— Кроули…
— Да, ангел?
— Почему ты никогда не зовешь меня по имени?
— Это неправда!
Кроули мог бы возразить, что звал. Как минимум один раз точно. И еще как звал! Срывая горло, сжигая легкие и коченея в безжалостном пламени от острой невозможности найти, ощутить. Почувствовать… Понимая уже, что и этот холод, и сосущая пустота внутри и вокруг, и этот огонь в заговоренном от пламени магазине означать могут только одно: ангела больше нет. Нигде. Во всем этом мире, таком огромном, таком прекрасном и таком не нужном — теперь. И мысль о том, что жить этому миру осталось совсем недолго, даже слегка утешала. Такой размен казался как-то где-то почти справедливым…
Впрочем, нет. Не казался. Даже такой.
Неудивительно, что вспоминать об этом не хотелось.
— Правда. Всегда только «ангел». Почему?
— Дай подумать. Может быть, потому, что ты — ангел?
— Гавриил тоже ангел. И Михаил. И…
— Ха! Тоже мне, сравнил! Они — недодемоны. А ты — ангел. Чего тут непонятного?
— Тебе не нравится мое имя? Оно слишком… не нравится, да?
Кроули собирался съязвить. Определенно собирался! Но ангел выглядел таким расстроенным… Нет, Кроули вовсе не был хорошим, он был подлым демоном, и точка! Но все-таки не настолько же подлым, чтобы…
— Ну, понимаешь, оно такое… — Он пожал плечами почти виновато и отвел взгляд. — Такое длинное. А-зи-ра-фа-эль… Нет-нет, что ты, оно красивое, но… Такое торжественное, такое официальное, такое… Это словно бы и не ты вовсе.
«И к нему невозможно добавить «мой». Даже мысленно…»
— А почему?
— Что «почему», ангел?
«Мой ангел…»
— Почему невозможно? И почему только мысленно?
И Кроули понял, что только что умудрился подумать вслух. Так нелепо и так…
— А почему ты перестал называть меня «мой дорогой»?! — немедленно бросился он в контратаку, как всегда делал в состоянии острой паники. — Я что, так сильно подешевел?!
«Или больше не твой?..»
— А… а тебе не нравится, когда я зову тебя по имени?
«Кроули»… С бархатистым придыханием, от которого все внутри обмирает, с восторгом в глазах, бьющим навылет; «Кроули!» — и улыбка такая, что можно обжечься и утонуть; «Кроули» — и мгновенная вспышка искренней радости каждый раз, еще болезненнее оттого, что ангел и не думает эту радость скрывать, и в груди обрывается сладко, и становится светло даже в самом темном подвале Бастилии…
— Нравится, — буркнул Кроули, сдаваясь. И тут же поспешил добавить непримиримо: — Но и «мой дорогой» мне нравится тоже!
И — почти нагло, стараясь не обращать внимания на ставшие вдруг горячими уши:
— Ты бы, ангел, — «мой ангел!» — их это… ну… иногда чередовал, что ли?
Неприятности ходят парами
Кто-то из драконышей (из тех, что постарше), о драконоверах когда-то слышал. Или притворился: Пало был уверен, что дрожащий вздох и тихое «Хуже все равно уже не будет» ему не померещились. Или просто поверил очень убедительной Ерине Архиповне. А, может, самому Пало? Неизвестно. Но так или иначе, но один из пленных, некоторое время порычав-посовещавшись с остальными, повернул к спасателям лобастую голову:
— Вы — те, кто днем забрал Риника?
— Риника?
— Маленького дракона. Его на сдачу чешуи сегодня отобрали.
— А… Да, это мы.
До странности неуютно было смотреть в эти живые глаза — единственное живое, что оставалось в исхудалом теле, теле, грязном настолько, что не отличишь от камня. До странности тяжело. Пало смотрел — а видел тощую девчонку из поселка ссыльных подростков, голодную, с изрезанными снежной коркой ногами. Она тоже боялась ошибиться, боялась поверить, что уже все, что больше никуда не надо идти, что они помогут…
Дети. Это просто дети.
Которых мы не защитили.
Мы про них не знали…
А знали бы — вступились? Раньше — вступились бы?
Нет ответа.
— Где он сейчас?
— В городе.
— С ним все хорошо, там тепло, там есть целитель… тот, кто лечит, — вмешался глава города и драконовер. — Он и вам поможет.
— Лека-арь… — голос драконыша странно дрогнул. — А… хозяева?
— Что — хозяева? Они спят и нам не помешают.
Кто-то в глубине рыкнул — коротко и не слишком громко, но интонация навевала определенные ассоциации — ощетинившийся во все иглы ежан. Недобрая была интонация. И очень далекая от доверия и доверчивости. Лобастый коротко огрызнулся и переступил ногами по грязной земле — жижа хлюпнула. Сердито брякнула цепь.
— Не помешаааают, — снова с запинкой протянул-выдохнул дракончик. — Можете меня первого забрать?
— Конечно… — начал Пало. Но драконыш еще не договорил:
— Эти пусть ругаются дальше, как хотят… а я послушный, ручной, я с вами сам пойду. И слушаться буду… — он старательно выговорил, — господин.
Это магу понравилось меньше, но в конце концов, воспитание драконов — не его дело. Сарай недобро притих. Как будто, драконыши снова затаились, слились со своими камнями, и только недоброе: «Предатель», казалось, само витало от клетки к клетке… И рука Пало, потянувшаяся было к цепи разговорчивого детеныша, как-то сама собой опустилась.
— Я вам все-все здесь показать могу! — торопился стать полезным дракончик. — Вот за той дверью — видите, там чары переливаются? — там маг свое добро прячет, никому не доверяет. Вон там, чуть левее — давилка…
— Что?
— Знак, который магию глушит. Особенно ту, что связана с огнем… это чтобы мы тихие были. Но я и так тихий!
Ах вот почему здесь даже светильники работали в треть мощности!
— Коготь, займись. Спасибо… как тебя зовут?
— Чир-ре, господин.
— Спасибо, Чирре, — Пало снова стало неприятно — пришлось напомнить себе, что драконы, как и люди, бывают разные. И нечего применять собственные моральные нормы к несчастным детенышам, не знавшим никого, кроме подонков. У кого им было учиться Высокому Закону? У преступивших?
Парень всего лишь пытается выжить. Как умеет.
Не его вина, что умеет он только так.
Надо будет присматривать за ним потом. В городе.
Ерина Архиповна почему-то молчала и не вмешивалась. Только смотрела странно.
— Ерина Архиповна все правильно?
— Неправильно… — выдохнула та. — Совсем неправильно. Но об этом потом. Сейчас дело.
Да… дело. Правильно.
И сейчас его дело — давилка. Пало аккуратно снял-впитал чужой Знак. Тот был наложен, как и все здесь — криво и неумело — хоть и фонил изрядной силой. Хорошо было этому местному недовельхо паразитировать на драконьей магии. Удобно.
Паразитировать… Пало замер на мгновение — что-то было в мелькнувшей на задворках сознания мысли, что-то промелькнуло важное… но тут остаточная энергия Знака полыхнула и осыпалась перекошенными дымными искрами-осколками, и он снова скривился. Вот что значит бестолковый неумеха. Даже ограничительные контуры толком не сплел — энергия Знака буквально вросла в гнилое древо двери, перекорежив доски изнутри, так что непонятно даже, как вся эта неустойчивая конструкция держалась. А если бы Знак все-таки лопнул? Полыхнуло бы — куда там эксплози! Да уж, даровая сила — не гарантия умения. Скорей, наоборот. Много силы — меньше стимул к совершенствованию, так ведь?
Воздух в сарае дрогнул, сместился и словно бы стал прозрачней, потеряв одну из магических составляющих. Факел на стене колыхнул пламенем и зажегся ярче. Маги одобрительно заворчали. Они занимались разборкой входных дверей. Никто не хотел уходить в Шаг из этой помойки — бестолковые сюрпризы придурочного недомага могли сильно исказить переход, а здешние двери на драконов не были рассчитаны.
— А еще я знаю, где прячут подготовленный к отправке товар. Вам повезло, господин, скоро торговый день, там много чего накопилось. Богатым станете.
— Чего — много?
— Кровь, кожа, чешуя, когти, — угодливо стал перечислять Чирре. — Даже сердце одно есть, целенькое! В бочонке с…
Звук куда-то исчез.
Сердце?
«Нас было пятнадцать…»
Пало ощутил, как холодеет лицо. Сердце. Сердце. Дети, проклятие!
Голос стал чужим:
— Эвки, Сауссли! Сюда!
«Сюда» рванули не только двое. Переглядываясь, к вельхо заспешили остальные. По сараю, подхлестнутые вспышкой у «человеков», снова прошли драконьи «шепотки». Они боялись, они привыкли бояться…
Товар… ох, Пятеро… товар!!!
Тот же чужой, не слишком живой голос спрашивает:
— Господин градоправитель, как драконы хоронят мертвых?
— Простите? — хорошо быть драконовером. Наверное. Годы и годы под маской невозмутимости. Даже сейчас — как лед. И голос у него свой, и бессильное бешенство не сжигает его изнутри…
— Как драконы хоронят мертвых? — повторил вельхо. — Есть у них какой-то похоронный обряд?
— Должен быть. Обычно покойных сжигают…
— Тогда так: Сауссли, Эвки, — Пало с силой потер лицо холодными ладонями, — этот так называемый товар — в болото. Утопить так, чтобы никто ничего никогда не нашел. Сердце — возьмем с собой. Похороним, когда прилетят ваши, господин правитель города, драконьи знакомые. По всем их обрядам… Согласны?
— Какое сердце? — не поняли вельхо.
— Их, что ли?
— Настоящее сердце? Похоронить…
— Согласны, конечно!
— Э-э… того, господин вельхо…
— Что?
— Я насчет топить. Тока товар топить-то? Я к тому, что живодеры эти… они что, так и останутся дрыхнуть?
— Точно! — поддержал рыжий паренек. — Невжель же никак не накажем? Ну не притопить, так хоть колданите чем али попужайте…
Воспитание вельхо и те самые высокие законы слабеют на глазах — Пало очень хорошо ощущает, как приглушенная человечья кровожадность радостно отзывается на это мстительное предложение. Да, первоначальный план трещит и расплетается по ниткам.
— Пока будете спасать малышей, разрешаю об этом подумать. Если после спасательных работ еще останутся силы и время, посмотрим.
Пара будущих мстителей переглянулась:
— Найдем ужо, — ободрила она начальство и унеслась. Топить и планировать. А Пало обновил огонек (и правда ярче стал светить» и примерился, где перебивать цепь, чтобы не повредить…
И не сразу заметил повисшую в драконятнике тишину.
— Вы и правда утопите товар? — негромко переспросил Чирре. — Он дорого стоит.
И снова голос показался странным. Эти дракончики росли у людей, заимствовали не только их взгляды, но и человеческие интонации, и обороты речи, так что не так? Что режет слух? И спустя миг маг понял: тон. Угодливость соскользнула с драконыша, как маскировочный накид, который часто носят жители предгорий, и сейчас он спрашивал спокойно и без прежних заискивающих ноток.
Испытующе.
— Сейчас я цепь сниму — сможешь пойти и сам убедиться.
— А ты и правда думал, что мы за богатством пришли? — вмешалась Ерина Архиповна. — Не веришь людям, да?
Драконыш не шевельнулся. Щурился от света, смотрел на людей. И молчал.
Меньше всего он был похож на угодника-подлипалу…
Пятеро богов!
Он думал, они тоже пришли за живым набором ингредиентов. Он правда так думал. Или подозревал… и…
— Проверял нас?
— Вы поняли? — устало спросил драконыш.
— Только сейчас.
— Злитесь?
Злиться? На что? Они и правда пытаются выжить как могут… Значит, он притворялся? А ведь и правда — хорошо притворился, талантливо.
— Не надо сердиться… — тихонечко проговорила драконочка из клетки справа. — Чирре всегда притворяется такой гадюкой. Люди ему верят, а он нас защищает…
— Ари!
— Это правильные люди, правда, Чирре! Я вижу!
Защищает, значит… Пало ощутил, что не желает знать подробностей этой защиты. По крайней мере, в настоящий момент. Пусть Гэрвин его расспрашивает, этого защитника, он любопытный!
— Проверили?
— Все-таки злитесь, — кивнул драконыш. — Только на нашем месте вы тоже вряд ли верили бы словам.
— Мы же поклялись!
— И клятвам. И обещаниям. Люди всегда врут.
— Зачем же тогда проверять? — мягко спросила Ерина Архиповна. — Если все равно — соврут?
Дракон прикрыл глаза.
— Много можно понять и по вранью. Смотря как соврут.
— Разумно, — одобрила женщина. — Кое-кого ты мне напоминаешь, паренек. Проверил?
— Ага… — драконыш не открывал глаз.
Пало подождал продолжения, не дождался. И тряхнул цепь, привлекая к себе внимание:
— И как итоги?
— Мы попробуем поверить людям. Если вы обещаете, что вернете нас родичам… мы поверим. Еще раз.
— Я обещаю.
На этом приключения, считай, кончились.
И началась работа.
Тяжелая и долгая работа…
Достаточно сказать, что среди драконышей не было ни одного здорового. Вообще.
Южная Империя, город Пэвэти
15 Петуха 606 года Соленого озера
Канцелярша бегло просмотрела письма, соединила пальцы домиком.
— Вы уже знаете, куда исчез Текамсех?
— Он не выходил из дома и не мог покинуть его магией, — отчитался Сикис. — Полагаем, в доме есть тайный ход.
— Почему вы все еще не нашли его?
— Сейчас отправляемся на поиски, — оправдываться всегда бесполезно, он знал. Смотрел в стену и считал про себя.
Сушью проклятые письма! Нужно было отдать их потом, после выполнения задания. Но их увидели, Сикис подумал, что могут донести и стоит подготовить тыл.
Вот, подготовил. Теперь только стоять и молиться птицам, чтобы позволили довести поиски до конца.
— Вы взяли мага из Цитадели.
— Так точно.
Канцелярша еще несколько мгновений смотрела на него в упор, потом смахнула письма в сторону.
— Работайте, Сикис. Да славится Император.
— Да славится Император!
Перевел дух в коридоре, разозлился там же. Он работает и работает хорошо! Он, птицы возьми, имеет право не бояться.
Если бы не сестра, он бы и не боялся. Не было бы этого невидимого, но непробиваемого потолка, не было бы недоверия к нему. Он даже не знал тогда, от какого задания отказывается, просто действовал по правилам — сначала закончи текущее дело, потом берись за следующее. Но это посчитали слабостью.
Плевать. Он справится сейчас и все изменится.
Коляску Сикис взял сразу на троих, но вскоре пожалел об этом. Путь к баракам пролегал вдоль рынка, где на втором восходе творилось птицы знают что.
— Дорогу!
Дважды чуть не столкнулся с другими повозками, несчетное множество раз удержал коз, чтобы те не боднули полезшего под копыта прохожего. Одна польза в ворохе проблем — Сикис не сходя с повозки смог купить жареного цыпленка и тут же обглодать до косточек, наверстав пропущенный завтрак. Привстал, ища свободный путь, но заметил кое-что другое.
— Железные! Деревянные! Каменные! С клинком внутри! С головой козла! С роговой рукоятью!
Сикис подвел повозку ближе, шуганув носящихся с лотками детей. Изучил разложенный на циновке товар, спросил:
— Для человека на ладонь выше меня что подойдет?
— Для красоты, для опоры? — торговец, похоже, был из-за озера.
— Для опоры. Хромой, нога неправильно срослась.
— Ему бы к лекарю, — посоветовал торговец. — Сломать кость и заново сложить. А пока — на ладонь выше? Тогда вот эту или эту берите. Или эту, здесь если вот так ручку повернуть, вытаскиваешь и оп, оружие! Шпага, на севере все с такими ходят.
Сикис указал на простую гладкую трость:
— Эту.
Цена показалась разумной, как и советы, так что он решил заплатить. Положил покупку на дно коляски, тряхнул поводья.
— Пошли!
Солнца выжигали город, и Сикис, остановившись у трактира, зашел, взял кружку воды. Его уже ждали, девчонка мигом забралась в повозку, заняв любимое место впереди.
— Ой, трость! Это Отектею?
Сикис кивнул, посмотрел, как маг, замешкавшись, кланяется с негромкой благодарностью. Отрезал:
— Так будет быстрей и проще.
Он чувствовал себя неловко, хотя по сути ему просто надоело смотреть, как маг на каждом шагу привычно сдерживает боль. Но все же это был подарок. Когда Сикис в последний раз дарил что-нибудь? Кому?
Допил воду, оставил кружку на полке и сел рядом с магом на скамью. Эш свистнула козам, пуская бегом, коляску дернуло. Сикис откинулся на спинку, следя, как девчонка лавирует в потоке. Спросил:
— До надзора ты была возницей?
Она оглянулась, улыбаясь, как всегда.
— Нет! Просто путешествовала тут и там, — подвернула под себя босую ногу, серую от пыли. — Я из пустыни однажды пришла, из той, которая на юге. Впервые охотилась с племенем, как взрослая, и потерялась. Ужасно глупо. Но у меня папа был из Империи, так что я знала, что если идти на север, придешь к озеру. Вот я и пришла, познакомилась с людьми. Поселилась в Цитадели.
Ее руки словно работали сами, чувствуя, когда и что следует потянуть — или это козы, с таким трудом слушавшиеся Сикиса, сами угадывали, куда идти в потоке других повозок?
— Твоего отца угнали в рабство в последнем набеге? — уточнил он. Девочка кивнула.
— Ну да. Это по-вашему две засухи назад было.
— По-нашему?
— Ага, — она засмеялась, хотя Сикис в засухах совершенно ничего смешного не видел. — У нас засухи чаще. Но большую, когда все объединяются и идут на север за водой, я только одну застала.
— Ты участвовала в набеге? — заинтересовался Отектей.
— Нет, — расстроенно помотала головой она. — Меня не взяли! Я давно охотилась, но в племени считалось, что дети становятся взрослыми на шестнадцатые дни соловья. А в поход идут только взрослые.
Отектей невесело усмехнулся, Сикис сощурился.
— Ты тоже из кочевников?
— Да, — подтвердил маг. Рассказал без понуканий: — Изгнали, когда открылся дар, в племенах есть такая традиция.
— Разве у вас вожди не маги?
— Вожди?.. Искусные, те, кто прокладывают путь. Может быть, раньше были, но я никогда не видел, чтобы наша Искусная творила магию.
Истории о кочевниках были любопытны, но Сикис только кивнул, больше ничего не спрашивая. Они приближались к дому Текамсеха и нужно было сосредоточится на деле.
***
магреспублика Илата, город Илата
15 Петуха 606 года Соленого озера
За спиной шагал монах, на удивление тихо для его комплекции, и это здорово успокаивало. Даниэле шел следом за Обри, искоса разглядывал заричанку. Откуда она взялась? Джейн предупреждала о подруге, но что ей окажется Ольга, знакомая по трактиру, стало неожиданностью.
Этой наемнице еще там почему-то захотелось перекупить контракт, причем только когда Эдвард его уже взял. Почему? Что могло случиться в тот момент? Конверт она видела раньше, а тогда… Возможно, рассмотрела печать?
Допустим, и что? Там же даже не герб одной из семей был, а непонятные никому постороннему черточки — слоговый размер ямба и хорея, выстроенные в кольцо.
Маг она, что ли? Да вроде бы нет, на поясе только меч, видавшая виды железка. В Илате давно предпочитали что-нибудь более изящное. И заодно более длинное, конечно.
Впрочем, сейчас Даниэле полностью устраивала любая дружественная и вооруженная компания. Обри, похоже, втравила их в совершенно безумную историю — в мясницкой лавке Даниэле всерьез собирался драться, но, к счастью, обошлось. Принято считать, что все художники отличные бойцы, но птицы с две. Когда у тебя специализация портретиста, что использовать в качестве оружия? Разве что вспомнить полузабытые учебные натюрморты и нарисовать у врага над головой вазу!
С учетом того, по каким трущобам они сейчас шли, Даниэле был почти уверен — идея с вазами ему пригодится. Главное, придумать достаточно вычурную, чтобы не оказалось, что миру надоело воплощать такие банальные штуки.
Обри остановилась так внезапно, что Даниэле едва не налетел на нее. Хотел спросить, что происходит, но девочка вскинула руку, призывая к тишине. Он прислушался, различил только спор в соседнем доме, да далекий гам рынка. Оглянулся на Ольгу, та развела руками. Зато монах тихо ухнул, очевидно что-то понимая. Обри крадучись подобралась к углу ближайшего дома, Даниэле пошел за ней, тоже стараясь не шуметь. Хорошо, девчонка была совсем невысокой, даже под нынешней маской можно было смотреть над ее головой.
На пятачке, куда выходили глухие стены местных хибар, сидел человек. Даниэле моргнул, протер глаза. Картинка не изменилась — здоровый мужик тихонько хныкал и равномерно бил кулаками в землю. О мостовую он давно бы кости переломал, но и здесь это был скорее вопрос времени. Кровь уже текла здорово.
Снизу присвистнули, Даниэле опустил взгляд. Ольга тоже решила посмотреть, и почему-то не перебежала на другую сторону переулка, а опустилась на четвереньки, выглядывая из-за ног Обри. От глупости сцены стало даже как-то немного проще. Они втроем выглядывают из-за угла, как на шуточном рисунке, мужик бьет кулаками землю, ну что ж, случается.
— Эй, ты куда?
Но вот подходить к нему Даниэле точно не собирался! В отличии от Обри.
