Мы сидели, молча глядя друг на друга. Никто первым не решался высказать вслух свои опасения. Но мы и так прекрасно, без слов, понимали, о чём думает другой. Понимали, что попали в лапы этого урода — дяди Паши. Понимали, что просто так он, скорее всего, нас не отпустит. Единственное, что было непонятно — что ему от нас нужно. Думаю, скоро узнаем. Не помирать же он нас здесь бросил. Мог бы тогда не кормить. Нет, что-то здесь не так. И что за порезы у нас на руках? В голове была полная сумятица.
— Тём, принеси воды попить. Что-то мне не очень. Тошнит и голова кружится, — слабым голоском проблеял мой друг, отвлекая от невесёлых размышлений.
Я с тревогой взглянул на Пашку. Действительно, выглядел он неважно: лицо бледнее обычного, губы синюшные, тёмные круги под глазами. На ум полезли дурацкие сравнения: «мертвец», «зомби»… Но сейчас было не до шуток. Я зачерпнул воды из бачка и сам его напоил.
— Ты чего расклеился, Паш? — спросил я с тревогой. — Мы по-любому отсюда выберемся. Ты веришь мне?
— Верить-то я верю, Тём. Но что ты сможешь сделать, если…
Договорить Пашке я не дал, быстро накрыв ему ладонью рот.
— Так, давай не нагонять на себя страху! Если хочешь, можешь ещё поспать, пока этот не придёт. Тебе тогда станет лучше.
Опять раскатал один матрас и уложил Пашку, накрыв покрывалом.
— Дождёмся дядь Пашу, тогда узнаем, чего ему от нас нужно.
Пашка кивнул и тут же уснул, а я посидел ещё немного возле него, поправил покрывало, подоткнув со всех сторон, и подошёл к бачку с водой. Хотелось есть. Оставалось водой немного приглушить чувство голода. Зачерпнул воды и с кружкой присел на матрас, привалившись к стене. Не торопясь, попил и поставил пустую кружку рядом на пол. Вставать не хотелось, была какая-то вялость и в теле, и в мыслях.
Не знаю, сколько времени я просидел так, перед тем как опять провалиться в сон.
Проснулся от Пашкиного голоса:
— Тёма, Тём! Да проснись же ты! — Пашка явно плакал. Я резко поднял голову и тут же скатился с матраса — мои руки и ноги были крепко стянуты широкой лентой скотча. Пашка сидел на полу рядом с придвинутым к стене матрасом и тихонько подвывал. Он, как и я, был связан. Я кое-как поднялся, сел, привалившись к матрасу, и хмуро взглянул на Пашку. Понятия не имел, что ему сказать:
«Не переживай, Пашенька, всё обойдётся! Мы отсюда обязательно выберемся!»
Похоже — уже выбрались, твою мать!
— Ты давно проснулся?
— Нет, только что. Это он нас сонных связал. А меня ещё и с постели поднял. Я даже не проснулся — ничего не почувствовал. В воде, наверное, что-то было подмешано, — не прекращая шмыгать носом и поскуливать, поведал Пашка.
Мы ещё какое-то время посидели, приходя в себя. Пашка уже не плакал, но на лице, с покрасневшими от слёз, выпученными глазами, читался страх; во взгляде была паника.
Оба вздрогнули, когда послышался лязг отодвигаемой задвижки, и с испугом взглянули на дверь. Да! Мне, как и Пашке, было страшно! Нет ничего хуже неизвестности.
В комнату вошёл Урод… Это имя дяде Паше подходило больше.
В руках он держал низкую табуретку. Пашка судорожно отполз к стене, отталкиваясь от пола связанными ногами, и с испугом глядел на Урода. Я не двинулся с места. Связанный по рукам и ногам — что я мог сделать для нашей защиты? Убивать нас, похоже, он не собирался. Сделал бы это ещё ночью, когда мы спали.
— Утречко доброе! — почти пропел Урод с ласковой издёвкой, присаживаясь на табуретку возле бачка с водой.
Я резко привстал, насколько позволяли путы на руках и ногах.
— Что вам от нас нужно?
На вопрос он никак не отреагировал. Обвёл нас взглядом — глаза были холодные и бесстрастные.
— Вы у меня в гостях, ребятки. Погостите маленько, а потом вернётесь домой — целыми и невредимыми. Калечить или лишать вас жизни я не собираюсь, если, конечно, будете себя хорошо вести.
— Нас уже ищут и обязательно найдут! — перебил его я.
— Ты, парень, помолчи, когда старшие говорят. А я тебя намно-о-го старше. Вы, люди, живёте мало, быстро стареете и умираете.
