В субботу Нина почти полдня прождала Веру – потом попыталась ей позвонить, но безрезультатно, звонок Борису тоже был без ответа. Только Лёня ответил, что Борис Арсенович пригласил Веру отдохнуть на маленький остров в субтропической зоне планеты, чему Нина немало удивилась, так как никогда не замечала, чтобы этот солидный профессор увлекался студентками.
Слетала на острова без неё, но с Василием, проведала Дею, отвезла Варда в деревню и передала Доброхоту, как старшему брату Некраса, права управления на него (третий уровень, как обычно), и полетела на Жемчужный остров.
Первым делом зашла в домик бывшего егеря и посмотрела, как обосновался Некрас. Вот если бы не Вера… ещё бы никого не допустила постороннего к ребятам! Но… это сделать необходимо, киборгов становится всё больше, и контроль местного человека лишним не будет. А Некрас к тому же гидролог – и сможет научить кого-нибудь из ребят следить за уровнем воды в озёрах и протоках.
Потом зашла в жилой модуль, и Фрида сама показала и мастерские, и теплицы, и даже небольшой новый инкубатор в курятнике. Рядом с модулем был вспахан огород, чуть дальше – поля под ячмень и рожь, в раскрытом ангаре видны были три флайера и с десяток скутеров, в двух загонах бегали козы… киборги были заняты работой, хорошо одеты, сыты и здоровы… и было так хорошо и спокойно, что появилась мысль бросить нахрен весь музей с его дрязгами и переселиться сюда.
Но… рано это делать, рано. В музее ещё остались киборги, которых можно выкупить… когда вернётся Илзе с экспедицией из Кедрова.
***
Экспедиция вернулась тридцатого мая в полдесятого утра, разъярённая Илзе сразу заперлась в своем кабинете, чтобы проораться — студентка-практикантка, которую она взяла с собой на хутор, умудрилась при подлёте к городу позвонить в офис DEX-company, и крайне наглый дексист с надписью на бейдже «Константин Сорокин» в компании полицейского встретил музейный флайер у ворот музея, переподчинил Тришу и увёз!
И вот эта студентка – мало того, что ничего не смыслит в полевой работе, так ещё и в походе не была ни разу даже в школе, и Тридцать Третьему пришлось её несколько раз вытаскивать из реки, когда по её вине перевернулась лодка и утонула половина снаряжения (новый голографический аппарат, дорогущая видеокамера, ноутбук со сменными аккумуляторами), и пару раз вытащил из болота, куда она полезла за цветочком… потом он с дерева её снимал, куда она от пчёл сиганула… — имела наглость позвонить с её видеофона! И куда? Дексистам! В городской офис!
Илзе и не подозревала о причине этого. Киборг вёл себя строго по программе проводника с хорошей ИЛ-кой, шедеврально созданной гением Райво! – и Илзе даже в голову не приходило, что в экспедициях Триша был самим собой, и что ссылка на программу была только прикрытием.
Уже приближаясь к городу, Триша поймал Инфранет и, подключившись, стал скидывать в облако Василия отснятые материалы – но о наличии облака Илзе даже не подозревала. DEX замер, его глаза остекленели – и Гэла вдруг поняла, что этот парень, с которым она флиртовала, которого пыталась завлечь и даже давала возможность себя спасать – всего лишь кибер!
Она чувствовала себя оскорблённой! – мало того, что её, дочь замминистра культуры Аркадии-5, отправили на практику на провинциальную планету, да ещё не в столицу планеты, так ещё пришлось ехать в экспедицию в несусветную дать, там заставили далеко идти пешком с рюкзаком (флайер пришлось оставить за пять километров от хутора и далее двигаться на лодке – иначе Пасечник не стал бы с такими гостями даже разговаривать!), да ещё и проводник кибером оказался!
Когда флайер с участниками экспедиции приблизился к музею, Триша успел не только скинуть в облако Василию всё отснятое, но и скинуть Нине на видеофон запись звонка Гэлы дексистам и встречу с Костей – и Нина, просмотрев запись, рванула к своему флайеру, приказав своим ребятам запереться и никого не впускать.
— И если что… я так далеко в хранилище, что звонка не слышу…
Вася кинулся за ней следом, сел на место пилота, и флайер сорвался с места. При подлёте к офису DEX-company Нина приняла звонок от Лёни, и он пообещал встретить её в салоне: «…начал форматировать, и только тогда понял, что кибер музейный! Потому и позвонил… все базовые настройки и ИЛ-ка сохранены.»
Велев Васе оставаться внутри флайера и быть на связи, Нина пару раз вдохнула-выдохнула, чтобы выровнять дыхание, и вошла внутрь.
***
Когда Илзе высказала студентке всё, что о ней думает, Гэла молча демонстративно достала свой видеофон и набрала номер отца. На выдернутом и увеличенном вирт-экране появилось лицо совершенно заспанного мужчины средних лет, и Гэла, не здороваясь, начала высказывать ему, как её оскорбили:
— …а я ему такая сказала… а он такой… и вот я… а она такая…
— Здравствуй, Илзе… давно не виделись. Как там моя? Успешно попрактиковалась?
— Привет, Андрэ… да как тебе сказать… утопила половину снаряжения, переколотила у Пасечника половину горшков с мёдом, потом нашему DEX’у пришлось её спасать… — уже уставшая, но ещё не отошедшая от случившегося Илзе говорила со всей язвительностью, на которую была способна:
— И ты знаешь ли, что она сделала? Сдала дексистам киборга-проводника! Того самого, который её спасал! А в нём все… ну просто все материалы по экспедиции! В смысле – голо- и видео… пришлось на него снимать… всё отснято на киборга!!! А она его сдала!!!
— Дай мне номера вашего директора и главного дексиста… но… вашего директора у меня номер есть… будет тебе этот кибер. Кстати… я вдовец, ты в разводе… не хочешь ли заняться воспитанием Гэлы сама? Считай это предложением… — и только после этого мужчина перевёл взгляд на изумлённую девушку:
— Гэла, мы с Илзе… то есть, с Илзе Натановной учились вместе… в одном Университете, и даже однокурсники. Я тебя с таким трудом устроил в этот музей! Здесь такие возможности для научной работы! А ты…
И мужчина отключился на глазах удивлённо-возмущённой дочери.
***
Лёня встретил Нину у входа и провёл через весь салон в боковую внутреннюю дверь. Менеджер только посмотрела на гостью и снова уткнулась в планшет. Мелькнула и исчезла мысль о том, что как-то слишком легко её пропустили… менеджер так уверена в безопасности? — два киборга на входе и пара в зале… но всё же… ну просто никакой бдительности!
В кабинете было очень светло и очень тихо. Триша стоял в стенде и уже был весь в небольших ранках, Костя что-то строчил в планшете. Оба в упор уставились на Нину… то есть – Нине так показалось… Триша был жёстко зафиксирован в стенде и голову повернуть не смог бы при всём желании.
Нина обратилась к Косте, как старшему в этом кабинете:
— Вы забрали в музее киборга…
— Это сорванный киборг! И он уже списан, документы уже здесь! – возмутился оскорблённый тестировщик. – Был сигнал, я отреагировал, забрал… всё законно.
— Абсолютно исправного киборга ты забрал! С него даже информацию об экспедиции не сняли! У него такая ИЛ-ка… — Нина снова вдохнула-выдохнула, только чтобы не начать орать… только бы не сорваться… и успеть раньше, чем проорётся Илзе и явится сюда. Ведь чуяло нутро, что надо было выкупить Тришу раньше! И после минутной паузы продолжила:
— Он исправный и очень послушный киборг. Только старый. Произошло недоразумение… ведь месяца не прошло с проверки! Лёня сам проверял всех киборгов в музее! Он исправен! И об этом документы есть! Но… раз уж он здесь, я готова купить его у вас… — от волнения у Нины пересохло горло.
Костя мрачно взглянул на Нину, потом на Лёню и снова на Нину… и, наконец, выдавил из себя:
— Послушный, говорите? Нет… это машина, и он по определению не может быть… послушным… исправным может быть… но послушным? Нет. И не просите. Это из-за Вас маме пришлось уйти на пенсию раньше времени… а могла бы директорствовать ещё долго… так что… я имею полное право на утилизацию бракованной машины, а если не уберётесь, позвоню Борису Арсеновичу.
— Звони! Прямо сейчас и при мне! – терять Нине было уже нечего, пришла злость и решимость идти до конца.
И тут на видеофон Кости пришел звонок:
— Какого такого кибера ты изъял, что мне лично звонит замминистра с Аркадии-5? Нина, а ты что здесь делаешь? Какого хрена?
Костя застыл столбом, а Нина завелась:
— Как раз из-за этого киборга. Он исправен! Борис, поверь мне! Проверка была недавно… и это записано… «Исправен относительно возраста и степени износа»! Он мне нужен! Купить его хочу. Его Илзе в экспедицию брала… — и Нина, как могла, рассказала, что произошло. Борис выслушал. И добавил в разговор Ильяса и Андрэ:
— Что это за кибер такой особенный? Он настолько нужен музею?
— В музее он готовился к списанию. Это его последняя экспедиция, — ответил мрачный Ильяс Ахмедович. – Просто Илзе Натановна не успела скачать с него информацию по поездке… раз уж по вине Гэлы вся аппаратура утонула! А на эту экспедицию она получила грант и обязана отчитаться. Иначе придётся возвращать деньги… почти тридцать тысяч. Теперь Гэла ещё и донесла на него, его забрали… и отформатировали… ну… кибер без этих файлов музею не особо нужен… но он имеет такую ИЛ-ку! Райво писал специально для него… видите ли, этот Пасечник ни с кем другим не хотел разговаривать… а теперь…
Борис слушал не перебивая, Андрэ мрачнел – тридцать тысяч за глупую выходку дочери слишком много! Но решать что-то надо.
Нина, глядя на молчащих мужчин, предложила:
— Продайте его мне… я его отправлю к Пасечнику, и он восстановит все материалы… со временем. Я и хотела его туда пристроить… старику нужен помощник, купить киборга ему дорого, у него ведь почти полсотни ульев и курятник… а так… и ему хорошо, и мне хорошо, и всем… тоже. И мне без разницы, у музея я его куплю или в салоне фирмы-производителя… деньги есть.
— К Пасечнику? Это мысль дельная… там киборг сможет достать утонувшее оборудование… — задумчиво протянул директор музея. — Вряд ли это будет пригодно к работе… но хорошо. Согласен.
Борис усмехнулся:
— Что ж… Константин, оформи возврат проверенной и признанной исправной техники, раз уж DEX прошёл проверку. И извинись. Ильяс, можешь оформить продажу киборга Нине прямо сейчас? Я подпишу. Андрэ, DEX отформатирован… и за утерю данных заплатить придётся… но ты с Ильясом договоришься сам. Нина, вот зачем тебе ещё один киборг? Вся воинственная такая, аж страшно… ладно, забирай… только отвези его прямо сейчас, чтобы здесь не отсвечивал. Леонид, отдай ей киборга… и упаковку кормосмеси от меня лично отнеси ей в багажник.
Костя помрачнел ещё больше, но на виду у таких людей перечить начальству не осмелился, буркнул: «Извините» и выпустил Тришу из стенда. Лёня тут же произвёл смену хозяина и кинул Трише его комбинезон, говоря:
— …там такая ИЛ-ка! Хотел скопировать… это ж шедевр!
— Спасибо тебе. И пока…
Костя осмелился выключить видеофон только тогда, когда Борис прервал связь.
***
Дома Нина показала Трише ванную, дала пять минут ополоснуться и смыть кровь, Вася тем временем подобрал ему одежду из тех запасов, что были куплены ещё для Змея, заказал со срочной доставкой два комма, один из них настроил и подал Трише, потом собрал для него рюкзак, а Нина разогрела вчерашней каши, и дала банку тушёнки:
— Готовить что-то свежее нет времени. Ешь скорее и полетим… кстати, это Кузя… скинь ему свои данные и отчёт о состоянии. Кузя, создай отдельную папку, куда Триша будет скидывать отснятое… Пасечник тебя знает, и примет, как родного.
Триша кивнул и продолжал есть, поглядывая то на Васю, то на Кузю. Первым не выдержал Василий и по внутренней связи сообщил:
/О Лизе все мысли? Будешь посылать видео о себе, тебе пришлю видео о ней. Но только через Кузю. Почему сам не скажешь?
/Потому… к DEX’ам разумным хозяйка привыкла. А что скажет о разумной Mary?
/Не хочешь подставлять. Как хочешь. Но в любом случае связь с ней только через Кузю.