— Привет. Что у тебя случилось?
Захотелось повертеть пальцем в ухе. Он никогда бы не подумал, что эта сердитая девчонка может быть такой мягкой. Вот когда она попыталась схватить мужика в три раза крупней себя за запястья, это уже было вполне в ее духе. Ольга рванулась вперед прямо с четверенек, но защищать никого не потребовалось — мужик просто не заметил, что его пытаются остановить, силенок Обри явно не хватало. Подошел монах, и Даниэле решил, что пора тоже прекратить изображать осторожность.
Количество столпившихся вокруг зрителей мужика смущало не больше, чем вцепившаяся в него пигалица. Тревожно закричал ястреб на голове монаха, тот опустил большие ладони на макушку мужчины, перебрал пальцами по лбу, сжал, сдвигая кожу, провел назад, вперед. Даниэле смотрел, как на странную магию. Впервые подумалось — поэта бы сюда. Роксана, например.
Подавил истерический смешок, представив брата, ныне молодого господина О’Тул, всего в черном и с кружевами, посреди этих трущоб. С чего он вообще вспомнился? Шефа сюда надо, вот кого! Мигом прояснил бы рассудок этому безумцу.
Однако монах справился не хуже. Мужик дернулся, пытаясь стряхнуть ладони, поднял взгляд, наконец перестав колотить по земле.
— Зачем ты это делаешь? — первой успела с вопросом Обри.
Он посмотрел на нее, как баран на бойне. Даниэле всерьез ожидал, что мужик сейчас заблеет, и здорово удивился хоть и невнятной, словно у запойного пьяницы, но вполне человеческой речи.
— Плохие руки, — заплетающимся языком объяснил мужик. — Плохие руки…
— Почему руки плохие? — это уже Ольга, села рядом на корточки и заглядывает безумцу в лицо.
— Руки убили. Плохие руки! — возглас заставил отшатнуться, мужик опять с тупым упрямством впечатал кулак в землю.
— И теперь ты их наказываешь, — закончил логическую цепочку Даниэле, чувствуя, что такими темпами сам сойдет с ума. — Охренеть. А кого убили руки?
— Макса, — тихо ответила Обри, встав. — Сида. Молли. Бренду.
— Бренда-а-а, — завыл мужик. Брызнула кровь.
— Пошли, — резко сказала Обри.
— Эй, — Даниэле — Кит, от маски тут давно одно лицо осталось — схватил девчонку за руку. — Нужно помочь ему. Он же так калекой себя сделает!
— Пусть делает. Отпусти.
Он в самом деле отпустил, оглянулся неуверенно. Ольга хмуро смотрела на мужика. Сказала:
— Идите. Я попробую ему помочь.
— Ты же не собираешься его добивать? — уточнил Кит. Она словно через силу оглянулась, улыбнулась.
— Нет, ну ты чего! У меня способ примерно как у Ястреба, только если смотрят, не получается. Идите. Я сейчас.
***
там же
Напарники ушли, она подождала еще немного. Посмотрела на мужика.
Чем бы их ни сводили с ума, мясники говорили, это вроде дури. Значит, этот человек сам взял это и сам виноват в том, что с ним случилось. В каждой из смертей.
Так пусть осознает все ясно, а не винит собственные руки.
Перо выскользнуло из выреза рубашки, нырнуло в крохотный пузырек с водой. Замерло. Нужно было закрыть глаза, сосредоточиться, посчитать слоги. Прошептать стихотворение вслух, поправить. Лучше было бы с бумагой, но ее с собой не было.
Наконец получилось что-то относительно пристойное, такое, что мир должен был принять. Капли воды зависли в воздухе, словно размышляя, стоит ли воплощаться, потом все же исчезли.
Мужик поднял взгляд. Моргнул, глядя на наемницу. Завыл протяжно на одной ноте.
Перо и пузырек спрятались на места, Ольга вздохнула, тряхнула головой.
— Ну что ты смотришь, — спросила мужика. — У тебя дом есть, семья или еще кто. Не всех же ты убил. Вот иди, помогай им, а не вой тут.
Следить, что он послушается, не стала, зашагала вслед команде.
Ее ждали через два дома. Тут же спросил Даниэле:
— Ну что, получилось?
— Руки он разбивать перестал, — улыбнулась она, пожимая плечами. — А что дальше будет делать — это не ко мне вопрос. Может, в Илате утопится. Куда дальше идем?
— И много ли тут еще сумашедших? — дополнил вопрос Даниэле.
Обри вытерла кровь с подбородка — когда она успела так прокусить губу? — мотнула головой, но все-таки ответила.
— Идем туда, где эти плохие руки убивали. Сколько их, не знаю. Я тогда в мастерской была, у портних сейчас все время занято всегда из-за господского праздника.
Повела между домами в сторону старой рыночной. Даниэле пристроился рядом, тихо спросил:
— Ты магичка, да? Музыкантша, и нас прогнала, чтобы не беспокоиться о площади действия мелодии?
Ольга загадочно улыбнулась, толкнула напарника в тощее плечо.
— Много будешь знать — много будет бед, слышал поговорку?
— Не слышал, — смутился он. — Извини. Просто я подумал, если такие важные вещи друг про друга знать, работать будет проще.
Она фыркнула, на ходу оглянулась на Ястреба, прищурилась.
— Спорим, ты раньше наемником был?
Равнодушное, изуродованное шрамами лицо не изменилось, монах качнул головой. Подумал, положил ладонь в воздухе, второй ткнул намного выше нее.
— Что, бери выше? — угадала она.
— Магом? — тут же ткнул пальцем в воду Даниэле.
— Убийцей? — одновременно предположила Ольга.
Вот и гадай теперь, кому он кивнул. Не обоим же, магов в цергийскую гильдию не берут.
— То и другое по очереди? — фыркнула она, монах полез за пазуху, но написать ответ не успел. Обри остановилась в очередном узком проулке.
— Здесь, — сказала глухо, словно ей трудно было дышать.
Ольга огляделась. На земле и камнях еще можно было угадать впитавшиеся пятна крови, тонкая деревянная дверь ближайшего дома пробита насквозь. Обри с трудом сглотнула.
— Я пришла после работы. Еще на краю квартала все начиналось, кровь, раненые. Прибежала сюда, — шагнула к низкому порогу, погладила разбитую доску. — Это был дом Макса. Он с Молли и детьми приютили мою маму, потом не выгнали меня.
Отвернулась, прижавшись спиной к стене. Указала рукой.
— Его тело было дальше по улице. Наверное, пытался остановить тех, кто пришел. Сид выскочил на порог. Его головой пробили дверь, я его только по одежде узнала. Молли и Нэнси, ее старшая дочь, в комнате были. Младших они в подвале спрятали, их забрала потом Элис. У нее трактир, работа найдется и ложка каши тоже.
Она говорила и говорила, называла незнакомые имена. Ольга слушала, хмурясь.
Здесь убили стольких людей. Почему никто не остановил убийц? Почему на крики не пришла стража?
Потому что это трущобы. С трех сторон банды, с четвертой городская стена. Сосед держится за соседа и так выживают, но против толпы безумцев…
— Так не должно быть, — сказала громко. Ухнул сердито Ястреб, больно схватил за плечо. Расхохотался, захлебываясь смехом, Даниэле.
— И что ты сделаешь, чтобы так не было?!
— А все думают, разборки банд, — уже кричала Обри. — Посылают наемников, которых интересуют только деньги!
Ольга не запомнила, кто первым кого ударил. Поднырнула под кулак монаха, толкнула его в стену. Птица с клекотом вцепилась в волосы, пришлось кувыркнуться, чтобы сбить его.
Коса осталась на птичьих когтях, в одежду вцепилась Обри, тут же отлетела в сторону. Ткань треснула, вместе с рубашкой, рассеивая пух, шлепнулись на землю две подушечки.
— Роксан?!
Он встал, вытирая лицо: вода из спрятанного пузырька разлилась, повредила грим. Стучало в ушах — нет! Это чужая музыка лилась в них, злым частым ритмом ускоряя сердце.
Из ножен выдернули меч, Роксан не успел перехватить. Обернулся и замер.
Перед ним стоял невесть откуда взявшийся брат, указывал дрожащим острием в грудь.
Хлопнуть по плоскости лезвия, сблизиться, вырвать оружие, не встретив сопротивления. Ярость наполняла, требовала ударить, он вместо этого прорычал:
— Лучше бы герб разбили!
Уже однажды сказанное после совета, куда господин О’Киф явился в сопли пьяным.
— Так разбей!
Он едва успел отвести меч, чтобы бросившийся вперед Кит не насадился на него. Получил чувствительный тычок по ребрам, отскочил, разрывая дистанцию.
— Ненавижу тебя! — ударило вслед. — Лучше бы я умер, да?! Убей!
Музыка, значит, накрывают определенную площадь в прямой видимости мага. Роксан подхватил за шкирку Обри, кружащую вокруг Ястреба, швырнул как можно дальше в переулок. Увернулся от кулака монаха — почти, полетел на землю от силы даже вполовину смягченного удара. Откатился, рванул в сторону.
А вот и они!
На крыше виднелись два темных силуэта: худой невысокий мальчишка вдохновенно выводил мелодию, девушка рядом целилась из арбалета.
Ящик, бочка, пристройка, черепица. Болт свистнул над плечом, Роксан хотел ударить мальчишку, прервать нескончаемую музыку, но тот ушел танцевальным па, сосредоточенная девушка закрыла его собой.
Ее лицо. Широкие брови, линия губ, рыжие прямые волосы заправлены за уши, приподнятые уголки глаз…
Он слишком замешкался и пропустил толчок в грудь, успел только выучено отбросить меч, чтобы не напороться в падении. Удар о землю вышиб воздух, Роксан с трудом поднялся на локте. Увидел, как белкой взлетела на крышу Обри, взвизгнув:
— Это ты?!
Выругался за спиной Кит, спикировал на девушку ястреб.
— Ида.
Совпадение было невероятным, но оно было.
Встать оказалось невыносимо трудно. Роксан подобрал оружие, шагнул к дому, преодолевая даже не боль в избитом теле — апатию, давившую на плечи парой мешков.
Музыка. Просто сменилась музыка, эти двое сбегут под ее прикрытием, останавливать их уже поздно.
Не поздно!
Сумел взобраться наверх, вовремя — выдернул Обри из-под выстрела. Птица налетала на арбалетчицу, музыкант прятался за спиной, отступая. Роксан попытался достать его, но подвела черепичная крыша, провалившись под ногами. Еще одно падение и нежелание даже открывать глаза, даже дышать.
Это неправда. Это музыка. Он ничего такого не чувствует, он просто выполняет удачно полученное задание.
Разумных мыслей хватало, чтобы не желать умереть прямо здесь от личной беспомощности и общей бессмысленности бытия, но не чтобы преследовать кого-то.
***
Южная Империя, город Пэвэти
15 Петуха 606 года Соленого озера
Этот дом сразу показался ей красивым, уверенным и немного насмешливым. Он словно наблюдал за пришельцами глазами сильного, спокойного мужчины; позволял искать все, что им захочется, но настоящие тайны прятал всерьез.
Эш улыбнулась, подставив лицо солнцу под резным окошком. Боль никуда не исчезала, продолжая терзать сердце, но ей почему-то было радостно знать, что этот человек правда верил в свою страну. Текамсех Пустынник, охотник, палач, весь его дом говорил о любви к Империи и гвардии. Настоящей любви, а не прикрывающей страх ширме.
Когда человек что-то любит, его можно понять. Полюбить в ответ. И может быть, узнав больше о нем, поняв его сердце, Эш поймет, как можно любить этот жестокий край.
Сикис сказал, Текамсеха могли забрать подземники. Эш уже привыкла, что все здесь называют их так, а еще беловолосыми, альбиносами, шпионами, крысами. Почему-то она ни разу не слышала из уст имперцев название соседней страны.
Андаварудо. Словно перекатывается во рту глоток воды, теплой, чуть-чуть горчащей. Имя пахнет сухими травами, а еще сильней — камнем, влагой, горячим железом кузниц. Там, на маленьком клочке степи, отрезанном от нежилых земель за пределами Приозерья, жили совсем не так, как здесь. Наверное, поэтому и отзывались о них без дружелюбия.
Могли ли андаварудцы прийти сюда?
Эш не знала. Что-то мешало думать об этом, словно на стадо овец наталкиваешься, мягкое, теплое, но никак не пробраться сквозь него. Зато она поняла, где должна быть дверь. Топнула ногой, обошла очаг, разглаживая остатки пепла. Вынула камни обода. Под ними оказалась глубокая щель.
— Нашла? Молодец, — похвалил Сикис, плечом оттесняя ее. — Отектей, иди сюда.
Маг подошел, вместе они поддели люк тростью, наполовину сдвинули в сторону, открывая темный лаз. Дальше крышка почему-то не пошла, и ступеней видно не было. Отектей нарисовал огонек, уронил с ладони вниз.
— Неглубоко, — заключил Сикис. Кивнул Эш: — Проверь.
Она повисла на руках, спрыгнула в подземелье. Подняла голову:
— А что проверять?
Сикис фыркнул, не ответив, но уже через миг стоял рядом с ней. Оглянулся, поджал губы:
— Очевидно, это не подвал для воды. Отектей, — кинул вверх ключи. — Запри дверь и спускайся.
Ему будет больно, если он спрыгнет вниз. Эш хотела сделать ступеньку из рук, но Сикис отодвинул ее, коротко объяснив:
— Не удержишь.
Подставил плечо опорой для ног севшего на край мага, плавно опустился на одно колено. Эш подхватила Отектея под руку, помогая удержать равновесие, спуститься на каменный пол.
— Спасибо.
Сикис отряхнул куртку, с неудовольствием покосился на помятые перья. Эш склонила голову к плечу. Чем внимательней она смотрела на него, тем сложнее было разобраться, какой же он. Зоркий, умный, часто сердитый, иногда очень добрый и тут же снова недовольный. Почему? Не понять.
С люка вниз спускалась длинная железка, Сикис потянул ее вбок, наклонил, заставив каменную плиту со скрежетом сдвинуться, почти закрыв лаз. Отектей поднял огонек с пола, подбросил над плечом, и тот повис желтым крохотным солнышком, давая оглядеться.
Коридор был широким, Эш подошла к стене, погладила разноцветный камень. Из-под пальцев с шорохом посыпался песок, заставив отпрянуть, прикусить губу, сожалея о хрупкой красоте.
— Отектей, смотри, здесь рисунки.
Он подошел, приблизился огонек. Поправил:
— Раскрашенные барельефы. Многое долепили поверх камня, но смесь была плохая.
Сикис на стены не смотрел, изучая что-то на полу. Потребовал:
— Посвети.
На светлых камнях были ясно видны темные пятна — полосами, брызгами, каплями. Эш присела рядом, потрогала.
— Сухие.
— Конечно, им третий день уже. Отектей!
Тот замер в центре пятен, во вскинутой руке очень не хватало пера. Сикис медленно шагнул вперед, взмахнул ладонью. Тут же качнул головой.
— Шаг назад. Ты без пера, ты с саблей.
— Я не умею.
— Какая разница? Текамсех умел. Руку выше. Левую ногу назад.
Эш смотрела зачарованно. Они изображали сражение медленно, красиво, угадывая удары по следам на полу. На миг показалось, она видит, как это было, понимает, что здесь случилось. Вступила сама, обняла Отектея со спины, Сикис изобразил удар в грудь.
— Он спустился сюда сам, — заключил. — Возможно, что-то услышал. Его ждали и тут же напали. Пока один отвлекал боем, другой или другие зашли сзади.
Эш моргнула. Посмотрела еще раз на стену, где казавшийся прочным и целым барельеф потек песком под пальцами. На кровь на полу. На огонек над плечом мага.
— А так бы получилось?
— Конечно, — уверенно кивнул Сикис. — Даже лучший гвардеец не справится с несколькими врагами в темном коридоре. Видимо, была цель захватить его в плен. Осталось понять, в какую сторону они пошли.
Снова сел на корточки, изучая пол. Эш не знала, как можно увидеть следы на камне, но на всякий случай перебежала назад, разглядывая коридор с другой стороны от пятен. Не удержавшись, замерла перед барельефом, сцепив руки за спиной, чтобы случайно не потрогать.
Мужчина и женщина держатся за руки, лиц не нарисовано, но он весь светлый, волосы как лучи солнца, а она темная, словно ночь. Под ними два ряда фигур, шесть и еще шесть. Такие разные, темные, светлые, рыжие.
— Вряд ли они пошли бы в Цергию, — Отектей нарисовал еще один светильник. — Скорее в сторону своей границы.
— Несколько дней перехода, — напомнил Сикис. — Тащить раненого пленника так далеко рискованно.
— Но у него же не текла дальше кровь, — Эш указала на пол коридора. — Наверное, его сразу перевязали. Если дрались.
— Ты сомневаешься?
Он был похож на гремучую змею. Трещит предупреждающе — ближе не подходи!
Но Эш никогда не боялась змей.
— Барельефы очень хрупкие. Разве они бы не испортились, если бы тут дрались?
Сикис сощурился, прикоснулся к ближайшей стене, посмотрел, как тут же песком осыпалась краска. Было обидно, но Эш надеялась, что если этих рисунков много, то не будет очень плохо, если они немножко поломают один.
— Их граница в той стороне. Ищите следы, оба. Если ничего не будет, развернемся и проверим другое направление.
***
королевство Цергия, приграничная пустыня
15 Петуха 606 года Соленого озера
Он вышел к колодцу на втором восходе, когда пустыня начала разогреваться после ночи. Привычную картину каменного обода на фоне плавной линии холмов нарушал ком, который Рагнар сначала принял за принесенный ветром цветок пустыни. Однако, подойдя ближе, понял, что ошибся. Опустился на колени, распутал ссохшийся комок ткани. Один край подрублен, второй грубо оторван, кровь пропитала его пятнами.
— У беглеца ранена рука или нога. Он отрезал на бинт подол халата, а здесь, вероятно, промыл рану еще раз и сменил повязку.
Раньше ему не требовалось проговаривать вслух свои выводы.
Коснулся лежащего рядом ведра на веревке — сухое, хотя было в тени, значит, отставание пока не сократилось. Толкнул тяжелую крышку.
Здесь редко накапливалось много воды, и чаще всего беглецы выпивали всю, ничего не оставляя охотнику. Но нужно было проверить.
Опущенное вниз ведро едва намокло снаружи и ничего не зачерпнуло. Хорошо, значит, отставание не больше двух часов. Однако как раненый беглец сумел идти с той же скоростью, что и опытный охотник?
Линия песчаных волн, за которой он следил одним глазом, уже давно начала блекнуть, однако он все еще не отзывал птицу, и теперь был вознагражден. Мелькнула вдали черточка, Рагнар медленно опустил ладонь, упрощая приказ до жеста. Картина приблизилась, ясно обрисовалась линия следов, идущая по верху бархана. Вдали виднелся незнакомый ориентир, одна из руин, которых было много в пустыне. Рагнар поманил далекое творение ладонью, позволил связи ослабнуть. Без спешки снял и расстелил плащ, сел в тени колодца. Коснулся приказа на шее.
Он не желал ни о чем думать.
Посмотрел вперед, но птица была еще далеко, различить ее на фоне слепяще яркого неба было невозможно. Порыв ветра вонзился в кожу песчинками, заставив прикрыть лицо. Тут же что-то коснулось ладони, Рагнар сжал пальцы. Взглянул на нежданную добычу.
Лист бумаги. Ученик… Беглец рисовал что-то здесь и потерял эскиз?
Первыми в глаза бросились кудрявая шерсть и загнутые рожки. Бессмыслица. А вот общее строение тела, изгиб спины, длинные ноги действительно были удачной находкой. Копыта слишком маленькие, вряд ли подобное создание сможет пройти достаточно далеко по здешним пескам. Но все же это ответ на вопрос, как беглец смог увеличить разрыв.
Ответ, принесенный ветром. Рагнар оглянулся, зная, что один, но все же перепроверяя это. Однако до самого горизонта виднелись лишь редкие кусты и холмы. Да и кто мог бы последовать за ним?
Горестный птичий крик, на плащ рухнуло маленькое, тающее тело. Рагнар взмахнул пером, прерывая его бытие, тут же припал к ткани губами. Да, сейчас у него был полный бурдюк и фляга, но здесь нельзя терять ни капли воды. Иначе можешь поплатиться жизнью.
Понимает ли это беглец? Если он творит таких удивительных коз, его расход…
Тем проще будет его догнать.
Рагнар взглянул на рисунок еще раз. Если убрать избыточность и увеличить возможность идти по песку, это должно стать разумным вложением.
Маленькое копытное переступило изящными ногами, издало странный звук, не похожий на блеянье обычной козы. Без рогов его голова казалась неправильной, но внешний вид значения не имел. Рагнар набросил плащ на спину творения, сел, хлопнул по пушистому коричневому крупу.
— Вперед.
Ухватился за шею стремительно рванувшегося с места создания. Оно передвигалось длинными легкими скачками, вскоре Рагнар приноровился к ним, смог одной рукой высвободить хвост тюрбана, прикрывая лицо от песка, норовящего забиться в рот.
Солнца поднимались, превращая пустыню в пылающий очаг, но Рагнар упорно подгонял свое творение. Он знал, где беглец. Он надеялся догнать его на дневной стоянке.
И пусть все решится быстро.
Начну издалека.
Вчера доделывал обложку для книги моего хорошего друга. К сожалению, он – человек старой школы и в интернетах почти не выкладывается, предпочитает бумагу, потому ссылку «на почитать» дать не могу.
