— Ты чего имущество портишь? — кипел праведным гневом алкаш, обличающе указывая бутылкой то на куски двери, то на обиженного себя. — Чай не казенное!
Гоше в этот момент было абсолютно параллельно на любое имущество: дверь-то он вынес, но, похоже, вместе с собственным плечом. И в отличие от обломков старинного надежного советского ДВП, его разбитую плечевую кость и ключицу оплакивать никто не собирался. Наоборот, не успел он влететь в захламленную микроскопическую прихожую, как ему навстречу рванула серая тушка. Правда, оборотень бросился не в атаку, а на выход. И будь Гоша обычным ленивым сотрудником конторы, то дал бы перевертышу возможность свалить с концами — и ищи-свищи его потом в многолюдном городе. Но Гоша был добропорядочным и исполнительным, а потому, когда оборотень перепрыгивал через него, ухитрился целой рукой цапнуть зверя за серо-черный хвост.
— Хр-р-р-р-р, — недовольно прокомментировал оборотень, оглядываясь на вцепившегося в важную часть тела человека. — Р-рхррхр-ррхрр!
Дословно все выражения Гоша не перевел, но общую суть посыла и рекомендаций уловил. Но ответить тем же не позволяла профессиональная гордость и дикая боль в плече. Поэтому Гоша просто зверски оскалился, все равно на цензурное объяснение причин задержания у него не было сил.
— Р-хр-р-р-р-р-рхрхрхрхрх! — рявкнул оборотень.
Он уже подергался, пытаясь освободить хвост, но человек вцепился намертво. Защитным или подчиняющим жетоном и верным словом от человека не веяло, но даже затуманенный сменой облика мозг четко понимал, что куснуть, а тем более порвать служащего нельзя — ведь тогда придется иметь дело со всей городской нечистью, а это чревато. Да и уйти навечно в глухие леса не получится: во-первых, таких поблизости нет, а, во-вторых, межведомственные службы все-таки криво-бедно, но наладили сотрудничество и преступников лесные хранители могли все-таки выдать городской службе нежотдела. С проволочками, не без этого разумеется, но за пострадавшего представителя конторы никто по шерстке не погладит.
— Кусай, — мрачно проиинформировал Гоша, — все равно не отпущу. И Шишу на тебя пожалуюсь.
— Хозяин, — печально вздохнул Жихарка, материализуясь в пыльном углу, — а песик на кой тебе сдался, если у тебя уже есть я?
Гоша поморщился от поднявшейся пыли и зло чихнул. Довести оборотня до конторы своими силами вряд ли получится — одной рукой волчару без серебряной цепочки с лунным ошейником не допрешь, сам зверь не пойдет — Шиш нарушителей порядка не жалует и об этом вся городская нечисть знает, а тот что на оборотне сейчас надет, только превращение сдерживает. Да и вызывать подмогу не получится — на обычный телефонный звонок ни баба яга, ни кощей не ответят, а без жетона до них фиг докричишься.
— Отпусти Бобика, сукин ты сын! — вяло переключился с оплакивания двери алкаш. — Ему не надо обрезание… тьфу… купирование делать.
— А люди добрые, убивают!!! — на площадке уже обретались три голосистые бабки, возглавляемые давешней чересчур информированной соседкой. — Насильники проходу не дают! Уже и до животных брались своими ручонками грязными, мало им женщин, так над собачками извращаются!
— Да чтоб вас, — скрипнул зубами Гоша, сожалея о том, что натравить оборотня на эту группу поддержки не получится, а сами по себе бабки не угомонятся. Еще и участкового вызовут и наябедничают — разбирайся потом целые сутки кто кого и почему ты ни при чем. — Аркашка!!! — Местный домовой не отозвался — впрочем, этого и следовало ожидать. — Жихарка, метнись в нежотдел за шефом и быстро!
— Я тебе не погонщик, — возмутился нечистик и едко процедил: — хозяин. У меня другие функции, а не курьерские.
Гоша напомнил про заклятие, но все равно почти минуту пришлось побороться за лидерство, а тягаться с вредной сущностью, одновременно сражаясь с оборотнем за кончик хвоста, отпинываясь от наседающего алкаша, который ползком отправился спасать своего песика, и успокаивая-перекрикивая вопящих во всю мочь старой тренированной глотки бабок — непросто. Но Гоша справился, переупрямил нечистика и Жихарка, пожелав напоследок своему хозяину окочуриться под мусорным баком, растворился в воздухе. Гоше только и оставалось надеяться, что нечистик успеет домчаться или дозваться до Шиша раньше, чем этот бедлам перейдет в полный хаос.
Участковый пришел первым — Гоша зло сплюнул: вот как они позарез нужны, так не допросишься, а как не надо — прямо косяком прутся, — и деловито поинтересовался: «на что жалуемся, товарищи!». Жалоб было столько, что участковый, несмотря на очевидные лет пятнадцать стажа и тонну опыта, слегка присел и зажал ладонями уши. Перекричать возбудившихся от происходящего бабок и обиженного оборотня служитель правопорядка не смог. И Гоша даже слегка позлорадствовал, надеясь, что пока участковый наведет хотя бы подобие порядка, прибудет и его собственная группа поддержки.
К великому сожалению Гоши участковый был действительно «тертый» да и клиентов своего участка знал как свои пять пальцев, так что дождавшись секундной паузы в потоке воплей и обвинений, он просто гаркнул на бабок и те мгновенно затихли и только обличающе указывали пальцами на Гошу.
— А тебя вообще упеку на пятнадцать суток, — развернулся участковый к алкашу, который с выражением вселенской скорби на лице прижимал к груди обломок входной двери, настолько обильно утыканный гвоздями, что напоминал противотанкого ежа. — Если мне еще хоть раз статистку испортишь. А теперь давай с тобой разбираться… — участковый присел на корточки перед лицом Гоши. — Зачем тебе этот хвост?
Гоша тоскливо вздохнул, набрал побольше воздуха в грудь и на одном дыхании выдал трогательную историю горькой потери и счастливого обретения единственной и безмерно любимой животинки. На этих словах Жихарка подозрительно засопел и запыхтел, оборотень недоверчиво расфыркался, а алкаш даже пустил сочувственную слезу, особенно рьяно всплакнув в тот момент, когда Гоша рассказывал, как обещал вознаграждение, расклеивал объявления и ходил в городскую живодерню, по ошибке именуемую приютом для животных, с ящиком водки для местных палачей, чтобы те прониклись горем и сообщали ему обо всех новых псинах.
— А регистрация есть? — участковый сухо кашлянул и потянулся к у3ху оборотня. — И чипа не видно, а собачка-то крупная — должна быть на учет поставлена. Сколько, ты говоришь, она у тебя живет?
Гоша замялся, пытаясь припомнить, какие цифры он называл, чтобы не попасться на нестыковках. Участковый терпеливо ждал, со всем имеющимся профессионализмом изображая, что он верит каждому слову, но сомневается в фактах.
— Да года три, — наудачу брякнул Гоша, так и не вспомнив, чего говорил раньше. — Но, кажется, что мы вместе целую жизнь, даже больше… вечность…
Оборотень обреченно вякнул, но выдираться, рискуя оставить часть организма, в руках нежотдела, по-прежнему не стал.
— А ж он тебя не слушается? — провокационно поинтересовался участковый.
— Так ведь стресс у собачки, — раскатистым басом отозвался Шиш, переступая порог квартиры. — Вы только подумайте: похители, держали взаперти, может еще и не выгуливали, — вот животина и рвется домой со всех лап… да, мой хороший? — Шеф Нежотдела склонился к оборотню и незаметно, но зло оскалился, и скороговоркой буркнул приказ повиноваться, а рукой для вида ласково потрепал загривок.
— Так… гражданин, а вы кто такой? — обернулся к новоприбывшему участковый.
— Так… папаша этого обалдуя, — добродушно прогудел Шиш. В мороке под человеческий облик и дорогом костюме, который отлично просматривался через распахнутое элегантное пальто, нежить выглядел настолько презентабельно и добропорядочно, что всем присутствующим тут же захотелось отдать ему самое ценное: печень, сердце, квартиру. Шиш для уточнения еще и пальцем указал, какого обалдую имеет в виду, чтобы никто точно не перепутал. — Тоже вот испереживался, любимец семьи и все такое…
Пока шеф распинался в своей любви к животному миру, и в том как за щенком лужи подтирал и творожок на ужин варил из свежего кефирчика, Гоша отчетливо представлял в какой луже Шиш притопит оборотня и его самого за компанию и, так сказать, в воспитательных целях. Но на самом деле даже банального разноса не было за то, что с элементарным заданием не справился, зато укоризненных и недоуменных взглядов — с избытком.
— Вы… того… получше за собачкой следите, — напутствовал на прощание участковый, вполне миролюбиво поглядывая на оборотня, прижимающегося к коленям Шиша. — А то мало ли чего в следующий раз произойдет.
— Всенепременно, — клятвенно заверил Шиш, одной рукой прихватывая за шкирку оборотня, а второй — за воротник Гошу. — Здоровьечка вам побольше и премий почаще.
— А двери? — возопил алкаш, сообразив, что виновника опустевшего дверного проема уволакивают вместе с собачкой. — Совсем ограбили! Друга забрали и этого самого… а вдруг у меня украдут?!
— Завтра пришлю лешего… приятеля, фамилия у него такая, — заверил Шиш. — Он плотник хороший, вот и поставит… в качестве компенсации.
Гоша, знавший о строительных талантах лешего, забулькал от едва сдерживаемого смеха — хорошо, что Шиш уже выпихнул его на площадку, а то бы своим гоготом испортил душевную обстановку прощания. Нет, Леший был мастером по древесине, вот только не любил мертвое дерево — так что будет в алкаша вместо стандартной двери сросшийся намертво подлесок. А что, тоже тема — через такой вряд ли кто-то полезет и пройдет.
— Пошли скорее, — Шиш по лестнице несся таким галопом, что даже у оборотня заплетались лапы. Гоша же просто волочился за нечистью, потому что отпускать его ворот шеф не собирался. Но спорить с начальством — себе дороже, так что осталось только прилагать все усилия, чтобы не упасть и не оступиться, а то с растяжением или переломом особо не побегаешь. А бегать точно придется — интуиция редко когда подводит… — Тчш-ш-ш… замри
Причина внезапной остановки уже заваливалась в подъезд — Гоша, опасно перегнувшись через лестничные перила, насчитал трех охотников с обрезами. Дула угрожающе торчали вверх, впрочем, с его места было непонятно, чем они заряжены: снотворным или пулями, — и от этой неизвестности смотреть в черные туннели было еще страшнее. Оборотень тоже осторожно высунул нос в щель между прутьями, нервно втянул воздух и жалобно прижался к Гоше. От такого проявления нежности Гоша пошатнулся и едва не закувыркался по лестнице вниз — благо Шиш оперативно вернул ему равновесие, притянув поближе к себе.
— Это не чушки из отлова, а охотники, — практически беззвучно шепнул Шиш. Как он их опознал — пояснять не стал. Но раз оборотень тоже боится, значит можно списать на обычное звериное чутье. По мнению Гоши — мудаки как мудаки, потому что нормальные люди животных убивать просто так не станут. — Будем уходить по квартирам.
По квартирам — так по квартирам, тем более, что Аркашка уже любезно распахнул ближайшую дверь. Гоша с трудом удержался, чтобы не обругать наглого домового — так ему было нужно, так не помог, а тут не успел Шиш обмолвиться, как уже все сделано. Хозяев, разумеется, в жилище не было, а то процесс убегания сопровождался бы лишними воплями, обмороками и мороками.
Самое противное при таком способе перемещения — это проходить через стену. Гоша как-то пытался понять принцип: стена как была на месте, так и остается и даже цвет обоев не меняется. Но тело свободно проникает в другое помещение. То ли этакий мини-портал открывается, то ли обычная магия, то ли очередная картинка. Но если сильно задуматься, то может так получиться, что как раз стенки и есть выдумка, и вообще все люди живут в аквариуме без перегородок, а все границы существуют только в человеческом воображении… Гоша действительно задумался так, что зажмурился и случайно сместился на пару сантиметров от того участка, куда показывал Аркашка — и вместо прохода впилился в стену. Воображаемой она не была, да и боль от удара сложно было назвать глюком. Зато когда открыл глаза и проморгался от избытка ощущений, обнаружил, что часть тела идеально вошла в проем, зато остальное торчит прямо из алых цветочков — кстати, маки, как показалось с перепугу Гоше, явственно напоминали черепушки в кетчупе.