Вылетели в заповедник почти в одиннадцать… и через полчаса были на Домашнем острове.
Предупреждённый Василием Виктор уже приготовил для Триши байк и мешок с продуктами. Нина посмотрела на своих ребят – как же они повзрослели за это время! Каким был Виктор полгода назад – и какой он сейчас! Разница колоссальная! А каким стал Авель! – подозрительно похож на эльфа и костюмом, и причёской… явно пересмотрел мультфильмов.
И снова обратилась к Трише:
— Твоя жизнь изменилась… даже излишне круто. Теперь ты уже не Тридцать Третий… а Триша. Трифон… значит «роскошный». Но если не нравится, то и это имя можешь сменить. Если захочешь. Лети к Пасечнику. Не теряйся… сообщай о себе. Может быть, со временем я отправлю к тебе какую-нибудь мэрьку в помощь… кстати, там на одном из островов находится метеостанция, а на ней из четырёх киборгов трое моих…
Не замечая, как изменилось выражение лица Триши при упоминании мэрьки, Нина продолжила говорить – о местной погоде и природе, местных обычаях и обрядах… от волнения её несло всё дальше и дальше, но киборги не перебивали и внимательно слушали. И записывали.
Наконец, Василий осторожно напомнил, что ему пора лететь, а им пора возвращаться. И тогда до неё дошло:
— Надо придумать хорошую причину, зачем я сюда прилетела… чтобы объяснить, если остановят на границе…
Виктор молча подошёл к лодке и принес корзину свежевыловленной рыбы и также молча уложил в багажник. После этого вошел в дом и принёс короб копчёного мяса зайцев, заготовленного для себя. Авель и Ворон принесли из дома две коробки с керамикой, Злата принесла меховой жилет, сшитый как раз по размеру Нины.
Приказа на эти действия не было! Они сделали это сами! Это – великое достижение! И надо бы их за это поощрить… но как? Или – не сами, а с подсказки Василия по внутренней связи? Но… какой-то подарок привезти им надо будет.
Авель и Ворон продолжили заполнять флайер продуктами в корзинах… в результате свободные места остались только спереди – два сиденья.
— И ещё… Трифон, ты не теряйся… но вся связь через Кузю… или напрямую мне звони… мой номер помнишь, надеюсь. Если что-то понадобится, чем могу, помогу… но с тебя записи твоей жизни на хуторе. И звони почаще… каждый день утром и вечером.
— Помню. Спасибо… — Триша явно хотел сказать что-то ещё. Но молча закинул на спину рюкзак, пристроил на заднее сиденье мешок, сел на байк, обернулся и снова сказал:
— Спасибо… я буду звонить… каждый день.
И полетел на новое место жительства.
Через пару минут и Нина с Василием сели на свои места в флайере и полетели домой.
В белую герметичную забаррикадированную дверь столовой ломились. Манипулятор в столовой висел в углу и отчаянно скреб стенку синими тройными пальцами, мечтая изогнуться под недосягаемым углом и выбить недолговечный ограничитель, наспех сделанный из запасной сложенной треноги.
Еще вчера такой уютный и безопасный обеденный зал, казавшийся астронавту едва ли не самым приятным местом на корабле, сегодня стал временной цитаделью. Чего можно ждать запершемуся человеку в борьбе с восстанием искусственного интеллекта на одиноком шатле в необъятных глубинах космоса.
— Оу, Филл, критический уровень кортизола, повышен норадреналин и адреналин. Пульс нитевидный учащенный и поверхностный. В работе сердца серьезная аритмия: экстрасистолы, Филл! — Олис вещала на полной громкости. — Надо успокоиться. Сделай инъекцию. Успокоиться… Сберечь функции мозга и нервную деятельность.
Лорика откровенно трясло, будто от нестерпимого космического холода. В груди слева сильно жгло, мешая безболезненно глубоко и вдохнуть, и выдохнуть. Человек не мог справиться с эмоциями — не каждый раз осознаешь, что умирал уже много десятков раз, а жуткие кошмары и зловещие предметы — фантомная память, после дюжины твоих собственных смертей.
Видео прокручивалось назад в режиме беззвучной перемотки. Древние технологии оказались самыми надежными.
Вот, в отсеке самоочистки огромные синие щетки буквально разорвали астронавта на миллион кусочков и теперь сметали их в одного живого, запнувшегося за пульт управления человека… Жуткое зрелище. Лорика вывернуло на пол… Как можно регенерировать из ТАКОГО состояния? А, самое главное, что за жуткая череда неудач и неловкостей?!
— Филл! — Олис повторяла по громкой связи. — Филл, следует сделать инъекцию. Бортовой компьютер и я не желаем тебе вреда. Пожалуйста.
— Так я тебе и поверил! — прохрипел Лорик, закашлявшись. — Тебя перепрограммировал инопланетный мозг!
— Оу, Филл, очень остроумно, в таком состоянии.
— Ты ушла от ответа, Олис. — Голос был поистине жалок, и сменился шершавым кашлем, не приносящим облегчения.
— Система будет в вашем полном распоряжении, после истечения приступа, возможно, повлекшего нарушение вашего психиатрического здоровья.
Лорик ругнулся, снова заходясь кашлем.
На экране кровавое месиво, слабо отражаясь в разбитом дисплее, пытавшееся одновременно и растечься и кристаллизоваться, превратилось в лицо астронавта, дождь из микро-метеоритов пробил Филиппу шлем изнутри, оставляя стекло снова целым… Обратная перемотка.
Астронавт с трудом оторвал помутневший от ужаса и паники взгляд с монитора. Надо было попытаться взять себя в руки. Руки! Правая, с трудом, поднялась, будто одеревеневшая от столетней комы, Лорик с усилием развернул ее ладонью к себе. Зелено-голубые вены пронзали плоть, напоминая плотоядных червей, готовых вырваться… «Успокоиться!»… Цвет кожи казался средним, между бордовым и розовым… Ненормально! «Успокоиться!»… Линии прорезали ладонь, словно начерченные острым ножом… «Успокоиться!». Линия жизни прерывалась много раз, к концу сходя на нет. А полоса, обозначающая здоровье, терялась, совершенно не дотягивая даже до холма Меркурия… «Концентрация!»… Отпечатки пальцев… На четырех пальцах ладони микро-полосочки уверенно завивались в ракушку, и только на больших пальцах уверенно выводили допотопно-древнейший символ «Инь-янинь».
Астронавт плавно приблизил ладонь вплотную к лицу, замыкая восприятие на себе. Пальцы прикоснулись ко лбу и заскользили теплой волной вниз к подбородку, снимая оцепенение. Медитация была закончена, мозг стал пытаться осознавать…
— Филл, инъекция. Успокоительное. — Повторила система, замолчавшая на время процесса.
Лорик выдвинул ногу из-под стола руками… Нижние конечности отказывались повиноваться. Уперевшись в стол, мужчина попытался наступить на бесчувственную ногу и свалился на пол… «Что за череда неловкостей и невезучести?! — поднималась внутри волна негодования. — Это явно не норма!».
— Оу, Филл, не сдавайся! Надо разблокировать манипулятор. — Командовала Олис, лишенная всякой возможности помочь. Ее спокойный тон действовал, на удивление, отрезвляюще. — Не срывай эксперимент.
Ругнувшись, что не желает сам у себя быть подопытным кроликом, астронавт запустил в манипулятор кружкой. Предмет полетел совершенно криво, рискуя вообще задеть другую стенку, вместо треноги, служившей целью броску. Вокруг полился уже изрядно остывший чай, оставляя бурые пятна. Но, ударившись об угол крепления, кружка подпрыгнула, брякнула об защитный кружок-барьер вокруг светильника и свалилась аккурат на сложенную треногу, вышибая ее.
Манипулятор подскочил, налету обрастая тремя маленькими блестящими иголками. Как они попали в предплечье, Лорик уже не помнил, провалившись в бессознательное, с прикосновением синего резино-технического теплого тройного пальца к своей щеке.
Видеозапись продолжила разматывать нить времени в беззвучном режиме, затем, дошла до начала, и включилась со звуком.
— Сегодня третье число весенней декады, седьмой год тысячелетия. Наша экспедиция с гордым названием «Надежда» отправляется в периферийный лучевой восточный сектор в поисках планеты, подходящей на замену Земли. Мы ищем новый дом. Пожелайте нам удачи!». Счастливый и взволнованный Лорик машет в камеру рукой. Рядом сидит белокурая красавица. «Мы вас любим! Скоро вернемся!», — в свою очередь, в нарушение протокола, произносит она. — Луиза, с тебя шампанское, когда мы выполним миссию!». Слышится смех по рации. Олис уведомляет о начале отсчета и выводит таймер на экран.
«На взлет!» — командует Лорик… Конец записи ноль-ноль-один.
Он стоит за моей спиной
И на маске его — рога,
И на маске его — шесть глазниц,
И клыки, что острей ножа…
Чёрная молчаливая фигура в жуткой маске следовала за Келли, наверное, всегда. Во всяком случае, для девочки она была роднее матери, а уж и тем более, отца и брата. Была ещё нянюшка, милая заботливая старушка Мэл, любящая малышку, как свою кровиночку, и та ей отвечала тем же.
Родовое поместье Сатерли, доставшееся главе семейства по наследству, находилось на окраине одного из пригордов Лондна и приносило неплохой доход. Отец был очень занятым человеком: дела, партнеры, встречи, плавно перетекавшие в пьяные загулы по злачным местам. Под утро он возвращался домой, устраивал скандал леди Сатерли, оглащая воплями огромный холл поместья.
В очередной раз Келли, разбуженная криками, сидя на ступенях широкой лестницы, наблюдала за ссорой родителей. Ссорой, в которой виновата была она, отец каждый раз указывал на это.
— Посмотри на неё! Ты! — орал он, его лицо багровело от гнева. – Это не моя дочь! С кем ты её нагуляла?! Шлюха! — Келли слышит удар, вздрагивая всем телом, и, сжимаясь в комок. Отец опять ударил маму.
— Нет! Неправда! Ты же знаешь! — всхлипывает она, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. — Я же люблю тебя! Мы же так долго пытались завести ребенка! Она твоя, твоя дочь…
— Она не похожа на меня. — Не унимался отец, — да она и на человека-то не похожа! Это всё эта старая ведьма виновата! Твоя мать! Её бы сжечь… Их обоих!
— Как ты можешь, Николас! — сглатывая слёзы, еле слышно произносит мама — «Если бы не она, тогда… тогда, у нас бы не было…
Ещё одна пощечина, плач навзрыд. Дом притих: слуги боялись попасть под удар хозяйского гнева.
Келли понимала своим трёхлетним сознанием, что это её, её надо сжечь, что она виновата в чём-то. И мама страдает из-за неё. В такие моменты, неизменно, тень клубилась перед девочкой, отгораживая от тягостного вида и горестных слов. Из тени вырисовывалась высокая фигура, словно одетая в чёрный балахон и белую костяную маску с шестью глазницами. Келли не боялась, как завороженная, она глядела в прорези глаз, погружаясь во мрак сладкого сна.
Наутро малышка, разбуженная нянюшкой, раздвигающей шторы, дабы впустить утреннего солнечного света в детскую, как всегда, оказывалась в своей постели. Келли не помнила, как добралась до кровати, как очутилась в своей комнате. И всё произошедшее могло бы показаться сном, если бы добродушная старушка ласково не журила её.
— Ох, маленькая леди, опять уснули на верхней ступени в холле! — в голосе сквозило лёгкое беспокойство, — и что Вас так часто туда тянет? Это же опасно! Не запирать же Вас на ночь в детской?
— Но мама… папа… они там… — большие, вечно печальные изумруды глаз на узком бледном лице смотрелись гротескно, не по-детски серьёзный взгляд кольнул нянюшкино сердце. Женщина, нежно приобняв хрупкие маленькие плечики, запричитала:
— Родители, бывает, ссорятся, так у всех… Но Вашей вины тут нет… Это их дела, они сами разберутся. — миссис Мэл любовно поглаживала девочку по плечу.
— Отец… он говорит, что я не его. Няня, он меня сожжёт. — Испуганный шёпот еле слышен.
— Что ты, милая, не говори так…
— Он приходил снова… — Келли устремляет в пол свой взгляд.
— Кто? — опешила нянюшка.