Я не очень хороший дизайнер, но постепенно жизнь заставляет осваивать всё новые приёмы обработки и рисования простых графических картинок, а в силу профессии я знаю соотношения между шрифтами, симметрию и асимметрию пустот и заполненостей. В общем, кое-что получается иногда.
Обложка для печатной книги – это немножко иначе, чем обложка для книги электронной. Там можно и фактурой поиграть – глянцевое или матовое, гладкое или шероховатое. И с размерностью.
И вот сижу, вожусь потихоньку. Концепт уже был, надо было подогнать под него общее расположение компонентов.
И вот когда условное «карты» (куски смыслов) у тебя уже на руках, что ты делаешь? Ты медленно, даже наощупь, собираешь из них новый, некий никому неизвестный смысл: то чуть увеличиваешь шрифт, то смещаешь какой-то фрагмент изображения на миллиметр-другой, смотришь, опять смещаешь… Опять увеличиваешь шрифт на пару пунктов. Видишь, что выбивается из гармонии – уменьшаешь фрагмент. И всё равно как-то не так, чего-то не хватает…
И вот я зацепил пару букв, чуть растянул, процентов на 10… Смотрю – ну и как оно? Гармонирует? Или опять не то?
И вдруг – как будто кулаком ударило на уровне сердца. И больно стало.
И тут же пришло понимание – вот от такого сочетания шрифтов, цифр, рисунков, если долго смотреть, становится больно. Значит, именно это сочетание – правильное.
Я плохой оформитель, у меня первый раз вышло вот так.
Но с текстом что-то похожее бывает, скорее, в норме, чем случайно.
От правильно выстроенного текста делается щемяще-больно. И это всё, что нужно знать о композиции.
Вернусь и подчеркну тот момент, что выявлять элементы композиции в идеале нужно постфактум, то есть в уже написанном тексте. Когда вы сели редактировать, допиливать, шлифовать.
Тут важно найти свою гармонию.
*Если писать и жёстко ориентироваться на мелкие элементы композиции, тщательно развешивая «ружья» и выписывая «крючки» – можно сгубить общую живость текста.
*Если совсем не думать о том, что всё-таки есть хотя бы завязка-кульминация-развязка – тоже можно загубить, но уже сюжет. Герои будут очаровательно-живые. Но бестолковые. И «ходить будут кругами».
Ищите «золотую середину».
И помните: если вам кажется, что вы не знаете основных приемов композиции, это не означает, что вы действительно о них не знаете.
С раннего детства вы слушали сказки, потом читали книги, смотрели фильмы. И все эти сказки-книги-фильмы давали вам и образцы композиции. Вы изучали её, сами не подозревая об этом.
Часто спрашивают: для кого нужно писать книги – для читателя или для себя.
Это зависит от задач.
*Если вы делаете стулья штучно – вы и есть их первый хозяин, хотя можете потом и дарить, и продавать свои поделки.
*Если ваше ремесло поставлено на поток, если по углам мастерской – горы ножек и спинок – тогда вы просто делаете стулья на продажу. Они заточены под вашу ЦА – цветом, удобством, устойчивостью.
Так же и с книгами. Есть творчество, и есть ремесло. И есть момент, когда это сочетается в вас.
Но. Важно, чтобы внутри вас правильно стояли акценты.
*Если вы творец – не ждите продаж, с ними может повезти, но это будет везение. Не ждите толпы читателей, признания критиков и т. п. Вам и здесь может повезти – но это тоже будет везение: совпадение вашего уникального опыта и потребностей ЦА, ну или мира, Вселенной, если хотите.
*Если вы ремесленник – не ждите серьёзного разговора об искусстве, серьёзной критики, возможности остаться в истории, не ждите, что через 20 лет ваши книги будут читать и помнить. Может повезти, но не ждите.
Если вы знаете об этом – вы будете счастливы.
Ведь книги нужны разные. И место найдётся всем.
Почему через 20 лет? Потому что 20 лет – это одно поколение. Те, кто родился сегодня, через 20 лет будут задавать другой стиль потребленияжанровой литературы. Той, что удовлетворяет эмоциональные запросы читателя. Придумают новые вкусные-популярные жанры. И у них будет своя замена модным сейчас ЛитРПГ, бояръанимэ, лырам и иже с ними. А те, кому сегодня 20, кто сейчас читает лыр и ЛитРПГ – придут к власти, станут школьными учителями, чиновниками, продавцами и таксистами. И вот они будут ещё дочитывать то, что их вставило в 20 лет.
Классика литературы не погибнет, язык классики всё также будет жить, пока классику впихивают ребёнку в школе. Только тогда, когда забудут язык высокой литературы – тогда она и будет потеряна.
А вот ЛитРПГ не будут искусственно навязывать следующему поколению.
И через 20 лет, дети, возможно просто не смогут читать ЛитРПГ, потому что их интересы полностью сменятся, термины уйдут.
У них будет какое-нибудь своё смарт-рпг или мил-лыр.
Суть их будет той же – удовлетворить потребность в эмоциях, но игровой сленг станет иным.
Вот и всё. Кто знает, может быть » Не лепо ли ны бяшет, братие » – тоже когда-то было эмоциональным бестселлером для подростков.
Про героя
Я – тупой.
Я только сейчас понял, почему летом приходится срочно покупать другой шампунь.
Не люблю заморачиваться даже одеждой, не то, что шампунями. Джинсы меня примерно устраивают и зимой, и летом.
Но летом шампунь вдруг перестает меня нормально отмывать. И мне приходится покупать «тот, другой», который для лета.
И только сегодня я понял, что летом агрессии для волос больше – солнце, ветер, шапки нет, потею больше. Волосы постоянно то сохнут, то мокнут. Им нужен более щадящий шампунь, иначе они от этого подыхают и торчат!
Вот. Понадобилось 20 лет, чтобы додуматься)
Вот точно так же я не сразу понял, что с «Путём героя» нас жёстко разводят.
Я с удовольствием почитал Кэмпбелла и Воглера. И даже Молчанова. Учитывая, что Проппа я читал ещё в вузе, всё это показалось мне очень забавным.
И только когда я всё это попытался применить к классическим, а потом и к собственным текстам, я понял, что путь героя – всего лишь частный случай, а совсем не правила создания бестселлера.
Почему?
Да всё просто же.
Даже волшебные сказки, из которых «вытащили» этот путь и которые подходят под него идеально — они же не единственный сказочный жанр!
Есть бытовые сказки, сказки о животных. И нету там никакого пути героя!
А уж литературное многообразие – оно такое многообразное, хоть волком вой перед сессией.
Не повторяйте моих ошибок.
Т.к. я расскажу и про путь героя в следующей главе. Это интересно. Мы тут в комментах обсудили и выбрали следующей именно эту тему.
Но помните: это – не панацея.
— Передайте господину Эннету, что я не мог ошибиться. Это точно тот самый андроид! Я еще из ума не выжил!
— Спокойно, спокойно, Льюис… я тебя ни в чем не обвиняю. Пока. Но ты должен понимать — непроверенная информация ничего не стоит. Ты сообщил мне о существовании робота уже после выступления у Митчелла. Мне нужно было проверить, насколько твои слова близки к истине. Тот факт, что андроид физически существует, еще не говорит о том, что он может быть настолько ценен для нашего дела.
В одном из подсобных помещений диспетчерской космопорта света почти не было. Ну, не считать же серьезной иллюминацией мерцание контрольной панели дежурного охранника? На этом фоне двое выглядели черными силуэтами. Льюис был низеньким и щуплым. Его собеседник — представительным, выше диспетчера почти на голову.
— Скажи мне, Льюис… с чего ты взял, что у него в голове сохранились интересующие нас сведенья? Или ты думаешь, что я настолько глуп, что не смогу проконсультироваться у кого-нибудь из профессионалов? Информация почти наверняка была уничтожена. Что я могу предъявить Эннету, кроме твоих, согласен, достаточно логичных умозаключений?
— Но, господин Ке…
— Без имен, пожалуйста.
— Я объясню. — Голос диспетчера дрогнул. — Дело в том, что я узнал робота по его регу… регистрационному коду у нас в базе. Оказалось, что новый владелец почему-то сохранил прежние настройки. В случае перезаписи основных баз сектора си… ну, личных параметров андроида, если проще, этот код меняется. Новый собственник, как правило, желает настроить антропоморфа для своих нужд, и в этом случае проще снести всю старую информацию и установить новую систему. У нас в универе читали семестр по робопсихологии и программированию андроидов, поэтому я и знаю. Но раз код не изменился, можно надеяться, что сохранились архивы десятилетней давности.
— Меня удивило, как ты запомнил эти циферки, а не то, что ты учился в универе…
— А… да я не запоминал. Здесь в базе данных отмечена вся серия этих биороботов. Мы всегда проверяем ввозимое оборудование интеллектуального класса. А этот принадлежал лично командиру взвода, он специально отмечен. Ну, дальше просто. Все знают, как андроид достался сержанту Хейну…
— Звучит убедительно. Вот только… есть у меня подозрение, Льюис, что ты обо всем этом натрепал кому-то помимо меня. Времени у тебя было предостаточно.
— Я?
— Ты, ты. Что так удивляешься? Вокруг этого робота происходит какая-то возня. Ты на подозрении, Льюис. И если утечка была по твоей вине…
— Я? Я ни при чем! Клянусь чем угодно…
— Как пафосно… умоляю, избавь меня от своих клятв. И я надеюсь, что это все-таки тот андроид.
Льюис не успел моргнуть, как его собеседник покинул комнату. Не попрощавшись.
Он обождал несколько минут, чтобы убедиться, что остался один. Затем соединился с сетью.
Приятель отозвался сразу:
— Привет. Проблемы?
— Да. Мне пришлось рассказать об андроиде Келли. Ему не составит труда сложить два и два. Келли будет искать андроида для Эннета.
— Спокойно. Повтори медленно, еще раз.
— Мы все знаем, что у нашего общего друга Хейна, в ближнем окружении есть крот, который работает на Эннета. Этот крот наверняка уже передал своему начальству про «ступу». А если не передал, то, точно говорю, передаст в ближайшее время. Неучтенная установка — это же для Эннета резервный вариант, лучший вариант! Он в него вцепится, будьте уверены. Но без андроида и его памяти — это всего лишь куча бесполезных деталей.
— Понимаю. Что дальше?
— Дальше… вам нужно действовать расторопней. Иначе андроид достанется Эннету. У Келли в городе большие связи.
— Ясно. Что-нибудь еще?
— Ричард, у меня просьба. Если дело выгорит… Ну, если все получится… про меня не забудьте, ладно?
Инспектор Гус уже собрался уходить, задержался за просмотром последней статистики по миграционной службе. Что-то в этих документах его насторожило при первом беглом просмотре, и теперь он пытался понять, что именно. Мысли вяло переключались на посторонние предметы, потом вяло возвращались к цифрам, смысл которых упорно от него ускользал. Вот-вот должна была настать минута, когда инспектор свернет все виртуальные окна, потянется устало и не спеша тронется к выходу, решив отложить проблему до завтра.
Именно в этот момент дежурный от проходной сообщил, что пришел господин Келли, управляющий завода по производству пищевых концентратов и сублиматов. Роучер Келли — человек в городе известный. Гус был с ним немного знаком еще с давних лет восстановления экономики колонии, которую изрядно подкосила война. Экономику в те лихие годы приходилось восстанавливать, подчас, с оружием в руках, и полиция тогда зарекомендовала себя серьезной силой на страже порядка…
Гус поднялся навстречу позднему гостю, приветливо улыбаясь:
— Здравствуйте, господин Келли. Чем могу служить?
— Прошу простить за поздний визит. Меня привело к вам одно маленькое, но неотложное дело.
— Надеюсь, законное?
— Ну, разумеется. Видите ли… вы должно быть в курсе, что несколько дней тому назад наша компания пригласила выступить в зале завода артистку Дану Тэн. Она впечатлила нашего директора на дебютном концерте, и он поручил мне заключить с ней контракт. Все шло нормально, как вдруг сегодня она связалась со мной и сообщила, что выступление отменяется. Без всяких объяснений. Я попытался связаться с ней снова, но у меня не вышло — она отключилась от сети. Тогда я отправил секретаря выяснить, что случилось. И ему тоже ничего не удалось узнать. Эту артистку охраняет полиция. И как охраняет! Как сейф с брильянтами. Вот тогда я и вспомнил о вас, уважаемый инспектор…
— А, понятно. Видите ли, какая история. У нас есть серьезные подозрения, что кому-то госпожа Тэн на Руте сильно мешает. Ее дважды пытались убить. Именно поэтому полиция и рекомендовала ей отменить последний концерт…
Келли недоверчиво приподнял бровь:
— Убить? У нас, на Руте? Удивительно. Если бы не вы мне об этом сказали, никогда бы не поверил… Послушайте, инспектор… сделайте одолжение, позвольте…
— Не может быть и речи. Чем меньше она появляется на людях, тем больше у нее шансов выжить! Я вообще жду — не дождусь, когда она со своим зоопарком улетит отсюда: пока ее не было, у нас было тихо!
— Вы меня не дослушали. Позвольте мне с ней переговорить. Возможно, когда ситуация разрешится, и вы поймаете, ммм… убийцу, а я надеюсь, это случится задолго до того времени, как артистам надо будет улетать, госпожа Тэн все же не откажется у нас выступить…
— Мне бы ваши проблемы, — вздохнул инспектор, одновременно вызывая офицера, приставленного охранять Дану.
— Макс? Как у тебя дела? Все тихо? Отлично. Предупреди госпожу Тэн, что с ней хочет поговорить Роучер Келли. Да, да тот самый… хорошо. Он подъедет… через четверть часа. Да, один. Отключаюсь.
— Благодарю, инспектор! — довольно улыбнулся Келли, попрощался и покинул кабинет.
Ну, пора и нам, подумал хозяин помещения. Наконец-то!
– Ты что творишь, поганец?!
Мощный рык Ирхита-абу далеко слышен под гулкими сводами технической зоны. Ким вздрогнул и обернулся, пряча сигарету в ладони – курсантские привычки живучи. Конечно же, никакого полит-эфенди не было на верхней галерее. Да и не могло быть – выход сюда только через зал связи ЦУПа, а там сейчас такой нервяк, что все разумные предпочитают держаться подальше. Просто в ангаре хорошая слышимость, особенно сейчас, когда ни один из шумных вспомогательных агрегатов не работает. Интересно, кого на этот раз – и на чём? – поймал неукротимый наставник, прозванный курсантами Ифритом-абой не только за громкий голос.
– Да как ты мог написать такое? И где?! Червивая твоя душа, несчастье наставников и горе родителей! А если бы из чужих кто увидал? Позор на всю галактику! Да ты хоть понимаешь, паскудник, что на самом деле означает твоя пачкотня?!
Ким поморщился, облокотился о перила и снова включил сигарету. Затянулся. Вишнёво-ментоловый микс показался безвкусным и неприятным, словно по ошибке сунул в рот антиквариат из настоящей бумаги, набитый вонючей канцерогенной дрянью. Голос эфенди доносился откуда-то снизу, самого его видно не было, как и незадачливую жертву, но Ким уже потерял к ним интерес – он понял суть преступления. И от этого понимания к горлу подкатывала горечь, портя любимый вкус, и бесполезно щелкать переключателем, меняя настройки одобренного Минздравом электронного миникальяна.
Не поможет…
«Запердолим джи!»
Этой паскудной надписью пестрел весь город. Баллончиками на стенах, маркерами по стёклам монора, плакатами на стендах, официальными растяжками поперёк улиц. Оскорбительная фраза с лёгкой руки Дёмыча стала девизом Проекта. А ведь могла бы оказаться и позором на всю галактику – если бы понял кто. Хуже, чем просто позором. Пресса может сколько угодно врать о великом триумфе и вселенском равноправии, а на самом-то деле ничего пока ещё не решено, не случайно и присланные Федерацией Наблюдатели именно наблюдателями называются, а не посланниками, в такой ситуации любая мелочь…
Пачкотня так и не пойманного идиота могла обернуться катастрофой. Бомбой, взорвавшей единственный путь для землян в Большую Вселенную.
Потому что космос открыт для всех, но в Свободной Федерации Миров нет места ксенофобам.
Землянам повезло дважды – никто из посланных Федерации Наблюдателей не был знатоком земного жаргона. А среди встречающих оказался Дёмыч… Так что не прав Ифрит-абу, не случится ничего плохого, даже и увидь чужие – теперь уже не случится. Примут за ещё одну социальную рекламу. А ведь Дёмыча поначалу и брать не хотели, неблагонадёжен, мол. Намазы сроду не творил, даже когда наверху, насмешки себе позволяет всякие, да и вообще болтает много. Но Король Лёва сказал: «Дёмыч будет!» Он, мол, сам для нашей Жемчужины ракушку делал, и если вдруг что не так пойдёт… Полит-эфенди поворчал, да и отступился, потому что слово Короля Лёвы – закон. Но не успокоился, ворчал и поглядывал намекающее.
Ну и где бы был наш разлюбезный Проект, если бы не Дёмыч с его неумением держать язык за зубами?
«Напьюсь – подумал Ким, наваливаясь грудью на перила, прижатый желудок меньше ныл. – Вот ведь паскудство, к звёздам летаем, а язву толком лечить так и не научились… Если все пройдёт штатно, Аллах свидетель, завалюсь в какую-нибудь курильню и напьюсь». Он наудачу скрестил пальцы и поднял голову, с тоской разглядывая сводчатые перекрытия, недавно выкрашенные в весёленький розовый цвет.
– Так и знал, что ты здесь!
Ким не стал оборачиваться. Если бы что-то случилось – голос Али не звучал бы так жизнерадостно. Значит, ничего срочного, просто пообщаться пришёл. Новостями поделиться. И новости – не плохие, а это главное.
По галерее протопали тяжёлые шаги, перила дрогнули и жалобно заскрипели – Али подошёл почти вплотную, навалился на ажурную ограду всей двухсоткилограммовой тушей. Протянул длинную руку – очевидно, хотел ободряюще стукнуть Кима по плечу, но в последний момент передумал. Или вспомнил, что не все выдерживают его дружеские похлопывания, Ашотику из аналитического как-то два месяца в гипсе отходить пришлось. С тех пор Али осторожен и деликатен. Вот и сейчас ограничился лишь тем, что треснул чёрной лопатообразной ладонью по перилам и оскалил в радостной улыбке крупные жёлтые зубы.
– Не мандражуй. Отлично идёт твоя девочка! Штатно идёт.
Ким с деланным равнодушием дёрнул плечом. И тут же не удержался, спросил:
– Где?
Хотя и так понятно: если отступлений от хронометража нет, то четыре минуты назад пошёл второй виток. Половина пути пройдена, но впереди самое сложное – отстыковка спутника, выход в открытый космос, имитация прицельного распыления и предпосадочная ориентировка модуля. И всё это должно быть проделано вручную, чтобы у наблюдателей не осталось ни малейших сомнений: пребывающая в модуле Жемчужина – настоящий пилот. Обученный, тренированный, обладающий всеми правами и обязанностями. Не безропотный груз, не кукла, заброшенная на орбиту хитрыми землянами и натасканная, как отвечать по связи, пока всё за неё делает автоматика.
– На второй виток пошла. Сейчас биомедтехнику отстыкует, и на прогулку. Если без неожиданностей – то минут через девять, там возни немного.
Вот именно что – если без неожиданностей…
– Да не может там быть никаких чрезвычаек, двести раз всё перепроверено! – Али словно подслушал крамольную мысль. – Себе можешь не верить, мне – верь! Мы с ребятами там всё облазили, каждый узел по десять раз прозвонили, и не как обычно, а по-старинке, с разноцветными бантиками… Что хмыкаешь? Самый, между прочим, надёжный способ ничего не пропустить! У каждого – ленточки своего цвета, первый проверяет узел и вяжет бантик, что всё, мол, в порядке. Второй перепроверяет и вяжет свой бантик. И так десять раз! Плюс троекратная система дублирования каждого долбанного проводочка, каждой трижды грёбаной платы! Нечему там ломаться.
Али тоже на взводе, вон как тарахтит, себя самого убедить пытается. Слишком много зависит от успеха сегодняшнего запуска, чтобы не волноваться. Да, проверено всё, что только можно проверить, и предусмотрены тысячи ситуаций – вполне вероятных, возможных, почти невозможных и даже совершенно практически невозможных. Но предусмотреть всё способен лишь Аллах, а люди склонны ошибаться. Да и в чём вообще можно быть уверенным, когда имеешь дело с джи?
Впрочем, люди тоже порою не лучше.
***
В тот ужасный день, только чудом не завершившийся для Земли катастрофой, Киму тоже казалось, что предусмотрено всё. Даже ангар перекрасили – кто-то из аналитиков обнаружил, что серый цвет может быть неприятен дзелкингам при каких-то особых обстоятельствах. Что это за обстоятельства, объяснить аналитики так и не смогли, и ни один из дзелкингов не собирался лично присутствовать, ограничившись наблюдением с орбиты, но на всякий случай решили не рисковать. И теперь бункер напоминал филиал детского сада – розовые потолки, голубые и зелёные стены, жёлтые столешницы, радужное многоцветье приборных панелей.