— Да что б тебя, — устало буркнул Шиш и втащил Гошу в проход. И оборотня заодно подпихнул — хотя перевертыши и двуликие в исконных звериных обличьях должны лучше ориентироваться на всякие там штучки. — За мной ступай.
Гоша послушно встал за шефом и Аркашка забулькал, безуспешно стараясь замаскировать хохот кашлем. Ну, да зрелище и правда было забавным: паровозик из нечисти, человека и оборотня — но это не повод смещать проемы нарочно. Когда Гоша не разминулся со стеной в третий раз, Шиш приструнил расшалившегося домового, так что остальные квартиры они прошли без новым синяков. Хорошо, что дом был длинным и многоподъездным, плохо, что приходилось петлять по пустым хатам да и двигаться надо было бесшумно.
— А чем мы охотникам насолили, что они готовы нас даже из-под земли доставать? Вернее… вас, — полюбопытствовал Гоша, непроизвольно морщась от некоторых интерьеров. Тришку бы сюда с его нотациями, чтобы полюбовался, как люди некоторые живут, а то достал: то носки у дивана не кидай, то полотенце мокрое на сушилку повесь, то крошки на столе нервируют. А тут вон по квартирам и барахла кучи валяются, и посуды полные мойки, а у некоторых санузлов вид такой, будто там вот-вот новая жизнь активизируется.
— Да так… внутренние разборки, — витиевато отмахнулся Шиш, но оценив как прищурился Гоша, добавил: — они места силы себе хотят забрать. А вот зачем не знаю, пользоваться ими люди не могут.
Гоша кивнул про места силы знал, и про классификацию тоже, и даже заговоры на помощь, но вот черпануть или глотнуть хоть капельку ни разу не выходило. Но с этим и позже разобраться можно — сейчас главное убраться подальше и оборотня сбыть шефу.
— Кстати про оборотня, — Шиш притормозил и, словно издеваясь, выждал пока в него стукнется Гоша, а в Гошу врежется оборотень. — А ну-ка обратно в человека переродись!
Несмотря на грозный тон, оборотень приказ выполнять не стал, горестно то ли чихнул, то ли хмыкнул, и встряхнулся.
— Чего не можешь? — удивился Шиш и на пальцах посчитал фазу. — Вот незадача, а то бы мы тебе вещички подобрали да и пошел бы себе, а ко мне бы наведался завтра за жетончиком.
Гоша недоуменно глянул на взъерошенного оборотня, потом на озабоченного шефа. Про оборотней он знал все и даже немного больше того, что рассказывал Шиш во время обучающих выездов — сам искал информацию, доискивался до истоков легенд и преданий, но во всех источниках было четко прописано, что оборотень прирожденный запросто может быть как человеком, так и зверем, а вот созданные или заклятые перевертыши до конца своих дней остаются в том виде, в котором их настиг оборот. Так что если этот хвостатый наглец бегал несколько дней назад на двух ногах, то сейчас ему ничего не должно мешать снова сменить лохматую шкурку.
— Это первое обращение, — Шиш устал наблюдать за гримасами Гоши, который одновременно изображал негодование, интерес и чистосердечную незамутненную ярость от того, что дорогой шеф утаивает важные данные. — И… потому что молодой дурной и неопытный, и не смог в ту же луну обратно воплотиться, то до следующего полнолуния будет волком рыскать… Кстати, может тебе собачка на время нужна… дом сторожить, тыл твой охранять?
Гоша открыл рот, собираясь высказать все, что накипело, но только сумел подавиться воздухом — аж слезы из глаз брызнули. Его любезно похлопали по спине, причем последний хлопок больше походил на педагогический, чем на медицинский.
— Это ненадолго, — утешил Шиш своего подчиненного, который видимо от избытка радости беззвучно открывал и закрывал рот и так таращил глаза, что мог запросто сыграть рака. — Максимум на месяц или два. Аркашка, да прекрати стучать по человеку — видишь, ему еще сильнее поплохело, — а люди они же нежные создания, с ними бережно надо!
Удары по плечам прекратились и Гоша нервно выдохнул, а потом плюнув на все приличия осел на диванчик — как раз тот удобно стоял, прямо на него через очередной проход и вывалились.
— Ну сам пойми, — Шиш тоже присел и доверительно приобнял Гошу, — куда мне его? Яга ведь в офисе каждый день, а у нее на собак аллергия — так она же меня со свету сживет, если я этого кабысдоха притащу. А другого офиса у меня нету, и другой помощницы тоже. Да и Кощейка перевертышей не любит — а он щас… тут… задания важные берет… приходит злой, как бы псина ему под горячую руку или ногу и не попалась. А оборотни все-таки штука ценная, раритетная, жалко будет, если че…
Гоша хотел было возразить, что Кощей на базу наведывался последний раз чуть ли не в прошлом году, а из-за зверолюбия Яги по турам в офис не поппасть, пготому что у крыльца толпятся коты и псы со всех окрестностей в ожидании халвной кормежки, — но шеф даже не дал ему слова вставить.
— К тому же его кормить надо, выгуливать, убирать за ним… а я уже старый человек, и со здоровьем проблемы… — давил на жалость Шиш.
Гоша недоверчиво покосился на шефа — как-то его жалобы не вязались со стальной хваткой. Да и вообще эта нечисть уже сколько веков тут живет и здравствует — хрен ее так просто уморишь. Тут и стаи оборотней маловато будет, чтобы одного Шиша ухайдокать.
— Ну, а так подумай, что с ним станется? — Шиш прекратил обниматься и принялся демонстративно загибать Гоше пальцы. — Домой к себе он не попадет, ибо не умеет пользоваться ключами и домофоном — у него же лапы. Голодать будет, жилье разнесет — потом плакать будет. А на улицу вырвется — то кого-нибудь загрызет или куснет, а, еще хуже, если его опять какой-нибудь придурок захомутает. Да и вообще… его же собаки могут достать — потом придется бедному оборотню жить с психотравмой.
Все чувства, которые Гоша мог выразить, в данный момент, сводились к двум словам — предельно охренел. Ведь как-то до собаколюбивого алкаша оборотень жил, где-то работал или учился, чем-то питался. Да и вообще, при превращении истинный перевертыш мозги и самоконтроль не настолько утрачивает, чтобы бросаться на всех без разбору, да и до своего дома способен путь указать — так почему бы его не проводить и прощально потрепать ручкой по холке. Кстати, иногда оборотни семействами обитают — можно ведь найти родню и сдать на попечение.
— Шеф?! — Гоша требовательно вздернул бровь, а в интонацию вложил все эпитеты, на которые только был способен. — Хватит меня морочить! — и продемонстрировал фигу, которую предусмотрительно скрутил в кармане с самого начала уговоров.
— Ну и чего ты сразу не сказал, а я тут распинаюсь! — возмутился Шиш. — Ну, да… согласно правилам конвенции 37-года первачка надо держать под наблюдением сотруднику Нежотдела, особенно, если он застрял в одном облике. Стае сдавать нельзя — они таких загрызть могут, потому что считают таких… не совсем чистокровными, а так… с примесями. А у нас и так работников мало — некому его на поводке месяц водить, не убивать же его…
— Да это меня убьют! — обрел Гоша дар речи. — С особой жестокостью! Ты о моем домовом подумал? Что с ним будет, когда я в хату притащу лесного?! А что он со мной сделает за такое святотатство?!
Шиш понурился — да, привести в дом к домовому лесную нежить — было хуже, чем кровная обида.
— Я попробую с ним поговорить… может и не убьет тебя, а потерпит немножко…
— А если нет, то ты сам будешь у меня убираться и котлеты жарить, — проворчал Гоша, понимая, что дома его точно прикончат. Мало Жихарки, так еще и перевертыш — сразу полный комплект тех, кого домовые недолюбливают и переваривают.
— Слышь, хозяин, — отозвался молчавший до сего момента Жихарка, — если мы тут заседать будем, то нас убьют прямо здесь.
— Аркашка? — рыкнул Шиш, вскакивая и бросаясь к противоположной стене.
— А чего я? — обиделся домовой. — Эти гады по лестницам табаку с перцем напылили. Вот у меня чуйка и отказала.
— Да я всегда говорил, что домовые — отстойные элемент и бесполезный, — всплеснул лапками Жихарка. — Хозяин, если тебя щас грохнут, можно я твои пуговицы себя возьму — на память?
— Цыц ты, — Шиш грозно нахмурился и развернулся к домовому: — и?
Гоша видеть проходы не мог, поэтому просто потыкал в стенку пальцем — надежная панелька, хотя мощным перфоратором дыру пробить можно.
— Что и? — понурился домовой. — Не работает мое умельство. Охотники чегой-то намутили…
Чего намутили охотники и как они умудрились так быстро оказаться под дверью нужной квартиры — разбираться было некогда: в замочной скважине уже чем-то ковырялись.
— Шеф, — Жихарка подергал Шиша за подол пальто, — ты может что-то предпримешь, а то сотрудников у тебя совсем не останется…
К утру небо очистилось. Подступивший к замку лес напоминал зверя, который только что выбрался из воды. Капли ещё бежали вниз по залипшим, опущенным ветвям. Но ещё мгновение, и могучий хищник сделает шаг, под шкурой шевельнутся упругие мышцы, перекатятся буграми и шерсть вздыбится, распрямится. Солнце только что взошло, и капли дождя вспыхивали и гасли.
Клотильда отошла от окна и взглянула на Анастази, вошедшую вслед за горничной. Анастази не произнесла ни слова, но на её лице, как во все предшествующие дни, читался вопрос. Она тоже ждала решения.
Дождавшись, когда служанка накроет стол и удалится, герцогиня отложила кусочек поджаренного хлебца и сказала:
— Пусть его приведут сегодня вечером. Я решу, что делать дальше.
В ответ Анастази чуть заметно кивнула.
Принцесса тут же пожалела о сказанном. Она выбрала вечер, а это значит, что впереди ещё целый день. Следовало приказать привести его сейчас, немедленно, чтобы не изобретать мимолётных занятий и оправданий. Но приказ был отдан, не в её правилах было отступать.
Оставалось только ждать, смотреть на часы, вступать в разговоры, не вникая в ответы, и самой что-то говорить, также не вполне осознавая смысл. Это всё ещё время раскола, расщепления и борьбы, но тем решительней она будет, ибо устанет от этой боли, от разрывов и раздробленности. Она вновь обретёт свою изначальную целостность, а за ней уверенность и власть.
Опасения оказались напрасны. День пролетел быстро. Помогли несколько тайных посланий от госпожи де Лануа, фрейлины королевы Анны, состоявшей на жалованье у кардинала.
Всем известно, что шпион редко служит одной стороне. Тот, кто открыл в предательстве источник обогащения, уже не остановится в алчных надеждах. Шпион продаст свой товар не одному, а нескольким покупателям. Герцогиня недорого купила её услуги. Скорее, из любопытства, чем из подлинной целесообразности.
Она хотела знать, что происходит между королевой и первым министром, какие шаги предпринимают обе стороны, чтобы в момент необходимости с пользой применить полученные сведения, скомпрометировать того из игроков, кто окажется наиболее непредсказуемым. Или направить игру в другую, наиболее выгодную сторону.
Было интересно наблюдать и мимоходом подсказывать. Конечный результат мало интересовал принцессу. Она не предполагала устранения кардинала или ссылку королевы Анны. Подобный исход сулил непредсказуемые последствия для страны, а, следовательно, для неё самой.
Никто не должен одержать победу. Гражданская война, вторжение испанцев или восстание гугенотов – всё одинаково неприемлемо.
Клотильду позабавила та интрига, что разворачивалась в Лувре с участием герцогини де Шеврез. Похоже, неугомонная Мари де Роган намерена сыграть роль сводни. Королевству нужен наследник, а королеве – мужчина.
