто спасет сотни тысяч других детей? Дети пересекают государственную границу, с разбегу взлетают на несколько ступенек вверх по трапу «Мастодонта». Женщина ловит девочку в объятья, Лиз оборачивается и плачет. Тома окружают мужчины с грузовика, он тоже оглядывается и старается избавиться от объятий – он готов бежать назад, на помощь Стиву Ларсену. К преступнику приближаются полицейские, эти синие молнии – выстрелы из нелетального оружия, но их слишком много. Преступник навзничь падает на пластик летного поля. Рискуя своей жизнью, перечеркнув свое будущее, этот парень позволил детям добраться до территории, где им не грозит переориентация! Что же это за страшная процедура, которую проходит двадцать процентов наших детей? Ратуя за терпимость к инакости, возводя в культ индивидуальность каждой личности, мы готовы каленым железом выжигать из наших детей эту самую индивидуальность – ту, которая нас почему-то не устраивает! Наших детей обнимают совершенно чужие им люди, люди, которых мы привыкли причислять к своим идеологическим противникам! Наши дети спасены от нас! Девочка проявляла ярко выраженную гендерность, отсутствие стремления к успешности и склонность к стадности – не хотела заниматься боксом… У мальчика обнаружили то же отсутствие стремления к успешности и склонность к агрессии: он защищал не желавшую драться девочку кулаками, наплевав на самого себя! Бессилие психологов и воспитателей выливается в простенькую процедуру: переориентация! Что может быть проще – немножко подкорректировать поведенческую матрицу, чтобы девочка стала похожа на тех отважных потных полицейских с небритыми подмышками, которые минуту назад стреляли электрическими зарядами в безоружного человека с поднятыми руками. Чтобы мальчик стал похож на то ничтожество, каким его рисует полицейский психолог – не способным оказать минимальное сопротивление насилию! Дети, похищенные серийным убийцей – первая версия, наиболее вероятная. Желание насиловать и убивать детей мы считаем более естественным, чем самопожертвование, объявленное психической патологией. Обилие сумасшедших маньяков, готовых насиловать и убивать детей – не есть ли придушенная в детстве агрессия, не прямое ли это следствие переориентации?..
Джим вдохнула, намереваясь и далее продолжать свою пламенную речь, но случайно глянула на диод: он мигал желтым – шла запись. Наверное, давно… Ким продолжала снимать – видеозапись останется, ее можно будет выложить в сеть… Но и ребенку ясно, что число просмотров не превысит трех-пяти тысяч… Парень был жив, пришел в себя, но еще не мог двигаться самостоятельно: чтобы погрузить его в полицейский авиакар, двое радфемин в гендерно-нейтральной форме без лифчиков с трудом подняли его с асфальта под руки – Стив Ларсен был заметно выше обоих женщин и существенно тяжелей. Киднепинг, захват заложников – это пожизненное заключение в тюрьме класса А. Завтра Джим объявят ненормальной и уволят. Ну и черт с ней, с этой работой – зато можно будет купить себе такие же сережки, как у бортпроводницы «Мастодонта»! Дети поднимались по трапу внутрь грузовика — завтра Метрополия выкатит претензии Дикой луне, но Дикая луна покажет в ответ большой мужской цисгендерный фак. И чтоб вы все им подавились!
Ульф знает, что Стив Ларсен никого не убьет… Тогда почему не отдает приказ штурмовать ангар? Желает победы похитителю? Вряд ли. Нет. Если он отдаст приказ идти на штурм, самые умные догадаются, что «серийный убийца» никого не собирается убивать, а прочие дебилы решат, что планетарное бюро рискует жизнью детей, поднимая собственный рейтинг.
— Ты, ушлепок! Я тебе гарантирую снайперский выстрел в голову, если ты только появишься на летном поле! – вставила Тина. – Лучше выходи из ангара с поднятыми руками!
— Я все сказал. Если через пять минут на моем пути будет стоять хоть один полицейский… одна полицейская… – я убью девочку. Время пошло.
— Тина, отводите людей, — спокойно сказал Ульф. – Но если у снайпера будет возможность уничтожить похитителя и не задеть ребенка – пусть стреляет.
Наверное и Тина, и ее снайперы понимали, что с ними будет, если девочка погибнет в прямом эфире – независимо от того, снайперский луч ее убьет или скальпель похитителя. Да, рейтинг такого репортажа взлетит до небес – можно будет больше никогда не работать, жить с лайков и цитат… Джим покоробило от этой мысли, она даже тряхнула головой, стараясь ее прогнать. Нет, нет… Не нужно такого богатства, честное слово – не нужно! Пусть эта маленькая тихая девочка с ярко выраженной гендерностью останется в живых! Что угодно – пусть она живет!
Ким снова показала трап «Мастодонта» — на нем стояли люди. Человек пятнадцать цисгендерных мужчин – как на подбор высоких, широкоплечих космолетчиков. Может, на Дикой луне и были мужчины вроде Джесса Ли, но, должно быть, на грузовиках они не летали. И Ким дала космолетчиков крупным планом – вперед протиснулась цисгендерная женщина в форме бортпроводницы, которая необычайно ей шла. На каблуках. Джим никогда не посмела бы появиться в прямом эфире с ее прической, хотя в ней и не было ничего вычурного – просто длинные волосы, убранные назад и вверх шпильками. Но как великолепна была шея женщины, как изящно выглядела ее голова… А кажется, побрей голову – и должно получиться так же, но почему-то получается совсем иначе: как у мальчика с торчащими в стороны ушами. Кстати, в ушах женщины сверкали сережки со спускавшимися вниз тонюсенькими цепочками – и подчеркивали безупречную форму лица. Джим на глаза едва не навернулись слезы: у нее никогда не будет таких сережек. Она никогда не посмеет выйти на улицу с высокой прической… Она никогда не наденет узкую короткую юбку с туфлями на каблуках – потому что побоится сменить свою «цисгендерность» на «выраженную гендерность».
— Полицейские отошли на требуемое расстояние, — сказал Ульф в эфир. – Условие похитителя выполнено. Но я еще раз предлагаю похитителю сдаться, чтобы не подвергать риску ни собственную жизнь, ни жизнь детей. Даже самый меткий выстрел может задеть ребенка.
О чем это он? Джим уже раскрыла рот, чтобы задать этот вопрос вслух, но Ульф приложил палец к губам – и она поняла. Это бюро угрожает похитителю смертью ребенка, а не наоборот! Охренеть… Вот другого слова и не подобрать… Интересно, кто-нибудь еще это понял? Впрочем, никто из зрителей не знает, что Стив Ларсен – старший брат первого из пропавших мальчиков…
Ким дала в эфир панораму ангара сто шестнадцать си – чтобы похититель удостоверился в том, что полиция не прячется где-нибудь за углом. Впрочем, у него был тепловизор…
В полном молчании приоткрылись освещенные прожекторами ворота ангара – первым на пластик летного поля вышел Том Макгрегори. Стив Ларсен шел следом и держал девочку на руках – она обнимала его за шею и прижималась щекой к его щеке. Надо быть чудовищем, чтобы стрелять в голову похитителя – луч заденет ребенка с вероятностью процентов семьдесят… В руке у инопланетника был скальпель, острие которого упиралось девочке под подбородок. Даже если ребенка не заденет луч снайпера, при падении Стива Ларсена скальпель воткнется в ее шейку…
Тишина вокруг давила – чего доброго, зрители решат, что у их коммов вышли из строя звуковые карты…
Стив Ларсен двинулся вперед – теперь Том шел позади него, как прикрытие.
В ухе зашипел голос шефа, показавшийся оглушительным в полной тишине:
— Не молчи, Джим, говори хоть что-нибудь! Давай: что вижу, то пою!
И Джим заговорила.
— Похититель преодолел пятьдесят ярдов из двухсот пятидесяти… Я уверена: снайпер не посмеет выстрелить.
«Слышишь, парень? Они не посмеют выстрелить в прямом эфире! Точно не посмеют, не верь угрозам!» Вдруг мысли все же передаются на расстоянии? И Джим «выкрикнула» эту мысль так громко, как только могла.
— Посмотрите, как доверчиво девочка прижимается к щеке похитителя – ребенок напуган до такой степени, что не различает врагов и друзей. Мальчик идет за злоумышленником след в след, не отставая ни на шаг. Сейчас он мог бы бежать назад, не опасаясь угроз похитителя, — смерть девочки означает мгновенную смерть Стива Ларсена. Том, ты наверняка меня слышишь. Том, ты можешь бежать назад, к ангару! Том!
Мальчик огляделся по сторонам – голос Джим он слышал из комма на запястье Лиз, но, наверное, догадывался, что смотрят на него не оттуда. Нет, он не замедлил шаг – так же наступал похитителю на пятки. И даже не покачал головой.
— Сто ярдов из двухсот пятидесяти. На трапе «Мастодонта» собираются люди. Они безоружны. Чудовища! Вглядитесь в их лица: они не просто готовы помочь преступнику, они явно желают ему победы. Неужели ненависть к Метрополии в их сердцах столь сильна, что они готовы встать на сторону убийцы детей? Я не верю в столь всепоглощающую ненависть, есть ценности, стоящие выше идеологических распрей.
Джет сел в космопорту «Оранж-ди» за пятнадцать минут до Чайлда. Ким, окинув взглядом окрестности, сразу выбрала позицию для съемки: на плоской крыше невысокого здания, с которой просматривались практически все места посадки авиакаров.
Пришлось разделиться: Джим осталась с аналитиками, чтобы не упустить новостей. Она не любила сама вести съемку, но они с Ким решили, что посадка авиакара выглядит гораздо интересней лица Эрнста. Теперь Джим видела мигающий красным диод только на микрофоне…
Да, Ким сделала потрясающую картинку! Пять или шесть прожекторов уперлись в зеркальный купол Чайлда, когда он был всего лишь сверкающей точкой в темном небе над космопортом.