О чужих изучили всё, что только сумели раздобыть. Официальная информация, исторические документы, учебные пособия тех рас, чья молодежь не получала знания каким-либо иным образом – и художественные произведения тех, у которых было развито хоть что-то, пусть даже и весьма отдаленно напоминающее литературу или кино. Нормы приличия рас Наблюдателей так и вообще распечатали и раздали всему персоналу вплоть до уборщиков – для зубрежки. И проверяли потом. Кима, например, хоть среди ночи разбуди – отбарабанит, что с иутами ни в коем случае нельзя заговаривать первым, а райрам – желать доброго здоровья. Была написана и десятки раз выверена аналитиками речь – обтекаемая, гладенькая, не способная никого оскорбить, но в то же время выгодно подчеркивающая земную толерантность. Первую встречу вообще провели на новодельфском космодроме, и даже очередную «касатку» запустили вне графика, чтобы только лишний раз продемонстрировать совместную работу представителей разных разумных видов.
Единственное, чего они тогда не предусмотрели, так это идиота с баллончиком.
Правильно говорят старики: хочешь рассмешить Аллаха – расскажи ему о своих планах.
За семь недель до этого.
Ощущение того, что он тонет, никуда не девалось.
Оно преследовало Дирка, когда он взбегал по ступенькам, и когда спускался, и так и осталось, когда он забрался в машину Фары. Оно незримо присутствовало, пока Фара прокладывала маршрут через весь город, и ощущение взбалтывания у него внутри было почти постоянным, когда они наконец добрались до Аквариума.
Он мог бы бросить любое другое дело. Он прекрасно знал это чувство и понимал, что оно не сулит ничего хорошего. Именно то чувство, которое привело его в тот переулок за кафе. Именно с этим чувством он наткнулся на фургон «Чёрного крыла». Теперь ему казалось, что нужно было пойти с Тоддом.
— Они всё ещё здесь, — сказала Фара, указывая на белые фургоны. Она припарковалась. Дирк теребил подол футболки с «Мексиканскими похоронами». Его начинало подташнивать.
— Может, нам лучше… — начал Дирк, но было уже поздно, Фара вышла из машины. Стиснув зубы, Дирк неохотно последовал за ней.
Кто-то откатил фургоны на служебную парковку и поставил их друг за другом, так что их двери открывались перпендикулярно воротам погрузки. В этих фургонах не было ничего, что отличало бы их от любых других фургонов, но Дирк был абсолютно уверен, что это именно те автомобили, которые они ищут. Всё-таки он потратил время на то, чтобы убедиться в наличии вмятины на одном из фургонов, которую тот получил при столкновении с почтовым грузовиком. Решительное выражение лица Фары подсказывало, что она сделала те же выводы.
Он наблюдал, как она исследует служебный вход в Аквариум и ворота погрузки. Не было сомнений, что она прекрасно изучила все ходы и выходы, но всё же она колебалась, её взгляд метался между камерами, висящими над каждой дверью.
— Может, лучше дождаться Тодда? — спросил Дирк. Это казалось вполне разумным. И он точно этого хотел. То, что Тодд никак не выходил на связь, не было удивительным, но он всё же надеялся, что Тодд разберётся с Амандой в том, в чём ему надо было разобраться, и успеет вернуться прежде… ну, прежде, чем что-то произойдёт. Хотя возможно, надеяться на это уже было поздно.
«Не делай глупостей», — сказал Тодд. Интересно, что можно считать глупостями? Он был совершенно уверен, что этот список довольно большой.
Фара продолжала исследовать местность, бормоча себе под нос что-то, что Дирку не предназначалось.
— Не думаю, что нам стоит сильно рисковать, — сказала она наконец, проверяя свое оружие. Это странным образом успокоило Дирка. Он вынул из кармана телефон и, поразмыслив, переключил его на беззвучный режим.
— Ладно, — сказал Дирк с напускной уверенностью, которой не ощущал. — Тогда мы… — он указал в сторону погрузочных ворот. Фара опять покачала головой.
— Тут слишком много камер. Мы проникнем внутрь через главный вход, если не сможем найти другой способ.
Он рассчитывал, что когда они выберут направление действий, ему станет легче. Но вышло наоборот: теперь у них появился план, и Дирку стало только хуже. Он сглотнул, не совсем понимая, как выразить словами то, что он ощущал. Вместе с Фарой они двинулись в обход здания, чтобы подойти к главному входу. Дирк чувствовал, что лучше бы им всё отменить. Лучше бы им вернуться обратно в машину и уехать от аквариума как можно дальше. Но по каким-то необъяснимым причинам его ноги продолжали нести его дальше, а язык словно узлом завязался.
— Сомневаюсь, что это хорошая идея, — сказал он, когда они вошли внутрь здания. Фара встревоженно взглянула на него, но поскольку он так и не смог найти слова для объяснений, она лишь качнула головой и подошла к кассе. Руки Дирка начали дрожать, такой дрожи у него не было с тех нескольких недель после освобождения из «Чёрного крыла», когда Дирк спал на диване у Тодда, потому что тишина в его собственной пустой квартире была для него невыносима.
— Что такое? — спросила Фара, когда они миновали кассу. Теперь они очутились в главном холле, где вместо стены был большой аквариум, и колышащаяся вода бросала блики на кафельный пол.
— Не знаю, — Дирк помотал головой. Он ненавидел это чувство больше всего на свете. — Ничего, — заключил он. — Уверен, это ничего не значит.
Его инстинкты никогда не ошибались, но всё-таки и полностью верны они тоже не бывали. Интуиция говорила, что нужно убегать, но ведь если сбежать, они не смогут получить ответы, а он был уверен — полностью убеждён — что именно там ответы, которые они ищут. Он так хотел бы, чтобы Тодд был рядом. Тодд умел быстро действовать, а ещё умел вытаскивать их из неприятностей, и Дирк подозревал, что им вот-вот понадобится и то, и другое.
— Давай просто осмотримся, — сказала Фара, и это было абсолютно разумное предложение.
Конечно, очень разумное. И там определённо не было ничего, что могло бы кому-то навредить. Ну, конечно, если все будут оставаться в своих аквариумах. Быстрый осмотр Аквариума показал в основном родителей с детьми, которые носились во все стороны с визгом, выдающим их восторг. Дирк изо всех сил заставлял себя расслабиться.
Фара передвигалась по аквариуму иначе, чем люди, осматривающие экспонаты. Она передвигалась, будто высматривает подозреваемого, а её рука располагалась поблизости от потайной кобуры, её взгляд шнырял по помещению. Если она пыталась вести себя как ни в чём не бывало, она несомненно в этом провалилась, но Дирк не нашёл в себе сил для возражений. Присутствие Фары, как и её бдительность, странным образом придавали ему уверенности. Он шёл за ней от одного аквариума к другому, и так они вдвоём продвигались дальше и дальше, пока не достигли лестницы, которая вела в подводный зал. На верхней ступеньке Дирк замер в нерешительности.
Там, внизу, где лестница заканчивалась, была дверь с надписью «Вход только для персонала». Дирк не видел её в прошлый раз, когда они приходили туда с Тоддом. И он подозревал, что именно за этой дверью находится то, что они ищут. Взгляд в направлении Фары подтвердил, что она думает так же.
Как ни странно, на лестнице никого, кроме них, не было. Поэтому они с легкостью взломали дверь и проскользнули внутрь.
В ту же секунду, как дверь захлопнулась за ними, Фара выхватила пистолет. Дирк насторожился, увидев это. Он посмотрел вглубь узкого прохода, ожидая заметить кого-то, но видел только следующий коридор, кажущийся нескончаемым. Синие и жёлтые трубы проходили по его внутренней стене. Где бы они ни находились, это было именно то место, где они смогут найти ответы. И именно там Дирк меньше всего хотел находиться.
Фара пошла вперёд первая, и с каждым шагом Дирку было всё труднее дышать, их приближение к… чему-то теперь причиняло ему физическую боль.
Они проходили помещение за помещением, но там не было того, что они искали, и Дирк отметал их одно за другим. На короткие моменты ему казалось, что он видит кого-то на другом конце коридора, далеко впереди, мужчину, одетого в костюм с металлическим блеском, но мужчина исчезал так же быстро, как появлялся. Дирк смотрел, не моргая, но лишь то, что Фара нацелила в ту сторону свой пистолет, подтверждало, что там кто-то был.
— Что происходит? — спросила она в недоумении. Дирк покачал головой, тут же понял, что она его не видела, так как продолжала смотреть вглубь коридора.
— Не знаю. Что-то не то. Что-то происходит. Я…
Почему они вообще там оказались? Он не мог…
То место, где они увидели человека в металлизированном костюме, оказалось переходом, который вел в следующее помещение со странной конструкцией в центре. Она выглядела как контейнер, вроде тех, какие можно использовать для перевозки животных. Дирк провел рукой по его крышке, натыкаясь на странные приборы и измерительные шкалы, которые, по-видимому, были нужны для управления конструкцией. На самом верху было что-то вроде вентиля и ряд петель, а значит, контейнер мог открываться.
— Что это такое? — спросила Фара.
Она, не убирая пистолет, пристально посмотрела на него, а потом на загадочную конструкцию с таким видом, будто она опасалась, что эта штука может взорваться.
— Оно тёплое, — сказал Дирк, его рука по-прежнему лежала на поверхности контейнера. После недолгого колебания Фара подошла к Дирку и прикоснулась к контейнеру свободной рукой.
— Да, но что это? — снова спросила она.
— Не знаю. Какая-то… штука. Какое-то устройство, наверное.
Продолжая касаться устройства, он окинул взглядом пустое помещение. Стены были покрыты блестящей металлической фольгой, похожей на материал, из которого был сделан костюм того исчезнувшего мужчины. Из конструкции исходило множество кабелей. Они скрывались под решётчатым полом, так что Дирк всё равно мог проследить, куда они ведут. Это оказалось смежное помещение с широким окном в стене, выходящим в первое помещение. Там висело несколько экранов, но больше ничего не было.
— Как думаешь, для чего это? И главное, как это связано с… — Фара взмахнула рукой с пистолетом, и Дирк теперь был совершенно уверен, что пистолет ей не понадобится.
— Я… — Дирк сглотнул, продолжил. — Я не знаю точно. Но у меня есть одно плохое предчувствие насчет этого, — его голос вдруг сорвался, рука дрожала так, что он не мог её контролировать.
Он слишком поздно понял, что контейнер становится всё горячее, в глазах всё поплыло. Инстинкт и только инстинкт заставлял его держаться за устройство. Что бы ни происходило, это было что-то плохое.
— Фара! — выкрикнул Дирк, и тут мир пропал в ярком свете и липкой пустоте. Когда он снова открыл глаза, они лежали в луже на улице недалеко от входа в аквариум, пистолета у Фары не было, крупные капли дождя падали с почти безоблачного неба. Дирк моргнул и постарался понять, что именно произошло. Но сколько он ни пытался, у него ничего не получилось.
~*~
Настоящее время.
По дороге к выходу Фара осторожно переступила фигуры спящих Дирка и Тодда. Несмотря на то, что эти двое легли спать на расстоянии вытянутой руки друг от друга, теперь Дирк лежал, уютно свернувшись и положив голову на грудь Тодда, а его рука обхватывала Тодда поперёк живота. От этого зрелища у Фары ком встал в горле, а в животе что-то болезненно сжалось, и она заставила себя перестать смотреть на них.
Она поспешила выйти в коридор, дверь негромко закрылась за ней. Она понятия не имела, что ей делать после такого поворота событий. Тодд нравился ей — правда нравился! — но это был не их Тодд, и она определённо не могла рассчитывать на него в раскрытии этого дела.
Но всё-таки Дирк, по очевидным и явно отвлекавшим его от дела причинам, хотел, чтобы Тодд был с ними. Она это понимала, разумеется. Да вряд ли хоть кто-то не видел этого, эти двое обхаживали друг друга с самого начала. Она вспомнила, как впервые заметила Дирка, неотрывно глядящего через всю комнату на кого-то. Проследив его взгляд, она обнаружила Тодда, увлечённого разговором с сестрой. Сначала она решила, что Дирку нравится Аманда, но потом та отошла, а Дирк продолжал так же смотреть…
После этого уже не выходило не замечать происходящее между ними.
Тодд был с хитринкой. Он был изворотливым, в отличие от Дирка. Может, Фара бы этого и не заметила, если бы ей не указала на это Аманда. Так или иначе, это было не её дело, и не ей что-то говорить по этому поводу — но всё-таки если бы она это сделала, может, они не оказались бы здесь, застряв в другой временной линии с Дирком, цепляющимся за то, что он смог найти поблизости.
Возможно, и был призрачный шанс, что Дирк прав, и что этот Тодд и его Тодд — один и тот же, и тогда ей не о чем было беспокоиться. А если это два разных Тодда, то это ничего не меняет. Несмотря на то, что произошло между ними вечером, они всё равно не изменили своего решения, и для каждого из них главным было исправить временную линию. Ночь с Тоддом не изменила этого. То, что утром они проснутся, обнявшись, ничего не меняет. Они всё равно вернутся обратно. Вернутся домой.
Эта мысль вселяла уверенность, как и стабильная последовательность её ежедневных утренних действий. Она начиналась на автовокзале, где были туалеты, может, не идеально чистые, но нормально функционирующие. Выходя наружу, она кивнула мужчине за стойкой продажи билетов. Фара была не единственной бездомной, которая пользовалась удобствами автовокзала, но, как она подозревала, единственной из них, кто после автовокзала направлялся прямиком к пекарне на углу, где продавался крепкий кофе и булочки, которые так любил Дирк. Но теперь шла восьмая неделя их пребывания в этой временной линии, и учитывая, что всё это время им нужно было на что-то питаться, она сомневалась, что оставшихся наличных хватит больше, чем на пару дней. Что бы ни собирался Дирк сделать, ему нужно было сделать это поскорее.
Тем не менее, она взяла два кофе и непременный чай для Дирка, и пакет разной выпечки. Когда она вернулась в офис, к её удивлению, спальник Дирка был пуст, а самого Дирка нигде не было видно. Тодда она обнаружила сидящим на подоконнике, он смотрел на улицу. Фара постаралась хлопнуть дверью так, чтобы он услышал. Тодд обернулся через плечо.
— Я видел, как ты идёшь по улице, — сказал он, разворачиваясь и прислоняясь к оконному стеклу спиной. В его глазах было неприкрытое любопытство. Фара прошла через комнату, чтобы положить их завтрак на стол.
— Чёрный кофе. Полагаю, я не ошиблась и ты по-прежнему пьёшь его, — сказала она. Тодд с удивлённым видом кивнул.
— Ты и правда меня хорошо знаешь, ну, в другой временной линии, — сказал он.
Поколебавшись, Фара коротко кивнула. Снова взглянула на пустой спальник Дирка. В расстёгнутом виде он занимал место с двухспальную кровать. Фара не смогла не подумать о том, предложил ли Дирк Тодду лечь вместе на его разложенный спальник.
— Он… душ принимает, наверное, — сказал Тодд, когда она обернулась. Он явно принял её любопытство за смущение. Фара заметила отблеск недоверия в его взгляде. — Вы что, правда тут живёте?
— Я… — Фара не знала точно, как ответить. — Дирк считает, что мы заменили самих себя, так что у меня где-то здесь есть неплохая квартирка. Только вот она не там, где моя квартира в нашей временной линии.
— Это звучит так странно.
— Да уж, по-другому и не скажешь.
Она вдруг осознала, что в этом было что-то пугающее: вот так общаться с Тоддом — этим Тоддом — без Дирка. Но при этом она начала понимать, что именно Дирк имел в виду, говоря, что есть только один Тодд. Он был так похож на того, другого, что Фара невольно расслаблялась в его присутствии.
— А где Дирк жил до его переезда в Сиэтл, я не знаю. Наверное, в Лондоне. Но в нашей временной линии у него была квартира в Риджли прямо над твоей, — продолжила она, наблюдая, как глаза Тодда становятся до смешного огромными. Спустя минуту Тодд издал самоуничижительный смешок.
— Прости, что-то не могу я всё это осознать. Тогда… выходит, что ты никогда не лежала в больнице вместе с Амандой?
Этот вопрос отчётливо напомнил ей тот вечер в баре, и как Аманда прижималась к ней, пока они добирались до туалета, и потом, по дороге обратно к столику. Тогда она улыбнулась и сказала Фаре: «Когда меня спрашивают про то, как я лежала в больнице, я отвечаю, что всё было не так плохо — во всяком случае, у меня была отличная соседка по палате!»
— Я… сломала ногу, и несколько недель лежала в больнице, но… у меня была отдельная палата. Я никогда не встречала никого из вас, пока нас не познакомил Дирк во время расследования дела Патрика Спринга. Я на него работала — на Спринга.
Тодд всё так же сидел на подоконнике с таким видом, будто вообще не собирается двигаться, так что Фара подала ему стаканчик с кофе без лишних церемоний. Тодд кивнул в знак благодарности, склонил голову набок, с любопытством глядя на неё. Фара боролась с желанием скрыться от его взгляда.
— Выходит, ты и моя сестра… — сказал он с некоторым удивлением. Фара не ожидала такого вопроса, и была опасно близка к тому, чтобы выронить свой стакан: с сахаром и двойной порцией молока.
— Я… она… — Фара ощущала, как краснеет, жар распространялся по щекам. Тодд улыбнулся.
— Будем считать, что это «да». Всё нормально. Даже хорошо! Я имею в виду… — он замолчал, и на его лице появилось отражение чего-то, что Фара приняла за грусть. Впрочем, оно тут же исчезло, и на его месте появилось вежливое безразличие. Фара ожидала, стоя со стаканчиком, кофе медленно остывал. — Наверное, я просто… я рад, что где-то существует вселенная… временная линия… или как там Дирк называет… где у Аманды кто-то есть. Она этого заслуживает, понимаешь?
— Конечно, заслуживает, — сказала Фара без малейших сомнений, может, более эмоционально, чем собиралась. Тодд снова смотрел на неё большими глазами, но в этот раз в них была радость. — И ты тоже этого заслуживаешь. Дирк, он… Вы так близки.
Она ожидала, что он удивится, но вместо этого Тодд опустил голову, а на его щеках появился лёгкий румянец, будто он и так уже это знал, будто Дирк уже всё рассказал ему. Будто бы именно это и повлияло на его решение помогать им, как и мысль о том, что заслуживает и чего не заслуживает Аманда. Фара не смогла сдержать улыбку.
Она хотела сказать ещё кое-что, поблагодарить его за этот выбор, но уже не успела, так как появился Дирк в тех же джинсах, что и накануне, и в футболке Тодда, в этот раз надетой правильной стороной наружу. Его волосы были мокрыми и прилизанными после мытья. Тодд смотрел на него, приоткрыв рот. Секунду спустя он поспешно отвёл взгляд. Фара наблюдала за ними обоими.
Она уходила максимум минут на двадцать. Что бы ни произошло, из-за чего бы Дирк ни ушёл в душ, сейчас она явно видела последствия произошедшего, и вряд ли она хотела знать об этом. Откашлявшись, она дождалась, пока Дирк посмотрит на неё, и тогда кивнула, указывая на стол.
— Чай и плюшки, — сказала она. — Ешьте поскорее. Аквариум открывается в десять. Думаю, нам нужно успеть до открытия.
Задолго до открытия, если они хотят осмотреться до того, как там появятся другие посетители. Дирк вроде бы понял причины её спешки и кивнул. Он подошёл к столу за своим чаем. Тодд медленно слез с подоконника.
— Мне нужно позвонить на работу, — сказал он, указывая на дверь. Дирк внимательно посмотрел на него, Тодд мягко улыбнулся, и Дирк тут же расслабился. Он открыто и искренне улыбнулся в ответ Тодду, и Фара почувствовала себя так, будто подглядывает за чем-то интимным. После этого Дирк откусил от булочки, Тодд широко улыбнулся, мотнул головой и направился к двери.
— Стоит ли мне о чём-то знать? — спросила Фара, когда Тодд вышел. Дирк напустил на себя самое невинное выражение. Фара с трудом удержалась от закатывания глаз.
— Я уверен, что ты всё поняла неправильно, — сказал он, отхватывая от булочки кусок побольше, что могло позволить ему избежать продолжения разговора. Фара предпочла не настаивать.
~*~
Тодду ещё не приходилось звонить на эту работу и сообщать, что он не придёт из-за плохого самочувствия. Ни разу за те почти два месяца, что он работал в магазине пластинок. Хотя, когда он работал в отеле, такое с ним случалось иногда дважды за неделю. Не странно, что его оттуда уволили.
Он не слишком нервничал, но немного волновался, что Альфредо скажет ему прийти в любом случае, даже больным, и тогда Тодду придётся делать выбор между работой и его возможным будущим, где эта работа уже не будет иметь никакого значения. Если бы Тодд был по характеру порывистым — ну, ещё более порывистым — он бы просто бросил работу, несмотря на возможные проблемы.
К счастью, до этого не дошло, Альфредо отнёсся к просьбе Тодда с пониманием. Тодд поблагодарил его, поблагодарил ещё раз, и притворно закашлялся перед тем, как распрощаться. Он как раз убирал телефон в карман, когда вышли Дирк и Фара.
О боже, при виде Дирка, на котором была его жёлтая куртка поверх футболки, подаренной Тоддом… У Тодда не было никаких оснований на эти собственнические чувства, которые вдруг завладели им, но, как и с самого утра, тело Тодда реагировало без разрешения его рассудка, и в животе разлился жар.