Как всё на самом деле просто. Заговоры, интриги, бедствия, казни. А подоплёка – неутолённая похоть. Как это всё знакомо! Разве с ней не произошло то же самое, что и с незадачливым прелатом, которого выставили посмешищем, вынудив станцевать сарабанду? Над ней тоже посмеялись. Унизили.
Но ей проще совершить месть. Её избранник не носит короны. Он преступник.
Окончив ранний ужин, герцогиня вернулась в свой кабинет. Мимоходом бросила взгляд в зеркало. Выражение лица почти скорбное. С оттенком сожаления и даже вины. Удобное сочетание. У неё нет намерения выглядеть грозной и карающей. Она не богиня возмездия, скорее добродетельная Астрея. Она будет терпелива.
Его привели два лакея. За их спинами мелькнул силуэт Анастази. Придворная дама, без сомнений, сопровождала своего протеже и будет до окончания беседы стоять за дверью.
Пленник был связан. Вероятно, чтобы не повторил прежнюю глупость. Ему дали умыться, но одежда — всё те же заляпанные кровью и грязью лохмотья. Лакеи втащили его на середину комнаты и толкнули на колени. Чего она, впрочем, не требовала.
Она еще не признала его виновным, чтобы возвести здесь подобие эшафота. Но так даже лучше. Пусть почувствует свою униженность, свою бесконечную зависимость от высшей воли. Он должен утратить свою горделивую отрешённость и стать просителем. Или вместо человеческой воли, искры божественного самосознания, в нём должна восторжествовать воля плоти, чьи инстинкты сводятся к животной незатейливости. Избавление от голода, холода и боли. Похоть — это тоже своего рода голод и боль.
Он не поднимал головы, но бросил взгляд исподтишка. Под чёрной спутавшейся прядью сверкнул молочно-белый треугольник глазного белка и тут же погас, вытесненный полукругом ресниц. Вид у пленника был жалкий. Он был грязен, пропитан подземной сыростью.
Но, вот странно, того отвращения, что подкатило у неё во дворе, она не чувствовала. Она поглядела на него внимательней, подошла ближе, даже обошла вокруг, прислушиваясь к своим чувствам, чтобы не ошибиться. Нет ни страха, ни отвращения. Скорее — ощущение какой-то неловкости, даже сожаления. Была совершена какая-то ошибка, и в результате этой ошибки прекрасное гордое существо, шедевр божественной воли, обратилось в почти карикатурное подобие.
Как будто творение Джотто или Рафаэля облили помоями в пьяной драке.
Это совершенно противоречит тому, чего она на самом деле желала. Победы, но не такой ценой, без унижения и попрания жертвы. Ей виделась роль великодушного преобразователя, а её вынудили стать наследницей гуннов. Она испытывала почти жалость. Ему несомненно больно, ибо тот, кто наложил путы, приложил усердие. Локти пленника стянуты ремнями, а запястья перекручены так туго, что пальцы, скорей всего, уже потеряли чувствительность. Рукав побуревшей сорочки оторван по шву. Это произошло ещё две недели назад, во время того отвратительного инцидента, о котором она не вспоминала без дрожи.
В эту прореху на его плече проглядывал лоскут кожи, той самой тёплой и бархатистой кожи, которой она коснулась под каменным сводом скриптория. Вид этого лоскутка, на удивление нетронутого, не обезображенного ни кровоподтёком, ни рубцом, заставил её слегка поежиться.
И уже помимо воли её воображение устремилось дальше, под грязную оболочку, которая сейчас скрывала подлинную, незамутнённую ценность.
Даже замазанный болотной жижей шедевр Праксителя не утратит своей красоты. Статуэтку из слоновой кости можно вывалять в золе, но её очень легко отмыть и водрузить на прежнее место. Он по-прежнему был желанен. Её вторая чувственная половина одерживала верх.
Итак, решено. Он не умрёт. Или — умрёт, но позже, после того, как наскучит, станет бесполезен и назойлив, приобретёт сходство с себе подобными, более не вызовет эту сладостную дрожь.
Но сейчас он, даже в этом жалком состоянии, ещё более притягателен, ибо опасен. Его предстоит приручить или укротить. Сломить его волю. А затем обратить в образцового подданного, выкупить у добродетели эту невинную душу, заставить его забыть и жену, и ребёнка, и отца.
Следует сыграть с ним в милосердие, проявить снисходительность, ибо силе он сможет противостоять, а вот ласке, шёлковой простыне и копчёной грудинке — вряд ли.
И тогда она начала говорить, говорить почти нежно, со снисходительностью божества:
— Мне жаль, мне действительно жаль. Видит Бог, то сожаление, что я испытываю, искренний и светлый порыв. С тех пор, как имели место все эти несчастья, не было минуты, чтобы я не возносила молитв сожаления и раскаяния. Бедный мальчик, ты пострадал безвинно. Стал жертвой обстоятельств, и я не держу зла, что в час скорби ты пытался нарушить заповедь, пошел против Бога. Господь заповедовал нам прощать. «Не убий!» сказал Он Моисею и запечатлел слова на священной скрижали. Только Господу дано решать, кому жить, а кому окончить свой век. Но ты был в отчаянии. Ты был глух и слеп, боль оглушила тебя. Ты искал того, кто был виновен, кого ты считал виновным. Твой рассудок молчал и не мог тебе подсказать правильное решение, не мог направить твой гнев на подлинную первопричину – на судьбу, на нелепую случайность, на дьявола, в конце концов. На нелепость и неправедность этого мира. Мир, сотворённый Господом, к сожалению, полон несправедливости, он весь состоит из подобных роковых случайностей, из роковых совпадений, будто кто-то очень могущественный бросает кости. Но люди не желают принять эту истину со смирением. Этой безраздельной власти слепого рока они противопоставляют избранного ими виновника. Люди всегда находят врагов. Потому что так легче и проще всё объяснить. В противном случае им придется признать свою полную зависимость от брошенных небесных костей и от выпавшего на них числа. В случившемся никто не виноват. Я не желала зла ни тебе, ни твоей жене. А что касается отца Мартина, то я искренне пыталась ему содействовать, поддерживала все его богоугодные начинания, но как видно, дьявол усмотрел в этом союзе нешуточную угрозу. Сотворил из нас обоих орудие злой воли. Тебя толкнул на убийство, а несчастного праведника бросил под колеса. И убийцей стала я. Пусть невольным, случайным, но всё же убийцей. И поверь мне, случайность этой смерти отнюдь не облегчает той тяжести, что лежит у меня на сердце. Я никогда себе этого не прощу, не замолю и не искуплю. Я буду вечно каяться и просить у Господа прощения. Но ты сам, мой мальчик, едва не стал убийцей. Пусть твоё деяние не удалось, но по закону ты должен был за него ответить. Пожелай я искать правосудия, ты был бы осуждён и казнен. Но я не стала искать защиты у королевских судей, не стала взывать к богине возмездия. Я решила подарить тебе жизнь.
И тогда он наконец взглянул на неё.
Взглянул настороженно, недоверчиво. В порыв милосердия он не верил, как не верил ни единому сказанному ею слову.
Он видел её притворство, знал, что это игра неумелого лицедея. Он задал ей вопрос, хотя знал на него ответ. А когда она подтвердила прежнюю версию, отрицательно мотнул головой, будто отметая, как заведомую ложь, а потом вдруг стал биться в своих путах, безуспешно пытаясь освободиться. Быстро обессилел. Замер, склонив голову. Он прятал лицо, а она хотела видеть это лицо, измученное, пылающее гневом.
В ответ на её прикосновение он прошептал, что охотнее умрёт.
Герцогиня вновь испытала нечто похожее на жалость. Вряд ли он отдаёт себе отчёт в сказанном. От пережитых страданий и потрясений он бредит.
А ей, если уж решение принято, следует быть терпимей, обратиться из разрушительницы в целительницу, извлечь его из ада, позволить ему поесть, а уж потом праздновать победу.
Ей нравилось играть в бога. Собственно, это единственное, что ей по-настоящему нравилось. Право жизни и смерти. Что может быть слаще и восхитительней?
Наслаждение подлинное, без примесей, как золото самой высшей пробы, то, что делает смертного равным божеству. Все прочие удовольствия ничего не стоят, если за ними серой тенью не прячется оно, подлинное.
Да и самого наслаждения не существует, если в нём нет этой волшебной пряности, этого яда, который люди называют властью над себе подобным. Лицемеры, они всячески избегают подлинных нелицеприятных имён и потому находят для своих страстей безобидные псевдонимы: леность, гнев, зависть, гордыня, тщеславие, алчность. Придумали семь смертных грехов, приставили к каждому по высшему демону и вообразили, что эти грехи, как вши или блохи, могут быть изведены или брошены в огонь вместе со старым тряпьём.
Всё это для того, что скрыть правду от самих себя. В действительности существует всего один абсолютный грех.
Нет, не так. Это не грех. Это скорее качество человеческой природы, её естественная начинка. И странно называть эту изначальную особенность души недостатком или грехом. Это всё равно, что называть грехом наличие рук и ног или прочих телесных составляющих. Человек таким рождается, с двумя глазами, ушами и десятью пальцами на руках и на ногах. Таким он задуман природой и Богом. Это отправная точка, неизменная данность, поделать с которой ничего нельзя. Если, конечно, не впасть в религиозное безумие с целью отсечения лишних конечностей.
Природа человека — такая же неоспоримая данность, как желудок или сердце. Человек испытывает голод. Это естественная потребность. Он так же испытывает жажду, необходимость во сне и в любовных утехах.
Но есть ещё одна потребность, которая скрыта за тысячью других имён, но имеет тысячу способов заявить о себе. Все прочие потребности удовлетворяются просто, глотком воды или куском хлеба, и называются без затруднений. Но эту потребность никто не желает обозначить. Ибо это — потребность чувствовать себя богом.
Вот он, настоящий грех, источник всех зол. Не дьявол, на которого человек пытается свалить свои беды, не злосчастный змей из райского сада, а только она, эта потребность, невидимый эфирный желудок, который необходимо чем-то набить.
Созданные по образу и подобию Господа, Адам и Ева этой потребности не знали. Ибо не отделяли себя от своего Создателя. Они были свободны, пока не отведали запретного плода. И тогда им открылась страшная истина.
Они не боги, они всего лишь смертные. Вот в чём заключалась тайна познания. Человек отлучён от Бога, он замкнут в собственный сосуд из прозрачной, но очень прочной субстанции. Человек изгнан из рая.
Он — песчинка на просторах вселенной и опрокинут в глубины мира. Человек ничтожен, терзаем жаждой постичь величие Бога. Жажда сравняться с Ним, бросить Ему вызов, вернуться в рай. И всё, что остается изгнанному, осиротевшему человеку — так это провести всю данную ему жизни в поисках средства вернуть потерянное.
Говорят, девчонки умнеют раньше. Типа мол у нас гормональный бум и всё такое, а у них в этом плане тишь да гладь, вот мозги раньше и включаются. Эджен вон утверждает, что у них просто тормозит с этим делом, и гормоны уже потом мочой в башку бьют, в старости. Где-то после тридцати. Может, и прав он, не знаю. Училки вон — так все крезанутые напрочь. Да только по-моему возраст тут не роляет. Все женщины — дуры как есть, с рождения и до старости. А каждая вторая — дура ещё и с претензиями.
Вот и Катарина эта в свои неполные двенадцать полной дурой была. Даром что дочка профессора. Даже «HELP» — и тот правильно набрать не сумела.
Ну что бы ей стоило, дуре, вместо призыва о помощи выложить имя, просто имя, и всем бы сразу всё стало ясно, и я был бы совсем ни при чём, и не надо было бы мне стоять перед закрытой дверью этого трижды факанного атависта, чтоб его кривым обломком пониже спины припечатало! Там же столько буковок валялось — не то что на имя, на целый телефонный справочник хватило бы. Так нет же — помощи ей, дуре.
А мне теперь кто поможет?..
Она симпатичная была, хотя и сопля совсем, двенадцать местных — это по стандарту и десяти не наберется. Не должны с такими симпатичными соплюшками происходить такие жуткие вещи. Неправильно это.