— Человек в маске и чёрной одежде… сказал, что не даст меня в обиду…
— Ну, это тебе явно приснилось, у нас тут такие странные люди в масках не ходят — резво протараторила старушка, скрывая своё волнение. Не в первой девочка рассказывает о странной темной фигуре… уже который год… были и другие необычные существа, которых малышка, якобы, видела и даже играла с ними. Но миссис Мел Ларсон ссылалась на богатую детскую фантазию, искренне считая, что всё это, рано или поздно, пройдет. Но, в отличие от остальных выдумок, маска крепко засела в сознании ребёнка. И няня сильно тревожилась по этому поводу, так как родители Келли относились к историям дочери враждебно, резко пресекая «детские бредни».
Что греха таить? Ей тогда пришло в голову, что герцогиня была едва ли не права, запрещая ему встречаться с ребёнком.
Каждый раз эти свидания оканчивались несчастьем, потрясением. Анастази укрепилась в этой мысли уже на следующий день, когда обнаружила Геро мертвецки пьяным.
Он бродил по замку, небрежно одетый, встрёпанный, и при этом смеялся.
Анастази бросилась к Любену, к лакею-телохранителю, тюремщику и няньке, которого сама же и выбрала. Лакей был растерян и даже испуган.
Его удивительный господин, прежде такой кроткий и обходительный, внезапно будто с цепи сорвался. Стал требовать вина, говорить грубо и резко.
Он даже запустил в Любена бутылкой.
— Он пьёт! – пыхтел Любен, разводя руками. – Пьёт и почти ничего не ест. Куска хлеба не проглотил. А вина требует. Как же я могу отказать? Он мой господин…
Любен вытер широкой ладонью вспотевший лоб.
— Пить ему совсем нельзя. Неправильно это.
«Больно ему, — в отчаянии думала Анастази. – Это он так от боли спасается. Убивает себя».
Она слышала его смех. Его нарочито громкий смех. Он трансформировал себя в кого-то или даже во что-то. Словно другое, инородное существо, прежде таившееся, прорывалось, прорастало, чтобы обрести форму.
«Нет, Геро, нет!» — хотелось закричать ей. — «Это не ты!»
На третий день она нашла его в той самой галерее, где он когда-то прятался от сквозняков. Эта галерея обычно пустовала, ибо населявшие её статуи, как древние пеласги, изгоняли любопытных своим молчанием. Один Геро был ими признан.
Во всяком случае, он бывал там не раз, в надежде приобщиться к благословенной, мраморной неподвижности.
Он сидел на той же скамье, понурив нечёсаную голову. Рядом на скамье стояла бутылка. На ощупь он потянул её к себе и сделал глоток.
Анастази стояла перед ним, молчала, мучась не то жалостью, не то гневом. Геро вскинул голову. Узнал. Левый уголок рта потянулся в кривую улыбку.
— Приветствую вас, мадам, — хрипло произнес он. – Простите, что не встаю, голова идёт кругом. Однако, вы не смотрите, что я пьян. Мне это нисколько не мешает. Желаете меня? Я готов.
От ужаса и отвращения у Анастази перехватило горло.
Это был не он, это был кто-то другой, омерзительный, порочный, схожий с теми, кто с руганью вываливался из кабаков, а затем хватал её за руки и за плечи. Хватал грубо, липко и потно.
Анастази едва не стошнило. Затем она залепила ему пощечину. Звонкую, отрезвляющую.
Она ударила не его, а одного из тех, с пьяной отрыжкой, кого слишком хорошо помнила, ударила сизый булькающий фантом. Геро как-то жалко поморщился и взглянул на нее, как незаслуженно обиженный щенок. Она схватила бутылку.
— За что же вы меня бьёте? – спросил Геро очень спокойно, как сделал бы это раньше, до пьяного безумия. – Чем вы недовольны? Шарахаетесь от меня, кривитесь. Любен едва ли не святой водой готов меня окропить. Даже она, ваша хозяйка, нос воротит. Так что же не так? Что вам всем не нравится? Я же стал тем, кем вы все желали меня видеть. Я больше не юродивый, не тот блаженный дурачок, что полагал нечистым уплаченное за тело золото, тот, кто любит умершую и в сердце своем хранит ей верность, тот, кто не принимает за истину дешёвую мишуру и любит своего ребёнка. Я теперь, похоже, здоров, вылечился от своего юродства и стал мыслить здраво. Вокруг столько соблазнов, столько удовольствий. Женщины, вино, золото, груды жареного мяса… И власть. Вершина. Не в том ли состоит смысл? Возвыситься и насладиться. Чего стоит эта краткая жизнь, на грешной земле, в юдоли слез, без наслаждений? А Бог… — Он пожал плечами. – Бога нет. Ваша хозяйка желала держать в клетке животное. Ну что ж, она его получила.
В ответ на эту тираду лицо придворной дамы исказилось, а Геро осведомился с издевательской любезностью:
— Не нравится? Желаете ударить ещё раз?
Она покачала головой:
— Зачем бить животное? Слабое, безмозглое, отягощенное страстями. Такое животное милосердней убить.
Геро медленно поднялся. Держаться на ногах ему действительно было непросто. Его шатало.
Но он всё же сохранил равновесие. Развязал узел сорочки и отвел с горла спутанную прядь, как это делает осужденный на эшафоте, чтобы облегчить палачу удар.
— Так за чем же дело стало? Убейте.
Взгляд ясный, голос – ровный. Анастази знала, что умолять его бесполезно. Он стоит на грани и желает смерти, как избавления, как лекарства от ненависти и презрения к себе.
Он в самом деле ощущает себя животным, обращённым некой злой волей в непотребное существо, и видит себя в этом обличии, ужасаясь и цепенея. Видит себя заражённым, в бурой морщинистой шкуре, с бляшками, складками, бугорками и чешуйками.
Его поразила невидимая проказа, изъязвляя и пожирая плоть. Он не желает гнить заживо, он хочет умереть.
— Как прикажете, милостивый государь, — совершенно неожиданно для самой себя ответила придворная дама. – Как фаворит её высочества вы вправе требовать повиновения от всех её подданных.
Она извлекла из ножен тонкий кинжал, который всегда держала при себе. Рука её не дрожала.
— Что передать вашей дочери, когда она спросит, где её отец? Передать ей, что он умер, как животное, в несвежей сорочке, в винных пятнах, захлебнувшись собственной рвотой? Выскажите мне свои пожелания, сударь. Я исполню их в точности.
По лезвию полз тонкий луч. Он зацепился за кончик клинка и будто взорвался.
В глаза Геро полетели отраженные, слепящие искры. Он отшатнулся, заслонился рукой.
— Нет, нет, постойте… Вы правы, вы правы… Я не могу так, я отвратителен, себе ненавистен. Я пытался, хотел убить себя, вот так, медленно, вином… Отравить, изуродовать. Со мной что-то случилось, какое-то превращение, дурное, скотское… Она… она заставила меня, сделала меня зверем, будто кожа наизнанку, а душа – в грязи. Я не тот, что прежде, другой, будто проснулся некто, схожий обликом со мной, но это не я, не я, какой-то тёмный, жадный, и требует, требует…
Он закрыл лицо руками. Анастази спрятала кинжал.
— Тебе нужно поспать. Ты сейчас вернёшься к себе. Поешь и ляжешь спать. Оливье даст какое-нибудь средство.
Геро безропотно кивнул. Он и в самом деле вернулся к себе, позволил себя переодеть, умыть, и даже выпил чашку бульона. К вину он более не прикасался.
Анастази долго размышляла над тем, нанесла бы она удар, если бы он продолжал стоять, жертвенно обнажив горло, со взглядом скорбным и ясным. И с ужасом, с содроганием поняла, что сделала бы это.
Совершила бы жертвоприношение во имя того заалтарного, бестелесного божества, которому поклонялась, и сама жертва послужила бы тому божеству освобождением.
Своим кинжалом она вспорола бы ту бугристую, склизкую шкуру, под которой это божество задыхалось и загнивало.
Анастази было бы легче совершить это ритуальное убийство, а затем провести остаток жизни в рубище и покаянии, чем день за днем наблюдать, как невидимая проказа пожирает любимое существо, как болезнь расползается пятнами, как проникает в самый его разум, как мутной желтизной окрашивает молочную чистоту белков, как заливает сам небесный зрачок маслом порока.
Она предпочла бы сохранить его в памяти беспорочным, нетронутым, она цеплялась бы за свою память, как за указующий луч, хрупкий стержень, подпирающий небо.
То, что он есть, этот странный чудаковатый юноша, сам выбравший имя «юродивый», сохраняло миропорядок в неприкосновенности. А с постигшим её разочарованием сам мир, со всем его хитросплетением судеб, с нагромождением надежд, грехов и добродетелей, рухнул бы, как ветшающий свод, из которого по невежеству какой-то циник вынул краеугольный камень.
Геро вновь читал книги, бродил по парку. Он нашёл себе новое занятие – вырезал из дерева фигурки для дочери.
К Анастази, запыхавшись, прибежал Любен:
— Он просит нож! – зашептал он, выдыхая, будто бык, укушенный оводом.
— Какой нож? – изумилась она.
И сразу вспотела спина. Геро! Что он задумал?
— Нож, перочинный, такой, чтоб дерево резал.
— Дерево? Зачем дерево?
Святая Дева, вот оно! Он не выдержал, не вынес, не дождался помощи и готовит побег. Несчастный безумец.
— Говорит, — шумно шептал лакей, — что из дерева фигурки резать будет. Взял поленце, повертел его и сказал, что игрушка будет. Подарок.
Анастази растерянно моргала. Геро не переставал её удивлять. Он будто феникс, каждый раз восставал из пепла отчаяния и безысходности, не подавленный, но обновлённый, сращивая разрушенный мир, обретая не то мудрость, не то запредельное мастерство.
Анастази считала, что достаточно хорошо изучила его чудаковатость, его талант находить прекрасное и разумное там, где замыленный взгляд смертного не находит ничего, кроме житейской прозы.
Она помнила его лицо ещё тогда, в больнице св. Женевьевы, когда он помогал хирургу извлекать вертел из тела бедняги.
В грязном ремесле он видел искусство, не менее ценное и достойное, чем дар Рафаэля и Клуэ.
Здесь, в замке, низведённый до бессрочного узника, он нашёл радость в первой же короткой прогулке, обратив её в приключение, в тайный разговор с Богом.
Когда из Антверпена доставили трубу Галилея, он забирался по узкой лестнице на сторожевую башню, некогда предназначенную для лучников, и там проводил часы, глядя на звёзды.
Анастази не раз спрашивала себя, в чем может быть смысл этих ночных бдений наедине с тусклыми, никчемными огоньками. Сама она редко обращала свой взор к небу и вспоминала о расположенном над головой пространстве, что меняет свой цвет в зависимости от времени суток, только с началом осенних ливней.
Для неё неохватная ни разумом, ни взглядом пустота сверху — всего лишь источник забот. Небо то исторгает дождь, то забрасывает мелким колючим снегом, то густеет до черноты, когда свечи уже на исходе, то гонит сон несвоевременным вмешательством.
Нет, на небо она не смотрела.
По утверждению святых отцов где-то там обитает всемогущий Господь. Восседает в неких небесных чертогах и наблюдает за грешным человечеством. Какое изощрённое, унизительное издевательство.
Этот всемогущий Господь напоминал ей жестокого мальчишку, который, напустив жуков в огромную стеклянную бутыль, время от времени эту бутыль встряхивает, чтобы оголодавшие, испуганные насекомые усердней шевелили лапками, взбираясь по стеклянному своду.
В отличии от мальчишки, небесный зритель имеет возможности разносторонние: он предпочитает не только наблюдать, но еще и вмешиваться.
Хватает подвернувшегося жука за хрупкое крылышко, выворачивает или даже обрывает, а затем бросает обратно в бутыль.
Он ещё поливает этих жуков водой, иногда сладкой, иногда с горечью, иногда подмешивает каплю крови. Он бросает им сверху то куски лакомств, то обрезки тухлятины. И хохочет, веселится, когда обезумевшие ползуны дерутся и топчут друг друга.
Он даже грешит украшательством. Лепит на черный креп, который накидывает на свою бутыль по ночам, красивые мерцающие блестки. Манит беспомощных летунов светом Луны.
Её он вывесил, как большую лампу, чтобы те, у кого сохранились крылья, совершали ему на потеху забавные пируэты. И летели бы их мечтательные души на свет этой лампы, как ночные мотыльки, чьи тела будут трещать и корчиться в пылающем масле.
Анастази, пожалуй, была бы удивлена, попытайся кто-либо открыть ей красоту этой круглой лампы и красоту бархатистого ночного свода.
