Завтрак прошел напряженно.
Пожалуй, даже еще более напряженно, чем вчера, когда Дэн был уверен, что все должно измениться. Ну а как же могло быть иначе? Ведь доктор теперь знает, кто такой Дэн, он не сможет относиться по-прежнему, это логично, его отношение обязательно изменится, и главное – вовремя отследить эти изменения, быть к ним готовым и отреагировать правильно… И Дэн ждал, сохраняя внешнюю флегматичность и невозмутимость и закручивая внутреннюю пружину все туже и туже. И был готов. К любым поворотам. Ждал. И… снова ждал.
А изменений не было.
Сегодня он тоже ждал, и пружина была закручена настолько туго, что немного мешала дышать. И сегодня у Дэна было куда больше оснований для напряжения. Потому что доктор с его отрицательной максуайтерностью – он такой, наверное, вообще единственный, потому-то и выламывается из любых прогнозов, потому-то и реакции у него такие нетипичные. Он тоже действует вопреки типовой человеческой программе – и от этого тепло внутри, словно Дэн делает что-то внепрограммное сам. Доктор никогда не сделает ничего такого, от чего потребуется защищаться, доктора самого защищать надо. Но капитан и Владимир – не такие.
Они максуайтеры. Оба.
Два максуайтера за одним столом, к тому же оба на пике агрессивности, оба злятся друг на друга и не склонны забывать друг другу вчерашнего. Один – внеплановой псевдостерилизации его подведомственной территории и безвозвратной утраты запасов дымовой смеси, имитирующей хлорбетакриспин. Второй – фразы про алкашей и идиотов и удара кулаком в живот.
В любой другой день доктор, конечно, мог бы скомпенсировать ситуацию до приемлемой: обычно его благодушные рассуждения о здоровом образе жизни, сопровождаемые поеданием пряников и бутербродов, действовали на команду умиротворяюще, даже Владимир хоть и кривился, однако агрессивность снижал до вполне терпимого презрительного раздражения. Но сегодня доктор улыбался хоть и доброжелательно, но кривовато, а жевать и говорить старался поменьше. И каждый раз еле заметно морщился.
Забеспокоившийся Дэн просканировал его на предмет полученных травм и обнаружил легкое повреждение нижнечелюстной кости в районе подбородочного бугра. Повреждение носило ударный характер и попадало под категорию «ушиб». Ни перелома, ни даже трещины зафиксировано не было, лишь небольшая подкожная гематома. Программа уверенно утверждала о незначительности ущерба здоровью и самочувствию человека, да и доктор, вероятно, посчитал точно так же, иначе бы воспользовался регенератором. Но беспокойство почему-то не только не прошло, а даже и усилилось. Захотелось потереть пальцами собственный подбородок, неожиданно занывший, словно это Дэн ночью получил удар затылком в челюсть.
Негативная информация от рецепторов была ложной, это Дэн понимал. И понимал даже, чем она вызвана: доктор не просто входил в сферу его ответственности, доктор имел высший приоритет значимости и был собственноручно прописан Дэном в качестве временного субхозяина (поначалу так было удобнее). То есть являлся объектом охраны и частичным хозяином в одном лице. А Дэн не смог его уберечь. Вот и получал предписанное программой наказание. Не понимал он другого: программа должна была учитывать, что двое вооруженных до зубов псевдогеологов представляли для всей команды (а значит, и для доктора в том числе) куда большую опасность, чем один и к тому же безоружный (хотя и разъяренный) начальник биологической экспедиции. Держать их под контролем было куда важнее. И таковой контроль куда надежней обеспечивал безопасность всех членов команды и пассажиров (в том числе и доктора), к тому же позволяя сделать это скрытно, не выдавая ни своей сути, ни даже интереса. Программа должна была знать и учитывать.
Но почему-то не делала этого.
Почему?
Дэн моргнул. Еще один вопрос, ответ на который надо будет поискать потом. Заархивировать. Сохранить, пометив как «Важное. Личное. Проблемное». Разобраться позже. Может быть, ничего особенного, просто сбой процессора. Сегодня поспать не удалось совсем. Даже пятнадцати минут, достаточных для обновления системы в условиях боевого режима, и то не получилось выкроить, вот и сбоит даже программа. Что уж говорить об органической части.
Теодор тоже вел себя странно: с мельчайшими ненужными подробностями рассказывал о ночном происшествии. Передавал в лицах реакцию каждого участника и говорил, говорил, говорил, словно боялся замолчать. Улыбался. Даже похохатывал. Размахивал руками. И вообще всеми доступными средствами демонстрировал, как он доволен и горд. Только вот искренен при этом был всего лишь на 18%, хотя вроде бы события передавал и верно. И все-таки врал. Какое-то время Дэн не мог понять, как такое может быть? Потом присмотрелся внимательнее и догадался.
Пилот бахвалился и улыбался – а все его невербальные реакции буквально кричали о крайнем смущении, неловкости и чувстве вины. Наверное, именно это несовпадение детектор и расценивал как вранье. А еще пилот злился. Да, сейчас эта злость была неопасна и направлена внутрь – похоже, злился он больше на самого себя, – но кто его знает, как она сдетонирует, если вдруг что-то случится. Нет, из пилота не выйдет изолирующей прокладки. Не в этом его настроении.
Сосредоточиться на главном: два максуайтера за одним столом. Взбешенных максуайтера. Взрыв возможен в любую секунду. Сейчас важно лишь это. Два максуайтера за одним столом – и ни малейшей возможности вклиниться между ними разряжающей напряжение фразой, переключая внимание на себя. Потому что фразу можно вклинить лишь в диалог, а они оба молчат и только злятся. Молча злятся. Все больше и больше.
Дэн ожидал взрыва. С самого начала завтрака. И дальше, по нарастающей. Поэтому даже не почувствовал вкуса – впрочем, как и все остальные, они, очевидно, тоже что-то такое ощущали, поскольку даже Мария Сидоровна управилась со своей двойной порцией на удивление быстро. Перехватить и нейтрализовать. Пусть здесь и не открытый космос, но ссору двух лидеров все равно следовало купировать в самом начале, не позволяя ей разрастись в полноценную драку с высокой вероятностью применения оружия. Им вместе еще быть. Долго. Тут, на Степянке. И потом, когда улетят. Дэн ожидал взрыва и был к нему готов. Главное – быть начеку и поймать самое начало, чтобы…
Взрыва так и не случилось.
Это было странным, нелогичным, неправильным. Дано: два максуайтера в пределах не то что визуальной фиксации – практически вплотную. Плюс повышенная агрессивность у обоих. Плюс ярко выраженная обоюдная негативная реакция. Минус возможность сорвать злость на подчиненных. Плюс раздражающий фактор в лице пилота. Вывод логичен и однозначен. Другого решения задача не имеет. Взрыв просто обязан был произойти. Вывод верен.
Но завтрак кончился. А взрыва так и не было.
Поправка – вывод неверен, поскольку не подтвержден практической реализацией. Поправка поправки: вывод не может быть неверен, если верны условия задачи. Вывод: одно или несколько условий неверны. Необходим дополнительный анализ для внесения в изначальные условия адекватной поправки. Анализ завершен. Вывод: задача имеет иные решения лишь в том случае, если один из первоначально признанных максуайтерами объектов не является таковым. Принять поправки? Да/Нет…
Капитан не был максуайтером.
Вывод казался абсурдным – однако система раз за разом выдавала только его как единственно возможное решение. Похоже, предварительный анализ, проведенный Дэном по собранным в сети данным на тогда еще совершенно не знакомого ему капитана Петухова, оказался верным. Во всяком случае – куда более верным, чем последующий, сделанный при личной встрече. Максуайтерность капитана не выходила за пределы более или менее безопасной зоны. Даже сейчас. Капитан злился, да, тут Дэн не ошибся. И агрессивность у него была максимальна. Только вот и злость и агрессивность эти имели иной знак и были направлены по большей части не вовне, а внутрь. Как и у пилота.
Капитан тоже злился на себя самого.
Странно, нелепо, деструктивно, неправильно и совершенно нелогично, и еще две недели назад Дэн бы с уверенностью отбросил подобный вывод на том основании, что так просто не бывает. Ну не бывает – и все! Сбой системы. Ошибка. Но за это время он успел существенно расширить свои познания о присущих людям странностях. И если в чем и смог убедиться окончательно – так это в том, что среди людей часто встречаются объекты с плавающими характеристиками, про которых никогда нельзя сказать с достаточной долей достоверности, что для них может быть, а что – стопроцентно нет. Две недели назад (да что там! Два дня назад) Дэн был уверен и в том, что людей с отрицательной максуайтерностью попросту не бывает…
Но доктор был. Глупо отрицать существование того, кто только что пожелал тебе приятного аппетита.
Наверное, в этом тут все и дело, в докторе и его отрицательной максуайтерности. И в том, что они с капитаном старые друзья. То есть долгое время как минимум общались. И близко. Разговаривали. Делали что-то вместе – ну что там полагается делать вместе с тем, кто считается не просто коллегой, сослуживцем, сокомандником, а именно другом? Вот и произошло что-то вроде холодной сварки, когда при сжатии под давлением деталей из двух разных металлов на месте их соприкосновения происходит нечто вроде молекулярной спайки. Очевидно, дружбу в данном случае можно счесть неким аналогом пресса. Или не защищенным от заражения вирусной программой коннектом – и тогда активным вирусным компонентом стоит считать именно отрицательную максуайтерность. Ведь обратного заражения не произошло. Очевидно, нельзя долгое время быть другом немаксуайтера – и не заразиться от него. Хотя бы чуть-чуть.
Но в таком случае… В таком случае становилось понятным если не все, то очень многое. Например, то, почему реакция капитана на «стерилизацию» почти не отличалась от реакции доктора. Капитан был в ужасе и уже тогда чувствовал себя виноватым, Дэн это отчетливо видел. Ни одного максуайтера не ужаснет опасность, грозящая кому-то другому, а не ему самому. Но даже если и ужаснет – чувства вины он точно испытывать не будет. Только злость. Причем направленную отнюдь не на себя. Наверное, вот это умение не переадресовывать агрессию, не проецировать злость на окружающих – оно и является основным признаком немаксуайтерности. И уровень агрессивности в таком случае перестает работать. Точнее, работает, наверное, но как-то иначе, уже не представляя такой непосредственной опасности.
Но ведь и псевдогеологи тогда, получается, тоже?..
Предположение было настолько абсурдным, что требовало немедленной перепроверки. Хотя бы для того, чтобы точно отбросить его именно как полностью и абсолютно абсурдное. Миру необходимы константы, незыблемые и неизменные, необходимо хоть что-то твердое и установленное раз и навсегда, что-то, на что можно ориентироваться и от чего отталкиваться.
Враги – одна из самых удобных констант.
***
«Ну и таки что, малыш? Скажешь, что я была не права?»
«Скажу, что ты была права».
«Ну вот и то-то же! Слушайся Машу! Маша плохого не посоветует!»
«Но я все равно не вижу».
«Н-да? И чего же ты не видишь на этот раз, мой любознательный и остроглазый друг?»
«Взаимосвязи. Между моими словами вчера – и словами Полины сегодня. Почему мои ничем не подтвержденные утверждения о проявленной к ней симпатии со стороны главаря псевдогеологов сегодня вызвали у нее у самой желание слетать к ним в гости? Почему она так резко изменила свое собственное к нему отношение – ведь до моих слов он у нее интереса не вызывал? Если бы не твоя уверенность, я бы счел это совпадением. Почему ты еще вчера была уверена, что именно так все и будет, стоит только мне сказать те слова с нужной интонацией? И почему я должен был обязательно сказать их так, чтобы не услышали остальные?»
«Ох, малыш, ты меня смущаешь! Слишком много вопросов на одну бедную Машу! К тому же вам уже пора лететь, пока капитан не передумал и не отменил ваш внеплановый выходной или Владимир не подобрал твой код и не загрузил работой свою лаборантку, а без нее не будет тебе никаких геологов, поскольку наш мужественный брутальный пилот – далеко не юная наивная девушка, даже не подозревающая, насколько коварны могут быть некоторые мужчины и как легко они могут лгать с самым невинным выражением наглой рыжей морды. Да-да, малыш, я о тебе и о твоих наивных голубых глазках, которые могут убедить в чем угодно любую женщину. Однако Теодор не женщина, и убедить его в том, что ему так уж понравился вчерашний потомок самураев, вряд ли получится даже у меня. Хотя, конечно, если переодеть эту чернявенькую лапушку в розовое кимоно с нежно-вишневыми цветочками…»
«Не меняй тему. По пунктам. У меня все рассчитано: мой код принципиально невскрываем до семнадцати ноль-ноль. После семнадцати ноль одной сработает первый введенный. Это код. И таймер. С ними просто. Но почему ты была так уверена, что сработает та фраза? Ведь там были просто слова».
«Ох, зайка, ну ты и зануда! А что такое слова, как ты думаешь? Тот же самый код. И вся разница только в том, что действуют они без процессора и несколько медленнее. Все, котик, теперь тебе действительно пора. Удачи! И… знаешь, ты поосторожнее там…»
Андрей и сам не понимал, почему влюбленность Юльки так его разозлила. Он относился к ней, как к другу. Он не собирался крутить с ней романов. Разве что немного попозже. Года через два-три.
Да, когда Юлька побывала на дне его рождения и его мама познакомилась с ней, она сразу сказала Андрею: а вот на этой девочке можешь жениться. Не то чтобы Андрей всегда слушался маму… Да и жениться он в восемнадцать лет не собирался. Но, видно, мамины слова запали ему в душу, и с этого дня он смотрел на Юльку совсем по-другому.
Она была для него неприкосновенна. Как неприкосновенный запас. Он снимал новую девчонку примерно раз в неделю, нисколько не скрывая своих многочисленных связей, — это придавало ему вес в глазах друзей. Но предложить подобные отношения Юльке ему и в голову не приходило, да она и не согласилась бы. Юлька предназначалась для чего-то более серьезного, нежели связь на несколько дней. И Андрей не сомневался, что рано или поздно будет готов к таким отношениям.
Как же он был наивен в своей уверенности, что Юлька спокойно подождет года два-три и останется такой же неприкосновенной, чистой и достойной того, чтобы стать его женой! И то, что ждать она его не стала, и даже не собиралась, и даже не поняла, о чем он говорит, привело его в бешенство.
Егор сразу не понравился ему. Еще в Новый год, когда Андрей был пьян и плохо понимал, что происходит. Его выводило из себя то, как Егор смотрит на Юльку. Андрей сразу оценил его социальное положение и решил, что смотреть ему на Юльку бесполезно. Но это все равно раздражало.
А на следующее утро Андрей его чуть ли не возненавидел. За то, что Егор был старше, уверенней и спокойней. За то, что легко справлялся с проблемами, которые для Андрея зачастую были неразрешимы, — что ответить, где промолчать, как возразить так, чтобы не обидеть. За то, что мог съезжать с ледяной горы на ногах (как хорошо, что этого не видела Юлька!), за то, что умел топить печь, за то, что знал, как починить насос, который сломался в середине дня. А как он мешал Андрею в разговорах? Они ломали копья над каким-нибудь неразрешимым вопросом, спорили до хрипоты, а Егор говорил всего одну фразу, и становилось понятным, что он прав, спорить больше не о чем. И никто не чувствовал себя оскорбленным, потому что он умел это сказать. Никто, кроме Андрея. Ну разве что Света разделяла его неприязнь; Андрей понял это первого вечером, когда она невзначай намекнула ему, что Егор — неотесанная деревенщина.