На несколько секунд включился комм Чайлда – и в прямом эфире прозвучал голос Тома:
— Откройте мою страницу в соцсети!
Комм тут же выключился, и Джим пояснила, что похититель опасается перехвата управление авиакаром.
Найти страницу Тома в соцсети было несложно – оттуда в эфир шла трансляция с комма мальчика: камера была выключена, работал только звук. И именно со странички ребенка все впервые услышали голос похитителя!
— Уберите свет в глаза, если не хотите, чтобы я угробил детей при посадке!
Джим пояснила в эфир, что похититель не включает автопилот. С ума сойти – сажать авиакар в темноте на ручном управлении! Полиция пригасила прожектора, направленные в лицо водителю и в зеркала Чайлда, но усилила освещение с боков и сверху.
Ким снимала посадку – Джим передавала новости в эфир.
И снова со страницы Тома раздался голос похитителя (наверняка, все коммы полиции сейчас искали этот голос в идентификационных базах):
— Уберите всех из грузового ангара номер сто шестнадцать си. У меня есть тепловизор. Уберите всех. Иначе дети умрут. Вы слышали?
Ульф ответил на комм Чайлда (Джим на несколько секунд перехватила у Ким изображение):
— Да. Мы слышали. Через десять минут в ангаре никого не будет.
Теперь он руководил операцией. Рядом с ним стояла командир полицейского спецподразделения, Тина Фёст – радфемина, крепкая, как мужичек, в майке без лифчика и с волосатыми подмышками. И, конечно, Джим со своей пометкой «цисгендер» в личном деле не имела никакого права смотреть на радфемок свысока, а потому старательно опускала глаза в ответ на полный презрения и брезгливости взгляд радфемины.
Впрочем, Тина стояла рядом с Ульфом недолго – теперь место приземления Чайлда не вызывало сомнений и ей нужно было расставить по местам своих людей.
В наушнике раздался голос Ким:
— Срочно выясни, где находится ангар сто шестнадцать си…
— Уже, — ответила Джим и отправила Ким план космопорта с помеченным ангаром. Он выходил на взлетно-посадочное поле – выбор похитителя не был случайным.
— В ангаре всего три человека. Какого черта вам на это нужно десять минут? – будто бы даже со смехом спросил похититель.
Ульф не стал отвечать.
— Для человека, спасающего свою жизнь, похититель удивительно хладнокровен, — сказала Джим в эфир. — Эрнст, вы можете это прокомментировать?
На экранах Чайлд, со всех сторон освещенный прожекторами, повис над ангаром. Цвета, которые отражал его купол, были просто потрясающими! А Ким еще и поворачивала камеру, чтобы показать радужные блики во всей красе.
— Хладнокровие похитителя и осложняет, и упрощает сложившееся положение. С одной стороны, можно рассчитывать на конструктивный диалог с преступником, не опасаясь того, что он в порыве страха или ненависти убьет кого-то из детей. С другой, не приходится рассчитывать на ошибки преступника и вряд ли нам будет так просто воздействовать на его эмоции.
Ким в это время, похоже, спускалась с крыши по наружной лестнице – впрочем, качество изображения не изменилось, даже когда Ким побежала в сторону сто шестнадцатого ангара: гироскоп не позволял камере дергаться.
К тому времени, когда Чайлд плавно опустился на крышу ангара, окруженного подразделением Тины (которое, похоже, целиком состояло из радфемок), Ким уже стояла на крыше соседнего ангара и показывала Чайлд крупным планом. Теперь полиция не боялась светить похитителю в глаза – свет, отраженный от купола авиакара, сильно портил изображение, несмотря на многочисленные ухищрения процессора камеры.
— Ну? Ну же! – сказала Джим в эфир. Ей и самой было любопытно увидеть похитителя.
Водительская дверца авиакара приподнялась, но сперва в ней показалась Лиз, жмурившаяся от света, и только потом преступник, прикрывшийся телом ребенка, как щитом. Умница Ким дала крупный план – скальпель, лезвие которого прижималось к горлу ребенка. И только показав оружие похитителя, Ким перевела камеру на его лицо.
Это был тот же парень в зеленой майке, которого засекла камера на стоянке торгового центра. Он не мог прикрыть лицо от света – одной рукой держал на руках девочку, другой прижимал скальпель к ее горлу, — а потому щурил глаза, что не давало возможности сканировать радужку. Вот интересно, Эрнст мог бы оторвать девятилетнюю Лиз от земли обеими руками? Оторвать бы, наверное, смог, но держать одной рукой столько времени – вряд ли…
Почти одновременно поднялась задняя дверца и на крыше появился Том, вскинул левую руку с коммом – и с его страницы раздался голос:
— Он говорит, что если в него выстрелят, неизвестно, какая рука опустится раньше – левая или правая. Скорей всего левая – и тогда Лиз умрет.
— Том, оставайся в авиакаре! Не выходи на крышу! – спокойно и убедительно сказала Таня Ван. – Он ничего тебе не сделает.
— Тогда он убьет Лиз. Если я не пойду – он убьет Лиз, — угрюмо ответил мальчик через трансляцию в соцсеть.
— Он не убьет Лиз! Не бойся. Если он убьет Лиз, снайпер выстрелит в ту же секунду. Преступник это понимает. Оставайся в авиакаре!
— Нет, — упрямо ответил Том. – Я не хочу, чтобы Лиз убили.
— Том всегда защищал Лиз, — пояснила Джим в эфир. – Он и теперь чувствует за нее ответственность.
Ким дала крупный план комма девочки – он транслировал их прямой репортаж. Ким приближала и приближала изображение: множество детских запястий с коммом, одно мельче другого, уходили вглубь 3D-изображения – выглядело здорово!
Внезапно прожектора погасли – диафрагма мгновенно раскрыла лепестки, аккомодация человеческого глаза явно от нее отставала. Преступник на минуту ослеп и приостановился – впрочем, ему не дали привыкнуть к темноте, снова врубили прожектора. Но, должно быть, скан радужки полиция сделала.
— Я надеюсь, приказа стрелять не будет? – уточнила Джим.
— Разумеется, — ответил Эрнст. – Мы не можем подвергать риску жизнь ребенка. Преступник выглядит хладнокровно, но сканирующее устройство показывает его пульс: более ста сорока ударов в минуту.
— По-моему, ничего удивительного для человека под прицелом… — пробормотала Джим. – А это ничего, что он нас слышит?
— Мы ничего не можем с этим сделать, — вздохнул Эрнст и подмигнул Джим, пользуясь тем, что зрители его не видят.
Когда похититель с детьми подобрался к люку, ведущему вниз, внутрь ангара, первым на лестницу ступил Том, преступник спускался сразу вслед за ним.
— Он требует выключить все 3D-камеры внутри ангара, — раздался голос Тома.
— Хрен ему, а не выключенные камеры! – рявкнул в комме Ульфа голос Тины.
— Выключите камеры, — спокойно сказал Ульф. – Они нам не нужны.
После этого радфемки потребуют химической кастрации не только цисгендерных мужчин, но и активных геев… Джим не стала снимать Ульфа, который с улыбкой посмотрел на Тину: похититель просто не узнает, включены камеры или выключены.
Ким вывела на экраны скан похитителя, сделанный полицией в темноте, и, признаться, Джим ахнула прямо в эфир – настолько неожиданным, несоответствующим происходящему оказалось это лицо. А в комме Ульфа механическим голосом уже отчитывался идентификационный комм:
— Это Стив Ларсен двадцати трех лет, инопланетник, разнорабочий грузовика «Мастодонт» с Дикой луны. Грузовик вчера утром прибыл в космопорт «Оранж-ди». По официальным данным Стив Ларсен не покидал космопорта, его временный комм откликается из туалета в баре «Серебряная звезда».
Это было лицо растерянного, испуганного ребенка, а не мужчины-извращенца, серийного убийцы детей… Даже Том не выглядел столь жалко, как его похититель… Впрочем, за секунду до сканирования он оказался в темноте после ослепительно яркого света, его замешательство неудивительно, как и выступившие на глазах слезы.
Ким дала крупный план вчерашнего скана инопланетника в момент выхода из грузовика на территорию порта: тут он не был растерян, даже наоборот – совершенно спокоен, но выглядел еще более юным и наивным. И… Джим показалось, что она где-то видела это лицо. Это или похожее. И видела совсем недавно.
— Надо же, совсем еще мальчик… — непроизвольно выдохнула Джим в эфир.
— Рост шесть футов и два дюйма, — как бы между прочим заметил Ульф, и Ким показала скан парня в полный рост. Наверное, надо было вернуться к приему гормонов, чтобы не испытывать влечения к хорошо сложенным инопланетным извращенцам…
Ким показала убранный трап грузовика «Мастодонт» и резко крутанула камеру, уменьшая зумм – как она все же здорово умела снимать! – и всем, в том числе Джим, стало ясно, что ангар сто шестнадцать си находится ближе всех к «Мастодонту» — около двухсот пятидесяти ярдов по открытому взлетно-посадочному полю.
В наушнике раздался шепот Ким:
— Взгляни на страницу Саши Новака… Он в друзьях у Тома.
Саша Новак, первый пропавший ребенок! Инопланетник, сын беженцев с Дикой луны!
— Эрнст, как вы объясните расхождение факта с вашим последним вероятным профилем преступника? – спросила Джим, открывая страницу Саши, предоставив Эрнсту возможность течь мыслью по древу.
— Никакого расхождения нет. На Дикой луне естественные сексуальные стремления людей подавляются с самого раннего детства. Нет ничего удивительного в том, что естественные стремления переходят в неестественные и прорываются наружу едва ли не сразу после пубертата, на гормональном пике. Еще одно доказательство того, что оголтелая гомофобия, процветающая на Дикой луне, ведет к плачевным результатам. Кроме того, принятое там воспитание детей жестоко подавляет ребенка, попирает его права. Там нет запрета даже на телесные наказания! Ребенок беззащитен перед собственными родителями!