*
Вообще-то я криминальные новости не люблю, тогда случайно нарвался. Словно предчувствовал. Да нет, конечно, ничего я не предчувствовал! Просто у репортёрши была кульная грудь. В смысле, обе. Груди, в смысле. А уж ложбинка между ними — вообще туши квазар! Какая там ложбинка — целое ущелье. Большой каньон. Да ещё оператор, чтоб ему, брал ракурс чуть сверху и наезд делал — стремительным падением прямо в глубины этого духзахватывающего каньона. Так, что крупногабритные достоинства репортёрши оказывались у зрителя чуть ли не за ушами. Меня каждый раз пробирало аж до печёнок. Я и не слышал поначалу, о чём она там трепалась. Да и не цепляло меня, если честно.
Пока они панораму не дали.
Впрочем, то, что осталось от профессора и его жены, особого впечатления на меня тоже не произвело. Во-первых, там не слишком много осталось. А во-вторых, они же взрослые. А со взрослыми всякое может случиться. Это в порядке вещей.
Катарина — дело другое. К тому же она симпатичная была.
Даже с отрезанными ушами и выколотыми глазами.
Конечно, нам показали реконструкт, ведь ни её, ни её брата спасатели так и не обнаружили. Вот и дали в эфир детальную имитацию наиболее вероятной линии развития — сигнал с её чилд-браслетки мигал ярко-жёлтым, а значит, повреждения средней тяжести с возможной потерей сознания, но пока ещё ничего фатального.
Реконструкт — это вам не игровая страшилка с поддельными монстрами. Это почти реаль. А в реале не должно такого случаться с маленькими и симпатичными, пусть даже и дурами.
Вот тогда-то я и начал слушать.
*
Их обнаружил местный шериф.
В этом не было ничего странного — он оказался другом профа ещё с колледжа, оба работали в местном универе и виделись практически каждый день. Ругались по-чёрному, могли сцепиться из-за любого пустяка — у покойника при жизни характер, похоже, был тот ещё и темперамент бешеный. По словам соседей, он и с домашними ругался и мирился так, что весь район в курсе был.
Накануне убийства профессор вёл себя как обычно — то есть днём вдоволь наорал на безответных студентов и вусмерть разосрался с теми коллегами, кто спрятаться не успел. Вечером же пил пиво в местном кабачке с шерифом и самозабвенно скубался с ним же. Как следует наоравшись друг на друга, они разошлись. Ночной дежурный видел из окна сторожки, как профессор свернул к своему дому, а минут через десять услышал доносящиеся оттуда крики. Немного послушал, а потом отвлёкся и потому впоследствии больше уже ничего полезного сообщить не мог.
Судя по всему, дома профессор сначала поругался с горничной — опрокинутая у порога корзинка для белья и валяющийся тут же разбитый пульт кухонного универса это подтверждают. Потом поскандалил с сыном — кримпы установили, что в дверях гостиной профессор топтался не менее пятнадцати минут. Затем настал черед жены — обрывки счёта из косметического салона были обнаружены уже на столе в центре комнаты. Судя по осколкам вазы у стены, то ли счётом дело не ограничилось, то ли жена в долгу не осталась.
Катарина до возвращения отца домой сидела на диване тут же, за маленьким угловым столиком, складывая на нём мозаику из слов. Судя по всему, с нею поругаться профессор так и не успел — иначе столик оказался бы опрокинут, и на полу валялись бы все фишки, а не те жалкие восемь штук, которые в итоге были там обнаружены. Если учесть темперамент профессора, это даёт достаточно чёткий временной интервал — раз с дочерью проф поругаться так и не успел, значит, прогрессоры появились в доме меньше чем через час после его возвращения.
Репортёрша не сомневалась, что это были именно прогрессоры. Шериф оказался куда более осторожен и называл их просто «преступники». Оно и понятно — лицо официальное и всё такое. Ему категоричным быть нельзя по должности. Но вряд ли даже он сомневается.
Считалось, что последние из них были уничтожены десять лет назад, вместе с базой. И вот — снова…
Всех, находящихся в доме, парализовали почти мгновенно, они всегда так делали. Человек остаётся в полном сознании и даже может шевелиться и разговаривать шёпотом — а вот убежать или громко крикнуть уже не может. Впрочем, даже если жертвы и смогли бы кричать — крики из этого дома не удивили бы никого.
Скорее всего, нападавших было не больше троих — и не только потому, что эти твари свои зачистки всегда проводили именно тройками. Просто профа и его жену накрыло сразу, горничная схватилась за метёлку для пыли, а Катарина успела вскочить, уронив восемь фишек. Их сняли вторым залпом. Сын профа вообще добежал до лестницы на второй этаж и даже за перила схватился. Судя по тому, что его отключили на третьей ступеньке, времени у него было куда больше, чем у прочих. Узнаваемый стиль — двое стреляют, синхронно и не делая промахов, один наблюдает.
А потом они начали убивать. Методично, с долгими лекциями.
Они не торопились — через полтора часа после начала зачистки кто-то из жертв пытался по домашнему комму связаться с шерифом. Номер шерифа был забит в быстрый набор, достаточно просто нажать одну кнопку, это вполне можно было сделать незаметно, ведь смогла же Катарина подвесить целых четыре фишки к магнитному донышку столика так, что никто не обратил внимания.
Шериф увидит пропущенный звонок только утром — перед сном он отключил у комма звуковое оповещение. А без звука сигнал он принять не мог — он же тоже был атавистом. Как и все они там.
Поскольку это была планета из белого списка…
Глава 164
Платон вышел из гостиной, а тем временем на мониторе появился Борис, уставший от далёкого перелёта, и поздоровался:
— …так что ты ещё от меня хочешь? Я страшно устал… и вымотался. И хочу спать… на ногах почти двое суток…
Выслушав объяснения Нины, Борис долго молчал, что-то считая на калькуляторе. Наконец, посмотрел на бывшую жену и заявил:
— Если тебе нужны деньги прямо сейчас, то сорок тысяч и Вера прилетит за акциями… прямо сейчас. Это будет подарок на нашу свадьбу… да, ты не ослышалась… и не смотри так. Я сделал Вере предложение, и она не отказала… что смотришь так? Да, мы вместе…
— Я отдам акции и то, что до сих пор лежит в сейфе, только тебе лично в руки. Я не настолько хорошо знаю Веру для этого. И понятия не имею, что на кристаллах и на флешке.
Глядя на вытянувшееся лицо Бориса, Нина подумала, что зря она упомянула о кристаллах в сейфе… но было уже поздно. Борис справился с накатившей злостью – лететь к ней чертовски не хотелось, да и денег свободных тоже не излишек… но… забирать свои вещи из её дома всё равно надо, и лучше сейчас, чем потом.
— Хорошо… я… решу, как забрать документы. Теперь по сумме… Пятьдесят тысяч… устроит? И… неужели тебе настолько всё равно, что я женюсь… снова?
Платон, наблюдавший за разговором людей через Кузю, прислал сообщение: «836 459,76 галакта.». Разница в суммах была огромной!
— Женись… мне действительно всё равно… — совершенно спокойно ответила Нина. — Ты и так знаешь, что я тебя не люблю… да и не любила никогда… я всю жизнь тебя боялась… и это ты знаешь. А теперь… я сама по себе, и ты сам по себе… живи своей жизнью и будь счастлив с Верой. Она родит тебе сына… и воспитает так, как ты сочтёшь нужным. А с акциями… давай так — ты поможешь мне с оформлением документов на участок земли… или купишь мне остров в заповеднике, в том архипелаге, где модуль с киборгами… если это возможно, конечно, по закону… или долгосрочная аренда… я отмечу на карте, какой именно. И оплатишь экспертизу, и стройматериалы… и доставку их на этот остров… и как можно скорее, чтобы успеть поставить фундамент в этом году… а я отправлю тебе всё… да хотя бы с Лёней и… прямо послезавтра… когда всё будет оформлено. У тебя такие связи в администрации области и планеты, что для тебя все документы сделают за день! Как в СМИ говорят: «Империя «DEX-company» развивается…»…
— Империя? Все империи рухнули… на пике славы. А «DEX-company» держится… как медведь, севший на теремок… всех под себя подмял. Монополист на рынке производства киборгов! Всех конкурентов одолел. Вот только комары мешают, но они мелкие… что так смотришь? Не ты ли сама мысль подала о спасении киборгов? Не с твоей ли подачи в пединституте кружок действует? Теперь эти кружки, как комары, мелкие, но назойливые… и их много… одно хорошо — единого центра у них нет, единого руководства нет тоже… каждый из этих «комаров» сам по себе… никто организовать не берётся. Никто! А только стая сможет завалить медведя! И пока нет единого центра, пока нет единого руководства, «медведь» будет давить «комаров» по одному… но их слишком много… этих «комаров»…
В это время на видеофон пришло сообщение от Василия с просьбой подписать документ и файл с этим документом. Доверяя Василию, поставила электронную подпись, и, не читая, отправила обратно и повернулась снова к монитору. Сразу пришли ещё два файла, но читать было некогда – и потому даже открывать не стала.
Борис в это время налил в бокал виски и не спеша выпил. И, так как Нина не отвечала, продолжил:
— Извини, что всё на тебя вывалил… командировка была тяжёлая. В столице и крупных городах слишком много срывов… и срывает не только DEX’ов… но уже и Mary… и сбор бракованных киборгов обходится уже слишком дорого… на одной выплате компенсаций компания может разориться… а ты говоришь: «Империя…». Значит, и этой империи рано или поздно придёт конец. И будет лучше, если мы будем готовы к этому… ладно, на все твои условия согласен. Завтра вечером Лёня… да, в полдевятого точно… будет у тебя. И под запись. В обмен на акции и документы ты получишь свой остров… и мы больше не встречаемся. Без очень… очень крайней необходимости. Прощай.
Борис отключился первым. Неприятный осадок в душе остался… но это не смертельно. Результат есть – теперь будет собственный остров, на котором можно будет не только построить дом, но и завести лошадей… Помечтать не вредно, но почему бы не помечтать? Свой дом, киборги, кошки, лошади…
Мечтания прервало сообщение от Райво: «Утром зайду в кабинет в полдевятого вместе с Лёней». Что же случилось? Утро вечера мудренее… утром будет понятно.
— Платон, спасибо… можешь идти спать. Завтрак приготовь к семи. Блинчики. С творогом и сметаной. Себе можешь сделать даже с вареньем. И много кофе.
Выслушала от Платона: «Приказ принят» — и пошла спать.
***
Утром Василий прилетел в четверть девятого, радостный и непонятно счастливый. Нину такое его настроение сперва насторожило, но потом она решила, что причина этого – резкое потепление до плюс пяти и яркое солнце за окном, и успокоилась.
— Вася, рано ты прилетел…
— Нормально… у нас для Вас сюрприз! Вы ещё не готовы? Я же… потом скажу, пора лететь. Платон приберётся. Кстати, это для него… нитки и набор спиц для вязания.
Ничего не понимающая Нина оделась, Irien взял довольно объёмный пакет с нитками – а Вася тем временем доел оставшиеся блинчики.
***
Странности утра продолжались. Вася опустил флайер не во внутреннем дворике перед входом в башню, а снаружи, рядом с калиткой, которая тут же открылась изнутри. Встретивший хозяйку Пётр сразу закрыл засов изнутри – и Нина, сопровождаемая DEX’ами, пошла наверх.
В кабинете её встретила восторженно-счастливая Лиза, уже одетая в своё лучшее платье, куртку и полуботинки. На голове мэрьки была совершенно новая вязаная шапка, в одной руке – такого же цвета шарф и варежки. В другой руке она держала куклу.
— Что происходит? Вообще ничего не понимаю! – стараясь не показывать раздражение и говорить спокойно, Нина обратилась сразу к Василию:
— Что всё это значит?
— Ну… Вы же сами… подписали заявление! Я посылал Вам файл и Вы подписали! И ещё два файла послал… Вы что… не читали?
Нина открыла присланный файл и вчиталась: «…прошу продать мне киборга линейки Mary… серийный номер… кличка Лиза… в счёт отпускных и премии по итогам года…»
Под документом стояла её подпись.