Егерь! Смешно, хотя очень романтично. Когда Юлька поймет, что это не для нее, будет уже поздно. Не для Юльки — для Андрея. Не может же он жениться на девушке, которая была любовницей егеря. Он не был ханжой, он отдавал себе отчет в том, что неправ. Но ничего не мог с собой поделать — он не сможет жить с женщиной всю жизнь, зная, что до него она принадлежала еще кому-то.
Перед последним экзаменом, седьмого, ему позвонила Света и спросила какую-то ерунду по билетам. Но в конце разговора добавила:
— Ты бы с Юлькой помирился, что ли? Нехорошо как-то. Позвонил бы ей сейчас, она наверняка к экзамену уже готова…
И Андрей решил позвонить ей и помириться. Может быть, ему удастся убедить ее в том, как она неправа? А может быть… Может быть, намекнуть ей на то, что сам он гораздо более подходящий для нее человек, нежели какой-то Егор?
Он позвонил ей на трубку, но женский голос сказал ему, что телефон находится вне зоны действия сети. Тогда он набрал ее домашний номер, и ему ответила Юлькина мама.
— Здравствуйте, Антонина Алексеевна. Это Андрей. Вы не могли бы позвать Юлю к телефону?
— Здравствуй, Андрюша. А Юли нет, она поехала к Егору. Приедет, наверное, поздно.
— Спасибо, извините, что побеспокоил.
Он с трудом выдавил из себя привычную фразу и зарычал от злости, положив трубку.
Она поехала к Егору! Да ее мама понимает вообще, что это значит? Как она отпускает дочь к малознакомому мужику? Он говорил, что живет один. И чем они занимаются там, в лесу, одни в доме?
Надо положить этому конец! Немедленно, сейчас же!
Андрей оделся, сказал маме, что приедет поздно, и побежал в гараж. Он и сам не очень представлял, что будет делать и зачем поедет туда. К тому же он знал только, как называется поселок, рядом с которым живет Егор. Как искать его там, он не задумывался. Деревня и есть деревня — там все должны друг друга знать.
Пока грелся мотор, он листал карту области, выбирая удобный путь. Но незнакомая дорога не напугала его: он был уверен, что едет спасать Юльку и ее будущее.
Андрей добрался до поселка часа за два, из них час он потратил на то, чтобы выехать из города. Где живет егерь, ему рассказал четвертый или пятый по счету человек, которого он встретил. Остальные говорили, что они здесь дачники и никакого егеря не знают. Путь оказался неблизкий — через весь поселок, в самый необитаемый его угол. А потом еще по лесной дороге. При этом прохожий не советовал ехать туда одному и пугал медведем-людоедом. Но Андрей только рассмеялся про себя — что ему может угрожать в машине?
Фонари быстро кончились, и Андрей ехал в темноте. На трассе это не мешает вести машину; здесь же дорога была разбита, скользила, и ему пришлось сбросить скорость до предела.
И только свернув на дорогу в лес, он вспомнил, как погиб Иван. Его машину столкнул в кювет медведь — столкнул на ходу. Мурашки пробежали у Андрея по спине. Он боялся прибавлять газ: слишком скользко, он разобьется верней, чем встретит медведя.
Андрей покрепче взялся за руль. По спине сползла капелька пота, противно щекоча позвоночник. Дорога оставалась пустынной, насколько позволял видеть дальний свет. Зимние ночи не так темны, как осенние: вокруг был виден лес и никакого медведя в нем. Андрей проехал не меньше полутора километров.
«А может, ну его к черту? — подумалось вдруг. — Развернуться, пока не поздно, и ехать обратно?»
И едва он так подумал, как увидел на дороге человека. Человек прикрывал лицо от дальнего света фар и просил остановиться.
Камень упал с души: во-первых, человек не боялся стоять один на пустынной лесной дороге, во-вторых, собственные страхи сразу показались Андрею детскими и надуманными.
Пока он медленно подъезжал к пешеходу, впереди появился свет одной фары: на бешеной скорости по дороге несся мотоцикл. Андрей подумал, что не такая уж и пустынная эта дорога. Он всегда считал мотоциклистов самоубийцами, но сейчас, чувствуя, как водит в стороны его отличную шипованную резину, мог только позавидовать отваге неизвестного лихача.
Он остановился около голосовавшего пешехода и приоткрыл правое окошко. На всякий случай двери были заблокированы — мало ли чего можно ожидать от неизвестного прохожего ночью на лесной дороге. Но прохожий почему-то не наклонился к окошку: наоборот, начал обходить его «ситроен» спереди. Андрею это не понравилось, и он решил, что надо уезжать. Но вперед он ехать побоялся — не сметать же ему человека со своего пути только потому, что его поведение показалось подозрительным. Он включил заднюю передачу и хотел нажать на газ, как вдруг человек поднял руки вверх и начал расти. Андрей замер, открыв рот. Над капотом его машины стоял медведь. Это был такой огромный медведь, какого Андрей не мог себе представить в самом страшном кошмаре. А тот обеими лапами ухватился за крылья передних колес, и машина полетела в кювет. Андрей еще не до конца понял, что происходит, он не успел испугаться, и только стукнувшись головой о левое стекло, понял, что машина его не спасет. Это происходило не с ним… И когда медведь подошел к машине, слегка завалившейся набок, Андрей с фантастической ловкостью перелез с переднего сиденья на заднее, в самый дальний угол от медведя и приоткрытого окна. И дальше, к пятой двери.
Рев мотоцикла приближался, но Андрей не надеялся на подмогу, он лишь заметил, что мотоцикл приближается.
Медведь сунул лапу в окно и пошарил на переднем сиденье. Когти его были похожи на кривые и острые ножи. Андрей перестал дышать. Лапа шарила дальше, ощупывая спинку переднего сиденья, — Андрей подтянул к себе ноги и прижался к заднему стеклу всем телом. Он и не подозревал, что может сжаться в такой комочек.
Медведь не спешил, медленно продвигаясь к цели. Как хорошо, что Андрей не спрятался внизу, между сиденьями! Сейчас бы он был обнаружен: медвежьи когти царапнули спинку заднего сиденья, разрывая чехлы, как промокашки, — дальше его лапа не доставала. Мотоцикл был совсем близко. Скоро сумасшедший мотоциклист промчится мимо, и Андрей снова, и уже навсегда, окажется наедине с медведем. Как он, оказывается, надеялся на этого мотоциклиста…
Медведь вытащил лапу из машины, и Андрей выдохнул. Когти царапнули по ручке, но дверь, конечно, не открылась. Лапа снова сунулась в салон. И Андрей с ужасом понял, что медведь пытается снять блокировку! Но лапа его была слишком велика для этого, а мотор до сих пор работал! В тот миг, когда медведь снова превратился в человека и хотел выдернуть кнопку блокировки вверх, рядом с ними остановился мотоцикл. Он и вправду был сумасшедшим, этот мотоциклист… Андрей мог поклясться, что он что-то крикнул, слезая с мотоцикла… Какое-то волшебное слово… И человек-медведь отвернулся от «ситроена».
Андрей не видел, что происходит. Он боялся пошевелиться. Но слышал их разговор.
— Убирайся, — устало сказал мотоциклист.
— Как ты это делаешь? Как? — человек-медведь выплюнул эти слова.
— Не твое дело. Я берендей. Я настоящий берендей. А ты — заклятый, только жалкое подобие берендея. Убирайся.
— Ты — щенок! Ты даже не можешь убить меня! — шипел человек-медведь.
— Зато я могу тебя покалечить. Поверь мне, я это сделаю. Ты убил мою собаку. Ну?
— Я уйду, — ответил человек-медведь. — Я не сумасшедший, как ты. Но знай, что больше никогда ты не увидишь меня-человека. И тогда мы посмотрим, кто из нас настоящий, а кто — жалкое подобие.
Андрей услышал грохот кулака, ударившего по капоту. А потом — скрип снега. Человек-медведь уходил, и Андрей боялся в это поверить. Тот отошел шагов на двадцать. Через открытое окно в салон сунулась рука, как вдруг человек-медведь крикнул:
— Эй, берендей, обернись! Я кое-что хочу сказать!
И тут же рука в салоне стала медвежьей лапой. И мгновенно исчезла. Андрей подумал, что это ему померещилось.
— Ты вздумал меня пугать? — крикнул человек-медведь.
Ему ответил голос мотоциклиста:
— Я владею этой премудростью лучше тебя. Убирайся. Ничего интересного ты сказать мне не можешь.
Человек-медведь расхохотался. И снова стал слышен скрип снега под его сапогами, пока не затих.
В салоне снова показалась рука, на этот раз снявшая блокировку со всех дверей. Андрей, который давно решил, что все это происходит не с ним, не пошевелился.
— Эй, кто тут? — мотоциклист заглянул в салон через переднюю дверь, но ничего не увидел, включил свет и открыл заднюю. — Оба-на! А ты здесь откуда?
Андрей не ответил. И не пошевелился. Он понял, что это Егор. Но заставить себя сделать хоть одно движение так и не смог.
Берендей отковырял мальчишку от пятой двери и посадил на переднее пассажирское сиденье. Андрей был тяжелым. Наверное, тяжелей самого Берендея.
— Ну, малыш, очнись, — шептал он ему, — все кончилось, очнись же.
Но парень не шевелился. Пришлось разгибать ему ноги и усаживать как положено: он бы рано или поздно клюнул носом в бардачок.
Не хотелось бросать мотоцикл на дороге — Заклятый наверняка со злости разнесет его на куски, едва обернется. Если же оставить машину, он разнесет машину. А машинка была хоть и маленькая, но дорогая. Берендей рискнул и привязал «Урал» тросом к заднему бамперу: в самом крайнем случае, тот помнет «ситроену» зад. Пешком возвращаться за мотоциклом не хотелось.
Берендей пристегнул Андрея ремнем безопасности и сел за руль. Он никогда не водил машину с автоматической коробкой передач, но все оказалось проще, чем он думал, — почти как на мотоцикле.
Натужным усилием мотора «ситроен» выполз из канавы. Берендей такого не ожидал — он-то собирался поменять его местами с «Уралом»!
Он ехал медленно и ровно, чтобы мотоцикл сзади не дергался. И думал. Что крикнул ему Заклятый? «Эй, берендей, обернись!» Заклятый всего лишь хотел, чтобы он оглянулся назад. А он… обернулся. На секунду, не больше, потому что Заклятый не знал, что нужно добавить хотя бы «на час». Значит, тетрадь не врала. Заклятый действительно имеет над ним власть. Другое дело, что сам он об этом не подозревает и слов нужных не знает. Ведь Заклятый не понял, что произошло: он думал, Берендей решил его напугать. Значит, никакого проку ему от этой власти не будет: можно случайно крикнуть «обернись», но устаревшее слово «оборотись» само собой с языка не сорвется.
Берендей однажды спросил отца, почему он называет медведя бером, а медведицу — медведицей. Отец рассмеялся:
— Потому что в современном русском языке нет слова, которое обозначает бера женского пола. Так же как нет обозначения и для детеныша бера.
— Только и всего? — переспросил Берендей.
— Увы, — посмеиваясь, ответил отец.
Берендей отцепил «Урал» не заезжая во двор, а машину подогнал к самому крыльцу. Андрей не пришел в себя за время недолгой дороги. Пришлось на себе тащить его в дом.
Берендей загнал мотоцикл в сарай, запер «ситроен» и вернулся в кухню. Андрей сидел в той же позе, в которой Берендей его оставил.
— Как долго удивленье ваше длится, — процитировал Берендей, достал бутылку со спиртом и, с сомнением глянув на мальчишку, решил спирт разбавить.
Но Андрей все равно закашлялся, долго отплевывался, и пришлось дать ему запить: он вцепился в банку с водой обеими руками и долго пил, как будто боялся оторваться.
— Ну как? — спросил Берендей, когда парень наконец отпустил банку.
Андрей огляделся растерянно, лицо его скривилось, шмыгнул нос, и он разрыдался. Как испуганный ребенок.
Берендей развел еще немного спирта.
— Выпей еще. Поможет.
Андрей замотал головой и отбросил руку Берендея со стопкой. Спирт пролился, но стопку Берендей удержал. Покачал головой и налил еще:
— Ну ты как дите малое.
Андрей не мог сказать ни слова, если бы и попытался. Истерика. Нормальная реакция нормального организма. И как он смог продержаться до приезда Берендея в машине, наедине с бером? Ведь выбрал именно то место, куда лапа медведя не доставала! Берендей видел, что когти Заклятого пропороли заднее сиденье. Не подними парень ноги к подбородку, медвежья лапа достала бы его. И тогда Заклятый не стал бы превращаться в человека. И разводной ключ не помог бы.
Истерику надо было прекращать. Берендей недолго думая зачерпнул из ведра кружку колодезной воды и вылил Андрею на голову. Помогло.
Андрей встряхнул головой, на секунду замолчал, а потом сказал:
— Спасибо.
Воспитанный мальчик из хорошей семьи. Вежливость на уровне рефлексов…
— Ну что? Пришел в себя? — спросил Берендей и сел за стол.
— Да. Наверное, — Андрей снова встряхнул головой.
— Выпьешь спирта?
Андрей кивнул и опрокинул в себя стопку: она прошла лучше, чем первая. Берендей достал из холодильника соленый огурец, и Андрей с благодарностью закусил.
— А кто такой берендей? — спросил он, прожевав.
— Был такой народ когда-то. Говорят, они умели превращаться в медведей.
— А почему этот называл тебя берендеем?
— Прозвище такое, — Берендей пожал плечами. А парень, оказывается, все слышал. — Ты лучше скажи, что ты здесь делал?
— Я за Юлькой приехал, — Андрей вскинул голову и глянул Берендею в глаза.
Берендей усмехнулся:
— Юльку я в пять часов посадил на электричку.
— Что, до пяти управился? — глаза Андрея презрительно сузились, и верхняя губа приподнялась презрительно.
Берендей растерялся сперва — он не ожидал от парня ничего подобного. Растерялся и обиделся. А потом — задохнулся от злости. Отец говорил, что за некоторые слова просто бьют по морде, сразу и безо всяких объяснений. Наверно, это были именно такие слова, потому что по морде дать очень хотелось. И вышвырнуть из дома хорошим пинком. Берендей глянул на ободранные и запекшиеся уже костяшки пальцев. Это же мальчишка… Он только что плакал от испуга…
— Я бы вышвырнул тебя отсюда за такие слова, — сказал Берендей, глубоко вдохнув. — Подумай, что бы ты сделал через пять минут…
Андрей хотел вскочить и выкрикнуть что-то гордое или оскорбительное, судя по его лицу. Но потом вдруг сник, опустил плечи и уткнулся взглядом в стол.
— А ты, я полагаю, приехал говорить со мной как мужчина с мужчиной? — спросил Берендей, еще не вполне справившись со злостью.
Он первый раз оказался в подобном положении: еще никогда в жизни ему не приходилось претендовать на девушку одновременно с кем-то. А то, что Андрей именно претендует на Юльку, Берендей догадался сразу. Иначе чего бы тот помчался темным зимним вечером на край света? И Берендею это соперничество неожиданно понравилось. Он не был азартен и честолюбив, он никогда не стремился к победе над другими. А тут непременно захотелось доказать свое превосходство, свое право на Юльку. Возможно потому, что он сам до сих пор в этом праве сомневался. Жаль только, что соперник попался хлипкий…
Андрей поднял глаза, и злость в них смешалась со страхом. Берендей подумал, что поставил его не в самое выгодное положение: некрасиво вести такие разговоры с позиции силы.
— Да, я приехал именно для этого, — ответил наконец Андрей, — только не думай, что я собираюсь с тобой драться. А судя по твоему лицу, ты именно так привык выяснять отношения.
— Драться с тобой я бы не стал, — усмехнулся Берендей. Получилось высокомерно.