Да, Джим не ошиблась – лицо инопланетника напоминало скан Саши Новака. Джим перелистнула страничку в поисках близких друзей – первым в списке стоял брат Стив Ларсен, и скан, размещенный рядом, исключал совпадение или ошибку. Похититель детей был родным братом первого из пропавших мальчиков.
— Но он совсем не похож на серийного убийцу! – сказал Джим, собираясь попросить Ким вывести в эфир страницу Саши. Это надо подать… Это такая «фишечка», которая взорвет сеть!
— За редким исключением никто из серийных убийц не похож на преступника, чаще наоборот: настоящий серийный убийца реже других оказывается под подозрением.
Вместо привычного голосового сообщения на экране комма у Джим высветилось текстовое: «Погодите с сенсациями». Оно было анонимным, но почему-то не возникло сомнений в том, что его автор – Эрнст. Джим отодвинула сообщение в сторону, открывая список Сашиных друзей и обомлела: брат Стив Ольсен. И совсем другой скан – черноволосого парня с узким лицом, нисколько на младшего брата непохожего…
Да, их с Ким едва не посадили в лужу… И можно было сколь угодно громко орать в эфир о подлоге и брызгать слюной в 3D-диафрагму камеры – от этого никто им не поверит. А в случае даже косвенного обвинения планетарного бюро штрафы превысят доходы от репортажа.
В столь напряженный момент репортаж прервать нельзя – зрители такого не прощают, можно год-другой просидеть без эксклюзивов, — но посоветоваться с шефом очень хотелось. Впрочем… Она испугается. Не даст добро на противостояние с планетарным бюро – на то есть другие новостные сайты, рейтинг которых недаром никогда не поднимается выше плинтуса: теории заговора – это моветон.
Значит, Ким права: инопланетник Стив Ларсен гнал авиакар в «Оранж-ди» по кратчайшему пути с максимальной скоростью. И аналитики это знали – или подозревали. Есть, конечно, вероятность, что похититель не простил родителям бегства с Дикой луны, нашел и убил своего младшего брата, после чего вошел во вкус и решил убивать товарищей брата по секции спортивного ориентирования… Но что-то подсказывало Джим, что это не так.
Вот откуда этот странный запрет на упоминание Посвящения в репортажах – чтобы кто-нибудь умный, услышав, что все пятеро детей исчезали перед переориентацией, не сделал соответствующий вывод.
Эрнст что-то плел в камеру – о диких нравах Дикой луны, а Ким тем временем показывала сканы цисгендерного инопланетника с атлетической фигурой и мальчишеским лицом – и каждый скан доказывал как минимум половине зрителей, что тотал-трансгендер напрасно сотрясает воздух… И Джим подлила масла в огонь, выдав в эфир изображение Эрнста – контраст потрясал…
— Уймите этих сук! – заверещала Тина из комма Ульфа – чувствительный микрофон поймал нецензурное слово и вставил вместо него противный писк.
«Сама такая», — злорадно подумала Джим и пожалела, что не показала ее волосатые подмышки крупным планом.
— Ты, ушлепок! Я порву тебя на куски своими руками! – дикой кошкой взвыла Тина. У Хильди угроза получилось лучше, убедительней. Наверное, потому, что Хильди защищала детей, а Тина просто ревновала аудиторию к симпатичному загорелому парню.
Джим вызвала комм Тины и спросила:
— Надеюсь, полицейские не пойдут на штурм ангара?
И как бы невзначай дала ее лицо в эфир – снятое через узкий фокус дешевенькой камеры комма. Кроме огромного носа в глаза бросились мохнатые не выщипанные брови, короткие ресницы маленьких не накрашенных глаз. А не надо было смотреть на Джим с отвращением! И называть ее сукой в прямом эфире тоже не следовало…
Тина начала с фразы, которую микрофон превратил в надсадный писк, прерываемый лишь предлогами.
— Тина, ты в прямом эфире, — напомнила Джим.
Ким в камеру пошло изображение с полицейских тепловизоров. Вместо Тины заговорила другая радфемина – быстро и связно.
— Как видите, складское помещение, где укрылся маньяк, со всех сторон окружено полицейскими спецподразделениями, однако пока решение идти на штурм откладывается – ангар загроможден контейнерами, подготовленными к погрузке. Это настоящий лабиринт, в котором трудно ориентироваться, даже имея план расположения контейнеров, несмотря на то, что передвижения маньяка и детей отслеживаются при помощи тепловизоров. Оба ребенка живы, передвигаются самостоятельно.
— Я не вижу скальпеля, прижатого к горлу девочки, но дети не стремятся скрыться в лабиринте контейнеров, — заметила Джим.
— Дети напуганы и подавлены, в этом нет ничего удивительного: рядом с вооруженным сумасшедшим и я побоюсь сделать лишнее неосторожное движение, — вставила Таня Ван.
Вместо ответа Ким снова дала в эфир скан «вооруженного сумасшедшего» — на этот раз с обезоруживающей улыбкой. И где только она откопала этот скан? Наверное, с камер космопорта.
— Замолчите все… — тихо сказал Ульф: со страницы Тома раздался голос Стива Ларсена, сегодняшнего лидера таблиц популярности.
— Уберите полицейских от ангара. И освободите дорогу к трапу «Мастодонта». Если хоть один человек приблизиться ко мне ближе, чем на двести ярдов – или мне покажется, что он находится ближе – я убью девочку. И у меня останется мальчик. Мне нечего терять…
Ким перевела камеру на грузовик – «Мастодонт» выдвигал широкий трап.
— Если дети останутся в живых, мы гарантируем вам жизнь, — повторил предложение Ульф.
— Жизнь в тюрьме для извращенцев? – процедил парень. – Нет, спасибо.
— Почему он не сменил направление движения, когда его обнаружили? – спросила Джим. – Вряд ли он с самого начала собирался лететь в космопорт «Оранж-ди».
— Это, должно быть, совпадение, — Эрнст равнодушно пожал плечами. – Или какая-то ошибка. Сейчас проверю.
Он вышел в соседний салон и пробыл там не более трех минут. А когда вернулся, карта была обновлена: теперь на ней явно присутствовал перелом, смена направления полета Чайлда – через несколько минут после обнаружения.
— Я же говорил – это ошибка, — сказал он. – В полицейском компьютере при обновлении данных неверно указали место обнаружения Чайлда. Но это не главное: у меня есть немного новостей – можем успеть выложить их в сеть, если начнем немедленно. Через несколько минут джет начинает посадку, придется сесть и пристегнуться.
Джим с младших классов специализировалась на гуманитарных дисциплинах – ее способности к работе репортера выявили рано, едва ли не в восемь лет. И тут она в первый раз пожалела, что задачки по математике решала в последний раз в младшей школе… А ведь когда-то это казалось ей совсем простым: скорость, время, расстояние…
Ким включила камеру, и Эрнст сообщил:
— Через десять минут мы совершим посадку в космопорту «Оранж-ди», где похититель предположительно предпримет попытку проникнуть на какой-нибудь из межпланетных кораблей. Вероятность этой попытки оценивается очень высоко. В настоящее время преступника встречает три специальных полицейских подразделения. Через комм авикара, на котором преступник удерживает детей, ему уже было предложено сдаться при посадке, но, пользуясь такой возможностью я повторю предложение в эфир: предлагаем преступнику сдаться, и в случае, если оба ребенка живы, мы гарантируем похитителю жизнь. В противном случае полиция оставляет за собой право стрелять на поражение. И могу заверить всех и преступника в том числе: полицейские снайперы не промахнутся.
Эрнст дал знак выключить камеру.
— Мы сядем раньше Чайлда? – спросила Джим.
Эрнст кивнул.
— Успеете подготовиться к красивому репортажу с посадкой похитителя. Как раз темнеет, посадка будет освещаться прожекторами.
Автопилот джета объявил о посадке, велел установить кресла в исходное положение и пристегнуться, чтобы включить противоперегрузку.
Уже сидя в кресле, Джим спросила:
— Ким, ты не помнишь, как посчитать скорость, если известно, сколько прошло времени и сколько пролетел авиакар?
Ким с презрением фыркнула – ну совсем как кошечка! — и ответила:
— Это же элементарно! Скорость измеряется в милях в час. Значит, надо расстояние разделить на время.
Джим попробовала разделить семьсот миль на один час и пятьдесят пять минут, но калькулятор понял ее слова как-то по-своему…
— Слушай, а можешь на карте вывести еще и скорость авиакара? – помучившись и так, и эдак, попросил она Ким.
— Никаких проблем… — ответила та с улыбкой: ей потребовалось всего несколько секунд, чтобы обновить карту.
Получалось, что с того момента, как авиакар попал в поле зрения полиции, он летел со скоростью не менее трехсот пятьдесяти миль в час… В то время как на частных пассажирских авиакарах стояло ограничение в триста двадцать миль, а на авиакарах класса Чайлд и вовсе триста…
Почти тут же в наушнике раздался голос Эрнста:
— Девушки, я настоятельно прошу убрать с карты данные о скорости авиакара…
— Нет проблем, Эрни! – ответила Ким – через секунду цифры исчезли с карты.
— Эрнст, — спросила Джим в микрофон. – А как ему это удалось? Лететь со скоростью выше ограничения?
— Он сам ведет авиакар, не пользуется автопилотом. Иначе бы ему пришлось включить комм не только на прием, но и на передачу. Ну и управление могли бы перехватить с земли.
— А разве отключить ограничение скорости можно?
Вообще-то Джим с трудом представляла себе, как вообще можно вести авиакар без автопилота…
— Можно, если знаешь, как это делается.