Открыла ещё два документа: подписанная директором копия заявления и письмо от главы местного филиала с требованием выдать для исследования мозга киборгов Mary-4 старше двенадцати лет, имеющихся в музее, с выплатой компенсации. Борис не сказал об этом ни слова! Вот ведь… жук!
Изумлённо уставилась на Василия – ну надо же! – он проявил самодеятельность… но… только по её же невнимательности! Стоило только прочитать присланные документы вчера… и она всё тут же высказала бы Борису. Так что… пусть всё идёт как идёт… судьба такая.
— Так у нас таких Mary только две в музее, — стал объяснять Василий. — Лиза и Маша… но ей уже восемнадцать лет, и она в основном фонде, и вывести её из музея на исследование возможно только через федеральное министерство культуры… сами знаете, какая это морока с оформлением документов… а Лизу мы спасти можем! Вчера письмо пришло к Зое, она мне сообщила, а я попросил придержать до утра и составил заявление от Вашего имени, Зоя отправила это заявление директору среди бумаг завхоза, которые он подписывает, не читая… через полчаса документ будет у Ильяса Ахмедовича… и лучше будет, если Лиза будет далеко…
— Даже так? С документами действительно морока. Но не для представителя изготовителя… ладно, что ни делается, всё к лучшему… отвезёшь Лизу на Домашний остров, оттуда её Триша заберёт. Теперь надо дождаться Райво… а вот и он… Утро доброе… Райво, Лёня, что вообще происходит?
— Доброе? Для кого как… — заметил Лёня. — Предписание из центрального офиса… но не для всеобщего обозрения, а вам двоим скажу… в столице начали срываться мэрьки… как раз первые «четвёрки», которым сейчас двенадцать… ну, до шестнадцати лет… и новые «пятёрки»… не все, а только некоторые серии… в городе таких киборгов десятка два есть… по организациям. Если прознают СМИ, то начнётся массовая сдача на обмен… а компании это невыгодно, да и удар по репутации. Поэтому и без объяснений… и… потому проверки пока что идут только по организациям. Если на тестах брак не будет выявлен, киборга вернут. А если выявится брак в стенде, будет изучение киборга в лаборатории… с Борисом Арсеновичем прилетели трое его коллег, хотят сделать показательное вскрытие… — Лёня замялся, явно думая, что можно сказать и чего говорить не следует, и через несколько минут раздумий продолжил:
— Не только в музей направлены такие письма… но только ваш директор на письмо пока никак не отреагировал. Хотя… собрано уже достаточно киборгов и одна или две музейные погоды не сделают. Частных киборгов это не касается. Пока что… А Ваши для города опасности не представляют, пока они там… а вот зачем Вам ещё одни киборг? – дексист оглядел нарядную Лизу и перевёл разговор на другую тему:
— Я такие наряды по голо видел. Были репортажи с вашей конференции и показ мод… вот такие платья там тоже показывали… вот как раз на музейной стене…
Райво тем временем выслушал сообщение Василия, устроился за столом и велел Лизе сесть напротив:
– Уберу КАМИС и музейные настройки… новые программы ставить нет времени… если что, там программист найдётся… позвоню Драгану, он слетает.
— Это Лиза шьёт… она гениальный модельер. Снимали для себя… кто-то, значит, ещё смог записать проход ребят в нарядах… скинь мне это видео, если можешь. Я давно обещала Лизе её выкупить… но у неё КАМИС… и без неё мне трудно будет. Но… раз уж так… Райво, минут пять есть? – получив кивок программиста, Нина позвала Агата и Клару:
— Собирайтесь тоже… пять минут, чтобы взять самое необходимое… сумки есть? Надевайте на себя всё, что найдёте… остальное Лида упакует и я вам отправлю. Будете жить в модуле у волхва и ему помогать по хозяйству. Клара, не пугайся… ему шестьдесят четыре года… и вряд ли он захочет воспользоваться твоей… специализацией. Будете содержать модуль и огород в порядке. Поняли? Вася, отвези всех на Домашний остров, по пути сообщи Трише и Фролу… и сразу обратно! Лиза, Клара, Агат… мне будет вас не хватать… но вам пора налаживать свою жизнь… не пропадайте, звоните каждый день…
Лёня молча наблюдал, как Нина спокойно говорила с киборгами и как они её внимательно слушали и записывали… — явный же брак! Но… ведь никому же нет вреда от этого… а они как раз отправляются на работу, обслуживать какого-то волхва… и надо бы сообщить начальству о выявленных неисправных машинах… но тогда можно будет сказать: «Прощай, звонница!» — потому, что в городе звонить ему никто не разрешит… столько, сколько хочется. А Нина Павловна обещала, что даст такую возможность… так что пусть летят… бракованные.
Нина проводила киборгов до калитки, дождалась, когда они разместятся внутри флайера и флайер взлетит, и вернулась обратно. Стало заметно пусто. Программисты ещё сидели в кабинете. Райво поинтересовался:
— Теперь Вам другую мэрьку надо?
— Я к Лизе привыкла… но раз обещала её выкупить, то так тому и быть. А мэрьку новую… надо бы. Машу разбудить сможешь? КАМИС на Лиду… а Маша уборщицей.
— Тоже можно… как только поставлю программы, так сразу и приведу, – и Райво вышел из кабинета, а Лёня, наконец-то смог сказать то, что хотел:
— Я передвижную звонницу заказал… я ведь говорил об этом?
— Да, я помню… тебе место для звона надо? Но… давай не сегодня? В субботу с утра зайди, слетаем… и найдём и место нужное, и…
— Классно! Это и хотел предложить… то есть, слетать к Вашим… мне стойку надо для развески колоколов… я десять штук заказал и завтра уже лечу в космопорт за ними. В субботу к девяти к дому прилечу… нормально? Кстати… если Борис Арсенович хорошо проведёт семинар, то сможет войти в совет директоров компании… там какая-то перестановка намечается… но вот это я Вам не говорил. А про мэрек если спросит, можете на меня сослаться. Пока… до субботы.
— Пока… слетаем. Но… пожалуйста, не в форме. Не пугай ребят.
Через полчаса после ухода Лёни позвонил Вася и показал встречу Лизы и Триши – они были счастливы и обнимались. Нина велела им не задерживаться, пока их не начали искать – и они сели на байк и полетели на хутор. Клару с Агатом Ворон посадил в двухместный флайер и отправил сразу на Козий остров – к модулю волхва – но с просьбой сразу отправить флайер обратно.
Ещё через полчаса позвонил взбешённый Борис:
— …вздумала от меня кибера прятать? И откуда только узнала? Всё равно достану… и почему Ильяс моё письмо ещё не получил, может, скажешь?
— Узнала от Лёни… а Ильяс Ахмедович почему не получил? Так у него секретарша DEX… и ты это знаешь. Её пока не спросишь, ничего не скажет… А про «кибера прятать»… так я заявление написала раньше, чем мне Лёня сказал. И неужели ты будешь скандалить с Пасечником? Он… если ты не в курсе… уже защитил докторскую по местным обрядам! Дистанционно и не выезжая с хутора! Он ославит тебя не хуже журналюг… и далась тебе именно эта мэрька?.. у тебя их уже должно быть достаточно собрано!
Борис ошеломлённо посмотрел на Нину – надо же! – она смеет ему дерзить! И отключился.
До звезды — шесть астрономических единиц. Я — над южным полюсом. До расчетной точки выхода меньше пяти а.е. Очень неплохо для первого прыжка. Введу поправки, и следующий джамп будет вдвое точнее. Ну, не вдвое, но точнее!
Вспоминаю, что перед джампом получил информ-пакет. Срочный и важный. Вызываю на экран и вдумчиво читаю четыре строчки. «В систему вошел чужак (координаты, вектор скорости). Действуйте по обстоятельствам.»
Такие пироги. С котятами… Судя по вектору скорости после выхода из джампа, чужак направляется сюда. Как я говорил, через Солнечную систему проходит только одна тропинка. И через неделю чужак вынырнет где-то здесь.
Дальше — один из четырёх известных нам маршрутов. Или пятый неизвестный.
И у меня карт-бланш на любые действия. Вопрос: Что делать?
Высчитываю координаты точки, равноудаленной от всех четырёх стартовых позиций. Чужаки предпочитают нырять в звезду по вертикали. Занимают позицию на расстоянии от одной до полутора астрономических единиц (это как между орбитами Марса и Земли) — и вертикально вниз с ускорением в два «g».
Маневр занимает двое суток, плюс время подхода к точке. Обычно чужаки маневрируют с ускорением от ноль восемь до двух с половиной «g». Мы взяли с них пример. Хотя «мячики» и астрономы отследили два корабля, которые прошли весь маршрут с ускорением 14 и 37 «g».
Рассчитываю, сколько времени чужаку нужно на маневры. Ну да, как и прикидывал, шесть-семь суток. Мне до точки — шесть суток. Это если на одном «g». На двух — меньше, но торопиться нет нужды. Вписываюсь идеально.
Я все рассчитал точно. Чужак вынырнул на исходе шестых суток. Сеть «мячиков» тут же засекла его и доложила мне. Даже картинку один из «мячиков» передал — огурец длиной метров двести пятьдесят-триста. Вспомнив годы учебы и теорию контакта, я дал чужому кораблю имя «Прелестная незнакомка».
Через четыре часа стало ясно, что чужак направляется к точке старта под номером три в моём списке. И на дорогу у него уйдёт четыре с половиной дня. У меня же — всего сутки, если на одном «g».
Пересчитываю маневр так, чтоб в точку рандеву прибыть на пару часов раньше чужака. Трое суток пойду в инерционном полете.
Как только начал тормозить, чужак меня засек. Видимо, по джету. Я это понял по тому, как резко он сменил курс. Избегая направлять джет в мою сторону, произвел маневр, чтоб выйти в новую точку старта – намного ниже меня. Всего в девяноста гигаметрах от звезды. То есть, дистанция разгона сократилась вдвое. А чтоб на половине дистанции разогнаться до той же скорости, ускорение надо увеличить почти до четырех «g»… Может, переименовать «Незнакомку» в «Быстроногую Газель»?
Но тут меня начала мучить совесть. Я бы обрадовался, если б из-за какого-то чудака на букву «М» пришлось двое суток на четырех «g» маневрировать? Да я бы помер! Если не от перегрузки, так от переполняющих чувств, для которых слов даже в матерном языке не придумали! Надо как-то извиниться перед «Незнакомкой».
Схема маневра рождается тут же. Ответный шаг. Бессмысленный, но очень дипломатичный. Если «Незнакомка» уступила мне точку старта, я тоже уступлю. Она выбрала позицию ниже, я — выше.
Задаю новую программу автопилоту. С дополнением — ни в коем случае не направлять джет в сторону «Незнакомки».
Через двадцать пять минут спешу поздравить себя с удачей. «Незнакомка» снизила ускорение с трёх с половиной до двух «g». Если учесть расстояния и необходимую точность измерений, это практически мгновенная реакция. Ещё не контакт, но уже взаимопонимание.
Хлопнув себя ладонью по лбу, ввожу поправку в курс. Ухожу с той линии, по которой пойдёт джет «Незнакомки», когда она начнет разгон для погружения в звезду. Если она боится направлять на меня выхлоп, не будем создавать друг другу проблемы. Космачи должны понимать друг друга с полужеста.
А почему я дал чужаку женское имя? Судно — оно. Корабль — он. Баржа, шхуна — некрасиво звучит. Яхта… Бригантина — о! Буду звать этот звёздный огурец бригантиной. Бригантина «Прелестная незнакомка». Пусть так в историю и войдёт. А я войду в историю как безнадежный романтик…
Готовлю отчет, который сброшу «мячикам» после ухода «Незнакомки» из системы. В нем — схема наших маневров с времянкой и моими комментариями.
Мои маневры выглядят несколько ступенчато и угловато — как джентльмена, который спешит раскрыть перед дамой дверь и не оказаться при этом у неё на дороге. Собственно, всю картину можно получить и с «мячиков». В этой системе их плотность высокая. Важна только последняя фраза: «Следую за «Незнакомкой». Да, я решил идти в погоню.