— Ты можешь презирать меня за то, что я не решаю проблем при помощи физической силы. Это свойственно людям твоего круга, а не моего.
Вот, значит, как. Со свиным рылом да в калашный ряд…
— Нельзя ли поконкретней? Что ты называешь своим кругом, а что — моим?
— Твой круг — это быдло с низким уровнем культуры.
Берендей вздохнул. Сначала накладывается запрет на рукоприкладство, а потом в ход идут прямые оскорбления.
— Я полагаю, последняя фраза как раз демонстрирует твой высокий уровень культуры? Выбирай выражения. Осторожней выбирай.
— Да? А иначе ты вышвырнешь меня на улицу?
— Нет. Я могу не сдержаться. Я сказал, что не буду с тобой драться, но не говорил, что не трону тебя пальцем. Расскажи мне, как должен реагировать человек твоего круга на оскорбление?
— Когда-то люди моего круга за оскорбление вызывали обидчика на дуэль.
— Высоко летаешь, — усмехнулся Берендей. — А сейчас? Что сделаешь ты, если я сейчас ударю тебя по щеке? Не больно, а так, чтобы обидеть.
Андрей растерялся.
— На дуэль меня вызовешь? — безжалостно продолжил Берендей. — И на чем предложишь драться? У меня две двустволки есть. Я белку в глаз бью с тридцати метров. Я даже согласен так: я с двадцати метров, а ты — с десяти. И твой выстрел первый.
— Да ты испугаешься! — неуверенно усмехнулся Андрей.
— Я — нет. А ты?
— И я — нет! — Андрей побледнел.
— Тогда пошли, — Берендей поднялся.
— Куда?
— Я тебя вызываю. Перчатки у меня только рабочие, не станем оскорблять сие действо бытовыми подробностями.
— Как… вызываешь?
Берендей зашел в комнату отца и вернулся в кухню с обоими ружьями.
— А вот так. За быдло. И еще за одну… твою фразу.
— Ты не можешь меня вызвать! — нашелся Андрей. — Вызвать меня может только человек моего круга!
— Э, нет. Это запрещенный прием. Ты вообще не оставляешь мне возможностей для защиты чести. Тут либо — либо. Ты отказываешься выяснять отношения при помощи физической силы. Я предлагаю способ, приемлемый для тебя, и ты снова отказываешься. Или я вообще не имею права защититься?
— Если ты меня вызываешь, то у меня есть право выбора оружия! — уцепился Андрей за последнюю соломинку.
— Отлично. Выбирай: с ремешком или без? — Берендей протянул ему обе двустволки.
Ему было весело. Он едва не смеялся, глядя на то, как Андрей трусит. Не верит еще, что это на полном серьезе, но все равно трусит.
— С ремешком… — уныло ответил Андрей и протянул руку к двустволке Михалыча.
— Держи крепче, — Берендей сунул ему ружье.
Но Андрей не удержал его в руке, и двустволка с грохотом упала на пол. Берендей глянул на него недовольно и покачал головой.
— А ты не думаешь, что я и вправду тебя застрелю? — спросил Андрей.
Пусть считает, что это серьезно. Пусть доказывает, что имеет право на Юльку. А иначе получается совсем кисло.
— Я бы не предлагал стреляться, если бы не думал об этом. Более того, я даже не сомневаюсь в том, что ты будешь в меня стрелять. Потому что если ты не убьешь меня, я убью тебя. А в этом ты можешь быть уверен. Я и с пятидесяти метров в тебя попаду, не то что с двадцати. Конечно, убойная сила не та, но тебе хватит. Пошли.
Разумеется, с пятидесяти метров из двустволки он бы точно промахнулся, слишком большой разброс, но Андрею знать об этом было необязательно. Берендей решительно открыл дверь, Андрей поднял ружье с пола и поплелся за ним, но по дороге вспомнил:
— А секунданты?
— Перебьемся. Не будем превращать это в фарс. Или тебе нужны зрители?
— Нет, но… Если я тебя убью, что я буду дальше делать?
— Ну, это твои проблемы. Закопаешь труп где-нибудь в лесу. На медведя свалишь. Только ты сначала меня убей.
Они спустились с крыльца.
— Да тут темно, — разочарованно протянул Андрей.
— А я сейчас фонарь включу, — улыбнулся Берендей.
— Ты что, на полном серьезе собрался стреляться? — Андрей остановился около крыльца.
— А ты как думаешь? Ты же приехал говорить со мной по-мужски. Вот и говори. Или, по-твоему, мужской разговор — это взаимные оскорбления?
В редко посещаемую маститыми учеными Москву привезли огромную историко — археологическую выставку с Дюны. Там высаживались Предтечи (те, кто до нас осваивал Вселенную. Правда у меня сразу куча вопросов о них — ну осваивали-то осваивали — а вот куда потом делись-то?). Дюна — это планета-мечта всех археологов. Но война на ней рушит все подряд. Похоже, что скоро повстанцы, правительственные войска и Военное Галактическое Агентство довершат то, что не смогло уничтожить время и кошмарный климат.
Я сходил осматривать павильон трижды и так долго любовался на почти в натуральную величину показываемые экспонаты, изучая каждую царапину, что чуть не пропустил лекцию профессора Дирка.
Он читал ее в Университете. Недалеко. Две остановки, переулок, и, наконец, с каким-то тревожным трепетом открываю первый раз в своей жизни тяжелую парадную деревянную дверь лучшего столичного вуза.
Как интересно! Какое гордое слово «Студент»…
Сдохну, но поступлю.
Найдя аудиторию и растолкав сомнительно одетых девок, я уселся на первый ряд и настроился только слушать.
Маленький тщедушный человечек с длинным носом и в смешной круглой шапочке на затылке так владел искусством речи, что его слегка картавые слова на галакте казались мне божественной музыкой.
Он рассказывал о невероятной находке могилы царицы в одиноко стоящей горе на Дюне и странных спрятанных там кристаллах с записями, которые невозможно понять. О лежащих рядом с ними пергаментных свитках на семито-хамисском и коптском древних языках. О расшифрованных легендах и скрытых посланиях.
После лекции профессора атаковали вопросами. Я постеснялся задать свой. Но дождался, когда все закончится, потому что слушал его ответы.
И тут он обратил на меня внимание.
— Похвально, юноша! Вы единственный в аудитории слушали и слышали меня. Вот, посмотрите ещё инфокристалл. Занимаясь Предтечами больше двадцати лет, я собрал значительный объем информации, и найденные экспонаты подробно описаны. Кстати, как Ваше имя?
— Игнатьев… Александр, — в горле пересохло, а он поднял брови домиком и спросил опять:
— Это не Ваша заметка в Историческом вестнике о Леонардо да Винчи и Соборе в Париже?
— М-моя, — почему-то заикаясь, ответил я.
— Невероятно! Я хочу поговорить с Вами. Мой кабинет в конце коридора. Я буду в три. Приходите.
— Спа-сиббо.
*
Без двадцати три я сидел на корточках, подпирая стенку, рядом с его кабинетом. Но в начале четвёртого маленький профессор пробежал мимо меня с каким-то дядькой, чуть не зацепив дверью. Я продолжил ожидание. За стенкой спорили.
— Ты не понимаешь, необходима разведка! А вдруг там что-то есть. Ведь наличие пустот в горе доказано.
— Не вздумай морочить голову совету. Это терраформированная планета. С прекрасным климатом, практически к моменту заселения не тронутая. Нам невероятно повезло: климат, отсутствие кровососущих насекомых, только птицы и растительность. Но это не значит, что такое место могло заинтересовать Предтеч. Ну Одинокая гора в ущелье, да, похожа на обломки горы на Дюне — и что?
— Сейчас благодатное время. Лето. Почему не организовали студенческий практикум? Я бы возглавил.
— Далеко, Дирк! Не будь фантастом. Там сложный рельеф. Труднодоступная местность. Кому это надо? Нет там ничего. Не ищи Предтеч на терроформатах.
— Зануда!
Они освободились где-то через час. Профессор рассеянно посмотрел на меня и, предложив мне инфоматы, тихо сбежал. Я честно глянул на некоторые, мало мне известные. Быстро содрал информацию с его стола (в конце концов, мне, кажется, разрешили) и пошел домой. План зрел в голове со скоростью смерча. Надо было все прикинуть.
По информации ученого, совсем недалеко от столицы располагалось узкое ущелье, в котором наша достаточно спокойная и широкая река сходила с ума, бурлящим потоком убегая по каменным ступеням вниз. Оно же с течением геологических эпох создало Одинокую гору, изрезанную полостями и пустотами. Сравнив ее структуру и подобное природное образование на Дюне, я пришёл к выводу, что профессор-то прав!
***
ОГ
Как-то незаметно пролетел год. Вчера Танюха сокрушалась о проходящей без отдыха жизни, и я, придя домой, в попытке извлечь отёкшую ногу из «похудевшей» за день туфли задумалась, а почему нет-то? Неделя ничегонеделания спасёт и туфли, и ноги!
— Тань, давай недалеко. Может, какой-нибудь санаторий у нас тут? Только скорее покупай, у меня тоже сил нет.
Теперь пристроить Сашку в надежные руки Ба и я свободна как ветер.
Но маленький паршивец размера метр девяносто, как всегда, все придумал сам.
— Окс, а у меня последнее лето перед поступлением…
— И что?
— Мы вроде в поход собрались.
— Мы — это кто?
— Я, Леха, Костя и все ребята. Даже Ад уговорился.
— И куда Вас несёт?
— Да по реке на байдарках до Одинокой горы и обратно на маглеве домой. Всего-то 250 км.
— Я подумаю.
Четыре странноватых DEXа и два придурковатых мужика на байдарках. Я живо представила себе эту картинку и, хихикнув, полезла в сеть узнавать про гору. Гора как гора. Стоит. Вроде ничего особенного. Зачем Сашку туда несёт?
— Саш, а что у Вас всего один маршрут? Почему не в лес, не на озёра?
— Окс — это приключение. Вниз по реке, там пороги, там маленькие водопады, рыбалка, безлюдные места. Леха гитару берет с собой! Отпусти. Ну я даю тебе слово, что буду с утра до вечера учить и готовиться к ЕГЭ.
— Неубедительно врешь. Я поговорю со Светой.
Светка, как ни странно, оказалась «за»! Решила из «мальчика сделать мужа». Жанна выставила Ада сама. Мел и Леха на радостях от такого предложения не спали всю ночь и собрали два баула. Одна я сомневалась. Но позвонившая Танюха спутала мой клубок размышлений и, взяв тапочки и халат, я направилась в санаторий — спать и есть!
***
Саша
На следующее утро, едва закрыв за Оксей, я собрал всех на совещание. Надо было распределить, кто что берет с собой. Существовало два плана. Лёхин — плыть подольше, по горам ползать поменьше. И мой — с точностью наоборот. Решили: плыть три дня и три дня осматривать Одинокую гору. Заказали две разборные байдарки. Леха и Костя плывут по середине, а мы гребём. Восемьдесят км в день вообще фигня. Из еды решили взять побольше мяса на шашлыки, овощей и крупу. Все хотели вставить свои «пять копеек» в сборы, и наш багаж становился уже неподъемным даже для DEXов.
Выгнанный с нами «на отдых» Ад был единственным не проронившим ни слова, но уже у двери он вдруг перебросил мне инфу по геологии горы, пустотам и пещерам в ней. Его информация была подробнее и с разработанными возможными маршрутами. Я вздохнул и… решил с ним поделиться. Ад кивнул и, сообщив, что «данный вариант требует дополнительного матобеспечения», исчез за дверью.
Утро выдалось «прекрасным» — лил дождь! Но мы решили, если гроза (со слов Миши) умыла нежно-салатовый бархат июньской травы, а листья на чахлых кустах сирени ярко-зеленые, то поход откладывать нельзя.
«Раз природа на пороге зрелости в таких трепетных чувствах подкрасила себя под девушку,- поправил его Леха, жизнерадостно, — нам надо скорее в поход. Вдруг я встречу там свою судьбу?» Костя высказался в стиле: «Не будет завтрака без чисто вымытых тел…» Миша предложил дополнительно продекламировать стих. Желающих не нашлось, и мы переступили порог….
***
ОГ
— Денис, там Сашка точно что то мутит. Прут на лодках по реке к Одинокой горе. Он весь в сокровищах, принцессах и приключениях. Пригляди за ним..
Парадный зал сегодня, кроме людей и демонов, наполняли кинокамеры. Под их прицелом находилось всё: чёрный с золотом трон, возвышавший Повелителя мира над остальными на метр, сплотившиеся у трона демоны и темные маги. Всевозможные угощения, ожидающие гостей приёма после основного события.
И конечно, камеры то и дело направлялись на самого Повелителя: чёрная роскошь одежды, золото волос, светлые глаза. И тьма в этих глазах, тьма пополам с огнем и льдом. Никто не мог смотреть ему в лицо.
Кроме юноши, прикованного к противоположной стене. Иногда усталость брала свое, и он опускал голову, но ненадолго. Едва каштановые волосы заслоняли лицо, как пленный поднимал голову и снова взгляд зеленых глаз скользил по собирающимся гостям Дворца.
Повелитель, казалось, не обращал внимания на этот живой барельеф, Зоя, напротив, смотрела, и часто… Гости-демоны бросали на него злорадные взгляды, немногочисленные люди, опасливо покосившись, тут же отводили глаза и старались воспринимать как украшение. Лина машинально отметила, что он в той же одежде, что и ночью, и тут музыка в зале смолкла, повинуясь жесту Вадима, и зал мгновенно затих.
В наступившей тишине низкий голос Повелителя заполнил зал.
— Сегодня день, который все должны запомнить. Сегодня мир увидит, что ждет преступников, посмевших встать против моей власти. Смотрите, и пусть то, что вы увидите, послужит вам уроком.
На огромной стене высветилось многометровое подобие экрана.
Лицо Вадима, с тяжёлым, исподлобья, взглядом, заполнило экран…и тысячи, миллионы других экранов в уцелевших городах. Этим вечером согнанные на площади люди получат урок, который никогда не забудут. Не забудут его и демоны.
Немигающий взгляд Вадима, как плитой, придавил каждого. Люди и демоны, колдуны и фейери одинаково опускали головы, сутулили плечи.
— Смотрите и слушайте, — холодно уронил Вадим в замершую толпу. И изображение на экране сменилось.
Объективы камер скрестились на скованном юноше у стены.
— Алексей.
Юноша неспешно выпрямился. Растрепанные волосы, сжатые губы, печать тяжёлой усталости на лице. И взгляд, в котором смешались обреченность и дерзость.
— Ты обвиняешься в убийстве.
По толпе гостей прошел удивленный шепоток. И правда… необычное обвинение.
Застывший в шоке юноша меньше всего походил на убийцу. А, учитывая, кто это говорит…Даже если обвиняемый будет убивать в день по десятку, то в счете трупов Вадима ему всё равно не догнать.
— Ты знал о моём предназначении. И ты знал, что значит пойти против меня. Ты помнишь?! — в низкий голос вплелась злость, — И поэтому ты сам виноват в то, что сейчас произойдёт.
Он посмотрел на демонов.
— Приступайте.
Теренс и Симон, личные палачи Властелина Трёх миров, сошли со своих мест и синхронно шагая, направились к застывшему пленнику.
Экран крупным планом показал его лицо…и как он на миг закрыл глаза, пряча их выражение.
Демоны с одинаковыми улыбками остановились, когда до осужденного осталось метра два, одинаково — слаженно вытянули руки. Меж протянутых ладоней вдруг вспыхнуло серо-черное облако… Когда оно опало, на площадке было шесть человек.
Пленные.