Он отчётливо помнил ощущение, с которым проснулся. Дирк спал, прижавшись к нему. После сна на полу во всём теле был дискомфорт, но тёплая тяжесть Дирка лишала его всякого желания вставать. Ему хотелось больше этого тепла, ему хотелось прижать его к себе ещё ближе, и может, разбудить поцелуем, потому что поцелуя, который произошёл накануне вечером, было катастрофически мало, чтобы хоть как-то утолить его желание. Дыхание лежащего у него на груди Дирка согревало его ключицу, и Тодд довольно серьёзно начал раздумывать, не оставить ли всё как есть. Если бы Дирк не проснулся и не вскочил, избегая смотреть на него, если бы он не умчался, по-видимому, в ванную, то Тодд бы точно передумал исправлять эту временную линию. А вместо этого он таращился в потолок, пока его сердце не вернулось в нормальный ритм, а в голове не прояснилось достаточно, чтобы он смог вспомнить, ради чего они это делают и почему то, чего он хочет прямо сейчас — впрочем, как и Дирк, судя по всему — в его списке приоритетов стоит довольно далеко.
— Всё в порядке? — спросил Дирк, впервые за это утро посмотрев Тодду в глаза. Тодд примирительно улыбнулся в ответ.
— Ага. Договорился, — ответил он.
Дирк кивнул, но почему-то не выглядел довольным. Его зубы были стиснуты, а губы вытянулись в тонкую линию. Тодд изо всех сил постарался не обращать внимания на это, и сосредоточился на дороге к автобусной остановке, куда их повела Фара.
Долго ждать не пришлось, а по дороге им хватило времени, чтобы обсудить план. Точнее, его отсутствие — Тодд так до сих пор и не мог понять, что они собираются делать. Похоже, Дирк был уверен, что мужчина, которого они видели во время своего первого визита в Аквариум — который Тодд продолжал считать их первым свиданием — был как-то замешан. Похоже, что Фара была убеждена: они найдут в аквариуме того мужчину. Как именно они собирались его отыскать, а главное, что они с ним собирались сделать, когда найдут, история умалчивала. Тодду даже стало интересно, неужели у Дирка все дела такие?
Он не мог скрыть, насколько его это увлекало. Наверное, это было самое интересное из всего, что ему приходилось делать, а они ведь пока что просто ехали на автобусе через город. Но это не помогало, в животе у него всё равно что-то замирало, а сердце бешено колотилось, как уже было утром. В какой-то момент он взглянул на Дирка и увидел, что тот наблюдает за ним. Тодд широко улыбнулся, Дирк просиял ему в ответ.
К тому времени, как они добрались до Аквариума, Тодда переполняла энергия, всё тело было словно наэлектризовано. Это напоминало времена, когда он выступал на сцене. Он снова чувствовал себя как в девятнадцать лет, когда его группа ещё не распалась, когда он ещё думал, что они добьются успеха, что следующая песня сделает их известными, и каждый гитарный риф, который он играл, мог стать волшебным.
Он вдруг понял, что они действительно справятся. Что они найдут того, кого им нужно найти, кем бы он ни был. И они исправят временную линию Дирка. Шрамы у Аманды исчезнут, а любимая женщина появится, и жизнь Тодда изменится. У него будет Дирк и полноценная жизнь!
Впервые за долгое время он почувствовал, что ему есть, на что надеяться.
— Я отследила его от этой точки, — сказала Фара. Они отошли вдаль от Аквариума в парк с набережной, где над их головами возвышалось большое колесо обозрения. Парк был пуст и тих в это утреннее время, так что им не составило труда осмотреть его. Тодд смог найти камеру, снимки с которой Фара показывала ему накануне.
— А ты уверена, что тот мужчина зашёл в парк не ради запутывания следов? — спросил Тодд.
Вопрос был предназначен Фаре, но он не удержался и взглянул на Дирка. Тот был необычно молчаливым, таким задумчивым, каким Тодд его, кажется, ещё не видел. Вроде бы он внимательно слушал, но его лицо было неправдоподобно безразличным, будто он изо всех сил старается не показывать своих чувств. Тодд сглотнул ком в горле.
— Несколько камер зафиксировали, как он идёт сюда, а потом вот эта, — Фара указала на найденную Тоддом камеру, — сняла, как он направляется прямо к аквариуму. Больше он не появлялся.
Во времена, когда Тодд был моложе — а также глупее и, наверное, на том самом пути, который и привёл к аварии — он с друзьями частенько играл в одну похожую игру. Подходил любой супермаркет, где было много камер видеонаблюдения. Нужно было знать расположение камер и зоны, которые камерами не просматривались. Так было намного проще выиграть. Но об этом эпизоде своего прошлого он предпочитал умалчивать, даже учитывая, что это помогло бы отследить того мужика. Так что Тодд, не глядя на Дирка, изложил свою идею в качестве вероятной гипотезы произошедшего.
— Я думала об этом, — сказала Фара, и по её взгляду можно было заподозрить, что она отлично понимает, откуда у него такие идеи. — Отсюда можно дойти до аквариума так, чтобы не засветиться ни на одной камере.
Она жестикулировала, говоря это, и Тодд кивнул ей. Казалось, Фара этого и ожидала. Тодд пропустил её вперёд, чуть отставая, чтобы пойти рядом с Дирком. Тот по-прежнему был непривычно погружённым в себя.
— Ты как? — спросил Тодд. Его недавний восторг подутих, а волнение, которое он испытывал, похоже, было никак не связано с расследованием дела.
— Я уже и забыл, каково это… Работать вместе, — ответил Дирк после секундного колебания. Это прозвучало как серьёзное откровение. С минуту Тодд обдумывал слова Дирка, пока не понял, к чему это.
— Тебе этого не хватало, — предположил он.
— Да. У тебя прекрасно получается. Мы были… мы — хорошая команда.
Тодд не заметил бы нотку неуверенности, прозвучавшую в его голосе, если бы не искал её. Зайдя немного вперёд, он обернулся к Дирку и остановил его.
— Мы хорошая команда. И будем ею дальше, — он замолчал, пытаясь понять, как выразить словами то, что он хотел сказать. — Послушай, я не могу сказать, что я чувствовал, но если тот я чувствовал что-то похожее на то, что чувствую я сейчас, то я совершенно уверен, что ничего не изменится. Это самое крутое из всего, что я вообще делал, а ты — самый замечательный человек из всех, кого я встречал, и сегодня утром, если бы ты не убежал в ванную, я бы тебя, скорее всего, поцеловал, так что…
В этом было что-то невероятно забавное — видеть, как глаза Дирка распахиваются всё шире, и Тодд не мог определиться: то ли ему рассмеяться при виде удивлённого Дирка, то ли расцеловать и удивить ещё сильнее. Но он не успел ни того, ни другого, так как Фара окликнула их с пирса.
Они с Дирком одновременно повернулись и обнаружили, что Фара уже была в сотне метров от них прямо возле дверей, ведущих в небольшое бетонное строение, расположенное достаточно далеко от аквариума и вряд ли к нему относящееся. Но здание было вне обзора камер, и было предназначено, как решил Тодд, для каких-то технических нужд. На дверях висела цепь и амбарный замок, но когда они подошли поближе, Тодд рассмотрел, что цепь кто-то до них перекусил клещами. Фара с любопытством взглянула на Дирка.
— Полагаю, когда мы с Тоддом были тут, двери были заперты, — сказал Дирк, привлекая внимание Тодда.
Он попытался припомнить их прошлый визит в Аквариум, и только потом понял, что Дирк имеет в виду другого Тодда. Фара, которая явно сообразила, о чём речь, кивнула.
— Выходит… Тут кто-то живёт? — спросил Тодд. Он всё ещё слегка смущался, но на смену смущению уже приходило нервное возбуждение. Выражение лица Фары стало серьёзным. Дирк прищурился.
— Я без оружия, — сообщила Фара, будто это почему-то было важно. Судя по взгляду Дирка, это и правда было важно. Тодд вдруг сообразил, что Фара вполне похожа на человека, который может ходить с огнестрельным оружием. И, что более важно, она вполне похожа на человека, который умеет это оружие применять.
Боже, совсем не странно, что его сестра встречается с Фарой. Она небось влюблена по уши.
— Может, постучимся? — предложил Тодд, но осёкся, увидев два удивлённых взгляда. Он нахмурился: разве не для этого они сюда пришли? Чтобы найти того чувака, которого они видели в аквариуме. Чтобы выяснить, что ему известно.
— Мне кажется, — начал было Дирк, но так и не договорил. Вытаращив глаза и приоткрыв рот, он смотрел куда-то за спину Тодда. Тодд медленно повернулся и едва не вздрогнул, увидев именно того мужчину, которого они искали.
Он неподвижно стоял на середине пирса и таращился на них троих так, будто они были привидениями. На нем был тот же форменный комбинезон аквариума, что и в прошлый раз, разве что куда более заношенный. Его смоляные волосы курчавились вокруг головы и обрамляли абсолютно потерянное лицо. Пластиковый стаканчик дрожал в его руке, и вообще он выглядел как человек, готовый вот-вот сбежать. Тодд сам не заметил, как бросился вперёд.
Где-то по дороге ему показалось, что он слышит, как Дирк зовёт его.
Но это был какой-то шум вдалеке, в крови Тодда было слишком много адреналина, чтобы успеть подумать об этом. Он успел промчаться половину расстояния, когда мужчина сообразил, что происходит, бросил на доски пирса свой стакан и развернулся, явно намереваясь убежать.
Убегать было слишком поздно, а Тодд бежал очень быстро — вот и пригодились годы убегания от проблем, кто бы мог подумать! — и мужчина успел сделать всего шагов пять, когда Тодд нагнал его и бесцеремонно повалил на пирс.
Позднее, когда уровень адреналина снизился, и он мог проанализировать произошедшее, он так и не смог вспомнить, о чем именно думал. В тот момент его единственной целью было обезвредить этого мужика, чтобы Дирк смог расспросить его, поэтому Тодд заломил руку мужчины за спину, продолжая сидеть на нём и придавливая его к пирсу своим весом. Мужчина довольно быстро перестал сопротивляться, так что к тому времени, когда Фара и Дирк подошли к ним, он уже не пытался дёргаться. Взглянув на Фару, Тодд понял, что она приятно удивлена его поступком. Что касалось Дирка, то он смотрел на Тодда так, будто впервые его видит. Тодд облизал губы, отлично понимая, что делает.
— Что, обычно я такого не вытворяю? — спросил он.
Дирк помотал головой.
— Обычно мы оставляем такое для Фары.
Тодд перевёл взгляд с Дирка на Фару, а потом на поверженного мужчину. Он продолжал держать его руку в захвате за спиной, хотя уже было ясно, что сопротивляться тот не собирается. Теперь, когда Тодд обратил внимание на пленника, он заметил, что тот плачет и что-то бормочет, и Тодду пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать его слова.
— Пожалуйста, не отправляйте меня снова к ней, — говорил мужчина. Он повторял это снова и снова. Тодд ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил руку мужчины. Дирк помог Тодду подняться на ноги, предоставив Фаре помогать встать пленнику. Тот выглядел совершенно обессиленным.
— Привет! — поздоровался с мужчиной Дирк, что было несколько неуместно в данных обстоятельствах. — Я понятия не имею, кто такая эта «она», но я тебе обещаю, что мы тебя ей не отдадим. Мы просто хотим спросить тебя о… ну, об альтернативных временных линиях, вообще-то.
Когда Тодд увидел реакцию мужчины, все оставшиеся сомнения касательно этой ситуации испарились. Его глаза стали большими, а рот приоткрылся, будто бы Дирк только что раскрыл его самый тайный секрет. Он переводил взгляд от Фары к Дирку, будто предполагал, что они сейчас выкинут какой-то фокус. По крайней мере, он перестал всхлипывать.
— Откуда вы…
— Ох ты боже мой, — перебил его Дирк. — Так и знал, что дело в тебе! — он с триумфом взглянул на Фару. Тодд проследил, как Фара закатила глаза в ответ. Мужчина продолжал смотреть на них обоих.
— Меня зовут Дирк Джентли, — вдруг сказал Дирк, снова обратив внимание на мужчину. — Я холистический детектив, и мы расследуем… Ну, не знаю точно, что мы расследуем, но уверен, что ты в центре всего этого, так что…
Такой реакции Тодд ожидал меньше всего. Мужчина, который до сих пор выглядел испуганным и подавленным, запрокинул голову и начал хохотать каким-то почти маниакальным смехом. Если бы Фара не удерживала его за руку, он бы легко мог сбежать от них, воспользовавшись их замешательством. Впрочем, он явно не собирался убегать. Он смеялся, пока не охрип, крупные слёзы катились по его щекам.
— Хотите, чтобы я вернул всё назад, — сказал он, когда его смех увял. Дирк и Фара переглянулись.
— А ты можешь? — спросила Фара. Мужчина покачал головой.
— Понятия не имею, — ответил он таким тоном, будто у него вот-вот начнётся истерика. Дирк и Фара снова переглянулись. Тодд стоял неподвижно, не зная, как называются те чувства, которые теперь бурлили в его груди. На другом конце пирса семья с детьми развернулась и направилась в другую сторону.
— … Пять дней постельного режима.
— Но… Я себя отлично чувствую.
— Шеф, это не обсуждается.
Миу смотрит на нас круглыми глазами.
— Марта, сейчас столько дел требуют моего присутствия…
— Влад, можешь делать что угодно. Ты — начальник. Но если нарушишь постельный режим, я пишу заявление «по собственному желанию».
Это уже серьезно. Надо гасить конфликт в зародыше.
— Хорошо, понял, осознал, каюсь. Марта, что, все так серьезно?
— Именно так. Как я могу вас лечить, если никто не выполняет указания врача?
— Марта, я хоро-о-оший. Но я спрашивал о своей тушке.
— Твоя тушка хочет стать тушкой без мозгов? Нет? Тогда пусть не
напрягает мозги хотя бы пять дней. Или ты думаешь, я шутила, когда говорила о смертниках? Влад, ты просто не представляешь, какую страшную гадость ты ел. А я не хочу терять пациентов.
— Верю, убедила. Но в туалет-то сходить можно?
— Можно.
— А в мою комнату переселиться можно?
— Переселиться можно, работать нельзя. Любая химия противопоказана.
— Ма-а-ар, ну хоть что-то делать можно?
— Спи, отдыхай.
Приподнимаю одеяло и убеждаюсь, что на мне ничего нет.
— Миу, принеси, пожалуйста, мой халат.
— Слушаюсь! — выскакивает из-под одеяла в чем мать родила и — хвост трубой — уносится за дверь. — Хозяин проснулся! — ликующий вопль на весь коридор. Не проходит и четверти минуты, как возвращается с самым роскошным халатом — сплошная парча и золотое шитье.
— Спасибо, родная! — облачаюсь и спешу в комнату уединенных
размышлений. Выглядит Марта неважно. Не буду нарываться, подыграю ей.
База просыпается. (Еще бы — после такого вопля!) Оживленным табуном набиваемся в столовую. Голод зверский — словно неделю не ел. И, кажется, много пропустил. Народ увлечен театром и спекуляциями на ювелирном рынке. Шепотом выясняю у Миу детали. План сканирования библиотечных фондов одобряю. И, размахивая вилкой, вступаю в спор о сверхзадаче спектакля по
Станиславскому.
— Перед вами три задачи, а не одна. Первая — свой дом защищать до последней капли крови. Вторая — захват чужих земель до добра не доведет.
И третья — рыжие тоже люди. Добьетесь, чтоб рыжим перестали рубить хвосты — считайте, жили не зря!
— Шеф глубоко роет! — одобряет Линда.
— Шеф как всегда прав, — подхватывает Стас. — Учитесь, жалкие, у гигантов мысли.
— Ну, поставить задачу любой может. А как ее решить — есть идеи? — интересуется Мухтар.
— Конечно, дорогой! Разумеется, есть, — отправляю в рот кусок мяса и тщательно пережевываю, выдерживая паузу. Все взгляды — на мне. Народ даже ложками работать забыл. — У вас всего две недели. Можно за две недели написать шедевр? Нельзя! Но надо. Какой вывод? Нужно взять готовое у классиков и адаптировать под местные реалии. Читайте классиков, господа!
Что, у нас мало книг про войну? «Переправа, переправа, берег левый, берег правый, снег шершавый, кромка льда. Кому память, кому слава, кому темная вода, ни приметы, ни следа».
Минута мертвой тишины. Народ переваривает. Вообще-то, я пошутил, а они всерьез…
— А что, идея шикарная, — первым подает голос Стас. — Шеф, ты крут!
Только Твардовский не подойдет. Здесь снег лишь высоко в горах. А вот если на мотив «Каховки». Слушайте! Сарфа-хи уста-ло шагают по тру-пам… Миу, у вас есть кавалерия на сарфахах?
— Да, господин. Каждый сарфах несет двух бойцов. Правит тот, что спереди.
Процесс пошел. Все шумят, перебивают друг друга, перебирают
революционные песни, меняя детали на местные реалии. Подмигиваю Марте.
Вставай, подымайся, рабочий народ!
Иди на врага, люд голодный!
Раздайся, клич мести народной!
Вперед, вперед, вперед, вперед, вперед!
Поет Линда во весь голос припев из «Марсельезы».
— Припев можно, остальное нельзя, — замечает Стас. — Революции нам противопоказаны.
Когда завтрак подходит к концу, Мухтар приносит три полотняных мешочка размером с большой кошель. Стас выкладывает на стол кипу прозрачных застегивающихся пакетиков.
— Итак, девочки, по пятьдесят камней в каждый мешочек, — и высыпает перед каждой груду изумрудов. Нет, стразов. Как понимаю, это бренные останки бутылок из-под шампанского. Но какая огранка! С ума сойти! Три кучки — три размера, три типа огранки. Марта выстраивает линейкой десять камней в ряд как образец, чтоб не пересчитывать каждый раз. Споро выстраивает ряды и смахивает в пакетик. Миу и Линда берут с нее пример.
Хотел помочь, но на меня шикнули и отогнали. Стас маркирует фломастером пакетики. Пять минут — и товар упакован. Начинаю верить в идею Линды. Выглядят камни шикарно.
Звоню Владыке, прошу доступ для Миу в архив. Пока народ собирается на выезд, переодеваюсь в белый махровый халат. Специально, чтоб произвести впечатление на Марту. В этом халате я похож на ходячего больного, пусть док порадуется.
Марта еще раз берет с меня слово, что буду паинькой, чмокает в
небритую щеку. Я чмокаю в нос Миу, и вся компания отправляется вершить историю. Остаемся мы со Стасом. Первым делом перетаскиваем самый большой экран из гостевой в мою каюту. Подключаю его к своему компу и пускаю в окне какую-то древнюю комедию. Убираю звук и зацикливаю просмотр по кругу. Если неожиданно придет Марта, одно движение — и я культурно отдыхаю. Теперь можно установить видеосвязь со Стасом и продублировать на экране его пульт. Ничего серьезного, как и обещал, просто чтоб не скучно было.
— Вчера во Дворце была планерка, посвященная очистке и углублению каналов, — сообщает Стас. — Департамент оросительных каналов — это, как бы, враги Владыки. Показать интересный кадр?
И пускает видеоролик. Обычная производственная планерка. Непонятно только, что Шурртх на ней делает. Похоже, телохранителем Владыки подрабатывает.
Приглушенно гудит рация. Шурртх достает ее, несколько секунд
слушает, потом бросает: «Не сейчас». И дает отбой. Через несколько секунд гудит вызов на рации Владыки. Владыка поднимает руку, останавливая докладчика, достает рацию, подносит к уху и морщится.
— Говори, рыжая. — и опять морщится. — Твой хозяин жив?.. Остальное — после. — убирает рацию.
— Итак, Владыка иноземцев жив, здоров, в данный момент спит.
Продолжай, — плавный жест рукой в сторону докладчика.
— Это — первый эпизод, — комментирует Стас. — А вот — второй.
На экране группа всадников в сумерках движется из Дворца в город. Снято с высоты птичьего полета. Один всадник выезжает вперед, разворачивает скакуна. Группа останавливается. Стас дает увеличение. Теперь отчетливо видны лица.
— Вы все видели и слышали, — говорит тот, что остановил группу.
— Сын, что ты понял?
— Хитрый файрак сумел внедрить рыжую рабыню в дом иноземцев.
Теперь он знает все, что происходит в оазисе.
— Это все, что ты понял?
— Да, отец.
— Хоть ты и мой сын, но болван, — всадник отцепил от пояса рацию и поднял над головой. — Все видели такой амулет? Сегодня ровно в полночь мы устроим обыск у всех наших стражников, слуг и рабынь. Если у кого-то найдется подобный амулет — он соглядатай Владыки. Все, кто имеют право на амулет, есть в списке, розданном Владыкой. Все прочие — вы поняли…
Слушайте дальше. Каждый амулет имеет имя. Каждый амулет помнит, кто с ним говорил, и с кем говорил он. Я объясню, как увидеть эти имена. Если найдете амулет, спишете все имена, но сам амулет оставите там, где он лежал.
— Дальше — не интересно, — комментирует Стас. — Во многих домах ночью был повальный шмон. Поймали одного вора и двух любовников в чужой постели. Шпионов не нашли. Лишних раций Линда не раздавала.
— Отличное качество звука, — пускаю я пробный шар.
— Разумеется, — соглашается Стас. — Почему-то обыватели упорно считают, что телефон работает только тогда, когда они по нему говорят.
— Может, раздать больше раций врагам Владыки?
— Палка о двух концах, — Стас задумчиво изучает потолок. — По прямому назначению рация тоже работает.
Пока не происходит ничего интересного, проверяю по тестовым
таблицам, много ли я усвоил. Как говорит Стас, грустное, душераздирающее зрелище. То есть, к первым трем информационным массивам интерфейс худо-бедно прорезался, к четвертому — частично. Остальные конгломераты недоступны. Считай, все муки — зазря. Впрочем, Марта предупреждала…
Сам виноват.