Боже, он ведь рискует жизнью детей! И не только тем, что превышает дозволенную для транспортировки детей скорость…
Ким, сидевшая рядом, сделала знак выключить микрофон, а потом сказала, пригнувшись к уху Джим.
— Ограничение скорости нельзя отключить, даже если выключен автопилот. Для этого надо перепрошивать комм авиакара – а это делается только на специальном оборудовании.
— Тебе тоже показались странными эти игры с траекторией? – так же шепотом спросила Джим – и Ким кивнула:
— Никакой ошибки в полицейских коммах быть не могло, они же коммы, а не люди – не ошибаются.
— Но… Зачем тогда это все?
— Не знаю. Но, похоже, похититель изначально двигался в «Оранж-ди» самым коротким путем. На максимальной для Чайлда скорости.
Джим вернулась к личным делам пропавших детей, на этот раз запустив сравнительный анализ файлов. Разумеется, мальчики были знакомы друг с другом – учились на одной параллели. Но, кроме того, все четверо занимались физкультурой у одного тренера (всем четверым была показана повышенная физическая нагрузка), в секции спортивного ориентирования. И если бы их тренером был мужчина, Джим бы решила, что он должен стать первым подозреваемым в этом деле. Но, увы, их тренером была молодая веселая фэм, которая искренне расплакалась прямо перед камерой, и в ее слезах не грамма фальши – она любила своих подопечных.
— Саша, конечно, был странный мальчик, — фэм утерла маленький носик прямо перед камерой. – Его родители были беженцами с Дикой луны. Они, конечно, прививали ребенку понятия о свободе личности и о равенстве полов, но всем известно, что формирует личность окружение, а не только родители. Кроме того он был… не избалован, нет – просто не привык жить в большой семье. Он был не единственным, но поздним ребенком, его брат старше его на тринадцать лет, а потому Саша привык к родительскому вниманию. Жизнь в сообществе стала для него сильным стрессом, он скучал по родителям и брату, очень много о них рассказывал. Когда он пропал, все были уверены, что он сбежал из сообщества искать родителей или брата. Но сбежавших детей находят обычно сразу, потому, кроме похищения, подозревали, что произошел несчастный случай. И только когда через месяц пропал Франц, заподозрили похищение.
— Мальчики дружили между собой? – спросила Джим.
— В нашей команде все дружат. У меня занимается пятнадцать человек, и мы одна команда. Этих ребят и еще троих определили в мою секцию для преодоления гендерных стереотипов, им были противопоказаны соревновательные игры. А мы соревнуемся только с дикой природой и действуем сообща. Я никогда не отмечаю ничьих побед, не сравниваю ребят между собой, у нас нет лучших или худших. Мне иногда ставят в вину, что я развиваю в детях чувство стадности, но это не так.
— А почему Лиз не занималась в вашей секции?
— Том очень просил меня замолвить за нее словечко, но Лиз наша секция была противопоказана. Я бы взяла ее с удовольствием, но не мне это решать. Если бы секция была лишь не рекомендована, но с «противопоказана» ничего сделать нельзя.
— Как строго! – покачала головой Джим.
— Это делается ради будущего детей, — мягко улыбнулась фэм. – Детей нельзя не ограничивать в некоторых правах, иначе мы будем не воспитательным сообществом, а зоопарком. К тому же все эти проблемы снимаются при переориентации.
— Скажите, вы видите какую-нибудь закономерность в том, что похититель выбирал детей именно из вашей секции?
— Мне уже задавали этот вопрос и аналитики, и полиция. Может быть, это связано с тем, что мы с ребятами чаще других выходили за территорию… — последние слова она сказала очень неуверенно. Джим без слов поняла: фэм этот факт казался странным и объяснить она его не могла, хоть и попыталась. И это ее пугало.
— Есть! – раздался громоподобный рык из штаба поисков – и его поймал мигавший красным микрофон, потому Ким немедленно развернула камеру, а Джим двинулась к открытому окну штаба.
— Хильди?
— В двадцати милях от брошенного Лонли угнан авиакар серии «Чайлд» белого цвета с зеркальным куполом. В настоящее время авиакар движется на юго-юго восток. Судя по всему, он изначально придерживался этого направления и прошел на полной скорости более полутора тысяч миль. На полицейские запросы и требования снизиться авиакар не отвечает. Автопилотирование отключено. Принудительно посадить его полиция опасается, как и дистанционно вывести из строя рулевое управление — мы предполагаем, что в авиакаре дети.
— Хильди, как удалось его обнаружить? Это точно то, что мы ищем?
— Хозяин белого Чайлда приехал на пикник с друзьями, авиакар оставили неподалеку от пластмагистрали рано утром и пешком добрались до озера, где и пробыли до обеда. Когда вышли на пластмагистраль, сразу же сообщили о пропаже Чайлда.
— Откуда уверенность, что Чайлд забрал именно похититель детей?
— Авиакар стоял на траве, рядом с ним обнаружен отпечаток детского ботинка. Размер совпадает с размером обуви Лиз Паттерсон, а потому у нас есть основания предполагать, что она жива. Во всяком случае, была жива при посадке в Чайлд. Так, пришло подтверждение от системы безопасности «Равных» — Лиз Паттерсон покидала территорию сообщества в ботинках с аналогичным протектором, таких совпадений не бывает – это точно он!
— Куда он направляется, Хильди? Есть предположения?
— Он мог направляться куда угодно, в любую точку Метрополии. Он мог просто с высоты искать уединенное место. А мог лететь к себе домой. Теперь ему некуда деваться, рано или поздно он будет вынужден сесть.
— Он может избавиться от детей… — робко предположила Джим.
— Теперь нет, в этом нет смысла. Зачем усугублять свое и без того плачевное положение? В авиакар и на диспетчерской волне, и через сеть было передано обращение окружного судьи: похитителю сохранят жизнь, если он не причинит вреда детям.
Позади распахнулась дверь в корпус и на крыльцо поспешно вышла вся аналитическая группа из планетарного бюро.
— Эрнст, вы улетаете? – спросила Джим.
— Да, нам следует находиться неподалеку от похитителя, — ответил тот.
— Возьмете нас с собой? Или нам лететь на своем авиакаре?
Эрнст глянул на руководителя группы, и тот кивнул. Признаться, Джим не ожидала от аналитиков такой любезности… Планетарное бюро ничего не делает просто так, а значит, у них имелся какой-то резон держать репортеров при себе.
Разумеется, аналитики планетарного бюро летали совсем не так, как простые смертные и даже не так, как высокорейтинговые репортеры – их джет мог при необходимости лечь на орбиту. Расстояние, которое Чайлд покрыл за пять часов, джет преодолел всего за полтора…
Джим опасалась, что на борту джета запретят включать камеру, но аналитики не имели ничего против «экскурсии» для зрителей канала. А вообще, внутри все было устроено более чем скромно – два небольших салона, выдвижные столики и вращающиеся кресла. При взлете кресла фиксировались в направлении по ходу движения с включенными противоперегрузочными приспособлениями, а после набора высоты и скорости можно было поднимать столики и сидеть как угодно, даже двигать кресла по салону.
Разумеется, репортеров разместили во втором салоне, рассчитанном на восемь мест, однако вместе с Эрнстом. Впрочем, во время полета тот уходил в соседний салон, иногда надолго. А однажды предложил Джим и Ким пройти вместе с ним.
— Сейчас Ульф попытается войти в контакт с похитителем, — объяснил он по пути. – Мы сочли, что этот момент стоит запечатлеть в сети. Каналы связи готовы, у вас одна минута на вступление.
Ульф Таров, глава группы, спокойно сидел, глядя в дисплей своего комма, положенного на стол, и лицо его ничего не выражало. Глядя на его безупречный костюм, уверенное волевое лицо, на широкие запястья, перехваченные белыми манжетами рубашки, Джим снова с горечью подумала, что если интересный мужик не кроссдрессер и не маньяк, то непременно гей. Рядом с Ульфом, напротив своего комма сидела Таня Ван, детский психолог группы, готовая в любую минуту перехватить инициативу, если в этом будет необходимость. Джим, включив микрофон, скороговоркой обрисовала ситуацию и замолчала за двадцать секунд до окончания выделенной ей минуты – зрителя надо потомить ожиданьем. Однако Ульф понял ее неправильно и через десять секунд заговорил.
— Вызываю борт авиакара Чайлд номер полста пять джи-ви-ай. Вызываю борт авиакара Чайлд номер полста пять джи-ви-ай. Я знаю, что вы меня слышите. Если в ближайшие десять минут мы не удостоверимся в том, что дети живы и находятся на борту вашего авиакара, он будет уничтожен.
— В самом деле будет уничтожен? – ахнула Джим, но Эрнст приложил палец к губам и ответил вслух:
— Разумеется.
— А если похититель полностью вывел из строя комм авиакара?
— Это невозможно, — тихо пояснил Эрнст. – Тогда авиакар просто не сможет лететь.
Ульф повторил сказанное через минуту (для зрителей, привыкших к быстрой смене кадров, ожидание было слишком долгим, но материал того стоил). Прошла еще одна томительная минута, после чего Ульф повторил угрозу в третий раз. Джим начала сомневаться в том, что хотя бы половина зрителей досмотрит прямое включение до конца, как вдруг в комме Вульфа раздалось шипение, а вслед за ним детский голос отчетливо произнес:
— Это я, Том Макгрегори. Мы живы. Не надо нас взрывать…
— Том! Том, Лиз с тобой? Она жива? – немедленно включилась в разговор Таня Ван.
— Да, — полушепотом ответил мальчик, — мы оба живы. Не взрывайте нас, пожалуйста…
И голос, и шипение оборвались еще до того, как ребенок договорил последнее слово – похититель выключил микрофон.