Толпа заинтересованно зашепталась, предвкушая неплохое развлечение. Кто-то уже заключал пари, кто умрет первым и как именно. Демоны неисправимы… Резкий выкрик распорядителя — и все расступились, пропуская к площадке разношерстную группу в черной форме — ликвидаторов.
— Нет… — прошептали вмиг побелевшие губы младшего Соловьева. — Нет!
И зелёные глаза почти умоляюще посмотрели на бывшего брата.
— Это те, кого ты повел за собой — размеренно, холодно, точно вбивая гвозди, проговорил Вадим, — Тот, кто идёт против меня, должен помнить, что заплатит не только своей жизнью, но и жизнями всех своих близких. Начинайте.
Слово тихо упало в неимоверную тишину.
Несколько мгновений — и демоны взяли за руки высокую брюнетку. Провели по площадке и поставили перед остальными лицом к Алексею.
— Нет… — еле слышно проговорил он, — Вадим…
— Алекс, — негромко, но твёрдо окликнула его молодая женщина. — Держись!
Юноша перевёл взгляд на неё. Страшный взгляд. Так смотрит смертельно раненный человек, когда боль никак не кончается и последние часы жизни превращаются в пытку.
— Держись.
Юноша кивнул, но как-то замедленно, словно тело плохо его слушалось. Дикое, нечеловеческое отчаяние исчезло, словно он стёр его, вытеснил. Только в глазах ещё билось, металось, клубилось неистовое зеленое пламя. Боли…
Он шевельнул губами, но в этот миг из скрытых динамиков рванулся грохочущий поток какой-то музыки, заглушавший все слова, что могли быть сказаны.
Вадим кивнул. Из толпы демонов, плеснув шелком крыльев, вышла затянутая в чёрное фигура. Таннель, вампирша.
Под сумасшедший металлический раскат из динамиков вампирша разорвала горло женщине — кровь забрызгала и убийцу и жертву. И Алексея…
Кажется, он закричал, когда алый веер крови, случайно или намеренно, запятнал его лицо и руки. Закричал и рванулся вниз, туда, где Таннель, запрокинув ведьме голову, сомкнула клыки на её горле. Но цепи удержали бы и демона, а крика за грохотом музыки не было слышно…
Когда всё было кончено и вампирша, сыто улыбаясь, выпрямилась, на площадку вытолкнули новую жертву — худого светловолосого мужчину.
Для него Вадим выбрал палачом ледяную ведьму…
Следующую — женщину лет тридцати — просто расстреляли файерами.
Молодую девушку выпил Аркваст, демон, питающийся жизненной силой.
Низкорослого японца выбрали жертвой для вервольфов.
Последним был юноша, ровесник Алексея. Колдун что-то проговорил, медленно, нараспев… и мальчишка исчез. Вместо него на площадке, задыхаясь, билась крупная блестящая рыба… Когда она затихла, колдун отменил заклинание и поклонился. А потом ушел, не оглядываясь на жертву.
Алексей больше не вырывался. Расширенные, какие-то заледеневшие глаза не отрывались от груды тел на полу, которые ещё совсем недавно были его друзьями.
Из закушенной губы, из ссадин на запястьях текла кровь, но он этого не замечал.
Он больше ничего не видел. Только их, тех в чьём убийстве его обвинили.
Вадим повернул голову и приказал негромко.
— Остановить трансляцию.
Экран погас. Музыка стихла.
И молодой маг медленно поднял голову. Несколько секунд братья смотрели друг на друга.
Затем младший разомкнул вспухшие губы — кроваво-синие на белом лице — и в жуткой тишине парадного зала прозвучал неживой, надорванный голос:
— Ну, чего ты ждешь, подонок? Давай.
Демоны зашевелились.
— Милорд, позвольте мне…
— Я знаю очень любопытный способ, милорд.
— Ваше величество…
— Молчать!
Волна голоса накрыла зал.
Демоны попятились, предложения затихли…
Вадим встал.
— Посмотри на свои руки, Алексей. На них кровь. Теперь ты тоже убийца. Это ты их не спас, не защитил, не отговорил. Слышишь? Ты! Шесть здесь, двести шестнадцать в убежище, триста четыре в городе. Как тебе это?
Слова били без промаха. Юноша пошатнулся. Казалось, теперь его удерживали на ногах только цепи.
— Смотри на них. Смотри и знай: ты соучастник их убийства. Они поплатились за тебя! Ты это понимаешь? За тебя!
Юноша молчал. Неживое лицо, затравленный неподвижный взгляд.
— Надеюсь, тебе понравилось, — почти ласково проговорил Вадим. — Ничего сказать не хочешь?
Молчание.
— Ну что ж. Прощай, Алексей.
Он вытянул вперёд руки и застывший в неподвижности силуэт окутался чёрно-серой дымкой. Телепортация?! Куда?
Спустя мгновение опустевшие цепи глухо звякнули о стену.
— Впечатляет, милорд!
— Изумительно!
— Милорд, умоляем, скажите, куда вы его отправили?
Вадим обвёл всех непроницаемым взглядом и отрезал:
— Туда, где ему самое место!
Самоубийц, желавших продолжить оборванный Повелителем разговор, не нашлось, и гости дружно зааплодировали.
Это было почти три месяца назад.
Тогда Лина, как и все, подумала, что для строптивого брата Повелитель приготовил что-то вроде личной преисподней, тем более что и приставленные к нему ныне покойные демоны, и зачастившая туда Зоя делиться впечатлениями ни с кем не собирались. По Дворцу бродили слухи и намеки. Постоянно строились догадки и предположения. Оборудование комнаты, дальнейшие планы Повелителя, срок, который протянет приговоренный — все это было одной из любимых тем для сплетен.
Лина во всём этом участия не принимала. Вспоминать глаза молодого мага почему-то было неприятно.
И вот, пожалуйста!
Ведьмочка покосилась на спящего. Долго ей ещё изображать няньку?!
Правда, теперь её статус был ещё выше, чем во время недолговечного увлечения Вадима. Демоны почтительно перешептывались за её спиной и отпускали льстивые комплименты.
Но уже два месяца ничего не менялось. Ни уютная комната-тюрьма, ни озверевшая от мести Зоя, ни этот… подопечный.
Робот. Растение!
За всё это время она не услышала от него ни слова. Интересно, если она перережет ему глотку, он заметит?
Сопротивляться точно не будет.
И что с ним завтра делать?
Оставить его одного она уже не может…
«Свиток народностей и племен, в подлунном мире обретающихся».
Грифоны (от греческого «Γρυψ», которое, наиболее вероятно, произошло от греческого Γρυπος — «изогнутый» или «искривлённый») – немногочисленное племя, первоначально обитающее в Скифии и древней Индии. Впоследствии переселились на Алтай и научились принимать человеческий облик.
Природный облик Грифона – как правило, крылатый лев с головой орла. Они отважны, гневливы и весьма склонны ценить золото и вьют из них гнезда, необходимые в период деторождения.
Из материалов Службы Дознания.
Срочно. Секретно. Его величеству Повелителю Вадиму. Подтверждаются данные о назревающем бунте среди Грифонов. Дата выступления неизвестна. Прошу санкции.
Лина устало оглядела разгромленное помещение. Да уж, что и говорить, отряд зачистки сработал результативно. Здесь не осталось никого и ничего. И очень долго ничего не будет…
Под ногами хрустели осколки камня, черные угли, оставшиеся от мебели, битое стекло. Никого, никого… Только на стене изломанная тень — человеческий силуэт с тонким контуром короткого крыла.
С Грифонами покончено. Контакт сорвался. Теперь снова поиск…
Что ж, отрицательный результат тоже результат.
Она машинально отряхнула плечи… и шагнула в перенос.
Округлые, без малейшего выступа, без дверей и окон, стены. Утопленный в стену, вечно бормочущий телевизор. Книги, журналы, кристаллы… Ее подопечный, неподвижно лежащий на полу.
Лина, задержав дыхание, быстро перевернула его на спину.
Так и есть.
Новые синяки на исхудавшем лице. Новые рубцы на запястьях. Рубашка в клочья. И ожоги, ожоги…
— Кто здесь был? — Лина, впрочем, и так знала ответ, — Алекс, кто? Зоя?
Ответа, как всегда, не было. Зеленые глаза, окаймленные тенью, смотрели мимо нее. Смотрели в никуда. Проклятье. Ведьма зло сощурила глаза. Ее терпение было на исходе.
Не особенно церемонясь и не задумываясь, как это выглядит со стороны, молодая ведьма опустилась на колени, перевалила несопротивляющееся тело юноши на руки и встала. Несколько шагов по ковру дались ей легко. Все-таки демонические силы, которыми ее облагодетельствовал Повелитель Вадим, это нечто! Хоть что-то полезное от них…
Сгрузив подопечного на постель, Лина содрала с него остатки рубашки. М-да… Милая сестрица Повелителя постаралась, что называется, на совесть. Сюда бы целителя… Ага, размечталась! Опять самой придется… Ведьма бросила на подопечного мрачный взгляд и потянулась за лекарствами.
— Может, поможешь хоть немного? — поинтересовалась она, не особо надеясь на ответ.
Он и не ответил.
Выругавшись на трех языках, девушка-феникс от души плеснула на салфетку резко пахнущее зелье.
-Ну, держись. Хлопот мне с тобой, парень
Впрочем, истинного виновника ее хлопот в комнате не было. Обрабатывая ожоги, Лина мысленно вернулась на пару месяцев назад…
Когда Повелитель призвал ее к себе, первое, на что она обратила внимание, это знакомый запах гари и пятна на полу. Ясно, кому-то не повезло.
— Повелитель, — Лина привычно склонила голову.
— А, Лина, — Вадим столкнул с колен блондинистую девицу и кивнул ей на дверь, — Выйди.
Та испарилась, не пикнув. Больше в Малом зале не было ни души. Даже охраны.
Наверное, поэтому здесь царила непривычная тишина.
— Итак, Лина, — Вадим поднял на нее тяжелый взгляд, — Ты верна мне, я знаю. И ценю.
— Благодарю, Повелитель.
— И ты умеешь держать себя в руках… Ведь теперь ты правишь Фениксами, так?
— Да, Повелитель.
Кажется, у Вадима новое задание для них. К этому все клонится? Снова чья-то ликвидация? Фениксы, ведьмы-убийцы, в последнее время приглашались нечасто. Слишком мало их осталось для полноценной работы. Так… а кого на этот раз? И почему сам Повелитель? Лично…
— Что ж… Я поручаю тебе новую работу… — он помедлил, — Алексея Соловьева.
Ах вот что. Задание лично для нее. И какое! Минутку…
— Я должна его убить?
— Нет! — светлые глаза, полные тьмы, зло сверкнули, — Нет. Я хочу, чтобы ты за ним присмотрела. Пока ситуация не разрешится, так или иначе. Из всех моих помощников ты самая разумная.
— Повелитель — Лина изумленно распахнула глаза, — Милорд Вадим… Я правильно поняла? Вы предлагаете мне поработать ангелом-хранителем?
Поосторожней, Лина. Поаккуратней. Его величество и так слегка не в духе… Судя по обстановке зала.
-Недовольна моим поручением?
Осторожней…
-Нет, милорд, просто задание такое необычное! Не могли бы вы уточнить мои задачи?
Против ожидания, Вадим сохранил спокойствие и даже кивнул с одобрением:
-Я знал, что могу на тебя положиться. Итак, первое: не допустить побега или самоубийства. Хотя сейчас он вряд ли на них способен. Второе: попытайся склонить его на мою сторону, если получится, конечно. Оправдай мое доверие, Лина, и награда будет больше, чем ты можешь представить.
После паузы он многозначительно добавил, кивнув на горки пепла:
-Но не повторяй их ошибки. Никто не смеет поднять руку на кровь Соловьевых. Они об этом забыли.
Феникс покосилась на обгорелые пятна на полу. Дураков она не любила. Туда им и дорога.
Лина покончила с ожогами. Обезболивающего в регенератор она все же добавила. Иначе лечение принесет ее подопечному не меньше боли, чем пытка.
Иногда, правда, ей самой хотелось его ударить, встряхнуть, дать пощечину, что угодно, лишь бы встряхнуть, вывести из состояния этого запредельного безразличия, увидеть, наконец, в его глазах гнев, злость, а не эту жуткую покорность.
Но она уже знала, что боль не поможет. Спасибо Зое!
Девушка вновь смочила салфетки, на этот раз просто регенератором, и обернула вокруг рубцов на запястьях. Узких, но вспухших и глубоких. Явно не от веревок. Проволока? Магия? С Зоей не соскучишься. Каждый раз что-нибудь новенькое
Лина зло скомкала салфетки:
— И зачем она тебя связывает? Ты же никогда не сопротивляешься!
И снова — назад в воспоминания.
Переместившись в комнату без дверей и окон — творение Вадима — она оказалась перед довольно широкой кроватью и с интересом посмотрела на своего первого подопечного. Во-первых, потому что ни одному фениксу пока не выпадала такая необычная работа, во-вторых… ну, это же все-таки Соловьев. Младший…
Нечего скрывать — ей было… любопытно.
До этого она видела знаменитого брата повелителя всего три раза.
Первый — где-то вскоре после обращения ее клана. Тогда о молодом маге, Вадиме из Севастополя, претенденте в новые Властелины мира, заговорили все. Будущий Повелитель уже подчинил своей власти Уровни — под его руку пришли демоны и вампиры. И вплотную взялся за «нейтральных» — магов, живущих среди людей, за природных оборотней, сильфов, фейери. Каждый день приходили вести о том, что еще один клан или народ просит покровительства нового Владыки. Многим тогда пришлась по нраву возможность жить свободно, не прячась от людей, многим надоело отступать, отдавая еще один заповедник, еще одну гору, еще одно убежище… Надоело терять своих. И обещания Вадима закружили немало голов. Даже русалки вышли из своих лесов. Тем более, от новых подданных молодой Хозяин пока не требовал ничего особенного — присягу на верность, службу и порой девушку. Ничего такого по сравнению с некоторыми… Мать никогда не говорила, как получилось, что под Его властью оказались они, фениксы. Как она встретилась с новым повелителем, как договорилась, Лина не знает до сих пор. Раньше ей это не казалось важным. А теперь у матери уже не спросишь.
Это было ее второе задание на новой работе — захват средоточья сил, Небесного Свода, ныне именуемого просто Дворец. Тогда новый Владыка, наплевав на неписаные правила магического мира, использовал наряду с магией, человеческое оружие — усыпляющий газ.
Тогда ей впервые пришлось работать рядом с демонами. Идти по залитым кровью коридорам, отыскивая живых… Видеть, как в центральный зал стаскивали защитников: спящих, раненых, мертвых.
Вадим сам решал судьбу каждого: «В заложники…прикончить… в заложники…» Он оторвался от этого занятия, когда рядом с ним возник демон Симон, на руках которого без сознания повис худой паренек с каштановыми волосами. Повелитель выдохнул: «Наконец-то!», всмотрелся спящему в лицо и довольно кивнул:
— Справились. Награды вечером. Лиз, подойди, — обратился он к матери Лины, — Забери его магию …
Она была в зале, когда парень пришел в себя. Возможно, попытался телепортироваться, еще не осознав, что он больше не маг, что силы отобраны. Возможно (на глаз попытку телепорта не засечешь). Потом непонимающе осмотрелся — в зеленых глазах еще плавал туман — и заметил Повелителя.
— Дим?… Дим, что… что случилось… Ты нашел Зайку? Дим!…
Голос замирает, когда, попытавшись шагнуть вперед, юноша ощущает, что его держат. И, бросив взгляд вправо, замечает ряд тел. И пятна крови на полу. И демонов, окруживших Вадима. И его черную, черную, черную одежду!