Возвращаюсь к наблюдению за группой. Миу сканирует толстые книги. Установила у окна треногу, на ней — видеокамеру объективом в пол. Положила на ковер талмуд и листает страницы. Иногда проверяет, хорошо ли видны страницы книги в видоискателе камеры. Случается, задерживается,
рассматривая картинки или вчитываясь в текст. В остальное время мурлычет песенку без слов. Слева от нее возвышается стопка книг чуть ли не метр высотой. А за спиной замер местный библиотекарь с очередным томом в руках.
Но Миу об этом не подозревает. Увлечена работой.
— Девушка, ты успеваешь прочитать эти страницы? — спрашивает
библиотекарь. Судя по тому, как дернулась картинка, Миу подпрыгнула от испуга.
— Ау!!! Фых, господин, прости глупую рабыню. Я сейчас не читаю. Она читает — тычет пальцем в камеру. — Мне приказано ей страницы перелистывать.
— Поразительно! Но зачем?
— Бестолковой рабыне сказали, что если эта штука увидит книгу, эту книгу потом смогут прочитать сотни читателей.
— Перестань звать себя бестолковой. Ты же Миу? Я много лет вижу, как ты по Дворцу носишься. Но поясни, неужели эта шкатулка может переписать книгу?
— Рабыня не знает, — смутилась Миу. — Рабыня сейчас спросит.
Ладошка закрыла передний объектив ошейника.
— Меня кто-нибудь слышит?
— Да, непоседа, — тут же послышался голос Стаса.
Слушать лекцию по книгопечатанию желания нет. Поэтому переключаю пульт на Линду. И вовремя. Линда, Шурртх и Марта как раз ввалились к ювелиру. Шурртх кончил объяснять девушкам преимущества кованных наконечников стрел перед литыми и гаркнул во все горло:
— Есть здесь кто живой? Дамы не привыкли ждать.
— Уже бегу, — раздалось из-за плотного синего занавеса, делившего помещение пополам. — Что угодно господам?
В очередной раз убедился, что сидячая работа не способствует
стройности фигуры. Толстенький черный кот в бархатном фартуке,
налокотниках, с белыми кончиками ушей и белой кисточкой на хвосте смотрелся… колоритно. Особенно, когда разглядел гостей и застыл с открытым ртом.
— Уважаемый, ты об иноземцах не слышал? — потрепал его за плечо Шурртх.
— Слышал, но не видел. Не верил… Себе не верю… Такая честь для моего дома…
— Где здесь можно присесть? Я принесла камни на оценку, — Линда извлекла из кармана полупрозрачный пакетик со стразами. Глаза ювелира загорелись ярче драгоценных камней.
— Одну секунду, сейчас все будет. Мирра! Мирра! Наш дом посетили высокие гости! Быстренько организуй… Ну что я тебе объясняю? Ты лучше меня все знаешь.
Из-за занавески выплыла матрона такой же расцветки и комплекции, как хозяин. За ней — две рабыни, серая и рыжая. Моментально появился низенький столик, множество подушек для сиденья, блюдо рикта. Линда, Марта и Шурртх сели за столик. Линда потянулась за риктом, Марта остановила ее руку, взяла рикт, задумчиво прожевала и кивнула головой.
— Прости, уважаемая, ты та самая ночная тень, о которой столько говорят? — поинтересовался хозяин.
— Наверно, — легко согласилась Марта. — Я не знаю, что обо мне
говорят. Но среди нас только две девушки, поэтому ошибиться сложно.
— Я пфинефла фтпфавы, — произнесла с набитым ртом Линда и высыпала драгоценные камни на стол.
— Похож на изумруд, но иной. Какая огранка! Что это? — удивился
ювелир, осмотрев в лупу первый камень.
— Это стразы, — сообщила Линда, сглотнув. — Похожи на изумруды, но во много раз дешевле. У меня на родине их используют там, где нужно много… блеска. И подешевле. Вижу у вас на окнах цветные витражи. Ваши мастера умеют варить зеленое стекло?
— Нет, госпожа. Это лак поверх стекла.
— Жаль. Скажу тебе по секрету, сами стразы очень дешевы. Если б выумели варить зеленое стекло, они стоили бы всего раз в пять-десять дороже. Вся цена в них — цена огранки. Стразы не очень прочны, хрупки как стекло и очень дешевы в нашем мире. Как видишь, я ничего от тебя не скрываю.
— Госпожа, откровенность за откровенность. Огранка твоих камней великолепна. Я вижу здесь три вида незнакомой огранки. Готов купить все эти камни. Сколько ты за них хочешь?
Линда хихикнула. — А сколько ты готов за них дать, уважаемый?
Ювелир рассортировал камни по размеру и типу огранки на три кучки, пересчитал, шевеля губами.
— Три малых золотых?
Линда опять хихикнула и ловко закинула рикт в рот.
— Четыре золотых?
Линда фыркнула, подавилась и закашлялась.
— Пять золотых? — почему-то перешел на шепот ювелир.
— Пусть будет три, — сразила его Линда. Теперь хихикнула Марта,
Шурртх издал непонятный звук, похожий на стон. — Уважаемый, не хочу драть с тебя три шкуры. Честность между партнерами — это основа бизнеса. Я же говорила, в нашем мире стразы очень дешевы. А теперь пересчитай эти три золотых на цену одного камня каждого вида. Нет, на цену комплекта из пятидесяти камней каждого вида.
— Поражен твоей честностью и… благородством, — склонился в легком поклоне ювелир. — Мирра! Мирра! Доску и мелки мне!
Подсчеты заняли минут пять. Наконец, цифры были получены.
— Предлагаю округлить. Полсотни больших — пять малых золотых, полсотни средних — три золотых и полсотни маленьких — два с половиной.
— Согласен? — предложила Линда.
— С тобой, госпожа, фантастически приятно вести дела. Ты округлила себе в убыток.
— Зато считать легко.
— Но в этих кучках не наберется пятидесяти камней.
— Это образцы для ознакомления. Я дарю их тебе. — Линда закинула в рот очередной рикт. — Хорошо приготовлен. Не хуже, чем во Дворце. Там рикт мягковат на мой вкус, а эти тверденькие. Шурр, не в службу, а в дружбу, принеси маленький мешок из-под сиденья моего байка. Большие не трогай, только самый маленький, неполный. Он должен сверху лежать.
Шурртх зафыркал, озорно сверкая глазами, и направился к двери.
— Прости мое любопытство, госпожа. Но байк — это та легендарная повозка, за которой не угонится ни один скакун?
— Идем, покажу. Могу прокатить, если не испугаешься.
Ювелир накрыл салфеткой камни на столике, кликнул серую рабыню, приказал не уходить из комнаты и поспешил за Линдой.
На улице Шурртх уже поднял вертикально сиденье байка, достал из багажника полотняный мешок, развязал, заглянул внутрь и мурлыкнул.
— А ты богатенькая.
Ювелир спал с лица. Линда забрала у Шурртха мешок, раскрыв горловину, позволила заглянуть внутрь ювелиру и передала Марте.
— О делах поговорим позже. А сейчас покатаемся.
— Это… все… они? — пролепетал ювелир, тыча пальцем в туго набитый пакет неприкосновенного запаса продуктов в багажнике байка.
— Нет, там снизу еще две пачки соли и фляга с водой. В пустыне без воды нельзя, — пояснила Линда, опуская сиденье. Внимательно посмотрела на застывшего столбом ювелира и, четко выделяя голосом слова произнесла:
— Это не на продажу!
Чтоб ювелир отмер, его пришлось потрясти за плечо. Линда объяснила, как сидеть на байке, куда ставить ноги, за что держаться. Прокатила несколько раз из конца в конец по улице. Вряд ли ювелир понимал, что с ним происходит. Мысли его были где-то далеко-далеко. И мысли эти были не веселыми.
Когда вернулись в дом, Марта оживленно беседовала с рыжей и серой рабынями. И все трое жевали рикты. При подходе ювелира Марта цапнула из блюда еще горсточку риктов, кинула по штучке рабыням и отослала их взмахом руки. Рабыни дождались подтверждающего кивка хозяина и скрылись за занавеской. Подождав, пока все рассядутся, Марта поставила мешок на центр
стола и закатала края, чтоб содержимое увидели все.
— Госпожа, ты хочешь все это продать? — безжизненным голосом
поинтересовался ювелир.
— Случилось так, что мне нужны местные деньги. Срочно. Хочу своему римму сделать подарок. Но это должен быть сюрприз.
«Шеф, закрой глаза и уши. Тебе сюрприз готовят», — пришло на весь экран сообщение от Стаса.
«Предупрежден — вооружен», — отписался я ему.
— У меня не хватит денег, чтоб купить все это, — простонал ювелир.
— Хорошо. Покупай сколько сможешь, остальное я продам другим ювелирам. Но им — в полтора раза дороже, чтоб у тебя было преимущество.
— Госпожа, в твоих словах звучит благородство, но ты не понимаешь, что говоришь. Ты погубишь нас всех.
— Не хочу я никого губить! Разъясни, в чем дело, мы найдем выход.
— Госпожа, если на рынок сразу выбросить столько драгоценных камней, он рухнет. Упадут цены не только на эти камни. Упадут цены на изумруды. А с ними — на рубины, агаты, бриллианты… На все! Закроются десятки ювелирных мастерских, обеднеют сотни домов, которые хранят накопления в ювелирных изделиях. Низкородные спекулянты заполнят рынок и по дешевке
начнут скупать драгоценности, чтоб продать их втридорога за границей. Воцарится хаос.
— Хаос нам не нужен! — решительно отмела Линда. — А если я продам камни в соседнем городе? В трех днях караванного пути отсюда?
— Хаос наступит на четыре дня позже. И только. Выбрасывать товар на рынок надо очень осторожно, маленькими партиями. Ювелирный рынок невелик. И он очень чуткий.
— Но я не могу ждать. Деньги мне нужны сейчас.
— Госпожа, может, я помогу решить тебе твои финансовые проблемы?
— Может… Знал бы ты, уважаемый, какую красивую затею ты сейчас погубил. Огромный театральный занавес — и весь в стразах… Чуть колышется и сверкает в лучах вечернего солнца…
— Что такое занавес, госпожа?
— Занавес — это занавеска вроде той, — Линда ткнула пальцем через плечо, — только во всю сцену Амфитеатра. Чтоб рабы могли менять декорации не отвлекая зрителей. Слушай, поклянись страшной клятвой, что все сказанное тобой — правда. Чем вы клянетесь?
— Пусть хвостом поклянется, — подсказала Марта.
— Поклясться насчет чего? — не понял ювелир.
— Ну, что мои стразы, — Линда ткнула пальцем то ли в сторону двери, то ли байка за дверью, — разорят сотни семей.
— Клянусь своим хвостом, — торжественно произнес ювелир, зажав в ладонях кончик хвоста, — что если ты выставишь на продажу свои камни разом, разорятся сотни семей.
— А сколько лет тебе надо, чтоб распродать эти камни, не нанося
урону рынку? — кивнула на мешок.
— Никак не меньше трех лет. А то и пять. Ты хочешь, чтоб я распродал их от твоего имени?
— У меня идея лучше! О тех камнях забудь. Обещаю, что в ближайшие пять лет их никто не увидит. Через пять лет решим, что с ними делать. Если решу пустить их в дело — обещаю, ты узнаешь об этом первым. А эти… Мы организуем совместное дело. Я вкладываю в него камни, ты — свой труд, поиск клиентов, заботы о сбыте и прочие затраты. Прибыль делим… Ну, скажем, пополам. Нет, поскольку с тебя еще оправы, две пятых мне, три пятых тебе. А сейчас ты решаешь мои финансовые проблемы — в счет будущей
прибыли. Ну как?
— Велики ли эти проблемы?
— Скоро в Амфитеатре будет представлен «День победы». Я должна снять и оплатить ложу для своего римма. Это раз. Потом у меня будут немалые расходы на эту мистерию. И, наконец, я хочу купить всех рабов и рабынь, участвующих в представлении. Всех до одного!
— Но зачем?
— Хочу подарить своему Владыке театр.
— Зачем Владыке театр? Разве у него мало других забот?
— Ты мудр! Но зато какой шикарный подарок! Разумеется, театр ему не нужен. Он тут же спихнет его на меня. И тут я развернусь! О моем театре пойдет слава по всему побережью, вот увидишь! Тут-то и понадобятся деньги от нашего совместного дела. Естественно, из моей доли. Ну как?
— Само небо послало тебя ко мне. Твоя душа широка как океан, а
таланты многогранны как этот камень! — пришел в восторг ювелир.
— Пишем договор?
— Пишем!
Я откинулся на подушку в немом восхищении. Линда целый час талантливо изображала блондинку, мастерски провела спектакль и уложила прожженного торгаша на обе лопатки. И после этого он же ей благодарен. Но зачем ей толпа рабов?
В дверь постучал Стас. Ногой.
— Дерни за веревочку, дверка и откроется, — крикнул я. Стас вошел спиной вперед, потому что в руках у него опасно покачивались два подноса, уставленных тарелками.
— Ты что, с ума сошел?
— Я твою шкурку спасаю. Марта приказала заботиться о лежачем больном.
Вот и предъявишь ей фотодокумент. Лови поднос, сейчас уроню!
— Только не на меня! — выхватываю у него один поднос. Тем временем он опускает второй на тумбочку, пододвигает ногой стул и начинает есть.
— Э-э! А куда я этот поставлю?
— Твоя каюта, ты хозяин. Придумай что-нибудь.
Пока освобождаю угол письменного стола, Стас, не отрываясь от еды, хозяйничает с моим компом. На экране появляется два десятка новых окон.
— Маленький у тебя экран. Может, еще один подключим?
— А Марте что скажем? Что я сразу два кино смотрел?
— Ты же король импровизации. Придумаешь что-нибудь. Я тебя поддержу.
Осматриваю экраны. Миу сканирует книги и беседует с библиотекарем.
Петр с Мухтаром руководят десятком рабов, сколачивающих декорации. Марта с ювелиром улаживают финансовые вопросы. Линда объясняет актерам их сверхзадачу по Станиславскому. Шурртх руководит тремя рыжими рабами, выстругивающими деревянные мечи. Беременная рабыня красит серебрянкой
готовые изделия. Все при деле.
— А Линда молодец, — подает голос Стас, облизывая ложку. — Вот
не думал, что можно пошатнуть экономику Столицы всего двумя бутылками шампанского.
— Попробуй узнать, каким кланам принадлежат ювелирные лавки? Нашим или оппозиции?
— Гильдии ремесленников. От кланов независимы. Ну, почти.
— Жаль. Второй курс обучения для Миу готов?
— Курс начальной школы? Готов. Я его одновременно с первым
составлял. Третий и четвертый тоже почти готовы.
— А с покушением на Владыку что-нибудь прояснилось?
— Заказчик внезапно умер от ножа в спине. Всего за час до ареста. Следствие буксует.
— А ты?
— Я тоже. Ясно, была утечка из Дворца. Вся надежда на детектор
лжи. Желательно, бесконтактный. Но шерсть сильно мешает. Ни пульс, ни температуру дистанционно не снять.
Возвращаются мои родные и близкие. Оживленные и веселые. Марта с Миу направляются прямиком в мою комнату. А здесь — икебана! На экране крутится веселая комедия, на тумбочке — поднос с грязной посудой. И я в махровом халате лежу поверх одеяла.
— Наконец-то! — гашу звук кино и вскакиваю с постели.
— Рассказывайте, что было? Стас говорит, вы такой цирк устроили.
Подхватываю Миу на руки и чмокаю в нос.
— Все расскажем и покажем, — Марта зачем-то нюхает стакан из-под компота. — Сейчас сполоснусь под душем, потом займемся тестами.
— Только, чур, без фанатизма. Знаю я вас — людей в белых халатах.
— Сам подставился! Теперь ты мой, — смеется Марта.
Миу выскальзывает из моих рук, хватает поднос с грязной посудой и уносит на камбуз.
Тесты — те самые, которые я проходил утром. Результаты — чуть лучше. Это потому что помню часть ответов.
— Ничего не говори, сам все вижу. Идем ужинать? — сказал я Марте.
Ужин прошел под восторженные рассказы про борьбу с акулами крупного бизнеса. Я охал, ахал и хвалил всех подряд. Посоветовал сделать рыжим рабам отрывные хвосты, из которых бы после отрывания/отрубания текла жидкость, похожая на кровь. Народ творчески развил идею и придумал телескопически складывающиеся мечи. (Все посмотрели на Стаса с Мухтаром.
«Можно сделать», — подумав, согласился Мухтар.)
Наконец-то, услышал историю начала войны по версии авторов мистерии. Королевство рыжих отчаянно нуждалось в территориях. Горы да пустыня не могли прокормить растущее население. В результате дворцового переворота к власти пришел местный Наполеон. Переворот был вроде цветной революции — тихий и почти бескровный. Бывший Король, Королева-мать и подрастающий Наследник отправились в изгнание.
Узурпатор-Наполеон подчинил и объединил три-четыре мелких соседних государства, вступил в союз еще с тремя и решил, что сумеет одолеть крупного соседа. (А кого еще? Рядом одни союзники остались.) Война началась победоносно. Поскольку война шла за территории, местное население не столько порабощалось, сколько вырезалось чуть ли не под корень. И это
было ошибкой. Земледельцу по большому счету все равно, кому платить налоги. Но добровольно ложиться под нож он не хочет. Простой народ поднялся на войну.
Армия рыжих завязла. С обеих сторон была объявлена мобилизация.
Союзники — один за другим — откололись, отозвали свои отряды и
сосредоточили силы на укреплении границ. Случилось неизбежное — армия рыжих медленно, с тяжелыми боями начала отступать. Через полтора года война шла уже на границах территории рыжих.
Произошел второй дворцовый переворот. Узурпатора убили, на трон вернулся старый Король. Но войну остановить не удалось. Черно-серые признавали единственный вариант — безоговорочную капитуляцию рыжих. И Наследник возглавил армию. Народ его любил и поддерживал, но это не спасло. Еще через год война закончилась поражением рыжих. Король, Королева-мать и Наследник были доставлены в Столицу победителей и казнены
при большом стечении народа.
Рыжие хвостатые рабы, с которыми познакомилась Миу, как раз и должны были играть роли Короля, Королевы-матери и Наследника.
Разнарядка на следующий день — Миу продолжает сканировать книги, Стас с Мухтаром изготавливают мечи и хвосты. Стас еще изучает историю и корректирует сценарий. Линда работает с основным составом актеров, Шурртх с массовкой ставит батальные сцены. Марта ведет закупки тканей, руководит шитьем двух занавесов, задника, костюмов и прочего.
Шеф отдыхает. Отдыхает! Без вариантов отдыхает, и это не обсуждается! Не хочет отдыхать — получит в задницу шприц снотворного и проспит весь день.
Ну есть на свете справедливость?
После общей планерки прошу задержаться Миу, Марту, Стаса и Мухтара. Разумеется, Линда с Петром тоже остаются.
— Миу, ты готова пройти второй курс обучения под шлемом? Клянусь, такого ужаса, как в первый раз, не будет.
Напугал до полусмерти. Задрожала, ушки повисли. Как же сильно ей в первый раз досталось.
— Если хозяин прикажет, рабыня согласна на все… — глазки в пол,
слезки капают.
Ох, боже мой. И что теперь делать?
— Миу, ты не рабыня, а где-то, как-то, моя жена. И приказать тебе я не могу. Ты сама решаешь. Получилось так, что в первый раз мы тебя обманули… — прижимаю дрожащую тушку к себе. — Но если ты не решишься на второй, то так и будешь бояться.
— Но мне страшно. Хозяин, прикажи.
Вот это оборот.
— Не могу, маленькая. Права не имею. Ты сама, только сама.
Линда вскакивает, со скрипом оттаскивает стол в сторону, становится на колени перед Миу.
— Хочешь, я первая сяду под колпак и получу твою запись? Ты увидишь, что ничего плохого со мной не произойдет. Ну, подними глазки.
— Если хозяин будет рядом… Будет держать меня за руку,
— пролепетала Миу и расплакалась в голос. Ох, боже-ж мой, мексиканский сериал… Пересаживаю Миу себе на колени и успокаиваю губами. Целую в носик, в глазки. Девочка доверчиво прижимается ко мне, и от этого чувствую себя подлецом.
— Я буду рядом. Ты готова?
— Ради хозяина рабыня на все готова. Рабыня хочет быть достойна хозяина, — опять слезы, шмыгание носом.
Поднимаю ее и несу… Нет, не в медотсек. На крыльцо. Сажусь на ступеньки, любуюсь закатом.
— Миу, никто не хочет тебе зла…
Сжав руку, она останавливает меня.
— Никто не хотел рабыне зла и в тот раз. Но зло случилось. Это
звезды… Рабыня забыла свое место, забыла, кто она. Звезды ей напомнили.
Рабыня боится, что еще не заработала прощения. Но ради хозяина она готова пойти на боль. Искупить вину… Если хозяин прикажет…
Звезды, значит. Ну, раз малышка адекватна, все намного проще.
— Миу, не знаю, как ты говоришь со звездами, но они уже простили тебя. Я точно знаю. На самом деле вторая запись уже была. Первая не удалась, тебе стало плохо. Я накормил тебя сахаром и ты уснула. После этого мы как следует поработали, исправили все ошибки и провели повторную запись, чтоб убрать вред от первой. Она удалась, и ты сразу пошла на поправку. А я — наоборот…
— Госпожа Марта правду сказала, что хозяину было больнее, чем
рабыне?