Умница Ким медленно обвела камерой лица аналитиков – столь искреннее облегчение, радость, надежду трудно было сыграть, изобразить. Даже в глазах холодного Эрнста заблестели слезы, а Таня так даже закрыла лицо руками и опустила голову. И Джим бы поверила в эту искренность, если бы лица аналитиков не менялись так быстро – будто сорванные маски – когда камера взяла крупный план лица Ульфа. Черт возьми, всем плевать на детей! Так же как и зрителям… Больше всех лайков и антилайков срывает загорелый широкоплечий маньяк…
— Борт авиакара Чайлд номер полста пять джи-ви-ай, — хладнокровно продолжил Ульф. – Этого мало. Пусть Том повторит следующие слова: синергизм, электроакустика, миаргирит. Синергизм, электроакустика, миаргирит. Синергизм, электроакустика, миаргирит.
Из комма снова донеслось шипение, а потом голос Тома:
— Симергизм, электроакустика, миргиарит.
И тут же шипение смолкло.
Почти сразу комм Ульфа пискнул и произнес:
— Голос идентифицирован, он принадлежит Тому Макгрегори. Вероятность синтеза голоса – ноль целых пятнадцать сотых процента. Проверку произвел центральный пульт системы безопасности воспитательного сообщества «Равные».
Ульф вытер пот со лба, закрыл канал связи, посмотрел по сторонам и знаком велел выключить камеру. А потом сказал:
— Он движется к космопорту «Оранж-ди».
— С чего ты взял? – удивилась Таня, забыв, должно быть, что в салоне посторонние.
— Угадал, — ответил Ульф и нервно рассмеялся. – Таня, ничего сложного: сейчас у него нет другого выхода, только улететь с Метрополии. Желательно туда, откуда Метрополии не выдают преступников.
Предположение показалось Джим вполне логичным. Смутило только одно: сразу после сказанного Эрнст вежливо предложил репортерам вернуться на свои места. Будто Ульф говорил для них, а не для своих коллег.
— Как ему удается удерживать двоих детей? – спросила Джим у Эрнста уже в «своем» салоне.
— А куда они денутся с авиакара? – усмехнулся тот.
— Но он же как-то пересадил их в авиакар? И, насколько я поняла, на стоянке перед торговым центром детей с ним не было – он оставил их вне зоны систем безопасности.
— В то время дети могли быть обездвижены, — ответил Эрнст.
— Но зачем ему девочка? Почему он не оставил ее в Лонли, на пластмагистрали в конце концов?
— Кто его знает… Может, хотел разнообразить эротические ощущения… Но теперь девочка нужна ему живой: иметь в заложниках двоих детей удобней, чем одного. Хотя нет никакой уверенности в том, что Лиз жива, похититель мог заставить Тома сказать, что она жива.
Ким тем временем обновила изображение карты, на которой была отмечена траектория движения похитителя – сначала на темно-синем Лонли, а потом на аэрокаре. Как преступник преодолел двадцать миль от торгового центра до места, где был угнан Чайлд, оставалось загадкой. Рядом с траекторией стояли отметки времени. В десять пятнадцать утра детей видели садившимися в турбокар, в двенадцать сорок пять камера засекла водителя выходившим из турбокара. По пластмагистрали сто двадцать миль турбокар мог преодолеть за час-полтора. Значит, еще час потребовался похитителю на смену средства передвижения. Далее траектория была совершенно прямой – на ней была отмечена точка, где в восемнадцать тридцать семь авиакар обнаружили и начали вести полицейские.
— С педофилами вышло отлично! – радостно выпалила шеф. – Все кому не лень умничают на тему переориентации и цитируют Эрнста. Общее число просмотров твоих репортажей зашкалило за триста миллионов! Каждый сотый человек в Метрополии видел хоть один твой репортаж. Мальчик, бросивший турбокар, собрал больше лайков и антилайков, чем Хильди! Сеть бурлит! Радфемины развернули флешмобы за химическую кастрацию цисгендерных мужчин как источников неконтролируемой агрессии, направленной на женщин и детей. Букмекеры принимают ставки, маньяк он или нет, и с каждого показа его скана мы имеем профит. Если бы не радфемины, ставки были бы один к десяти за то, что это не маньяк.
На детей, похоже, шефу было плевать – как и большинству зрителей в сети. Не закинуть ли в эфир еще одну тему для дискуссии? Пока нет новостей… И хотя писать текст Джессу Ли было лень, да и на выразительное чтение рассчитывать не приходилось, Джим вызвала его и опекунов Тома и Лиз поближе к штабу поисков. Умница Ким выбирала удивительные по красоте задние планы с крыльца учебного корпуса – каждый раз разные. Кроме того, очень хотелось, чтобы слово «Посвящение» все же прозвучало в репортаже – пусть и не от самой Джим. Она не верила, что это помешает поиску похитителя – скорей всего, планетарное бюро следовало негласным указаниям правительства, отданным по какой-то непонятной простым смертным причине.
— Вся Метрополия с надеждой следит за поисками детей, — обратилась Джим к паре опекунов. – Скажите, поддержка стольких людей помогает вам держаться, надеяться?
— Мы получили почти три тысячи сообщений с соболезнованиями, — ответил один. – К сожалению, сейчас у нас нет сил не только ответить на них, но даже поблагодарить проявивших к нам участие. И, пользуясь такой возможностью, мы благодарим всех, кому не безразлично наше горе.
Три тысячи соболезнований – против трехсот тысяч лайков Хильди… Ну-ну… На провокацию клюнул только Джесс – да еще и заговорил без написанного для него текста:
— Я бы сказал, большинство из тех, кто следит за поисками, озабочено вовсе не спасением детей… И в этом нет ничего удивительного.
— Вы тоже считаете, что вынашивание детей в контейнерах и воспитание опекунами в специальных сообществах делает людей черствыми, не способными на любовь и сочувствие к детям?
Это «тоже» Джим ввернула, только чтобы Джесс расслабился и не боялся говорить. Но она ошиблась. Впрочем, совсем немного – в знаке.
— Нет, я так не считаю, — старший опекун сообщества задрал подбородок. – Наоборот, я считаю, что это как раз доказывает правильность избранного пути воспитания детей. Воспитанием занимаются люди, имеющие к этому призвание, не говоря о специальном образовании. И до реформы… я говорю о реформе системы воспитания… люди в большинстве плевали на собственных детей, не говоря о чужих. Число чайлд-фри семей составляло более шестидесяти процентов, зато малолетние наркоманки, жалеющие денег на противозачаточные средства, плодили детей-инвалидов в неимоверных количествах. И, признаться, я очень рад, что моя работа освобождает женщин от необходимости воспитывать детей. В семьях опекунов дети имеют гораздо больше любви и внимания, чем в дореформенных семьях, где оба родителя хотели работать. В нашем сообществе воспитывается примерно тысяча двести детей, а работает здесь около четырехсот человек – но вся их жизнь отдана детям.
— Даже жизнь обслуживающего персонала?
— Все опекуны имеют обязанности и помимо воспитания детей. Большинство, конечно, преподаватели, но мы стараемся не принимать на работу людей без педагогического образования, даже на должности уборщиков или поваров.
Джим никогда не стремилась стать матерью. И с ужасом думала о тех временах, когда женщина была обречена рожать и воспитывать детей. Однако дети вызывали у нее теплое, щемящее чувство, не имеющее ничего общего с тем, что было принято называть любовью. И, пожалуй, именно из-за этой разницы в чувствах она и не могла понять и принять педофилию.
— А вы не считаете, что педофилия спровоцирована запретами, которую мы все еще накладываем на естественную сексуальность?
Ответил второй из опекунов, по-видимому, нижний:
— Я считаю, что педофилию более провоцируют не запреты, а излишний либерализм в ее отношении. Я несколько раз видел в сети рассуждения о том, что педофилию давно пора приравнять к сексуальной норме, причем рассуждения аргументированные, с экскурсами в историю и примерами знаменитостей, страдавших педофилией. Педофилом объявляют даже покойного академика Брайла, и лишь на основании того, что его жена отличалась миниатюрностью. Меня покоробил аргумент одного такого пропагандиста: якобы, еще совсем недавно говорить о гомосексуализме как о сексуальной норме считалось дикостью, а еще раньше мужеложство тоже было уголовно наказуемо. Но особенно оскорбительно, что в педофилии чаще всего подозревают нас: педагогов, опекунов, преподавателей… Тех, кто работает с детьми – якобы, все мы выбрали эту стезю только ради удовлетворения нездоровых инстинктов.
По мнению Джим, вышел скучнейший репортаж, однако шеф пришла в восторг от его результатов.
— Это был мощный впрыск! Джим, это потрясающе! Говны бурлят, индексы цитирования зашкаливают! Одно плохо: о пропавших детях никто уже не вспоминает. А неплохо было бы о них напомнить. Ты не нашла никакой изюминки в этом деле?
— Нашла, но планетарные аналитики запретили говорить об этом вслух: это может помешать спасению детей.
— Черт! Обидно… Если это в самом деле помешает спасти детей, мы не отмоемся… А если нет?
— А если нет, они все равно затаскают нас по судам. Так что пока я молчу.
— Кстати, никто не поднял вопроса, почему маньяк похищал детей из одного сообщества, а не из разных.
— Думаю, и полиция, и аналитики тоже обратили на это внимание, — ответила Джим. – Но я задам этот вопрос в эфире.
Материал о милых малышах пришлось верстать. Особенно отзывы сестробратьев и одноклассников – а опекуны, гомосексуальная пара, так сладко скалились в камеру и так сюсюкали, что некоторые улыбки и фразы пришлось убрать из материала. Джим недаром считалась одним из самых популярных репортеров – она интуитивно просчитывала аудиторию и ее настроение, и, кроме того, обладала чувством меры. И не было ничего удивительного в том, что именно их новостной сайт получил эксклюзив на освещение этого громкого события в сети.