— Дим…
— Добро пожаловать в мой новый Дворец, брат. Как тебе обстановка?
Парень снова осматривает зал. Словно надеется, что это неправда. Сон. Кошмар. Морок, не имеющий права быть правдой! Сколько же ему лет? Шестнадцать? Семнадцать? Юнец.
— Вадим, — почти шепчут помертвевшие губы, — Прошу, скажи, что это не то, чем кажется. Ты ведь не мог… Ну скажи!
— Какой ты, однако, нервный, братец. Ничего особенного не случилось, кроме того, что должно было. И не всем это так уж не нравится, — Вадим небрежно хлопнул по креслу, и рядом с ним возникла темноволосая, как и сам Алекс, девочка лет десяти-двенадцати, — Видишь?
— Зайка, — невольно вырывается у юноши.
— Зоя! — холодно поправляет та, — Повежливей с сестрой Повелителя, Алекс. Я, между прочим, теперь демон.
— Что?
Девчонка важно делает шаг вперед. Вытягивает вперед руку… и на узкой ладошке возникает огненный сгусток.
— Видишь?
— Что ты сделал? — в зеленых глазах недоверие пополам с яростью, — Что ты с ней сделал, подонок?
— Дал демонические силы. Ну же, Алекс, неужели девочка зря мечтала о магии? Теперь она у Зои куда сильнее. Ты совсем не рад за нашу сестричку?
— Вадим! — худой юноша вырывается из рук охранников, — Что ты наделал?! Подонок! Скотина! Ты!..
Вне себя от гнева и горя, он не заметил, как снисходительно-довольная на лице нового Хозяина застыла, точно приклеенная, а глаза яростно блеснули.
Вспышки ярости Повелителя за последнее время вошли в легенду, и Лина, отвернувшись, вместе с раздражением почувствовала что-то похожее на жалость. Когда-то она тоже бунтовала против судьбы. Самоубийственное отчаяние, звучавшее в юном голосе, было ой как знакомо. Но она как-то примирилась… научилась с этим жить.
А вот разозлившему нового Хозяина юноше жить, скорее всего, осталось столько, сколько понадобится, чтобы заставить его пожалеть о каждом сказанном слове.
Когда Вадим после наступившей тишины вдруг улыбнулся, девушке остро захотелось исчезнуть из зала. И дело было не только в опасности.
Ей нужно было побыть одной, подумать…о своей жизни. Да, она приняла навязанный ей матерью жребий. И даже стала лучшей! Что ж ей теперь так тошно…
Она почти с радостью приняла приказ убираться «всем лишним» и никогда не думала (ну, почти никогда), что произошло там, в опустевшем зале, между двумя братьями…
Тогда юноша ее скорее разозлил, вызвал какое-то смутное недовольство. Собой, своими поступками…Непривычное ощущение… И неприятное. Ей даже захотелось убить его — причину своего душевного смятения. Но витавшие в замке слухи о том, что Вадим отдал парня на «воспитание» демонам, отрезвили Лину, и она забыла о нём. Постаралась забыть.
Забыть было легко — вслед за магическим, Вадим стал подминать человеческий мир, и бесконечные совещания, сопровождения, разведки и зачистки съедали время подчистую. Военная база. Осмотр местности. Сопровождения магов и техников для установки каких-то важных элементов — они всю землю окольцевали. Эльфийский лес, где их встретили стрелами… И снова очередная военная база. И снова…
Она даже не смогла оплакать мать и найти ее тело, когда та погибла на самом обычном контакте с представителем еще не подчиненного клана Горных. Дела-задания-поручения. Бесконечная круговерть днем… И даже ночи — не ее, потому что Повелитель решил попробовать, так ли горячи на деле фениксы…Сумасшедшие полтора месяца, и День Пришествия… День черного неба… Интересно, каким этот день запомнился ее подопечному? Сама она помнила это так ясно, словно воцарение Вадима случилось вчера…
В те первые дни, когда все, даже те, кто не верил в победу и не хотел изменения привычного порядка вещей, испытывали что-то вроде эйфории. Не было тогда равнодушных, и хоть эмоции у каждого были свои — надежда на лучшее, радость победы, торжество и злорадство, но общее все-таки было.
Магию больше не надо прятать!
Можно не скрываться… Не прятать клыки, не скрывать щелки зрачков за линзами, не таить способности к чародейству…
Магию больше не надо прятать!
Эта мысль словно в воздухе висела. Написанная крупными буквами. Огненными! Новые хозяева мира слишком натерпелись, пряча свою истинную суть от человечества. Слишком долго они скрывались, слишком долго терпели навязанные им правила…
Но теперь магию больше не надо прятать! Все. Теперь они — хозяева! И магия не таилась…
И новый центр мира — Дворец — кипел жизнью.
Переливались иллюзиями цветные стены.
У входа плескали ветвями-листьями громадные деревья, прямо из воздуха лился золотой водопад. Высоко в небе на тонком шпиле вился яркий изящный стяг… Знак нового Властелина. Взбегала к стрельчатому проему дверей черно-золотая лестница. Вдоль плетеных колонн прихотливыми звенящими змейками вились ручьи, то и дело меняя цвет.
Дворец казался ожившей сказкой, чудом из рыцарской книжки…
Светлый, солнечный, красивый.
Если не обращать внимания на жителей этого «райского уголка». Нет, дело было не только в клыках. Не у всех они и были, и не все были в черной облегающей коже. Колдуны в сером, высшие фейери в алом, феи и русалки в зеленом. Мелькали синие, коричневые одежды. Но вот выражение — холодное, высокомерное, полное какой-то злой радости, — лежало на всех лицах, смотрело из оживленных глаз, звенело в голосах. Мало кто просто шел — ходьба на сегодня, в день торжества магии, была признана немодной и неуместной, и гости Дворца с удовольствием перелетали на крыльях, телепортировались, проходили сквозь стены, даже азиатские ковры-самолеты в ход пошли.
А еще было шумно.
Хохот, оживленные голоса, шипение, хвастливые и насмешливые возгласы. И все это смолкает, едва на площадке слышится тигриный рык…
Нет, никто из новых хозяев мира не боится ни тигров, ни львов — просто рядом с красавцем-хищником, мягко опускающим лапы на зеркальные плиты пола, стоит Он.
Сияющее золото волос расплескалось по черной рубашке. Сильные пальцы небрежно треплют по ушам огромную кошку… И незримая людям, но заметная любому магу Темная Корона. И какая… Такая Сила — глазам больно…
Властелин мира.
Под взглядом этого совсем молодого еще, неподдельно молодого, не старше двадцати, парня, толпа стихает и в зале повисает тишина… Сотни глаз жадно ловят его взгляд, все затаивают дыхание…
— Сделано, — наконец говорит Властелин. — Можно праздновать.
Праздник она тоже помнила. Хотя прежде праздника было другое. Общее совещание, на котором решалось, каким быть новому миру…
— … это наши ближайшие задачи. Никаких стран. Никаких войн между ними. Никаких «выборов». Люди должны понять, что никто не позволит им развлекаться войнами, — голос Повелителя негромок, но в зале такая тишина, что слышен был бы даже шепот… – И никаких террористов. Итак, мир делится на десять протекторатов.
Перед Повелителем вспыхивает шар-модель земного шара, расцвеченного в десять цветов.
— Сегодня я назначаю Протекторов, отвечающих за порядок в своем регионе. Провести учет людей. Наладить патрульную службу. Провести сортировку полицейских кадров, лояльные кадры оставить, с остальными работать. Преступный мир уничтожить. Пусть вампиры и вервольфы займутся этим сразу после празднования. Эти люди всегда против любого режима, и я не намерен терпеть выходки преступников. Обращать не разрешаю. Ясно?
— Да, ваше величество, — Анна и Вольдемар, главы вампиров и объединения оборотней синхронно склоняют головы.
— Всех политиков — под вторичное обследование. Потенциальным помощникам должности и привилегии, как планировалось, остальных оценить на опасность и по обстоятельствам… Кати, займешься. Разрешаю задействовать телепатов, только не перегрузите, сгорят…
— Да, милорд…
— С армиями больше проблем не будет? С базами все?
— Базы уничтожены. Все. Отдельная благодарность фейери воды и воздуха…
— Милорд, здесь не все так гладко, — вмешивается лысый тип, бросая на коллегу чуть злорадный взгляд. — Не все авианосцы потоплены… И некоторые все еще боеспособны…
— Что? — светлые брови лишь чуть сдвигаются, но незадачливый докладчик замирает как птичка перед змеей. — Почему об этом доложено только сейчас?
— Милорд… милорд, их всего три! Они не угрожают… Они… Они будут уничтожены сегодня же!
Миг полной, невозможной, жуткой тишины…
Наконец Вадим кивает.
— Сегодня. Возьми кракенов.
Он не добавляет «я проверю», это лишнее. Попытаться обмануть Властелина может только мазохист-самоубийца… Причем с такой запредельной степенью мазохизма, какой у демонов не бывает никогда. Разношерстную толпу колдунов, сенсов, ведьм, магических существ, зачастую презирающих и ненавидящих друг друга, за последние два года объединил общий страх — все они, такие разные, до смерти боялись прогневать нового хозяина мира. Вадим, пережив три покушения и попытку захвата, очень жестко дал всем понять, что лучше его не злить. Пример его младшего брата, который сейчас валялся в самой обычной человеческой (!) больнице, никого не вдохновлял на подвиги… А про неудачливых убийц лучше не вспоминать, если дороги нервы. Присутствующие перевели дыхание, стараясь сделать это незаметно, и снова зазвучали сообщения, отчеты, предложения…
— К вашему выступлению по связи все готово, Повелитель…
— Драконов по-прежнему держать в боевой готовности? Или разрешить половине спячку?
— Ваше величество, возможно, прием в наши ряды людей следует отложить, пока ситуация не стабилизируется?
— Не только людей! Прием строго ограничить, чтоб не возиться потом с балластом.
— Подготовка к празднеству во Дворце почти закончена… Трансляцию обеспечат.
На том совещании не было никого из людей. Как им жить, решили без них. На праздник, правда, кое-кого пригласили…
Запоминающийся тогда праздник вышел.
Праздник, знаменовавший начало новой магической эры, уж, конечно, не был похож на человеческий. И не мог быть похож. Новое время — новые песни. Тем более, ожидалась всепланетная трансляция, и мир должен был увидеть все… хм, достоинства новой власти. Маги и всевозможные магические существа из кожи вылезли, но создали поистине незабываемое зрелище!
Волшебное.
Приглашенные прибывали по воздуху.
Телепорт, приносивший гостей, открывался прямо над озером, в темно-синей воде которого отражался блистающий огнями Дворец. Прежде чем испуганная кинозвезда или спортсмен (политиков приглашали куда реже, чем этих, не особо обремененных мозгами) успевали ахнуть, их мягко подхватывал воздушный вихрь и переносил в… ну, раньше это был сад. Он и сейчас был садом, этот уголок земли, но назвать его так не повернулся б язык у самого толстокожего тупицы.
Деревья проплывали мимо ожившей сказкой, в воздухе плавали огни, цветы, шары всевозможных цветов, форм и размеров, в том числе какие-то особые, крохотные, похожие на звезды, они садились на плечо дамам, на грудь мужчинам, и становились украшениями. Восхищенные ахи и охи встречали ухищрения чародеев. Чего стоила только кабинка юности — войдешь, пробудешь минуту, и выйдешь помолодевшая на пять-десять лет. Среди дам началась небольшая ссора, некая особа мумиеподобного вида, называющая себя почему-то Сергеем Зверевым, отказывалась выходить, сколько ей ни объясняли, что больше десяти лет за раз не сбросить… Потом распорядитель с кем-то перемигнулся, и скандальная особа исчезла.
Фейерверки немыслимой красоты взлетали, вспыхивали, таяли в звездно-черном небе. Ясном, безоблачном небе — маги постарались с погодой, и теплый воздух ласкал обнаженные руки женщин… После первых минут настороженности гости-люди чуть успокоились, и вскоре вполне искренне и даже охотно поддерживали тосты в честь магии вообще и Повелителя мира в частности.
Сам Повелитель, под прицелом сотен взглядов с чуть заметной усмешкой сидел на массивном троне, лениво поглаживая уши крупной золотисто-полосатой кошки. Время от времени он бросал взгляд на гостей, и почему-то по многим спинам пробегал холодок.
И все старались отвлечься, благо было на что…
Вот с ближайшего дерева слетела золотистая тучка, рассыпалась на нежно мерцающие искры… и под восхищенные вскрики эти искорки затанцевали в воздухе, а зычный голос объяснил, что эти создания согласны потанцевать на ладони любого желающего. Недостатка в желающих не было, вдобавок, крохотные девушки с крыльями меняли цвет, перелетая от одного к другому, и это делало зрелище совершенно завораживающим…
У громадного ясеня столпилось человек пятьдесят — все, затаив дыхание, любовались тремя стройными девушками в кожаных джинсах. Эти девушки не танцевали и не ворожили по рукам, предсказывая будущее. Они склонялись над тремя котлами, окуная руки в кипящий металл, и нежные пальцы, порхая над переливчатой жидкостью, вытягивали из нее нить за нитью. На глазах пораженных зрителей нити скручивались-сплетались в гибкие узорчатые полосы. Потом на остывающий металл крепился узор из камней. Узор ни разу не повторился, полоса свивалась в кольцо, и вскоре на запястье очередного онемевшего от восхищения человека ложился браслет, сплетенный специально для него… Серебро, золото, платина…
— Браво…
— Вот чудо!
— Потряса-а-ающе…
Вадим только презрительно прищурился. Лина не совсем понимала, в чем дело. Подарочки понравились людям, это естественно. Может, он их презирает немного за эту радость? За… Лнна поискала слово… продажность?
Хотя в эмоциях Повелителя наверняка к презрению примешивалось и довольство собой: расчет был точен. Восхищенные счастливцы, угодившие на событие века — его первый прием — разнесут свои восторги по всей планете и конечно, произведут нужное впечатление… А то, что маленькие танцоры считывают эмоции, проверяя лояльность гостей, никто не догадывается… И браслеты тоже сработают как надо.
Повелитель легко соступил с площадки трона, и перенесся к «счастливцам».
— Носите их всегда. Как знак, что вы первые. Самые достойные. Самые важные наши подданые…
Люди иронии в голосе Его величества не уловили. А смотрели-то как! Даже на «подданных» не среагировали, все в восторгах! Да, конечно, эти браслеты не такие, как те, миллионы которых ждут своего часа на тайном складе. Красивее. Волшебней. Но сюрприз тот же… Мы будем всегда знать, где вы… Сможем подслушать вас когда необходимо. И напомнить о себе.
Лина невесело усмехнулась. Запоминающийся был праздник… Тогда еще казалось, что все не так уж плохо.
Казалось… Повелитель тогда был в отличном настроении, улыбался и даже пригласил на танец какую-то человечицу. Интересно, вспомнил он хоть раз об Алексее?
Алексе… Алексее Соловьеве.
Второй раз молодое лицо с зелёными глазами мелькнуло перед ней три года спустя, на совещании перед захватом убежища Лиги свободы.
Тогда демоны были просто в восторге от того, что могут наконец-то достать «наглых людишек», за последние три года порядком попортивших нервы Повелителю и не раз оставлявших в дураках демонские и вампирские общины…
-Алексей Соловьев, — Юрий продемонстрировал голограмму. — Один из руководителей. Магических сил нет (на лице Симона почему-то мелькнула довольная ухмылка). Но по данным источника, имеет заговорённое оружие и недоступен для заклятий. Защита на нем из старых, еще Стражей, но действует пока. Сами понимаете…
— Соловьев? — послышался чей-то голос — Как и …
— Да, его младший брат.