Возможно, Геро умел видеть эту красоту. Он даже знал разгадку этих светящихся небесных бусин, которые Анастази держала за насмешку.
Для неё мир был скучен, ободран и сглажен до первоосновы. А Геро смотрел на звёзды.
Он объяснял ей, что есть некая небесная ось, а звёзды вовсе не разбросаны в беспорядке, как просыпанный кухаркой рис, а собраны в созвездия с красивыми именами.
И что созвездия эти движутся по небесной сфере.
Анастази вновь не понимала, но слушала, потому что прежде всего слушала его голос. Её, собственно, не интересовал предмет их беседы, ее интересовал только он сам.
Его Бог не прятался за стеклянной стеной колбы, на безопасном небесном престоле, его Бог был повсюду. В цветах, в деревьях, в бегущих облаках, в осенней слякоти, в подведенном брюхе голодной собаки, в рубище нищего, и вот даже там – в брошенном у камина берёзовом поленце.
Оказывается, это не просто кусочек древесины, предназначенный к сожжению, а священный ковчежец, из которого он намерен извлечь тайного жильца.
Ибо сказал Господь: «Разруби дерево, Я – там. Подними камень, и ты найдешь Меня там».
«Космоолухи» О. Громыко, М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Персонажи: Дэн (Азазелло), Полина (Маргарита)
джен, драма, юмор
PG-13
Краткое содержание: Однажды Полина проснулась, увидев во сне своего любимого белого ниагарского ежика, и поняла, что сегодня ее обязательно ждет чудо.
В тот самый день, когда на Новом Бобруйске происходила всякая нелепая кутерьма, вызванная падением «Черной звезды» и закупкой Роджером синих клуш, когда Валентина Сергеевна оглушила своей сумочкой карманника и едва не угодила на пятнадцать суток, Полина проснулась в своей маленькой комнате, выходящей единственным окном на многолетнюю стройку.
Проснувшись, Полина не застонала в подушку, как это обычно бывало, когда ей предстояла собираться на работу в институт микробиологии, куда мама пристроила ее лаборанткой, потому что проснулась она с радостным предчувствием. Сегодня что-то произойдет. Ухватив за хвост это предчувствие, как древесного ежика с Ниагары, Полина начала его мысленно оглаживать и присюсюкивать:
— Ах ты мой хороший! Ах ты моя умница! Сегодня я тебя поймаю. Я уже и сачок приготовила. И подкормку, и клетку. Не могу не поймать. Потому что не может быть, чтобы этот НИИ микробиологии стал моей пожизненной мукой! Сознаюсь, что я тайно и клещей ловила, и щурьков приваживала, и тайной жизнью жила, скрытой от завлаба, и даже маму обманывала. Но это же не самое страшное преступление, чтобы за него так жестоко наказывать. Не может эта лаборатория в НИИ существовать вечно. Должно же с ней что-то случиться. Мой сон был вещий. Я видела тебя во сне, моя бубочка, и я тебя поймаю.
Так шептала Полина, глядя на шторы в куцей маминой двушке, беспокойно одеваясь и расчесывая перед зеркалом в ванной каштановые кудряшки.
Сон, который приснился Полине, в самом деле был необычный. Дело в том, что во время своих микробиологических мучений она никогда не видела ниагарского ежика во сне. Страдала она только днем, в лаборатории, настраивая термостат и промывая чашку Петри. Ночью она спала спокойно. Иногда она видела клещей или леразийского скарабея. Но ежика никогда. А тут вдруг приснился.
Приснилась Полине неизвестная местность — унылая планета под зеленоватым небом, серый лес, похожий на плесень, и черный ползучий мох под ногами. За лесом простирались болота, и по кочкам прыгали странные летучие жабки. На большой поляне возвышалась полусфера лаборатории, вокруг которой кружил светящийся, фиолетовый монстр. Какое-то все вокруг скучное, необитаемое, ни стройплощадок, ни баров, ни дачных участков. Ужасное место для разумного гуманоида. И вдруг, представляете, распахивается дверь этой самой передвижной лаборатории, и на пороге появляется человек. Не разберешь, во что одет. То ли потертый комбинезон, то ли адмиральский китель. И что за человек, тоже непонятно. Манит ее рукой и показывает, что у него на плече сидит ниагарский ежик! Да, да, самый настоящий ежик! Полина бежит к нему со всех ног. Замахивается сачком и… просыпается.
«Сон этот может означать одно из двух, — рассуждала Полина, заваривая мюсли, — если лаборатория на необитаемой планете, это значит, что НИИ скоро закроют, а меня уволят. Это хорошо, потому что я могу предъявить маме уважительную причину. Или наоборот, лаборатория на необитаемой планете означает, что меня отправят в экспедицию, и я найду ниагарского ежика».
Находясь все в том же счастливом возбуждении, Полина начала одеваться. Все складывалось весьма удачно. Мама уехала на дачу на целых три дня. В течении трех дней Полина предоставлена самой себе, никто не помешает ей думать о том, о чем ей хочется. И готовить то, что ей хочется. Питаться шоколадом и мюсли с нежирным йогуртом. Квартира была в полном ее распоряжении.
Однако, получив свободу от мамы, Полина не бросилась к холодильнику за шоколадом. Она полезла под кровать и вытащила картонную коробку, в которой хранила самое ценное, что имела в жизни. В коробке оказалась коллекция сушеных жуков — грязевика желтозадого, пескороя песочного жесткокрылого и полиграфа полиграфовича пушистого. Так же там хранилось несколько голографий трехглазого щурька и ниагарского ежика. Вытащив это богатство, Полина установила изображение ежика на столике у кровати и принялась в тысячный раз перечитывать статью из галактической энциклопедии: «Белый древесный ежик с Ниагары. В отличие от своих родичей, ежей обыкновенных, имеет хвост. Хвост длинный, используется во время перемещения с ветки на ветку как дополнительная конечность. Иголки длинные, мягкие, больше походят на волосяной покров. Всеяден. Приручается с трудом. Но если приручить удается, очень привязывается к хозяину, избегая общества других людей. Обладает способностями эмпата». Полина читала бы и дальше, но статья была очень короткая. Маститые зоологи не проявляли интереса к этому забавному, почти разумному существу.
Отложив статью, Полина долго сидела, подперев голову кулаком, и вздыхала. Потом запас вздохов истощился. Она аккуратно сложила свое имущество обратно в коробку и задвинула ее под кровать.
Напившись чаю с шоколадкой, Полина решила пойти погулять. На лестнице ей встретилась соседка Алевтина, девушка крайне общительная, и начала рассказывать всякие небылицы, вроде того, что на космодроме огромный корабль разбился, а корабль этот был доверху набит киборгами, и что когда приехали спасатели и полиция, эти киборги — хвать — и все разбежались. Полина привалилась к стене и вздохнула. Мало того, что мама каждый день страшилки про жилтоварищество и таксомафию рассказывает, так теперь еще и соседка.
— Алевтина, вы же современная девушка, журналы по кибернетике читаете, а рассказываете всякую чушь. Ну как киборги могут разбежаться?
Алевтина обиделась и начала с жаром возражать, что она сегодня сама одного парня на помойке видела и у него глаза были красные. И он на нее та-а-ак посмотрел!
— Прям так и посмотрел?
— Так и посмотрел! — выкрикнула Алевтина, оскорбленная, что кто-то подвергает сомнению брошенный на нее взгляд, пусть даже и киборга.
— Ну конечно, посмотрел, — неожиданно согласилась Полина. — А глаза у него были красные с перепоя!
Алевтина все-таки обиделась, а Полина пошла вниз пешком, потому что лифт как всегда был закрыт на переучет.
В городском аэробусе, откинувшись на спинку сидения, Полина то думала о своем, то прислушивалась к тому, о чем шепчутся пассажиры впереди нее. Толстый, розовощекий, с блестящей лысиной, сидящий у окна тихо говорил худенькому своему соседу о том, что склад пришлось закрыть…
— Да не может быть… — поражаясь, шептал маленький, — это же неслыханно… А что же Карасюк предпринял?
— Галаполиция… розыск… скандал!
Фамилия показалась Полине знакомой. Дело в том, что в последнее время в ее НИИ ходили упорные слухи о назначении нового начальника, некого Владимира Карасюка, очень перспективного ученого, и что лаборатория, в которой числилась Полина и которая была близка к закрытию, может перейти в полное его ведение. Если этот Карасюк появится, то лабораторию не закроют, а, напротив, профинансируют и даже экипируют цитометром. Что такое цитометр, никто не знал, но утверждалось, что более современного прибора еще не придумали. И вот, судя из беседы двух граждан, выходило, что с этим цитометром что-то случилось — от него отвинтили деталь!
Полина с тоской подумала, что даже в аэробусе ей приходится слушать про ненавистный институт, и обрадовалась, что пора выходить.
Через несколько минут она уже сидела в центральном городском парке и смотрела на уток, которые приставали друг к другу с непристойными предложениями. Полина щурилась на солнце, вспоминала свой сегодняшний сон. Она вспоминала, как год назад окончила факультет зоологии, как мечтала отправиться на поиски ниагарского ежика и как собирала материалы для будущей диссертации. И точно так же у нее в сумочке лежала шоколадка, и утки приставали друг к другу, и солнце светило. А потом мама сказала, что договорилась о месте лаборантки в НИИ и что ни в какие экспедиции ее дочь не поедет. «Ну почему я не могу полюбить микробиологию? Бактерии — это же так интересно! Они такие необычные, такие разнообразные. Они отращивают себе усики и ложноножки. Они живут в самых агрессивных средах, они вырабатывают инсулин, они лечат всякие инфекции. Ну почему я продолжаю мечтать о несбыточном? Почему не могу освободиться? Почему не могу с удовольствием делать посевы в чашке Петри?» И тут же сама себе отвечала голосом мамы: «Ты свободна, Полина. Ты уже взрослая девушка и должна выбросить всякую космическую ерунду из головы».
Полина была девушкой симпатичной. Проходящие мимо парни на нее поглядывали. Один даже попытался познакомиться. Присел на скамейку и заговорил:
— Сегодня определенно низкий радиационный фон…
Но Полина взглянула на него так мрачно, что парень поспешил убраться.
«Ну и почему я его прогнала? Ну нет у него ежика! И что такого? Может быть, у него есть полосатая медведка или сухопутный октопоид?»
Она совсем запечалилась и понурилась. Но тут вновь вспомнила свое утреннее предчувствие. Что-то случится! Что-то будет. Внезапно ее внимание привлекла довольно странная процессия. Первым показался полицейский на гравискутере. Он ехал медленно, полосатым жезлом разгоняя прохожих. За ним двигалась гравиплатформа. На гравиплатформе помещался объемистый продолговатый ящик, напоминающий гроб графа Дракулы из последней экранизации. За гравиплатформой шли несколько человек, мужчин и женщин. Впереди вышагивал высокий полный мужчина с брюзгливым, перекошенным лицом. Лица следовавших за ним, казалось, распирало от тайного злорадства.
Полина с интересом рассматривала процессию. И думала: «На похороны похоже. Этот ящик настоящий гроб. И что можно перевозить в таких ящиках с такими странными лицами?»
— Цитометр, — послышался рядом хрипловатый мужской голос.
Удивленная Полина повернулась и увидела на своей скамейке парня в растянутом буром свитере. Видимо, он бесшумно подсел, пока Полина глядела на процессию, а она в рассеяности задала свой вопрос вслух.
— Да, — продолжал парень в растянутом буром свитере, — удивительное у них настроение. Везут особо ценный прибор, а сами думают, куда подевалась от него деталь.
— Какая деталь? — спросила Полина, разглядывая соседа. Сосед этот оказался молодым худощавым парнем, огненно-рыжим, в свитере с затяжками, в драных джинсах и с банкой сгущенки в руках.
— Да, изволите ли видеть, — объяснил рыжий, — сегодня утром на складе НИИ микробиологии от цитометра отвинтили деталь. До ужаса ловко сперли. Полагаю, Михалыча надо спросить. Такой скандалище!
Полина вдруг вспомнила странный разговор двух пассажиров в аэробусе.
— Так это, стало быть, новое микробиологическое начальство за «гробом» идет?
— Ну, натурально, они!
— Скажите, а среди них нету Владимира Карасюка?
— Как же его может не быть? — ответил рыжий. — Вон он, за самой гравиплатформой.
— Это вон тот краснолицый и злобный?
— Да, полный, с брюшком и брылями. Видите, выговаривает кому-то.
— Такой весь недовольный?
— Во-во!
Полина молча разглядывала свое возможное начальство.