В космосе время измеряется неделями. А самое интересное происходит за минуты, если не за секунды. Или за доли секунд, когда человеческой реакции уже не хватает. Пересечь систему — неделя, две. А взлет-посадка — десять минут. Так и живем — между бездельем и спешкой.
Сейчас – фаза безделья. «Незнакомка» несётся с ускорением к звезде. Её маневры удивительно плавны, перетекают один в другой. Мы пилотируем не так. Мы знаем, чего хотим, куда идём — и выбираем оптимальный маневр. Точно направленные и точно отмеренные импульсы двигателей — вот наш стиль. «Незнакомке» по душе другая манера. Она тоже знает, куда идёт, но оставляет себе запас свободы. Можно чуть правее или чуть левее, чуть быстрее или чуть медленнее.
Она купается в пространстве. Космос для неё — как небо для птицы, так зачем связывать себе крылья? В нужную точку с нужной скоростью она выйдет. А каким путем — так ли это важно? Как говорили древние, все дороги ведут в Рим.
Лирика? А пусть! Тимур много раз повторял, чтоб при встрече с незнакомым я сбрасывал на запись первое впечатление. Без анализа, как есть. Мол, им так легче восстановить картину. Не надо отфильтровывать мои последующие измышлизмы.
Когда «Незнакомка» покинет систему, я займу стартовую точку, сброшу информацию «мячикам» и… Неважно даже, увижу ли её у второй звезды. «Мячики» увидят. Там их много. Возможно, у третьей звезды её тоже будут ждать «мячики». Но с такой же вероятностью — нет. Третьих звезд много. Из той системы, куда мы идём, нам известны пять дорог. И ещё ни разу чужаки не проходили одной дорогой дважды…
Холодилка ревет охрипшим бегемотом. Шкалы — оранжевые, лезут в красное. Экран слепит искристым снегом. Из спикеров гремит «Полет валькирий». Я тоже что-то реву. Вагнер кончится за полсекунды до удара активаторов.
Бах! Бах! Бах!
Круги перед глазами, амортизаторы отыгрываются за три «же», кидают меня вверх, привязные ремни бьют в поддых… Второй раз, кстати. Убью того, кто кресло настраивал.
Радужные круги в глазах постепенно темнеют, начинаю различать окружающую обстановку. Однако, склероз наступает. Ещё в прошлый джамп собирался уменьшить яркость экрана.
Шкалы зеленеют и тускнеют, за спиной стихает вой холодилки. Зажигается запрос на перезарядку баков хладагента. Пресекаю самодеятельность, приказываю выдержать паузу в один час. Пусть корабль сначала остынет.
Корабль уже провел обсервацию. Я вынырнул меньше, чем в двух а.е. от звезды. А должен был — в пяти. Надо уточнить поправки.
Как только пустил в эфир сигнал «Я свой», с «мячиков» обрушилась лавина информации. Кроме полутора тысяч астероидов и малых планет обнаружено прибытие двух кораблей: «Незнакомки» и меня. «Незнакомка» прибыла в систему трое суток назад, вынырнула в семи астрономических единицах от звезды, и движется… Какая удача! Почти ко мне! То есть, я намного ближе к точке старта, где бы она ни была. Галантно уступим даме очередь, заодно узнаем, куда дама спешит.
Выписываю в пространстве невиданный крендель, чтоб «Незнакомка» засекла мой джет. Невероятно! Через два часа «мячики» докладывают, что «Незнакомка» кокетливо повиляла попкой и легла на прежний курс. Что невероятного? Да только то, что лучу света надо без малого два часа, чтоб дойти до неё и вернуться. Она думала над ответом не больше трех минут. Она ждала моего появления! Это КОНТАКТ! Полное взаимопонимание двух пилотов!!!
Я выжат как лимон. Иду переодеваться в сухое. Завтра надо заняться амортизаторами кресла, экраном, изменить циклограмму перезарядки холодилки, пересчитать поправки… Завтра, всё завтра. Сейчас — раздеться и спать.
Надо бы душ принять, но — тоже завтра…
«Незнакомка» выбрала новый, нехоженый маршрут. У третьей звезды не
будет ни одного «мячика». То есть, если я не успею её засечь, никто мне
не поможет… А если засеку — надо же ещё звезду исследовать и обсчитать. Массу, скорость вращения на экваторе и на полюсах, закон нарастания
плотности с глубиной, циркуляцию поверхностных течений.
Без этого нельзя уходить в джамп. Можно вынырнуть у черта на куличках. На изучение звезды по программе два месяца отводится. За такой полёт у америкосов неслабую премию дают. У нас премия не такая внушительная, но ещё медаль – за освоение дальнего космоса. Даст мне «Незнакомка» два месяца на изучение звезды? Угадайте с трех попыток…
А ещё «мячики» надо распределить по орбитам.
Галантно уступив «Незнакомке» стартовую позицию, наблюдаю за её погружением в звезду. Думаете, любуюсь? Как же! Информацию собираю.
Сопоставляю её маневр со скоростью вращения звезды на данной широте, плотностью хромосферы, напряженностью магнитного поля и всем, что могу замерить или вычислить. Потом даю автопилоту курс на точку старта и сверяю полученные данные с нашими таблицами. Трудно согласовать. Я не математик, а тут — интеграл на интеграле.
Ну и плевать! Пошаговый метод ещё никто не отменял. Моделирую погружение «Незнакомки» в звезду. Не этот джамп, а предыдущий. Граничные условия — от точки последнего наблюдения до точки джампа. С шагом в один метр. Вариант за вариантом. Алгоритм за алгоритмом. Я должен понять логику маневра чужака. Если хочу жить…
Почему моделирую предыдущий джамп, когда этот перед глазами? Да потому что о предыдущем знаю на одну цифру больше! Время джампа. Я засек начало маневра, а «мячики» у второй звезды — время финиша. Под эту времянку и подгоняю свою модель.
Холодилка ревет разъярённым носорогом. Из спикеров гремит «Полёт валькирий». Я дирижирую тубом с грейпфрутовым соком и пытаюсь подпевать. Если думаете, что дирижировать при трех «же» так просто, возьмите в руки по кирпичу и сами попробуйте.
Самые наблюдательные уже поняли, что погружаюсь я по нашему графику, по человеческому. С торможением на последнем участке. Да, график чужаков промоделировать не успел. Нужно ещё двое суток непрерывного счета, чтоб согласовать времянку подхода к звезде с возможностями моей лошадки. Слабая у нас холодилка, чтоб купаться в хромосфере как чужаки.
БАХ! БАХ! БАХ!
Экран чернеет, шкалы тускнеют и зеленеют, затихает рёв холодилки за спиной. Я — в двадцати двух с копейками световых годах от Солнца. По прямой меньше, но кто же в космосе по прямой считает?
Торопливо допиваю сок, затыкаю туб и шарю глазами по приборам навигационного комплекса. Трое суток назад в облаке солнечной плазмы где-то здесь вынырнула «Незнакомка». Плазма эта разлетается во все стороны с космическими скоростями. И если очень постараться, можно засечь её следы. Серия приказов — и корабль растопыривает все датчики, превращается в огромное ухо.
Второй способ — оптика. Искать двигающиеся или переменные звезды. Как на заре астрономии годами искали планеты. Засечь этим способом огурец длиной триста метров — только если очень-очень повезет.
Третий способ — засечь джет двигателя «Незнакомки». Он-то мне и помог. Через трое суток, когда я расколол алгоритм погружения в звезду чужаков, адаптировал его под наше железо и уже отчаялся поймать след. А также выпустил половину «мячиков». Размещать их по стандартной сетке орбит не было времени.
Ригальдо рассказывал, захлебываясь от торжества: сперва это было похоже на тонкий ручеек, пробившийся между камней, и он тянулся к этому ручейку, пил, пил из него – и никак не мог напиться, но, о чудо, и этого стало достаточно, чтобы слуги уже начали проявлять к нему расположение, и он учился их подманивать, а там и стража подтянулась, и некоторые дворяне…
– Норфларцы, – блеснул Ригальдо белыми зубами. – Теперь они любят меня все, и если я прикажу – они попрыгают в пропасть или убьют любого, кого я велю…
Исли поверил ему, потому что видел это собственными глазами.
Он встал, подошел к окну, положил руки на подоконник. Не оборачиваясь, спросил:
– Когда ты ощутил голод?
– На казни, – не задумываясь, сказал Ригальдо. – Но первым, кого я убил, был брат Константин. До этого я сдерживался, было немного… страшно. А потом вы завели девчонку… Я разозлился…
Исли рассеянно кивнул. Все верно. Ригальдо испугался, что снова останется один.
– Я поздравляю вас с победой, ваше высочество, – сказал он. – Теперь моя очередь спрашивать, какую судьбу вы мне приготовили.
Повисло молчание. Наконец Ригальдо сказал:
– Повернитесь.
Это была не просьба, а приказ.
Ригальдо стоял у стола, в задумчивости переставляя на нем предметы. Сейчас он был совсем не похож на ту кровожадную тварь, которую Исли видел в тронном зале, но он понимал: тварь здесь, она всего лишь на время затаилась.
– Знали бы вы, – произнес Ригальдо, – сколько раз за эти месяцы я представлял себе вашу смерть.
О, Исли догадывался, а Ригальдо с удовольствием эти догадки подтверждал, называя все более жуткие пытки и казни. О некоторых из них Исли никогда и не слыхал. По-видимому, Ригальдо почерпнул из библиотеки много полезных знаний. А может, он просто был от природы изобретательным.
– А потом я решил, что, наверное, просто съем вас, – невозмутимо закончил новый владыка Норфлара. – Как там говорили на этом нашем венчании… чтобы стали два одной плотью. Чтобы от вас в этом мире не осталось и следа.
Он сдвинул брови и спросил с каким-то детским любопытством:
– Вы боитесь?
Исли взглянул ему в глаза и ответил:
– Нет.
И это была чистая правда.
Он понял это еще в тронном зале, глядя, как тусклый свет из окон короной окружает голову Ригальдо. Смотрел на его ярко-красный рот и с изумлением думал, что не испытывает ни гнева, ни страха.
Ригальдо мгновенно оказался рядом с ним. Держа руку на рукояти кинжала, он требовательно спросил:
– Почему?!
Исли обдумал ответ и сказал:
– Это… справедливо.
Он не лукавил. Он и правда так считал.
Он обманул Ригальдо при встрече, втерся к нему в доверие, пришел в его дом, а потом отобрал у него все: замок, имущество, положение, королевство, даже невинность, черт возьми. Ригальдо всего лишь вернул себе то, что было его по праву. Исли немного восхищался тем, как он все устроил.
Ему было жаль мечты – объединенного королевства, которое могло бы со временем стать сильнейшим на материке. Вот только он выбрал не тот народ и не ту землю, чтобы привести сюда свое «племя».
Ригальдо некоторое время вглядывался ему в лицо, а потом проворчал:
– Вы там в своем Вестфьорде какие-то совсем дурные. Должно быть, часто падали на камни с коня.
Исли усмехнулся и устало сказал:
– Ваше высочество, вы бы уже распорядились насчет моей казни. Время идет, а я голоден, да к тому же устал стоять.
Мальчишка сощурил глаза и произнес то, чего Исли не ожидал услышать:
– Вам придется раздеться.
– Что?..
– Раздевайтесь, – нетерпеливо сказал Ригальдо.
Исли поднял брови:
– Я думал, вы перегрызете мне шею или что-то вроде того…
– Я так и сделаю, – в голосе Ригальдо снова прорезалось шипение. – Но прежде… У вас передо мной есть еще один неоплаченный долг.
Исли прикрыл глаза, чтобы Ригальдо не догадался, что ему одновременно и грустно, и смешно.
Он правильно понял, что все это было не случайно: пир в городе, башня, альков, солдаты, которые его привели. Все, как тогда, брачной ночью.
Ригальдо сполна собирался отплатить ему за «королеву».
– Я подозреваю, что буду сопротивляться, – признался Исли, распуская ворот туники. – У меня как-то нет к этому привычки. На вашем месте я бы позвал солдат, чтобы держали…
Он развязал тесемки на рукавах и оглянулся:
– Где масло?..