Удивлённых вздохов было немного. Кто знал, кто не проявлял эмоций.
— Личный приказ повелителя: его брать живым. Только живым.
Фотографию можно было не брать в расчёт — это не личная встреча. Хотя и фото наводило на размышления: выжить после общения с демонами-любимчиками Хозяина и снова набраться наглости выступить против Повелителя… Интересно, что думает об этом Вадим?
Но она к тому времени уже давно усвоила, что его тайн лучше не знать.
Вечером… точнее, ночью, она увидела Соловьева-младшего воочию.
На ночном штурме Лиги.
Эта организация возникла чуть ли не в день Пришествия. И беспокойства от них поначалу было как от комаров — мелкие, почти нечувствительные уколы. Кто-то с их помощью снимал регистрационные браслеты, где-то со складов исчезли продукты, лекарства или артефакты. Ерунда. Но в последнее время, года полтора, сопротивление стремительно набрало силу. Почти на каждом совещании поднимался вопрос об очередной выходке лигистов. Чашу терпения Повелителя переполнил одновременный, синхронный (и успешный!) налет Лиги на три рабских рынка и освобождение двух тысяч человек. На первый взгляд капля в море, но руководство этой самой Лиги вдобавок имело наглость выйти в эфир, и, вломившись прямо посреди развлекательного шоу «Последняя жертва», рассказать о своем подвиге…Повелитель вышел из себя так, что главе Службы дознания пришлось прямо на совещании регенератор пить.
Зато уже через три дня центральное убежище Лиги, база «Флагман», было найдено, и даже код доступа каким-то образом раздобыли…
Еще вечером прошел общий «вызов». Все боевые части были собраны и проинструктированы.
А ночью был штурм. Там она и увидела Соловьева второй раз.
… Сначала её внимание привлекло оружие. Клинки. Она даже невольно подняла бровь: люди все же выучились фехтовать. С тех пор как группы зачистки научились глушить огнестрельное оружие, хватать людей стало куда легче. Подходи и бери тепленькими. Но, как она и думала – ненадолго. Научились драться кинжалами, вытащили откуда-то мечи и шпаги… Сегодня будет не так просто, как думалось кое-кому. Но это к лучшему. Люблю достойного противника!
А эти были явно достойны.
Стянувшись к залу, защитники цитадели отчаянно отбивали атаки. Мужчины и женщины, молодые и постарше, маги и люди, зельями и оружием, они насмерть стояли у трех выходов из центрального зала, заставляя нападающих оплачивать каждый шаг десятками трупов. А за их спинами в трех коридорах уже крепили на стены заряды взрывчатки… Защитники это видели. Но не пытались скрыться и не просили о сдаче. Они жертвовали собой, сдерживая демонов здесь, чтобы остальные получили шанс уйти.
Они дрались яростно, с самоубийственным хладнокровием, стараясь захватить с собой побольше врагов.
Намётанный глаз Лины выхватил в редеющей толпе сначала блеск — стремительный танец спаренных лезвий, а потом высокую юношескую фигуру. В отличие от многих, человек был полностью одет и успевал всё: отбить атаку, отдать команду, подставить клинок, прикрывая голову упавшего рядом человека, рвануть его к себе и что-то крикнуть (спасённая им жертва растворялась в серебряном сиянии) и метнуть оба клинка в наседавших демонов. Он двигался с кажущейся неторопливостью, стремительно, собранно, изящно, словно в танце. Клинки, то словно вырастая из его рук, то, сплетая вокруг юноши смертоносную блистающую сеть, казались живыми. Да, Алексей Соловьев не зря вызывал у брата опасения. Лина не понимала, куда он так целеустремленно пробивался, пока Юрий, координатор атаки, не опрокинулся на спину с перерубленным горлом. Пока нападавшие, потеряв направляющий голос, не затоптались на месте в мгновении растерянности, которого большинству лигистов хватило на отступление…
Пока девушка в алой коже, стоя над его пеплом, не воткнула в Соловьева ненавидящий взгляд. И юноша растерянно опустил перед ней клинки:
— Зайка? Зоя…
В ответ она махнула рукой, и на горле Алексея словно расцвел темно-синий цветок — дротик с парализующим.
Лина закончила со скорой помощью, как она именовала про себя эти процедуры и убрала зелья в «аптечку». До следующего раза. В том, что следующий раз будет, сомневаться не приходилось.
Разъяренная смертью Юрия Зоя делала все, чтобы превратить жизнь второго брата в ад. Интересно, откуда она узнает, когда Алексей остаётся один?
Побои, мелкие магические нападки и совсем не мелкие раны. Зоя не стеснялась, проявляя вполне демоническую изобретательность. Являлась, правда, только в отсутствие Лины. Ясно, почему.
Вадим достаточно ясно приказал никому не поднимать руку на кровь Соловьевых, и пойти против Властелина мира напрямую его ближайшая помощница не решалась. Зато отрывалась на пленном, когда феникс отлучалась. Вот и сегодня…
Особого вреда она вроде бы не причинила. Переломов и особо крупных гематом, кажется, нет… нет и следов новых уколов.
На всякий случай она стащила с подопечного легкие джинсы и тщательно осмотрела каждый сантиметр кожи. Ничего. И на том спасибо.
Вид обнаженного тела не вызывал в Лине никаких эмоций, кроме раздражения. На Зою, добавившую к впечатляющей коллекции два новых шрама, на тупую покорность, с которой младший Соловьев позволял делать с собой что угодно. Лина сердито накрыла его одеялом.
— Спать.
И одеяло, и приказ были восприняты с тем же безразличием. Но немного погодя зеленые глаза всё же закрылись. Опять послушался!
Ничего удивительного в этом не было. Лина была во Дворце тогда, в холодном ноябре, в день казни…
И видела, как Алексея Соловьева сломали.
Женщины, блин!!!
Тьфу на них.
Мой дом — моя, блин, крепость! Незваный гость и всё такое!
Нет, ну правда! Всего мог ожидать — но чтобы вот так нагло… и родаки — предатели, на работе, и главная предательница — бабуля, кто бы мог подумать! Ну вот никак не ожидал от неё такой вот подляны.
Она дверь мне открыла, довольная, словно именинница. Подмигивает этак заговорщицки и шёпотом:
— Вовочка, а у нас гостья!
Даже сперва подумал, что это к ней опять какая подруга завернула, по поводу репетиторства докапываться, и уже собрался ответить не очень вежливо — достали, блин! — но она снова шепчет:
— Я её к тебе в комнату проводила и чайку организовала, можешь не беспокоиться. Всё, что надо — ну, ты понимаешь, — на диване под подушкой. В синей коробочке. Родителям, когда придут, скажу, что вы к экзамену готовитесь, чтоб не лезли.
И снова подмигивает. Хитренько так.
Настолько растерялся, что ничего не ответил.
До моей комнаты по коридору четыре шага. Даже не успел толком перебрать в уме возможные кандидатуры. Марго? Адреса не знает, мы с нею всегда в её общаге встречались. Райка? Убью стерву. Сорокина?..
Тактичная бабуля за мною дверь прикрыла бесшумно и плотно.
Моя комната. Моя, между прочим, крепость, если верить англичанам! Сдалась без боя превосходящим силам противника, взломана изнутри предательством тех, кто должен был её защищать…
Агнешка.
Сидит на моём — моём!!! — диване. Вся из себя такая, понимаешь…
Сколько раз рисовал себе эту сцену. Днём, утром, вечером. До слёз, до ломоты во всём теле, до быстрых судорог и сдавленных стонов в подушку.
И вот случилось. На самом деле. По-настоящему. Не в мечтах, не во сне.
А реакции — ноль.
Раздражение только.
Сидит себе такая… Ручки невинно сложены на розовых плотно сжатых коленках (она что — без колготок пришла? мороз же на улице! вот дурра), глазки потуплены, белые гольфики заранее сняты — приготовилась. А взгляд такой, что если бы не бабуля за плотно закрытой дверью — ей-богу, сбежал бы.
— Привет, — говорю, всё ещё надеясь спустить это дело на тормозах. — Ты чё пришла? За домашкой?
Думал — она в этот предлог вцепится. Понятно же, что сама вообще никакого предлога выдумать не озаботилась. Мозгов в этом красивом тельце недостаточно, чтобы предлоги выдумывать.
Она и вцепилась.
Только не в предлог.
В меня.
Никак не ожидал от неё такой прыти — словно пружиной подбросили с дивана, миг — и своим силиконом меня буквально в косяк вдавила, руками по телу шарит, трясёт, гладит, щипает — не понять, то ли бьёт, то ли ласкает это она так. Ничего себе ласки! Если нервный кто — и инфаркт схлопотать недолго. Обслюнявила всего, в ухо зачем-то лизнула — меня аж передёрнуло от отвращения. Коленкой самое уязвимое придавила, ёрзает, у меня аж глаза на лоб, больно же!
А сама ревёт в три ручья и несёт всякую несуразицу:
— Что ты со мной сделал? Сволочь! Скотина! Ты меня приворожил, да? Это магия была? Магия, да?! Пусть магия, пусть, миленький, ну пожалуйста, я не могу больше! Хочешь, на колени встану? Зачем ты так?! Что я тебе плохого?! Две недели! С прошлого года! Две недели не могу! Никак! Ни с кем! Нигде! И ты! Ты! Зачем ты меня приворожил, если не хочешь?! Как ты мог?! Почему ты больше меня не хочешь? Я же тебе всегда нравилась! Я знаю! Это из-за той белобрысой уродины, да?! Я её убью! Она не смеет! Ты мой! Ты ещё в шестом классе за мной подглядывал, я знаю! Я тебе тогда специально грудь показала! Я лучше той курвы! Лучше! Я для тебя всё что хочешь!.. Всё-всё-всё! Только… миленьки-ий… ну пожа-а-алуйста… давай сходим в библиотеку-у-у!!! Хотя бы разо-очек! Мне правда нужно! Очень-очень!!!
И всё это — с подвываниями и в постоянных попытках расстегнуть на мне брюки. Хорошо ещё, последних мозгов не растеряла и воет шёпотом, а то бабуля получила бы очень интересное представление о моих школьных занятиях. И особенно — о библиотеке.
Выдрался с трудом, потеряв пару пуговиц с рубашки. Правильно всегда терпеть не мог рубашки на пуговицах. Футболки лучше. Отрываться нечему. Кроме рукавов.
Предпринимаю стратегическое отступление в район дислокации письменного стола. Тренажёр, опять же — хорошо, что в угол утром не откатил после зарядки, хоть какая-то преграда между. Вот пусть мне кто теперь что скажет о вреде неаккуратности!
Агнешка не отстаёт. Вот же настырный бабец!
Ползёт за мной по ковру на коленках, бормочет всё ту же чушь про приворот и библиотеку, за ноги хватает. Слёзы-сопли ручьём. Все брюки обмусолила! И особо напирает на то, что это я, типа, виноват. А она, типа, жертва, невинно пострадавшая. И теперь на всё-всё-всё готовая ради нового пострадания. Голой по улице пройдёт, на коленях по школе ползать будет — только бы я, стало быть, сжалился и обиблиотечил.
А тут ещё и моя стерва под руку лезет, паникует, похоже, советы всякие глупые. Типа — гони её нафиг!
Ага.
Щаз.
Прогонишь такую.
Что я — первый день Агнешку знаю, что ли? С третьего класса вместе учимся, парты рядом. Солидный срок. Ежели ей чего забожалось — без бульдозера не своротить.
Тут единственный шанс — переключить на что другое. Её мозгов как раз только на одну мысль и хватает, двум там уже тесно. Но как тут что стоящее придумать, если бабьё вдвойне гундит, каждая о своём, одна снаружи, а другая изнутри? Да ещё и отбиваться приходится, внимательно следя за флангами и предпринимая обходные манёвры вокруг тренажёра?!
Короче, психанул я.
И как рявкну:
— Заткнулись! Обе! Быстро!!! В тряпку!!!
Сам от себя не ожидал.
Шёпотом тоже, разумеется, рявкнул. Но очень внушительно. Если по реакции судить.
Ибо заткнулись моментом.
Молчат.
Обе.
Выжидательно-настороженно.
Только Агнешка ещё и с надеждой. А стерва моя — с подозрением. Я её молчание уже отлично распознавать научился, за полгода-то. Там сотни еле заметных нюансиков. Но мне пока не до анализа оттенков её молчания — на мне Агнешка висит. Метафорически. Ибо в реале она на попе сидит, ровненько так, даже ручки в мою сторону не тянет. Только смотрит с надеждой. Через тренажёр смотрит, который мне таки удалось между нами втиснуть.
— Ладно, — говорю. — Уговорила. Всё, говоришь, что угодно? Ага. Проверим. Сегодня четверг. Если завтра и послезавтра ко мне ближе чем на три метра не подойдёшь — в понедельник будет тебе библиотека.
Согласилась.
А куда ей деваться? Все козыри-то у меня. У моей стервы, вернее, но той тоже деваться некуда. Потому что иначе Агнешка устроит публичный скандал. Прямо в школе. Она такая. А скандала моя боится до судорог, это я уже понял.
Так что договорились сразу. Почти.
Агнешка, правда, поканючила малёхо, что ей типа очень-очень надо в библиотеку вот прямо сейчас и немедленно. Что сил типа нет терпеть и всё такое. Что она просто умрёт, если ее сегодня не обиблиотечить. Ну или хотя бы завтра. Но лучше сегодня. А уже потом всё-всё-всё, как и обещано, и три метра хоть на целую неделю.
Но я был неумолим: или три дня спокойствия — или никаких больше библиотек.
Тут она пошла на хитрости пускаться — типа, ага-ага, я поняла и согласная, только вот помоги, типа, гольфы надеть. А то самой, типа, неудобно. Но я и это пресёк на корню: не три года! Справишься.
Почти насильно напоил её чаем — не пропадать же бабулиным рулетикам. За чаем она предприняла последнюю атаку, поскольку вообразила, что мораторий на три метра вступает в силу только с завтрашнего утра и у неё ещё есть время. Десять минут мы играли в игру «поймай мою коленку, если сможешь», делая вид, что просто пьём чай и беседуем о школьных новостях. Я выиграл вчистую. Хотя и взмок весь — Агнешка, пожалуй, покруче нашего сенсея будет с его тренингами на ускользание. Наверное, тут всё дело в мотивации.
Выпроводил вежливо, но про три метра напомнил. С Агнешкой никакие по счёту напоминания не бывают лишними.
Брюки — все в помаде и подозрительных влажных пятнах — бросил в машинку сам и задал интенсивный режим очистки. Чтобы и следов не осталось.
— Эмиль, твою мать! Ты меня вообще слышишь, Хатико недобитый?
Еще раз встряхнуть так, что мотнулась голова. Киборг отозвался, но стандартно-машинным, лишенным эмоций тоном:
— Я готов выполнять приказ, Эрик. Какие будут указания?
— Эмиль, ты сам коп, ты знаешь, что пока не найдено тело, человек считается живым. На полицейских надежды мало, у них сперва отчетность, потом расследование. Без тебя не вытянем. Давай, включайся, парень. Для Асато ты — единственный шанс, пойми! Мы тут только гости!
Кукла молчала. Эрик про себя выругался. Мог бы сообразить, что оставшись наедине с собой, киборг ничего умнее самоедства не придумает. Надо было уделить ему пять минут перед сном. Но ведь делал все, что нужно и был вполне адекватен. И вот результат упущения, парень свалился в глухую несознанку. Черт бы побрал его чувствительную натуру! И что теперь делать с кибернетическим идиотом? Может быть…
Эрик прищурился, отступил на пару шагов. Рон тут же возник рядом:
– Не надо, хозяин. Это был очень тупой эксперимент, даже для меня. Машине все равно. Ему бы работы выше крыши! Нам, к сожалению, ломом плац подметать бесполезно.