Аналитики сразу погрузились в работу, и, признаться, Джим не собиралась им мешать, но у ребят все давно было продумано: в состав группы заранее включили ответственного за связь с общественностью – видимо, привыкли «не чинить препятствий» журналистским расследованиям. Ответственный, правда, Джим не понравился: им был тотал-трансгендер Эрнст Рено, показавшийся ей человеком немногословным, сухим и хитрым. В отличие от Хильди, он не стремился попасть в эфир и даже избегал появления перед камерой.
Перед беседой с семьей пропавших детей Джим просмотрела их личные дела. Пусть полиция шерстит маршруты возможных подозреваемых и разбирает турбокары на молекулы, пусть аналитики выстраивают психологические портреты серийных убийц – журналистское расследование пойдет другим путем.
Пропавшая девочка имела три пометки на главной странице личного дела: ярко выраженная гендерность, склонность к стадности и отсутствие стремления к успешности. К удивлению Джим, гендерность ребенка проявлялась не в желании нравиться. Лиз не любила соревновательных игр, отказывалась заниматься единоборствами (для преодоления гендерных стереотипов ее определили в секцию бокса), всегда принимала чужую точку зрения, в детских ссорах придерживалась нейтралитета, а иногда выступала в роли миротворца. Результаты тестирования были ужасающими… Забавно, но метки аутсайдера Лиз не получила: другие дети с удовольствием с нею контактировали, что было вполне понятно – рядом с нею любой чувствовал себя победителем, благородно снисходившим к побежденному.
Том Макгрегори являл ей полную противоположность, хотя его выраженная гендерность была помечена знаком вопроса. Навязчивая склонность к агрессии проявлялась в том, что противный мальчишка отношения с ровесниками выяснял при помощи кулаков, в качестве игр обычно выбирал «стрелялки» и любил ломать игрушки. У него тоже было отмечено отсутствие стремления к успешности, что удивило Джим – обычно агрессия идет рука об руку с амбициозностью и честолюбием. Однако тестирование показало, что Том Макгрегори вовсе не стремился победить – им двигали иные мотивы, внутренние, а не внешние. Он хотел нравиться самому себе, а не окружающим. Наверное, поэтому гендерность и поставили под вопрос, подозревая у ребенка аутоэротизм. Драчуны тоже часто имеют метку аутсайдеров, но Том, как и Лиз, ее не удостоился. И даже наоборот. Тесты показали полное отсутствие у Тома лидерских качеств, но в детских иерархиях он занимал ведущие места.
Джим колебалась, стоит ли вставлять в материал многократно упомянутый другими детьми факт: Том защищал Лиз… Стоит ли так унижать девочку в глазах сотни миллионов зрителей? Забавно: дети говорили об этом с некоторой робостью, а то и с напускным возмущением, но не настолько хорошо они умели притворяться – у большинства этот факт почему-то вызывал восхищение и зависть. Должно быть, опекуны-психологи удовлетворились лишь тем, что зависть к Лиз испытывали преимущественно мальчики…
Джим вспомнила вдруг слова Хильди: «На этот раз негодяй от нас не уйдет!» Верней, не столько ее слова, сколько мурашки, прошедшие по спине от ее слов. Пятьдесят два процента «цисгендерных баб», Джим была уверена, клюнули именно на эти слова – и только после них заметили и рост, и силу, и бычью шею кроссдрессера… Животный инстинкт, доставшийся человечеству от далеких предков: потребность в защищенности.
Главные страницы личных дел пропавших ранее мальчиков тоже имели красные пометки. Первый пропавший ребенок, Саша Новак, был инопланетником, сыном беженцев с Дикой луны, и пробыл в сообществе всего около года – неудивительно, что ему было трудно переосмыслить свои стереотипы и принять традиции Метрополии. Сам факт того, что он воспитывался в гетеросексуальной семье, и тот накладывал на мальчика отпечаток. И ничего странного в его ярко выраженной гендерности (по тестам зашкалившей) Джим не увидела – на Дикой луне живут дикие люди, не признающие равенства полов, с пеленок навязывающие своим детям гендерные стереотипы.
Второй ребенок, пропавший через месяц после первого, Франц Карлос, имел не только пометку выраженной гендерности, указание на дурную наследственность, но и клеймо «Альфа». И если красные метки требовали лишь легкой переориентации, то клеймо альфа-самца предполагало генетическую патологию – поведение можно скорректировать, но порченный ген никуда не денется. Впрочем, вряд ли Франц, когда вырастет, будет сильно страдать от того, что не сможет стать донором спермы. Джим осеклась: если вырастет…
Третий мальчик, как и Том, проявлял агрессию, но не к ровесникам, а ко взрослым (а кроме того – аутоагрессию и нездоровый альтруизм) и имел смещенную систему ценностей: его не заботило собственное будущее, он чуть ли не еженедельно менял профориентацию (и это за месяц до Посвящения!), а потому не успевал ни по одному предмету.
Никто из четверых пропавших мальчиков ни разу не выразил желания сменить пол, все четверо имели заметную потребность в повышенной физической нагрузке – от того, должно быть, и были крепкими ребятами. Все четверо одевались в гендерно-нейтральную одежду, все четверо имели русые волосы и светлые глаза, всем было около десяти лет. Наверное, аналитики еще по пути сюда определили сексуальные пристрастия серийного маньяка – вряд ли Джим откроет что-то новое своей наблюдательностью. И, похоже, серийный маньяк был истинным гомосексуалистом-педофилом – а истинный гомосексуализм столь же редок, как и абсолютная гетеросексуальность. Но Лиз? Почему на этот раз маньяк похитил и девочку?
Джим похолодела, когда поняла, что девочка убийце не нужна, он был вынужден взять и ее тоже, потому что иначе вызвал бы подозрения Тома. И если он не высадил ее из турбокара живой и невредимой, то Лиз, скорей всего, уже мертва, а тело ее брошено в любой из водоемов на пути пластмагистрали.
Разумеется, информация о красных пометках в личных делах была строго конфиденциальна и защищена законом о свободе личности (хотя Джульетта совершенно не стеснялась говорить об этом в камеру), но антропометрические характеристики пропавших мальчиков Джим собиралась включить в материал, шедший в эфир следом за материалом о «милых малышах». Но когда они с Ким уже заканчивали верстку (устроившись на ступеньках крыльца учебного корпуса), к ним неожиданно вышел представитель аналитиков бюро, Эрнст Рено и окинул Джим скептическим взглядом. Джим могла бы ответить ему тем же: она никогда не любила истинных трансгендеров. Эрнст же явно потеплел, переключив внимание на Ким. Ким, мальчик-девочка, свой миниатюрной спортивной фигуркой привлекала любой пол и любому полу была готова ответить взаимностью.
— Не подумайте, что я чиню препятствия журналистскому расследованию… — начал он не вполне уверенно, но глаза его показались Джим холодными и… опасными. – Но я настоятельно прошу в репортажах не упоминать слова «Посвящение». Это может помешать нам остановить убийцу.
Вот как? Однако! Джим не обратила внимания на то, что все пропавшие дети исчезли до Посвящения, а не после. До переориентации – ведь всем пятерым (а не четверым вовсе) грозила переориентация. Что ж, Эрнст, это ты сказал напрасно…
— Давайте так: я буду придерживаться этого лишь до тех пор, пока не буду уверена в том, что сказанное действительно помешает остановить убийцу, а не наоборот… — уклончиво ответила она. – Вы можете что-нибудь сообщить о ходе расследования?
— Новости есть у Хильди – она сама расскажет. А у нас то же, что и у вас: истинный гомосексуалист-педофил.
— Значит ли это, что девочки уже нет в живых? – спросила Джим (Ким предупредительно включила камеру).
Эрнст фальшиво свел брови домиком и ответил:
— Это весьма вероятно. Преступнику трудно незаметно везти и одного ребенка, а двоих – это просто нереально.
— Скажите, почему три предыдущих похищения так и не были раскрыты? Насколько мне известно, именно ваша группа занималась поиском маньяка.
— Преступления серийного убийцы трудно раскрыть, когда убийцу и жертву ничто не связывает, когда выбор жертвы случаен. Закон, защищающий права личности, в этом случае поворачивается против нас: теперь наручный комм можно просто снять и стать невидимкой для камер слежения. И если преступник ранее не совершал ничего подозрительного, что привело бы к обязательному вживлению комма, ничто не помешает ему оставить комм у себя дома… Как бы цинично это ни прозвучало, преступника можно вычислить, только имея несколько совершенных убийств – каждое дает какую-то информацию следствию.
— И какую информацию следствию дали предыдущие три исчезновения?
— В первую очередь ту, что преступления совершаются серийным маньяком: это не несчастные случаи и не побеги детей из сообщества.
— И только-то? – Джим позволила себе улыбнуться, потому что не попадала в камеру.
— И это иногда немало, — безо всякого чувства вины ответил Эрнст. – ДНК пропавшего ребенка, найденное в ста двадцати милях отсюда, подтверждает этот вывод.
— Вы с уверенностью говорите об убийце. Но ведь мертвые тела детей не были обнаружены…
— И пока они не найдены, мы обязаны исходить из того, что дети живы. И такая вероятность есть, хотя, как показывает статистика, это редчайший случай: маньяк может удерживать детей живыми в каком-нибудь укромном месте. Но это риск: детей надо кормить, они наверняка будут стремиться к побегу или будут звать на помощь. Увы, Метрополия просторна и таких мест на ней множество: невозможно обеспечить системами слежения и безопасности всю планету. Однако далеко не каждый убийца-педофил хочет, чтобы тела были обнаружены – тело дает следствию слишком много информации, которая позволит вычислить преступника. Конечно, отделаться от тела непросто, но, должно быть, у этого маньяка есть такая возможность.
На крыльце появилась Хильди, и Джим незаметно поманила ее пальцем.