— Люди? А ты кто? — снова перебил его я.
— Этого вам лучше не знать. Если перебьёшь ещё раз — накажу! — сверкнул он на меня недобрым взглядом, но голос по-прежнему был ласковым, даже приторным, и это было ещё хуже.
— Вам нужно уяснить несколько простых правил. Будете хорошо себя вести и не станете их нарушать — вернётесь домой. Вы у меня здесь не первые и не последние. Тут мно-о-го ваших сельчан перегостило, почти все домой назад вернулись — кто вёл себя тихо и мне не перечил. Живут дальше и помалкивают!
При этих его словах меня передёрнуло.
— Зачем вы мне нужны? Хи-хи-хи-хи-хи! — тоненько закатился Урод. — Вы мне не нужны, мне нужна ваша кровь. А кровь у вас молодая, здоровая. Я давно за вами наблюдаю. Не курите, не пьёте, наркотиками не балуетесь. Чистить кровь не нужно, как у других, — и глаза его вновь стали холодными и бесстрастными.
«Да он псих! — подумал я. — Сумасшедший сектант! И кровь ему, наверное, нужна для обрядов».
— Правило первое! Кровь буду брать у вас по очереди — через день. Немного… Живы останетесь!
Я слушал и не верил, что я этослышу. Какой-то сюр! Посмотрел на Пашку, и сердце сжалось. Кажется, он даже не совсем соображал, что тут нам впаривал этот ублюдок. Я поймал Пашкин взгляд и еле заметно кивнул, слегка подняв подбородок вверх, желая его подбодрить. Между нами произошёл беззвучный диалог: «Малыш, не дрейфь! Мы вместе!» — он тоже едва заметно дёрнул головой и на секунду прикрыл глаза, отвечая мне: «Не беспокойся. Я в порядке!»
— Вы ведёте себя тихо, — продолжил Урод сладким голосом, — кровь отдаёте спокойно. Это не больно. Шрамы заживут, на утро и следа не останется. Пластыри-то я уже у вас убрал. Ручки чистые!
Я скосил глаза на руку, но из-за широкой ленты, стянувшей запястья, ничего не увидел.
— Станете сопротивляться — накажу! Наказание вам не понравится.
Он помолчал, видимо, давая нам время осмыслить сказанное.
— Правило второе! Отвар, что буду вам приносить, весь выпиваете — сразу! Это вашу кровушку восстановит. Не станете пить — загнётесь тут у меня через неделю.
Он взглянул на Пашку. Тот, как загипнотизированный, смотрел Уроду в глаза и становился ещё бледнее, если такое вообще было возможно.
— Вот тебя особо касается. В тебе весу-то сколько? И кровь рыбья! Хи-хи-хи-хи-хи! — опять тоненько захихикал Урод.
Хотелось вцепиться в эту мерзкую рожу и бить башкой о стену, пока не сдохнет. Я ж за Пашку любого мог порвать, а тут сижу, связанный по рукам и ногам, и ничего не могу. Это бесило. Убил бы гада!
— А ты, парень, глазки–то прикрой. Вишь, как сверкают! Что? Убить, поди, меня мечтаешь? Хи-хи-хи-хи-хи! Не сможешь — я бессмертный!
«Бессмертный, значит? Ну точно псих! Не зря же он ни с кем в деревне не общался. Псих-одиночка! И племяша замочил!»
— Многие мечтали… Да, только где они сейчас? А я — вот он, перед вами сижу!
«А если он и правда не человек? Какой он настоящий? Может, похож на гигантского паука? Они тоже кровью питаются. Рожа у него точно паучья. И на Кощея Бессмертного немного похож. Но это — вымышленный герой. Ага… А этот придурок — настоящий! Всё! Кажется, моя крыша поехала! Это что — шутка такая? Называется — «В гостях у страшной сказки»?»
— Правило третье! За собой ведро выносите сами. Вот тут дверка есть… — он сделал шаг к стене, у которой я сидел, и провёл ладонью по гладкой поверхности. Из стены рельефом выступил прямоугольник двери.
«Фокусник хренов!»
— Потом посмотрите. Там ниша, а вместо пола глыбо-о-окий колодец: внизу речка подземная. Будете туда из ведра выплёскивать, а чего удумаете — я вас самих туда брошу, утоплю, как котят! — наклонился и посмотрел вниз. Из ниши раздался его глухой, как из трубы, голос:
— Да вы не уто-о-нете, раньше помрёте, хе-хе, или от страха, или расшибётесь!
Он закрыл дверь и опять сел на табуретку.