— Да, приказ ты тогда не выполнил! — Эрик заржал, несмотря на напряженный момент, вспомнив рожу своего киборга после приказа «умри», а главное, как витиевато и точно тот подсказал хозяину маршрут паломничества, когда осознав, что приказ не сработал, обрел дар речи. — Значит, говоришь, ломом плац подметать? Ну да, это идея. — Эмиль! Требуется твоя помощь!
— Прошу сформулировать задание, готов приступить к выполнению, — в очередной раз подтвердил спай.
— Богдан совершил чудо, поднял среди ночи на ноги кучу народа и получил характеристики на всех, включая Артура. Вот тебе все материалы по делу, даже анализы и пробы! Все, что есть на окружение Тани и с места преступления. Сиди, копай, анализируй. Тут вообще все, даже самые непригодные материалы. Пока в электронном виде, но скоро и в физическом доставят.
— Исполняю. — Киборг сел на диван, подгрузил материалы и уставился в планшет.
То что, на это «чудо» полицию во всех позах простимулировало головидение, Эрик упоминать не стал. Криминальные репортеры умеют быть не только настойчивыми, но и очень злобными. Да и сам он провел с корреспонденткой не самые приятные тридцать минут, отвечая на ее вопросы и пытаясь объяснить свой интерес в деле. Повстанцы, однажды поймавшие наемника, почему-то показались ему какими-то несерьезными с их несколькими пинками по почкам. В результате он мысленно вставил в прайс тридцатипроцентную скидку на убийство любого головизионщика.
— Знаешь, Рон, — Эрик устало посмотрел на своего кибера, — а я последнее время сочувствую Сергеичу. Это же сколько надо терпения мудаков дрессировать.
Сэй перевел взгляд на своего младшего собрата, с бесстрастным видом что-то вычитывающего в отчетах, на владельца и зачем-то на себя, выведя изображение на вирт-экран.
— Хозяин, если тебя по какой-то причине окружили мудаки, стоит задуматься. Возможно, они просто признали в тебе вожака и ожидают начальственных указаний? Кстати об указаниях, ты хотел добыть флешку, это желание еще в силе?
— Да, пока Эмиль копается, поедем. Бери Лисенка. Нам должны были открыть дорогу.
Вокруг дома шантажиста было тихо и пусто. Полиция если и не сняла охрану, то так её замаскировала, что даже Эрик никого не обнаружил. Таксист остановил машину прямо перед воротами. Лисенок выпрыгнул, огляделся и преданно уставился на хозяина.
— Я готов выполнить любые ваши приказания. Господин Асато будет присутствовать на данном эксперименте?
— К сожалению, нет, парень. Его похитили, — Эрик посмотрел мэйлису прямо в глаза. — Так что сейчас нам предстоит достать данные твоего бывшего владельца и поменять их на нашего друга. Идем. Я скажу тебе, что нужно сделать.
— Исполняю, господин.
В самом доме тоже никого не было. Они беспрепятственно поднялись на второй этаж, и Эрик без колебаний сорвал с двери в спальню печать. Задача спасти друга, а все остальное мелочи. Он подтолкнул мэйлиса в спальню, а сам вместе с Роном спустился вниз в кабинет. Терминал шантажиста послушно загудел. Полиция все вернула на место. Пришлось даже кресло оттолкнуть. Интересно, кто сейчас следит за его действиями?
— Командуй мэлькой, хозяин. А я разберусь тут. — Сэй уткнулся в терминал. — Нам с тобой никакая блокировка связи не помеха.
Лисенок обнаружился где оставили, посреди спальни возле огромной кровати, кукольный взгляд сфокусирован на стене. При виде человека киборг повернулся, давая понять, что ждет распоряжений. Эрик присел перед ним на корточки, глядя снизу вверх.
— Вот что, парень, слушай приказ. Не знаю, есть у тебя что-то в башке или нет, но от этого зависит, вернешься ли ты к своей Сашке и как быстро это произойдет. Значит, ты сейчас полностью повторишь все действия, которые совершал здесь по приказу твоего первого владельца. По моему сигналу.
— Исполняю. — мэйлис повернулся к кровати, демонстрируя готовность работать. Эрик коснулся вживленной клипсы, усиливая сигнал. Процессор киборга послушно ответил, привычная, слаженная работа. Пастух дал команду — его сэй выполнил.
— Все готово, хозяин.
Эрик обернулся к Лисенку.
— Давай, парень, действуй.
Мэйлис достал из ящика вибраторы, разложил на кровати. Механические действия машины, только вот полиция проверила его полностью, облазила весь процессор, изучила логи и код до последнего символа. Не было там ничего. Но киборг действовал, словно здесь и сейчас подключилось еще что-то. Он достал из ящика пучок длинных проводов, соединил с терминалом. А потом брал их по одному и подключал к каждому вибратор. И включал. Наконец помещение наполнилось гудением двенадцати из сорока семи приборов. Оставив их работать, киборг подошел к полкам с фильмами для взрослых и, взяв сразу три флешки, подключил к оставшимся проводам. И только после этого запустил компьютер. Черный экран загрузки мигнул, появилась надпись: загрузить с носителя… да… подтвердить ключ один — да, ключ два — да, ключ — три… ключ двенадцать — да… загрузить программу-дешифровщик — да. Подтвердить передачу данных — да. Лисенок коснулся клавиатуры последний раз, сделал шаг в сторону и замер, уйдя в ждущий режим. Все, как и раньше.
Рон ждал, готовый включить записи: на носитель, подключенный к компьютеру, и личную, через глазные линзы на собственный микродиск. Лучше не рисковать, используя только один канал. Это он понимает, может быть, даже лучше, чем кто-то другой. Потому что даже лучший из спаев с их хакерскими программами все-таки остается машиной, способной только исполнять команды, а он живой и умеет принимать решение и думать сам. И вот сейчас он думает о людях, причем нецензурно. Потому что они могли и сами догадаться, не втягивая в это его хозяина и Асато. Эрик ладно, за себя постоять может, но японец — что с ним сейчас? Он же не киборг, не вернется сам. Терминал перед ним ожил, включился, и перед сэем на экране развернулось действие сразу трех порнофильмов в трех разных окнах. Но вот они сами встали на паузу и открылось четвертое окно, с обычным графическим редактором. И маленькое окошечко: подтвердить начало операции? Да/нет.
Рон на мгновение задумался, на подключенном планшете открыл код, изучил и уверенно нажал «нет». Графический редактор свернулся и открылась программа-дешифратор. Киборг едва удержался от желания по человечески присвистнуть, похоже, шантажист не доверял даже самому себе, положительный ответ включал мгновенное глубокое форматирование системы. Тем временем в окне развернулся каталог. Рон поспешно скопировал данные: страницы с фотографиями, аудио и видеозаписи, досье на неизвестных ему людей. Едва закончилась передача данных, как Лисенок снова ожил, запустил другие фильмы, выбранные из огромной коллекции словно наугад. Эрик взял одну из флешек, покрутил в пальцах. Она ничем не отличалась, кроме названия фильма. Спросить бы, что в ней такого и как парень отличает, но… нельзя. Собьешь кибера и не будет никаких данных, хоть ты тресни. А они пригодятся.
Несколько следующих часов человек просто наблюдал за работой двух киборгов. Практически сходя с ума от безделья. Наконец рыжик разобрал все порносооружение, убрал каждый предмет на свое место. Подошел к Эрику и доложил:
— Все готово, господин. Какие еще будут приказания?
— Никаких, сейчас вызовем такси и поедем домой. Как только… устраним угрозу, так сразу тебя и отдадим твоей девчонке.
Рон вышел из кабинета, скользнул по рыжему равнодушным взглядом.
— Заканчивать, хозяин?
– Не трогай парня, мы его Сашке обещали. А тут… знаешь, заканчивай, надоели они мне.
— Да, хозяин. Исполняю. Ты правда думаешь, что это поможет найти Асато?
— Это поможет так или иначе. В крайнем случае послужит оплатой за услуги. — убийца по прозвищу Циркач взял флешку, покрутил в пальцах и с усмешкой вернул своему киборгу. — Пусть будет у тебя. Если что, уничтожишь. Помни, люди всегда хитрее тебя и подлее. Не играй с людьми.
— Я знаю, хозяин. — Рон убрал флешку за пазуху, черты лица кибера неприятно заострились, он вздернул в оскале верхнюю губу, но тон голоса остался подчеркнуто смиренным: — – Если ты не заметил, хозяин, я всегда помню свое место.
На корабле Лисенок, не говоря ни слова, ушел в каюту, которую он теперь делил с Чучелом, забрался на свою койку, и лег, уставившись в потолок. Эрик поизучал с помощью Хейзер равнодушное спокойное лицо куклы. Если б с помощью этого рыжего можно было выйти на похитителей Асато, он бы не колебался, но увы — пока нет никаких данных о том, что это одни и те же люди. Сзади подошел Рон, коснулся рукава, привлекая внимание:
— Между прочим, хозяин, там пришел твой полицейский с сиськами!
— Сержант Иванова Сирена, идиот, а не полицейский с сиськами! При ней не ляпни, глаз на жопу натянет!
— Анатомически невозможно, — оставил за собой последнее слово киборг.
— И вообще почему сразу мой, то есть моя? С чего ты взял… а, чтоб тебя! Изобрази нам кофе.
Киборг скрылся в кухне, а Эрик подошел к зеркалу, заглянул в него, любуясь на свое усталое лицо, тяжело вздохнул… И словно наяву услышал сердитый голос:
— Хватит валяться! Поправь грим и марш на арену! Совершенно не имеет значения, что ты чувствуешь и хочешь! Зрители ждут!
— Да, маэстро! — ответил он вслух далекому наставнику, провел руками по лицу, осторожно, чтоб не смазать воображаемую косметику, и приказал:
— Хейзер, впусти.
***
Очнуться непонятно где, в полной темноте, неприятно, больно и страшно. Ныла грудная клетка, хотя при осмотре (вернее, ощупывании) рана оказалась поверхностной, даже ребро уцелело, а вот мягкие ткани обгорели сильно. Но сейчас, в данную минуту, это было неважно.
Асато ощупал пространство вокруг, под руками стыл металлопластик. Какой-то ящик. Возле самой земли обнаружились щели, в которые пробивались сухие ломкие травинки. Где же он? По крайней мере, не под землей. Очнуться в гробу было бы еще хуже. Японец исследовал ящик полностью, благо размеры позволяли в нем даже сесть, нашел шов крышки сверху и безуспешно попытался его продавить, сперва руками, потом спиной — крышку сместить не удалось, зато от боли потемнело в глазах и он скорее упал, чем лег обратно на пол. Последнее, что Асато помнил — какой-то тип вскидывает в их сторону руку. И все. Что там произошло? Жива ли Таня? И все-таки, где он? И что от него надо? Хотелось пить. Полицейский попытался понять, сколько же сейчас времени, но не преуспел. Снаружи не доносилось никаких звуков, которые могли бы помочь хотя бы определить, где же он находится. Асато свернулся клубком, прижав руки в ране и попытался успокоиться. Он выберется. Только вот отдохнет сейчас — и придумает как…
Они успели подойти как раз к закрытию ворот. Вернее, к попытке закрытия.
Солнце стояло высоко, чувствительно припекая затылки и спины сквозь тонкие рубашки – ни сам Конан, ни его спутники плащей не взяли. Да и незачем. Осень в Шеме жарче любого самого знойного лета в Киммерийских горах. Летом тут вообще приезжие не выдерживают, болеют от жары, потому-то все купеческие дела с иноземцами на весну-осень и откладываются. А местным любая жара нипочём, то-то они такие смуглые да морщинистые – здешнее жадное солнце из них всю лишнюю воду давно уже выпило!
Как оказалось – не всю.
Лица стражников, что, пыхтя и поминая нехорошими словами родословную Адониса, пытались сдвинуть тяжеленные створки городских ворот, были мокры от пота. Один из них – тот, что постарше – даже кидарис скинул на пыльные камни мостовой, чтобы не перегреться, и теперь непристойно сверкал потной лысиной.
– Навались! – орал десятник толстым голосом, вращая выпученными глазами. – Навались, шакальи дети!
И даже – вещь неслыханная! – сам пытался помочь, бестолково суетясь то с одного, то с другого бока. Но, несмотря на все его вопли и усилия стражников, дело продвигалось туго. Воротные створки и сами-то по себе весили немало, а сейчас, к тому же, снаружи на них отчаянно давила обезумевшая толпа тех, кто пытался прорваться внутрь, под защиту высоких стен.
Между створками оставалась довольно широкая щель – шага в два-три, и не маленьких шага. Сомкнуть створки плотнее никак не удавалось – сквозь эту щель в город непрерывным потоком вливалась орущая масса людей и животных. Понимая, что ворота вот-вот закроют, люди словно обезумели. Они прыгали через забитые барахлом возы, бежали по спинам овец и даже по плечам друг друга, затаптывая упавших и даже не замечая этого. Положение стало окончательно паршивым, когда у застрявшей в воротах перегруженной повозки отлетело колесо.
Теперь уже сомкнуть ворота не удалось бы при всём желании – осевшая на один бок повозка заклинила их намертво. Обрадованный люд за воротами торжествующе завопил и поднажал. На потных лицах стражников явственно проступило отчаяние. Они по-прежнему налегали на ворота всеми телами, упираясь деревянными подошвами казённых сандалий в мостовую, но это больше уже не помогало. Ноги их медленно, но неуклонно скользили по брусчатке, щель незаметно подавалась, становясь шире.
Конан переглянулся со своими спутниками. Улыбнулся нехорошо:
– Поможем служивым?
И неторопливо шагнул прямо к повозке, перегораживая мощным телом людской поток.
Впрочем, это только казалось, что неторопливо. Хьям и Клавий, во всяком случае, опередить его не сумели. Хотя и рванулись изо всех сил сразу же по получении приказа – один к левой створке, а другой к правой. А приказ в небрежно брошенной фразе они опознали моментально.
Какое-то время казалось, что людской водоворот сметёт Конана – сметают же в половодье горные речки огромные неподъёмные валуны. Хьям успел подумать об этом, упираясь руками в квадратный поперечный брус плечом к плечу с тяжело сопящим стражником. И ужаснуться – горные реки он видел не раз. И даже взмолиться успел – о, Иштар милосердная, ты же женщина! Взгляни на этого великолепного, но глупого мужчину! Он же не может тебе не понравиться! Он же просто ходячее воплощение Адониса! Так помоги же ему, что тебе стоит?! Помоги этому великолепному королю-недоумку, ведь нам же без него…
А потом отвлекаться стало некогда.
Конан же тем временем, отшвырнув рухнувшего ему чуть ли не на голову мужика, пробился к самой повозке и схватился левой рукой за невысокий бортик. В правой у него были зажаты задние ноги не вовремя подвернувшейся под сапог овцы. Передние ноги возмущённо блеющего жиотного волочились по земле. Конан не помнил, когда её подхватил, но отпускать пока не собирался – отбиваться ей было удобно. Очень отрезвляюще иногда действует на людей крепкий удар овечьей башкой по лбу.
Добравшись до повозки, киммериец сходу попытался её приподнять. И сразу же понял, что вряд ли сможет это и обеими руками, не то что одной. Повозка была перегружена – большие холщёвые и кожаные мешки возвышались на ней горой выше человеческого роста. Из-за сломанного колеса гора перекосилась и грозила обрушиться. Поверх туго набитых мешков лезли желающие прорваться в город, ещё более увеличивая вес повозки и шаткость качающейся горы. Очередной мужичонка попытался использовать конановское плечо в качестве ступеньки, а пихающийся подросток в драной ханди заехал по королевскому уху ногой.