– Вы уже были на моем месте, – сказал Ригальдо, и голос у него был скрипучий, как несмазанная дверная петля. Он взял со стола кувшин и плеснул вина в кубок. Протянул Исли: – Пейте!
Исли бездумно опрокинул в себя полный кубок и бросил его на пол, а в следующее мгновение Ригальдо толкнул его на кровать.
Наверное, Исли должен был бы испытывать отвращение и ужас: он видел, как это существо недавно ело человеческую плоть, и одной этой мысли хватило бы, чтобы навсегда заморозить чье угодно влечение.
Но только не его, как оказалось. Наверное, Исли правда в детстве часто падал с коня.
Когда Ригальдо птицей взлетел к нему на кровать и надавил рукой на грудь, не давая подняться – тонкий и нечеловечески сильный, как будто стальной, – на Исли внезапно снизошло глубокое успокоение. Он вдохнул, выдохнул и медленно завел руки за голову, подумав: господи, не так уж это и страшно, он выдержит. Он лежал на спине, а Ригальдо нависал над ним, сжимая пальцы на его согнутых коленях, и смотрел, как ястреб на добычу. Они оба были одеты, и неожиданно для себя Исли ощутил знакомое томительное чувство. Его возбуждала эта вынужденная покорность. И Ригальдо, какой бы он ни был – возбуждал.
Тот будто почувствовал, посмотрел ошалело – растрепанный, раскрасневшийся, с дикими глазами – и оскалил белые зубы:
– Нет, это невозможно! Даже сейчас вы продолжаете меня желать!
Он не ошибся: Исли чувствовал, как пошевеливается в штанах член. Ригальдо тоже это заметил, конечно, и закусил губу. И прежде чем Исли успел что-то сказать, рванул через голову свою тунику. Следом за ней отлетели бриджи и сапоги. Узкая цепкая рука с силой сжала Исли в паху, словно проверяла, достоин ли он такой чести – разделить ложе с новым королем. Ригальдо переместился – теперь он сидел у Исли на бедрах, придавив его к постели, и тот не мог оторвать взгляд от чужого подрагивающего члена – напряженного и темно-розового от прилившей к нему крови.
– Знаете, что? – негромко сказал Ригальдо, наклоняя голову к плечу. – Я и правда думал, что должен сделать то, о чем вы подумали. Отыметь вас на глазах у всего замка. Это было бы… справедливо.
Его рука продолжала скользить между ног Исли, лишая возможности соображать.
– Но сейчас мне пришло в голову, что настоящий владыка Норфлара… может позволить себе что угодно. И даже делать… все… так, как он привык. Как ему больше нравится.
Он нависал над Исли, и тот беззвучно хватал воздух ртом, потому что умелая кисть Ригальдо выдавливала из него всю волю.
А тот подался вперед, заглянул ему в глаза.
– Кто осмелится мне указывать, если я – их властелин?..
– Ригальдо, – прохрипел Исли. – Ох, мой дорогой…
И в тот же миг Ригальдо его оседлал.
Он плюнул на ладонь, небрежно прошелся ею по члену Исли и так удивительно легко запрыгнул на него сверху, будто не испытывал ни боли, ни неудобства. Качнулся вперед, уперся руками в подушку. Горячее, крепкое тело стиснуло Исли в себе, и первое же движение сорвало стон с его губ. Ригальдо сверкнул глазами, плотнее сдавил бока Исли коленями. Приноровился – и заездил туда-обратно, так яростно и ликующе ухмыляясь, словно находил это удачной забавой. Словно объезжал норовистого коня.
Исли хватал его за плечи, за бедра, за ягодицы, чтобы хоть как-то сдержать эту скачку. Ему не хватало дыхания, он весь дрожал и чувствовал, что почти готов умереть от этой страсти, но где там – ему было не угнаться за Ригальдо. Тот был неистов и ненормально вынослив, и не давал им обоим кончить, расчетливо раз за разом останавливаясь, чтобы не перейти порог. С Исли сошло уже семь потов, а Ригальдо все катался на нем, и его тело тоже блестело. В какой-то момент он заставил Исли сесть, положил ему руки на плечи и принялся подниматься и опускаться, тяжело дыша. Его член влажно шлепал по животу Исли, будто просясь в руку, и Исли послушно сжал его, одновременно подаваясь бедрами вверх.
Ригальдо крикнул и замер – мокрый, трепещущий, очень горячий. Исли держал его в объятиях, кончая, и думал: теперь не жалко и умереть.
Потом они лежали на кровати, вымотанные этим совокуплением, и у них не было сил даже прикрыться. Исли, сомкнув веки, спросил, можно ли до казни ему немного поспать. Вместо ответа Ригальдо расхохотался и принялся перебирать ему волосы.
– Бог с вами, ваше величество, – обманчиво ласково сказал он. – Конечно, я пока не буду вас казнить. Где я еще найду человека, который будет так любить меня – причем без всякого колдовства?
Исли открыл глаза.
– А как же… – он помолчал. – То есть, я буду твоим пленником? Ты будешь держать меня в клетке и станешь время от времени приходить, чтобы со мной возлечь?
Рука Ригальдо, зарывшаяся ему в волосы, на мгновение остановилась.
– Называйте это, как хотите, – сказал мальчик, возобновляя движение. – Но разве не так проходит супружеская жизнь? Разве не жил я так же в вашем замке?..
Исли немного поглазел на полог кровати и признал:
– Справедливо.
Тогда Ригальдо ухватил его за левую кисть и поцеловал стянутый коркой порез на ладони – след от сегодняшнего ритуала. Уселся на кровати, поджав под себя ноги, и сказал:
– Но можно попробовать и по-другому, ваше величество.
Он говорил, а Исли слушал, и мало-помалу ему открывались настоящие планы Ригальдо – по-королевски величественные и по-королевски же чудовищные.
– Я могу сделать так, чтобы они и тебя полюбили, – лениво рассуждал Ригальдо. – Внушу им всем, что ты их король-солнце. Ты хорошо и дельно ими распоряжался, мне понравилось. А я останусь серебром в тени твоего золота, по-прежнему в венце принца-консорта. Мы будем хорошо править вместе под флагом объединенного королевства, но я не потерплю других «лошадиных людей» на своих болотах.
– А как же твой голод? – глухо спросил Исли. Во рту у него пересохло.
Ригальдо коротко обнажил зубы.
– Не тревожься, – нетерпеливо сказал он. – Я больше не стану устраивать такую резню, как сегодня. Просто время от времени в деревнях будут пропадать люди. Такое, знаешь ли, бывает, там, где топи.
– А девушка?.. Что ты решил с девушкой?
– А что? – Ригальдо опасно прищурил глаза. – Она останется в замке и будет рожать тебе сыновей. Большая удача, что она тоже черноволоса.
– Почему? – спросил Исли, уже подозревая ответ.
– Потому что однажды она родит ребенка и мне, и он будет воспитываться среди твоих детей, как твой собственный. Норфлару тоже нужен наследник, конечно. Чтобы все шло, как есть. Чтобы этот мир не провалился в болота.
Он подкатился к Исли под бок. Тот лежал неподвижно, чувствуя, как постепенно остывают их тела, и ледяной холод медленно распространяется от ног, все выше и выше – к сердцу. Как будто из болот все-таки выползла змея и обмотала его в свои кольца – не вырвешься.
«Змея» пристроила ему на грудь свою голову и еле слышно произнесла:
– Только пообещай мне, что никогда меня не предашь, потому что ты единственный в королевстве, кто действительно может пожелать этого. И если ты попытаешься, я сразу тебя убью.
Ригальдо сжал руку Исли, и его ногти, внезапно удлинившиеся и острые, как крючки, глубоко вонзились под кожу.
Исли смотрел поверх его головы в стрельчатое окно и думал, что проиграл свою битву уже давно – когда решил взять этого мальчика, унизить его и присвоить, зная, что в его роду кроется какой-то страшный секрет.
В комнатушке достала спортивный коктейль, сухую закваску живого киселя. Развела, подержала над кормом ладони, наполняя пищу энергией, и принялась жевать склизкую массу. Из кухни парило бульоном.
Кое-как с помощью Таи нарисовали схему. Две развилки Вера проскочила неправильно. Но теперь, прозрачным осенним днём, у неё были все шансы попасть на трассу. Даст бог, к ночи будет в Питере.
Наскоро покидала вещи в сумку. Хозяйка стояла на пороге. Вера махнула рукой, повернула ключи зажигания.
Фокус молчал.
Она откинулась на спинку сиденья. Почему с утра, подспудно, она чувствовала, что так и будет? Открыла капот, почти с опаской, помня, как выглядела начинка автомобиля во сне. Все железки по местам, блестят на солнце. Вот только не пашут.
Ещё сто-пятьсот безнадежных попыток.
Словно пёрышком, мяконько, провели по спине — от затылка к хребту. Она обернулась, и показалось, что из глубины комнаты смотрительница за ней наблюдает.
И что теперь?
— Вы не волнуйтесь, — сказала Тая. — Приедет мой Виталий, посмотрит. Механик он. Погуляйте пока. Наше озеро — феномен! Жаль, редко кто приезжает, такой красоты не видят…
Оставив вертеться на языке сто первых ответов толстухе, куда ей засунуть всю красоту, Вера задумалась. Вариантов-то нет. А в лесу можно поймать шальную сеть, вызвонить коллег из города. Значит, подождём красномордого мужа. Достала из багажника резиновые сапоги, намотала любимый шарф и пошла по тропинке к озеру, держа мобильник, как сапер — миноискатель.
Озёрный феномен, вид сверху, был такой: вода стояла слоями, красным и желтым. Прямо коктейль, смешан, но не взболтан. Может, дело в подземных источниках? Болотные железистые воды — красный. Желтоватые ручьи — белый. Ламинарное движение. Действительно, круто.
На другом берегу, там, где во сне зеленели деревья, стоял мёртвый лес. Белые, как кости, ветки, клочья мха на ветру.
Вдоль воды шла девочка лет восьми в цветастой юбке с большой широкой корзиной. Униформа у них, тут, что ли? национальный костюм? Девчушка подбирала какие-то тряпки с песка и складывала в корзину. Вера окликнула её и стала спускаться, оскальзываясь на глинистом откосе. Девчонка обернулась, увидела её и быстро скрылась в прибрежном ивняке. Вымазав джинсы в глине, Вера съехала на берег и присвистнула.
Не тряпки. На песке лежали птицы. Чайки и галки. Вповалку, с раззявленными клювами, с застывшими пуговицами мертвых глаз.
Десятки.
Это что ж нужно сбрасывать в воду, чтобы птицы все передохли? Экологической катастрофой пахнет.
Судьба привела её сюда. Интуиция, фарт.
Все проблемы отошли на второй план. Она оказалась в родной стихии. Пробы воды нужно взять, сделать фотографии. Сейчас сбегает за пузырьками для проб, а пока… носилась по берегу, щелкая мобильником, снимая птиц, воду, и чувствуя, как разгорается в груди азарт. Время взять реванш после облома с лесорубами.
Заметила просеку: дорожка накатанная, прямо к озеру идет. Приезжает, к примеру, КАМаз, сбрасывает дрянь…Такую красоту загадили, сволочи. Надо расспросить местных, что да как… Скажут они, как же. Но попробовать стоит. Вот почему, если где-то появится что-то хорошее, придут люди и всё загадят?!
Не то, чтоб она не любила людей… Но почему-то им, с их дурацкими проблемами, дрязгами, деньгами и семьями никогда не хватало времени остановиться и подумать, что же они делают. Но кто-то ведь должен?!
Солнце висело в небе, как медная монета. Обманчивое тепло. И мошкара по-летнему раззуделась. Обратная дорога показалась ей короче. Для очистки совести прошла сквозь посёлок. Одни развалюхи. Только в паре дворов на неё лениво потявкали шавки.
Навстречу попался дед: в фуфайке, кепке «Олимпиада-80», совершенно беззубый, с бойкими нахальными глазами. Сходу назвал её красавицей. На расспросы про птиц, естественно, тут же оглох:
— Ась?
Мол, какие птицы? Не знает, не видел. Народу тут мало. Три бабки и он, Потап. Не считая «этой» — кивнул на музей. Сказал:
— Одни пионерки остались.