— Хильди, мы беседуем о расследовании серийных убийств. Ты не хочешь что-нибудь добавить к нашему разговору?
Та пригладила короткую юбку и одним пальцем подправила прическу. Прокашлялась и кивнула Ким.
— Сначала о полицейском расследовании, — она выразительно глянула на Эрнста с высоты своего роста. – Система безопасности торгового центра, где был найден темно-синий Лонли, засекла человека, который из него вышел. К сожалению, лишь со спины: преступник будто бы знал расположение камер и ни разу не повернулся к объективу лицом.
Ким немедленно вывела скан преступника на экран – Джим ожидала чего угодно, только не этого: это был высокий крепкий загорелый парень в майке. А Хильди продолжила:
— Отсутствие лица затрудняет анализ три-дэ-записей, но теперь мы точно знаем, что к Лонли преступник не возвращался. Стоянку он покинул пешком. Очевидно, детей в это время в Лонли уже не было. Обратите внимание: внешность преступника расходится с предположениями наших коллег из планетарного бюро.
Хильди еще раз с торжеством взглянула на Эрнста, но тот даже не повел бровью. Джим никогда не сказала бы вслух то, о чем подумала: несмотря на то, что тотал-трансгендеры имеют ту же биохимию крови, что и мужчины, у них почему-то не появляется привычка «мериться членами», которую из Хильди не вывести никакой гормональной терапией. Впрочем, место работы Эрнста предполагало холодную голову…
— Телосложение преступника лишь на шесть процентов эндоморфно, на сорок он экдоморф и на пятьдесят четыре – мезоморф. По предварительному анализу наиболее вероятный возраст преступника – около двадцати четырех лет, его тело находится в конечной фазе роста. Кроме того, и без цифрового анализа можно предположить, что перед нами редкий экземпляр цисгендерного мужчины.
Да уж, на месте похитителя Джим остереглась бы носить столь вызывающую одежду… Впрочем, на своем месте она тоже при каждой возможности одевалась вызывающе женственно. Никакой тотал-трангендер никакой тренировкой не смог бы сделать себе таких бицепсов, не говоря о столь свободном развороте плеч. Черт возьми, почему интересные мужики всегда или кроссдрессеры, или маньяки-педофилы?
— Что вы на это скажете, Эрнст? – подначила Джим.
Тот спокойно пожал плечами и ответил без улыбки:
— Скорей всего, преступник просто попросил незнакомого парня поставить турбокар на стоянку. Но следует помнить, что мы говорим обычно о наиболее вероятном портрете преступника, всегда есть вероятность, хоть и небольшая, что преступник выглядит совсем не так, как мы его себе представляем.
— Хильди? – подтолкнула Джим.
— На руке у человека, покинувшего темно-синий Лонли, не было комма.
— Комм он мог держать в кармане лишь для того, чтобы иметь ровный загар на запястьях… — заметил в ответ Эрнст. Эта мысль в голову Хильди, столь озабоченной собственной внешностью, не пришла – она поглядела на собственное запястье с досадой. И Джим почему-то решила, что парню в зеленой майке, так же как и Хильди, не приходила в голову мысль о ровном загаре на запястьях…А хорошо бы он оказался простым цисгендерным парнем, а не маньяком-педофилом: Джим почувствовала с ним некоторое родство душ – он тоже не боялся носить майку и джинсы, как она не боялась иногда надевать платья и красить глаза.
— Сейчас идет проверка всех угнанных средств передвижения в пределах пешей доступности от торгового центра, — продолжала Хильди. – Но проверка может не дать результатов, если хозяин угнанного транспортного средства находится в отъезде. Кроме того, полиция опрашивает людей, находившихся неподалеку от торгового центра около часа пополудни.
— Хильди, будем с нетерпением ждать новых результатов. Но хочу напомнить о нашей беседе о серийных убийцах. Ты говорила, что вами обезврежено немало маньяков-педофилов. Скажи, почему в вашем округе их процент выше, чем в целом по Метрополии?
— В нашем округе располагается более тысячи воспитательных сообществ: благодаря климату, дикой природе и особенному чистому воздуху. То есть число детей у нас почти в два раза больше, чем в других округах. Но именно поэтому и преступления, направленные против детства, нам приходиться расследовать чаще, чем другим. Первый этап профилактической работы состоит в тестировании, но на этом этапе выявляется лишь склонность к педофилии. Системы безопасности реагируют на приближение взрослого к ребенку – теперь независимо от того, включен маячок на комме ребенка или нет. Кроме того, система фиксирует и количество взрослых в непосредственной близости: например, нет смысла вызывать полицию, если дети сели со взрослым за один столик в кафе при множестве свидетелей. А вот в торгово-развлекательном центре, где множество людей, камера будет следить за человеком, если он продолжительное время двигается рядом с ребенком. Таким образом, например, нами был обезврежен один из педофилов: он шел рядом с детьми по территории центра, но когда выпал из-под объективов камер, сработал сигнал, и негодяй был немедленно арестован. Результаты тестов и биохимического анализа крови говорили сами за себя, несмотря на то, что педофил утверждал, что просто направлялся к своему турбокару. Я допускаю, что наши места буквально притягивают педофилов: у нас встретить ребенка возле торгового центра гораздо вероятней, чем где-то еще.
— И все равно их число впечатляет, — заметила Джим. – Ты не слышала сетевых дискуссий о подавлении естественных сексуальных инстинктов, которое приводят к половым перверсиям вроде садизма и педофилии?
— Мне кажется, у нас как раз наоборот отсутствует какое бы то ни было подавление естественных сексуальных инстинктов, — с усмешкой ответила Хильди. – И я, и Эрнст наглядные тому примеры.
В дискуссиях, о которых говорила Джим, сексуальные инстинкты Хильди и Эрнста как раз не относили к естественным, но говорить об этом она не стала.
— Эрнст, как серьезный аналитик: переориентация в детском возрасте может приводить к подавлению естественных инстинктов? Накоплению подавленной агрессии или сексуальности?
Он просил не упоминать слово «Посвящение», а не «переориентация»…
— Переориентация принципиально не может приводить к накоплению чего бы то ни было: она необратимо изменяет именно тот участок мозга, который мог бы привести к этому накоплению. Так же как гормональная терапия, переориентация направлена не на подавление накопленных и нереализованных желаний, а препятствует этому накоплению, — без запинки ответил тот.
— Джим, у вас больше ста миллионов просмотров! – с восторгом сообщила шеф. – Нужен трогательный рассказ о детках: какими милыми малышами они были.
— Были? – возмутилась Джим.
— Ладно, ладно. Какие они милые малыши и каким надо быть негодяем, чтобы их обидеть.
— Мы собирались лететь на то место, где обнаружили Лонли…
— Там нечего снимать. Покажи лучше семью пропавших детишек, опекунов, сестробратьев. Немного материала нужно сделать и о детях, которые пропали раньше. Можешь говорить с полицией строго – у нас разрешение на журналистское расследование этого дела и полный доступ к информации, никаких запретов! Хорошо бы интервью с планетарными аналитиками – и пусть ничего не скрывают. Если начнут запираться – пригрози привлечь за то, что чинят препятствия журналистскому расследованию. И от себя тоже что-нибудь в расследование добавь, какую-нибудь мелкую деталь, которая якобы ускользнула от официального следствия. В сети уже идет бурление говн по теме – не бойся поднимать проблемные вопросы. Здорово с принудительным включением коммов получилось, мы засекли почти полмиллиона холиваров! Передай Хильди, у нее триста тысяч лайков. Не передавай Хильди: пятьдесят два процента от цисгендерных баб.
— А у Джульетты?
— У нее лайков маловато, зато индекс цитирования зашкаливает. Кстати, сделай проблемный материальчик о множестве маньяков-педофилов – общий, на основе опыта Хильди, поднимем и ей индекс цитирования.
В свои тридцать восемь Джим выглядела не более чем на двадцать пять и даже имела в личном деле пометку «цисгендерность» (которую в случае чего могли поменять и на «выраженная гендерность»), но ничего не могла с собой поделать: любила красивую одежду, каблуки и дорогую косметику, ей нравилось проводить время перед зеркалом и в салонах красоты – что роднило ее с трапами. Однако выходить в эфир в юбке и с салонной прической считалось вызывающим и в некоторой степени оскорбляло таких, как Хильди – как бы ни было сильно стремление кроссдрессира выглядеть не хуже Джим, а таких коленок, как у нее, у Хильди никогда не будет. Но на этот раз кроссовки и удобные спортивные брюки сыграли Джим на руку – пока они с Ким изучали территорию «Равных», ничего не стоило переломать не только каблуки, но и ноги.
— Территория воспитательного сообщества огромна, коттеджи, где проживают дети и их опекуны, разбросаны среди живописных лесистых холмов, а учебные корпуса и центральный развлекательный комплекс стоят на берегу большого озера. И тем не менее каждый квадратный дюйм территории контролируется новейшей системой безопасности, которая не только сканирует и записывает происходящее, не только сигнализирует о внештатных ситуациях, но и способна самостоятельно предотвращать опасность, угрожающую жизни и здоровью детей. Детям не запрещается покидать территорию, они должны лишь поставить в известность одного из опекунов. Еще два года назад ребенок не мог самостоятельно отключать маячок наручного комма, но принятая поправка к двести двадцать восьмой статье закона о защите прав ребенка запретила блокировать отключение маячка, теперь каждый ребенок имеет право на личное пространство и может выключить маячок по собственному желанию.
Диод мигал желтым – шла запись.
— Джим, — раздался голос в наушнике, — а у детей есть потребность покидать территорию воспитательного сообщества?
— Об этом нам расскажет старший опекун сообщества, Джесс Ли.