Подобное неуважение окончательно вывело Конана из себя. Если до этого он предполагал просто немного поразвлечься, то теперь окончательно рассвирепел. Он передёрнул всем телом, словно вышедший из реки волк, одним движением стряхнув с себя и бородатого мужичонку, и нахального недоросля, и ещё с добрый десяток чьих-то рук. Отброшенные отлетели на шаг, а то и два, и вокруг Конана на какое-то время образовалось пустое пространство. Чем он и не преминул воспользоваться.
Вскинутая в широком замахе овца жалобно взмемекнула и попыталась брыкнуться. Что только добавило эффективности – к этому времени Конан уже вовсю охаживал ею наступающих. Так рассвирепевшая хозяйка гоняет тряпкой добравшийся до припасов мышиный выводок. Люди сыпались с повозки, как горох из прохудившегося мешка, падали на тех, что напирали сзади, увеличивая суматоху. Конан отбросил овцу и запустил в упрямо цепляющуюся за бортик перекошенную морду тяжёлым мешком. Морда исчезла.
Бросив ещё два или три мешка на особо ретивых, киммериец спрыгнул с повозки и обеими руками вцепился в бортик. Крякнул, напрягаясь. Мышцы на шее вздулись буграми, а плечи словно увеличились в размерах вдвое. С хрустом подломились задние колеса, дурным голосом заверещал кто-то придавленный, пытавшийся проскочить понизу. И повозка медленно встала на дыбы.
Дальше пошло легче – часть мешков соскользнула, и вес уменьшился. Конан зарычал, и опрокинул повозку наружу, прямо на головы вопящих людей. Толпа отшатнулась в едином порыве, словно действительно была одним животным, безмозглым, но сильным и живучим.
– Налегай! – заорал Конан.
И сам навалился на створки ворот, схватившись левой рукой за одну, а правой за другую.
Створки сомкнулись. Толпа за воротами взвыла. И какое-то время – очень долгие восемь, а то и все десять ударов сердца – Конану пришлось удерживать сомкнутые створки практически в одиночку, потому что засов для ворот был изготовлен из цельного ствола железного дерева. И чтобы справиться с ним, требовалось не менее пяти, а то и шести стражников. Киммериец упёрся в ворота плечами и головой, чувствуя, как бьётся с той стороны людской прилив. Когда ему уже начало казаться, что спинной хребет сплющился, засов, глухо громыхнув, встал в предназначенные для него пазы.
Конан осел на землю, отдуваясь и с трудом возвращая спине её нормальное прямое положение. Попытался опереться о землю, но рука наткнулась на что-то мягкое – рядом приходила в себя отброшенная в пылу сражения с воротами овца.
Надо же! Живая…
Многострадальная овца тем временем с трудом поднялась на подгибающихся ножках. Мемекнула угрожающе. И вдруг, наклонив лобастую голову с мощными завитками рогов, попёрла на Конана.
Конан удивился.
Схватил агрессивное животное за левый рог, удерживая на расстоянии вытянутой руки. Овца рыла копытцами землю и блеяла угрожающе. Впрочем, какая же это овца?! Баран самый натуральный, вон рога какие отрастил! То-то ещё в запарке боя показалось, что слишком уж вразумляющее действие оказывают наносимые овечьей башкой удары. Ещё бы – этакими-то рогами, да в лоб! Любого поневоле отрезвит.
– А здорово мы их, да?! – плюхнувшийся рядом пожилой стражник радостно ткнул Конана кулаком в бок. По приятельски ткнул. – Ну и здоров же ты! Если бы не вы, туго бы нам пришлось.
– Чего расселся, словно на собственных похоронах? – над ними завис потный десятник. На его толстомясом лице выражение явного облегчения боролось с профессиональным недовольством. – Иди, помогай, шакалье отродье! А вы кто такие?
Конан встал, выпрямляясь во весь немалый рост, расправил плечи. Отпихнул ногой упорного барана – тот с прежним неистовством начал атаковать запертые ворота. С боков к киммерийцу, словно бы невзначай, подтянулись Клавий и Хьям.
– Мы-то? – переспросил Конан, словно в задумчивости. – Путники, – и добавил, улыбнувшись хищно. – Мирные.
Десятник осмотрел цепким глазом литую фигуру аквилонского короля, скользнул оценивающе взглядом по его спутникам, и несколько подобрел. Гримаса недовольства слегка дрогнула и уступила место гримасе начальственной озабоченности. Оценив же небогатую и пропылившуюся одежонку добровольных помощников, он подобрел ещё больше.
– Ну что ж, мирным путникам наш город всегда рад! С собой у меня ничего нет, – он похлопал по пустому поясу. – Но, если вы придёте в казармы, я распоряжусь, чтобы вам выдали десяток саббат…
Конан смотрел серьёзно и невозмутимо, Клавий – непонимающе, а вот Хьям скривился и сплюнул. Саббат были мелкой разменной монетой, да и хождение имели только внутри города. Пять саббат стоила кружка кислого эля в захудалой таверне, а вчерашняя лепёшка там же – восемь. Десяток давали золотарю за вывоз поганой бочки.
– Каждому! – десятник заметил реакцию Хьяма и поспешил на всякий случай прибавить. – И накормят бесплатно, у нас едальня своя, стряпухи чуть ли не лучшие в городе! – и добавил после небольшой паузы вкрадчиво. – А господа мирные путники случайно работу не ищут? Работа в городской страже хорошо оплачивается, а еда и жилье за счёт города.
– Мы подумаем, – ответил Конан веско.
И десятник отстал, только покосился уважительно.
– Что он вам пообещал? – рядом возник пожилой стражник. Тот самый, с потной лысиной. Свой кидарис он уже подобрал, и теперь отряхивал от пыли, но надевать по жаре не спешил. Помогать остальным загонять в пазы дополнительные брусья он тоже не торопился. Впрочем, там уже и без него справились.
– По десятку саббат на каждого. И кормёжку.
Стражник сплюнул.
– Жлоб! Наверняка доложит, что не меньше сотни дал. А то и полторы. Он так всегда делает. Ну, это ничего. Вы только подождите немного, сейчас смена подойдёт, наше-то время давно закончилось, просто беспорядки эти… Я тут недалеко отличный питейный дом знаю, да и кормят там неплохо.
– На работу звал, – сказал Конан, словно в задумчивости.
Стражник просиял:
– О! За это тем более надо выпить!
Нож медленно заскользил по коже, вырезая тонкий узор. Алая нить заструилась капельками крови, жертва застонала.
— Давай, малышка, не сдерживайся. Тебе же нравится, — вампир склонился к самому уху своей жертвы, пощекотал клыками беззащитно открытое горло. Провел ногтем глубокую царапину по груди, а затем, поймав взгляд девушки, наклонился и медленно втянул сосок в рот, сжал губы. — Ты же сама этого хотела…
Жертва не нашла сил, чтобы ответить. Эта пытка на грани боли и наслаждения продолжалась уже несколько часов, но для нее казалось, что прошла неделя или даже больше. Чтоб ничего больше не существует, только бархатный с хрипотцой голос, только полыхающие алым глаза. Только слова, что словно парализуют волю. И теперь уже не важно, чего она хотела ил не хотела, потому что ее самой уже больше нет. И сейчас на кровати в этой стерильной комнате находится лишь оболочка, которая больше ничего не может чувствовать или желать.
Вампир, не дожидаясь ответа, снова заскользил ножом по телу прикованной к кровати жертвы. Ему нравились розы — он еще до перерождения выращивал у себя в квартире несколько видов этих цветов, а когда впервые обжег гортань горячей кровью, то понял, что розы могут быть живыми, но только если они нарисованы на теле дрожащей жертвы ее же собственной кровью . Только когда точно вырезаны все лепестки — они набухают алыми каплями — только тогда цветок оживает. И приобретает свой неповторимый кровавый аромат. Аромат свежей крови, от которого ноют зубы и скручивается все внутри. Но надо потерпеть, насладиться им в полной мере. И лишь тогда припасть и пить, — зато после этих минут воздержания вкус покажется еще более ярким и насыщенным.
Жертва даже не застонала, хотя лезвие нарочно вошло слишком глубоко — капель крови вампиру стало мало. Тем более что сейчас он рисовал бутон. И бутон должен аж полыхать алым, быть сочным и выглядеть, словно только что срезанный.
— Тебе нравится? — тихо проворковал вампир и провел языком по мокрой от слез щеке. — Мне да.
Девушка молчала, раскинувшись безвольной куклой. И это было скучно. Когда добыча дергается, срывая кожу с запястий наручниками — это весело и заводит. А вот такое ватное тело навевает уныние. Но можно попробовать оживить жертву. Вампир поднялся и подошел к спрятанному в стене шкафчику. Достал изящную бутылку и солонку. В прошлой жизни он любил текилу и сейчас просто как память хранил несколько разных сортов. Вот и снова запас пригодился. Он вернулся к кровати и, как и положено отменному дегустатору. небрежным жестом полил раны жертвы, а потом белыми росчерками сыпанул соль.
Девушка задрожала, замычала и захрипела — сорванное криками горло уже было не способно издавать иные звуки. Но вампир довольно улыбнулся — его добыча ожила. И можно было продолжать. Он опустился на колени и стал слизывать этот самодельный коктейль, в котором смешались капли крови, капли текилы и крупинки соли. Алкоголь жег язык и небо, но это только стимулировало. И вампир то мягко, то жестко водил языком по ранам девушки. Нет, он не собирался срывать с нее кожу, по крайней мере пока что не собирался. Потому что и так достаточно вкуса и боли. Такая шикарная палитра — талантливая ему на сей раз попалась жертва. Не зря он за ней так долго охотился.
— Тебе хорошо, детка?
Девушка не отвечала, она уже была далеко за гранью, когда боль побеждает сознание.
— Ничего, — вампир улыбнулся, ставя перед собой новую задачу. — Я тебе покажу новую вершину наслаждения, и я тебя на нее по-любому заведу.
В его арсенале было немало девайсов, и он выбрал веревку из натуральных травяных волокон — такой, если и пережать, то сильных повреждений не будет, а он прекрасно умеет делать бандаж так, чтобы даже частица кожи не были зажаты между витками. Накручивал туго, плотно. Если пожалеть и ослабить — то возиться придется дольше, поэтому и обвязывал безвольное тело. Потом перевернул девушку. Из инструментов выбрал флогер, провел себе по руке. потом по телу жертвы. И пристроился сзади, насадив добычу на возбужденный член. Тело пришлось поддерживать рукой под бедра — девушка ощущалась ватной и пустой. Хотелось ее наполнить. Простые, но сильные толчки, без всяких затей. И быстрые стежки наискосок и вдоль позвоночника, чтобы кончик флогера разрывал кожу. Отличная стимуляция и жестокая. Если бы девушка не лишилась сознания, то точно бы орала от боли. Долго двигаться не пришлось, ощутив что скоро кончит, вампир дернул за фиксирующий узел бандажной веревки.
Даже странно, что она не оглохла от собственного крика — от мгновенно растекшегося по венам огня девушка пришла в себя. Тело рвало какой-то запредельной болью и наслаждением. Она уже не могла понять, что с ней происходит, и не могла с собой справиться. Тело принадлежало уже не ей, а вампиру, она его ощущала каждой клеточкой, и была готова принимать дальше. Принимать и отдаваться во всем, что бы он не захотел с ней сотворить.
Он вообще ничего не помнила, даже своего имени. Когда немного пришла в себя, то единственным желанием было дотянуться до Хозяина, которому принадлежала и который сумел ее завести так далеко. Умолять о снисхождении и продолжении, потому что больше ничего не остается — она была сломана, ее больше нет и уже никогда не будет. Есть только ее владыка. А еще хотелось благодарить хозяина, сильно, отчаянно — потому что даже слова такие невозможно подобрать, чтобы выразить всю себя.
Вампир самодовольно улыбнулся — получилось. Он снова заставил человека подчиниться своей воле, не применяя магию крови и галлюцинации. Чисто на физиологии и игре в палача и жертву. И вот теперь это растерзанное создание привязалось к нему, она скулит и стонет на поводке своей боли. Губы девушки скользнули по члену вампира, язык несмело облизнул кончик, но вампиру хотелось большего — и он надавливал на затылок, загоняя человеку полностью, на всю длину, до горла. Хочет — пусть доставляет удовольствие. Все грани всех видов и форм наслаждения. И сам активно зашевелил бедрами, придерживая жертву, трахая в рот, и не позволяя отстраниться или хоть как-то изменить унизительное действие. Но та и не пыталась. Ей нравилось. Странно, но она даже не пыталась остановить или помешать издевательствам над собой. Руки вцепились в бедра своего мучителя, гладя, стимулируя. Добыча наслаждалась своим унижением, своей покорностью. Вампир позволял ей дышать через определенные промежутки, наслаждаясь судорогами человека. А когда наконец выплеснулся, придержал девушку, заставляя все проглотить. Он снова пользовался человеческими методами и снова получил свое удовольствие — и значит, врал тот, кто утверждал, что за бессмертие надо платить эмоциями и жизнью. Он заплатил, но ничего при этом не потерял.
Хорошего вечера, мы рады приветствовать вас в нашем магазине. — Продавец аж лучился от радости, словно увидел не покупателя, а призрак своего мертвого дядюшки, оставившего ему пару миллионов в наследство.
Покупатель поглядел так холодно, что часть энтузиазма у продавца заморозилась, но тот надежды не терял отоварить посетителя по полной программе.
— Посмотрите, пожалуйста, новое поступление. Отличный дизайн, вы не находите? Изящность плюс многофункциональность, очень практично и удобно, как хозяину, так и питомцу.
Посетитель скривился. То ли удобства не оценил, то ли цифровые девайсы предпочитает. Продавец мгновенно переключился и стал предлагать гаджеты, которые посылали сигнал о перемещении и потребностях питомца сразу на планшет или коммуникатор хозяина.
— Да, забавно, — наконец-то соизволил разомкнуть губы посетитель, а то только стоял и морщился. — Мне ошейник нужен хороший.
— Вам ошейник с репеллентом? — Продавец уже почти выдохся, а еще сильно хотел пить. Но, услышав пожелание клиента, мигом взбодрился и стал торопливо демонстрировать весь ассортимент.
— Нет, благодарю, у меня сильная аллергия, — покупатель задумчиво кашлянул. — Давайте простой, можно с декоративными фишками и хорошей защитой… а то есть хозяева, что специально притравливают на чужих питомцев.
— Ой, и не говорите, прямо беда, — сочувственно закудахтал продавец. И выложил четыре разные модели на прилавок.
Покупатель придирался и приценивался, потом решил, что хочет золотой, и продавец, похвалив выбор, мысленно матерясь, полез на верхнюю полку. Там как раз были именно золотые со всякой мишурой: камешками, брюликами, искорками.
— А замок надежный? Киса снять не сможет? — Покупатель почти определился, одну коробочку вертел в руках намного дольше.
— Не снимет, — клятвенно заверил продавец. И демонстративно улыбнулся. — Зуб даю.
Покупатель кивнул, попросил упаковать три самых дорогих ошейника, с шоковой защитой от укусов, прочным кодовым замком и с персональными программами оповещения о состоянии питомца, чтобы данные приходили сразу на планшет. Когда клиент ушел, продавец завистливо вздохнул: его хозяин потратился ему только на обычный ошейник, хотя, имея собственный магазин девайсов «Вампир и пет», мог бы быть и щедрее. А этот покупатель явно лучше заботится о своих подопечных, жаль только, что предпочитает кисок.