«Пионерками» звал старух. Вера спросила, часто ли приезжают сюда посторонние, дед понял по-своему. Обрадовал новостью: назавтра ждут автолавку. Если муж Таи не объявится, Вера попробует водителя уболтать подбросить её до райцентра.
Добралась до машины, ещё раз попробовала завести. Глушняк. В багажнике достала из сумки «патронташ» — кожаный пояс с кармашками. Возьмет пробы воды и песка. Хорошо бы птицу с собой прихватить, да она, скорее всего, стухнет дорогой.
Чудо-водитель, муж толстухи, так и не объявился. Тая пожаловалась:
— Хуже Ядвиге. Весь день не двигается. И молчит.
Из приоткрытой двери пахнуло нафталином и пылью. Старуха сидела, как палка, выпрямившись в кресле. Лицо неподвижно, и Вере почудилось, что она не дышит. Тот кошмарный возраст, тот каркас мышц лица, который живого делает мумией.
Нетушки. Лучше до этого не доживать.
Покивав сочувственно для приличия, сбежала. Вскользь спросила Таю, что на том берегу.
— Лесорубы Лоухи, — был ответ. — Присказка местная. А лес нехороший, мы не ходим туда. Зато здесь — грибы, ягоды! Брусника ещё висит, — вспомнив, что постоялица вегетарианка, хозяйка воодушевилась. — Витамины! Чистейшее всё!
Вот птицы у вас тут и мрут, подумала Вера. Спросила про девчонку на берегу — чья она.
Толстуха выпучила глаза:
— Первый раз слышу. Это вам дед Потап рассказал? Так он соврёт — не дорого возьмет. Нет у нас тут молодых. В деревне — три бабки и этот, прости господи, балабол. Остальные дома нежилые. Приезжают по лету дачники, а сейчас не сезон.
Гладко говорила Тая, да вот то, как она улыбалась, глядела в глаза, доброжелательно раскрывая гостье все карты, маячило: врет. И не краснеет. В самом деле, с чего ей краснеть перед этой малахольной из города? Как приехала, так и уедет. У них тут свои погремушки. Вера была уверена, что спроси она про птиц, толстуха так же искренне вытаращит глаза: что за птицы? Какой такой павлин-мавлин? Не видишь, мы кушаем?..
Проторенной дорогой вернулась к озеру. На вид и вкус вода была как вода. Наполнила пробирки, осмотрела птиц. Просто сдохли — ни ран, ни повреждений. Пошла в ивняк, по следам давешней девчонки.
Лес стал смешанным — это тебе не сосновый бор, где в тапочках можно гулять. Бурелом и чапыжник. Не полезла б туда, но увидела, как белеет что-то среди осенней рыжины. На обглоданные кости похоже.
Дерево. Такое же, как лес на том берегу. Единственное мертвое среди живого.
Пока пробиралась поближе, вышла к дому. Стоял среди леса: старый, рассохшийся, с подгнившей проваленной крышей и парой слепых окошек меж щербатых, в перхоти от краски, оконных рам. Сторожка охотничья? дом рыбака? Явно сто лет никто не живет. Избушка, избушка, стань к лесу задом…
Дерево росло за избой, над обрывом. Белое и мёртвое. На нём трепыхался, как сопля, кусок желтоватой выцветшей тряпки. Вёл себя как живой, неприятно диссонируя с выбеленными ветками. Вера нашла палку и брезгливо сдернула лоскут. Его тут же унесло ветром. Дерево стало белым, строгим и даже красивым.
Уходя, чувствовала радость человека, добавившего в мир немного гармонии.
Уже под вечер вернулась. Светилось окошко карги. За занавеской над столом склонились две тени.
Ужин: живые хлебцы, настоянные на местной воде. Хоть какой-то вкус появился у блюда. Жевала и думала о том, как вывести на чистую воду тихушников. Лес, скорей всего, отравили. В озеро льётся дрянь. Только надо действовать аккуратно. Хватит ей кирпичей на капотах.
Стемнело споро, будто свет выключили. Телевизор не работал. Об интернете тут слыхом не слыхивали. Видимо, вся связь с внешним миром держалась на Виталии, который так к вечеру и не вернулся.
Потушила свет, легла. Показалось, кто-то ходит за окном. Померещилось. Нервишки. Хотела распахнуть окно, чтобы впустить побольше пряного воздуха, но передумала. Спать.
Но захотелось жрать. Не заправляться энергонасыщенным коктейлем из питательного овсяного киселя, а именно жрать: кусок дымящегося мяса, зеленая петрушка, пельмешки…
Как они с Пашкой любили пихать в пельмень то жгучий перец, то лимон, то…
Так. Пора принимать меры.
Она задернула шторы и включила свет. Подошла к трельяжу с зеркалом, с наклейками импортных звезд советских времен. Сняла джинсы, стянула свитер. Стояла и смотрела на гибкое, поджарое тело, с крепкими танцевальными ногами, загорелыми руками, кубиками пресса, чуть намеченным животиком. Не бодибилдер деревянный, а мяконькая, беленькая, и есть, за что подержаться.
Зажмурилась и представила себя точно так же стоящую перед зеркалом в опустевшей квартире. Валики по бокам, ноги, как два столба, слоновые складки у задницы и круглая, зареванная морда. Представила, что сейчас откроет глаза и увидит все это. Что не взбежать по лестнице на седьмой этаж, что у нее растет сын… так, стоп, это из другой оперы…
Открыла глаза, головой потрясла, чтоб отогнать воспоминание. Плюс десять лет, минус тридцать килограмм.
Уфф. Но жрать уже не хотелось. Занавесила шторы, легла и заснула.
За окошком, в молочном тумане, стояла вчерашняя баба в цветастой юбке. Исчезни, сказала ей Вера. Это такой способ проснуться во сне. Женщина звонко расхохоталась и исчезла. Надо же, сработало! Только за спиной у неё оказалась девочка — та, с корзинкой. Исчезни, повторила Вера.
Девочка мотнула головой. Мол, нет. Не исчезну. Вера прошла по дому, приоткрыла дверь в комнату Таи. Она спала, одеяло валялось на полу. Необъятная ночная рубашка делала её похожей на облако. Глубоко дышала ртом, всхрапывала. На столе лежала коробочка со снотворным. Оно быка валит, Вера коробками изводила, когда Пашка… давно, короче.
Она вышла на улицу. Лунной зеленью светилась дорога к озеру. Протянула руку девочке. Ладошка была мягкой и горячей.
Новая напасть приключилась с Лимареном. В этот раз макаронник не стал особо изощряться, просто сунул под нос сверху ментальную бомбу и приказал смотреть, иначе он поубивает самых дорогих его творений. Да, шантаж чистой воды. И сверх согласился, не смотря на реальную опасность сойти с ума.
И получил мощнейший удар по мозгам. Ментальная бомба заставляет вспомнить практически все самые яркие воспоминания в жизни, при чем до такой степени, будто они происходят прямо сейчас. Другое дело, что яркие воспоминания не всегда являются хорошими и приятными. Чаще всего наиболее ярко и хорошо запоминается всякая гадость и мерзость — смерть родных, особенно родителей, измены, предательства, болезни, опасные для жизни ситуации, войны, конфликты… да мало ли что пережил за свою многотысячелетнюю жизнь сверх?
Как ни странно, первой это все ощутила Шиэс, видимо Лимарен успел вовремя от меня закрыться. И рванула на выручку сверху. За ней уже поперлась и я, поскольку сверх-то наш, деваться от него некуда. Мы в ответе за того, кого приручили.
Лимарен плакал как ребенок. Комкал свою несчастную подушку, всхлипывал и пытался что-то к себе прижать. Я отстранила его бледного помощника и осторожно потянулась ментальным щупом к бедному искореженному сознанию. Перед глазами замелькали какие-то картинки. Ощущение было такое, будто я лечу на огромной скорости по трассе, а мимо пролетают деревья, дома и все такое. Это его воспоминания, бьющие прямиком в сознание. Нет, они мне не нужны.
Если я погружусь в страдания Лима, то какая от меня будет польза? Буду рыдать рядом с ним, мучимая его кошмарами. Нет, нет, мне нужно что-то другое, глубинное, что-то такое, что я могу вытянуть, помочь, прекратить эти мучения.
И оно нашлось. Чем глубже я погружалась, тем быстрее пролетали все эти картинки с воспоминаниями, все быстрее и быстрее, пока я не вылетела в какую-то пустоту. Знакомое место. Я уже, кажется, была здесь… Огненная геенна с лижущими воздух языками оранжевого пламени. Алое месиво далеко внизу… И юный зеленоволосый мальчик, парящий над всем этим адом. Нет, не парящий. Падающий в огненную пропасть.
Зеленые волосы развеваются словно щупальца неведомой твари. Рот его приоткрыт в немом крике, лицо исказилось непритворным ужасом и страданием… Я видела это уже. Это было… да, кажись, такое уже было, когда либрис выпотрошил бедному сверху мозги, и мы ему их вправляли. И лечили…
Сейчас мне предстоит сделать то же самое, что и тогда. Вытащить этого мальчишку, внутренний образ Лимарена, и воссоединить его внутреннее «я» с ним настоящим. И я выпускаю целый десяток щупалец, обвивая падающего мальчика. Тяну с огромным усилием — сверх кажется таким тяжелым, будто я снова пытаюсь вытащить неизвестно откуда слона. Но я все равно тяну, медленно, крохотными рывками, закусив губу, понимая, что если не вытяну, то и мальчишка, и сам Лимарен канут в бездне вечного кошмара.
Паренек хватается за щупальца, но не отталкивает и не пытается освободиться, наоборот, тянется ближе в надежде на спасение. Общее усилие, единый рывок — ближе, еще ближе. Наши ментальные щупы срастаются в единый гибкий монолит, буквально проникая друг в друга. Хрен знает, чем это нам грозит, сейчас не до того.
Рывок, тяну сильнее, еще сильнее, такое чувство, будто мои щупальца сейчас оторвутся вместе со сверхом и полетят в пропасть. Огненные языки не желают отпускать свою жертву просто так и норовят поджечь Лиму волосы или одежду. Увернуться от них не получается — иначе я могу уронить сверха, и кто знает, быть может уже не поймаю…
Последнее усилие — и мальчишка надежно укутан шупами прямо на моей груди. Горячая мокрая мордочка утыкается в шею, в голове происходит какой-то кавардак…
Открыв глаза, наблюдаю зареванного Лимарена у себя на плече точной в такой же позе, как сидел вытащенный мною в его подсознании мальчишка. Горячие слезы стекают под блузку, катятся по плечам и груди… Ну вот и вытащили…
— Кажется, все закончилось, — выдыхаю в растрепанную зеленую макушку. Хорошо, когда все хорошо заканчивается.
— Не совсем, — Шиэс указала на целую толпу помощников и слуг, собравшуюся под дверью. Сколько они так простояли, я без понятия, но сам факт отличной дисциплины поражает. Наши бы уже вынесли двери и влезли всем нам на головы, искренне желая помочь.
Помощники Лимарена были более вышколены. Они прекрасно понимали или хотя бы отчасти представляли, что такое работа менталиста, а потому старались не мешать и не лезли под руку. Очухавшийся сверх быстро нас выпроводил и принялся раздавать ЦУ.
Я подхватила Шиэс под руку и, выходя в экран, плюхнула сверху на стол тортик «заесть горькие думы»
— Поздравляю тебя, — усмехнулась золотая, шутливо трепля мне волосы.
— Интересно, с чем? — попыталась приподнять бровь я, но не получилось, только погримасничала и рассмешила дракошу.
— С новым братиком, — Шиэс довольно рассмеялась, глядя на мою обалдевшую рожу. — Да не смотри так, вы ж почти срослись там. Сама проверь. Так что у тебя теперь есть второй брат…
— Не мала баба клопоту… — вздохнула я, вспоминая старую поговорку. Но спасибо, хоть не муж. Лимарену, конечно, обещано место в семье, но ведь никто не говорил, что именно в качестве супруга Вот брат — чем не семья? Очень даже семья, и не важно, что все представители семьи относятся к разным расам, классам и видам. Кому какое дело…