— А вы, как я вижу, — улыбаясь, заговорил рыжий, — недолюбливаете этого Карасюка.
— Я вообще весь НИИ недолюбливаю, но об этом неинтересно говорить.
Гравиплатформа с цитометром тем временем двинулась дальше.
— Да уж, конечно, чего тут интересного, Полина.
— Вы меня знаете?
Собеседник отсалютовал ей банкой со сгущенкой. Его рыжие волосы внезапно оказались заплетенными в две торчащие косички.
«Настоящая белочка», подумала Полина.
— А я вас не знаю, — сказала она.
— Конечно, не знаете. А между тем я к вам послан по делу.
— Какое еще дело?
Рыжий оглянулся и сказал таинственно:
— Вас приглашают в гости.
— Какие еще гости? Вы бредите?
— К одному бывшему военному, капитану космического корабля.
Полина аж подскочила.
— Рыжий сводник!
Рыжий обиделся.
— Вот спасибо за такие поручения! Дура!
— Рыжий рыжий конопатый! Убил дедушку лопатой!
Полина собралась уже уйти, как вдруг услышала за своей спиной голос рыжего:
— Белый древесный ежик с Ниагары. В отличие от своих родичей, ежей обыкновенных, имеет хвост. Хвост длинный, используется во время перемещения с ветки на ветку как дополнительная конечность. Иголки длинные, мягкие, больше походят на волосяной покров. Всеяден. Приручается с трудом. Вот и сиди в своем НИИ со своей вырезкой из энциклопедии и мечтай о любви к бактериям, которые вырабатывают инсулин. А я дедушку не бил, а я дедушку любил. Правда, дедушки у меня не было.
Полина вернулась к скамейке. Рыжий насмешливо выгнул бровь. Эту бровь пересекал шрам.
— Я ничего не понимаю, — заговорила Полина. — Про вырезку из энциклопедии можно узнать. Вы с мамой договорились? Съели ее салат из водорослей? Но как вы узнали мои мысли? Кто вы?
— Ну хорошо, меня зовут Дэн, но для вас это ничего не значит.
— А вы мне скажете про статью и мысли?
— Не скажу, — ответил Дэн.
— О нем вы что-нибудь знаете?
— Вероятность есть.
— Скажите, он существует?
— Ну, существует, — неохотно отозвался Дэн.
— О марамекиа!
— Пожалуйста, без микробиолухических терминов!
— Конечно, простите, простите, — бормотала окончательно сломленная Полина. — Но, согласитесь, когда девушку вот так неожиданно приглашают в гости… Я, конечно, девушка современная, из двадцать второго века, предрассудков у меня нет, хотя мама думает… У меня нет никакого опыта общения с капитанами. Кроме того, моя мама… я живу с мамой, вы знаете? Я ее очень люблю и не хотела бы ее огорчать. Это недостойно хорошей дочери. Моя мама так обо мне заботится…
Дэн выслушал эту бессвязную речь с бесстрастным видом и сказал сурово:
— Нельзя ли помолчать.
Полина заткнула себе рот кулаком.
— Я вас приглашаю к капитану совершенно безопасному. И ваша мама ничего об этом не узнает. Я ручаюсь.
— А зачем я ему понадобилась? — вкрадчиво спросила Полина.
— Узнаете, когда примете приглашение.
— Понимаю. Я должна с ним переспать, — задумчиво резюмировала девушка. И вздохнула.
Рыжий вновь насмешливо выгнул бровь.
— Любая альфианка мечтала бы об этом. А земная женщина — и подавно. Но вам не светит.
— Что за капитан такой? И какой мне интерес идти к нему?
— Интерес очень большой. Инопланетный!
— Вы намекаете… вы намекаете, что я могу там узнать о нем?
— Вероятность 85%.
— Еду! — воскликнула Полина. — Лечу! Бегу!
Рыжий заметно расслабился.
— Нет, я все-таки никогда не пойму людей. А уж женщин… Вот зачем послали меня? Почему не поехал Тед? Он знает сто один метод разговора с женщинами. И он обаятельный..
Полина горько и просительно улыбнулась.
— Зачем вы меня пугаете вашими загадками? Я несчастная девушка. И вы пользуетесь этим. Я приговорена к микробиолухической лаборатории, это стабильно, перспективно, но я готова все бросить! У меня кружится голова.
— Без драм, без драм, — остановил ее Дэн, — в мое положение тоже надо входить. Надавать Казаку по морде или Падлу за шкирку притащить, или дверь с полпинка выбить, или спецагента по шебским джунглям сопроводить, или еще какой пустяк в этом роде, это моя прямая обязанность, я для этого был создан, но разговаривать с влюбленными зоологами — слуга покорный. Я вас уже полчаса уговариваю. Так едете?
— Еду, — ответила Полина.
— Тогда извольте получить, — сказал Дэн и протянул Полине комм. — Сегодня вечером извольте его включить. Потом делайте что хотите, но не отходите от окна. За вами прилетит флайер.
— Я погибаю из-за любви! — воскликнула Полина, заламывая руки.
— Да что же это такое, вы опять? Отдайте комм.
— Нет! Я на все согласна. Согласна включить комм и ждать у окна. Не отдам!
— Цитометр! — вдруг воскликнул Дэн, указывая куда-то в небо.
Полина в ужасе взглянула туда, куда он указывал, ожидая, что продолговатый ящик, оседланный Карасюком, спланирует ей на голову, но ничего не увидела. Когда же она обернулась к собеседнику, чтобы потребовать объяснений, рядом никого не было. Полина перевернула зажатый в руке комм и прочла на внутренней стороне ремешка: ««Космический Мозгоед», транспортная компания «Харон и Ко». Ваше путешествие по Стиксу будет приятным».
— Дышит? — спросил я Жору, который поднимал Рыжую, опрокинувшуюся на пол вместе с последней стопкой. Воистину, как говорил классик, на свете не известны только две вещи. Что будет после того, как мужчина выпьет в первый раз в жизни, и что будет после того, как женщина выпьет в последний…
Мы стояли на технической остановке, так как дам потянуло в соседний лесок припудрить носик. Всех. Сразу. А туалет на борту был только один. Уйти сумели все.
Не повезло только рыжей. Падала из верхнего салона уже в бессознательном состоянии. Бог миловал. Шею себе не свернула и то ладно.
— Знаете, Павел Васильевич, — решил я, — мне это все очень не нравится. Я ее в таком виде дальше не повезу. Хотите — стреляйте, хотите — жалуйтесь.
— Алексей, но что же делать? — отчаялся Павел Васильевич.
— Что делать, что делать…. Впереди мотель будет, там и оставим.
Руководитель клуба «Новые Амазонки» укоризненно покачал головой и согласился.
***
Когда над вами нависает квадратный шкаф с диагональю метр девяносто, трудно найти аргумент не давать ключ от номера для очень выпившей девушки. Мы с Жорой устроили Рыжую со всеми удобствами, то есть с пачкой аспирина, двумя литрами минералки и тазиком. С чувством выполненного долга вернулись в автобус, где я в ожидании Павла Васильевича, ушедшего на поиски своих подопечных, принялся убирать салон. Пивные бутылки, газетные клочки, раздавленные помидоры, семечки, чипсы. Я отпер туалет, и нашел там еще две пустые бутылки. Одна — со следами ярко-красной помады. Только у Рыжей была такая. Яркая, почти вызывающая. Украдкой обернулся на дверь, взял бутылку, принюхался. Странно. Ничем не пахнет. Даже пивом. Вымыла она ее, что ли? Наверное, чистюля по жизни. В сосиску пьяная, а посуду за собой вымыть — святое дело. В антиалкогольном варианте хорошая жена получилась бы. Ответственная.
***
Заколдованное это место. После него в салоне всегда наступает тихий час до самой базы. Сколько уже этих выездов было, кого только не возили, а расписание всегда одно и то же. Сначала дым коромыслом, а потом хоть из гаубицы под ухом пали — никого не добудишься.
Хорошо идем. Размашисто. Как ладный корабль по морю. Фары выхватывают прячущийся в вечернем тумане проселок, гудят могучие дизеля, пищит где-то надоедливая морзянка.
— Да выключи ты эту хрень наконец, — недовольно бурчит проснувшийся Жора. — Только засыпать начал…
— А это не у меня, — говорю. — Это у кого-то телефон сзади пищит. Сходи, проверь — кому не спится в ночь глухую…
Жора человек военный. Пусть и бывший. Дай такому конкретную цель, укажи направление, он и пойдет. И сделает все, как надо.
Грохот упавшего тела лишний раз подтвердил, что чем больше шкаф, тем громче он падает. Я щелкнул тумблером ночного освещения и бросил взгляд в салонное зеркало. Скупо подсвеченный синими лампочками Жора выглядел таким одиноким в узком проходе, что я сразу ударил по тормозам. Инстинктивно, конечно, а вовсе не потому, что решил его пожалеть и уронить сверху пару-тройку девочек для компании. Серая гончая» остановилась на обочине гравийного полупроселка, что партизанскими тропами вел к базе отдыха. Возле павшего Жоры мы с аптечкой оказались первыми и единственными. Немного нашатыря приподняли бравого майора, позволив обойтись без домкрата…. Как сейчас помню: в призрачно-синей подсветке мертвеет широкое лицо, глаза выражают ужас, дрожащая рука показывает в направлении пикающей коробочки.
Опутанная проводами, мигая красными огоньками, она была прикручена снизу к сиденью номер 11В. Вместе с тремя прямоугольными брусками неопределенного цвета.
— Развлекаетесь, мальчики? — сонно раздалось сверху. В проход склонилась девичья головка.
— А чем это у нас так пахнет? М-м-м… Марципанчиком! Не буду мешать, проказники, только дайте пройти в туалет, а то я сейчас описаюсь…
И вот тут меня накрыло по-настоящему. Страх мощной волной сокрушил диафрагму, до краев наполнив гортань сухой отвратительной рвотой.
Марципан. Запах пластита. Запах смерти. Я никогда не видел его прежде, но знал, что взрывчатка на желатиновой основе должна пахнуть марципаном.
«Си-4?»
«Сэмтэкс. Это чешский», — выхватывает память давно прочитанные строки. Да, память. Обычно полусонная, задавленная бытом, в такие моменты она оборачивается библиотекой прожитых лет. Литр адреналина, и четкость воспоминаний может поспорить с телевидением высокого разрешения. Катенька, мама, отец, друзья, бывшая, подруга, подружки… Яркий хоровод образов кружит голову, затягивая стонущее горло тугой петлей ужаса.
Хлесткий удар по щеке проясняет сознание. Это Жора. На широкой ладони маленькая таблетка.
— А ну! Быстро!
Крошечная доза химикатов затягивает страх обратно в пупок.
Сознание начинает крутиться в деятельном поиске выхода.
— Что за дрянь? — спрашиваю Жору.
— Тебе лучше не знать, — отвечает Полунин.
Передо мной бывший майор вооруженных сил. Рассудительный. Деятельный. Успевший, по-видимому, принять на широкую грудь целую горсть волшебных таблеток.
***
У каждого свой порог. Собственный предел возможностей. Десять килограммов пластита оказались для Жоры его персональным рубежом, после которого организм сказал — «Ша!». Полунин прикрывал отход своей группы. Последнее, что он помнил, были чудовищной силы взрыв и куски человечины, хлещущие по спине. В живых не осталось никого. Грузовик, который предполагалось использовать для эвакуации, был заминирован. Госпиталь. Долгое психиатрическое обследование. Комиссия. Пачка таблеток во внутреннем кармане. С трудом полученное место охранника клуба «Новые Амазонки». И личный дьявол, три года ждавший своего выхода.
***
— Откуда? Можешь себе представить? — спрашивает Жора, внимательно изучая адскую машинку под сиденьем 11В. Я не успел ничего ответить, как где-то над нами зазвонил телефон. К нему присоединился еще один. А через десять секунд салон буквально утонул в рингтонах самого разнообразного стиля. Никакая гаубица не способна так разбудить мертвецки спящую девушку, как музыка входящего вызова.
— Алло? Говорите, я вас слушаю! Кто это? Танька? Ты? Алло? Чего ты молчишь? Дура, блин! — неслось по всему автобусу.
— Что у вас случилось? — строго поинтересовался Павел Васильевич, нажимая кнопку отбоя.
— Ничего не случилось, Павел Васильевич, — изобразил Жора улыбку висельника. — Главное — без паники!
Павел Васильевич нагнулся полюбопытствовать, осознал увиденное, икнул и замер.
Телефоны заголосили вновь. На этот раз входящими сообщениями.