— Раз сказала, значит, так и есть. Я тебе говорил, что от этого
еще никто не умирал?
— Да, хозяин.
— Так вот, я чуть не стал первым! А-а, все это в прошлом. Посмотри, как красиво. Какое небо, озеро. Ты видела когда-нибудь такую красоту? А пальмы?
Но Миу смотрит не на пальмы, а вверх, в небо.
— Звездочка. Я загадала, если увижу звездочку, значит, все будет хорошо.
Рановато что-то для звездочек. Задираю голову. В лучах закатного солнца на высоте 20 километров сверкает наш антиграв-ретранслятор номер два. Пусть будет звездочка…
— Я тебе говорил, что ты чудо?
— Ночью.
— А теперь днем говорю.
— Хозяин, если мне этого не избежать, то пусть все быстрее кончится.
Старые рабыни говорят, ждать наказания страшнее, чем под плеткой у столба стоять. Только… будь рядом, прошу.
— Ох… — несу свою половинку в медицинский отсек. По пути захожу на камбуз, вручаю ей сахарницу, втыкаю в сахар столовую ложку.
— Марта! Мы готовы, — отпускаю Миу, забираю сахарницу и ставлю на почетное видное место. Миу, прижав локти к бокам, трусит в ванную, включает воду. Марта щелкает тумблерами, оживляя аппаратуру. Весь экипаж просачивается в комнату и рассаживается в ряд на кушетке. Пока Марта надевает на Миу шлем, пододвигаю к креслу стул и, как обещал, беру Миу за руку. Настройки аппаратуры проверяют сначала Мухтар, потом Стас. И все это в мертвой тишине.
— Пускаю запись, — сообщает Марта.
Сама запись занимает совсем немного времени. Подготовка длилась дольше. Выждав минут пять, Марта проводит контрольное считывание.
— Сто процентов, — объявляет она и снимает с Миу шлем. — Завтра ты сможешь читать и писать по-русски. А сейчас лучше всего ложись спать.
— Как себя чувствуешь? — спрашиваю я.
— Думается легко и весело. Голова совсем не болит.
— Так и должно быть. Скоро заболит, — «утешает» Линда и уводит Миу в ванную сушить феном прическу.
— Парни, а вы что сидите? Кино закончилось, — вредничает Марта. — А вас, уважаемый шеф, я попрошу остаться.
Прохожу полный курс обследования. Теперь из зрителей на кушетке только Миу да Линда.
— Ну как?
— Удивительно! Шеф, или у тебя мозгов вовсе нет, или они из кости сделаны. Церебральным хворям угнездиться негде. Практически здоров. Еще день постельного режима, и выписываю, — сообщает Марта.
— Свобода! Нас встретит радостно у входа! — цитирую я не помню кого. — Миу, как головка?
— Болит, но не сильно. Неприятно чуть-чуть.
— Максимум будет через час-полтора, — информирует Марта.
— Тогда идем спать.
Спать Миу не хочет. Выходим на крыльцо, любуемся звездами. Ночами в пустыне всегда звездно, но сегодня — особенно. Наверно, потому что местной луны нет.
— Вот там — девять звезд — звездный Сарфах, — рассказывает Миу. — А над ним — охотник. Он целится в файрака. Правда, глупый? Файрак хитрый и злопамятный. А с другой стороны неба — рыбак. Он забрасывает сеть.
Мы долго сидим, обнявшись. Я слушаю легенды о звездах и созвездиях, пока Миу совсем не замерзла, несмотря на полу махрового халата, которой я ее прикрыл. Ночи в пустыне холодные.
— Идем спать, пушистик.
В комнате Миу оглядывается на свой угол, но подстилки там нет.
Странно, я ее не убирал.
— Хочешь спать одна? Голова сильно болит?
— У хозяина одеяло слишком теплое.
— Что ж ты сразу не сказала? Возьмем тонкое. А как головка?
— Хозяин сказал правду рабыне. Звезды ее простили.
Утром в камбузе столпотворение. Народ придумал новое развлечение. Очередь с подносами к киберкоку. На раздаче — Миу. По складам вслух читает меню и заказывает выбранные блюда. Беру поднос, становлюсь в конец. Получаю свои два стакана молока.
— Стас, это нормально, что Миу по складам читает?
— Немного тренировки — и освоится. А ты себя не помнишь?
— Я научился читать в четыре года. Задолго до ментообучения.
— У-у-умный! А я себя в этот период не помню. Но с Миу все как
положено. Я же добивался минимального объема инфопакета, поэтому никакого скорочтения, ничего лишнего. Три класса начальной школы — и все. Вся социология, все наши этикеты и реалии обрезаны.
— Какая социология?
— У шефа не проклюнулся интерфейс шестого массива и выше,
— комментирует Марта. — Совсем!
— Счастливый! — туманно намекает Стас.
— Это почему?
— Многие знания умножают печали. Так вот, вместе с начальной школой идет информация, в какой руке вилку держать, как улицу правильно переходить, когда нужно в транспорте старшим место уступать. Много бытовой повседневной информации, которая Миу совсем не нужна. Здесь политесы другие, и два набора правил в голове будут только сбивать.
— Убедил. Миу а ты как, в норме?
— Хозяин, столько нового! У вас яма — это яма. А по-японски яма
— это гора. Фудзияма. Смешно, правда? А еще — караван-сарай. Сарай — это дворец! Я родилась и жила в сарае. Расскажу папе — вот он удивится!
— Удивительно! Знал, что Бахчисарай — сад-дворец, но никогда не задумывался.
Миу радуется и заражает своим оптимизмом всех. Но Марта неприступна.
Тверда как скала. Я остаюсь дома со Стасом, а остальные улетают.
День ничем не отличается от вчерашнего. Страхую членов группы и намечаю планов громадье. Из новостей — на днях состоится королевская охота на файраков. Мы все приглашены. Наложницы Шурртха изъявили желание участвовать в мистерии. Хозяин труппы дал добро. В массовке много народа не бывает. Марта посоветовала ювелиру украсить ошейники рабынь стразами. Типа, реклама продукции и престиж дома. Ювелир идею оценил. Теперь у рабынь вместо наглухо заклепанных будет по два легкосъемных ошейника — для дома — дорогой и для походов на рынок — дешевый.
А еще хитрец пустил слух, что в город с караваном особым заказом пришла партия камней удивительной огранки и чистоты.
Отобрал два десятка военных и революционных песен двадцатого века.
Переводить и адаптировать поручу Миу. А Стас выберет место в сценарии, куда их вставить. Еще сплагиатил великолепный кусок из начала фильма “Оптимистическая трагедия» Самсонова. Могучие люди жили в двадцатом веке.
Заблуждались, ошибались — но с каким размахом!
Возвращаются родные и близкие. Петр выгружает из багажника охапку коротких изогнутых луков — для стрельбы из седла — и арбалетов. Охотничий инвентарь. Наполняем песком три десятка мешков из самозатягивающейся пленки, складываем из них стенку, вешаем мишени и стреляем с двадцати пяти метров. Черт возьми, я в детстве из рогатки лучше стрелял!
В общем, из лука лучше всех бьют Мухтар и Линда, из арбалета — я и Марта. Но когда Мухтар сажает Линду себе на плечи, изображая скакуна, все стрелы идут в молоко. Живите долго и счастливо, пустынные файраки. Смерть от наших стрел вам не грозит.
— Марта, возьмешь земное оружие с автоматическим прицелом. Тебе нельзя терять авторитет.
— Все возьмем, — смеется Петр. — Что за охота, если добычи нет?
— Мальчики, если остальные вельможи стреляют так же, как вы, то мы все надеваем под одежду защиту. Жертвы дружественного огня мне не нужны, — заявляет Марта.
— Док мудра! — соглашается Стас.
— Не столько мудра, сколько ленива и предусмотрительна, — смеется Марта. — Вовремя проведенная профилактика спасает врача от долгих бессонных ночей у койки больного.
С шутками и песнями идем ужинать. Под бурные аплодисменты Линда дарит Миу планшетку.
После ужина Миу бродит по дому и читает все надписи подряд. Не знал, что их так много. Не знал, что четверть из них даже Стас не может объяснить. Что такое, например, «Эжектор БКВ авт»? Или «КПУ от ППУ»?
Посоветовал Миу у Петра не спрашивать. Вдруг и он не знает? А репутация капитана должна быть безупречна. Миу весело сверкнула глазами и ускакала читать надписи в мастерскую.
В два часа ночи проснулся и обнаружил, что Миу еще не ложилась. Обнаружил ее в гостевой комнате. Миу раскрыла наспинный люк тяжелого десантного скафандра, изображавшего стражника у двери в день прилета ее папы. В шлеме есть маленький, на десять строк, служебный экран. Так вот, Миу сумела вызвать на этот экран инструкцию по использованию
скафандра и читала ее как захватывающий приключенческий роман. И это — в неудобнейшей позе. Стоя на стуле, прогнувшись и засунув голову и грудь в скафандр.
— Рыжик, этот скафандр от тебя никуда не убежит. А завтра рано
вставать. Идем спать.
— Как прикажет хозяин, — Миу неохотно вылезает из скафандра.
— А вот не буду приказывать, — ухмыляюсь я. — Хочешь — продолжай, хочешь — ложись спать. Как там у тебя? «Хорошая рабыня сама знает, что дОлжно делать!»
На секунду на мордочке Миу появляется растерянность. Но только на секунду. Трется щекой о мое плечо, и — рука в руке — идем в каюту.
До Дворца летим все вместе. Во Дворце задерживаемся на четверть часа, демонстрируем заинтересованным лицам меня, живого и здорового. Миу поднимается наверх сканировать книги, а Фаррам присоединяется к нам. Очень уж интересные слухи долетают до Дворца из города.
Там, где Фаррам, там два десятка охраны. Так и пылим до города — впереди грав, за ним — кавалерия с развевающимся штандартом Владыки.
Артисты и рабы массовки, бросившиеся приветствовать грав,
настороженно замолкают, увидев гвардейцев охраны.
— Как приветствуют Владыку? Третья сцена. Три-четыре! — командует Шурртх.
— Барра! Барра! Барра! — дружно ревут, смешавшись, рыжие, серые и черные рабы массовки, вздымая к небу деревянные мечи. А у кого нет — просто руку с грозно выпущенными когтями.
— Это что, военачальников будут приветствовать сразу обе армии? — удивляется Владыка.
— Точно так, — объясняют ему. — Это же театр! Одна армия на сцене, вторая — за кулисами. Так народное ликование громче звучит.
Идем на задний двор. Петр и Шурртх подзывают каскадеров, и те показывают уже отрепетированные батальные сцены. Три поединка один на один, сцену уничтожения дозора рыжих и взятие рыжими крепостной стены.
Настоящие, хорошо поставленные трюки, как в кино! Правда, на острие атаки сегодня идут Шурртх и Петр. Местные каскадеры еще не подготовлены.
Сначала выбегают лучники рыжих, осыпают защитников на стене тупыми игрушечными стрелами. После двух залпов быстро и организованно отходят.
Выбегает атакующая группа. Впереди — Петр, он держится за конец толстого шеста. Другой конец держат четыре прратта. Петр как бежал, так и побежал вверх по отвесной крепостной стене, крепко обхватив руками конец шеста.
Наверху на него набросились защитники. Как понимаю, толпой дружно втащили на стену. Но в следующую секунду он раскидал их, и уже рубится двумя мечами сразу. А стену атакует вторая группа. Теперь на шесте поднимают Шурртха. За атакующей группой рыжие бегом несут штурмовые лестницы. Петр
и Шурртх бьются против целой толпы защитников. Дают время атакующим подняться по лестницам. И вскоре падают, пронзенные мечами. Но рыжие уже на стене, их все больше и больше. Защитников оттесняют куда-то за кулисы. Победа!
— Трруд, а твои стражники могли бы так? — интересуется Владыка.
— Если неделю погонять — научатся. Один уже умеет, — кивает на
Шурртха. — Но реальные крепостные стены выше.
— Вечно ты все испортишь, — смеется Фаррам. — Молодцы, артисты!
Массовка отвечает троекратным ревом.
Линда ведет кастинг среди рыжих рабынь на роли второго плана, но со словами. Узнаем от нее, что со сцены нужно говорить так же, как в жизни, но в десять раз громче. Собственно, по силе голоса и идет отбор. Тихие и безголосые направляются шить занавес. Хор разучивает первую песню:
Слушай, селянин,
Война началася.
Бросай свое поле,
На бой собирайся!
Мы смело в бой пойдем
С рыжими биться
И мировое зло
Не возродится!
Сказать, что Фаррам был поражен — это ничего не сказать. Ну да, он же никогда не видел игрового кино со спецэффектами.
Наступило время обеда. Прозвучал гонг. Рабы откуда-то натащили низенькие, грубо сколоченные столы, выстроили их буквой «П». Принесли циновки. Женщины расставили миски, разложили лепешки и местные лопатообразные ложки. Все это быстро, но без суеты. Рабы принесли горячие котлы, поварихи щедрой рукой отмерили порции чего-то, напоминающего
густую похлебку с мясом и овощами.
Я заметил рыжего бунтаря, требовавшего у Миу нож. Машинально кивнул ему и приветствовал взмахом руки. Парень застыл с открытым ртом. Опомнившись, поклонился мне в пояс. Интересно, как я в местные авторитеты попал?
Столы, изображавшие верхнюю планку буквы «П», предназначались руководству театра, нам, Владыке и его охранникам. Миски и порции ничем не отличались от всех остальных.
Артисты и рабы расселись, на нас скрестились выжидающие взгляды.
— Начали! — скомандовал Фаррам и первым зачерпнул ложкой из
миски. Столы ответили радостным гулом. Застучали ложки. Ели громко переговариваясь. Тут и там слышался смех.
После обеда Фаррам решил вернуться во Дворец. Я вызвался проводить Владыку. Петр подогнал машину. Фаррам пригласил в салон Трудда
— Что ты думаешь об этих рабах? — спросил он, как только машина тронулась.
— Они не чувствуют себя рабами. Они дружат с рыжими.
— Могут ли они поднять бунт? Опасны ли они?
— У них есть дело. Они счастливы. Пока они объединены общим делом, бунтовать не станут. Может быть, потом, когда-нибудь…
— Слышал краем уха, у Линды какие-то планы насчет этих рабов.
Собирается купить всех, — закладываю я стажерку. — Вряд ли о них стоит беспокоиться.
Вечером еще раз посещаем Дворец, получаем скакунов и учимся ездить верхом. На заднем дворе среди хозяйственных построек есть небольшой манеж. Прибегает радостная Миу, зажмурившись от счастья, подставляет нос для чмока. Ей тоже подводят скакуна. Слуг и рабов на охоте будет больше, чем
господ. Они будут сопровождать охотников, бегать за добычей, подбирать стрелы. На привалах — готовить, ухаживать за скакунами.
Седло со стременами — великая вещь. В детстве на Земле катался на лошади без седла. Шагом — без проблем. Но на рысях соскальзываешь то вправо, то влево. Постоянно в напряжении. В седле чувствуешь себя королем.
Даже если скакун идет галопом. Однако, за два часа занятий успели натереть известное место. Марта обещала выдать всем специальные противомозольные штанишки. Обтягивающие, особоскользкие панталончики. Посмеялись, набиваясь в машину. Одного места опять не хватило, поэтому Миу снова ехала домой у
меня на коленях. И мурлыкала.
На планерке Миу попросилась со мной в Амфитеатр. Я посмотрел на Стаса.
— Миу столько насканировала, что я по-любому не успею все прочитать. Зато уже придумал для нее роль. Вторая сцена. Танцовщица исполняет танец живота перед Узурпатором и королями соседних стран. Затем они заключат военный союз.
Гмм… Соответствует местным традициям. Сначала — культурная
программа, потом — дела. Вроде, эпизод вписывается. Смотрю на Линду.
— Это будет классно! — заявляет худрук.
— Завтра едешь с нами, приступаешь к репетициям, — подвожу итог я.
— И-и-и! — Миу делает движение, будто бьет кого-то локтем сверху.
Настал день королевской охоты. После завтрака Мухтар раздает всем чешуйчатые двухслойные бронежилеты и бронештанишки камуфляжной раскраски. Со стороны посмотреть — тенниска с коротким рукавом и штаны до колен. Руки и ноги открыты, как и у прраттов.
Миу жалобно смотрит на меня. Облачаться в бронежилет ей не хочется.
— В нашей группе все должны быть одеты одинаково, — напоминаю я.
Вообще-то, слуг и рабов это не касается. Но цвета клана все равно надо соблюдать. Проблема в том, чтоб не пересечься по цветам с каким-нибудь знатным кланом. Наш цвет — камуфляж. Уверен, ни один клан до него пока не додумался.
— Ничего не готово, до премьеры меньше недели, а тут охоту выдумали, — возмущается Линда. Марта наотрез отказывается ехать на скакуне. Что-то не сложилось у нее с транспортом. Не могут решить, кто главный, рычат друг на друга.
— Шеф, мой байк темно-зеленого цвета. Почти камуфляж, Цвета клана. Ну? — убеждает она меня.
— Уговорила, красноречивая. Мы на охоте, ты на работе. Телохранитель. Охраняешь мою тушку. Тебе можно…
Цепляем на пояс огнестрелы, ножи, фляги, рации, навигаторы… Много! Мухтар чертыхается, все сбрасывает и заказывает всем портупеи-разгрузки. Теперь вес удачно распределен, не мешает двигаться. У Миу — как у всех, только нет подмышечной кобуры огнестрела. Не обучена еще. Стас, как всегда, на подстраховке.
— Выдвигаемся, — командую я. И мы веселой гурьбой выкатываемся на улицу. Петр подгоняет грав. Проверяем арбалеты, луки и стрелы в багажнике и занимаем места. Марта уже кружит в небе над нами.
Подлетаем ко Дворцу. Народу… Не меньше двух сотен охотников, а с рабами и слугами — за пять сотен будет. Медленно и осторожно, чтоб не напугать скакунов, садимся в уголке плаца. Петр выходит из машины последним, переключив автопилот на дистанционное управление. Теперь, если, например, скакун сломает ногу, Стас сможет подогнать машину к нам.
Дворцовые конюхи тем временем подводят нам скакунов. Вытаскиваем из багажника луки и арбалеты, цепляем к седлам.
На парадную лестницу Дворца выходит мажордом и объявляет, что выезд через четверть стражи. Миу жалобно смотрит на меня.
— Беги, только не опоздай! — уносится со скоростью ветра.
— Это где же столько файраков взять? — задает Линда риторический вопрос, оглядев толпу.
Отловив Шурртха, выясняю сценарий мероприятия. До места охоты чуть больше двадцати километров. Сначала кавалькада со Владыкой во главе пройдет через Столицу. На главной площади — народное ликование. Потом колонна пройдет саванну и выйдет на берег реки. Там слуги разобьют шатры, охотники сделают привал, перекусят, разомнут ноги. А дальше… Желающие могут поохотиться на файраков. А те, кто почувствовал себя плохо на жаре, у кого конь захромал, тетива на луке лопнула или еще что случилось, останутся в шатрах.
Через несколько часов охотники вернутся с охоты. Снова все перекусят. Вечером часть охотников снимет шатры и вернется в Столицу. А часть останется ночевать в шатрах. Или отправится на ночную рыбалку. И в Столицу они вернутся только завтра. Ближе к вечеру. После рыбалки ведь тоже надо отдохнуть.
— Блин! мы шатер не взяли, — огорчилась Линда.
— Я взял, — успокоил ее Шурртх. — Но мои хулиганки убежали на
ре-пе-тицию, так что готовить придется самим.
Четыре прратта на парадной лестнице извлекают из длинных труб громкие, пронзительные звуки. Охотники садятся на скакунов. Прибегает Миу с двумя набитыми седельными сумками. Помогаю ей прицепить их к седлу и подсаживаю саму.
Пожилой прратт в дворцовой форме с алым бантом на рукаве осаживает скакуна передо мной.
— Иноземцы, следуйте за мной. Я провожу вас на ваше место.
— Хорошая организация — залог успеха и процветания, — говорю я
ему, пришпоривая скакуна. Секунд пятнадцать он обдумывает мою сентенцию, фыркает, кивает и расплывается в улыбке. Легкой рысью обгоняем разноцветные отряды один за другим. Когда до головы колонны остается всего несколько кланов, наш провожатый сбавляет скорость.
— Вы следуете за сине-голубыми, за вами будут желто-бордовые.
Оглядываюсь. За нами идут салатно-зеленые, которых притормозил распорядитель с бантом, встраивая в колонну нас. Желто-бордовых не видно. Распорядителя — тоже. Из колонны по два мой отряд перестраивается в две шеренги по три. Я, естественно, в первом ряду. Слева Линда, справа — Марта
на байке. Мой скакун косится на байк и нервничает. Марта смеется и протягивает ему местный овощ, похожий на толстую морковку. Схрупав угощение, скакун начинает относиться к байку намного лояльнее.
— Перед вами кортеж Владыки и четыре клана. Вы — пятые, — приходит на имплант сообщение от Стаса. Задираю голову — высоко над нами парят три белые птицы. Эти орнитоптеры — глаза Стаса.
Нас догоняет распорядитель, встраивает между нами и зелеными всадников в желто-бордовом и снова исчезает.
— Владыка покинул свое место во главе колонны и беседует с главой серебристо-черного клана. Серебристо-черные — это ювенальная юстиция, — приходит доклад от Стаса. Не знал, что здесь такая есть.