— Правило четвёртое! Э-к-о-н-о-м-и-я! Вода в бачке для питья — на неделю! Не хватит — будете сидеть без воды. На три дня буду давать ещё ведро воды для гигиены. Обтереться там, в комнате прибрать, ведро ваше сполоснуть…
«Он чё? Завхозом на зоне работал? Ка-азёл!»
— Правила ясны? Если чего не поняли — спрашивайте!
— Долго ты нас здесь держать собираешься? Нас уже сутки дома нет. Начнут искать — дойдут до твоей избушки на курьих ножках. Чё делать будешь? Ты-то сам давно уже в розыске и…
Он захихикал, не дав мне договорить.
— Так ты думаешь, что вы в лесу заблудились? Хи-хи-хи-хи-хи! Ошиба-а-а-ешься! Ладно, меньше знаешь — крепче спишь! Большего вам знать не положено! — сказал, сверкнув на нас безумными глазами.
Меня всего трясло от ненависти и бессилия.
— Ты упырь, который таскает к себе людей, чтобы пить их кровь? А Настя, она — такая же? Её ты куда дел?
— А вот это не вашего ума дело! Настя там, где ей надо быть! Лучше о своей жизни побеспокойтесь! Будете послушными — скоро отпущу вас. Вы мне тут без надобности. Лишняя забота! — он опять зло зыркнул. — Посидите пока связанные. Сейчас поесть принесу, тогда развяжу.
И вышел, прихватив с собой табуретку и бачок, прежде вылив из него воду в колодец.
Мы подавленно молчали. Пашка, не отрываясь, смотрел на меня. Потом его лицо сморщилось, и он опять заплакал, поскуливая и подвывая. Слёзы дорожками катились по лицу, и он их то и дело смахивал связанными руками. То ли от собственной беспомощности, то ли от клокочущей ненависти к Уроду, то ли от обиды на Пашку, который уже, похоже, отчаялся и сдался, меня разобрала злость. И я, не выдержав, обрушился на хлюпавшего носом, подвывающего друга:
— Паш, ты мужик, или кто? Прекрати реветь! Хочешь, чтобы этот упырь тебя пожалел и отпустил, маленького, бедненького мальчика? Он — не человек! И мы для него всего лишь дойные коровки! Мы должны думать о том, как нам отсюда выбраться, а не слёзы лить! Ты понял?
Пашка затих и с удивлением посмотрел на меня. Я никогда раньше такс ним не разговаривал. Но нужно было привести его в чувство, чтобы он держался. Я один ничего не смогу сделать — а я ещё надеялся найти какое-нибудь решение. Из любого положения должен быть выход, и я его найду! Нужно только, чтобы мой друган совсем не скис, не упал духом.
— Тём, ты правда думаешь, что мы сможем от него сбежать? — он ещё судорожно всхлипывал, но плакать перестал. — Мы даже не знаем, куда идти. И дверь он запирает всё время. Тём, мне очень страшно. Что нам делать? — по его лицу опять побежали слёзы.
— Не плачь, Паш. Я обязательно что-нибудь придумаю, — уже без злости сказал я. — Нам нужно понаблюдать за ним, изучить получше, тогда… — я не успел договорить.
Послышался звук отодвигаемой задвижки, и в комнату зашёл Урод. Он, кряхтя, поставил бачок на табурет, вышел и тут же вернулся с объёмной корзиной. Поставив корзину на пол, подошёл к Пашке и, вытащив из небольших ножен белого металла нож с синей прозрачной ручкой, быстрыми движениями разрезал скотч на руках и ногах.
Потом подошёл ко мне.
— Без глупостей, парень. Шутить со мной — тебе дороже выйдет. Вмиг без головы останешься, хе-хе! — гнусавил он, разрезая скотч на моих, порядком затёкших руках и ногах. — В корзине еда и отвар. Сначала выпейте отвар. Он кровь и силы восстановит. На еду сразу не кидайтесь. Отвар как выпьете, полежите немного. Потом можно есть. Посуду и мусор в корзину потом сложите и поставите к двери.
Урод наконец вышел. Опять послышался лязг задвижки. Пашка сидел, не шелохнувшись, даже не убрав с себя скотч, я освободился от ошмётков липкой ленты и осмотрел руку. Действительно, от пореза и следа не осталось. Я потёр место, где была ранка: кожа была совершенно гладкая.
«Алхимик, сука!»