— Не поняла? — поперхнулась самая проворная из девушек. — Это что шутка?
— «Умри, сука», — прочитала она вполголоса.
— И у меня такое же, — воскликнули в глубине салона.
— «Умри, сука», «Умри, сука», «Умри..», — нарастала волна недоумения. — Что это? Что?
— Это… это… бомба, — выдал военную тайну Павел Васильевич, и тут же кинулся к выходу. Немая сцена длилась мгновенье. Визжащий девичий поток рванул к спасительной двери, но Жора принял его на себя.
С таким же грохотом прибой разбивается о гранитный валун мола. Волна нахлынула, отпрянула и упала.
— А ну, тихо! — Полунин заорал так страшно, что на время заткнул даже морзянку. Но та скоро оправилась и зачастила уже с ускорением.
Мы с Жорой синхронно обернулись и увидели Павла Васильевича. Он несся по освещенной фарами дороге, и трель нарастала по мере его удаления от автобуса. Я никогда прежде не попадал под локомотив, но усвоил все быстро и сразу. Легко, словно пушинку меня смахнуло в сторону, когда Жора внезапно взял старт. Падая лицом в чьи-то роскошные коленки, я услышал его зычный, затихающий вдали рев.
— Никому не покидать автобус! Взорвемся!
Размышлять времени не было. Я мигом вскочил на ноги, прыгнул к своему сиденью и в мгновение ока сорвал гончую с места. Чем быстрее мы приближались к Павлу Васильевичу, тем медленнее пищала морзянка. Меня опередил Жора. Вернее, чей-то баул, который он захватил с собой. Запущенная баллистой его могучей руки, тяжелая сумка пролетела шагов тридцать и, найдя затылок Павла Васильевича, отправила последнего в глубокий нокаут. В принципе сам руководитель был нам не нужен. Понятное дело, что пикающая коробочка не могла реагировать на отдельно взятое убегающее тело, если у этого тела не имелось при себе какого-нибудь специального датчика. Таковым оказался телефон. Появившись в салоне, он сразу снизил частоту морзянки до обычного метронома.
— Вопросы есть? — спросил Жора притихших девушек. Вопросов ни у кого не нашлось. Протрезвевший салон мгновенно усвоил, что покидать автобус с Айфоном Павла Васильевича на руках — смерти подобно. Эксперимента ради за дверь отправился я со своим телефоном,
и тут же был возвращен общей командой: «Назад!!!!». Орали все. Даже очнувшийся Павел Васильевич.
***
Жора подробно разъяснил план эвакуации. Оставляем мобильники на местах и быстро расходимся двумя группами. Первая идет обратно к шоссе, где перекрывает въезд на проселок и вызывает помощь, голосуя случайный транспорт, вторая перекрывает подъезд к автобусу со стороны базы. Никто и ничто не должно приближаться к заминированному пепелацу ближе чем на пятьсот метров.
— Так чего ждать, давайте сейчас позвоним и вызовем…, — нашлась одна недальновидная.
— Совсем рехнулась? — поинтересовался Жора. — Звонить рядом с взрывателем? Так, внимание, всем! Никому не звонить! Входящие сообщения и вызовы не принимать! И вообще, девушки, сдаем звонилки!
Никто из нас не спросил — «кто и зачем сделал «это». Уйти, бежать от готового взорваться в любой момент чудовища — было единственной мыслью. Одной на всех.
***
Я покидал автобус последним. Вздохнул, прощаясь с «Гончей», встал на ступеньку…. И тут за спиной зачастил метроном. Жора разбивал девчонок на партии в опасной близости от автобуса и если рванет…. Один или пятнадцать? Простая арифметика, не правда ли? Дизеля взревели сразу, едва я утопил кнопку запуска. «Только не подведи», — взмолился я, отпуская сцепление. Автобус не подвел, и Жоркин вопль быстро исчез в ночи. Едва стрелка спидометра дошла до тридцати миль в час, как бешеная трель за спиной успокоилась. Кино. Заминированный автобус, Сандра Баллок, крутящая баранку, минимальный порог скорости до взрыва — не вспомню сколько, и Киану Ривз, приказывающий «Ехай прямо». Все как в фильме «Скорость». За одним исключением. В России не бывает прямых проселков, где можно «Ехай прямо», и это грустно. Не выпрыгнуть. Остается держать скорость и петлять насколько хватит этого самого проселка.
***
— «И что это было?» — начало задавать вопросы сознание, успокоенное баранкой с рычагами-педалями.
В коллекционный автобус, стоящий в охраняемом гараже, пронесли несколько килограммов пластита вместе с хитрой музыкальной шкатулкой. Кому это потребовалось? Конкурентам? Так у нас единственное автохозяйство в области. До ближайшего автобусного парка шестьсот верст. Маньяку, возненавидившему чирлидерский клуб «Новые амазонки?» Может быть. Но зачем такие сложности? Подорвать могли без шума и пыли, к чему пугать огоньками и трелями? Все получили эсэмэски. Кроме меня и Жоры. А коробочка реагировала на все трубки без исключения.
«Кому-то потребовалось, чтобы автобус оказался пустым», — осенило меня в тот момент, когда мы с «Серой гончей» ввинчивались в крутой поворот. — «Со всеми средствами связи на борту. Время позднее, никто в этот час, кроме бешеных собак, ни с базы, ни на базу не ездит. До шоссе от места падения Жоры километров тридцать. Пока вызовешь помощь, часов шесть пройдет. Рано или поздно дорога приведет нас на базу, и все будет кончено…. «Вот черт!» — мы с «Гончей» даже подпрыгнули на кочке, от перевозбуждения. — «База!»
Турбаза «Долгое». Расположена на берегу прекрасного озера. Природа, охота, рыбалка. А кроме этого корпоративы, праздники, свадьбы — все значимые гулянки населения нашего и трех соседних с ним городков проводились именно там. Вот где может быть конкуренция. Значит, берем пластит, радиовзрыватель, реагирующий на сотовые сигналы, заставляем пассажиров покинуть автобус и направляем последний с дураком водителем в это благословенное место. Бум! Я с хрустом переключил передачу. Какая чушь! С чего это затейники настолько уверены, что водитель больше дурак, чем трус? Вот взял бы я и кинулся куда подальше, с криком «Ложись! Рванет!» И потом, если я угнал автобус, спасая одних людей, то зачем же мчусь с «пламенным» приветом к другим? База-то полная — сезон…
«Так, давай сосредоточимся», — приказал я себе, — «Еще раз. Берем пластит и далее по списку, а потом начинаем играть в фильму «Скорость» с одним единственным водилой». Говорят, есть такие чудаки. Любят все натуральное. Восстанавливают баталии, ходят с мечами согласно сюжетам прочитанных книг. А что? Одни продвинутые читатели, используя Форсайтовскую книгу «Псы войны», в африкании вооруженный переворот устроили. Эксперты потом утверждали, что еще чуть-чуть — и это бы им удалось…
И вот тут я обеими ногами вжал педаль тормоза в пол. «Серая гончая» взбрыкнула, встала на дыбы и остановилась поперек дороги. Задний ход, как я говорил, включается с бубнами, чутье нужно так педалью сыграть, чтобы…. Вот. Получилось. С первого раза. Автобус рванул назад и въехал подвесным багажником в сосну. Не сильно. Так, чтобы изнутри крышку нельзя было открыть.
Не обращая внимания на морзянку, я подошел к сиденью, отломил кусочек «пластита» и храбро сунул его за щеку. Полностью соглашусь с Куином из Форсайтовского же романа «Переговоры» — у марципана слишком приторный вкус.
Если исходить из точки зрения чистого материализма, то есть, что человек не более чем движущаяся машина из костей и мяса, а сознание — это продукт нейронов мозга, то тут со смыслом жизни не всё так просто. Тут действительно надо его для себя создавать. В данном случае — смысл жизни выступает в роли оправдания нашего существования, что-то вроде индульгенции, которую сам себе выдаешь.
Ну, например. Я служу на благо своей страны, я патриот. Хорошее оправдание, принимается. Вполне тянет на смысл жизни какого-нибудь террориста. Или — я строю космические корабли. Тоже отличный смысл жизни. Любимый женский смысл жизни — я воспитываю детей. Это вообще всё оправдывает и, главное, есть занятие на долгие годы. Тут не подкопаешься. Если у индивида ещё не выработан собственный, для личного пользования смысл жизни, то общество ему подскажет. И он или она ухватятся за него с превеликим рвением. А то как же без смысла-то? Без смысла никак.
А вот теперь посмотрим с другой точки зрения, то есть, предположим, что все мы не просто мешки с костями, а существа гораздо более сложные, с духовной составляющей.
И эта самая духовная составляющая, обладающая неограниченным сроком годности во вселенной, имеет дурную привычку перевоплощаться. Один раз в террориста, второй раз в домохозяйку, третий — в композитора, и так далее. Так что же это? Каждый раз новый смысл жизни? Вроде нового гардероба к новому телу? Бесплатное приложение? А может быть, есть какой-то общий смысл для всей этой череды перевоплощений?
Я рискну предположить, хотя, конечно, это может быть и ошибочной предположение. А что, если смысл жизни состоит в приобретении самого разнообразного опыта?
Что, если единственный смысл нашего здесь присутствия — обучение? Обучение во всех возможных ипостасях, начиная от дикаря-каннибала и заканчивая Ростроповичем?
И тогда, исходя именно из этой точки зрения, что мы здесь только для того, чтобы учиться, обретает смысл самое, казалось бы, бессмысленное существование.
Две недели спустя ангел и демон влезли в машину Берта, которую одолжили по этому случаю. Кроули настоял на том, чтобы повести, хотя Азирафель и напомнил ему, что, если он слишком сильно разгонится и доведет их до аварии, выживет, вероятно, только один из них.
Кроули в качестве маскировки натянул темно-зеленую плоскую кепку и один из слишком-больших свитеров Азирафеля, а ангел нашел в сэконд-хэнде гавайскую рубашку с рисунком и довершил эффект панамой. Они были похожи на парочку бродяг, но не на ангела и демона.
Доктора Гриффитс вызвали в город по срочному делу, но она объяснила, что на обработку результатов сканирования все равно уйдёт пара дней. Она хотела обсудить с ними итоговые результаты в своём офисе в Лондоне, но Кроули позаботился о том, чтобы еще некоторая сумма денег перешла из рук в руки, и убедил ее приехать в самый Мидфартинг, чтобы лично доставить новости, когда результаты будут готовы.
Кроули, не переставая, сканировал глазами горизонт, когда машина Берта выехала из деревни. Он почувствовал разницу в атмосфере, когда они покинули территорию, на которую Адам наложил заклятие. Демон всю дорогу вертел глазами туда-сюда, костяшки его пальцев, сжимавших руль, побелели. Признаков чего-либо необычного не было, и Кроули осторожно вел машину по узким дорогам, и, наконец-то, свернул на М5.
Азирафель провёл большую часть поездки, глядя в окно, очевидно, наслаждаясь тем немногим, что ему было дано увидеть в остальном мире.
Они добрались до Бристоля чуть меньше, чем за час, Кроули превышал скорость, но держался в пределах разумного и на самом деле прилагал все усилия, чтобы оставаться на своей полосе: не было смысла делать что-то, что могло вызвать нежелательное внимание. Он держал радио выключенным, опасаясь, что Внизу могут заметить и решат выяснить, чем это Кроули занимался последние десять лет.
Азирафель с третьей попытки указал ему дорогу правильно, и они добрались до Университета – большого комплекса готических зданий на дальнем конце города. Ещё пятнадцать минут ушло у них на то, чтобы дойти до корпусов медицины, и ещё десять – чтобы отыскать правильный зал ожидания. Кроули назвал их имена девушке на ресепшене, и она сказала им присесть, пока она позовет мистера Тофика, рентгенолога, который будет проводить сканирование.
Молодой араб с копной черных волос явился довольно скоро.
– Здравствуйте! – поприветствовал он их, чересчур жизнерадостно, по мнению Кроули. – Я Рашид Тофик. Я здесь студент последнего курса, и я сегодня буду проводить вам МРТ.
– Азирафель, – сказал ангел, пожимая руку молодому человеку. Кроули пихнул его локтем, после чего он торопливо поправился. – Э-э, Амброуз Зирафель.
– Приятно познакомиться, – сказал Рашид, подавая руку и Кроули тоже.
– Энтони Кроули, – назвался демон.
– Отлично. Будьте добры, пройдемте сюда… – он повел их из зала ожидания вдоль по длинному коридору, время от времени проходя мимо студентов-медиков в белых халатах. – Итак, насколько я понимаю, это мистер Зирафель будет проходить сканирование? – спросил Рашид.