Ким перевела камеру на Джесса Ли, цисгендерного мужчину – одному богу известно, как ему удалось стать старшим опекуном сообщества, — да еще и по всем приметам совпадающего с присланным планетарным бюро описанием серийного убийцы: эндоморф лет пятидесяти, невысокого роста с заметной лысиной, работающий с детьми… Кстати, женат он был на начальнике охраны сообщества, которую Джим назвать цисгендерной женщиной никак не могла.
Джесс тоже кашлянул – от волнения – и провел рукой по лысеющей голове. Складно говорить он не умел – Джим написала ему текст, который побежал под камерой.
— Дети покидают территорию редко, но их влечет взрослая жизнь и нет смысла запрещать им знакомится с этой жизнью. Для детей десяти лет самостоятельное посещение торгово-развлекательного центра – настоящее приключение и захватывающая игра, так же как и самостоятельная поездка по железной дороге. Ближайший к сообществу населенный пункт находится всего в миле от коттеджа, где жили пропавшие дети – это небольшой поселок на пластмагистрали, дети обычно посещают придорожное кафе. Там они могут самостоятельно сделать заказ и посидеть за столиком со взрослыми. Разумеется, все взрослые, которые вступают в непосредственный контакт с детьми, обязаны открыть комм для сканирования размещенной в кафе камере наблюдения. Если рядом с ребенком появится человек с закрытым для сканирования коммом, немедленно сработает сигнал тревоги.
Читал Джесс отвратительно, но программа автоматически добавляла выразительности его чтению.
— Как, в таком случае, похититель мог подобраться к детям? – спросила Джим.
— На этот вопрос лучше ответит начальник нашей службы безопасности, Джульетта Ли, — прочитал Джесс безо всякого выражения и с облегчением выдохнул.
Джульетта, ровесница мужа, была одета в камуфляж и тяжелые берцы, была пострижена наголо, имела невероятно большую грудь, такой же живот и небольшой рост. Она подвинула мужа в сторону тяжелым боком – Ким пришлось отступить на шаг, чтобы начальник охраны вошла в камеру. Зато ей не требовалось писать текст и никакого смущения или волнения перед камерой она не испытывала.
— Может, после исчезновения пятерых детей законодатели наконец задумаются, чтобы маячки детских коммов можно было включать извне, — начала она. – Раз уж наверху так опасаются, будто я буду подглядывать за девочками в ду́ше или в сортире, пусть полиция дает санкцию на принудительное включение. Очевидно, негодяй вообще не имел комма! А коммы детей были выключены. У ребенка не развит инстинкт самосохранения, им нравится отключать коммы просто так, для самостоятельности!
— Расскажите, когда и при каких обстоятельствах были отключены коммы пропавших детей, — подсказала Джим.
— Том постоянно болтался с выключенным коммом, а Лиз никогда этого не делала! Уверена, противный мальчишка уговорил ее это сделать!
— Дети дружили?
— Да, как ни удивительно. Странная это была парочка, ничего общего: у Лиззи отмечена ярко выраженная гендерность, а у мальчишки – навязчивые проявления агрессии.
Говоря о девочке, Джульетта едва не облизывалась – ее заявление о принудительном включении детских коммов почему-то сразу наводило на мысль о том, что «наверху» не зря опасаются за девочек в ду́ше…
— То есть, это были трудные дети?
— До Посвящения двадцать процентов детей считаются трудными, ничего особенного в этом нет.
Ким убрала из эфира огромную грудь Джульетты и снова дала крупный план последних сканов детей – они шли, взявшись за руки, девочка немного отставала от мальчика, шагавшего широко и уверенно, и иногда ей приходилось за ним бежать. Как выражалась гендерность девочки, Джим не поняла: серенькая мышка, простенький темный спортивный костюм, тонкие бесцветные волосы до плеч. Гендерность мальчика выражалась значительно ярче: крепкий был пацан, разворачивал плечи на ходу, и на подружку глядел снисходительно, сверху вниз. Впрочем, он был старше на год, что пока давало ему такое право…
— Дети еще не прошли Посвящение? – спросила Джим. – Им же девять и десять?
— Обоим до Посвящения оставалось совсем немного. Тому исполнится десять через две недели, а Лиззи через полтора месяца будет девять.
— Вернемся к отключению коммов. Сейчас мы как раз видим, как дети направляются к границе территории сообщества. Их коммы уже выключены?
— У Тома выключен, у Лиз – пока нет, она выключит его уже за территорией.
— Правильно я понимаю, дети больше ни разу не попали в объективы камер?
— Правильно. Их предположительно видели в поселке, когда они садились в турбокар на пластмагистрали.
Шум в штабе поисков донесся до микрофона из приоткрытого окна, потому пришлось на время прервать беседу с Джульеттой. Хильди сама подошла к окну, не дожидаясь вопросов Джим.
— Только что был обнаружен темно-синий Лонли, брошенный в ста двадцати милях отсюда – на стоянке перед многолюдным торговым центром. Экспресс-экспертиза обнаружила на заднем сиденье ДНК Тома Макгрегори. К нашему величайшему сожалению… — голос Хильди дрогнул.
— Вы не допускаете мысли, что дети решили путешествовать автостопом? – на всякий случай уточнила Джим.
— Какой сумасшедший с выключенным коммом посадит детей в свой турбокар? – с перекошенным лицом выговорила Хильди своим нормальным голосом – и в эту секунду была похожа на цисгендерного мужчину гораздо больше, чем старший опекун сообщества. И Джим совершенно некстати подумала, что, не будь Хильди кроссдрессиром-три, ее стоило бы счесть привлекательным мужчиной… Рост шесть футов (плюс шпилька), широкие плечи, шея как у быка… Колени, конечно, так себе, но если надеть на Хильди брюки…
— Стоянка наверняка оборудована системой безопасности… — сказала Джим в микрофон.
— Разумеется. Скоро все ее сканы будут тщательно проанализированы.
— ДНК водителя не обнаружено?
— Экспресс-экспертиза ничего не выявила, но турбокар сейчас проходит полное обследование – даже дыхание оставляет следы на стекле, — пояснила Хильди голосом повыше и добавила мужским тембром: — На этот раз негодяй от нас не уйдет!
От ее уверенности и силы у Джим по спине прошли мурашки. Наверное, стоило вернуться к приему гормонов – в последнее время она слишком часто думала о мужчинах, что само по себе было ненормально, а в сложившихся обстоятельствах да еще и в прямом эфире – подавно.
— Я веду репортаж из классной комнаты воспитательного сообщества «Равные», где расположился штаб поисков пропавших детей. Ищет их не только полиция, но и добрая сотня добровольцев. Напомню, что это четвертый случай пропажи детей из сообщества – трое пропавших ранее мальчиков так и не были найдены. Руководит поисками комиссар окружного полицейского управления Хильди Брэг, однако, учитывая серьезность положения, на помощь Хильди уже торопятся аналитики планетарного бюро расследований.
Джим поправила волосы, когда Ким повернула камеру в сторону комиссара – диод на микрофоне и под 3D-диафрагмой камеры продолжал мигать красным: они в прямом эфире. Диод всегда раздражал Джим своей навязчивостью.
— Хильди, всего один вопрос: есть надежда найти детей живыми?
— Надежда есть до тех пор, пока не обнаружены и не опознаны мертвые тела пропавших.
Хильди кашлянула и тронула рукой кадык – кроссдрессирам-три трудно говорить высоким голосом, — однако продолжила:
— И оставить надежду, прекратить поиски мы не имеем права.
— Вы подозреваете, что это дело рук серийного убийцы? – продолжила Джим – никто не заметит, что она собиралась задать всего один вопрос.
— Это одна из версий, и пока нет причин исключать остальные. Однако мы всегда исходим из худших предположений: через сутки вероятность найти детей живыми резко снизится. Аналитики планетарного бюро уже выслали первые сделанные ими выводы, но у нас есть и собственный немалый опыт розыска серийных убийц, в нашем округе за последние три года было обезврежено более шестидесяти маньяков-педофилов, из них только двое начали убивать, остальные были выявлены раньше. И, пользуясь возможностью, я хочу обратиться к тем, кто с нами в сети: если увидите темно-синий турбокар класса Лонли с тонированным куполом, в особенности стоя́щий, просим набрать три единицы на ручном комме.
— Но темно-синих турбокаров Лонли с тонированным верхом тысячи! – артистично воскликнула Джим.
— Система позволит выявить турбокар без опознавательного сигнала.
Хильди снова кашлянула, Ким перевела камеру на 3D-сканы детей, а Джим продолжила:
— К следующему выпуску новостей мы подготовим подробный и обстоятельный отчет об исчезновения детей. Напомню, это дети девяти и десяти лет. Перед вами их последние сканы, сделанные системой безопасности территории сообщества. Тех, кто видел кого-то из них сегодня после десяти утра, просим набрать на ручном комме три буквы Н.
— Спасибо, Джим, — раздалось в наушнике – шеф перехватила эфир. – Наш специальный корреспондент Джим Миллер получила эксклюзивное право на освещение в сети исчезновения детей из воспитательного сообщества «Равные» — сегодня смотрите новости только на нашем сайте!
Диод перестал мигать, и Ким, свернув 3D-диафрагму, сунула камеру в чехол.
— Ну как? – нормальным мужским голосом спросила Хильди. – Я нигде не напортачила?
— Все отлично, — кивнула ей Джим. – А можно спросить? Из любопытства. Если это не для прессы, мы не включим это в следующий репортаж…
— Конечно, — Хильди любила репортеров, как все трапы.
— А какие первые выводы сумели сделать в планетарном бюро?
Джим в самом деле спросила лишь из любопытства – пока в деле было только одно сомнительное свидетельство о темно-синем Лонли, и более ничего.
— Это серийный убийца с вероятностью семьдесят семь и восемьдесят три сотых процента. Ему более сорока лет, невысокого роста, эндоморфного телосложения. Скорей всего, он состоит в браке со своим ровесником. Очень вероятно, работает с детьми, но вряд ли в сообществе «Равные».