Оглядываюсь на свою команду. Мухтар и Петр вовсю флиртуют с
Миу. Причем, говорят по-русски. Охотничьи байки. Как Петр охотился на ящероподов в болотах Гранута. Миу то в восторге, то в ужасе. Ящероподы эти размером с собаку. Под утро от холода становятся настолько вялыми, что их можно брать за хвост и тащить хоть десять километров. Так на них обычно и охотятся. Мясо очень вкусно, но для человека малопитательно. Самая сложная часть охоты — найти зверюгу. Маскируются они мастерски.
Наступишь — не заметишь. Но в рассказе они быстрые, опасные и размером не меньше скакуна.
— Владыка перешел к главе второго клана, — информирует Стас.
— Голова колонны вошла в город.
Нас догоняет представитель желто-бордовых. Стас сообщает, что это их глава. Линда уступает ему место рядом со мной. Получаю приглашение на ночную рыбалку. Завязывается беседа. Здесь рыбу ловят, забрасывая сеть с берега. Обещаю показать спиннинг и надувную лодку. Марта смеется, что вместе и потонем. Надувные лодки не для прраттов.
— Женщина, хочешь сказать, иноземцы в чем-то превосходят нас?
Ой, кажется, сейчас будет скандал.
— Лучше или хуже — не знаю, — улыбается Марта во все тридцать два.
— Мы разные. Покажи ладонь. — И сама демонстрирует ладошку.
Не понимая, в чем подвох, Прратт демонстрирует свою. Так, как он зол, кончики когтей то появляются, то исчезают.
— Видишь, у меня когтей нет, а вы, чуть что, когти выпускаете,
— комментирует Марта.
— Да. И что?
— У надувной лодки борта тоненькие. Их делают из тряпки с пропиткой. Ты, уважаемый, их проткнешь — не заметишь.
Прратт смотрит на свои когти, словно в первый раз увидел. Переводит удивленный взгляд на меня.
— Марта права. Я об этом не подумал. Вам придется надевать толстые перчатки, что ли, — подтверждаю я. — Не бери в голову, что-нибудь придумаем.
Тут к нам подъезжает Владыка. Желто-бордовый деликатно уступает ему место и возвращается к своим.
— Рад, что вы все смогли присоединиться к нам, — говорит Владыка.
— К сожалению, не все. Стас остался в железном доме.
— С ним что-то случилось?
— Нет, он просто на дежурстве. Кто-то из нас всегда должен
оставаться на дежурстве. Если наши друзья захотят с нами поговорить, а никто не откликнется, возникнет паника. Они оповестят всех, кто поблизости, те бросят все дела и полетят нас спасать.
— Сразу?
— Ну, часа два-три будут вызывать, потом какое-то время уйдет на сборы. Но вылетят в тот же день. Такие у нас правила. Я ведь говорил, что мы посещаем очень опасные места. Это здесь повезло, можно отдохнуть душой и телом. А встречаются места, где ни на полвзоха нельзя расслабиться. Там с гор текут огненные реки, и с неба падают раскаленные камни. Там воздух пахнет серой, а вместо дождя на землю сыпется пепел.
— Я знаю, о чем ты говоришь, — кивнул Владыка. — Мы называем эти огненные горы вулканами.
— А о плавающих в океане ледяных горах ты слышал?
— Да, мореходы рассказывали о них.
— Тебя ничем не удивить, — развожу я руками.
— Ближе к площади вижу на крышах лучников и арбалетчиков в форме стражников Дворца, — сообщает Стас. — Обмениваются сигналами флажками. Ведут себя спокойно.
Привстаю на стременах, делаю вид, что высматриваю что-то впереди.
— Прости, друг, ты приказывал стражникам подняться на крыши домов?
— Надо Трруда спросить, — Фаррам тоже всматривается вперед. — Кого ты видел?
— Лучника и арбалетчика в форме охранников Дворца. Сейчас не вижу.
По нахмуренному лицу Владыки понимаю, что ему это не нравится.
— Линда, скачи вперед, найди Трруда, спроси, посылал ли он лучников на крыши, — командую я. Линда пришпоривает скакуна, но тут же придерживает.
— Я не знаю Трруда.
— Стас подскажет.
Кажется, глупость ляпнул. На бронежилетах нет видеокамер. Глаза Стаса — только три птицы. Уши — наши импланты. Ничего, Линда разберется.
Замечаю, что одна из птиц резко пикирует к голове колонны.
— Кортеж Владыки проходит под стрелками на крышах. Стрелки ведут себя спокойно, — докладывает Стас. — Смотрят вниз, но за оружие не хватаются.
Улица здесь широкая. Дома каменные, за деревянными заборами. Крыши плоские, используются как веранды. Несколько трехэтажных возвышаются по обеим сторонам улицы над двухэтажками. Понятно, ставить высотки без лифтов — себе дороже. Опять же, воду ведрами наверх таскать…
На крышах трехэтажек кто-то есть. Хозяева ли погулять вышли, или стражники — попробуй, разбери.
— К бою! — бьет по нервам вопль Стаса. — Прикройте Владыку!
Четыре дня.
Четыре дня меня никто не беспокоил.
Я тренировал позу для медитативной практики. Я не Су Джин, мои ноги не приспособлены для подобного сидения. Я выдерживал час, от силы два, потом приходилось вставать и разминаться. Пил воду и смотрел на подносы с едой, тренируя волю. Хотя …
Мне просто не хотелось есть. Я вспоминал самые счастливые моменты жизни со своей любимой женщиной. Я прощался.
Это очень важно. Вся эта обманка с охранником — последний козырь в их колоде. Последняя карта, которую они могут разыграть. Я знал, что они наблюдают за мной двадцать четыре часа в сутки. Они ждут, когда надежда заставит меня поверить в то, что я выиграю.
Старые грязные психологические игры.
За мной пришли на пятый день.
На этот раз меня вывели в тюремный двор и показали самую желаемую картину. Двое молодых людей были зафиксированы возле стены магнитными кандалами. Рядом с ними стояли мой бывший лучший друг Лерой Демпси и сотрудник дипкорпуса Мишель Гёсснер. А в стороне от них, окружённая пятью личными телохранителями, стояла Лизз.
— Здравствуй Майкл! — улыбнулась она. — Ты прекрасно выглядишь!
На самом деле прекрасно выглядела она. Если бы она не была моей бывшей женой, я бы подумал, что это сверстница Су Джин. Строгий деловой костюм будил эротические фантазии о суровой учительнице и непослушном ученике. Тем более, я знал, какое бельё скрывается под верхней одеждой. И мозг мог сколько угодно твердить, что на самом деле ей пятьдесят, и это тело пережило уже, наверное, сотню пластических и омолаживающих операций.
— Ты восхитительна, Элизабет! — честно ответил я.
— Знаешь, ты был лучшим мужчиной в моей жизни! — Её сожаление было искренним.
Этому нас тоже учили. Дипломат всегда должен говорить искренне. Любую ложь. И его сердце в этот момент должно выдавать требуемые эмоции.
— Я так понимаю, что идея надавить на меня через Су Джин принадлежит тебе?
— Ну что ты? Это идея Мишель. Я протестовала, но осталась в меньшинстве. У меня есть даже копия совещания, на котором принималось решение.
Лизз потянулась к своему наручному комму, подтверждая правдивость слов. Я посмотрел на Мишель Гёсснер. Она была в ступоре от ужаса и отчаянья. Лерой улыбался чуть ли не до ушей — ловил кайф от релаксантов. Молодые люди, изнасиловавшие мою женщину, были парализованы.
— Кто ты сейчас? — спросил я у Лизз.
— Советник Федеративного Секретаря, — беспечно ответила Элизабет.
Это самая вершина власти. Не той, которая избирается раз в семь лет ходе ритуальных голосований, а настоящей. Впрочем, её семья правила бессменно вот уже несколько столетий, всё время оставаясь в тени. Таковы правила игры, неизвестные наивному избирателю.
— У нас осталось мало времени, Майкл. Давай решим все вопросы сейчас. А потом сможем поболтать за жизнь. Может, даже переспим по старой памяти. Ты можешь делать со мной всё.
Если бы она произнесла эту фразу ещё три года назад, меня бы охватила волна эротических фантазий от лёгкого до жёсткого садо-мазо. В этом Лизз была мастерица, заставляя меня сходить по ней с ума.
Я взял пистолет, протянутый охранником, и выстрелил в головы четырём приговорённым. По одной пуле на каждого. Потом посмотрел на Лизз, опустив пистолет вниз.
— И всё? — удивилась моя бывшая.
Она знала меня совершенно другим человеком.
— Нет. Я обещал, что, если изнасилуют мою женщину, я убью всех, кто принимал решение.
— Я же была против, — как маленькому ребёнку объяснила мне Лизз.
— Это детали, — хмыкнул я.
— Ну так стреляй! — пожала она плечами. — Чего ждёшь?
Я поднял пистолет и выстрелил. Осечка. Потом ещё одна. Кончились патроны.
— Майкл, ну нельзя же быть таким наивным! — Лизз превратилась в игривого котёнка. — Ты что, действительно думал, что сможешь убить меня? Кстати, зачем ты включил в свой чёрный список нашего сына? Ты ведь в курсе, что Арнольд твой сын, а не Лероя?
Это был по-настоящему сильный удар. Я почувствовал, как останавливается моё сердце. Действительно. Всё сходилось. Так и было задумано ещё одиннадцать лет назад. А я-то, дебил, верил, что мне выпал счастливый билет. Что через постель жены я добьюсь всего. Только через эту постель мне вживили крючок под жабры.
Пистолет выпал из моей руки. Лизз торжествовала. Я протянул опустевшую руку охраннику, безмолвно требуя новое оружие.
— Майкл, котик, ну признай уже, что проиграл! — томно протянула Лизз.
Десяток выстрелов слились в один, и её охрана упала на землю с простреленными головами. Моя бывшая успела только моргнуть, когда в мою протянутую руку легла рукоять нового пистолета. Наверное, надо было насладиться моментом и наказать тварь, испортившую мне восемь лет жизни, но я всё ещё считал, что со мной играют.
Я выстрелил ей в голову.
Она упала, так и не успев осознать, что впервые в своей жизни проиграла. Я подошёл вплотную к её телу. Мой конвоир, поделившийся своим табельным оружием, фиксировал всё на клирианский мнемокристалл. Он тоже подошёл к телу моей бывшей, взял в капсулу немного генетического материала из пулевого отверстия во лбу, и зафиксировал капсулу клирианской печатью.
Подделывать клирианские устройства мы до сих пор не научились, так что в этом плане всё было сделано правильно.
Я снял с руки Лизз персональный комм и посмотрел запись, которую она подготовила для своей защиты. На ней совещались шесть человек, включая мою бывшую. В моём списке было четверо из них. Я перекинул информацию на комм конвоиру.
— Господин Эрли? — поинтересовался он.
— Здесь есть двое не указанных. Опознать и уничтожить вместе с прямыми генетическими потомками.
— Есть, сэр! — не задумываясь, отсалютовал мне конвоир.
До точки невозврата оставалось два с половиной дня.
* * *
Его зовут Алекс Нестероф. Ему тридцать пять. Он был полковником галактразведки. И это он устроил заговор, вытащивший меня из тюрьмы.
Теоретически подобное считалось невозможным. Всем нашим военным вживляются психоблоки, запрещающие применять насилие в отношении гражданских лиц и представителей власти. Военные слишком хорошо вооружены и обучены применению насилия, поэтому такое серьёзное нарушение гражданских прав против них, как коррекция личности, стало нормой.
Никто не мог предвидеть случившегося.
Алекс встретил меня у ворот тюрьмы. Он прилетел на планетарном десантном боте и тут же перешёл к делу.
— Майкл, ты должен возглавить правительство Земли. У тебя минут десять, или я ни за что не отвечаю.
— Какое правительство? — поперхнулся я от такого напора.
— Легитимное, — объяснил он мне, как малолетнему дебилу. — Мои люди должны знать, что подчиняются закону.
Ну да, он же военный. Для него всё просто.
— Я объявляю себя Диктатором. С этого момента вся исполнительная, законодательная и судебная власть в Земной Федерации подчиняются мне, как верховному главнокомандующему. Любые лица, нарушающие мои приказы или саботирующие их, или выступающие против меня, являются государственными преступниками.
— Так годится? — перешёл я на обычный человеческий язык после официального пафоса.
— Да, спасибо! — просиял Алекс. — То, что нужно.
Теперь все поступки его людей приобрели легальный характер и им не грозила кома в результате выполнения действий, противоречащих установленным психоблокам.
Почему я назвался Диктатором? Наверное, чтобы наказать себя за последующие действия. Диктатор — это ведь самое страшное для политика ругательство. Диктаторы прошлого уничтожали сотни тысяч и миллионы своих сограждан и граждан других государств.
Я собирался уничтожить не менее сотни человек, включая женщин и детей. Включая собственного сына. Я стал чудовищем в глазах человечества, так зачем же тешить себя самообманом?
Главарь гангстеров Чемпион — единственный персонаж повести, который не присутствует на её страницах. Он только упоминается, но тем не менее роль играет очень важную.
«— Слыхали про Чемпиона? Ещё бы не слыхали?..» — с гордостью заявляет Хинкус. (с. 167). По словам Мозеса, власть этого бандита почти беспредельна: «Он попытался переменить местожительство. Это не помогло». /
(с. 184) «Бежать в другой город, в другую страну не имело смысла: он уже убедился, что рука у Чемпиона не только железная, но и длинная».
(с. 185)
И ещё:
«Мудрый Чемпион предъявил злосчастной жертве показания восьми свидетелей /…/ плюс киноплёнку, на которой была запечатлена вся процедура ограбления банка, — не только три или четыре гангстера, готовых пойти на отсидку за приличный гонорар…» (с. 185)
Честно говоря, с трудом представляю себе преступника, обладающего такой властью. Почему тогда о нём вообще знает и ищет его полиция? Это во-первых. А во-вторых, на что идёт эта невероятная власть?
«В конце концов, как это всегда бывает,» к Мозесу «явились и предложили полюбовную сделку. Он окажет посильное содействие в ограблении Второго Национального, ему заплатят за это молчанием. /…/ Через месяц» Чемпион «объявился вновь. На этот раз шла речь о броневике с золотом». (с. 184-185)
«Послушай, зачем тебе столько денег?»
Своими дерзкими ограблениями Чемпион сразу заимел множество врагов. Это, во-первых, полиция, которая подобные дела расследует годами и не церемонится с подозреваемыми. (В порядке вещей, к примеру, похищение и пытки, не говоря уже о чудовищном давлении на свидетелей и осведомителей.) А, во-вторых, преступный мир, которому зверствующая полиция мешает спокойно обделывать тёмные делишки, и который, кстати, понимает, что выдав Чемпиона, искупит прошлые и будущие грехи. Так что вроде бы Чемпиону после этих ограблений стоит залечь на дно, пока всё как-то не уляжется.
Но знаменитый преступник не успокаивается. Он, скорее всего, похищает вертолёт и устраивает погоню за несчастным пришельцем в лучших гангстерских традициях. Мозес с соратниками явно нужны ему для новых громких злодейств. Мотив у Чемпиона может быть один. Страшнейший риск ради ещё большей власти (хотя большую власть мне представить сложно). И пришельцы служат тому средством. Кстати, не пришельцы, а нечистая сила:
«Вельзевул [то есть Мозес] — он ведь не простой человек. Он — колдун, оборотень! У него власть над нечистой силой…» (с. 168)
Впрочем, это, может быть, личное мнение Хинкуса, но затем:
«Свинцовой пулей оборотня не возьмешь. Чемпион с самого начала на всякий случай подготовил серебряные бананчики, подготовил и Вельзевулу показал…» (с. 169)
«Вот тебе и первый контакт. Вот тебе и встреча двух миров». (с. 179)
==Наемный работник==
Чемпиона, как уже писалось, нет в тексте повести. Зато есть, так сказать, его представитель, Хинкус. Присмотримся к нему повнимательнее.
При первом своем появлении он отчаянно ругается с таксистом из-за пяти крон:
«— Да за двадцать крон я куплю тебя вместе с твоим драндулетом! /…/ Вымогатель! Дай мне свой номер, я запишу! /…/ Что за чертовы порядки в этом городишке?» (с. 34-35)
По сути Хинкус совершенно прав. Но в специфической атмосфере отеля (где, как ни странно, не принято считать денег) он раз и навсегда стал чужим. Другие постояльцы относятся к нему со сдержанной брезгливостью:
«А, это такой маленький, жалкий…» (с. 90)
«Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать». (с. 96)
«Давешний, закутанный до бровей в шубу человечишко…» (с. 36)
Но всё это только маска. На самом деле он, повторяю:
«/…/ настоящий ганмен в лучших чикагских традициях». (с. 165)
На допросе Хинкус делает вид, что о пришельцах (а также оборотнях и нечисти) не знает практически ничего. Только с чужих слов:
«А у него вся чародейская сила пропасть может, если он человеческую жизнь погубит. Чемпион нам так и сказал». (с. 169)
Но однажды проговаривается. Говорит о Вельзевуле (господине Мозесе):
«— Я его в разных видах видал, и толстым, и тонким. Никто не знает, какой вид у него натуральный…» (с. 167)
И когда вы, милейший Хинкус, все это повидали? (Напомню, знакомство пришельцев и гангстеров длится около двух недель.) Впрочем, а всех ли гангстеров?
«Примерно два месяца назад господин Мозес /…/ начал ощущать признаки назойливого и пристального внимания к своей особе. Он попытался переменить местожительство. Это не помогло. Он попытался отпугнуть преследователей. Это тоже не помогло. /…/ Свидетельства агентов Чемпиона, пострадавших при столкновении с роботами…» (с. 184)
Очевидно, перед нами один из анонимных «преследователей» и «агентов». Приятно познакомиться, мистер Хинкус.
А впридачу пара косвенных улик. Мозес характеризует Хинкуса, как «опасного гангстера, маньяка и садиста» (такие яркие слова о незнакомом человеке, пусть даже бандите), а робот-Ольга легко, уверенно (и, скорее всего, не в первый раз) принимает личину Хинкуса и только Хинкуса.
В отличие от Чемпиона, самому Хинкусу явно не нужны никакие контакты с пришельцами (или как их там). Он «наёмный человек» (с. 147) и только исполняет приказы.
С гангстерами разобрались. Но неужели пришельцы больше ни с кем не контактировали? Присмотримся внимательнее к отелю «У погибшего альпиниста» и его хозяину. Возможно, база пришельцев не случайно стоит рядом с ним.
Отель «У погибшего альпиниста» находится в тупике («Здесь тупик. Отсюда никуда нет дороги» (с. 31)) и связан с миром (и Мюром) лишь узким Бутылочным Горлышком и телефонными проводами (и то, и другое периодически прерывается). Одно это сводит к минимуму число случайных посетителей, кои кормят большинство отелей. Однако этого мало.
Начнём с названия отеля (который когда-то имел совершенно нейтральное имя «Шалаш»): сначала «У погибшего альпиниста», затем «У космического зомби». Мрачноватенькие, не правда ли? (Кстати, а если кто-то не обратит на это внимание, тут же появляется хозяин, который всё весьма подробно объяснит.) И ещё у хозяина отеля Алека Сневара нет слуг, за исключением Кайсы:
«/…/ Этакая кубышечка, пышечка этакая лет двадцати пяти с румянцем во всю щеку, с широко расставленными и широко раскрытыми голубыми глазами…» (с. 9)
«Была она в пёстром платье в обтяжку, которое топорщилось на ней спереди и сзади, в крошечном кружевном фартуке, руки у неё были голые, сдобные, и голую сдобную шею охватывало ожерелье из крупных деревянных бусин». (с. 13)
При одном взгляде на служанку любая благопристойная дама хватает своего мужа в охапку и тащит вон.
Может, Кайса привлекает одиноких мужчин? Вспомним, как относится к ней Глебски. В начале повести: «Пышечка-кубышечка на фоне постели выглядела необычайно заманчиво. Было в ней что-то неизвестное, что-то ещё не познанное» (стр. 12). И ближе к концу: «Я поздоровался с [Кайсой] отнаблюдал серию ужимок, выслушал серию хихиканий» (с. 157)… Всего за два дня Кайса успела инспектору надоесть.
Иными словами, хозяин отеля принимает исключительно завсегдатаев, а случайным посетителям даёт от ворот поворот.
Как же у него обстоят дела? Посчитаем. На дворе март месяц, грязи и слякоти в помине нет, самое раздолье для любителей лыж, а в отеле «на двенадцать номеров» (с. 112) (будем пока исходить из того, что гангстеры и пришельцы здесь случайно) налицо всего четыре наличных (и возможных) завсегдатая: дю Барнстокр, Симонэ, чадо и Глебски. Отель на две трети пуст. Неужто окупается?
И ещё один фактик. На словах хозяин весьма печется об экономике.
(«— Передатчика у вас нет? /—/…/ Это мне невыгодно», с. 134. Этим же объясняется отсутствие слуг, даже когда девять из двенадцати номеров занято и близится приезд ещё минимум двух человек), а на деле сама обстановка в отеле (ни разу не упоминается ни об учете расходов, ни о плате) говорит об обратном. Учитывая расположение, в отеле должен быть большой запас продуктов (человек на десять на одну неделю), что тоже не очень-то выгодно, и, наконец «одной только фирменной настойки», заготовленной осенью и пролежавшей полгода без движения, «сто двадцать бутылок» (та же с. 134). Нет, экономикой здесь явно и не пахнет.
Выходит, есть некий спонсор, который щедро оплачивает все расходы. А кто? Исходя из сюжета, только пришельцы, больше некому.
Проверим, есть ли «особые связи» между Сневаром и Мозесом.