– Верно, – подтвердил Азирафель. Кроули сконцентрировался на создании мысленной карты их настоящего местоположения относительно трех отдельных выходов.
Они резко свернули направо, и Рашид толкнул дверь с буквами МРТ, напечатанными на ней крупным черным шрифтом.
Внутри была прямоугольная комната с дверью и широким окном с одной из длинных сторон. Через окно Кроули увидел вторую комнату, побольше и посветлее. Какая-то большая цилиндрическая белая машина располагалась внутри, рядом с таким же белым мягким столом.
Рашид прошел вперед и остановился у длинного пульта управления под окном. Он снова повернулся к ним:
– Добро пожаловать в кабинет МРТ, – сказал он. – Давайте я сперва расскажу вам, как это работает?
Он потратил несколько минут, объясняя, как машина оперирует очень сильным, но безвредным магнитным полем, чтобы изучить мозг на многих уровнях. Он определенно полагал, что все это чудовищно интересно, но Кроули нужна была только суть.
– Это покажет нам, в чем проблема? – перебил демон.
Рашид кивнул с таким видом, будто он привык к тому, что его прерывают посреди его технических объяснений.
– Или, по крайней мере, где лежит проблема, а это сможет рассказать нам, какого рода болезнь ее вызывает, если это болезнь.
– Ну, так давайте займемся этим, – сказал Кроули, подавив желание оглянуться через плечо. Он проверял каждые пять минут с тех пор, как они вышли из машины, следя, нет ли за ними хвоста. Пока что все было в порядке.
– Конечно, – просто сказал Рашид. Он повернулся к Азирафелю. – Сначала мы наденем на вас рубашку, перед тем как положить вас в аппарат. Вы можете не снимать брюки и носки, но все остальное оставьте в уборной, хорошо? – он показал на дверь, про которую Кроули сначала подумал, что она ведет в кладовку. – И вы можете оставить свои очки там и все, что на вас еще есть металлического. Монеты, кольца, часы, и все такое. И если у вас есть что-нибудь с магнитной полосой, например, кредитная карта, убедитесь, что тоже оставили это там.
– Хорошо, – сказал Азирафель, принимая сверток ткани, который рентгенолог ему протянул. Он скорчил рожицу Кроули, когда направился к уборной.
Как только он ушел, Кроули повернулся к Рашиду.
– Это ведь полностью безопасно, так? – тихо спросил он.
Рашид ободряюще на него посмотрел.
– Конечно.
Кроули нахмурился, но поверил ему на слово.
Они подождали несколько неловких минут, прежде чем Азирафель вышел из уборной.
Длинная, бесформенная рубашка создавала не очень-то лестное впечатление, и Кроули не смог подавить смешок. Азирафель – теперь без очков – метнул на демона грозный взгляд и показал язык.
Рашид, к счастью, листал какие-то бумаги, лежавшие у него на панели управления, и не заметил этого обмена любезностями.
– Доктор Гриффитс сказала, что у вас нет кардиостимулятора или чего-то подобного? – спросил рентгенолог. – Никаких операций с внедрением металлических компонентов?
Азирафель покачал головой.
– Неа.
– Как насчёт металлических пломб?
– Нет.
– Тогда хорошо, – сказал Рашид, снова бросая бумаги на панель. – Будьте добры, пройдите сюда, – он вошёл в дверь, ведущую в другую комнату. Азирафель последовал за ним, и Кроули увязался следом.
– Лягте, пожалуйста, сюда, – сказал Рашид, показывая Азирафелю на прямоугольный стол, который, как Кроули теперь видел, был на колесиках. Поверхность стола была мягкой, но он все равно казался чудовищно неудобным. Кроме того, по бокам с него свисали ремни. Кроули почувствовал, что одеревенел.
– Вот прямо сюда, – повторил Рашид, и Азирафель забрался на стол. – Просто лягте на спину, как вам удобнее, – Азирафель сделал, как было указано, бросив слегка взволнованный взгляд в сторону Кроули.
– Итак, вот, что будет дальше: я завезу вас прямо в аппарат МРТ, – сказал Рашид. – Потом я вас покину, и мы с мистером Кроули побудем в другой комнате, хорошо? В машине есть динамики и микрофон, так что я буду давать вам некоторые указания, чтобы убедиться, что вы правильно лежите. Когда мы начнем, я попрошу вас не разговаривать, и вы просто полежите там около часа. Постарайтесь особенно не двигаться. Просто расслабьтесь, но не засыпайте. Мы включим музыку. Вы можете закрыть глаза, если хотите. Машина будет щелкать и жужжать, но это нормально, не переживайте из-за этого. Вы можете почувствовать небольшую клаустрофобию там, и, если вы захотите, чтобы вас вытащили, просто скажите, и я отключу аппарат и приду за вами. Но нам придется начать сначала, так что постарайтесь вытерпеть до конца, если сможете, – Рашид замолк. – Есть какие-нибудь вопросы?
– Э-э, думаю, нет, – сказал Азирафель, бросив на Кроули еще один взгляд, говоривший, что ему очень не хотелось быть здесь. Кроули, который и сам начинал сомневаться, не знал, что ему сказать.
– Хорошо, я только закреплю ремни тогда, и все будет готово.
– Ремни? – спросил Азирафель, дрогнувшим голосом, и паника мелькнула в его глазах. В то же самое время Кроули резко шагнул вперед, пристально глядя на Рашида и пустив все свое внимание на то, чтобы почувствовать, не был ли этот человек на самом деле замаскированным ангелом или демоном, и уже призывая свою силу для атаки.
– Всего лишь эти, – спокойно сказал Рашид, не замечая демона, подходящего к нему сзади, готового сначала нанести удар, а уже потом задавать вопросы. Рентгенолог поднял один из мягких ремней и показал его ангелу. – Они не будут слишком тесными, и вы можете снять их, если очень захотите. Они только для того, чтобы удерживать вас ровно, чтобы вы случайно не двигались во время сканирования.
Кроули не cмог найти ни следа чего-либо нечеловеческого в рентгенологе, и посмотрел мимо него на Азирафеля, ожидая руководства к действию. Ангел вглядывался в лицо Рашида, и, что бы он там ни нашел, это, похоже, удовлетворило его, потому что он кивнул, и часть паники покинула его глаза.
– Хорошо, – сказал он, и посмотрел на Кроули ободряющим взглядом. Демон сделал шаг назад, позволив себе ослабить хватку, которой он держал свои силы.
Рашид аккуратно закрепил ремни на ангеле, объяснив ему, чтобы он положил голову прямо и смотрел вверх. Он спросил, удобно ли Азирафелю, а затем осторожно закатил стол в камеру МРТ. Кроули почувствовал иррациональную вспышку страха, когда ангел покинул поле его зрения в первый раз с тех пор, как они выехали из-под защиты Мидфартинга.
Рашид проверил что-то на маленьком экране аппарата, а затем снова подошел к Кроули.
– А теперь мы просто вернемся в ту комнату… – он указал на кабинет с окном, с которого они начали. Кроули нервно скрипнул зубами, когда его выпроводили из комнаты, и поборол желание вытащить стол на колесиках из машины.
Рашид закрыл за ними дверь и нажал кнопку на панели. Он наклонился к маленькому микрофончику, торчащему оттуда.
– Прием, мистер Зирафель? Как у вас дела?
Взгляд Кроули моментально остановился на микрофоне, а затем скакнул вверх, чтобы заглянуть за стекло, где видны были ступни ангела, торчащие из машины.
– Просто отлично, – ответил голос Азирафеля, исходящий из ближайших динамиков.
– Хорошо, сейчас мы включим аппарат, – сказал Рашид в микрофон. – Будет раздаваться шум и жужжание, но это нормально.
– Звучит неплохо, – сказал голос Азирафеля.
Рашид отодвинулся в сторону и начал нажимать какие-то кнопки на пульте. Кроули воспользовался возможностью подобраться к микрофону. Он ткнул и удержал кнопку, которую у него на глазах нажимал рентгенолог, а второй рукой схватился за микрофон крепче, чем в общем-то было необходимо. Бросив торопливый взгляд на Рашида, который все еще был занят, демон быстро сказал в микрофон:
– Ты правда в порядке, Зира?
Рашид бросил на него взгляд, но не стал пытаться оттащить Кроули от микрофона, как тот боялся.
Из динамиков донесся слабый смешок.
– Да, мой дорогой.
Кроули это лишь незначительно успокоило.
– Я буду здесь все время, – сказал он в микрофон. Он задумался, как бы получше выразить то, что он хотел сказать дальше. – Пригляжу за всем.
Последовала пауза и треск электричества в динамиках.
– Будь добр. Дай мне знать, если что-нибудь случится.
– Непременно, – сказал Кроули, заставляя себя ослабить судорожную хватку, которой он сжимал микрофон. – Ну, ладно тогда. Кричи, если что-нибудь понадобится, – демон с усилием отошел от микрофона, отпуская его и убирая палец с кнопки.
В следующее мгновение Рашид снова поспешил к микрофону.
– Итак, скоро вы услышите щелкающие звуки, это совершенно нормально… – рентгенолог снова проговорил для Азирафеля, чего ему следует ожидать, а затем сказал, что они вот-вот начнут уже по-настоящему. – Это займет примерно пятьдесят минут, – сказал Рашид. – постарайтесь расслабиться и особо не двигаться. Я включу вам какую-нибудь музыку.
– Хорошо, – донесся из трещащих динамиков голос Азирафеля. Последовала коротка пауза, а затем ангел добавил. – И скажите Кроули, чтоб перестал переживать: я его волнение даже отсюда чувствую.
Рашид усмехнулся.
– Я постараюсь его успокоить. Ладно, включаю музыку. Я дам вам знать, когда пятьдесят минут пройдут, – рентгенолог щелкнул выключателем на панели и повернул диск настройки. Он отрегулировал еще пару вещей, а затем глянул на маленький экран и снова в окно.
Кроули проследил за его взглядом за окно, но ничего, казалось, не происходило. Экран на панели управления, напротив, загорелся, и начал показывать список цифр.
Рашид настроил пару приборов, подтащил стул туда, откуда ему было лучше видно окно, и опустился на него.
– А теперь будем ждать, – он показал на второй стул в углу. – Присаживайтесь. Это надолго, – рентгенолог глянул на часы, будто хотел подчеркнуть свои слова.
Кроули, не спуская глаз с окна, подтянул стул поближе и сел, нервничая.
– Итак, — сказал Рашид, поворачиваясь на стуле на пару дюймов туда-сюда и разглядывая демона. – Откуда вы двое друг друга знаете?
Кроули несколько секунд отрешенно пялился на него. Он открыл рот, чтобы сказать, что они братья (что было по большой степени правдой), осознал очевидную разницу в возрасте между ними, которая теперь делала это довольно неправдоподобным, и, запинаясь, выговорил:
– Мы двоюродные братья.
Рашид поверил в эту ложь довольно легко и задумчиво кивнул.
– Вы, похоже, очень хорошо ладите. Мы с моими двоюродными вечно ссоримся, – рентгенолог слегка рассмеялся. – Родственники. Понимаете, о чем я?
– Ага, – сказал Кроули, затем подумал о том, что Рай и Ад никогда не ладили, несмотря на то, что они все изначально были ангелами, и добавил еще одно «ага», на этот раз тверже. – Но Азир… Зирафель и я, мы знаем друг друга уже очень давно.
Рашид кивнул.
– Понимаю. Все равно, приятно видеть, что кто-то пришел с ним. Некоторые пациенты, которым нужно сканирование, просто приходят одни. Это очень грустно.
Кроули промычал в знак согласия и снова обратил взгляд за окно, туда, где ступни Азирафеля были единственным доказательством того, что ангел все еще был с ним.
Рашид проследил за его взглядом и, видимо, понял, что Кроули не так уж заинтересован в беседе. Рентгенолог протянул руку и достал книгу откуда-то из-под панели управления, спокойно скрестил ноги, вытянув их перед собой, открыл книгу на закладке, устроился поудобнее и начал читать.
Кроули не спускал глаз с окна, чувствуя как его тревога стихает, по мере того как время проходило, а ноги Азирафеля ничего не делали, разве что рассеянно постукивали в такт чему-то неслышному время от времени. Каждые несколько минут он отрывал глаза от окна ровно на столько времени, сколько нужно было, чтобы оглядеть комнату, прощупывая ее в поисках какого-либо божественного или дьявольского влияния. Все казалось спокойным.