Растёр руки, подвигал ногами. Помассировал, разогнав мурашки, и попробовал встать. На нетвёрдых ногах подошёл к Пашке. Присел возле него, убрал скотч и стал ему растирать сначала руки, затем ноги. Он сидел и равнодушно смотрел на мои действия. Понятно — после истерики наступила апатия.
Ничего, главное — перестал плакать. Смотреть на это было невыносимо. Я потеребил Пашкины белёсые вихры и слегка притянул его к себе. Нужно было его успокоить. Он обхватил меня за шею и носом уткнулся в плечо. Я обнял его, поглаживая по голове. Так мы и сидели, не чувствуя времени. В комнате по-прежнему был полумрак. Да и за окошком светлее не становилось. Всё тот же кусочек серого тумана.
Потом я осторожно отодвинулся.
— Паш, нужно выпить отвар и поесть. Ты, вон, совсем плох, еле дышишь.
Я пододвинул корзину поближе и достал термос. Рядом столбиком стояли два пластиковых стакана. Отвинтив крышку термоса, налил в стакан немного отвара. От него шёл дух мяты и ещё каких-то лесных трав.
Дал стакан Пашке в обе руки и, придерживая своей, стал потихоньку его поить. Отвар был горячим, и Пашка отпивал его маленькими глотками. Убедившись, что дальше он справится сам, налил себе. Вкус был горьковатый, но не противный, пить было можно. Я долил ещё и ему, и себе. Не торопясь, мы выпили по стакану терпкого напитка и вместе легли на Пашкин матрас.
Он опять уткнулся мне в плечо, положив голову на мою руку и перекинув свою мне поперёк живота. Я не видел в этом ничего необычного или стыдного. Мы оказались в беде и, как всегда, Пашка искал во мне защиту. А мне было спокойнее, когда он рядом.
Но надо было поесть. День, если можно эту полутьму назвать днём, перевалил уже за половину, но, раз за окном не стало темнее, значит вечер ещё не наступил. Я стал доставать из корзины содержимое. В кастрюльке без ручек было несколько варёных картофелин и две небольшие зажаренные тушки каких-то птичек. Я не знал, как выглядят приготовленные тушки рябчиков или перепёлок, но отчего-то подумал, это они и были. В полотенце были завёрнуты два куска хлеба, два огурца и несколько перьев зелёного лука.
Мы молча поели, обтёрли руки краем полотенца и сложили остатки обратно в корзину. Туда же я бросил оборванный скотч и отнёс корзину к двери. Сняв с гвоздя полотенце, намочил его водой из бачка и, слегка отжав, дал вытереть лицо и руки Пашке, затем намочил ещё раз и обтёрся сам. Мы опять легли на матрас. Пашка повернулся ко мне спиной и свернулся калачиком на самом краешке, а я, подтянув его к себе поближе, укрыл нас обоих покрывалом. Он повозился, натягивая покрывало повыше, и негромко спросил, не поворачиваясь:
— Завтра он начнёт брать у нас кровь? Зачем это ему, он что, вампир?
— Паш, ну какой вампир? Вампиров нет. Их фантасты придумали. Ты книжек начитался. А этот… Он просто сука… урод. Ты же сам утверждал, что он сектант, вот ему кровь и нужна, чтобы обряды проводить. Он просто псих! Сектанты — все сумасшедшие!
— Я уколов всегда боялся, а он же руку резать будет… — с тоской в голосе продолжал Пашка. — Тём, я, наверное, не выдержу.
— Не думай об этом! Я попрошу, чтоб он тебя не трогал, я здоровый и сильный — я выдержу!
Пашка долго молчал, потом тихо произнёс:
— Нет, Тём, я тоже буду сильным. Мы вместе — ты сам сказал, значит, будем вместе до конца, я за твоей спиной прятаться не стану. Во-первых — это нечестно… — и совсем неслышно добавил:
— И потом… ты для меня самый близкий… друг. Если что, умрём вместе.
Но я услышал и, резко схватив его за плечо, встряхнул:
— Тьфу на тебя, Пашка! Совсем… с дуба рухнул! Лично я помирать не собираюсь… Тем более, из-за этого говнюка! И вообще н-е-с-о-б-и-р-а-ю-с-ь! И тебе не позволю! Умирать он, бля, собрался!
Он повернулся ко мне, слегка погладил по голове, потом просунул руку под мою и затих.
По мне прошёл электрический ток. Я почувствовал, как тепло начало волнами расползаться по телу от того места, где его коснулась Пашкина рука, собираясь в комок где-то в области солнечного сплетения и скручиваясь в пульсирующий узел внизу живота.
«Что за хрень? Я возбудился на Пашку?! Или… это что сейчас было? Звиздец! Приехали!»