Пятьдесят минут тянулись медленно, Рашид время от времени зевал, перелистывая страницы книги. Наконец, что-то на панели слегка пискнуло. Рентгенолог поднял взгляд, заложил место, где читал, закладкой, убрал книгу и набрал пару команд на панели. Затем он нагнулся к микрофону, нажал на кнопку и сказал:
– Отлично, мистер Зирафель, мы закончили. Вы молодец. Мы сейчас придем достать вас.
Кроули встал и последовал по пятам за Рашидом, когда тот толкнул дверь и вошел в кабинет МРТ. Он осторожно выкатил стол, и Кроули почувствовал облегчение, когда Азирафель жизнерадостно сказал:
– Вот видишь, дорогой мой, все было не так уж и страшно.
Рентгенолог снял мягкие ремни и помог ангелу слезть со стола.
– Там было чертовски скучно, правда, должен признать, – сказал Азирафель Кроули вполголоса по дороге обратно в другую комнату.
– Теперь вы можете переодеться в свою одежду, – сказал Рашид, закрывая за ними дверь. – А потом я провожу вас назад в фойе. Там можно слегка заплутать.
Азирафель исчез в уборной и появился пару минут спустя, полностью одетый, в очках и кошмарной гавайской рубашке, которую он использовал для маскировки. Он протянул аккуратно сложенную больничную рубаху рентгенологу.
– Отлично, – сказал Рашид, кладя рубашку на панель и показывая на дверь. – Результаты придут через пару дней, – объяснил он, ведя их назад по коридору. – Кажется, мы должны послать их доктору Гриффитс, вам знакомо имя? В Лондон?
– Да, все верно, – сказал Кроули.
– Значит, мы все это для вас устроим, – сказал он, когда они снова вошли в зал ожидания. – Найдете дорогу отсюда?
Кроули кивнул.
– Что ж, было приятно познакомиться, – сказал Рашид, снова пожимая им руки. – Желаю вам хорошо доехать.
Азирафель поблагодарил его, и вскоре они вдвоем шли туда, где демон припарковал машину Берта.
Кроули был так же бдителен по дороге назад в Мидфартиг, как и по дороге в Бристоль, но поездка тоже закончилась без происшествий. И все же он выдохнул с облегчением, когда почувствовал защитную ауру заклятия Адама, окутавшую их.
Кроули остановил машину прямо на подъездной дорожке Берта, и зашел внутрь поблагодарить бармена и вернуть ключи. Берт спросил, как все прошло, Кроули объяснил, что они не узнают этого еще пару дней. Все равно бармена, казалось, успокоило то, что Кроули показал Азирафеля профессионалу. Демон пообещал держать его в курсе дальнейших подробностей. На полпути к дверям он повернулся, залез в карман и протянул Берту двадцатифунтовую купюру, чтобы покрыть бензин.
Он забрал Азирафеля около подъездной дорожки, и они прошли уже половину пути до дома, прежде чем Кроули осознал, что десять лет назад он бы никогда даже не задумался о такой вещи как возмещение расходов за бензин.
Математики обосновали теорию «превосходства» числа 73 над остальными числами
Белая Моль: А как тут рашку переплести пять шесть? ачивку го
Матушка Даниила: да у нас в рашке все так (преплетена успешно)
Толстолобик Толстолобик: 73 пенсионный возраст в России через пару лет
Лексей Тургенев: Как же так? Я думал это число 42
Голос Разума: Шелдона Купера на тебя нет
Лексей Тургенев: на французском «42» звучит так же, как в испанском слово «срать»
Голос Эксперта: В 73-й серии сериала «Теория большого взрыва» Шелдон Купер заметил, что число 73 обладает тремя нетривиальными свойствами, которые делают его «самым замечательным числом».
Шелдон: Самое замечательное число – 73. Вы, скорее всего, теряетесь в догадках почему. 73 – это 21-ое простое число. Его зеркальное отражение 37 является 12-ым, чье отражение 21 является результатом умножения, не упадите, 7 и 3. Ну, не обманул?
Леонард: Убедил. Число 73 – Чак Норрис всем числам.
Шелдон: Чак Норрис нервно курит в сторонке. В двоичной системе 73 – еще и палиндром. 1001001, что справа налево читается как 1001001, то есть абсолютно идентично. А ваш Чак Норрис задом наперед всего лишь Сиррон Кач.
Белая Моль: если умножить на 2, то будет 146. совпадение?
Роман Пятница: Столько лет собирается править Путин?
Белая Моль: до 2024 вроде
Роман Пятница: МИНУТКУ!!! В 2024 ПУТИНУ ПОЙДЕТ 73-Й ГОД! СОВПАДЕНИЕ? НЕ ДУМАЮ!!!
Белая Моль: 73 регион Ульяновская обл. Разве она что-то превосходит?
Лексей Тургенев: Ульяновск родина Ленина. А это уже связь с Россией ты вообще видела какие люди там живут? там ващет сверх люди живут
Матушка Даниила: А как же старые, добрые 1488?
Толстолобик Толстолобик:
1. Используем f(x)=2^x. Так как мы считаем количество, то используем натуральные числа: 1 2 4 8 16 и т.д.
2. Разобъём число 1488 на количество цифр, следуя f(x)=2^x. Получим: 1 14 1488.
Затем начнём вычитание с числа 1488:
1488-14=1474
1474-1=1473
3. Как известно, число 14 зашифровано в фразу длиной в 14 слов [не стану её писать))]. А вот число 73, в отличие от 88, означает не количество слов в M**n K*mpf, а % голосов на выборах в Украине, что доказывает причастность Украины и, в большей степени, Зеленского к национал-социалистическому течению.
Лексей Тургенев: в голос
Голос Разума: а если умножить 73 х 73 то получится пин код моей карты. лютоволкую чёт
Лексей Тургенев: Не могу перестать орать. Поскольку на работе, орать приходится шёпотом))
Ольга Дубова: Если прочитать наоборт то есть связь с 37 годом!!!!! И 37 президентом сша!!! который Первый и единственный президент США, ушедший в отставку до окончания срока!!!!!
Белая Моль: 73 — это температура моего ноутбука в простое
Eva 404: А как же суперчисло 282, зеркально же? А еще переставляется в 228.
Матушка Даниила: Дак это э ТИПИЧНЫЙ РАСИЗМ! Привлечь по 282!
Лексей Тургенев: Скайрим для нордов! Мемы для даунов! Губка для мытья посуды!
Роман Пятница: гель для душа, звонок для учителя
Белая Моль: крем для обуви
Матушка Даниила: Странно, что в диктаторской России с плюрализмом получше, чем в условных Европах.
Роман Пятница: лучше подумай о методах работы силовиков в эрэфии
Толстолобик Толстолобик: вежливые люди, чё
— Прошу вас! — оскалился Представитель, придерживая дверцу флайера.
Джеймс вылез осторожно, делая вид, что тщательно высматривает, куда поставить ногу: для человеческих глаз в пещере было темновато, особенно после яркого солнечного дня снаружи. Повертел головой, с благожелательно-заинтересованной улыбкой разглядывая каменные своды. Побарабанил пальцами по бедру (вернее — по карману с лежащим внутри коммом), второй рукой махнул в сторону взломанного флайера:
— А не засекут?
— Ну что вы! — оскал Представителя стал шире. — Камень отлично экранирует любые сигналы. Пройдемте, нас ждут. Осторожнее, тут надо пригнуться.
Пещеры, похоже, были естественного происхождения, лишь слегка и почти незаметно подправленные: тут чуть потолки подрубили, там на сильном уклоне пробили ступеньки. А вот освещения не было, пришлось задействовать сканер, чтобы не отставать слишком сильно и не пугать никого красными глазами — Представитель шел быстро и уверенно, наверняка много раз ходил этим маршрутом и выучил до последнего шага.
Сканер помогал не спотыкаться, но далеко не пробивал: скалы действительно хорошо экранировали. Пользуясь темнотой, Джеймс позволил себе улыбнуться: в верхней пещере, куда Представитель загнал взломанный флайер, слой экранирующего камня был все-таки тоньше и комм не пискнул отказом отправки. А значит, координаты островка и понятный в любом конце галактики SOS ушли адресату, первому в быстром наборе.
Джеймс почувствовал, что улыбка становится шире, и поджал губы. Этот адресат уж точно во всем разберется, звания констебля за голубые глаза не дают. И даже за синие не дают.
— Осторожно, тут поворот.
Там был не только поворот, но, очевидно, и дверь, которую резко открыли. Или же просто кто-то зажег фонарь, и свет ослепил на долю секунды — вернее, должен был ослепить человека. Джеймс вскинул руку к лицу, заслоняя глаза, и словно бы по инерции сделал еще пару шагов. Для оценивания обстановки глаза ему были не особо нужны. В помещении пятеро, все вооружены и настороже, что вполне логично, ничего особо подозрительного, уровень агрессии от низкого до среднего.
А потом он почувствовал быстрое движение воздуха слева и сзади. И даже почти успел обернуться, прежде чем хорошо рассчитанный удар в основание черепа вырубил и сознание, и процессор.
Того, что происходило дальше, он уже не видел.
— Ты что натворил, урод? — после недолгой шокированной паузы спросил подошедший к упавшему телу толстячок в спортивном костюме. Спросил почти равнодушно, лениво даже и ни к кому вроде бы не адресуясь.
Застывший с выпученными глазами Представитель открыл было рот, но ответить не успел — первым отреагировал замерший рядом киборг, ориентируясь на ключевое «урод»:
— Осуществляется охрана объекта повышенной ценности. Нейтрализована угроза степени Z.
— Угроза, говоришь? — заинтересовался толстячок. Но смотрел он при этом не на кибер-охранника, а на Представителя. Нехорошо так смотрел, с интересом. — И какая же? Какая угроза, урод?
— Киборг линейки Bond.
— Bond, говоришь… Я знаю только одного Бонда. — Толстячок ковырнул носком ботинка бессознательное тело, лениво бросил двум охранникам-людям: — Обыскать! — но смотрел он по-прежнему на Представителя. Ласково так смотрел. И спросил тоже ласково: — Что, Кучерявый, ссучился?
***
В соседней комнате пиликнул комм. Гаврик чуть поднял голову, прислушиваясь: не звонок, сигнал принятого сообщения. Из гостиной, там на столике хозяйка оставила свою сумочку. Маленькую, красную. Комм, очевидно, в ней.
Можно ли это счесть беспокойством? Вряд ли. Человек не услышит. Игнорировать?
А вдруг там что-то важное? Вдруг этот придумал или осуществил еще какую гадость, а Гаврик не будет знать? Вдруг там что-то, что угрожает хозяйке? А Гаврик просидит тут и пропустит опасность. В конце концов, хозяйка ведь отдала приказ «не беспокоить», а в сообщении может быть предупреждение как раз о возможном беспокойстве. Нужно проверить, тут ничего не случится за несколько секунд.
Гаврик еще раз проверил пульс-дыхание и состав крови (все в пределах нормы) и бесшумно вышел в гостиную. Достал комм, прочитал короткое сообщение. Проанализировал.
И понял, что улыбается.
Вот, значит, как. Бондяра вляпался. И 76% вероятности — в им же самим и подстроенную ловушку. Просит срочной помощи и — ах, какая жалость! — не может выбраться сам.
Какой неожиданный подарок судьбы, а Гаврик совершенно ни при чем.
Продолжая улыбаться, Гаврик на всякий случай выключил комм и убрал его обратно в сумочку — перед тем, как вернуться к спящей хозяйке.
***
— А если он успел вызвать своих?!
Толстячок посмотрел на слегка потрепанного Кучерявого с брезгливой жалостью, но до объяснения все же снизошел:
— Если бы успел, они бы уже были здесь, лету четыре минуты. Да и сколько там этих своих, три человека? Или я чего-то не знаю, и им таки расширили штат?
— Нет…
— Ну а если нет — иди работай, контейнеры сами собой не погрузятся.
Когда поставленный на место подчиненный скрылся за поворотом, кряхтя под очередным ящиком с замороженными плавниками, оставшийся с боссом охранник спросил:
— А с Бондом что делать прикажете?
— А что с ним делать? — толстячок усмехнулся, пожал пухлыми плечами. — Ничего мы с ним делать не будем. Мы ж не убийцы какие. Оставим тут, не с собой же тащить.
— Но так ведь…
— Ты его куда отволок?
— В третий нижний.
— Тот, который затапливает приливом полностью? Вот и отлично. Там и оставим. И мы ни при чем, это просто прилив. Когда там он, кстати?